Что делает с нами Интернет? 1 глава

Интернет как объект научного исследования

мость возникает тогда, когда людям необходима социальная поддержка, га |262]. Последняя связь является предметом специального рассмотрения которой им недостает в реальной жизни. Такое может произойти, если че- и получила название «парадокс Интернета» ([378] и др.). ловек испытывает трудности в установлении взаимоотношений с другими Е. А. Павлова сообщает о том, что среди учащихся старших классов людьми: например, его/ее охватывает непреодолимая робость в общении школ существует «группа риска» Интернет-зависимости. К характеристи- с представителями противоположного пола; он/она не может правильно мм подверженных аддикции относятся: относительно высокий интеллект, преподнести себя, знакомясь с новыми людьми; у него/нее имеются такие интровертированность, необщительность и/или отсутствие коммуника- нарушения речи (например, заикание), которые делают общение затруд- тивных навыков. Автор перечисляет также поведенческие предикторы нительным; наконец, трудность установления «живого» контакта может Интернет-зависимости: потенциальные аддикты погружены в себя, много быть обусловлена заниженной самооценкой личности. Кроме того, люди фантазируют, держатся в стороне от одноклассников, иногда не успева- начинают предпочитать общение через Интернет, когда они не получают ]от по предметам. «Индивидуальная внутрипсихологическая способность» эмоционального одобрения в семье или когда их семейная жизнь рушится, П умение преодолевать стрессовые ситуации, трансформируя их в различ- поэтому возрастание числа разводов и Интернет-зависимость взаимосвя иого рода поисковые стимулы, являются факторами, снижающими риск заны. Более других испытывая страх отвержения и нуждаясь в социальной шисимости [157].

поддержке, к посредничеству Интернета прибегают депрессивные боль- { Эстра-, интроверсия может становиться фактором, опосредующим ные, которым он помогает преодолеть трудности межличностного взаимо- формирование вида Интернет-аддикции: интроверты стремятся получать действия в реальности. Таким образом, можно заключить, что Интернет- информацию (подписываются на рассылки, задают вопросы на специа- зависимость возникает при различных формах дезадаптации человека в ре шзированных сайта и форумах), экстраверты предпочитают «свободный альной жизни [59,322]. серфинг», переходя по многочисленным ссылкам с сайта на сайт, по-

Аддиктивное стремление к «новой реальности» может усиливаться путно меняя цель поиска, охотно участвуют в обсуждениях [330]. Еще и вызванным разочарованием в реальном мире предпочтением правил, >дной чертой, влияющей на склонность к формированию информаци- норм, предписаний «новой реальности» [104]. опной зависимости — серфинга, — Г.Павловский называет склонность

В работе К. 8.Уоипё указывается, что в то время как Интернет-не к «эскапизму», то есть преобладание стратегии избегания проблем [322]. зависимые пользуются преимущественно теми аспектами Сети, которые ■ Клиническое направление исследований Интернет-аддикции основано позволяют им собирать информацию и поддерживать ранее установлен на представлении о ней как о виде аддикции вообще, и поэтому вносит ные знакомства, Интернет-зависимых привлекают возможности сетевых в эмпирические представления некоторую методологическую целостность, встреч и обмена идеями с новыми людьми в высокоинтерактивной среде, что определяемую, в частности, наличием общих схем описания подобного позволяет говорить о процессе специфической сетевой социализации [533]. рода заболеваний. К таким обобщающим идеям относится представление М. ОгШЬз делит Интернет-зависимых на аддиктов первого и вто > наличии патологии в анамнезе, полиадциюивности и характерности рого порядков. Первые из них порядка чувствуют себя в приподнятом Песпецифических аддиктивных проявлений.

