Он сунул руку в карман джинсов.
— Ты имеешь в виду эти? — парень помахал моими деньгами и пропуском.
Я кивнула.
— Да, эти. Можно мне их взять?
Он пересчитал купюры.
— Восемьдесят баксов?
Я вскинула подбородок.
— Мне столько и нужно.
Почему в этот момент я показалась себе самой большой лгуньей в истории человечества? Мне и в голову не приходило, каково это — иметь всего восемьдесят долларов. Я располагала неограниченными средствами. То, что я не ходила по магазинам или мне некому было делать щедрые подарки, не означало, что я не ценила своей счастливой возможности никогда не смотреть на ценник.
— Нужно для чего? — парень склонил голову набок, но тень от капюшона все еще скрывала его глаза.
— Если тебе так интересно. На такси до дома.
— А-а...
Он произнес это так, словно вопрос был закрыт. Как будто от этого самый бессмысленный вечер на свете, наконец, обрел смысл.
Я пошевелила пальцами.
— Так... ты можешь мне их вернуть?
Человек в капюшоне повертел в пальцах мое удостоверение.
— Давай сначала поговорим вот об этом.
— А что с этим не так?
— Тебя зовут Ноэль Чарлстон?
— И что c того?
— Тебя назвали в честь Рождества. (Имя «Ноэлль» происходит от французского «Noёll», что в переводе означает «Рождество» — Прим. пер.)
Я фыркнула.
— Меня назвали в честь...
«Одной из самых богатых основательниц розничной торговли». Я прикусила язык. Мне совершенно не хотелось, чтобы это спасение превратилось в похищение ради выкупа.
— В честь чего? — он с такой ловкостью крутанул удостоверение костяшками пальцев, что у меня пересохло во рту. На ламинированной фотографии остался кровавый след.
Я шагнула к нему, вопреки отчаянному желанию убежать.
|
|
— Меня зовут Элль. Просто Элль, отдай мне мои вещи и отпусти.
— Это вряд ли, Элль. Во всяком случае, пока.
Я замерла.
— Прошу прощения?
— Ты меня заинтриговала.
— И что?
— А то, что меня в этой жизни мало что интригует.
— Почему?
Он подошел ближе. В холодном вечернем воздухе я ощутила тепло его тела.
— Потому что обычно я не трачу время на разговоры. Ты — исключение.
Я не знала, нравится ли мне быть исключением. Означало ли это, что он мог допустить и другие исключения — например, спасти меня, а потом причинить боль?
Я невольно содрогнулась. Взяв себя в руки, я рванулась к незнакомцу и выхватила удостоверение.
— Вот. Я забрала то, что принадлежит мне. У тебя нет причин злиться. Оно никогда не было твоим, — мои глаза остановились на деньгах. — Отдай их, и мы разойдемся в разные стороны.
Он улыбнулся. В темном обрамлении щетины мелькнули его ровные белые зубы
— Я так не думаю, Ноэль Чарлстон.
— Элль.
— Хорошо, Элль.
Незнакомец подошел еще ближе, сократив разделяющую нас дистанцию всего до одного шага. Когда он шаркнул своими черными кроссовками по рыхлому гравию и поднял руки, я невольно затаила дыхание.
Я напряглась, ожидая, что он сделает то, что не успели его сбежавшие приятели. Только пальцы незнакомца потянулись не ко мне, а к черному капюшону. Он медленно его сбросил, открыв свое лицо.
Взглянув на него, я забыла, как дышать.
Суровые брови придавали выразительности и властности проницательным темно-карим глазам. Темные, почти черные волосы волнистыми прядями ниспадали ему на лоб, уши и щеки, говоря скорее о дикости, чем об укрощении. Прямой нос и точеные скулы очень хорошо сочетались со щетиной, обрамлявшей его губы.
|
|
Черт, эти губы.
Они были мягкими, влажными и почти добрыми, при том, что все остальное в нем казалось грубым и жестоким.
На работе я общалась со многими мужчинами, но все они были либо полноваты, либо старше, либо геи. Я никогда не оказывалась так близко к привлекательному мужчине, примерно одного со мной возраста и при этом абсолютно безжалостному.
Я отступила назад, проклиная не понятно откуда взявшуюся дрожь в коленях. Я хотела списать это на страх, но глупое сердце говорило другое.
Меня к нему влекло.
Из всех мест на Земле, именно здесь.
Из всех людей на свете, именно к нему.
