Всегда ли родители могут ответить на такие вопросы, касающиеся их взрослых детей?
Обычный парень, как все. Армию отслужил, в десантных войсках.
Они показывали следователю альбом с фотографиями, любовно оформленный, дембельский. Припоминали имена полковых друзей, тыча пальцами в сияющие мальчишеские лица.
«Счастливое поколение… – подумал Геннадий. – Ни Афгана, ни Чечни на их долю не выпало. – И тут же одернул себя: – Выпала страшная гибель в мирной столице, причем в центре».
С кем дружил в Москве? Вон, с Витькой из соседнего подъезда. Еще качаться ходил вечерами в спортзал на Беговой…
В увеличенное фото Сергея Грачева всматривались долго, пытаясь припомнить. Но нет, так и не припомнили.
– Не знаем такого, никогда с Сашей не видели.
Геннадий задавал вопросы, а сам искоса осматривал скромную квартиру.
Лишних денег здесь, пожалуй, не водилось. Единственная роскошь – хорошая аппаратура, множество кассет с записями Цоя, ДДТ, «Наутилуса». На стене кумиры – Сталлоне, Шварценеггер…
Геннадий начинал проникаться симпатией к этому незнакомому, не успевшему пожить мальчику.
Его друзей не надо было долго разыскивать. Они, узнав о случившемся, сами спешили к осиротевшим родителям.
Такие же крепкие, как и погибший их друг, накачанные парни.
– Вы найдите убийц Александра. – Они требовательно смотрели на Дементьева. – А то мы сами… Что вы тут вынюхиваете? Сашка ни с какой шушерой не водился. И этого типа с ним ни разу не видели.
Геннадий выписал им повестки в прокуратуру, чтобы допросить основательно, в привычной спокойной обстановке, но уже заранее, подспудным чутьем понимал, что ничего нового не услышит.
В спортзале на Беговой шла тренировка.
Несколько ребят в кимоно отрабатывали удары и захваты, в дальнем конце зала качались на станках крепкие биточки с угрюмыми лицами.
У Геннадия возникло ощущение, что, если прислать сюда наряд милиции для проверки документов, половина «спортсменов» окажется в розыске, а вторая половина вместо бесплодного махания ногами извлечет из‑под кимоно более действенное оружие.
Он внимательно вглядывался в тренирующихся.
Возможно, кто‑то из этих парней был в сговоре с Грачевым и успел улизнуть до приезда группы захвата, унеся с собой выручку и оружие.
Но если так, то, предъявив на опознание фото Сергея, он только вспугнет его сообщника.
Тренер, он же директор спортивного зала, сидел в своем кабинетике, наблюдая через стеклянную загородку за происходящим.
– Первухин Александр Павлович посещал у вас тренировки. Вы его хорошо помните? – представившись, спросил его Геннадий.
Тот порылся в книге регистрации.
– Помню, – он нашел нужную строчку и воткнул в нее палец. – Вторник, четверг, суббота.
– Не подскажете, с кем он здесь дружил или тесно общался?
Тренер задумался:
– Да ни с кем. Вон на том станке покорежится пару часов, разомнется и домой.
– А вы знаете, чем он занимался? Рассказывал Первухин кому‑нибудь о своей работе?
– Да я же вам говорю: парой слов ни с кем не перекинется, – недовольно отозвался тренер. – Никто о нем ничего не знает. Если он что натворил, так в других местах справки наводите.
– Убили его. На рабочем месте, – сказал Геннадий.
Напряженное подозрение во взгляде тренера исчезло.
– Ну, если так… – сказал он и покачал головой. – Нет, ничем не могу помочь. Да и ребята вам вряд ли что скажут. Здесь, знаете, каждый сам по себе. Мускулы, растяжка, пыхтят, сопят – не до общения, не за этим ходят. Ну, пару пива иногда выпьют после тренировки. А Первухин даже пива не пил. Душ примет – и привет.
Геннадий достал фото Сергея Грачева.
