Что делает с нами Интернет? 3 глава

В литературе обсуждается также терапевтическое воздействие, ока­зываемое различными формами пребывания в Сети. Л. Горалик полага­ет, что Сеть в целом дает возможность настраивать мир под себя. При этом она вызывает два конфликтующих ощущения: громадности мира, его информационной глубины, неохватности ресурсов — с одной сто­роны, и мизерности мира, близости и схожести людей вне зависимости от географического расположения, чуть ли не местечковой легкости в за­вязывании близких знакомств, — с другой. По мнению автора, варьируя предоставляемые Интернетом возможности, человек даже с выраженными проблемами, испытывающий трудности взаимодействия с реальным ми­ром, может за несколько недель создать для себя удобную нишу и эта ниша становится «единственным миром», где его особые потребности реализу­ются стабильно и безопасно [60]. Терапевтический потенциал Интернет- форумов исследует Н.Д.Чеботарева [209], игр (а именно, игр-квестов) — Е. Ю. Зубарев [94].

Одним из аспектов рассмотрения проблемы влияния Интернета яв­ляется проблема динамики коммуникативных и личностных показателей в связи со стажем использования Сети. Одним из широко распростра­ненных обыденных представлений является мнение о том, что сетевые долгожители деградируют по ряду важнейших параметров психологиче­ского (и даже психического) здоровья. Косвенным выражением влия­тельности таких представлений является тот факт, что зачастую выводы в работах, посвященных исследованию данного вопроса, строятся как кон­статация отсутствия искомого эффекта (например: «значимых корреляций проблематичного использования Интернета с опытом работы в Интернете не выявлено» [63]; «не подтверждают представления о том, что длительное участие в ролевых играх ведет к размыванию границ между оп-Ипе и ре­альным миром, в частности, к переносу в реальную жизнь поведения, ко­торое здесь расценивается как криминальное; нет доказательств большей отчужденности игроков» [4-721; «широко представленное в обыденном со­знании мнение об однозначно негативном воздействии информационных технологий на личностное развитие не имеет адекватного эмпирического обоснования» [14]).

Е. Г. Носова провела внесетевое исследование влияния Интернета на особенности коммуникации. Испытуемыми стали студенты 20-25 лет, разделенные на общающихся посредством Интернета (эксперименталь­ная группа, 48 чел.) и не общающихся с его помощью (контрольная группа, 30 чел.). В экспериментальной группе были выделены три под­группы по стажу виртуального общения: первая — до 1 г., вторая — от 1 г. до 3 лет, третья — больше 3 лет. Применялись: методика В. Н. Ку- нициной (СУМО), методика диагностики социалыю-нсихологической адаптации К. Роджерса и Р. Даймонда (СПА); авторская анкета, направ­ленная на выявление демографических характеристик и характеристик общения в Интернете (частота, предпочитаемое средство, стаж и харак­тер общения в Сети). Выявлено, что с увеличением стажа общения в Се­ти растет количество испытуемых, посещающих Интернет ежедневно, при этом предпочтение отдается моно- и диалогичным формам обще­ния (электронная почта и 1С<3); с приобретением опыта люди начинают использовать Интернет не только для развлечения или общения с дру­зьями, но и в деловых целях. По результатам исследования автор делает общий вывод об отсутствии негативного влияния Интернет-общения на способность успешного осуществления реального общения. Выявле­ны некоторые особенности, характерные для экспериментальной груп­пы в отличие от контрольной (общающиеся в Сети больше стремятся к доминированию, у них выше показатели чувствительности и неком­муникативности и ниже показатели по партнерскому стилю общения и экспрессии), а также для отдельных групп, различающихся по стажу опосредованной Интернетом коммуникации. Испытуемые первой под­группы демонстрируют высокие показатели по шкале «манипулятивный стиль общения», у них в отличие от двух других подгрупп нет низких показателей по шкале «навыки общения». Среди представителей второй подгруппы много застенчивых людей; у них низкие показатели по шка­ле «аутистичность»; они больше других стремятся к доминированию и меньше других склонны к раскрытию и экспрессивному поведению. Третья подгруппа характеризуется преобладанием авторитарного сти­ля общения, отсутствием застенчивых людей, самым низким уровнем отчужденности и высокой степенью раскрытия. К общей тенденции относится выявленная связь между стажем и вероятностью снижения невербальной активности ⁹⁾ [151].

