Король‑солнце, как и все остальные короли, разрешал придворным использовать в качестве туалетов любые уголки Версаля и других замков. Стены замков оборудовались тяжелыми портьерами, в коридорах делались глухие ниши. Но не проще ли было оборудовать какие‑нибудь туалеты во дворе или просто бегать в парк? Нет, такое даже в голову никому не приходило, ибо на страже традиции стояла диарея – беспощадная, неумолимая, способная застигнуть врасплох кого угодно и где угодно. При соответствующем качестве средневековой пищи понос был перманентным. Эта же причина прослеживается в моде на мужские штаны‑панталоны тех лет (XII–XV вв.), состоящие из одних вертикальных ленточек в несколько слоев. Парижская мода на большие широкие юбки, очевидно, вызвана теми же причинами. Хотя юбки использовались также и с другой целью – чтобы скрыть под ними собачку, которая была призвана защищать прекрасных дам от блох. Проблема диареи, впрочем, была более глобальна. Представь: на балу вдруг прихватило, а юбка узкая. Проблема! Или юбку испачкаешь, или задирать придется, да и не успеть можно. А с широкой юбкой – отбежала к стене, присела в реверансе на минутку, и пляшешь себе дальше.
– Ну, а парики тогда были зачем, чтобы голову не мыть и не причесываться? – начала она разгадывать секреты самостоятельно, пользуясь той же методикой.
Александра рассмеялась:
– Да, с фантазией у тебя не очень, но уже «теплее». В 1530 году итальянский врач Фракасторо порадовал любителей изящной словесности поэмой «Сифилис, или Французская болезнь». Считалось, что болезнь приняла такое повсеместное распространение благодаря легкомысленным французам. Сифилисом переболело в то время почти все население южной Европы, от святых отцов до уличных нищих. Гезер писал, что из‑за сифилиса исчезала всяческая растительность на голове и лице.
|
|
И вот кавалеры, дабы показать дамам, что они вполне безопасны и ничем таким не страдают, стали отращивать длиннющие волосы и усы. Ну а те, у кого это по каким‑либо причинам не получалось, придумали парики, которые при достаточно большом количестве сифилитиков в высших слоях общества быстро вошли в моду во всей Европе. Эта проблема коснулась не только кавалеров – лысины порой появлялись и у дам. Но и эти лысины умело прикрывались париками. От слова «парик», сходно зазвучавшего на всех европейских языках (perruque – франц.) родилось и название тех, кто эти парики делал – парикмахеров. Эта профессия стала одной из самых высокооплачиваемых в мире.
На вопрос «Что делают в парикмахерской?» любой ребенок ответит: «Стригут волосы!», удивляясь неосведомленности взрослых. Но тогда, когда сифилис вместе с сопутствующим ему облысением распространился и в Англии, цирюльника стали называть не «haircutter» – «подстригатель волос», а «hairdresser» – «одеватель волос». Так в Англии появились те самые парики, которыми, как славной и древней традицией, гордятся поныне судьи и лорды.
В Европе начался настоящий бум париков. Парик стал символом эпохи «короля‑солнца». Приличному человеку полагалось иметь как минимум три парика и менять их в течение дня.
В России парики появились при Петре I. Они были просто одной из новинок и не поражали особой пышностью и роскошью, как во Франции. Сам Петр мало внимания уделял условностям и носил самый дешевый парик стоимостью пять рублей. Поговаривают, что в церкви император даже снимал парик вместе со шляпой, видимо, считая его частью головного убора.
|
|
– Ну а шляпы мушкетеры тоже из практических соображений носили? Или все‑таки хоть кто‑то во Франции пытался быть изысканным джентльменом? – осторожно спросила она, уже предвидя очередную историческую правду.