– А вот этот человек случайно не встречался с ним? Может, после тренировок поджидал? Не замечали?
Тренер пробуравил цепкими глазами фотографию и коротко бросил:
– Нет.
– А другие? Может, вели себя подозрительно?
Тренер набычился и отрезал:
– Я в зале за порядком слежу. А что там за порогом делается – не мое собачье дело.
Глава 20
Любить человека
– Ты не любишь людей, – говорила ей в детстве мама.
– Я люблю животных, – отвечала ей Лина. – Они добрее.
Многие считали ее эгоисткой. Она ни с кем не дружила, хотя могла посмеяться и побеситься в компании, но ее расположение не давало повода быть с ней на короткой ноге. Никого близко в себе не подпускала, ни девчонок, ни мальчишек.
Когда в старших классах началось увлечение дискотекой, Лина с удовольствием танцевала с приглашавшими ее кавалерами, но ни одному из них не выпало чести проводить ее домой.
Да они к этому не очень‑то и стремились. Были в классе девчонки поэффектнее и покрасивее. А Лина… так, маленький воробушек. Дерзкая худышка с двумя короткими льняными хвостиками.
В техникуме девицы уже были посвящены во все тонкости любви, а Лина знала об этом только кое‑что по книгам и фильмам. И, честно говоря, сильный пол ее не очень интересовал. Ну как можно целоваться с этими прокуренными, благоухающими пивом типами? Фу!
То ли дело зверье. У них все запахи естественны и чисты. И Лина всю любовь и привязанность переносила на братьев наших меньших: опекала жеребят, без брезгливости вычищала стойла, любовалась грацией и совершенством своих подопечных.
Впрочем, одним человеком она любовалась издалека. Он был чем‑то похож на породистого жеребенка. Длинноногий, с красиво посаженной головой и огромными карими глазами. Взгляд у них был теплый и глубокий. Лина очень смущалась, когда ловила его на себе.
Ее приятельница Маша, красивая раскованная девчонка, однажды заметила, как Лина вдруг залилась краской и отвернулась, увидев своего кумира. Предложила:
– Хочешь, познакомлю?
– Нет! – отказалась Лина, но Маша уже тащила ее за руку.
– Вадик! Этот птенчик по тебе сохнет! Обрати внимание на нашу Линочку!
Лина в ужасе вырвалась и убежала, представляя, как этот красавец хохочет за ее спиной. Маша догнала ее и пошла рядом.
– Не строй из себя недотрогу, – отчитывала она. – Ты Фрейда читала, девочка?
– Нет, а что?
– А то, что твоя патологическая страсть к лошадям скрывает неистовую жажду обладания мужчинами.
– Глупости! Мне просто доставляет радость на них смотреть.
– И скакать на них тоже? – прищурилась Маша.
Был в ее словах какой‑то подвох, намек, но Лина не уловила какой.
– Да, я не понимаю тех, кто их не любит.
– Я тоже! – Маша заржала как кобылка. – Я же говорю, что ты страстная девица, а ты свою природу подавляешь. – Она заговорщицки оглянулась и шепнула: – И Вадика ты правильно выбрала. Он из всех наших самый супермен.
…Ну и дура она тогда была – смешно вспомнить. Стоило Вадику в очередной раз подойти к ней, как Лина срывалась с места и мчалась прочь, как дикарка. А самой так хотелось оглянуться, чтобы еще раз увидеть его.
И если это чувство, заставлявшее ее сердце екать и уходить в пятки, называлось любовью, то, значит, действительно любить она не умела. Один только страх был в душе. Сладкий страх, но необоримый.
Лина в растерянности смотрела на опустевшую постель.
Этот парень, которого она тащила на себе, раздевала, укладывала, не был ни красавцем, ни суперменом. Он был беспомощным, тяжелым и нескладным. Лине и не важно было, молод он или стар, красив или безобразен. Она чувствовала к нему жалость и то, что виновата перед ним.
А сейчас ей было жаль, что он исчез. Может, ей все это приснилось?