А. А. Сакбаев выявил, что с увеличением игрового опыта локус кон­троля сдвигается в интернальную область [181]. Сравнение новичков

Данный факт, очевидно, можно интерпретировать не только как проявление эффекта Интернет-коммуникации, но и в обратную сторону — субъекты с высокими показателями невербальной активности общаются в иных форматах, а к Интернету могут проявлять ситу­ативный, быстро иссякающий интерес — Ю. К., Н. Ч.

со стажем менее 6 месяцев и «ветеранов», общающихся в Сети более трех лет, показало повышение удовлетворенности от общения, что связывается с развитием навыков получения социальной поддержки [382]. Воспри­ятие Сети как источника эмоциональной поддержки зависит от опыта пользования Интернетом: чем больше у человека стаж, тем в большей степени он воспринимает Сеть как источник эмоциональной поддержки, помощи в трудную минуту [209]. Проявлением повышения эмоциональ­ности общения в связи со стажем сетевого общения является увеличение количества смайликов, сопровождающих послания. Чем дольше человек в Сети, тем чаще он их употребляет; у старожилов смайликом снабжено едва ли не каждое предложение, что создает своеобразные барьеры по­нимания для новичков и поэтому служит одним из средств социальной стратификации в сетевых сообществах [147].

Специфика общения в Интернете определяет своеобразие сетевой социальной жизни. В частности, исследуя необоснованную вербальную агрессию в Сети, или флейм, Ф. О. Смирнов указывает, что к нему при­бегают люди, которые в реальной действительности никогда не смог­ли бы позволить себе такое вербальное взаимодействие. Ругань в Сети дает им повод считать себя героями, манифестирующими свободное об­щение, и в этом отношении наличие Интернет-общения можно считать фактором, ослабляющим социальный контроль и даже провоцирующим. С другой стороны, необоснованная вербальная агрессия заставляет сетевое сообщество для предотвращения распада объединиться, чтобы достойно ответить агрессору [186].

К проблемам проявления специфики Сети в социальном плане отно­сится уже упоминавшийся нами феномен «Парадокса Интернета», опи­санный К. Кгаиг, 8. Кте$1ег, В. Вопеуа е1 а1. Парадокс заключается в том, что социальная технология, разработанная для межличностного обще­ния, может способствовать социальной изоляции и снижению вследствие этого психологического благополучия пользователей. Судя по данным, полученным на выборке из 169 человек со стажем пребывания в Сети от одного до двух лет, использование Интернета оказалось связанным с усилением одиночества и депрессии и тенденцией усиления стресса. Исследователи объясняли этот парадокс тем, что поверхностные отно­шения (слабая связь), формирующиеся в Интернете, вытесняют глубоки г? отношения в реальном мире (сильная связь) [377].

При исследовании «Парадокса Интернета» выявлена причинная связь между использованием Интернета и депрессией, но допускалось, что она может быть специфична для новичков [378]. Я. ЬаЯохе, М. 8. ЕазНп, ]. Сге§ё показали, что такая связь опосредуется силой Я и ожиданиями возможности возникновения в Интернете стрессовых ситуаций. Кроме того, показано, что использование Интернета для обмена письмами, ес­ли эта деятельность связывается с получением социальной поддержки, способствует снижению депрессии. Противоречивость получаемых дан­ных может объясняться действием фактора длительности стажа Интер- г

нет-общения (качество общения со стажем возрастает), а также тем, что испытуемые, которые имеют более низкие показатели депрессивности, нуждаются в социальной поддержке относительно меньше, нежели люди с выраженной депрессией или стрессом, для которых сетевые связи ока­зываются более полезны [382].