настроении во время игры. Они любят играть группами в сети, получают | При таком подходе в большинстве случаев сетевую аддикцию удает- позитивное подкрепление со стороны группы, когда становятся победи и рассмотреть как один из симптомов психического заболевания, кото- телями, и именно это является для них главным. Компьютер для них — |«>е, таким образом, занимает место фактора формирования зависимости средство получить социальное вознаграждение. Аддикты второго поряд (|59,372], [106, с. 237-238], и др.). Так, по результатам исследований доб- ка используют компьютер для бегства от чего-либо в своей жизни и их Ьовольцев, проведенных под руководством N. 8Нарна, было выявлено, привязанность к машине — симптом более глубоких проблем (например, по у испытуемых, описывающих себя как интернетоманов, как прави- физические недостатки, низкое самоуважение и т.д.) [307]. ю, появляются сопутствующие психические отклонения: маниакалы о-

Исследуя такие факторы формирования сетевой зависимости у лшАшрессивный психоз, депрессия, алкоголизм, нарушение управления им- студенческого возраста, как уровень самооценки, притязаний, саморегу пульсами [330].

ляции, социальной поддержки и депрессии, 8. СИпе е! а1. выявили высо В Среди людей с психической патологией разной степени выраженно- кую корреляцию аддиктивности с выраженностью депрессии и дефектен | г| предпочтение аддиктивным реализациям в нехимической форме (в том самоконтроля. В статье показано, что связи депрессии и Интернет-аддик числе — сетевой зависимости) отдают лица с пограничными расстройства- ции прослеживаются в трех аспектах: депрессия как фактор неспособно |чи. Из типов акцентуации наиболее подвержены риску развития вирту- сти к построению доверительных отношений в реальности; депрессия как Гньной аддикции неустойчивый и шизоидный, реже другие типы [103]. проявление затруднений в осуществлении самоконтроля и саморегуляции С. Э. Давтян выделяет в качестве предпосылок риска формирования депрессия и чувство одиночества как следствие использования Интерне Интернет-аддикции патологические особенности личности (прежде всего,

шизоидные, неустойчивые и сензитивные черты) и наличие средовых психотравмирующих факторов; в качестве ведущего фактора, лежащего в основе формирования зависимости, называется эмоциональная депри- вация [67].

Эмпрически показано, что Интернет-аддикция на личностном уров­не проявляется в виде известных аддиктивных навыков, стратегий и си­стем психологических защит. Среди характерных признаков патологиче­ских проявлений называются: полиаддиктивность, сочетание химических (алкоголь, наркотики) и нехимических (компьютерный гэмблинг, сек­суальная аддикция) аддиктивных реализаций, дереализация, сочетание аддикции с эпизодами депрессий различного регистра и активация ауто- деструктивного драйва вплоть до суицидальных тенденций [129[, [518|. Перечисленные признаки свидетельствуют о том, что Интернет, предо­ставляя альтернативные возможности проявления психопатологии, ста новится новым фактором выражения соответствующих симптомов [465], но не создает их. С точки зрения психиатрии, для подавляющего большин­ства аддиктов киберзависимость является «оппортунистическим синдро­мом», который ложится на уже существующие проблемы: большая часть из «попавших в Сеть» сидела на героине, употребляла стимуляторы, была одержима сексом или игрой. Психологическими факторами риска являют ся: неуверенность в себе, наличие психологических проблем, социальная и коммуникативная фрустрированность [106, с. 188].

Дополнительным аргументом в пользу «клиничности» сетевой за­висимости являются сообщения о том, что коррекция патологического использования Интернета достигается как косвенный результат эффек тивного снятия психиатрических симптомов [534].

А. С. Андреев и А. В. Анцыборов рассматривают Интернет-аддикцию как одну из форм болезни зависимого поведения (БЗП), развивающую ся по стереотипу большого наркоманического синдрома (БНС). Согласно данным авторам, БЗП — хроническое психогенное непсихотическое пси хическое расстройство, заключающееся в этапном патологическом разви тии личности, которое приводит к возникновению, закреплению и транс формации патологической потребности в совершении повторных трудно- или неконтролируемых поведенческих актов (эпизоды непреодолимой тя ги). Авторы рассматривают связь между факторами биологической пре диспозиции и структурно-динамическими особенностями Интернет-ад дикции как БЗП [6].

