Когда я гостил у друзей недалеко от Корфи Касла в Дорсете, произошло одно событие: благодаря случайной реплике, которая привела к серии событий, я стал владельцем земли – трехакрового[1] поля на южном склоне холма чуть ниже Корфи Касла; одного из самых замечательных полей, какие я когда-либо видел. С вершины уклона вдоль дорожки, укрытой изгородью из яркого кустарника, в десяти милях поодаль видны башни пяти деревенских церквей. В нижнем конце поля в зарослях колокольчиков прячется источник. Пятнадцатиминутная прогулка приведет вас на вершину холма, где открывается один из самых замечательных видов в Англии; в одной стороне весь Пул Харбор и земли вокруг него до Бэдбери Рингс, в другой - открытое море. И ни звука вокруг, кроме шума ветра в траве и песни жаворонка. На самом верху возвышаются три кургана, могилы умерших три тысячи лет назад людей, как мне говорили.
Я не знал, что делать с полем. Его годами обрабатывал фермер, он выращивал здесь зерно с обилием искусственных удобрений, поэтому, поскольку я знал о хороших результатах ведения хозяйства без химических удобрений на ферме школы Патни, о вреде от их переизбытка и только что прочитал Безумие пахаря американского фермера, я решился на эксперимент. Я обработал землю, засеял ее смесью трав без применения удобрений, затем перепахал урожай, снова засеял и оставил расти траву. В результате фермерские коровы с соседнего поля, почувствовав приятный вкус органически выращенной травы, постепенно проломились через изгородь и паслись на моей траве, а когда я пожаловался фермеру, которого называли «джентльменом», тот злобно мне ответил: «А чего ты еще ждал? Для коров такой соблазн - поле сочной травы поблизости». Он укрепил изгороди.
Со временем поле и дом, который я построил позже, стали чем-то вроде символа интенсивных усилий, борьбы с самим собой.
Я вернулся в Харпенден. Первым делом нужно было привезти семью из Америки, и с этой целью я начал подыскивать жилье в Лондоне. Я обыскивал Лондон вдоль и поперек шесть месяцев, но домов было недостаточно, а так как люди возвращались жить в Лондон, цены начали расти. Через шесть месяцев, после просмотра пятидесяти или шестидесяти мест, я нашел дом в Челси недалеко от реки и взял его, совместно с моим другом. Проделав в доме много работы, наша семья получила возможность жить здесь в сравнительно комфортных условиях двенадцать лет. Три комнаты, гостиная, кухня и ванная комната за 2 фунта в неделю, включая все платежи. Затем, следующие восемь лет бесплатно, сдавая часть дома. До того времени дольше всего на одном месте, с десятилетнего возраста, я задерживался на три года, и только в двух случаях – я был кочевником, которому «суждено скитаться». Это не «я» выбирал всегда находиться в движении, но что-то во мне; был ли это кочевой инстинкт далеких предков моей арабской бабушки, или планетарные влияния схемы моей жизни, я не знаю.
Жена и младший сын приехали в октябре – старший остался в школе Патни – и с их приездом заполнилась огромная пустота в моей эмоциональной жизни, удовлетворилась глубокая потребность. На несколько дней мы остановились у моих родителей, затем поехали к моим друзьям в сельский дом в Чилтерне, к друзьям в Сент-Джонс Вуд, и, наконец, в дом в Челси. После всех разрывов, разлук, встреч и новых разлук, скитаний, беспорядка, внутренних и внешних страданий, мы снова оказались в Лондоне – все стало по-прежнему, но все изменилось.
Хотя теперь у меня был постоянный дом, у меня не было постоянной работы, и никогда уже больше не появилось. Я решил дать себе задание продолжать жить сущностной жизнью, начатой в Америке, зарабатывать достаточно денег для наших нужд, выполняя только ту работу, которую я по-настоящему хотел делать. Я смог зарабатывать достаточно денег для повседневных нужд и даже владеть автомобилем с помощью собственного дела по окраске корзин в течение следующих трех лет. Понемногу жизнь начала протекать более или менее нормально. Но времена были тяжелые; не хватало продуктов, одежды, любых материалов, человек должен был постоянно использовать всю находчивость, чтобы преодолеть возлагаемые людьми из правительственных офисов ограничения, которые, чтобы сохранить работу, за которую мы им платим, придумывали тысячи ненужных правил и регламентаций – бюрократия. Если бы я подчинялся всем правилам и нормам, то едва ли смог бы содержать семью, но, как и многие другие, используя свои мозги против глупого чиновничества, мог ее довольно хорошо обеспечивать.