Данные многих работ свидетельствуют о том, что сетевые отношения скорее дополняют, нежели замещают реальные; сами отношения он-лайн могут быть вполне близкими и сильным и не только ослаблять, но и усили­вать реальные, зачастую продолжаясь вних[286,313,366,415,416,513,526]. Эмоциональная вовлеченность в обсуждаемую тему преодолевает чисто «интеллектуальную» сущность медиума — компьютера, — и люди уста­навливают эмоциональные отношения, влюбляются, ссорятся, радуются и переживают. Воображение заполняет пустоты, оставленные ощущения­ми [162]. По сообщению М.Сокольской (Сутула), «виртуальные романы», которые развиваются в электронной переписке, могут длиться по году и больше и завершаться помолвками и свадьбами — как вполне вирту­альными, так и вполне реальными; даже церковнослужители соверша­ют брачную церемонию и в обычной церкви, и посредством Интернета в реальном времени [190].

Близкие эмоциональные контакты в Сети не только возможны, но и довольно распространенны и не то что с каждым годом, а с каждым месяцем количество вовлеченных в них людей увеличивается, — утвер­ждает В. Нестеров. Расширение круга эмоционально окрашенного обще­ния имеет терапевтический эффект, и в отличие от большинства других механизмов социальной компенсации «эмоциональной недостаточности» виртуальное общение дает человеку не суррогат эмоций, а подлинные эмоции, чувства и переживания. Бесспорно, новизна этого явления при­вносит тревожность — «что же со мной происходит?», однако переход виртуальных контактов в разряд обыденных вещей — вопрос времени. Кроме того, что жизнь человека становится эмоционально насыщеннее, участниками виртуальных коммуникаций (особенно молодежью) «малой кровью» приобретается жизненный опыт. Причем этот опыт усваивается в концентрированном виде, приобретение же подобного опыта в реаль­ной жизни сопряжено с большими, нежели в виртуальности, сложностя­ми. Многие участники виртуальных коммуникаций отмечают, что опыт, приобретенный в Сети, в частности, опыт общения с противоположным полом, оказался им очень полезным в реальной жизни [145].

Нам хотелось бы обозначить еще один «парадокс Интернета», имею­щий социальную природу: по знаменательному выражению авторов статьи «Интернет — рождение новой реальности», зачастую и положительный эффект «виртуальности» может вызвать негативную реакцию в реальном мире [104]. Действительно, психологически правдоподобным представ­ляется тот факт, что изменения, происходящие в ходе опосредованной Интернетом деятельности, могут вызывать у реального окружения чело­века реакцию отвержения вне зависимости от характера изменений. Теряя привилегию единственной среды общения, а зачастую — и возможность контролировать поведенческие, когнитивные и эмоциональные прояв­ления, окружающие интернетчика люди, разумеется, могут испытывать дискомфорт настолько сильный, что искажающий эффект порождаемого им напряжения оказывается достаточным для игнорирования имеющих­ся достижений и усиления реальных или мнимых проблем. Тем более, если заинтересованные люди — это родители или учителя, а «уходящий в виртуальную реальность» — ребенок или ученик. Похожую позицию занимает, например, Н. Н. Нарицын, говоря о том, что все компьюте- рофобии взрослых чаще всего основаны на боязни почувствовать себя глупыми перед собственными детьми [141]. Нам кажется важным учи­тывать такое положение при анализе оценок, которые дают личностно вовлеченные в отношения с пользователями Интернета происходящему на недоступной им территории и без их ведома.

Возвращаясь к проблеме сетевой аддикции как высшей степени не­гативного влияния Интернета на личность, выражающегося в ослаблении и утрате дружеских и семейных связей, крахе профессиональной карьеры, можно отметить совпадение этих признаков с тремя «жизненно важными вопросами» А. Адлера, из которых выводятся все человеческие проблемы: вопросы об отношении одного человека к другому (дружбы, товарищества, общности); о профессии (способе быть полезным); о любви [2, с. 32-36]. Признаки «неправильною» сетевого поведения и его негативного влия­ния свидетельствуют о неудаче в решении адлеровских «вопросов»; одна­ко это так, если считать, что единственной общностью является реальное окружение, быть профессионалом можно только вне Сети, а те чувства, которые испытывают по отношению друг к другу партнеры, встречаю­щиеся в Интернете, субъективно не являются любовью. Однако, с одной стороны, реальная эмоциональная насыщенность опосредованной Интер­нетом деятельности не позволяет считать, что пребывание в Сети одно­значно ведет к редукции чувственной стороны жизни. С другой стороны, возникает вопрос об «истинности» «реальных» отношений: В. \Уе11тап, М.ОиНа считают, что приписывание негативного значения интернетному общению может быть следствием идеализации «реального» социального взаимодействия, хотя в нем также формируются поверхностные отноше­ния [513].