В рамках концепции болезни зависимого поведения выделяются осо бенности, характерные для так называемого зависимого типа личности, что является фактором риска развития психологической зависимости во обще и Интернет-зависимости в частности:

• страх одиночества (быть покинутым);

• социальная дезадаптация, которая характеризуется узким кругом об­щения (возможно общение со многими людьми, но очень поверхност­ное), неумением поделиться своими переживаниями с окружающими, недостатком близких отношений, импульсивностью, неумением пла­нировать свое время, добиваться поставленных целей (как следствие возможно отсутствие постоянной работы);

• частые вынужденные отказы от намеченных целей и, как следствие, состояние депрессии 144].

Благодаря применению общей модели болезни зависимого поведения появляется возможность описания динамики Интернет-аддикции ^[7]) и ста- иий ее развития, аналогичные этапам формирования зависимости вообще: ирсдиспозиционный этап БЗП, доклинический этап БЗП, клинический пап развития БЗП 16,67]. Предпринимаются также попытки с помощью факторного анализа описать структуру симптомов сетевой зависимости, иыделив центральную и периферическую группы критериев [259].

А. С. Андреев и А. В. Анцыборов провели клинико-психопатоло- гический и структурно-динамический анализ Интернет-зависимости, использовав клинико-психопатологический метод (описание и тиниро- вание Интернет-аддикции по стандартизированным шкалам и опрос­никам) и метод клинического интервью. Клиническое исследование 18 больных мужскою пола в возрасте от 14 до 29 лет проводилось на базе стационарного отделения городского психоневрологического диспансера; из принявших участие в исследовании самостоятельно об­ратились за помощью 6 человек, остальные — следуя уговорам родствен­ников и близких. Данные исследования позволили отнести к значимым факторам предиспозиции родовую травму, 34 МТ, акцентуации харак­тера по неустойчивому и сензитивно-шизоидным типам, алкоголиза­цию. Развитие клинической стадии у большинства больных проходило в два этапа. Первый этап характеризовался навязчивым желанием выйти в Интернет и потребностью в психическом комфорте при использовании электронной почты, 1е1пе1а, программ для виртуального общения. Одно­временно росла «сетевая толерантность», которая достигала у некоторых до 10 часов сугки, усиливалась социо-трудовая дезадаптация и (у боль­ных имеющих семьи) падала сексуальность. На этапе сформировавшего­ся расстройства наблюдаются такие симптомы болезни зависимого по- Ь ведения, как искаженное восприятие собственной личности и объектив­ной реальности, что обязательно приводит к социально-трудовой дез­адаптации, а также перенос полюса коммуникативной активности из ре­альных условий социума в Сеть с неизбежной аугизацией больною [6].

2. Интернет как объект научного исследования

Я. А. ОаУ13 предложил целостную когнитивно-бихевиоральную мо­дель проблемного использования Интернета (ПИИ), согласно которой в данном феномене выделяются: специфическое ПИИ (чрезмерная ак-1 тивность, связанная с какой-либо одной стороной Интернета, например, I увлечение он-лайн порнографией или азартными играми) и генерализо­ванное ПИИ (проявляется в компульсивном стремлении вообще нахо­диться он-лайн и общаться с другими пользователями). При этом в соот-1 ветствии с общими положениями когнитивно-бихевиоральной концепции о роли дисфункциональных убеждений когнитивные симптомы ПИИ рас-1 сматриваются как причина аффективных или поведенческих симптомов. Дисфункциональные убеждения могут касаться самого субъекта (напри-1 мер: «Я хорош только в Интернете», «Я ничего не стою в реальном мире, I но в Интернете я что-то из себя представляю», «Вне Интернета я не­удачник») и окружающего мира (например: «Интернет — единственное место, где меня уважают», «Никто не любит меня вне Интернета», «Ин-1 тернет — мой единственный друг», «Вне Интернета люди думают обо мне плохо»). Дисфункциональные убеждения, таким образом, связаны с неуверенностью в себе, низким саморуководством, негативной само-1 оценкой; Интернет используется для достижения более позитивных ре акций от значимых других безопасным способом. Кроме того, в модели К. А. Г)аУ18 предполагается наличие основной психопатологии, которая са­ма по себе не приводит к возникновению симптомов ПИИ, но является важным элементом в его этиологии; она должна существовать или воз-1 никнуть до появления симптомов ПИИ. В развитии Интернет-адцикции такую роль играют депрессия, социальная тревога и субстанциональная зависимость. Существенное значение для развития ПИИ играет также подкрепление, получаемое в киберсреде. Когда субъект осваивает Интер нет, соединяемые с положительными переживаниями признаки ситуации (это может быть звук компьютерного соединения с он-лайновым сер висом, тактильные ощущения, возникающие при работе с клавиатурой, I и даже запах того места, где он пользуется Интернетом) способствуют формированию и закреплению условной реакции [280]. В соответствии с описанной моделью Я. А. ОаУ18, С. Ь. Р1е«, А. Веззег разработали мето­дику "8са1е 1ог теашппе ргоЫешайс 1п1егпе1 и§е" [63].