Она помотала головой. Нет, вот на стуле стоит миска с водой для компресса, а посреди комнаты валяется его носок.
Куда, черт возьми, он мог подеваться? Ведь двери закрыты.
– Эй! – тихонько позвала она. – Ты где?
Тихонько скрипнула дверца громоздкого шкафа, и она увидела его, скорчившегося под ворохом одежды. Не удержалась от смеха: нелепый такой и хорошо, что нашелся.
– Тебе смешно, – обиженно сказал он, выползая оттуда. – Они ушли? Чего они хотели?
– Тебя искали.
– Я так и думал, – он тяжело вздохнул. – Быстро это у них…
Он пошатнулся, сделал несколько шагов и рухнул на постель.
– Не бойся, – еле слышно сказал он, – я отлежусь чуть‑чуть и уйду, как стемнеет.
– Я не боюсь, – ответила Лина.
– Боишься, – не поверил он. – А зря… Я не преступник. Обычный инженер. Меня Сергеем зовут.
– А почему я должна думать, что ты преступник?
Сергей скрипнул зубами и отвернулся к стене.
– Ладно, спи, тебе покой нужен, – поспешно сказала Лина.
Она поставила на огонь бак с водой, замочила грязную одежду, его и свою, и принялась за стирку. Время от времени она поглядывала на Сергея. На рукаве его рубашки была кровь. Наверное, он поранил руку, когда она тащила его сквозь стекло. Как она сразу не заметила? Впрочем, все ее внимание было приковано к возможным переломам. Надо будет осмотреть его руку, когда проснется. Вешать белье пришлось в чулане, а не во дворе, как обычно, подальше от любопытных соседских глаз.
…Сергей спал до самого вечера. Все было уже выстирано, убрано, обед готов. Лина сбегала к соседке за курицей, чтобы сварить ему бульон. Потом плотно задернула шторы на окнах, включила настольную лампу и села с книгой к столу. Но никак не могла сосредоточиться: много раз пробегала глазами одну и ту же страницу и ничего не понимала. Мысли все время возвращались к спящему, а глаза поневоле постоянно отрывались от книги, чтобы взглянуть на его лицо.
Он смешно шевелил во сне губами. Вздрагивал, стонал, страдальчески морщился. Потом вскрикнул:
– Катя!
Лине это почему‑то не понравилось. «Какое твое дело! – тут же сказала она себе. – Какая тебе разница, кого он вспоминает, Катю, Свету или Ларису? У него, наверное, есть жена, а может, и дети».
Но почему‑то хотелось думать, что он одинок, что не было у него другой жизни до того момента, как он вылетел из‑за поворота на предрассветном шоссе. Вот так, с неба спустился, взял и материализовался в точке столкновения с ее персоной.
Сергей снова застонал, протяжно и тоскливо. Лина поколебалась и решила его разбудить. Она подогрела бульон, налила в чашку, чтобы ему удобнее было пить, и склонилась над ним.
– Сергей… Сережа… проснись.
Он открыл глаза, посмотрел на нее, и гримаса отвращения мелькнула на его лице.
– Убери, пожалуйста. Этот запах… Меня тошнит.
– Но надо поесть, – чуть не плача, сказала Лина. – Тебе надо набраться сил…
– Не надо. Лучше я сдохну здесь тихонечко, и ты меня зароешь ночью в огороде.
Лина вздохнула и отставила чашку.
– Покажи руку.
– Зачем? – насторожился он. Что‑то из глубин сознания толчками пробивалось наверх, но он никак не мог уловить что.
«Покажи руку… Покажи руку…» – Где он это слышал? Что это значит?
Лина взяла его руку. Так и есть. Длинный рваный порез пересекал ладонь. От пальцев вниз он уходил к запястью. Кровь уже спеклась по краям раны и подернулась тонкой коричневой корочкой.
– Потерпи немножко. Хорошо?
Лина провела по ране смоченной спиртом ватой, и Сергей взвыл от неожиданной боли. Но Лина крепко держала его за руку.