– В Париже всегда так: когда не достигают желаемого – делают вид, что желали достигнутого, – ответила Александра. – Вот что писал историк, автор исследований по очистке города: «Начиная с древних времен, правило для парижского мусора было одно – «tout‑a‑la‑rue» (все на улицу), включая домашние отбросы, мочу и фекалии. Вместо туалетов повсеместно использовались горшки. Те, кто был побогаче, украшали их золотом и драгоценными камнями, остальные использовали более простую посуду. Однако горшки нужно было куда‑то опорожнять. А поскольку выгребных ям в городах не было (или было, но очень мало), то горожане, ничуть не смущаясь, выливали нечистоты из окон прямо на головы прохожим. Изданный в 1270 году закон гласил, что «парижане не имеют права выливать помои и нечистоты из верхних окон домов, дабы не облить оным проходящих внизу людей». Те, кто не подчинялся, должны были платить штраф. Однако этот закон вряд ли исполнялся – хотя бы потому, что через сто лет в Париже был принят новый закон, разрешающий‑таки выливать помои из окон, но прежде трижды прокричав: «Осторожно! Выливаю!» А чтобы ты мне скорее поверила, давай почитаем старых добрых «Трех мушкетеров». Я всегда с собой ношу этот подарочный мини‑экземпляр. Это мой талисман.
|
|
Итак, действие книги начинается в 1625 году при короле Луи XIII: «Я допускаю, – сказал Атос, – что шпиона могла обмануть фигура, но лицо…
– На мне была широкополая шляпа, – объяснил Арамис.
– О, Боже, – воскликнул Портос, – сколько предосторожностей ради изучения богословия!..
– Месье Портос, что за высокопарные глупости – вам что, ни разу говно на голову не выливали за годы жизни в Париже?»
Заметное распространение шляпы получили с конца XVI века. Широкополые шляпы, которые носили роялисты в Великобритании и мушкетеры во Франции в XVII веке, могли произвести впечатление, но не были практичными. Так забывается история!
Действительно ли широкополые шляпы были непрактичны, или причины их появления просто не хочется вспоминать? Понятно, что дорогие и с трудом отстирываемые парики не были призваны служить защитой от льющихся сверху помоев и фекалий. Наоборот, нужна была защита самих париков от такой напасти. Услуги парикмахера, изготовлявшего парики, стоили дорого. Широкополые же шляпы стали носить в Великобритании и Франции, то есть там, где дерьмо больше всего и выливали на головы.
Как бы продолжая тему шляп, развивается история происхождения реверанса. В средневековой Европе к исполнению реверансов и поклонов относились с особым вниманием. Энциклопедия определяет реверанс как почтительный поклон. Он всегда сопровождался снятием головного убора, так что характер реверанса зависел от формы и покроя одежды. Особое внимание в поклоне уделялось умению кавалера обращаться со своим головным убором – снимать шляпу перед поклоном и приветствовать даму. А изначально реверанс имел своей целью всего лишь убрать вонючую шляпу подальше от чувствительного носа дамы…
Вспомни, как тот самый первый мушкетер, который так поразил некую встретившуюся ему даму, изогнулся в танце‑поклоне и ловко спрятал за спину свою шляпу, на которую только что вылил содержимое свей «ночной вазы» сонный бакалейщик со второго этажа! На вопрос удивленной дамы наш кавалер совершенно честно ответил: «Это я из великого уважения к Вам!»
Дама была поражена и рассказала о таком рыцарском отношении подругам. Те, в свою очередь, стали требовать аналогичного почтения от своих кавалеров. Если же во время исполнения ритуала незадачливого кавалера совсем некстати кусали блохи, то па становились совсем замысловатыми, что и придавало реверансу черты настоящей бальной хореографии. Действие стало традицией, и теперь мы на полном серьезе читаем о том, какой «величественностью и строгостью отличались реверансы и поклоны XV века».
Ну вот, пожалуй, и все. Ну что, я не совсем тебя шокировала? Кстати, теперь я тебе задам вопрос на засыпку: что такое французский поцелуй? – неожиданно закончила Александра.
Такого она не ожидала. Здесь опять таится какой‑то исторический подвох!
– Ну, может, это единственный способ заставить француза закрыть рот и перестать болтать? – высказала она свою ироничную версию.
– Нужно будет запомнить, это может пригодиться, – рассмеялась Александра. – А ответ на мой вопрос – английский поцелуй! Потому что во Франции его называют английским, а в Англии – французским. Только не спрашивай меня почему, вот этого я не знаю. Но твоя версия мне понравилась!
Время пробежало совершенно незаметно, и они уже подходили к собору Нотр‑Дам де Пари. Группа ждала Александру. Расставаться не хотелось. Они обменялись телефонами и договорились встретиться в ближайший выходной день. На прощанье Александра поинтересовалась ее дальнейшими планами на сегодня. Услышав, что она собирается дойти до Латинского квартала, Александра усмехнулась и посоветовала не искать там мексиканцев. Латинским квартал называется, потому что там находится Сорбонна, в которой преподавание первоначально велось на латыни.