Еще один аспект относительности оценок влияния Интернета отме­чает Ь. Кеес1: определение границ «правильного» отношения к компьюте­рам и Интернету должно проводиться в историческом контексте, в связи с социальными и политическими реалиями эпохи. Данный вопрос следу­ет обсуждать, учитывая, что социальные представления отражают систему социального контроля, следовательно, помимо собственно «технических», «медицинских» или «личностных» аспектов, он затрагивает выработан­ные в культуре способы отношения к реальности и устоявшиеся мнения, требующие поддержания в целях обеспечения культурной целостности. Те формы поведения или чувствования, которые выходят за рамки при­нятых в культуре, подвергаются давлению, формой которого может быть «медихализация» описания [437]. Об аналогичном процессе формирова­ния «фактически психиатрической формы самосознания» как средстве социального контроля над личностной самобытностью писал и Э. Эрик- сон [224, с. 263].

Примером апелляции к культурному контексту при объяснении эф­фектов внедрения Интернета в повседневную жизнь является модель О. N. ОгеепйеЮ. До трети принимавших в его исследовании респонден­тов, по их собственной оценке, используют Интернет как средство бег­ства от реальности. Такое использование высоких технологий, — полагает О. N. Сгеепйе1б, — определяется господствующим в западном обществе представлением о том, что чувствовать себя плохо — «не культурно», социум не признает права человека на боль, скуку или растерянность. Так как при этом в культуре утрачены способы самопомощи, то возни­кает необходимость отделения от собственного травматического опыта, одним из способов чего как раз и являются разного рода зависимости. Парадоксальным образом общество, требующее постоянного благополу­чия, стимулирует формирование зависимого поведения, — делает вывод автор [303].

Итак, подходя к концу нашего обзора, за рамками которого, ра­зумеется, осталось огромное количество теоретических и эмпирических исследований роли Интернета в жизни наших современников, мы вы­нуждены сказать, что знакомство с литературой оставляет ощущение про­тиворечивости. На любое утверждение можно найти опровержение, каж­дому аргументу — контраргумент. Представляется, что продуктивной для выхода из создавшегося тупика будет попытка сбросить с себя очаро­вание новизны, динамики, контрастности с привычными для человече­ства средствами, которыми поражает Сеть, и вернуться на собственно психологическую позицию, сущность которой заключается в выделении в качестве предмета научного рассмотрения субъективного отражения ре­альности. Такая позиция позволяет, как нам кажется, объяснять, почему в разных случаях мы наблюдаем противоположные эффекты, а разные психологические последствия информатизации могут и нейтрализовать, и усиливать друг друга [14]. Рассмотрим в качестве примеров работ, в ко­торых прослеживается обозначенный подход (в обосновании или выводах исследования).

8.1Л2 установила, что показатели социализированности игроков М1Ю влияют на способность устанавливать дружеские связи незначительно, а определяющим оказывается влияние скептического отношения к обще­нию в Сети [501].

А. Е. Жичкина в ряде исследований показала, что, вследствие не­возможности применения в виртуальном общении привычных межгруп­повых механизмов социального восприятия (физиогномическая редук­ция, стереотипизация, ингрупповой фаворитизм и каузальная атрибуция) у пользователей может возникать дискомфорт. Однако такая реакция опо­средуется качеством социальной идентичности пользователя: дискомфорт не выявляется у тех, чья собственная социальная идентичность не яв­ляется «выпуклой», и возникает, если она «выпуклая» (что проявляется в чувствительности к социальным нормам и стремлении ориентировать­ся на них) [86]. Кроме того, чем большее значение в самокатегориза­ции имеет социальная идентичность, тем ниже активность пользователей в Интернете, а качество активности, в свою очередь, опосредует отноше­ние пользователей к определенным параметрам сетевой жизни (например, «активные» респонденты хотели бы быть менее любознательными, общи­тельными и раскованными, защищая тем самым себя от информационной безграничности среды [84]).

Т. П. Зайченко и Д. В. Чумакова по результатам проведенного исследо­вания приходят к выводу о том, что имеется обусловленность виртуальных контактов коммуникативными способностями участников: их коммуника­тивностью, потребностью в общении и познании, развитостью коммуни­кативного контроля, гендерной принадлежностью. Так, к общению в Се­ти более склонны общительные девушки с высоким коммуникативным контролем. Для них Интернет является еще одним местом, где они могут реализовать свою высокую общительность. В то же время к длительному виртуальному общению обращаются юноши с низким уровнем разви­тия коммуникативных навыков, испытывающие затруднения в контактах в реальном мире. Кроме того, при перенесении знакомств в реальный мир у девушек чаще встречается несоответствие ожидаемого и реально­го партнера по общению, наблюдается снижение их интереса к партнеру; у юношей проявляется тенденция приобретения друзей в виртуальном ми­ре для последующего переноса образующихся связей в реальность, то есть перехода от виртуального к непосредственному личному общению [91].

По определению В. Гудимова, сетевая игра представляет собой не­устойчивое равновесие между интеллектуальным развитием и эмоцио­нальным сгоранием. Пока игрок сосредоточен на игре, он развивается. Как только он сосредотачивается на себе и пропускает в игру свою лич­ность, он сгорает [65]. Степень значимости и влияние факторов форми­рования сетевого гэмблинга, — отмечает А. Г. Макалатия, в конкретном случае связаны с личностными особенностями игрока [133].

Анализируя данные исследований влияния Интернет-коммуникации на личность, Е. П. Белинская приходит к выводу о том, что эффект определяется не опытом общения как такового, а характером осозна­ния личных целей, которым удовлетворяет компьютерно-опосредованное общение [20].

В общем виде направленность влияния Интернета определяется та­кими психологическими факторами, как мотивация, цели и условия дея­тельности субъекта, а сама по себе деятельность, опосредованная новыми информационными технологиями, не отличается от иных видов деятель­ности, в ходе которых возможны как позитивные, так и негативные транс­формации личности [14]

Выделим важные для дальнейшего рассказа положения:

1. В современных исследованиях обоснован подход к Интернету как культуре, обладающей целостностью и самобытностью. Вследствие этого адекватным методом изучения феноменов, возникающих в се­тевой среде, должен быть признан не сравнительный, а описательный, подразумевающий наличие самостоятельной ценности присущих се­тевой культуре атрибутов.

2. Следовательно, и изучение особенностей носителей сетевой культуры должно быть построено как описание, а не сравнение. Объяснение получаемых данных следует давать исходя из характера внутрисете- вых условий и возможностей, а не из того, как эта деятельность (или жизнь) сочетается с внесетевой деятельностью (жизнью), кон­курируют ли эти реальности либо дополняют друг друга.

3. При психологическом исследовании сетевых жителей важно последо­вательно придерживаться принципа субъектности, поскольку он поз­воляет объяснять противоречивые данные об эффектах жизни в Сети. Практически данное соображение должно реализовываться в плани­ровании исследования: в качестве зависимых переменных должны вы­ступать не объективные (связанные с предметными параметрами — время, частота, форма использования), а субъективные (связанные с местом опосредованной Интернетом деятельности в личностных и мотивационных структурах пользователей) характеристики.

Интернет как новая культура

Число работ, посвященных Сети, ее влиянию на психику человека и на общество в целом, огромно, тем не менее остается открытым вопрос о месте, которое может занять Интернет в культуре.

«Попытка понять смысл Интернета изолированно, вне простран­ства культуры, ограничивает понимание его потенциальных возможно­стей» [193]. «Существование виртуальной реальности предполагает фор­мирование принципиально новой для европейской культуры парадигмы мышления, позволяющей схватывать сложность устройства мира» [177[. Возможно даже представление о том, что человечество стоит на пороге возникновения новой цивилизации, которая в перспективе станет преем­ником современного миропорядка (например, [312,523,536]).

3.1. Развитие сетевой культуры

В развитии киберкультуры.1. Масек [392] выделяет две эпохи — ран­няя и современная, — различаемые по тому, в каком отношении кибер- культура находится к лидирующим тенденциям социальной и культурной жизни глобального общества. С 1960-х, момента своего возникновения, и до начала 1990-х, киберкультура находилась в оппозиции; автор описы­вает четыре этапа эволюции ранней киберкультуры. Со второй половины 1990-х она сама становится лидирующим явлением собственно культу­ры. К 2005 г., по мнению.1. Масек, отношение между «культурой во­обще» и «киберкультурой» преобразовались, но адаптироваться пришлось не первой, а второй. Ценности и ожидания, связываемые с киберкультурой и развитием высоких технологий, были приспособлены к мнению боль­шинства и стали частью повседневной политической и экономической идеологии, играя в современном мире организующую роль в построении новой мировой иерархии [392].

Интернет как семиосфера

К концу 1990-х годов проявились те свойства самого Интернета и спе­цифики его функционирования в нашем обществе, которые позволяют определять его культурный статус как семиосферу. По Ю. М. Лотману [130] семиосфера — это синхронное семиотическое пространство, заполняющее границы культуры и ра­ботающее как целостный механизм. Семиосфера опи­сывается рядом параметров. Охарактеризуем Интер­нет по каждому из них.

Семиосфера должна обладать отчетливо выраженной границей — так, чтобы все структуры и объекты, принадлежащие ей, находились внутри сферы, а сама граница работала как мембрана, пропуская «своих» и от­сеивая «чужих». Граница Интернета хорошо артикулирована в техниче­ском плане и доступ осуществляется при помощи логина и пароля. Эти формальные признаки, позволяющие «держать границу на замке», имеют и ярко выраженную, хотя и весьма неоднозначную семантическую окраску. Интернет — пространство существования людей не хронически бедных, обладающих определенными знаниями и некоторыми социальными за­просами. Доступ к Интернету позволяет человеку чувствовать себя «совре­менным», т. е. человеком, обладающим независимостью, активностью, ин­теллектом и открытостью. Существование пароля вносит дополнительные ассоциации: тайная организация и заговорщики, государственная тайна и спецслужбы, военная тайна и часовой на посту... К тому же пароль часто представляет собой индивидуальный номерной знак, что отсылает к идее деперсонализации полицейско-административного толка. В то же время, постоянный участник Интернет-тусовок обычно обзаводится новым име­нем — ником, что маркирует его статус «посвященного», т. е. приобщен­ного к новой идее и получившего новую — «истинную» — жизнь. Итак, на границе возникают образы двух миров: один — замкнутый, навязываю­щий собственные правила и деперсонализирующий, а другой — открытый, свободный и дающий человеку возможность личностного развития. Какая часть мира оказывается для человека окрашенной в светлые тона — обы­денная реальность или Интернет-реальность — определяется тем, которую из них он называет «своей». На границе двух миров живут и особые раз­бойники — те, кто может осуществлять насильственный и тайный «вынос» из одного мира в другой. Поэтому многие владельцы сайтов и гос.службы стремятся обзавестись «своим хакером», подобно тому как в Киевской Руси прикармливали приграничных кочевников («свои поганые»).

Второй параметр, по которому описывается семиосфера — это не­однородность языков, заполняющих семиотическое пространство. Языки Интернета — естественные языки, включая русский, английский, жаргон, язык символических жестов — смайликов, язык дизайна и т. д. — все эти языки в большей или меньшей степени взаимопереводимы и имеют как разное время обращения и обновления кодов, так и различную вырази­тельную силу и широту применения. Принципиально важным для суще­ствования Интернета как явления культуры представляется наличие двух типов языков — символьного и образного. До тех пор, пока компьютер­ная среда позволяла оперировать только «словами», она оставалась лишь средой профессиональных навыков (программистских или пользователь­ских) [170]. С появлением иконических текстов, по определению не пол ностью переводимых в словесные тексты, возникла конституирующая для семиосферы способность компьютерной среды к смыслопорождению.