– Ты мужчина, – сказала она, как говорила обычно Гордому. – Ты понимаешь, что надо лечиться.
Она хорошо очистила порез, положила на него компресс с мазью и туго забинтовала.
Белесые волосы непослушной копной падали ей на лицо, и она сдувала их вверх, когда склонялась над повязкой. Под толстым бесформенным свитером остро топорщились худенькие плечи. Такой хрупкий незащищенный ребенок. Как же она дотащила его сюда?
– Сколько тебе лет? – вдруг спросил Сергей.
– Двадцать один, – отозвалась она. – А что?
– Ничего, – он улыбнулся. – Спасибо, доктор.
– Я не доктор, я зоотехник, – Лина покраснела и быстро ушла на кухню, загремела там посудой, хлопнула дверцей холодильника.
Оттого что рану разбередили, рука разнылась. Сергей осторожно положил ее поверх одеяла. Теперь надо пристроить голову, чтобы не так кружилось все перед глазами. Даже когда закрываешь – мелькают, перемешиваясь, красно‑черные сполохи.
Снова погружаясь в тяжелый сон, Сергей смутно слышал, как Лина чем‑то шуршала в шкафу, потом на пол плюхнулось что‑то мягкое, и кто‑то заворочался на поскрипывающих половицах…
Он с трудом повернул голову и с усилием выплыл из сна.
Девчонка скорчилась на полу на каком‑то драном полушубке, прикрытая стареньким пледом.
– Так не пойдет, – сказал он. Еще чего не хватало! Он будет барствовать на ее кровати, а она на полу, как собачонка…
– Нет! – испуганно сказала она. – Тебе нельзя вставать.
– Иди сюда. Места хватит.
– Нет!
– Вот дурочка. Не бойся, я тебя не трону. Ты же видишь – я совершенно безопасный, шевельнуться не могу.
– Я не боюсь! – ответила она.
– Или ты ляжешь на постель, или я лягу на пол. – Сергей приподнялся, откидывая одеяло.
– Хорошо, – Лина подошла к кровати, кутаясь в плед.
Она осторожно легла рядом с ним поверх одеяла, стараясь не прикасаться к нему.
Сколько она пролежала в темноте, прислушиваясь к его сбивчивому дыханию? Час? Два? До самого рассвета?
Это было так странно и так непривычно. Еще вчера она не знала этого человека, а сейчас лежит с ним рядом и даже сквозь ватное одеяло ощущает пугающе волнующий жар его тела.
Лина приподнялась на локте и склонилась в темноте над его лицом.
Густые брови сдвинуты над переносицей, тонкая щетинка усов над мальчишескими губами. Что она знает о нем, кроме имени? И откуда это ощущение, словно они знакомы давным‑давно, всю жизнь… Всю прошлую жизнь, а может, и будущую?
Глава 21
Кто ты, моя судьба?
Удивительно, с какой быстротой в деревнях распространяется информация… Никто ничего не видел, а все уже знают, и новость передается из уст в уста, с каждым разом обрастая все новыми и новыми подробностями.
– Ты смотри, двери никому из чужих не открывай, – озабоченно говорила Лине тетя Клава, перекладывая в корзинку яйца из большой миски.
– Почему это? – с деланным безразличием спросила Лина.
– Ты что, не слыхала? – тетя Клава округлила глаза, оглянулась и перешла на свистящий шепот: – Тут у нас бандита ищут. Убийца какой‑то сбежал: Маньяк! Молодых девок убивает.
– Да ну! Треп.
– Ты слушай, глупая. Он молоденький, из себя ничего. Знакомится с дурехой, то да се… шуры‑муры, а потом хрясь!
Лина почувствовала, как по спине у нее побежали зябкие мурашки.
– И кого же он убил? – стараясь казаться спокойной, спросила она.
– Целую кучу! – Тетя Клава пересчитала яйца в корзинке. – Десять.
