Она уже проснулась, но лежала с закрытыми глазами. Она знала, что если подойдет к окну, то увидит серое утро. Мелкий снег, метель и двадцать градусов мороза. 36 глава




«Пойду хоть искупаюсь в теплой воде», – решила она. Она вошла в воду. Вода оказалась холодной, градусов девятнадцать, не больше. Огромные волны били в песок, буквально затягивая на глубину. Она совсем расстроилась. Стоило ехать за тридевять земель, чтобы опять не было возможности искупаться!

Утром дул легкий ветерок, но теперь он дул сильнее. Было странное ощущение: солнце пекло нещадно, и было одновременно жарко и холодно от ветра. Спрятаться было негде. Деревьев на берегу не росло. Но нужно было какое‑то укрытие.

– Можно пойти вон туда, – Доминика показала на лес на далеком пригорке. Шли они туда минут десять. Потом, расположившись в тени баобаба, продолжили свой разговор про дешевый отдых на Бали. Было видно, что, кроме нее, никто не расстроился.

Она в разговоре не участвовала. Место, где они сидели, было так далеко от океана, что она никак не могла понять, зачем вообще стоило сюда ехать. Мимо по песку проезжали небольшие джипы. На одном из них был написан телефонный номер фирмы, сдающей автомобили в аренду.

– А давайте, арендуем такую машину. На всех будет недорого. И можно будет уехать подальше, а вечером в город съездить поужинать.

Как ни странно, идея всем понравилась. Уже через час они загрузились в старенький ржавый красный джип «Сузуки» и понеслись по твердому песку вперед, в неизвестность.

В багажнике они нашли столик, шезлонги и зонтик, что сделало их отдых наконец‑то похожим на отдых. Кроме нее, купаться никто не изъявлял желания, и она пошла одна.

Купанием это было назвать сложно, потому что прыгать на волнах, как она это делала в Средиземном море, здесь не получалось. Волна была мощная и сразу же затягивала вглубь, переворачивала, но не для того чтобы развлечь, а для того, чтобы поглотить. «Разница между морем и океаном огромная», – подумала она. Трудно объяснить это сразу же появляющееся чувство страха, ощущение, что обратно ты можешь не выйти.

Через некоторое время они вернулись в отель, договорившись вечером поехать в город.

 

Городок был невелик. Две параллельные океану улицы пересекали три перпендикулярные. Тем не менее, в нем был музей ловцов жемчуга, картинная галерея, маленький торговый центр и несколько ресторанов.

Как всегда бывает в компании, даже не очень большой, желания их разделились. Одри хотела идти в ювелирный магазин, Жан – в морской музей, Доминика хотела в торговый центр, а она хотела в картинную галерею. Расхождений в желании пойти в ресторан у них не было. Они долго пытались найти компромисс, решая, с чего начать, и пришли к мнению, что нужно всем вместе по очереди ходить из одного места в другое.

«Ну, уж нет», – подумала она. И сказала:

– У меня другая теория компромиссов. Если хотите, я вам ее объясню.

Они, как по команде, встали по стойке смирно и были готовы слушать ее теорию. Она объяснила, что по ее мнению, чтобы человек был счастлив, он должен делать то, что ему нравится.

– Поэтому все идут кто куда хотел, а через час мы встречаемся и идем все вместе ужинать! – закончила она.

– О, вери гуд, – с восторгом посмотрели они на нее и захлопали в ладоши, – какая ты мудрая!

«До чего же легко управлять такими людьми», – усмехнулась она.

Они разошлись в разные стороны, договорившись встретиться на этом же месте через час.

Она шла по указателям в направлении картинной галереи до тех пор, пока не увидела указатель, который показывал в обратную сторону. Видимо, она ее прошла. Не может быть, чтобы этот железный гараж был галереей. Она вошла внутрь. Да, это была картинная галерея аборигенов. «Ну что ж, тем интереснее», – подумала она.