Следующий параметр — это взаимодополнительная работа двух ти­пов времени и, соответственно, двух типов сюжетов в рамках единого семиотического пространства. Мифологический сюжет, лежащий в осно­ве семиосферы и базирующийся на циклическом времени, выделяет эле­менты, стабильно закрепленные в семиотическом пространстве, и героя, обладающего большими степенями свободы. Выделяемая Ю. М. Лотманом элементарная последовательность событий в мифе — вхождение в закры­тое пространство и выхождение из него — это в Интернете «хождение по сайтам»: попадание в закрытое пространство расценивается мифом как временная смерть с последующим воскресением, но уже в новом облике, с новыми знаниями и возможностями, а погружение в Интернет-реаль- ность устойчиво регистрируется на уровне индивидуального сознания как «выпадение из реальности», «отключение» с последующим «возвращени­ем к реальности» с «вытащенной с сайта» информацией.

Что же позволяет Интернет-среде обеспечивать актуализацию ми­фологического уровня мироощущения? На наш взгляд это обусловлено некоторым структурным сходством мифа и Интернета. Как подчеркивают все исследователи мифа [135, 201, 223] роли в мифе взаимно дополняют друг друга, составляя нерасторжимое целое: охотник и жертва, победитель и побежденный, поедающий и поедаемый оказываются тождественны друг другу. То же самое мы наблюдаем в Интернет-среде. Интернет обеспечи­вает возможность человеку почувствовать себя и наблюдателем, и участ­ником событий, причем исполнять эти роли не последовательно, а од­новременно. Начало этому было положено еще компьютерными играми и симуляторами, которые покончили с разделением людей на выигравших и проигравших, учителей и учеников, игроков и болельщиков. Интернет соединил читателя и писателя, творца и потребителя. К этому добав­ляется возможность наблюдать события в реальном масштабе времени. Таким образом, благодаря Интернету человек становится со-участником и возвращается к ощущению собственного универсализма и переживанию партиципации. »

В Интернет-перемещениях существует, однако, и линейное время и связанные с ним сюжеты. Если циклические мифологические тексты фиксируют все то, что является постоянным и закономерно повторяю­щимся, т. е. описывают нормы и структуры в картине мира, то линей­ные сюжеты описывают всевозможные аномалии, отклонения от нормы, случайности и новости, т.е. то, что принадлежит не вечности, а настоя­щему моменту. С точки зрения содержания текстов Интернет с его идей постоянного пополнения и обновления сайтов представляет собой пе­риферию культуры, где существует только «кумулятивная цепочка, ор­ганизуемая простым присоединением структурно самостоятельных еди­ниц» [130]. Функция периферии — собирать архив эксцессов и дополнять упорядоченную картину мира, наделяющую все происходящее характе­ром закономерности и предсказуемости, представлением о случайности и возможности маловероятных событий. Очевидная дезогранизованность содержаний Интернета, его принципиальная неполнота поддерживают «чудесную» картину мира.

Четвертый параметр семиосферы — это символический характер про­странства. Особой символической и эмоциональной значимостью обла­дает название или имя собственное объекта культуры. В русском языке слово «сеть» может рассматриваться в нескольких ассоциативных рядах: 1. «рыбачья сеть» — «рыбак Петр» — «ловец душ человеческих» — «рождение в истинную жизнь»; 2. «рыбачья сеть» — «Золотая рыбка» — «исполне­ние желаний»; 3. «ловчья сеть» — «запутаться в сетях»; 4. «паучья сеть» — «биться в паутине» — «высосет все соки». Таким образом, Сеть олице­творяет собой либо новую жизнь, с новым смыслом и расширением воз­можностей, либо мучительные попытки вырваться из того, что опутывает и медленно убивает. Итак, первое свойство символического пространства Интернета — амбивалентность. Второе — неограниченный размер, по­скольку граница существует как бы только с одной стороны, с той, где находится вся остальная жизнь. Третье свойство — мгновенность переме­щений, так как формула Ь = з/ь дает 0, поскольку между локусами этого пространства расстояние отсутствует. Эти три особенности позволяют ин­терпретировать пространство Интернета как пространство фантазии или даже как пространство бессознательного, как это предложено (на иных основаниях) в работе [124].