От собора она перешла через мост. Здания по левую сторону Сены были точно такими же одинаково аристократичными. Но теперь, зная всю историю происхождения этого изящества, она смотрела на них не снизу вверх, как смотрят на что‑то недоступное, а на равных. Да, в Москве тоже много проблем, но каждый город хорош по‑своему.
Париж – вот он такой. Он не идеальный, он не эталон мировой культуры, но он единственный в своем роде. Париж так же уникален, как Москва, Санкт‑Петербург или Тарасов. Этот новый взгляд на Париж очень ей понравился. Спасибо Александре. Прямо по Конфуцию получилось: «Был бы ученик, а учитель найдется».
Размышляя, она не заметила, как оказалась в конце бульвара Сен‑Мишель. Невдалеке был виден красивый парк. Это был Люксембургский сад – самый «французский» из всех парков города, потому что только здесь можно увидеть, как именно проводят свое свободное время парижане, так что становится понятным истинное предназначение зеленых местечек Парижа.
Она села на один из железных стульев, стоящих вокруг фонтана. В центре парка возвышается Люксембургский дворец, построенный для Марии Медичи в английском стиле с большими пространствами зеленого газона.
А для нее Люксембургский сад был связан с известными людьми, которые в разные годы гуляли в этом саду. Здесь бывали Мандельштам, Цветаева, Ахматова, Модильяни.
В центре парка – большой пруд, окаймленный изящными цветниками и изогнутыми дорожками. Было обеденное время, и все газоны были заполнены людьми, сидящими с ланчами в пластиковых контейнерах. Люди были разные – студенты, люди постарше. Наверное, есть обед, сидя на траве, было удобно. Но ей казалось, что люди решили устроить себе пикник в Люксембургском саду потому, что гораздо дешевле было купить еду навынос и не платить за обслуживание в кафе. Это входило в диссонанс с окружающей гармоничной архитектурой, розовыми аллеями и аккуратно постриженными деревьями.
Диссонанса никто, кроме нее, не замечал. Ну и ладно, подумала она. Если не смотреть на обедающих, то вид на дворец в окружении парка был именно такой, каким она себе и представляла.
Отдохнув, она решила, что посмотрит Сорбонну, а тогда уже будет пора возвращаться домой. Она опять вышла на бульвар Сен‑Мишель и направилась в сторону Сорбонны. Именно здесь понимаешь, как хорошо быть студентом: атмосфера свободы, молодости и какой‑то артистичности чувствуется во всем вокруг – в многочисленных недорогих кафе, книжных магазинчиках и лавках.
Впереди нее шла иностранная супружеская пара. Они привлекли ее внимание тем, что подолгу стояли у каждой витрины, рассматривая манекены и не заходя внутрь. Это называется «бесплатный» шопинг – когда люди просто рассматривают витрины или вещи в магазинах, особенно в сувенирных, как в музее, ничего не покупая. Она всегда считала, что только русские люди вынуждены так делать: часто бывает, что денег можно накопить только на поездку в Париж, на шопинг ничего не остается. Но эта пара не выглядела бедно. Да и средняя зарплата в европейских странах около трех тысяч евро в месяц.
На ее пути встретился магазин Calvin Klein. Объявленной там семидесятипроцентной скидки оказалось достаточно, чтобы благая цель увидеть Сорбонну была ею забыта. Неожиданно супружеская пара зашла в магазин вместе с ней. На вид им было за пятьдесят. Разговаривали они по‑английски, но не так, как говорят американцы, используя сленг, а на классическом английском. Наверное, поэтому она очень хорошо понимала, о чем речь.
Надо сказать, что при этом она практически не считала, что подслушивает, – ведь она выполняет миссию раскрытия секретов. Можно было назвать ее исследователем, а для добросовестного исследователя все средства были хороши. Сначала она услышала, как жена говорила мужу, что уже устала – целый день они ходят по магазинам. Теперь она хочет вернуться в отель; но отель далеко от центра, и нужно искать метро нужного цвета, так как ей не хочется ехать с пересадками. Не заметив ни одного пакета с покупками в их руках, она удивилась: что же такое они ищут в Париже и не могут найти?