Впервые в жизни мое тело сочло кого-то абсолютно привлекательным, и я понятия не имела, что с этим делать.
О чем это говорит?
Едва избежав изнасилования, я при самых жутких обстоятельствах каким-то образом запала на красивого мужчину.
Я не нормальная.
Как бы интересен он мне ни был, это недопустимо.
Я прищурилась.
— Чего ты от меня хочешь?
Незнакомец улыбнулся, и его губы снова меня заворожили.
— Пока не решил.
Я ущипнула себя, пытаясь взять под контроль свои взбесившиеся гормоны. Я не какой-то озабоченный подросток. Я — генеральный директор, который к тому же чуть не подвергся сексуальному насилию. Ну и что, что он хорош собой?
Это ничего не значит!
Тебе нужно ехать домой.
Немедленно.
Сделав над собой усилие, я от него отстранилась (слава богу, мое сердце билось ровно, а не трепеща от желания) и резко спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Он пошевелился, выставив для равновесия одну ногу. Это было обычное движение, только и всего, но оно заставило меня обратить внимание на его тело. На то, какой он высокий. Как джинсы обтягивают его стройные бедра. И как весь он облачен в тайну, словно в какую-то супер-модную одежду.
|
|
— Я имею в виду, что в тебе что-то есть.
«О, в тебе тоже».
Даже темнота переулка не могла скрыть от меня трех вещей, которые я тут же заметила:
Во-первых, он был слишком красив (или я слишком долго сидела взаперти, чтобы оставаться с ним наедине).
Во-вторых, этот парень обладал аурой, внушающей страх и уважение. И это явно было не врожденное, а приобретенное качество.
В-третьих, он был грязным, но, похоже, то, что я заметила у него на толстовке пятно, а затем и дырку, ничуть его не волновало.
Незнакомец просто стоял и, пока я его рассматривала, точно так же рассматривал меня. Он скользил взглядом по моей коже так, словно водил по ней нежными перьями, от чего я начала задыхаться, хотя вообще не двигалась.
О, Господи, Элль, возьми себя в руки.
Да, этот парень тебя спас.
Да, он проявил храбрость и предотвратил преступление.
Но на этом всё.
Ты не глупая девчонка, которая влюбляется в первого встречного.
Пора уходить.
Чем бы это ни было, оно ничего не значит.
Не может значить.
Такого не бывает в обычной жизни, и уж точно не могло быть в моей.
То, что папа давным-давно перестал читать мне сказки, вовсе не означало, что теперь мне нужно выдумывать такие нелепости.
Сделав над собой усилие, я взглянула ему в лицо. У меня совершенно вылетел из головы предмет нашего разговора, что само по себе было глупо и безумно, и так не похоже на меня. В крови разлилась паника, от чего речь стала резкой и отрывистой.
— Деньги. Мне они очень нужны, — я протянула руку, проклиная охватившую меня дрожь. — Я хочу уехать.
— Уехать?
— Да.
— Ты не можешь уехать.
— Что? — я вскинула брови, почувствовав, как в ушибленном виске застучал пульс. — Конечно же, я могу уехать. Я хочу уехать. Ты сказал, что не причинишь мне вреда.
Парень поднял руку, не обратив никакого внимания на грязные ногти и засохшую на костяшках пальцев кровь.
— Полегче. Ты можешь уехать. Ты не моя пленница — я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду?
Он помахал деньгами, так что купюры у него в кулаке заколыхались из стороны в сторону.
— Я имел в виду... Нам нужно поговорить об этих деньгах.
Я насторожилась.
— А что с ними?
Незнакомец провел языком по нижней губе, полностью завладев моим вниманием. Он окинул меня пристальным взглядом, толи изучая вызванную реакцию, толи стремясь найти ответы на только ему известные вопросы.
Его голос понизился до шепота:
— Я спас тебе жизнь.
— Да, спас, — едва слышно пробормотала я, почти с облегчением отдаваясь тишине. Я немного расслабилась, но тут же напряглась, услышав его слова:
— Думаю, было бы благородно предложить эти деньги мне.
Какая-то часть меня понимала, почему — он оказал мне услугу, а ничего бесплатного в этой жизни нет. Но другая часть была так одурманена, так опьянена его щетинистым подбородком и соблазнительными губами, что я сморщила нос.
— За что?
Он раздраженно кашлянул.