 

 

В двух залах метров по тридцать каждый на стенах висели огромные картины, нарисованные разноцветными точками. Это были не цветы и не животные, а просто хаотично расположенные узоры на однотонном фоне. Ее потрясли не сюжеты и не размеры картин, а их цены. Самая дешевая стоила 1500 долларов, самая дорогая, ничем, впрочем, не отличающаяся от предыдущей, – 15 000 долларов. Она решила спросить служащую галереи, чем отличаются друг от друга эти картины, хотя, в общем‑то, предвидела ответ: что это, мол, искусство и у него нет точных критериев ценности. Это может либо нравиться, либо нет…

Девушка оказалась очень любезной и разговорчивой. Видимо, за день набиралось немного желающих даже просто зайти в галерею, не говоря уже о том, чтобы купить эти произведения искусства. Видя ее замешательство, девушка начала описывать технику рисования и сказала, что только аборигены могут рисовать точками. Больше никому в мире это не позволено. Только аборигенам из поколения в поколение передавалось искусство: зашифровать смысл символов в картинах. И поэтому в каждой картине ощущается такая сильная энергетика.

А на метафизическом уровне искусство для аборигенов является главным средством воссоздания событий прошлого, почитания предков и общения с миром духов. Часто на картинах художников‑аборигенов «сказочные истории» показываются с высоты птичьего полета. Обычно это рассказ про создание Земли древними существами во время их путешествия или в процессе акта Творения. Точка, пятно – один из основных символов у художников Австралии, придающий их картинам своеобразие. Точки, пятна могут обозначать звезды, искры от костра, Землю. Современные художники‑аборигены утверждают, что обычные зрители могут увидеть в картинах лишь внешнюю историю. Только знатоки истинного значения символов способны понять внутреннюю, таинственную сущность картин.

После такого объяснения она уже видела в этих полотнах все, о чем так подробно рассказывала ей девушка‑продавец. Все‑таки странно устроено человеческое сознание. Еще минуту назад, глядя на картину, она видела только бессвязные точки, нарисованные за пять минут специально для продажи, и отчетливо понимала, что картина ей не нравится. Но после поэтического описания та же картина обрела какой‑то таинственный смысл, и хотя она не стала ей нравиться больше, но она уже была готова купить ее, чтобы приобщиться к таинственной истории внутренних смыслов. «Как хорошо, что у меня нет денег», – мелькнуло в голове.

Уже было нужно возвращаться на ужин. Проходя по аллее, она заметила нескольких смуглых мужчин с приплюснутыми носами, которые сидели под пальмой и делали, что называется, nothing (ничего). Вид у них был абсолютно отсутствующий; видимо, они были обкуренные. И вообще, они походили на местных бомжей. Рядом с одним из них валялась длинная дудка – она видела такую в магазине, где продавали сувениры, сделанные аборигенами.

Встретившись, они сели за столик и начали обмениваться мнениями. Хотя все посетили совершенно разные места, впечатления были одинаковыми. Никто из присутствующих не был доволен увиденным. Музей был неинтересен, жемчуг очень дорог, одежда была старомодной. Ее очередь рассказывать про картины аборигенов была последняя. В конце своего рассказа она спросила про тех «бомжей», которых она видела под пальмой. Как ни странно, ее рассказ очень тронул всех присутствующих.

– Она же, наверное, не знает историю аборигенов. О! это так печально, – подняв глаза к небу, воскликнула Доминика. – Надо ей рассказать.

– Давайте, я расскажу, – предложила Одри. – Я одно время была членом благотворительного клуба помощи аборигенам. Вся страна очень виновата перед ними, и мы никогда не искупим свою вину. Сказав это, она прослезилась и начала рассказ:

– Заселение Австралии европейскими колонизаторами началось в 1788 году. По примерным оценкам, численность aборигенов в те годы составляла около 750 тысяч человек. К 1911 году их насчитывалось всего 31 тысяча. Много лет назад, когда первые англичане высадились на Австралийском берегу и привезли первых осужденных, аборигены жили повсюду. Колонизаторы, естественно, начали вступать в отношения с местными девушками. Родилось много темных детей, и правительство Австралии решило, что таким образом, чего доброго, скоро все население превратится в мулатов. Была создана белая полиция, которая отбирала у родителей таких детей и помещала их в интернаты. Система воспитания в интернатах была поставлена таким образом, что, вырастая, они не хотели возвращаться к первоначальной жизни аборигенов и выходили замуж за белых. Кровь аборигенов практически исчезла через несколько поколений.