– Десять человек? – ужаснулась Лина.
– Не… не знаю, – честно призналась соседка. – Он в Москве промышлял. Убьет, ограбит и новую клушу ищет.
Лина выдавила улыбку:
– Ну… у меня грабить нечего.
– Ты не хорохорься. Храбрая какая. Людей слушай. Береженого Бог бережет.
– Ладно, тетя Клава, я учту.
Лина отдала деньги, взяла свою корзинку и медленно пошла к дому. Ноги словно тяжестью налились, липли к земле, еле передвигались.
Это что же получается? Значит, Сергей преступник? В ее кровати уже сутки отлеживается коварный убийца? Маньяк?
Теперь становится понятным, почему он испугался прихода милиции… И эти его странные фразы… «Не бойся меня…»
Но ведь у него нет никакого оружия. Лина сама его раздевала, стирала одежду. Ни ножа, ни пистолета, ни… чем там еще убивают? Руками? Душат? Фу, глупость какая! Никак не представить Сергея в роли душителя. Да, но у него и никаких документов нет! А ведь, когда человек за рулем, у него должны быть хотя бы права… Вот это действительно странно.
А может, он и не Сергей вовсе?
Перед глазами встало его утомленное лицо, искаженное во сне гримасой отчаяния.
Разве убийцы бывают такими? Лина не могла подобрать точных слов. Незащищенными, что ли? Растерянными? Убийцу должен выдавать взгляд – холодный и жестокий.
Она попыталась припомнить его глаза. Нет, трудно… они почти все время закрыты. Впрочем… И опять‑таки чепуха. В его взгляде тоска и безысходность, как у больного, загнанного в угол щенка.
Внутреннее чутье подсказывало ей, что все на самом деле не так, как представила соседка. Но логика… Если разумно сопоставить факты, то так и получается, как ни крути. Сергей бешено гнал машину, словно за ним гнались. Документов у него нет. Милиция искала, точно описывая его приметы. К тому же он до сих пор чего‑то боится.
Лина открыла замок и, стараясь не шуметь, прошла на кухню. Ей так хотелось сегодня с утра накормить своего гостя омлетом. Она ловила себя на том, что постоянно думает, что бы ему приготовить. Но это, конечно, только потому, что Сергей ничего не ест и слабеет. Просто ради его здоровья.
А сейчас вдруг руки опустились, и уже ничего не хотелось.
Сама не зная почему, она открыла кухонный шкафчик и тупо уставилась на лежавшие там ножи. Потом взяла их и сунула в угол, под половик.
Нет, она не боялась его. Страха не было. Было… что‑то вроде отчаяния. Хотелось закрыть лицо руками, заткнуть уши и закричать, выталкивая изнутри клокочущий комок разочарования.
А может, правильнее запереть его, пока он спит, и побежать в милицию? Сообщить, что тот, кого они ищут, здесь рядом, у нее?
Ай да умница, отважная девочка Лина! Беги давай, доноси на беспомощного! Может, орден получишь, пионерка‑героиня!
Лина почувствовала, как запылали щеки. Никогда не была фискалкой. Надо сначала самой разобраться, что за фрукт этот Сергей. Может, все не так, как поведала тетя Клава?
«Надо прямо спросить, – решила она. – Пусть ответит. А если набросится на меня, то… ножи я спрятала, а сил у него немного, не сладит со мной. В конце концов, тогда орать начну, на помощь звать… И ему в любом случае скажу, что иду заявлять. Не могу исподтишка. И потом… какой он, к дьяволу, убийца?!»
Белесый парень с бесцветными глазами медленно поднимал пистолет. Дуло поворачивалось вслед за Сергеем то вправо, то влево. Еще секунда, и этот гад нажмет курок…
– Ну стреляй же, стреляй! – крикнул Сергей.
Альбинос засмеялся, прицелился и выстрелил. Пуля вжикнула мимо щеки и унеслась.
– Промазал, гад! – заорал Сергей.
Но тут сзади раздался короткий вскрик.