Еще в США она обратила внимание, что супружеские пары практически не разговаривают между собой. Зато очень охотно они общаются с продавцами, официантами и обслуживающим персоналом отелей. Причем все уже знают эту особенность клиентов, и поэтому персонал всегда пытается вступить с ними в контакт.
Она этого ужасно не любила. Нужно было постоянно находиться «В разговоре», отвечая сто раз на дню на одни и те же вопросы: «Откуда вы?», «Из России? Вау!», «Когда приехали?», «Когда уезжаете?» Дело было даже совсем не в том, что она не считала их себе ровней, чтобы разговаривать с ними, напротив – она относилась с пониманием к их нелегкому труду. Она понимала, что они задают эти вопросы не потому, что искренне интересуются ее жизнью, а потому что их учат, как привлекать потребителя и повышать уровень лояльности клиентов. Поэтому она вежливо давала понять, что она не расположена вести беседу, потому что очень занята. Этим она помогала им тратить больше времени на тех, кто любит такое общение «ни о чем», и заодно спасала себя от пустой болтовни. Она считала, что время на отдыхе нужно тратить только на приятные вещи. И если нечего сказать существенного, лучше помолчать.
Эта пара была, можно сказать, типичным носителем иностранного менталитета. Только они зашли в магазин, как к ним сразу же подошел менеджер, поздоровался и спросил, откуда они. Они очень обрадовались вопросу и наперебой стали рассказывать, что они из Австралии. Супруге исполнилось пятьдесят, и муж подарил ей подарок – путешествие в Европу, это было так замечательно! А путешествуют они на поездах, от города к городу с рюкзаками.
Ее всегда удивляла эта черта иностранцев – выкладывать о себе столько информации, когда их никто об этом не спрашивает. Ей всегда казалось, что они только и спрашивают друг у друга: «Как дела?» и отвечают «о\'кей». И все. Все остальное «прайвит лайф», частная жизнь. Чем больше она изучала язык и чем чаще слушала эти разговоры, тем больше понимала, что каждый иностранец – просто находка для шпиона. Только задай вопрос, и на тебя посыплются мегабайты информации – абсолютно ненужной, неинтересной и поверхностной. Может быть, она когда‑нибудь поймет, для чего им это нужно.
Дальше супруги разбрелись в разные стороны. К жене подошла девушка‑продавец, и они вместе пошли в отдел женской одежды, а супруг направился в отдел одежды мужской. Ей очень хотелось подслушать что‑нибудь еще, и она решила пойти за мужчиной. В углу зала мужской одежды стоял стеллаж с сумками, и она спряталась за ним, делая вид, что выбирает сумку для себя. Она не ошиблась – разговор продолжался. Менеджер делал очень заинтересованное лицо и всей мимикой и жестами делал вид, что он искренне интересуется судьбой этой семьи.
Всего за несколько минут она узнала, что посетитель – крупный бизнесмен, владеет контрольным пакетом одной из крупнейших интернет‑компаний в Австралии. Повествуя об этом, он ходил вдоль вешалок с одеждой и очень тщательно рассматривал одну вещь за другой. Его внимание привлекла белая ветровка из очень тонкого парусного шелка. Старая цена – 170 евро – была зачеркнута, и поверх была написана новая – 55 евро. Мужчина примерил ветровку и посмотрелся в зеркало. Взгляд был растерянный: видно было, что он не понимает, нравится ему вещь или нет. Он оглянулся, видимо, в поисках жены, но ее не было поблизости. Ветровка была ему действительно к лицу, но несколько маловата. Она решила ему помочь – подошла поближе и показала на следующий размер. Он очень обрадовался и надел другую куртку. Да. Она была права – эта куртка сидела на нем как влитая. Ветровка была легкой, практичной и необходимой в Париже в эти дни, когда несколько раз на день погода менялась с солнечной на ветреную и принимался идти дождь. А цена была вообще смешная для такой марки – практически даром!
Гордая собой – еще бы, так помогла незнакомому человеку – она пошла к кассе, намереваясь купить себе сумку за 70 евро. Скидки на сумку почему‑то не было, но она была именно такой, какую давно хотелось, – из белой жатой ткани, с длинной ручкой и многочисленными молниями. Сумка выглядела стильно, но была очень практичной. На выходе из магазина она столкнулась с той же парой. В руках мужчины пакета с покупкой не было. «А вы разве не купили ту куртку? Она так хорошо вам подходила», – удивилась она. Он опять очень обрадовался и начал рассказывать жене, что познакомился с этой очаровательной женщиной из России, когда примерял белую ветровку. Но ветровка стоит дороговато – 55 евро, а у него же теперь есть вот это! Только сейчас она увидела, что он держит джинсовую куртку.