Потом в государстве поняли, что это негуманно. Чтобы искупить свою вину перед этими людьми, государство стало всем выплачивать пособия. Теперь вся земля в центре Австралии принадлежит аборигенам. Но очень многие из этих детей стали наркоманами. Они сидят под пальмами и не хотят ничего делать – ни учиться, ни работать. Это происходит оттого, что они не имеют своих корней. Вот такая печальная история, – закончила Одри. «Почему никому не приходило в голову, что они ничего не хотят делать, потому что им пособие платят? Причем, столько же, сколько они смогли бы заработать. Правительство считает, что искупает историческую вину, а на самом деле это только ухудшает ситуацию» – подумала она.

 

Выходные закончились, они вернулись назад. Супруги были рады ее возвращению. Они сказали, что уже привыкли к ней, и с ней им живется гораздо веселее.

Оставалось две недели до Нового года. В один из вечеров они обсуждали, где они будут его праздновать. Основной праздник, конечно, – это Рождество, и они справляют его дома с родственниками. В этом году к ним приедут брат Рассела из Сиднея и сын с невестой.

«Нужно будет спросить, что делает на Рождество Доминика. В ее компании, наверное, будет гораздо интереснее», – подумала она.

Потом стали обсуждать празднование Нового года.

– Мы с Салли решили пойти в яхт‑клуб. Мы платим за членство, но ходим туда очень редко. Как тебе такая идея? – спросил ее Рассел. – У них в этом году гавайская вечеринка. Я надену гавайскую рубаху – помнишь, Салли, ты купила мне на Бали яркую рубашку? Она всего несколько долларов стоила.

Салли заулыбалась.

– Конечно, помню. А у меня есть длинная цветастая юбка!

«Как же это необычно звучит – Новый год в австралийском яхт‑клубе», – подумала она, а вслух сказала:

– Да, и еще в волосы нужно цветок воткнуть.

Как будет здорово! Это точно будет лучший Новый год в ее жизни!

А после Нового года они обычно на выходные ездят на реку Маргарет. Это винодельческий район южнее Перта. Там красивейшие пляжи и лучшие вина Австралии, которые можно пробовать прямо у виноделов.

Эта идея ей тоже понравилась. Как все замечательно складывается. Единственное, что омрачало ей настроение, – это предстоящие экзамены в университете. Но с другой стороны, как говорил Карлсон, – это пустяки, дело житейское.

 

На следующий день после Рождества утром она проснулась от какого‑то шума.

– О, хорошо, что ты проснулась, – завидев ее, сказала Салли, – собирайся, поехали, сегодня Боксинг Дей.

– А что в этот день нужно делать? – спросила она.

– Покупать все, – пояснила ей Салли. Скидки во всех магазинах.

Она поняла: «Boxing day» переводится как день коробок. Какие они все‑таки послушные люди. Вот им назначили день, и все едут за покупками. Правильно. Если им не назначать день, когда нужно тратить деньги, то они вообще ничего покупать не будут. Для них же трата одного доллара уже внутренняя смерть. Никто ничего не покупает. Все ходят в старых футболках и сланцах. Желаний никаких, потребностей тоже.

– А вот как вы считаете, – поинтересовалась она, – богатый человек – это кто, по‑вашему? – обратилась она к Расселу.

– Богатый человек, – не задумываясь, ответил он, – это тот, кто может выписать чек на миллион долларов.

– Кому выписать? – удивилась она.

– Да кому угодно, – рассмеялся Рассел.

– А если он его никогда не выпишет, как еще можно понять, что этот человек богат? – продолжала интересоваться она.

– Да никак. Знаешь ли, очень богатые люди иногда одеты хуже бедных, и дома у них не всегда самые дорогие, да и машины обычные. Но это все неважно – важно, что он может сказать: «Я вам прямо сейчас могу выписать чек на миллион», – сказал Рассел, и глаза его загорелись. – Вот это моя мечта – скопить столько денег, чтобы я тоже мог так сказать.

– Кому? – еще больше удивилась она.

– Да кому угодно. Вот для этого стоит жить, – закончил Рассел.

Это и есть их смысл жизни? Не верится как‑то. Но чем больше она анализировала все увиденное, тем больше понимала, что именно эта идея объясняет многое из того, что она видела в своих путешествиях. И ведь не скажешь уже: «Подумаю про это позже». Через неделю она уже возвращается в Россию.

Они приехали в центр города. За два месяца проживания в Австралии столько народу на улицах она еще не видела. Все ходили из магазина в магазин с огромными пакетами, словно это был единственный день в году, когда магазины открыты, хотя рождественские скидки начались уже с начала декабря.

Переходя дорогу, она увидела магазин Армани и большие буквы на стекле: «Sale».