— В качестве оплаты, конечно. За то, что спас тебя. Мы ведь только что определились, что именно это я и сделал?
По моим венам пронеслась еще одна порция адреналина. Я кивнула, взвинченная и взволнованная тем, как он на меня смотрел.
— Да, ты прав. Ты меня спас. Будет справедливо, если эти деньги достанутся тебе.
Я бы не лишила своего спасителя заслуженной награды, особенно если учесть, что его одежда знавала лучшие времена. Но все же мне становилось страшно при мысли, как я буду возвращаться домой.
«Ты пришла сюда пешком».
«Значит, можешь пешком и вернуться».
Технически, я могла это сделать. Просто мне было сложно представить, как после всего случившегося я буду ходить по городу, не шарахаясь от каждой тени.
«Внешний мир не для меня».
Мне нужно было оставаться в своей башне, играть с кошкой и управлять компанией отца, к чему меня, в принципе, и готовили.
Незнакомец щелкнул свободной рукой по купюрам.
— Отлично. Я их принимаю. Спасибо.
— Тебе спасибо, что спас меня.
Он блеснул зубами.
— Всегда пожалуйста.
Что-то между нами изменилось, устранив угрозу насилия, вгоняя нас в ступор.
У него слегка поникли плечи. Взглянув на деньги, парень помрачнел так, словно боролся с собой. Внезапно он протянул мне банкноты.
— Вот, возьми.
— Но я ведь только что отдала их тебе. Ты прав…
Одной рукой он обхватил меня за запястье, а другой — вложил деньги мне в ладонь.
— Мне они не нужны.
От жара его прикосновения мне стало нечем дышать. От того, как вспыхнула под его пальцами моя кожа. Как сознание пронзила вспышка узнавания. А потом он убрал руки, и все исчезло.
Попятившись, незнакомец зарылся пальцами в свои темно-каштановые волосы и пробормотал:
— Я должен идти.
Это был мой шанс благополучно вернуться домой. Я могла бы кивнуть, согласиться и, выйдя из переулка, вызвать карету, которая отвезла бы меня в мое королевство.
Но от его явной подавленности мой страх сменился сочувствием. Как и в случае с тем голодным бездомным на Таймс-сквер, мне хотелось помочь и ему.
«Если он вообще бездомный».
Насколько я знала, он бегал по городу безликим рыцарем и пачкал руки, помогая женщинам, вроде меня — которые не имели никакого права так поздно слоняться по улицам в одиночестве.
Я шагнула к нему и сократила разделяющее нас пространство.
— Я правда очень тебе благодарна.
— Знаю.
Собравшись с духом, я подалась вперед и засунула купюры в передний карман его толстовки.
Очень плохая идея.
Внутри было тепло, какие-то мелкие крошки и прочий мусор, но под мягкой тканью я почувствовала твердые мышцы и учащенное дыхание.
— Какого хрена ты делаешь? — от звука его голоса мое сердце пустилось вскачь, словно от удара кнута.
Я выдернула руку из его кармана, оставив там деньги.
— Я хочу, чтобы ты оставил их себе. В обмен на услугу.
Его лицо напряглось.
— Я уже оказал тебе услугу, забыла?
— Не забыла, — я взглянула на его окровавленные костяшки пальцев, которые уже кое-где распухли и покрылись синяками. — Ты не позволишь мне взглянуть на твои руки или хотя бы купить тебе Тайленол?
— Нет
Хорошо...
— В таком случае единственное, о чем я прошу в обмен на деньги, — это проводить меня домой.
Домой?
«Какого черта ты делаешь?»
Нельзя, чтобы этот бродяга узнал, где я живу. Папа будет в ужасе. Как только этот парень выяснит наш распорядок дня и узнает, когда дом пуст, наша мебель и вещи, скорее всего, исчезнут без следа.
«Ты ужасный человек».
Как можно думать такое после того, как он меня спас?
«Доверять».
Я должна ему доверять, несмотря на его внешний вид и обстоятельства.
«Верить».
И верить своей интуиции, которая говорит, что его нечего бояться.
Мне хотелось, чтобы деньги достались ему, а не ворчливому таксисту. Все, что ему нужно было сделать, это проводить меня обратно.
— Хочешь, чтобы я отвёл тебя домой? — парень приоткрыл рот от удивления. Его лицо оставалось в тени, придавая ему таинственности. — Ты серьезно?
— Да.
— И чтобы я узнал, где ты живешь?