Чтобы продавать свои корзины я путешествовал по Лондону, заходил в большие магазины. В одном из таких магазинов я заговорил с одной покупательницей и показал ей образцы, она посмотрела на меня и выбежала из комнаты, взорвавшись судорожным истерическим смехом – из-за моего внешнего вида и манер, я полагаю, которые совсем не соответствовали облику обычного коммивояжера. Ее ассистент оскалился и также вышел, но через несколько минут вернулся с большим заказом, достаточным, чтобы занять меня на несколько недель. Корзины я покупал у производителей в Сомерсете, ивовые корзины делали мужчины и женщины, сидя на полу вместе со своим работодателем и быстро работая руками. В общей сложности я продал тысячу дюжин, а поскольку кроме стоимости проезда до Лутона, целлюлозы и корзин у меня не было других затрат, все шло хорошо; хотя я по-прежнему не мог пересилить свою неприязнь ходить на поклон к покупателям; всегда оставалось привычное автоматическое отторжение, которое я приобрел еще четырнадцатилетним мальчиком в магазине тканей. Однажды я сидел в грязной закусочной в Бэлхэме, боролся с внутренним нежеланием идти еще в один магазин тканей, и сравнивал свою жизнь с приятными деньками в магазине в Нью-Йорке, в Талиесине с четой Райтов, и полезным и практичным временем, проведенным в школе Патни в Вермонте. Колесо повторения снова полностью повернулось, и я вновь подолгу бродил по улицам Лондона с коробкой образцов, принимая заказы у покупателей. В тот холодный зимний день на улице Бэлхам Хай я пал духом; все выглядело так, что я снова пойман обстоятельствами, от которых не мог сбежать. И вот, в тот самый момент, когда все казалось хуже некуда, случилось чудо – я начал наполняться особым светом, настоящей - сознательной - надеждой, и настоящей верой. Вновь я увидел всю жизнь, вновь мне все открылось. Я понял. Я увидел, что эта незначительная внешняя жизнь, которая кажется такой важной, на самом деле – ничто, приходящая вещь, и что единственная реальность – это внутренняя жизнь. Снова время будто остановилось; видение Святого Грааля, проблеск Его Бесконечности, момент настоящей осознанности в этом грязном запущенном окружении, миг, похожий на пережитый среди красоты Талиесина; настоящая связь с высшими центрами. Я сидел там восторгаясь, среди грохота чашек и ложек, бормотания разговоров и шума трамваев, впитывая свое состояние до предела, смакуя его и благодаря Господа. Я не могу описать даже тысячной доли того, что во мне произошло. Блаженный восторг прошел, но воздействие его осталось, и я долго тихо сидел, обдумывая слова Иисуса Христа: «И снова я говорю вам, бдите!»
Час или чуть позже этого события произошло одно из странных совпадений. Я шел по улице, разыскивая определенный магазин, поискав некоторое время, я завернул за угол и увидел выходящего из машины маленького человека, еврея. «Спрошу его, - подумал я, подошел, начал, - не могли бы вы подсказать мне…», - и замер. «О, - воскликнул я, - вы - Метц». «Да, - ответил он, - а вы Чарльз Нотт». Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я видел его в последний раз, и это происходило в Приоре, в Фонтенбло, где он провел год. Я даже забыл о его существовании. Вместе мы зашли чего-нибудь выпить, и он начал говорить о Гюрджиеве. «Знаете, - сказал он, - я никогда не забуду того, что для меня сделал Гюрджиев. Когда я приехал в Приоре, я в себя не верил, я едва мог говорить с людьми и не мог получить работу. Он что-то изменил во мне, или он помог мне изменить что-то в самом себе, я не знаю что, но я стал другим, когда покидал Приорэ. Я вернулся в Лондон, занял немного денег и открыл здесь магазин, долг вернул через шесть месяцев. Я женился и теперь у меня есть семья, прекрасный дом и два магазина, я обладаю всем этим благодаря тому, что для меня сделал Гюрджиев. Тем не менее, я никогда его больше не видел и не слышал о нем со дня моего отъезда, даже не встречал никого, кто был бы в работе, до того как я встретил вас этим утром, но я часто думаю о том, что я мог бы сделать для него».