– Давайте сюда зайдем, посмотрим, может, что‑нибудь интересное будет? – и, не дожидаясь их согласия, она повернула в сторону бутика. Супружеская пара покорно побрела за ней. По их виду было понятно, что этот магазин их не интересует.

Она вошла в магазин и сразу же на полке увидела их. Это были черные туфли Армани – ее мечта. Нет, так сказать было бы неправильным: она не мечтала о таких туфлях. Но так бывает, что как только ты видишь «свою» вещь, то сразу становится ясно: ты должен это купить. Они были настолько замечательные, прямо какое‑то совершенство. Фасон был очень модный, но в то же время их можно было носить сто лет, потому что он был классический. Качество кожи говорило само за себя. Даже не меряя можно было ощутить ее мягкость и удобство колодки. Черный цвет – элегантный и беспроигрышный вариант. Было видно, что это работа хорошего дизайнера, и в этом случае бренд имеет значение. В общем, эти туфли были, что называется, единством формы и содержания. Их цена была 500 $ и скидка – 50 %. Завидев ее интерес, подошел симпатичный молодой продавец.

– Мадам, это туфли последней коллекции Армани. К сожалению, у нас только один размер – 39.

Ну вот, как всегда… То, что ей понравилось, она не может купить. Она взяла туфли в руки и посмотрела размер – может же ведь быть такое, что продавец ошибся. Потом даже примерила их. Вдруг они окажутся маломерки. Но туфли были велики, и очень сильно, ведь ее размер был – 36. Она расстроилась еще сильнее.

В это время к ней подошла Салли.

– Какие красивые туфли, – сказала она. – Как раз мой размер.

– Да ты что! Вот тебе повезло, померь. Такие туфли классные, и стоят недорого. Со скидкой получается всего 250 $. За брендовые туфли такого качества – это очень хорошая цена.

Салли уже было протянула руку, чтобы взять у нее туфли, но услышав цену, отдернула ее как от огня.

– Ты что, такие туфли покупать! В соседнем магазине можно за 20 долларов купить, – воскликнула она.

– Так это же не такие, – попробовала возразить она.

– Такие же черные. Знаешь ли, мне все равно, именные они или нет! Я не собираюсь переплачивать, и тебе не советую такую глупость совершать, – лихо отчитала ее Салли.

– Ты права, – согласилась она, – но пойми, иногда нужно смотреть на вещи с экономической точки зрения, и не от слова «экономия», а от слов «экономика». Если ты перестанешь покупать вещи, мебель, одежду и обувь, а другие люди не будут покупать то, что производишь ты, то экономика рухнет. Поэтому кризис и произошел.

А брендовые вещи – это не просто такие же вещи, как другие, но дороже. Люди вкладывают деньги в красивый дизайн, в развитие, в рекламу. Они дают свое имя, вкладываю душу. И дело совсем не в том, чтобы другие увидели по этикетке, что у тебя брендовые туфли. Энергетика такой вещи гораздо выше. Поэтому человек, который надевает такую одежду, чувствует себя иначе. И ему в жизни легче добиться своих целей, – с трудом подбирая нужные слова для объяснения такого сложного вопроса, закончила она. – Может, моя теория далека от совершенства, но что‑то в этом есть.

Рассел уже стоял рядом с женой. Они очень вежливо, не перебивая, дослушали ее до конца и, когда она закончила, хором сказали: «Ну, давай уже пойдем, а то там все расхватают, в других магазинах».

Честно говоря, ходить вместе с ними ей не хотелось, и они договорились встретиться через два часа у входа на парковку.

Она с удовольствием погуляла по городу, купила подарки для семьи и сувениры в офис.

К назначенному времени пришли Салли и Рассел, увешанные разноцветными пакетами. По их веселому настроению она поняла, что шопинг удался. Как сказал Рассел, они потратили столько же денег, сколько стоили одни туфли, а накупили очень много дешевой одежды и обуви.

– Вот, учись, – поднял он вверх все пакеты, – Good value!

 

Потихоньку погода стала налаживаться. Дело шло к Новому году. С каждым днем становилось все теплее и теплее. В один из дней, когда был абсолютный штиль, ей даже удалось искупаться. Вода только сначала казалась прохладной, но потом, как это обычно бывает, оказалась освежающей. За два месяца она искупалась первый раз. Вот тебе и жаркая Австралия – страна белоснежных пляжей и ласкового океана.