– Представляете, – продолжал он, – мы с женой катались на кораблике по Сене и, когда причалили, выходили последними. Смотрим: кто‑то забыл куртку. Мы вышли и стали спрашивать у всех, кто ее забыл, но так и не смогли найти хозяина. Поэтому мы оставили куртку себе. Вот посмотрите – протянул ей он куртку:
– Она очень хорошего качества. Совсем еще новая.
Боясь выглядеть невежливой, она взяла куртку в руки, чтобы потрогать ее и потом высказать свое восхищение. Увидела надпись – «Глория Джинс». Придумывать ничего и не надо, как оказалось:
– О, вам так повезло! Эта куртка из России.
– Правда? Вау! Мы счастливчики, – вскрикнули они одновременно и обменялись поцелуями. «Никогда не догадаешься, что делает людей счастливыми», – подумала она.
Попрощавшись с ними, она направилась в метро. Переходя перекресток, посмотрела направо и увидела вдали величественное здание с круглым куполом. Это, должна быть, Сорбонна! Она помахала рукой известному университету, в котором учились Гумилев, Цветаева, Мандельштам, супруги Кюри и Папа Римский.
Как‑то совсем не так она представляла себе жизнь супербогатых людей, тем более в Австралии… Путешествовать с рюкзаком, жить на окраине Парижа, считать дорогой фирменную куртку за 55 евро и радоваться редкой удаче в виде забытой джинсовой куртки. Что же это? Когда уже она приобщится к этому тайному знанию? Хотя, с другой стороны, если она даже и поймет, почему они живут именно так, последовать их примеру она никогда не захочет. У нас же другой менталитет. «Я устала, поеду домой на такси, – решила она, – а они пусть с пересадками добираются до своего дешевого отеля и экономят свои денежки для чего‑то другого, если это другое вообще существует…»
Утром раздался звонок. Это был Филиппе. «Что ему еще от меня надо?» – недовольно подумала она. И вдруг вспомнила, что именно на сегодня был назначен, причем по ее же просьбе, осмотр отелей Парижа. Как быстро бежит время! Осталась всего одна, последняя неделя, и уже нужно возвращаться домой…
Она уже поняла, как устроен Париж. Город разделен на двадцать округов, которые начинаются в центре, и как бы спирально закручиваются к окраинам, как раковина улитки. Каждый район имеет свой шарм, свою «изюминку», поэтому отдать предпочтение какому‑то одному сложно. Размещаться стоит в отелях, находящихся с третьего по десятый район Парижа. Первый и второй районы – это самый настоящий туристический центр; здесь меньше предложений и заоблачные цены.
При выборе отеля не стоит ставить цель поселиться в непосредственной близости от всего сразу: пешком до всего дойти не получится. Все равно нужно будет пользоваться транспортом, поэтому лучше ориентироваться на наличие рядом станции метро. Город небольшой, и все достопримечательности «распределены» довольно равномерно, поэтому можно жить в любом районе. Если будешь ближе к Эйфелевой башне, то окажешься дальше от Нотр‑Дам де Пари. В любом случае, чтобы посмотреть все интересные места, нужно ездить на метро или ходить целый день пешком.
Ей было очень интересно посмотреть отели, потому что за все годы работы в туризме, как она заметила, из раза в раз повторяется одна и та же история. Все клиенты, которые приходили покупать туры в Париж, говорили: «Нам не нужен дорогой отель, нам бы только переночевать. Это же Европа, там сервис не какой‑нибудь турецкий! В Париже три звезды такие же, как пять в Турции». Определенная логика в этих рассуждениях прослеживалась. Она бы, наверное, с ними согласилась, если бы не одно «но»: Париж одним нравился, другим – нет, но довольных отелем в Париже не было никого!
Первое удивление может вызвать тот факт, что во Франции относительно немного пятизвездочных отелей. Причина не в том, что гостиниц должного уровня здесь нет, а в том, что до 2008 года во Франции существовала своя, отличная от других стран, система классификации гостиниц. Согласно этой системе, максимальное количество звезд равнялось четырем, а самым роскошным отелям присваивалась категория 4*Luxe & Palaces. Даже известный во всем мире отель «Риц» относился к категории 4* Grand Deluxe. Многие же отели до сих пор утаивают свою «звездность» с целью избежать дополнительных налогов. Теперь французская национальная система классификации приведена в соответствие с международными стандартами.
Так вот, клиенты у нее были разные, но недовольными оказывались даже те, которые в Турции и Египте жили в трехзвездочных отелях. Пожив в Париже в отеле той же категории, они по возвращении не сразу могли даже сформулировать претензии, кроме одной – ужасно все. Клиенты, имеющие возможность путешествовать с большим бюджетом, были недовольны проживанием в той же степени. Нет, Париж нравился всем или почти всем, негативные впечатления были вызваны именно ночевками в гостиницах. Причем некоторым клиентам это портило весь отдых. Общее мнение, независимо от уровня клиентов, звучало примерно так: «Ваше агентство отправило меня в дыру! Да, я был согласен жить в скромном отеле, но не на помойке, в клоповнике, в тараканнике, бомжатнике и клоаке!» – тут были возможны варианты, зависящие от словарного запаса клиента. Клиенты даже очень дорогих отелей, и то жаловались: на старость – не на старину, а именно на обшарпанность, затхлый запах, устаревшую сантехнику.
Она, конечно, знала, что отельный фонд Парижа не нов. Но в воображении ей рисовались маленькие уютные отельчики, аккуратные чистые номера, вкусные завтраки с теплыми свежими круассанами. Вероятно, так себе представляли отели и ее клиенты. Она не первый раз сталкивалась с наблюдением, что все русские думают одинаково. Видимо, это какое‑то коллективное бессознательное, чаще всего, к сожалению, далекое от реальности.
Именно поэтому она попросила устроить ей осмотр отелей. Посещение двух двухзвездочных, двух трехзвездочных и двух четырехзвездочных отелей позволило бы ей понять эту проблему в прямом смысле изнутри. Четырехзвездочные отели интересовали ее меньше всего, потому что цена за ночь в них была не просто больше, а невообразимо больше. Например, стоимость за номер в одно– или двухзвездочном отеле в сутки составляет от 80 до100 евро, стоимость номера трехзвездочного отеля – 150–200 евро в сутки. Четырехзвездочный отель стоит 180–250 евро, а «четыре звезды делюкс» – от 200 до 800 евро в сутки. После того, как она своими глазами увидит типичные отели в каждой категории, она уже сможет что‑то предпринять для того, чтобы ее клиенты были довольны!
Филиппе в этот раз был пунктуален. После того, как он подробно рассказал ей все, что он делал за последнюю неделю, они смогли поехать по намеченному маршруту. Филиппе был за рулем небольшого «Ситроена», принадлежащего фирме, в которой он работал. Отели располагались недалеко от места, где она жила, и она планировала уже через два часа быть свободной.
Через четверть часа они входили в первый по списку двухзвездочный отель. Номер располагался на втором этаже, на который надо было карабкаться по винтовой лестнице, ужасно узкой, которая к тому же практически не освещалась, так что приходилось думать не о красотах города, а о том, чтобы не упасть вниз. Лифта в отеле не было. Каково же постояльцам подниматься с чемоданом на четвертый этаж, например? Зайдя в номер, она замерла от ужаса: по полу и по стенам бежали три таракана, в самой комнате стояли две ободранные кровати и шкаф со сломанной дверцей. Заметив недоумение на ее лице, Филиппе произнес: «А что еще можно хотеть за семьдесят евро в сутки?»
Следующая «двушка» была близнецом предыдущей. Вдобавок, обслуживающий персонал этого отеля составляли «афрофранцузы», делающие вид, что не знают никакого европейского языка.
Трехзвездочные отели отличались от предыдущих на чуть‑чуть. Маленькие комнаты, видимо, были отличительным признаком всех отелей Парижа. Да пожалуй, и не только отелей, но жилья в принципе. Комната была чуть шире, лифт был такой маленький, что, зайдя туда вдвоем с Филиппе, они не сговариваясь, выдохнули. Чемоданы (если бы они у них были) нужно было бы ставить себе на ноги.
Второй из трехзвездочных отелей приятно удивил своей новизной. Наконец‑то она увидела что‑то приличное. Филиппе объяснил, что отель только открылся после реконструкции. Холл был выкрашен в ярко‑красный, малиновый и желтый цвета, посередине стоял красный диван в форме губ. Зеленые люстры‑шары, видимо, были апофеозом дизайнерской фантазии. Вопреки ожиданиям, комната оказалась такой же маленькой, причем вход был сразу в кровать! Прихожая отсутствовала, а в углу комнаты стояло несколько палок, между которыми была натянута шторка. Заглянув внутрь, она увидела вешалки – видимо сооружению отводилась роль шкафа.
Две кровати стояли, сдвинутые друг с другом. Причем подойти сбоку, чтобы лечь, было бы весьма проблематично. Впрочем, стоило учесть, что в Париже все за день так устают, что единственно возможным способом падения на кровать является падение плашмя в длину. Это и руководило мыслью дизайнера и хозяина этого отеля, когда они делили комнаты на клетушки по десять метров. Между кроватями была перегородка, представляющая собой кусок деревоплиты, обтянутый кожзаменителем, который просто можно было вставить или вынуть по желанию гостей в зависимости от степени близости их отношений. Такая забота о клиентах ее рассмешила.
Спустившись вниз, они оказались перед входом в столовую. «Очень интересно, чем тут кормят», – решила полюбопытствовать она. В столовой стояли обычные столовские, можно даже сказать, совдеповские столы. На одном из них стояли два стеклянных блюда (одно – с кусочками масла, другое – с нарезанным сыром) и два подноса (один – с омлетными сгустками, а другой – с нарезанными на четыре части сосисками). «Обрати внимание, в этом отеле завтрак‑буфет, это горячие блюда». Оглянувшись, она поняла, что Филиппе имел в виду именно эти два подноса.
Тут в дверях послышался шум. В столовую влетел рыжий мальчуган, подбежал к столу с подносами и встал как вкопанный. Вслед за ним неслось: «Тема, Тема, подожди!» На пороге показалась две очень похожие друг на друга женщины: молодая была, видимо, его мать, а та, которая по виду была лет на пять старше матери, оказалась бабушкой. «Бабуля, а где еда? – пролепетал удивленный малыш. Что мы будем есть?» Видно было, что это бывалый путешественник, знавший, какие завтраки бывают в гостиницах Турции или Египта. То, что стояло на столах, абсолютно не соответствовало его ожиданиям.
Бабушка терпеливо стала ему объяснять, что это не Турция, что по меркам Парижа это более чем приличный завтрак, что во французских гостиницах бывают еще и хуже завтраки… Ведь они приехали в Диснейленд, напомнила бабушка. Лицо ребенка стало не по‑детски серьезным. Взрослый ответ Темы потряс ее: «Да, хорошо, – ответил он, – ради Диснейленда я готов на лишения».
Два последних, четырехзвездочных, отеля уже были похожи на отели, в которых человек может жить, а не только ночевать. Хотя размер комнат был тоже невелик, около шестнадцати метров, и мебель была не новая, но про такие отели уже можно сказать, что в них присутствует французский колорит. Цены начинались с 250 евро за номер в сутки. Такой отель выглядел приблизительно как старенький четырехзвездочный турецкий отель, только с более чем скромным питанием.
Нужно было сделать из увиденного какой‑то вывод. Вывод первый: сколько бы человек ни убеждал себя и других, что ему не важно, в каком отеле жить, что он, мол, непритязательный, главное – подешевле, все это не совсем так. Все так говорят только потому, что никому и в голову не придет, что речь идет вовсе не о скромности номера, а о наличии или отсутствии в нем тараканов! Номер за 70 евро в сутки будет именно таким.
Естественно, человек, побывав в такой гостинице, будет недоволен, потому что проживание в таких условиях находится за гранью человеческого понимания. И то, что это дешево, уже становится неважным. Каждый клиент винит прежде всего агентство – а кого ему еще винить? Ему кажется, что только по незнанию или по крайней некомпетентности можно продавать туры в такие отели. Он чувствует, что лучше было бы заплатить чуть больше, но за лучшие условия.
Это решение приходит ему в голову, конечно, уже после возвращения, а не до покупки тура. Однако он не предполагает, что за недельный тур за отель «чуть получше» ему придется заплатить больше не на сто евро, а на полторы тысячи с лишним евро.