На ее основе Э. Губенко разработан русскоязычный вариант — опрос­ник установок по отношению к Интернету, выявляющий такие пара метры использования Интернета, как социальный комфорт, одиноче-1 ство/депрессия, сниженный самоконтроль, отвлечение. Применив его! вместе с Тестом-опросником самоотношения В. В. Столина, Шкалой де-| прессии Т. И. Балашовой, Тестом на определение Интернет-зависимости К. Янг, Тестом уверенности В. Г. Ромека, Опросником уровня субъективно-1 го контроля Дж. Роттера (модификация Е. Ф. Бажина с соавт.), Э. Губенко! выявила, что повышение уровня зависимости от Интернета и склонности к проблемному использованию Интернета (ПИИ) связан с повышением уровня депрессии, застенчивости и робости в социальных контактах, об­шей экстернальности и экстернальности в сфере достижений, семейных, межличностных и производственных отношений; одновременно снижа­ются показатели по интегральной шкале ОСО, ниже уровень самоуваже­нии и уверенности в собственных силах. Выраженность ПИИ не связана

■ иолом и семейным положением, с опытом работы в Интернете и сред­ним количеством времени, проводимым в Интернете [63].

Выполненное в русле когнитивно-бихевиоральной концепции иссле- ювание 8. Е. СЬар1ап позволило выявить, что склонны предпочитать сете- нме взаимоотношения «живому» общению субъекты с дефектами навыков,1мопрезентации, а участие в сетевой коммуникации способно провоци­ровать компульсивность использования Интернета [258].

Таким образом, некоторая часть авторов исходит из представления р том, что зависимым может стать человек, обладающий предрасположен­ностью к этому Е. П. Белинская резюмирует данную точку зрения следую­щим образом: Есть вообще аддиктивные, зависимые по складу характера поди, и они используют Интернет как некоторый способ реализации ■того исходного личностного потенциала, проявляющегося в определен­ном складе эмоциональности, общения (например, они плохо различают нюансы вербального и или невербального поведения собеседника), спе­цифическом опыте человеческих отношений (в том числе, формальный фактор отношения с родителями, недостаточность эмоциональной под- 1ержки в семье), особыми параметрами когнитивных процессов (в част­ности, определенный когнитивный стиль) [194]. Альтернативная позиция мключается в признании особых аддиктивных свойств самой киберсре- 1ы; наконец, возникает проблема соотношения объектных и субъектных предпосылок Интернет-аддикции.

Она, как показывает литература, может иметь два решения: «человек итягивается в Интернет» или «Интернет втягивает в себя человека» [194]; п1ыми словами, несвойственное человеку в обычной жизни поведение иозникает у пользователя из-за особенностей компьютерных и Интернет- юхнологий — либо является следствием особенностей взаимодействия конкретного субъекта с этими технологиями [411]. Мы полагаем, что эти итуации различаются принципиально: в первом случае ответственность ш негативные последствия возлагается на технологии и их разработчиков; но втором — вопрос стоит об индивидуальной «переносимости» Интернета шбо его отдельных характеристик. Разумеется, если какие-то из свой тв | иберпространства вообще аддиктивны или, шире, вообще патологич- по своей природе, то есть противоречат инвариантным, сущностным

ойствам человеческой психики, то различение снимается. Однако если иыявляется, что для группы людей, объединяемых по какому-либо призна- ' V, определенные особенности опосредованной Интернетом деятельности надставляют угрозу, в то время как для оставшейся части человечества мкой угрозы нет, то практически это значит, что проблема заключает- н в адаптации технологии к особым нуждам или блокирование доступа определенным технологиям для конкретных групп пользователей.

В определенной мере данное положение напоминает ситуацию, кото­рая побудила специалистов, занимающихся психологическими аспектами безопасности полетов, ввести различение «человеческого» и «личного» факторов авиационной аварийности. Если под «человеческим» фактором понимается совокупность свойств и качеств работников как человеческих существ, что задает требования к конструкции техники и организации деятельности, то «личный» фактор включает в себя совокупность ин­дивидуальных (профессиональных, физиологических, психологических^ особенностей конкретного человека, которые могут стать причиной сбо­ев [291- Из этого следует, что, разумеется, есть категории людей, которые не могут быть летчиками, — но это не значит, во-первых, что никто вооб­ще не может быть летчиком, и с развитием технологии ограничения могут преодолеваться (о чем говорит совершенный весной 2007 г. кругосветный перелет слепого авиатора из Великобритании). Во-вторых, это не значит, что эти люди не могут также и летать в самолете как пассажиры. Однако, как показывает знакомство с литературой, на настоящий момент вопрос о том, является ли гипотетическая адциктивность Интернета его имма нентным свойством, следствием притока в ряды пользователей аддиктов или результатом взаимодействия первого и второго условий, решается ис­ходя из личных убеждений авторов, но не на основе неопровержимых, доказательных фактов [308,372].

При описании последствий сетевой зависимости указывается на со­циальные, личностные и собственно психологические проблемы, возни­кающие или углубляющиеся по мере развития заболевания. Мы уже упо­минали о том, что в социальном плане Интернет-адцикты описываются как аутичные, утрачивающие семейные и дружеские отношения, терпящие крах карьеры: искажение восприятия собственной личности и объектив­ной реальности приводит к социально-трудовой дезадаптации, а перенос полюса коммуникативной активности из реальных условий социума в Сеть неизбежно ведет к аутизации больного [6,534] и др.

Игровые адцикты изначально тревожны, то есть этой психологиче­ской особенностью они обладают до начала формирования зависимости от киберигр. Однако по мере формирования зависимости депрессивные состояния усиливаются по причине следующих противоречий: 1) потреб­ность в компьютерной игре противоречит невозможности полного удо­влетворения этой потребности; 2) осознание практической бесполезно­сти увлечения компьютерными играми (и, вследствие этого, собствен­ной бесполезности) противоречит субъективной невозможности прекра­щения увлечения; 3) «Я реальное» противоречит «Я виртуальному» [44].

Усиление диссонанса между «Я виртуальным» и «Я реальным», которое М. С. Иванов называет «Эго-распадом», стало одним из пред­метов его исследования. Испытуемыми были 18 человек в возрасте 18-25 лет. Беседы с родственниками аддиктов показали, что большин­ство из них оцениваются окружающими как «излишне раздражитель­ные», вспыльчивые, эмоционалыю неустойчивые. С помощью методики

САН и опросника личностной тревожности Спилбергера выявлено, что для игровых аддиктов характерны устойчивые отклонения от нормы пси­хического состояния: снижение показателей настроения, самочувствия и активности и повышение уровня личностной тревожности. Тревога усиливается с нарастанием диссонанса между «Я виртуальным» — бес­смертным и всемогущим, и «Я реальным» — простым смертным. Трево­га служит катализатором формирования зависимости — с увеличением тревоги увеличивается зависимость, что в свою очередь увеличивает тре­вогу и т.д. [98].

Анализ имеющихся материалов показывает, что, в то время как одни.шторы, сравнивая Интернет-зависимость с алкоголизмом или наркома­нией, считают их одинаково разрушительными [247], другие высказывают прямо противоположное мнение [18,97], объясняя свою позицию тем, но, в отличие от химических форм аддикции, сетевая не вызывает фи­зической зависимости и абстинентного синдрома [141]. При этом вопростом, что же является нормой и патологией использования Интерне- щ, до сих пор остается открытым [206,411], а высказываемым взглядам приписывается принципиально дискуссионный характер [159]. До насто­ящего времени в специальной литературе одним из предметов обсуждения остается оправданность выделения сетевой аддикции как вида заболева­ния [1,4,114,157,194,281,306,308,372,456,457,487,517].

Критике подвергается валидность используемых для диагностики ме­тодов и обоснованность критериев выделения: однозначность патологиче­ского характера соответствующих типов поведения, соответствие динами­ки развития этапам формирования известных аддикций, наличие симпто­ма привыкания.

По вопросу о слабости методологической разработки проблемы сете- ной зависимости высказываются замечания, касающиеся как схем иссле- иования, так и валидности используемых в качестве средства установления Факта аддикции методик. Так, А. Е. Войскунский считает, что снижает ка­чество исследований их общая особенность — привлечение испытуемых и сбор данных происходит в ходе сетевых опросов, интервью и группо- ш.|| обсуждений с участием пользователей, которые ощутили дискомфорт п сами инициировали взаимодействие с исследователями [50]. Участвуют и опросах шутники, те, кто считает себя Интернет-зависимыми, и много иодей, которые не считают себя Интернет-зависимыми [114]. А. Жичк:на шкже указывает на целый ряд факторов, снижающих достоверность ин­формации, получаемой посредством он-лайн опросов. Помимо особенно-

0 гей организации (испытуемый может давать случайные ответы на вопро- I ы; есть вероятность искажения информации о себе, особенно социально- цсмографической; могут влиять особенности аппаратно-программной ба- н,| (монитора, браузера) на восприятие стимульного материала; отсутству- | возможность консультации по поводу правильности понимания зада­нии), речь идет и о собственно психологических факторах: так как в Ин- м рпет-опросе участвуют добровольцы, выборка может быть нерепрезен­тативна по отношению к генеральной совокупности, поскольку из нее вы­падают не захотевшие безвозмездно принять участие в исследовании (85]. Таким образом, не имея возможность контролировать мотивацию испыту­емых, исследователи рискуют принять за особенности Интернет-адциктов особенности людей, склонных к участию в массовых действах или привле­чению внимания к своей особе. По оценке А. Е. Войскунского, не являясь репрезентативными опросами «населения» Интернета, он-лайн опросы дают данные, которые просто ни о чем не говорят [114]. Ь. \\МуапЮ, М. ОгШйЬз, считают, что если Интернет-аддикция и существует, то только у весьма незначительного числа представителей сетевой популяции [517].

К дефектам организации исследований относят также малый объ­ем выборки и, зачастую, отсутствие контрольных групп; преобладание качественных при недостаточном применении клинических и экспери­ментально-психологических методов [50,159].

При измерении аддиктивности с помощью опросников или шкал воз­никает вопрос о валидности соответствующего инструментария [194,411]. Как правило, предлагаемые списки вопросов состоят из небольшого числа пунктов [114], имеют самооценочный характер (что при описанной про­блеме мотивации испытуемых критически снижает ценность информации) и, что разочаровывает больше всего, устанавливаются вполне произвольно.

Рассмотрим несколько примеров. Поданным он-лайн опроса респон­дентов Н. Ре1пе, П. Сипп выявили, что 46 % отнесли себя к «Интернет- зависимым» [417,518]; из опрошенных V. Вгеппег респондентов 80% со­общили о наличии по крайней мере 5 из 10 признаков нарушений, таких, как утрата способности управлять своим временем, расстройства сна и пи­тания и др. При этом среднее время, проводимое в Интернете, равнялось 19 часам в неделю [247]. По мнению К. 8сЬегег, этот показатель равен 11 часам [205]. Очевидно, что такая произвольность в определении крити­ческих параметров делает сомнительной оправданность их использования в целях диагностики.

А. В. Котляров относит зависимость от виртуальной реальности ком пьютера к самым распространенным формам нехимических (субстанцио­нальных) зависимостей. При этом автор считает, что практически каждый современный человек имеет опыт зависимости и в прошлом, и в на­стоящем. Путь зависимости, когда человек либо сам, либо по примеру окружающих, либо по инерции обыденной жизни так или иначе убегает от реальности в иное состояние, становится самым популярным способом выжить в современной жизни [115, с. 25-26].