Как быстро идет время! Сегодня уже Новый год. Вчера они ставили елку. На улице жара 35 градусов, а в доме елочные украшения, гирлянды и конфетти.

В ресторан яхт‑клуба им нужно было прийти до десяти вечера, потому что кухня работала только до половины одиннадцатого.

Для себя она приготовила наряд в карибском стиле. Она купила ярко‑зеленое короткое платье с многочисленными оборками и большой розовый цветок в волосы. Туфли на высоком каблуке у нее были. Она с нетерпением ждала вечера. Новый год, наверное, остался единственным праздником, который она любила. Это бывает у всех: чем старше становишься, тем меньше любишь праздновать день рождения.

Наконец‑то все собрались и приехали в яхт‑клуб. Она была здесь раньше и уже видела этот ресторан и пристань с красивыми яхтами. Но сегодня же был не обычный вечер, а Новый год, поэтому зал должен быть украшен и гости должны быть веселые и нарядные. Что еще нужно для праздника? Только хорошая компания.

Когда они приехали, зал был полон. Они прошли к своему столику на террасе. Было очень тепло и, хотя играла легкая музыка, был слышен плеск воды.

Как ни странно, зал не был украшен, да и все присутствующие, казалось, просто вышли из дома в магазин, а не на празднование Нового года. Почти все были одеты в повседневную одежду, и единственным украшением у каждого было ожерелье из орхидей, которые выдавали всем на входе. Присутствующие были гораздо старше ее, и один из гостей, старичок лет восьмидесяти, сказал:

– Мадам, вы украшение нашего вечера.

Да, действительно, платье у нее было самым ярким и самым коротким, а каблуки – самыми высокими. В общем, она была на этом вечере чем‑то вроде елки.

К сожалению, она не смогла отнести сказанное к комплиментам. Опять она не вписалась в формат, хотя на русской вечеринке на нее вообще бы никто не обратил внимания, настолько скромно она была одета.

Все встали в длинную очередь с тарелками к шведскому столу, и каждый наложил себе большую кучу еды, потому что уже через полчаса все унесли. В ресторане остались только бармен и несколько официанток, которые убирали грязную посуду.

В стоимость входил один фужер шампанского, который все быстро выпили, как только пришли в ресторан. Компания за их столом была большая. Все обменивались друг с другом рассказами о событиях года. Как она поняла, они только раз в год и виделись. Этих людей она не знала, и ей было абсолютно неинтересно слушать, кто на ком женился и сколько детей у кого родилось.

Вся еда была съедена, шампанское выпито, больше никто ничего не заказывал. Не то чтобы она любила выпить, скорее, она пила очень мало, но как оказалось, одного фужера для всего новогоднего вечера мало даже ей.

Заказать что‑то для себя одной она постеснялась – еще подумают, что русские все алкоголики, и она тихо вышла из‑за стола, спустилась на пляж, сняла туфли и босиком пошла по мокрому песку. Волна иногда докатывалась до ее ног. Вода была очень теплой, ощущения были необычными. Она дошла до мостика и села, опустив ноги прямо в лунную дорожку. Да, это оказалось самое скромное и унылое ее празднование Нового года.

Но одна она была недолго. Видимо, ее друзья увидели, что ее нет, и пошли ее искать. В руках у них было по маленькой бутылке шампанского. Одну дали ей, и, когда часы пробили двенадцать, все одновременно стрельнули пробками в воздух.

«Вот тебе и салют, вот тебе и шампанское, вот тебе и Австралия», – подумала она. Шампанское, конечно же, оказалось – брют. «Вот тебе и жизнь, совсем не сладкая, с Новым Годом тебя, дорогая», – мысленно поздравила она сама себя.

Уже через полчаса они вернулись домой. По тому, какими оживленными и веселыми были Рассел и Салли, она поняла, что празднование этого Нового года для них было таким же веселым, как и все предыдущие.

Почему‑то вспомнилась фраза из фильма «Джентельмены удачи»: «А у нас в тюрьме сейчас ужин, макароны дают». К этому случаю, может, она и не подходила, но она вспомнила их обычные празднования Нового года в Тарасове: столы, которые ломятся от разных деликатесов, нарядные гости, смех, улыбки, музыка и фейерверки. «Ну, ничего, не расстраивайся, на будущий год будет у тебя нормальный праздник», – успокоила она сама себя.