— Если бы ты хотел мне навредить, то давно бы уже это сделал, — я обвела рукой пустой переулок. — Мы одни. И тебе уже известно, что бегун из меня никакой. И все же ты повел себя как настоящий джентльмен.
Парень громко рассмеялся.
— Как джентльмен? Точно, — он потер лицо, от чего стала заметнее грязь у него на шее, и посмотрел на небо. — Откуда ты знаешь, может, я просто пока не нападаю, чтобы расположить тебя к себе и сделать более сговорчивой?
— Более сговорчивой? Кто же, собираясь причинить вред женщине, употребляет слово «сговорчивой»?
Незнакомец ухмыльнулся, но при этом улыбнулись только его губы, глаза — нет.
— Я.
— И кто же этот «я»?
Он нахмурился.
— В смысле?
Я уперла руки в бока.
— Ты мое имя знаешь. А как зовут тебя?
Парень отступил назад.
— Ты... ты хочешь знать мое имя?
А что, не стоило? Неужели он совершил нечто ужасное и не хотел, чтобы об этом узнали?
— Разве незнакомые люди не должны представляться друг другу? Так они перестают быть чужими.
Парень, откашлявшись, потер затылок.
— Только не там, откуда я родом.
— А откуда ты?
Шок снова сменился дерзким поведением. Незнакомец гордо и спесиво расправил плечи.
— Ты любопытная.
Я запротестовала:
— Всего лишь пытаюсь поддержать разговор.
— Не стоит. Давай просто уйдем, ладно? — он оглядел переулок. — Ненавижу такие места.
Я хотела спросить, какие «такие» места, но не осмелилась. Вместо этого я сосредоточилась на том, как добраться домой.
— Ты пойдешь со мной?
— Думаешь, я смогу тебя защитить?
«Ну, да».
— Ты меня уже защитил.
— Это потому, что я против изнасилований и грабежей. А не потому, что у меня комплекс героя. Выйдем из этого переулка, и ты больше не моя забота.
— А, — не знаю, почему это так сильно меня задело. Я распрямилась и, поборов страх, приготовилась идти своим путём — как и всегда. — Тогда ладно. Ну...сколько стоит такси до Верхнего Ист-Сайда?
Парень приподнял одну бровь.
— Ты живешь в Верхнем Ист-Сайде и не в курсе, сколько стоит такси? — он пристально уставился на меня. — Ты ведь не горбатишься в офисе за минимальную зарплату, я прав?
Не знаю почему, но мне хотелось остаться под личиной мелкого служащего с низким доходом. У меня не было желания бахвалиться или, еще хуже, становиться ему живым укором. Чем дольше мы разговаривали, тем больше я понимала, о чем говорит его одежда.
Он был либо бедным, либо вообще бездомным. Незнакомец не походил на того бродягу, которому я отдала свой ужин — от этого парня не пахло, и его одежда была чистой (за исключением нескольких пятен), хоть и немного дырявой. Но выглядел он как человек, прошедший через многое — его подозрительный взгляд говорил о недоверии и тяготах жизни.
— Давай договоримся не откровенничать на личные темы, идёт? — спросила я. — Ты не хочешь называть мне свое имя. А я больше ничего не хочу тебе рассказывать.
Я подняла руку.
— Ты провожаешь меня домой, и мы не задаем друг другу никаких вопросов. Идет?
Он на некоторое время задумался и, наконец, пожал мою руку.
Мне стоило огромных усилий, чтобы не отреагировать на буквально пульсирующее из его ладони желание.
— Парень улыбнулся.
— Идет.
Глава восьмая
Прогуляться по Нью-Йорку одной было потрясающе.
Но гулять по нему с незнакомым человеком, да еще и чрезвычайно привлекательным и совершенно непредсказуемым, было одной из самых невероятных вещей, которые я когда-либо делала.
С тех пор, как я покинула переулок прошло десять минут, и за эти десять минут мой пульс резко подскочил, а затем выровнялся до стабильного восприятия.
Прогулка с этим парнем не должна была становиться из ряда вон выходящим событием. Он — всего лишь человек. А Нью-Йорк — всего лишь город. Но каждый шаг казался иным. Каждый вздох, взгляд, каждый удар сердца.
Мы пробирались сквозь толпу и, по мере того, как тротуар пустел и заполнялся людьми, то расходились, то вновь соединялись. На Таймс-сквер пробило полночь, напомнив мне, что мой День рождения официально закончился, и начался новый день.
Я должна быть в постели.
Надо позвонить папе и сказать, что со мной все в порядке, на случай, если он заметит, что я так и не вернулась домой.
Во мне нарастала тревога, омрачая смешанную, не совсем понятную радость от прогулки по ночному городу с незнакомым мужчиной. Я изо всех сил старалась отогнать эти мысли, но они терзали меня, словно не проходящая зубная боль.
— Сюда, — мужчина сошел с тротуара и пересек дорогу, внимательно поглядывая на полосу встречного движения. — Уверена, что хочешь прогуляться?
— Да, уверена.
— Ладно, — он засунул руки в карманы джинсов и напряг плечи.
Замерзнуть он точно не мог. На улице было очень даже тепло. Хотя я натянула куртку и застегнула ее до самого горла, чтобы прикрыть разорванный топ, так что, возможно, было холоднее, чем мне казалось.
От быстрой ходьбы на спине выступил пот.
Незнакомец, в отличие от меня, не мешкал. Он двинулся вперед широкими, уверенными шагами, не сомневаясь, что я за ним поспею. На меня парень не смотрел и не задавал вопросов. Так я могла украдкой поглядывать на него, отгоняя воспоминания о его росте, манерах и замашках.
Не то чтобы я могла прочесть его мысли.
Язык его тела оставался загадкой — руки крепко сжаты, челюсти стиснуты. Нижнюю часть лица скрывала густая щетина, частично пряча его и здорово сбивая с толку.
Каждый шаг вызывал разные мысли: воспоминания о том, что случилось с Адидасом и Бейсболкой, и о том, что бы со мной стало, если бы им удалось меня изнасиловать. Затем облегчение от того, что этот загадочный путник оказался там в нужное время и спас меня.
Как мне за это отплатить?
Он не просто предотвратил ограбление. Этот незнакомец не дал мне превратиться в другого человека. Он уберег меня от переломного момента, после которого я была бы уже не наследницей «Бэлль Элль», а психически больной иждивенкой.
Я бы не позволила себя сломить.
Но откуда мне это знать? Я верила в себя исключительно благодаря папиной опеке и поддержке. Но я была еще слишком юна. Девятнадцать лет — ничто по сравнению с годами дальнейшей жизни. Жизни, которую возвратил мне этот человек своим самоотверженным поступком.
Чем больше мы шли, тем неизмеримее становился мой долг. Шок уступил место осознанию того, как близко я была к катастрофе. Сейчас я могла бы валяться в том переулке — избитая, истекающая кровью, униженная.
«Но я не там».
Из обыкновенного незнакомца, этот парень превратился в мою броню. В броню, которую я любыми средствами должна вознаградить, потому что восемьдесят долларов — ничто по сравнению с тем, что он для меня сделал.
Пока я над этим раздумывала, мы прошли еще один квартал, мимо закрытых магазинов и случайных пьяных прохожих. Я украдкой поглядывала на своего спутника, сгорая от желания закидать его вопросами и побольше о нем узнать. Поговорить с человеком, которого я только что встретила, но который повлиял на мою жизнь так, как никто другой.
Знал ли он, как я ему благодарна?
Понимал ли, что сделал, защитив меня?
Если он бездомный, я ему помогу.
Если беден — заплачу.
Жизнь за жизнь.
Я не остановлюсь, пока не спасу его также, как он спас меня.
Меня пленил взгляд его темных глаз. В бурных и глубоких озерах суровости и холодного расчета скрывались более нежные эмоции. Мы скользили сквозь редеющую толпу пешеходов, то рядом, то врозь, связанные судьбой и совместно пережитым случаем.
Я ненавидела себя за то, что уже ему солгала. Что скрыла, кто я на самом деле, и не назвала ему свою настоящую должность. Но мне нравилось, что он считал меня какой-нибудь простой секретаршей, живущей в квартире размером с обувную коробку. Нравилось, что он видел во мне нормальную девушку, а не неприкасаемую, как все мальчики из моей школы.
«Мне нравится, как он на меня смотрит».
Как будто он тоже что-то чувствовал. Что-то, чего не мог понять — что-то неопределенное, не связанное ни с сексом, ни с химией. Но благодаря этому мы тянулись друг к другу, ощущая эти летящие от него ко мне искры.
Когда его взгляд стал слишком пристальным, я слегка улыбнулась и опустила голову. Заливший мои щеки румянец выдавал неопытность, но также и открытость по отношению к нему. Если бы я ничего не чувствовала, мне было бы все равно, как он на меня смотрит. Если бы у меня в животе не порхали бабочки, а сердце не выпрыгивало из груди, я бы и не заметила гнетущей тишины, которая с каждой секундой становилась все напряжённее.
Обрадовался ли бы мой отец, узнав, что я нашла...друга?
Перед моим мысленным взором возникло суровое, но беспристрастное лицо отца.
«О, нет!»
Моя рука метнулась к шее, чтобы коснуться сапфировой звезды, которую он мне подарил — звезды, которая делала нас ближе друг к другу. Та, которую он купил мне от всей души.
Её там не было.
Моя шея была абсолютно голой.
«Они ее украли!»
«Я забыла сказать ему, чтобы он ее у них забрал».
Я резко остановилась и, оглянувшись через плечо, скользнула пальцами по обнаженной ключице. Папа меня убьет! Он узнает, что я вышла в город, и меня ограбили, потому что иначе ожерелье бы не исчезло.
«Вот черт».
— Все в порядке? — парень замедлил шаг и, расслабив руки, засунул их в передний карман толстовки.
— Мое ожерелье. Они его забрали.
Незнакомец остановился.
— Какое ожерелье?
— Подарок ко Дню рождения, — я тяжело вздохнула, к глазам уже подступали слезы. — Знаю, что какая-то дурацкая побрякушка мало что для тебя значит, но это дорогая моему сердцу вещь.
Парень расставил ноги, и я снова обратила внимание на то, какой он стройный и быстрый.
— Когда я спросил, взяли ли они еще что-нибудь, ты о нем не вспомнила.
— Знаю! — я принялась нервно теребить волосы. — Я о нем забыла. Все произошло так быстро.
— Если оно так много для тебя значило, ты должна была помнить, — его тон не был ни надменным, ни жестоким, но слова впились в меня, словно осы.
Проглотив скорбь, я выплеснула свой гнев.
— Оно было совсем новым. Мне подарили его сегодня утром.
— И ты уверена, что они его забрали?
— Конечно, уверена, — я резко развернулась и, откинув волосы с шеи, показала красный след от сорванной цепочки. — Видишь?
— Я просил их все вернуть, — лицо незнакомца помрачнело, словно он принял мою потерю близко к сердцу. — Они вернули.
— Знаю…
— Скажи спасибо, что отделалась подаренной на День рождения безделушкой, — он облизнул губы, и в его взгляде блеснуло мрачное раздражение. — Кстати, с Днем рождения.
Незнакомец повернулся и зашагал вперед, то ли ожидая, что я последую за ним, то ли пытаясь отступиться от обещания проводить меня домой.
Конечно, он был прав. Дурацкий драгоценный камень в обмен на спасение жизни? Это небольшая цена. Но, Боже, как же больно было думать о подарке отца — о прекрасной сапфировой звезде — в руках этих мерзавцев. Как они будут ее трогать, засовывать в свои грязные карманы, а потом продадут кому-нибудь, кто никогда не узнает откуда она взялась.
«Папа меня возненавидит».
Чувство вины грызло меня острыми серебряными клыками. Если я расскажу отцу правду о том, что произошло, если у меня хватит смелости признаться, что я ушла, никому не сказав, он меня поймет. Простит.
Но что подумает обо мне этот человек? Он меня спас, а я, вместо того, чтобы радоваться, чуть не разрыдалась из-за пропажи ожерелья ценою в несколько тысяч.
Жизнь дороже какой-то побрякушки. А я уже не глупый ребенок.
Я никогда не была глупым ребенком.
«И не собираюсь становиться им сейчас».
Сорвавшись на бег, я догнала незнакомца и коснулась его предплечья.
— Прости. Тебе могло показаться, что я не благодарна. Что обвиняю тебя в том, что ты не отобрал у них ожерелье, — я облизнула губы. — Это не так. Мне просто жаль, что я им его отдала, но ты прав. Это всего лишь ожерелье.
Парень резко остановился, не сводя глаз с того места, где я его коснулась. Затем с трудом сглотнул.
— Не надо мне ничего объяснять.
— Нет, надо. Я у тебя в долгу. И не хочу, чтобы ты думал, будто я какая-то принцесса.
Он отстранился, поджал губы и оглядел меня с ног до головы.
— Какой по счету День рождения?