Он в ужасе обернулся.
Катя поворачивала к нему лицо с широко распахнутыми удивленными глазами. А по ее спине, под лопаткой, растекалось по кофточке липкое багровое пятно.
– Катю убили! – вырываясь из серого вязкого тумана, закричал он. – Катю убили! За что?! Что же делать? Надо бежать! Теперь только одно – бежать!
Сергей открыл глаза и облегченно вздохнул: это сон, просто сон, кошмар… Кому нужно убивать Катьку? Пригрезится же такое.
Незнакомая комната тонула в сумеречном полумраке. Угадывался стол, накрытый цветастой скатеркой, нелепый громоздкий шкаф, узкое окошко с плотной шторкой.
Где‑то за этим окном задиристо кричал петух, дребезжало пустое ведро, потом замычала корова…
Совсем не московские, не городские звуки.
Сергей потянулся под стеганым одеялом лениво и разнеженно.
«Где я? – вяло подумал он. – В деревне? Видно, крепко вчера выпил с ребятами – ни хрена не помню. А где же все? Фу, черт! Даже не соображу, с кем и куда заехал. И чего это у меня все тело гудит? Били меня, что ли?»
Он приподнялся на локте и хриплым со сна голосом позвал:
– Мужики, попить дайте!
– Сейчас, – отозвался девичий голосок, и в комнату с кружкой в руках вошла белокурая девушка.
– Лина? – произнес Сергей невесть откуда пришедшее на ум имя.
И вспомнил.
Нет, это был не сон. Катьку убили. И ему действительно надо бежать.
Зубы нервно клацнули о край эмалированной кружки.
Вот только что, минуту назад, ему показалось, что все хорошо, все по‑старому, а теперь в груди засвербел противный леденящий холодок и захотелось разреветься в отчаянии, как маленькому.
Господи, как будет плакать Ванюшка, когда узнает страшную, переворачивающую всю его жизнь весть.
– Я долго спал?
Лина попыталась улыбнуться, но что‑то в ее позе выдавало настороженность.
– В общей сложности два дня. Голова больше не болит?
– Терпимо.
Сергей встал и прошелся по комнате, разминая ноги. Лина следила за ним взглядом.
– Ужинать… будешь? – с запинкой спросила она.
– Честно говоря, поел бы.
В пустом животе заурчало от мысли о еде. В тот злополучный день Сергей успел только позавтракать, вполне резонно рассчитывая на вкусный Катькин ужин после перестановки мебели. Значит, если посчитать, он не ел почти трое суток.
– Я сейчас. – Лина вышла и вернулась с его одеждой, чистой и отглаженной.
Сергей быстро оделся и сел к столу. Он даже не чувствовал вкуса еды, хотя ноздри щекотал вкусный запах, тал куски торопливо, не успевая прожевывать, все подряд – курицу, бульон, дымящуюся яичницу, хрусткую свежезасоленную капусту, снова курицу…
Лина ела вяло и как‑то странно смотрела на него.
– Кто такая Катя? – вдруг спросила она.
Сергей поперхнулся. Кусок встал комом в горле.
– Это… моя одноклассница, – ответил он, даже не поинтересовавшись, откуда Лине известно это имя.
– Ты звал ее во сне, – сказала Лина. – Если хочешь, я ей сообщу, что ты здесь.
Она ждала какой угодно реакции, но только не этой. Сергей отшатнулся, как от удара, и стиснул зубы.
– Некому сообщать, – глухо сказал он. – Ее больше нет.
– Ты ее убил? – буднично‑просто спросила Лина и напряглась, готовая тут же сорваться с места, чтобы отскочить подальше.
Но он посмотрел на нее удивленно и обреченно.
– Ты тоже так думаешь, – он не спрашивал, а скорее, утверждал. – А ведь это альбинос сделал…
«Он сумасшедший, – подумала Лина. – Он выпадает из реальности и не помнит, что делает… Типичный бред… Альбинос какой‑то…»
– Если бы я не покупал эту менажницу… Надо было идти быстрее. Зачем ей теперь этот хрусталь? Ведь свадьбы не будет…
«Не бред! Они готовились к свадьбе… А потом он ее приревновал и убил. Точно. Тетя Клава говорила, что он знакомится, шуры‑муры…»
– Всего полчаса, – словно сам себе говорил Сергей, – а вся судьба моя вверх ногами. Все могло быть иначе… – Он посмотрел на Лину, перевел взгляд на свою забинтованную руку и спросил: – Или не могло?
«Она смотрит на меня, как на сумасшедшего… Я, наверное, правда схожу с ума… Ведь все, что случилось, я знал наперед! Знал! Только не хотел верить… Боже, ну как можно поверить в такую чушь? Старуха цыганка набормотала невесть что. Любой на моем месте пропустил бы это мимо ушей».
Но другой голос возражал ему запальчиво: «А если бы не пропустил? Я смог бы все изменить?»
– Ты решишь, что я сошел с ума, – грустно сказал он Лине. – Но мне не так давно цыганка по руке гадала. Я об этом и думать забыл. Сейчас только вспомнилось. И знаешь, все случилось именно так, как она говорила. Стал бездомным, бегаю, как заяц. И кровь была.
«Кровь человеческая окропит руки твои и оставит на тебе свой след. Переменит долюшку твою», – зазвучал в ушах шамкающий голосок гадалки Груши.
– Тебе нагадали, что ты убьешь Катю? – спросила Лина.
– Что без вины виноватым стану, – вздохнул Сергей. – Когда я вошел, они уже были мертвы, она и охранник. Я подумал сначала, что она спит. Она лежала головой на столе… Я поднял ее, чтобы посмотреть, может, еще жива? А тут руоповцы. У Катьки палец на кнопке сигнализации был… Они чуть‑чуть опоздали… Как и я…
Голос у него был тусклый и обреченный. Лина почувствовала, как потихоньку отпускает ее душу противное опасливое напряжение.
Сергей говорит так буднично и устало. Похоже, говорит правду.
Ей вдруг стало так жаль его, так больно, словно игла впилась в сердце. Она потянулась к нему через стол и спросила, глядя в глаза:
– Значит, ты опоздал?
Сергей кивнул.
– Я покупал ей подарок. Такие хрустальные салатницы, знаешь? Катька замуж собиралась. – Он поднял голову и добавил удивленно, словно только что сообразил: – А вообще, я пришел вовремя, минута в минуту. Я специально не торопился, гулял. Ей еще полчаса до конца работы оставалось. Я и подумал: «Что я там торчать буду? Все равно, пока инкассаторы приедут, деньги посчитают, Катька все опечатает – мне на улице придется торчать». У них в обменном пункте строго: когда валюту сдают – никого посторонних.
Лина вдруг поняла, как он мучается, обвиняет себя в том, что не использовал, может быть, единственный шанс сохранить жизнь своей подруге. Ей захотелось погладить его по голове, прижать к себе, утешить.
Как странно, что еще несколько минут назад она его боялась.
…Непостижима женская душа. Всегда готова распахнуться навстречу слабому и обиженному.
Кто же обидел этого сильного с виду мужчину? Судьба?
Лине так захотелось помочь ему чем‑то. Что она могла сделать? Только выслушать внимательно и участливо, дать ему выговорить, выплеснуть то, что тяжким грузом лежало на сердце, чтобы он не оставался один на один с обрушившимся на него несчастьем.
Она придвинулась поближе и провела ладонью по его волосам.
– Тебе удалось убежать?
– Да. И они меня ищут. Я оставил там сумку, а в ней мои документы.
– И это тебе тоже предсказала цыганка?
Как и любая девчонка, она была неравнодушна к разного рода гаданиям и предсказаниям. Мужчины обычно не верят в эту чепуху.
– Я только сегодня ее вспомнил, – сокрушенно сказал Сергей. – Я должен был тогда проводить опыт и совсем не придал значения тому, что этой бабке вздумалось накаркать. Да и невозможно было воспринимать ее слова всерьез. Разве я мог подумать, что кровь действительно будет на моих руках? Что меня могут обвинить в убийстве? Это все было так далеко от меня, так нереально. Я жил спокойной нормальной жизнью. Господи! – Он закрыл лицо руками. – Неужели нельзя все вернуть назад?
– Назад… – Лина задумалась. – А если вперед?
– Вперед?
– Ну да! – Лина торопливо стала объяснять: – Смотри, ведь ты совершенно особый человек. Никто не знает, что с ним будет дальше, а ты знаешь. Понял?
– Нет, – вздохнул Сергей. – Как это может мне помочь? Ведь дальше должно быть еще хуже…
– Что хуже?
– Тюрьма и сума. «Попадешь ты в темницу, коли отведаешь хлеба в доме врага твоего», – произнес он с теми же интонациями, что и старая цыганка.
– У тебя есть враги?
– Нет.
– Значит, и хлеб есть негде, – резонно заметила Лина. – А если не съешь, не попадешь?
– Не знаю, – пожал плечами Сергей. – У меня и ребенка нет. А она говорила, что я ребенка потерять могу. «Береги дитя малое, неразумное». Бред!
– Не бред! – горячо возразила Лина. – Ты все по очереди вспомни, подробно. Все, что она тебе предсказала. Ведь уже начало сбываться.
– Кровь была. Бездомным стал. Бежать пришлось. Набегался. А дальше – гибель страшная…
«Рыжий конь!» – молнией пронеслось в его голове. – «Огненный конь Апокалипсиса… Любовь на огненном коне!» Любовь, которая спасет, если верить гадалке.
Был рыжий конь? Был! Налетел на него на предрассветном шоссе. Молодой буланый конь по кличке Гордый. А на нем сидела Лина…
Он удивленно посмотрел на нее.
А ведь и правда, она его спасла. Кто знает, что ждало его за следующим поворотом?
Но… любовь? Ему суждено полюбить этого воробушка? В его жизни были девушки покрасивее. Он так и не остановился ни на одной из них.
– Что ты на меня так смотришь? – Лина смутилась.
– Ничего. – Он отвел взгляд.
Не говорить же ей о любви, в самом деле. Пожалуй, это первый промах в предсказании. Любовь. Как же! Он и не думает влюбляться в свою спасительницу.
– Ну, что дальше должно быть? – нетерпеливо допрашивала Лина. – Про встречу со мной она тебе говорила?
– Говорила, – вынужден был признаться Сергей, не вдаваясь в детали. – Про рыжего коня.
– Ну вот! – девушка произнесла это с таким торжеством, словно убедила его в своей правоте.
– А дальше ребенок… – пожал плечами Сергей.
– Которого нет.
– Есть! – Он чуть не вскочил.
Ванюшка! Как же это он про него забыл? Оставил у матери и – будь с ним что будет? О своей шкуре только и беспокоился.
– Значит, ребенок у тебя все‑таки есть? – упавшим голосом спросила Лина.
Ей стало грустно. Какая‑то женщина родила ему ребенка, а он о нем даже не вспоминает. Все мужчины одинаковы. Им нельзя верить. А так хочется верить этому Сергею!
– Конечно! Катин сын. Это его надо беречь. От кого? Да от тех, кто уже убил его маму. А может, и от другой опасности, ведь он на свете теперь совершенно один.
Лина улыбнулась и тут же устыдилась своей радости.
– У нее сын остался? Как жалко.
– Я должен быть с ним! – Сергей вскочил. – Я поеду и заберу его.
– Куда заберешь? – резонно остудила его горячность Лина.
Сергей сник. Действительно, куда? Он обречен на скитания, ему надо прятаться и скрываться.
Глава 22
Альбинос
У природы не хватило красок на физиономию Бориса Шестопалова. Выцветшие, бесцветные глаза без ресниц, белесые волосы.