 

Через день они выехали из дома рано утром. Им предстоял переезд в 400 километров на юг, в район реки Маргарет, к винодельческим плантациям. Честно говоря, ей совсем не хотелось туда ехать, потому что погода наконец‑то стала похожа на лето. Океан разогрелся до комфортной для купания температуры. У нее оставались последние выходные, чтобы позагорать, а тут нужно опять куда‑то ехать.

Ну, ничего. Это же не Брум какой‑то, а, как ей рассказывал Рассел, элитный район, где любят проводить свободное время богатые люди Австралии.

Они ехали по трассе. С обеих сторон дороги она видела многочисленные знаки – «Осторожно, кенгуру!»

– Это очень опасные места, – Рассел проследил за ее взглядом. – Здесь ночью столько аварий происходит. Кенгуру выскакивают на дорогу и, ослепленные фарами, не понимают, что им делать, и кидаются под колеса. Чтобы машины не калечились, вот посмотри, – на бамперы приделывают специальные железки, – он показал на никелированные трубы проезжающего мимо внедорожника.

– У нас тоже такие штуки на машинах есть, кенгурятники называются, – сказала она.

– А что, в России тоже кенгуру есть? – удивился Рассел. – Никогда не слышал.

Действительно, они от слова «кенгуру» так называются, что ли? Она никогда не думала над этим вопросом. Просто знала, что эти трубы спереди называются «кенгурятники», искренне считая, что это для красоты автомобиля, и может, для предохранения от ударов других машин, но уж точно не от кенгуру.

Они проехали уже полпути, и она заметила, что здесь красивыми ярко‑сиреневыми цветами цветет джикоранда, которая уже две недели как отцвела напротив их дома.

– Это другой сорт? – поинтересовалась она. – Почему они цветут позже?

– Так мы же на юг едем, к южному полюсу ближе. Здесь гораздо холоднее, чем в Перте.

Когда они приехали на место и вышли из машины, сильный ветер опять чуть не сбил ее с ног. Ну что за люди! Зачем ехать оттуда, где тепло, туда, где холодно? Что здесь она опять не позагорает и не искупается, она уже поняла.

Ладно, хоть вина попьет настоящего, ведь в жизни она ни разу больше не попадет в Австралию – в этом она была уверена. Она этого не допустит.

Городок оказался очень маленьким, даже меньше Брума. В центре было несколько отелей, пара кафе и супермаркет.

Мы сегодня переночуем в этом городке, – объяснил ей Рассел, – А завтра уже доедем до винных районов и будем обедать в самом престижном ресторане, расположенном в центре виноградной долины.

На следующий день дорога была более живописной. Слева и справа были видны виноградники, при которых располагались дегустационные винодельни.

Наконец они въехали на территорию огромного комплекса. Виноград рос повсюду, куда достигал взгляд. По красивой аллее они доехали до парковки, которая была вся забита шикарными машинами. Ну вот, наконец‑то она увидит настоящих австралийских богачей.

Они сели за столик, и официант принес меню. Она уже несколько раз посещала австралийские рестораны, и всегда меню было, что называется, очень коротким. Однажды, еще в Италии, она получила хороший мастер‑класс от известного шеф‑повара. На ее вопрос, почему выбор такой маленький, он объяснил, что в хороших ресторанах выбор блюд небольшой. Это именно фирменные блюда шеф‑повара. Они эксклюзивны по содержанию и исключительны по вкусу; что и отличает обычную забегаловку от хорошего ресторана.

Ресторан, где они сидели сейчас, должен был быть гарантированно хорош, потому что меню включало в себя только три салата, четыре мясных блюда, три рыбных и два десерта. Цены при этом на каждое блюдо начинались с 40–50 долларов.

Ей еще ни разу не понравилась австралийская ресторанная еда, причем независимо от стоимости. Недорогая еда, как и дорогая, были просто безвкусными. Обслуживание было ужасно долгим, официантки постоянно путали и забывали заказы. а в пабах только убирали грязные кружки и бутылки, даже не вытирая пиво, разлитое на столе.

Ну, здесь‑то место элитное, все будет по‑другому. Она изучала меню и незаметно рассматривала окружающую публику. Видимо, все пришедшие в этот ресторан сегодня люди жили так, как недавно рассказывал Рассел: каждый из них мог бы выписать чек на миллион. Но по их внешности, одежде, обуви невозможно было понять, что сидят богатые люди. За одним столом мужчина ковырял в носу, за другим – женщина так громко сморкалась, что было слышно по всей виноградной долине.