Я удивленно моргнула.
— Что?
— Сколько тебе исполнилось?
— О, гм..., — я изо всех сил пыталась уйти от этого вопроса. Не потому, что хотела сохранить в тайне свою личную жизнь, а потому, что он был старше меня.
Незнакомец выглядел лет на двадцать пять, в нем чувствовалась суровость, свойственная людям, ежедневно борющихся за выживание. Он был сильным там, где я была слабой. Мне не раз приходилось сражаться, но только в залах заседаний и на совещаниях, а не на улицах.
Парень вздохнул.
— Я понял. Ты не обязана мне говорить, — он отвернулся и зашагал дальше в своих стертых грязными кроссовками джинсах.
— Нет, подожди, — я побежала за ним. — Я хочу тебе сказать.
Он остановился, и я его догнала, сразу почувствовав себя рядом с ним очень комфортно, хотя совсем его не знала.
— Мне исполнилось девятнадцать.
Из его груди вырвался тихий, короткий смешок.
— Ого, я знал, что ты еще юна, но не настолько.
— А ты думал, сколько мне?
Он прищурился.
— Двадцать, двадцать один.
— Не велика разница.
Парень снова сунул руки в карманы, видимо, по привычке.
— В сущности, еще ребенок.
Я сдержала раздражение.
— А тебе сколько?
Усмехнувшись, незнакомец опять натянул капюшон на свои растрепанные темно-каштановые волосы, от чего его красивое лицо окутала еще более плотная тень.
— Я старше тебя.
Его лицо, скрытое от моих глаз капюшоном и ночными сумерками, тускнело у меня в памяти, будто я недостаточно на него смотрела, чтобы сохранить воспоминание.
Я скрестила руки на груди.
— Скажи. Я ведь тебе призналась.
Он искоса взглянул на меня.
— Двадцать пять.
— Шесть лет. Не так уж и много.
— Достаточно, чтобы кое-кто загремел в тюрьму.
— Кое-кто?
Незнакомец тряхнул головой и повел плечами.
— Забудь.
Какое-то время мы шли молча, непроизвольно я снова потянулась пальцами к обнаженной шее. Я злилась на себя за то, что забыла про ожерелье. Что как следует не осмотрелась и не попросила его вернуть. Означает ли это, что я недостойна такого подарка? Если даже о нем не вспомнила.
— Знаешь, если бы я не забыла про ожерелье, я бы все равно его не взяла.
Парень нахмурился, ожидая продолжения.
— Я бы отдала его тебе.
На его скрытом тенью лице мелькнуло удивление, а затем и вовсе сменилось вежливым отказом.
— Нет.
— Нет?
— Просто нет.
По спине пробежали мурашки. В глубине души мне хотелось, чтобы он принял мой воображаемый подарок. Сапфир мог стать для него душем, едой и крышей над головой, а не болтаться тупо на моей тощей шее.
Но он повел плечами — не с досадой, а скорее с невиданной доселе гордостью и достоинством.
— Мне, бл*дь, не нужны твои подачки.
Брошенное им ругательство оборвало наш странный разговор.
Я не должна была обесценивать его благородный поступок, заставляя гипотетически принять то, чего он никогда не получит. Но мне хотелось, чтобы этот человек знал, как я ценю его помощь.
— Когда мы придем домой, я дам тебе больше денег, хорошо? Я прослежу за тем, чтобы ты получил достойное вознаграждение за…
— Мне, бл*дь, не нужны твои деньги, — рявкнул он. — Иначе я сделал бы то же, что и они, и ограбил тебя прямо там, где не было свидетелей.
Мир вокруг меня замер.
— Ты бы не стал.
— Ты меня не знаешь.
— Тут ты прав. Не знаю, — я оставила без внимания внезапно охватившую меня дрожь. — Так расскажи мне о себе.
— Что рассказать?
— Чего тебе нужно? Откуда ты? Как я могу тебя отблагодарить?
Он оскалился.
— Мне ничего не нужно. Я ниоткуда. И ты никак не можешь меня отблагодарить.
Его напряженная поза и сжатые кулаки меня не напугали.
— То, что тебе ничего не нужно — это неправда. И ты откуда-то...но, если хочешь сохранить это в секрете, я пойму. Наверняка есть что-то, что тебе нужно, — я махнула рукой в сторону переполненного тротуара. — Ты провожаешь меня не ради оздоровительной прогулки.