Нетрудно заметить, что при таком подходе окончательно размывается граница между нормой и не-нормой: если 50, 80 или все 100 % населения земного шара проявляют ту или иную форму патологии, то, по-видимому, критерии патологии имеет смысл пересмотреть, иначе понятие перестает выполнять дифференцирующую функцию. С другой стороны, исчезает эмпирическая значимость выявления патологии: при том, что все на свете больны, человечество все-таки продолжает существовать и даже развиваться.

Важность установления объективных признаков Интернет-адцикции, которые не должны ограничиваться данными самооценочных суждений испытуемых, можно проиллюстрировать и историей идеи об особой жен­ской предрасположенности к этому виду зависимости.

Ь. Кеес! сообщает о том, что во второй половине 90-х годов прошлого нека западная пресса была переполнена репортажами о женщинах, ко­торые из-за неконтролируемого пристрастия к Интернету пренебрегают мужем и детьми и даже уходят из семьи. В популярных изданиях обсуж­дался «факт» наличия тендерных различий склонности к данному виду зависимости: женщины примерно в два раза чаще страдают от него, чем мужчины [437]. Однако такого «открытия» по-просту не было; женщины, нействительно, чаще сообщают о наличии признаков зависимости, но объ­ясняется это либо их большей склонностью соглашаться вообще [531,532], нибо большей готовностью участвовать в опросах [417,518].

Вообще история показывает, — продолжает Ь. Кеес1, — что все новин­ки в области медиатехнологии в момент своего массового внедрения вызы- напи волну панических предсказаний относительно их влияния не просто на психическое здоровье, но, прежде всего, на взаимоотношения полов: телеграф грозил умопомешательством и разрушением отношений между мужчиной и женщиной, так как не требовал личного общения; телефоны внушали опасения специфических заболеваний; радио — нервных рас­стройств; доказательствами вредного воздействия телевидения, особенно для детей, занимаются до сих пор [437]. Недаром скептики задают вопрос о том, можно ли считать «патологической» привязанность к чтению или те­левизору, которые по своей природе не отличаются от увлечения Интерне­том. Во всяком случае, говорит А. Майсов, обращаться к медикам с такими проблемами никому не приходит в голову [18]. По определению К. Сур- ратт, зависимость от Интернета — то же самое, что зависимость от об­щения, так как в большинстве случаев единственной спецификой такого общения является характер его технической опосредованности (пр: [14]).

Критики идеи существования особой сетевой зависимости призыва­ют нас обратить внимание на то, что многие основания для ее выделения могут быть, посредством соотнесения с другими контекстами, объяснены по-другому, то есть на возможность переинтерпретации симптомов Ин- тсрнет-аддикции, в результате которой они предстают либо как признаки фугих нарушений, либо утрачивают свое зловещее значение.

Интернет-аддикция граничит с состоянием субъекта, увлеченного про­цессом познания, испытания себя или творчества. Особенности деятель­ности «аддикта» проявляют глубокую заинтересованность, бескорыстное любопытство, гипермотивированность. Ряд авторов высказывает мнение о том, что Интернет-аддикция (наряду с хакерством и гэмблингом) мо­жет рассматриваться как вариант глобальной трансформации личности при реализации деятельности познания, игровой или коммуникацион­ной; при этом лишь в крайних своих проявлениях такого рода личност­ные преобразования носят всецело негативный характер, в других же случаях они могут вести к позитивному развитию личности [14,50]. Такому представлению соответствует концепция Г. Элленборгера, рассматрива­ющего психологический симптом как проявление творческой болезни, точку роста, по окончании которого индивид не возвращается к состо­янию, предшествовавшему болезни, а стабильно переходит на высшую ступень [131, с. 36].

Наиболее адекватным психологическим аналогом феномена зависи­мости от Интернета А. Е. Войскунский считает опыт потока, поскольку традиционно перечисляемые признаки Интериет-аддикции (поглощен­ность деятельностью, познавательная активность, отвлечение от окруже­ния, забывание обязанностей и «выключенность» из актуального времени, готовность к преодолению возникающих проблем) имеют ту же приро­ду [50]. По отношению же к опыту потока вопрос о его патологичности остается открытым.