Она заказала себе баклажановые тарталетки, потому что баклажаны трудно плохо приготовить, утиную грудку и фирменный десерт Павлова, с ударением на втором слоге. На картинке он выглядел, как обычное безе; тоже трудно испортить.

Ждали они около часа. В ресторане было холодно. За это время супруги выпили две бутылки вина и съели весь хлеб, который подали по австралийской традиции – с маргарином.

Она так хотела есть… Когда принесли непрожаренные баклажаны, три маленьких кусочка сухой утки и безе – подгорелое сверху и сырое внутри, на ее глаза опять навернулись слезы. Так часто, как в Австралии, она не плакала никогда в своей жизни. Каждый раз, когда ей случалось расстраиваться дома, для этого была серьезная причина: поругалась с кем‑нибудь, проблемы на работе или в семье. В Австралии она плакала от того, что ей было холодно, и она постоянно хотела есть. Кое‑как она проглотила абсолютно несъедобную еду, щедро запивая ее вином. Стало теплее и веселее. «Все‑таки алкоголь иногда нужная штука», – подумала она.

 

На следующий день они уже на обратном пути посетили еще один городок, состоящий из одной улицы с несколькими сувенирными магазинчиками, небольшой стеклодувной мастерской и продуктового магазина. Зайдя в супермаркет, она решила купить чего‑нибудь сладкого в дорогу. Она купила мармелад ручной работы… Он оказался соленым. Большей гадости она не пробовала никогда в своей жизни! Так, эксперименты с едой закончены! Можно только есть хлеб и пить воду. Эти два продукта в Австралии полностью удовлетворяли ее непритязательному вкусу.

Они уже выезжали на трассу, чтобы ехать домой, как она вдруг вспомнила, что так и не увидела реку Маргарет, и спросила об этом Рассела.

– Да мы только что по мосту через нее переехали, – махнул он рукой назад.

Не может быть, она не могла не заметить мост. Может быть, она уже от голода временами сознание теряет?

– Река петляет, и через пять километров мы опять будем ее пересекать. Я тебе ее покажу, – успокоил ее Рассел.

Она опять задумалась. Она бы не смогла ответить, про что конкретно она думает, она как бы думала обо всем и сразу. Мозг сам ставил себе задачи, анализировал и сравнивал разные события, ведь времени оставалось очень мало, а нерешенных вопросов – еще много.

– Смотри, смотри, вот река, – крикнул Рассел.

Она посмотрела в окно, но не успела рассмотреть реку с таким красивым названием Маргарет, потому что ширина ее была метра три, не больше. Ее вообще не было видно сверху, казалось, что они проехали обычный заросший овраг.

«Хай, – помахала она ей вслед. – Вот тебе и Маргарет Рива», опять мысленно сказала она, как будто что‑то доказывая сама себе…

 

Книгу она дочитала и резюме подготовила по всем правилам. Ее выступление было в середине, что было очень хорошо. Первых всегда оценивают ниже, а к последним обычно комиссия устает и уже начинает придираться к выступающим, а в середине можно надеяться на объективную оценку.

Одеться нужно было тоже как можно более незаметно. Как она успела понять за три месяца, несмотря на свободу и толерантность, провозглашаемые на каждой странице газеты, журнала и по телевизору, людей, отличавшихся от других, не любили. Глупых жалели, а к умным относились настороженно.

Как ей однажды сказала Доминика: «Нельзя выглядеть лучше других и нельзя, чтобы другие поняли, что ты умнее их. Это снобизм, одно их самых плохих качеств».

Одеться так же, как одевались студенты ее группы, она не могла. Ну, длинное платье и платок, закрывающий рот, ей бы никто и не позволил одеть, а все азиатские студентки носили другую, совершенно одинаковую, одежду: на темные обтягивающие лосины надевались джинсовые шорты, сверху цветастый топ из марлевки и джинсовая куртка – и чтобы обязательно отличалась по цвету от шорт. Сначала она думала, что в этом‑то и есть какой‑то новый тренд, но потом поняла, что на такую мелочь, как сочетание цветов, никто не обращает внимания. Здоровая белая сумка из кожзаменителя и сланцы завершали образ студентки.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: