Бабушка любила рассказывать, как она в детстве бинтовала ноги, прокалывала мочки ушей, вспоминала, как меняла прическу и «очищала лицо», выщипывая волоски перед тем, как сесть в паланкин и ехать в дом жениха. Ни Пин (только одна Ни Пин) внимательно слушала эти рассказы, казавшиеся ей очень интересными, при этом она думала о том, что так, наверное, происходит и на самом деле, потому что в жизни все бывает; в ней может случиться все что угодно, может произойти любое событие или, наоборот, ничего не произойдет и все останется по-прежнему, а может быть, и вовсе исчезнет, и человеку останется лишь то, что он успел догнать и схватить.
На ярмарке бабушка непременно покупала внучке чашку чая, настоянного на цветах корицы, или миску жирного бульона, сваренного из говяжьей мозговой кости, или черные пастилки из сушеного абрикоса, или коричнево-желтые кисловатые финиковые конфеты самых удивительных форм. Девочке особенно нравились именно эти два вида сладостей, впрочем, она радовалась и другим, например тонюсеньким палочкам сластей, правда немного кисловатым и вяжущим рот. Иногда бабушка покупала сплетенный из разноцветных шнуров шарик, или пирожок-цзунцзы, или какое-нибудь украшение для волос. Ни Пин, конечно, никогда не забыть, как бабушка однажды повела ее к торговцу, который промышлял продажей зелья для выведения родимых пятен. Жил он позади Байтасы. Девочка увидела белый кусок холстины с нарисованным на нем лицом, сплошь усыпанным родимыми пятнами. Оказывается, пятна не только способны обезобразить наружность человека, они также являются дурным знаком, потому что плохо влияют на судьбу человека. Различные родимые пятна назывались по-разному: «пятно слез» говорило о злосчастной доле; «пятно еды» предопределяло склонность человека к гурманству; «пятно богатства» — способность к обогащению. Были родимые пятна других названий. На личике Ни Пин, которое можно назвать скорее кругленьким, чем продолговатым, над правой бровью — родимое пятнышко. Как считает бабушка, это знак несчастья, а потому пятно надо непременно вывести. И вот Ни Пин вместе с бабушкой идет к лекарю. Специалист по выведению родимых пятен открывает небольшой флакон и зубочисткой достает из него розовый шарик, который он тут же и прикладывает к родимому пятну. Спустя несколько секунд девочка чувствует жжение, словно надбровье вдруг опалило огнем. От боли она кривит рот и скрипит зубами, все тело покрывается потом, но она старается не плакать, так как уважает бабушку. Через три дня родинка исчезает, а на ее месте остается лишь небольшая ямка, похожая она оспину. Даже через неделю ранка, если ее потрогать пальцем, болит. Вдруг спустя месяц под носом возле губы появляется еще одна родинка, которая начинает стремительно расти и наконец становится гораздо больше первой. На этот раз девочка отказывается идти к лекарю, и тогда бабушка заявляет, что эта родинка должна принести счастье. Человек, который имеет такую родинку, будет всю жизнь хорошо питаться. Но девочка не очень верит бабушкиным словам. Она не рада этой родинке, она ее боится. Ни Пин считает, что родинка появилась из-за того, что лекарь не так, как следует, выводил первую. Вот она и перескочила на новое место и стала там расти. Девочке кажется, что у человека ничего не надо трогать без причины, все должно оставаться таким, каким создано Небом. Поэтому пускай остаются прежними нос и родимое пятно. Однако своими взглядами Ни Пин поделилась лишь с братом, а взрослым никому не сказала.
|
|
Бабушка часто рассказывала Ни Пин разные истории, из которых больше всего внучка любила слушать две. Одна называлась «Плеть сбивает цветок камыша», а вторая — «Черный таз». Что до Ни Цзао, то ему больше нравились другие рассказы: «Сыма Гуан разбивает чан с водой», «Кун Жун уступает грушу» и «Цао Чун взвешивает слона». Бабушка умела также весьма живо и в красках рассказывать историю о Цао Чжи[106]и о том, как ему велено было пройти семь шагов: «Корень — один! Зачем же терзать родню и так торопиться злому предать огню?» Этот рассказ любили слушать оба — и брат и сестра. Дети относили смысл услышанного к самим себе и клялись друг другу, что когда вырастут, то непременно, как и в детстве, останутся друзьями, они будут всегда вместе и всю жизнь будут любить друг друга. С ними никогда не произойдет той мерзкой истории, которая случается в стихе о братьях Цао и о сгоревших стеблях бобов.
Как-то бабушка привела внучку на представление пьесы-банцзы, которую актеры играли под стук деревянных колотушек. Пьеса называлась «Плеть сбила цветок камыша». Смотря эту довольно грустную пьесу, Ни Пин разревелась. Ей было очень жалко почтительного сына, которому пришлось испытать столько мучений; жалела она и старых, беспомощных родителей… Ни Пин плакала, слыша горькие раскаяния мачехи: «Мать рядом, но дитя ее одиноко; мать ушла, а дитя в хладе живет». Почему же эти хорошие люди так страдают, почему они ссорятся и поступают так несправедливо? Ни Пин плакала над судьбой героев пьески, размазывая по лицу слезы.
|
Такая уж она есть, эта Ни Пин. Она сочувствует каждому смертному, проявляет заботу и внимание к каждому человеку и за всех болеет душой. Она часто спрашивает у бабушки, которую очень любит: «Бабушка, а сколько ты еще проживешь? Скажи, а когда ты умрешь?» Когда уставшая бабушка дремлет, Ни Пин толкает ее и просит проснуться: «Бабушка, почему ты молчишь? Я с тобой разговариваю, а ты мне не отвечаешь! У тебя раскрылся рот, и из него течет слюна. Я боюсь, мне кажется, что ты умерла».
Бабушка, не выдержав, взрывается: «Что ты несешь, несносная девчонка?! Зачем накликаешь на меня беду? Чем я перед тобой провинилась? Ты хочешь, чтобы я поскорее умерла? Ищешь моей погибели?»
От этих слов глаза девочки широко раскрываются, в них испуг, растерянность, боль. Ведь она всей душой хочет, чтобы бабушка никогда не умирала, она молит, чтобы бабушка всегда жила. Но это искреннее чувство почему-то часто вызывает в ее сознании картину бабушкиной смерти, а когда бабушка начинает сердиться, Ни Пин кажется, что бог смерти угрожает ей самой.
Ни Пин вспоминает и тетю: как она причесывается, как странно вращает глазами, когда пьет вино; как курит трубку и сплевывает на пол; как сама с собой разговаривает и вздыхает. Ни Пин испытывает тревогу, потому что тетя в один прекрасный день вдруг может свихнуться и тогда ее отправят в сумасшедший дом, где прикуют железными цепями к кровати. А как страшно тетя закатывает глаза, порой видишь вместо глаз белые пятна, и кажется, что глаза вот-вот вывалятся из глазниц. А сколько она пьет вина! Ведь она может сжечь все внутренности! А ее куренье? Наверное, прокоптилась изнутри до черноты. Ни Пин рассказывает об этом брату. Она и сама не знает, откуда ей все это известно, почему она именно так думает.
Как-то полгода назад Цзинчжэнь принесла домой вино, но вместо того, чтобы выпить, опрокинула чарку вверх дном, поставила ее на стол, налила несколько капель на дно перевернутой чарки и чиркнула спичкой. Жидкость вспыхнула, по донышку заметались голубые огоньки пламени. Цзинчжэнь не любила холодное вино, она сначала наливала его в чайничек и подогревала — такая уж у нее была привычка. Но на этот раз неожиданно подбежали дети, схватили чайничек и вылили содержимое на землю. «Тетя! — заплакали они. — Не пей больше вина!» Цзинчжэнь рванула чайник к себе, стараясь отнять его у детей. Ни Пин упала на пол и громко заплакала. Цзинчжэнь, распалившись, осыпала девочку проклятиями: «Ах ты сучка! Как ты смеешь, негодная, мне мешать! Ах ты подлая!..» Цзинъи, не разобравшись, что к чему, бросилась на помощь дочери, которую «избивала» тетя, и обрушилась на сестру с упреками, но, когда узнала причину гнева сестры, принялась ругать дочь. Ни Пин недоумевала: она же хотела сделать добро, проявила к тете внимание, а вместо благодарности заслужила ругань. Отчего за добрые помыслы платят злом?
Большую любовь и заботу проявляла Ни Пин и к брату, однако эти чувства имели свою особенность. Всякий раз, когда Ни Цзао приносил домой табель с отличными отметками за экзамены или «Памятку для родителей», Ни Пин охватывали беспокойство и страх: он сдал все на «отлично», а как же другие, которые сдали плохо? Наверное, они его теперь ненавидят! Разве они смирятся с тем, что он сдал лучше всех? А ведь он такой маленький и щуплый! Когда начнется новая четверть, они непременно заведут его в глухой переулок и изобьют. Неужели он не боится? «Брось читать книгу, не читай больше их! — советовала она брату. — У того, кто хорошо учится, сохнут мозги… Но почему все-таки ты так здорово сдаешь экзамены? Наверняка к тебе расположен учитель! А что скажут о тебе твои товарищи и их родители? Что хорошего в том, что ты сдал лучше всех? Какой от этого прок? Человек может очень хорошо учиться, а жандармы все равно его арестуют и поведут на расстрел».
Какое в ее словах беспокойство, какая тревога за брата! Но Ни Цзао, слушая рассуждения сестры о «расстрелах», несмотря на свою незлобивость, сдержаться больше не может. Особенно когда сестра намекает Ни Цзао на расположение к нему учителей. Такое сомнение в его успехах в учебе кажется ему оскорбительным и позорным. Между братом и сестрой вспыхивает ссора. Противная! Тебе что, завидно, что я так здорово сдал? А я все равно так буду сдавать экзамены… буду, буду! Назло тебе! Во время детских ссор мать стоит на стороне Ни Цзао. Она делает дочери замечание, и от этих несправедливых слов девочка испытывает боль.
Еще Ни Пин очень волнуется из-за того, что папа однажды поколотит маму и та умрет. Она не очень хорошо себе представляет, что будет хуже: если папа бросит маму или если он ее убьет. Коли они такие заклятые враги, значит, отец может однажды ударить маму кулаком в грудь, она упадет на пол, голова ее расколется, и, может быть, из нее вытекут мозги или хлынет кровь из раны, и она тут же умрет. Представление о смерти и слова, относящиеся к этому понятию, девочка почерпнула из тех проклятий, которые часто слышала дома. Она запомнила все проклятья и поверила в их силу.
Конечно, у девочки были и свои радости, у нее все больше появлялось своих интересов, правда незначительных. Но это был ее мир… Сегодня она вернулась домой из школы поздно. Не потому, что она была дежурная, а оттого, что просто она вместе с другими девочками, особенно близкими подружками, ходила в Цзиншань давать клятву верности. Если сравнивать годы и месяцы рождения пяти подружек, то для трех девочек Ни Пин — младшая сестренка, а для двух других — она старшая. Девочки дали клятву, что никогда не изменят друг другу, что и «сердцем они будут едины». «Не беда, что мы родились в разные годы, месяцы и дни, главное, что мы умрем в одно и то же время». Эти слова добавила Ни Пин, но другие девочки посмотрели на нее с удивлением, потому что такую клятву обычно давали мужчины. Например, в Персиковом саду такую клятву давали Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй[107], после чего они обменялись памятными знаками. Поэтому Ни Пин подарила своим названым сестрам самые любимые свои орешки, которыми она играла в «камешки», взамен же она получила от новых сестер книжную закладку, баночку театрального грима, положенную в коробку из-под сигарет, плод дикой вишни, которая зовется «красной девицей», и фотографию самой любимой кинозвезды — Ласточки Чэнь. Карточка маленькая, величиной с ноготь большого пальца, совершенно потерявшая черты облика актрисы из-за того, что много раз переснималась и переводилась. Но Ни Пин все равно обрадовалась подарку, она была бесконечно счастлива. Ей особенно нравилась родинка на щеке киноактрисы, правда, бабушка говорила, что такая родинка называется «родинкой слез», поскольку сулит ее обладателю горькую долю и непрестанные слезы. По слухам, у ее любимой киноактрисы действительно очень печальная судьба, поэтому чувство любви к Ласточке Чэнь и преклонение перед нею у девочки все возрастают. Она умоляет Всемогущее Небо помочь Ласточке, избавить ее от несчастий.
Иногда Ни Пин делится своими мыслями о киноактерах с братом. Она сообщает, что больше всего любит Ласточку, и требует, чтобы брат назвал своего любимого киноактера. Ни Цзао, закатив глаза, отвечает, что ему больше всего нравится Чжоу Маньхуа, потому что ее личико похоже на тыквенное семечко и она ужасно симпатично смеется. Да, он больше любит Чжоу Маньхуа, а вовсе не Ласточку Чэнь. Ни Пин очень расстроена. Она долго молчит, и в ее глазах стоят слезы.
Разные молитвы девочка, конечно, узнала от своей бабушки. Иногда ей приходится быть невольной свидетельницей довольно странной картины: бабушка вдруг бухается на колени и, обратясь к северу[108], начинает что-то бормотать себе под нос. Девочке любопытно, интересно, что означают бабушкины мольбы о защите, обращенные к Почтенному Небу, к святому Будде и ко всем бодисатвам. Бабушка произносит слова из какого-то буддийского канона или трактата: «Да явит силу свою великая искренность! Если мольба твоя искренна, тогда и камень с металлом пред тобою раскроются!» Молиться можно, конечно, и не вставая на колени, но главное — обращаясь с мольбой к Небу, святейшему Будде, к духам ворот и богу богатства, надо непременно иметь чистую душу.
Поэтому в день клятвы названых сестер мольба Ни Пин о заступничестве Ласточки Чэнь звучит с большой искренностью, впрочем, как и ее клятва о верности сердец, о единстве с новыми сестрицами. Она молит, чтобы «старшая сестрица» как можно лучше сдала арифметику, чтобы у второй сестры поскорее выздоровела мама, которая больна чахоткой, чтобы ее третья сестра чуть-чуть пополнела, потому что мальчишки в классе обзывают ее «мартышкой» и от этого девочка очень страдает. Понятно, что Ни Пин никогда так ее не называет. Может быть, Великое Небо явит ей свое расположение. Тщедушная девочка действительно очень похожа на обезьянку. Но почему тогда у нее фамилия Чжу? Ей больше подошла бы фамилия Хоу[109]! А еще Ни Пин просит, чтобы другая ее сестрица не заикалась и чтобы пятая сестренка наконец-то нашла красно-лиловый ластик, который когда-то потеряла.
А она сама? О чем ей помолиться, что просит она у Неба? Ей хочется упасть на колени и, обратившись лицом к северу, плакать, кричать и молить, чтобы в доме было бы все хорошо, чтобы родные жили в согласии. Она хочет, чтобы ее папа переменился, а мама и все остальные относились бы к папе хоть немного получше. Святой Будда, Великое Небо, яви силы свои. Искренность, и ты прояви силу свою! Разве я, Ни Пин, не искренна в своей мольбе? Так явите же духи могущество свое! Сделайте так, чтобы в моей семье, среди моих родных воцарились мир и спокойствие. Если вы проявите свое всемогущество, я всю жизнь буду делать только добро, есть все постное, а возможно даже — остригу волосы и стану монашкой. Неужели вы не внемлете моим крохотным просьбам?
Покинув Цзиншань, они разошлись по домам. После взаимных клятв и «чистой молитвы», обращенной к духам и небесам, она почувствовала себя увереннее. Она думала о том, что, может быть, теперь ее семью и всех родных защитит дух императора Чунчжэня, повесившегося некогда на горе Цзиншань. Она хорошо знала историю государя, нашедшего здесь свою смерть. Эту историю поведала ей бабушка, когда вспоминала о «Целомудренной прелестнице Фэй, которая пронзила тигра». В тот день, когда Ли Возмутитель[110], захватив столицу, ворвался в императорский дворец, дворцовая девушка по прозванию Целомудренная прелестница попала в плен к одному из полководцев Ли Цзычэна по прозвищу Тигр. Она ножницами проткнула насильнику горло, после чего покончила с собой. Тетя Цзинчжэнь по этому поводу тотчас прочитала стих: «Песнь об убиении Тигра». Ни Цзао пропустил рассказ мимо ушей — еще одна забавная история, и только, но Ни Пин отнеслась к повествованию с большой серьезностью. Прослушав историю до конца, она задумалась: а что, если бы она оказалась на месте этой Фэй, хватило бы у нее мужества заколоть страшного Тигра, а потом покончить с собой? Этот вопрос очень занимал ее воображение. Ей казалось, быть настоящим человеком слишком трудно. Иногда она ненавидела свою судьбу за то, что она родилась девчонкой. Вот если бы она была мальчишкой, как ее брат!
Так она узнала про императора Чунчжэня. Она верила, что человек после смерти приобретает какую-то особую мрачную силу, тем более умерший император. Она всегда ощущала благоговейный трепет, оказавшись у той дряхлой акации, на которой повесился император.
По дороге домой она напевала популярную песенку: «Красивый цветочек, круглая луна», которую услышала от второй сестрицы. Но, переступив порог дома, она сразу же стала свидетельницей жуткой сцены, когда тетя швырнула в отца плошкой с бобовой похлебкой. Ни Пин взглянула на отца, напоминавшего в тот момент затравленного зверя, лицо его было искажено страхом и злобой. А тетя, преисполненная отваги и решимости, рвалась в бой, готовая вступить в последнюю смертельную схватку с заклятым врагом. Она увидела маму, охваченную радостным безумием, но в ее лице, искаженном ненавистью, девочка заметила выражение какой-то отрешенности и пустоты. Даже бабушка и та кипела желанием сразиться с супостатом и показать свою былую удаль. Ни Пин, полумертвая от ужаса, остановилась как вкопанная. Сердце ее бешено колотилось в груди, ее била дрожь, зубы тоже выбивали дробь, кончики пальцев на руках и ногах похолодели. Как страшен человек, когда он опален огнем злобы и ненависти. Этот огонь может пожрать любого. Сколько жестокости и злобы таится в сердцах каждого из этих людей, которых она считает самыми любимыми из всех живущих. Но когда они схватываются друг с другом, они уже ничего не замечают, ни на что не обращают внимания, они становятся похожими на пьяных, они теряют рассудок и ничего не соображают.
Какая страшная сцена, способная любого человека привести в ужас. Разве может быть между ними согласие? Какие тут «красивые цветочки и круглая луна»? Чего стоят все страстные мольбы и затаенные пожелания? Вот, оказывается, каковы они, мои родные! А что же Небо, святой Будда и все бодисатвы? А как же предки, дух покойного императора, которые сейчас восседают где-то на небесах? Куда они смотрят? Неужели их это нисколько не волнует? А что, если станет такой она сама? И ее названые сестрицы, ее любимый братец Ни Цзао?
Нет, никогда!
Сцена, увиденная Ни Пин, потрясла ее до глубины души. Вслед за страданиями, которые она испытала, пришло прозрение: слишком рано коснулись они души девятилетней девочки. Конечно, она целиком стояла на стороне мамы, тети и бабушки, что касается отца, то она его критиковала и осуждала, правда, не искренно, а так, для порядка. В то же время Ни Пин сильно беспокоилась об отце, волновалась за него, смутно понимая, что он встал на дурной путь, который ведет к преступлениям. Если он пойдет по этому пути дальше, он непременно погибнет сам и погубит всю семью. Ни Пин как будто уже осознает, хотя не до конца, что поступки тети и твердость ее воли очень хороши и правильны, а поведение отца, который прожигает жизнь где-то на стороне, очень дурно — в нем корень всех зол. Но всякий раз, взглянув на отца, она чувствует, что ее папа как-то уж очень жалок. В родном доме ему всегда одиноко, потому что никто не хочет с ним разговаривать. Остальные — они совсем другие, эти три женщины и двое детей, — как бы образуют один тесный и крепкий, спаянный коллектив. А ее папа взрослый, да глупый. В своем чудном западном костюме он вызывает жалость. Действительно, папы часто не бывает дома, но зато, когда он дома, он разговаривает с детьми, дарит им игрушки или сладости, непременно что-нибудь им покупает. И все же она и братишка невольно его сторонятся, так как они часто слышат от других, что папа не очень хороший, потому что говорит дурные вещи, а вот мама — хорошая. Но когда папа говорит маме «горькую правду», например о том, что Ни Пин не должна сутулиться, должна ходить грудью вперед (при этом ему все равно, приятно ли Ни Пин или нет), девочка начинает его ненавидеть ничуть не меньше, чем мама. На кого она станет похожа, если будет выпячивать грудь? Нет ничего удивительного в том, что мама, тетя и бабушка в один голос твердят, будто папа — дурной человек. Что до вещей, которые он покупает, то они часто бывают никому не нужны. Ей хорошо известно, что в доме прежде всего нужны деньги, одежда, белье и кукурузная мука, а вовсе не игрушки, на которые можно смотреть, а съесть их нельзя, и, значит, они совершенно бесполезны. И все же вместе с купленными отцом игрушками к ним приходит частица какого-то незнакомого, но привлекательного мира: зыбкого, неясного, непостижимого, недосягаемого. Два года назад в день семилетия отец подарил ей дорогую игрушку, выпущенную издательством «Шанъу», набор деревянных фигурок, среди которых самой привлекательной оказалась принцесса Белоснежка. Кроме нее в наборе были семь маленьких человечков — гномов, каждый из которых имел свой, непохожий на других носик: красный, белый, остренький, похожий на картофелину… Лица гномиков были украшены бородками: у одного бородка пушистая, белая, у другого клинышком, у третьего — кругом подстрижена, черная. Фигурки можно ставить прямо на землю, но расставлять их в определенном порядке не надо. К игре прилагались деревянный молоточек и деревянный шарик. Во время игры надо было ударять молоточком по шарику, который, покатившись, сбивал одну из фигурок. Каждая фигурка оценивалась своим количеством очков. Больше всего очков получал тот, кому удавалось сбить шариком Белоснежку, но сделать это было труднее всего, гораздо труднее, чем задеть другие фигурки, потому что принцесса всегда ставилась позади гномиков и те как бы ее охраняли.
Белоснежка была ослепительно хороша. Ни Пин казалось, когда все живое в доме засыпает, принцесса тут же начинает беседовать со своими крохотными приближенными. На принцессе хорошенькая юбочка. Разумеется, Белоснежка умеет танцевать и разговаривать на иностранном языке. Иногда Ни Пин в своем воображении переносится в мир, где живут принцесса и гномы. Принцесса радостно встречает ее, она объясняет своим маленьким друзьям, что эта китайская девочка очень несчастна, потому что ее родители постоянно ссорятся, даже иногда дерутся, а сама Ни Пин не слишком красива, оттого что на лице у нее то и дело выскакивают родинки. Одну, самую маленькую, все-таки удалось свести, но появилась другая, гораздо крупнее первой. У девочки нет хорошей одежды. Она ходит в школу, где преподает японский учитель в шерстяном костюме песочного цвета. Девочка его очень боится. Принцесса, наверное, сообщит гномам, что у Ни Пин доброе сердце и что девочка хочет, чтобы у каждого человека была спокойная, счастливая, веселая жизнь. Неужели принцесса действительно может сказать все это? Ах, как счастлива Ни Пин, она прямо задыхается от счастья!
Ну а потом принцесса и гномики наверняка пригласят ее в свою хижину, которая скрывается в глубоком лесу, и устроят ей торжественный прием. Они дадут ей красных яблок, совсем не червивых и необыкновенно душистых. Они нарядят ее в сверкающее платье. Потом принцесса дунет ей в лицо, и в этом волшебном дуновении Ни Пин почувствует тонкий аромат, который проникнет ей в самую душу. И тогда девочка превратится в прекрасную, знатную даму. Теперь Ни Пин точно знает, что она тоже может стать красивой и изысканной…
Ах, как благодарна она сейчас папе за то, что он подарил ей возможность грезить наяву. Вот только сам отец как-то сразу же разрушает ее сладкие мечты, потому что в нем нет ни той утонченности, ни чистоты, которые присущи принцессе Белоснежке; он не так прост и добр, как семеро гномиков. В папе есть что-то непонятное: с одной стороны, озорство и дурашливость, с другой — склонность к дурному. А принцессе так и не выдался случай заговорить, и скоро на деревянной фигурке появились трещины, краска облупилась, и Белоснежка подурнела. Принцесса умерла, так и не порадовав Ни Пин. «Значит, она еще более хрупкая, чем человек!» — думала девочка. А интересно, была ли у нее душа? Наверное, теперь она поселилась в самой глубине далекого зеленого леса. Вряд ли душа принцессы согласилась бы остаться в Китае, например в Пекине, который сейчас захвачен японцами. И конечно же, эта душа не пожелает жить в их доме, в котором никогда нет мира и согласия.
Принцесса исчезла, оставила Ни Пин. С папой все оказалось сложнее, с папой все не так. Ей неизвестно, почему все-таки папа вступил на дурной путь, но девочка знает другое: папа ей нужен, она не может без него обойтись, как и без мамы, бабушки, тети и братишки. Она не может жить без папы, не может расти без него! Но папа какой-то очень глупый. После схватки, которая произошла в тот вечер, в сердце девочки поселилась тревога. Мама постоянно занималась младшим ребенком. Братец, сделав уроки, отправлялся спать. Тетя разговаривала сама с собой или сидела, задумавшись и вздыхая. Или вместе с бабушкой в очередной раз обсуждала дальнейшие планы на жизнь. А как же папа? Неужели никому не было дела до папы? Несчастный папа! Северный домик с сорванной дверью зиял черной пустотой. Перед сном входные двери во двор запирались на засов, и их подпирали шестом. А если папа вернется домой? Что он будет делать? Интересно, куда он пойдет, если не захочет возвращаться? А что, если ночью через стенку во двор залезет вор, он же может украсть все папины вещи! Наверняка в доме остались какие-то ценности, которые можно утащить. Или у ее представительного папы уже не осталось ничего стоящего?
Ни Пин не знала, с кем ей поделиться своими мыслями, но она чувствовала, что сегодня самое неподходящее время для подобных вопросов. Их посчитают глупыми и скажут, что все это ерунда. Все взрослые одинаковы: скажешь что-то не так, и они начинают сердиться и ругаться. От них снисхождения не жди!
Девочке очень тяжело. Боль и обида становятся еще сильнее, когда она ложится в постель. Шум дождя заглушается посапыванием матери. Такие звуки обычно издает во сне человек, уставший за день. А вот звуки, которые издает тетя, похожи на глубокие стоны. Они могут продолжаться всю ночь напролет. Иногда тетя скрипит зубами или разговаривает во сне. Этот бред, в котором ничего понять невозможно, начинается как-то внезапно и так же неожиданно прекращается. Порой тетя во сне издает свистящие звуки, словно в этот момент кто-то дует в испорченный свисток. Только брат спит спокойно, дыхание у него ровное и чистое, как будто он отринул прочь все неприятности и тревоги и ничто не волнует его.
Ни Пин не спит. Стоит только ей начать засыпать, она возле уха слышит странные звуки, низкие и глухие, звуки раздаются близко-близко. Как страшно! Ей чудится голос отца. Неужели это отец вошел в комнату? Девочка вскакивает на постели. Нет, все тихо. Она снова ложится. Со двора доносятся шаги: топ-топ-топ. Кто бы это мог быть: папа или жулик? В темноте она видит улыбающееся лицо отца: оно ей кажется непонятным и немного глуповатым. Выражение его лица словно говорит ей, что никакое средство ему уже больше не поможет. Папа ей что-то твердит, он размахивает руками, будто произносит речь. Она наблюдает за движениями его губ, следит за жестами, но не слышит ни единого звука. Хлоп! Отец открыл дверь и исчез… Но ведь двери-то не было!
Она вздрагивает от страха и пробуждается. Снова садится на постели. Она уверена: все, что она сейчас видела, — вовсе не сон. Она ясно слышала: кто-то спрыгнул во двор. Мама! Она зовет мать и толкает ее в бок, но разбудить мать невозможно. Ни Пин снова ложится и прячет голову под замызганное одеяло, чтобы не было так страшно.
Тра-та-та! Тук-тук-тук! А дождь все строчит, проникая в каждое отверстие, в каждую щель. Вода скатывается с карниза на каменные ступени. Ша-ша-ша! Дождь шумит в листьях деревьев. Буль-буль-буль. Дождевая вода, образуя маленькие ручейки, бежит по земле. А ветер разбрасывает брызги туда-сюда, в разные стороны. Как тоскливо! Какая безысходность и безнадежность! Лучше ни о чем не думать!
Под одеялом трудно дышать, воздух спертый, тяжелый. А в комнате еще не рассеялся неприятный запах от дешевых сигарет. В голове девочки все начинает кружиться, сознание мутнеет, перед глазами плывет туман…
Вдруг она слышит вой, не слишком громкий, но какой-то пронзительный и жуткий. Так, наверное, воет зверь перед погибелью. Девочку пронзает мысль: ее отца нет в живых — он умер! Это знамение Неба! Ни Пин вскакивает с постели, забыв накинуть на себя какую-нибудь одежонку. Не решаясь будить взрослых, она торопливо всовывает ноги в туфли и опрометью бежит к дверям. За порогом нога попадает в наполненную водой яму. Туфли тотчас промокают насквозь. Дождь хлещет по лицу, сечет тело. Девочка дрожит. Охваченная ужасом, она устремляется к северному домику со сломанной дверью. Ей кажется, что-то сверкнуло. Нет, это не вспышка молнии и не свет лампы, не мерцанье звезды. И тут она видит отца, лежащего на полу. Он весь в крови, на губах пузырится белая пена.
Вскрикнув, девочка поворачивается, чтобы убежать. Спрыгнув со ступеньки, она оказывается в луже. Она вся мокрая, забрызгана грязью. Громко крича, девочка врывается в западный домик. От ее криков все сразу просыпаются.
«Папа… умер!» Единственная фраза, которую она успела сказать перед тем, как потеряла сознание.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Почему я сюда пришел?
И почему я все это забыл?
Здесь моя комната, обращенная на юг. Солнечные лучи проникают через зарешеченное окно, освещая ветхую, унылую обстановку. В комнате стоит густой запах печеного батата, солодового сахара и винной закваски. Это мое детство, это те запахи, которые меня окружали. Здесь моя судьба, моя душа. Это я сам. Деревенский батат на зиму кладут в погреб, чтобы клубни «пропотели», после чего они становятся душистыми и сладкими, как мед. Могу ли я забыть о том, как, сидя в своей комнатке, лакомился бататом? Красный батат, как много дней, месяцев, лет он ждал меня! Он еще сохранил теплоту и аромат. Он все это время ждал меня!
А вот и моя постель. Мой кан, моя деревенская подушка, вытянутая валиком, очень твердая, жесткая, потому что набита соломой.