В свою очередь я рассказал ему все, что знаю о Гюрджиеве, все, что произошло со мной и с нашими общими знакомыми по Приорэ, и закончил словами: «Что вы можете сделать для Гюрджиева? Что может сделать любой из нас? Сейчас возможно только одно, мы можем дать ему денег для его работы. По крайней мере, возможно, вы можете; я могу заработать только на содержание семьи».
Он принял эту идею и предложил оплатить мои расходы, если я соглашусь отправиться с ним в Париж. В итоге в Париж мы поехали. Он передал Гюрджиеву деньги, мы провели интересное и полезное время в квартире на Рю де Колонель Ренар.
Одним из результатов опыта в том шумном маленьком кафе в Бэлхеме стало понимание слов Бейка о том, что видел ангела на дереве в Пекхеме.
Некоторые видят ангелов на деревьях в Бэттерси и Челси. И это, безо всякой связи, напоминает мне один случай. Мой сосед на Окли стрит, кроме того, что сдавал комнаты, собирал антиквариат, и однажды обнаружил в антикварном магазине в Челси образ Девы Марии, очень старый и дорогой. Он отдал его местной католической церкви и Папа, услышав об этом, наградил его орденом. Однажды, в магазин сладостей Глэдис, что за углом, зашла женщина. Повернувшись к своему спутнику, она произнесла: «Вы слышали? Папа дал м-ру К. орден. Да. Ведь он обнаружил в Челси девственницу и подарил ее Церкви!»
_______________________________________________________________________________
[1] Около 1,2 га
О некоторых гностиках
Некоторые говорят, что в идеях Гюрджиева нет ничего нового, и в известной степени это правда, поскольку они стары как мир. Действительно, нова только трактовка - она сделала идеи новыми для нас. Когда человек постигает одну истину за другой, он говорит: «Я всегда об этом знал, но до сегодняшнего дня никогда этого не осознавал».
Когда я изучал трудную главу из Рассказов Вельзевула «Закон Гептапарапаршинок», закон октавы, я случайно наткнулся на такие строчки в одном из журналов:
«Дж. А. Р. Ньюландс стал первым человеком современности, кто понял, что химические элементы естественно складываются в семейства и группы. Ньюландс также отметил что, если элементы расположить определенным образом, схожие физические и химические свойства повторяются с интервалом, кратным восьми. Поэтому он назвал это открытие «Закон октав». Позже доработанный другими людьми, в итоге он появился как «Периодическая система», которая подтверждалась громадной практической ценностью и позволяла предсказать существование неизвестных элементов с удивительной точностью.
Коренной лондонец, Ньюландс родился в 1837 году в шотландско-итальянской семье, учился в Королевском химическом колледже. Он сражался на стороне Гарибальди в Италии, но вернулся в Лондон, чтобы практиковать и изучать химию. Позже он преподавал химию в средней школе в Соусворке и других местах, но в итоге стал главным химиком на сахарном заводе в порту Виктории. Хотя его Закон октав высмеяли, когда он впервые продемонстрировал его Химическому Сообществу в 1864 году, время подтвердило его правоту. В 1887 году его наградили Орденом Давида Королевского общества за открытие, которое на протяжении 23 лет не приносило ему ничего, кроме насмешек. Умер он в 1898».
Вместе с законом октав я изучал третье правило объективной морали: узнавать как можно больше о законах Мироздания и Мироподдержания, оно связано с законом октав и законом взаимного питания, с тем, как и для чего создан мир и как он поддерживается, и отношение всего к человеку.
Я прочитал все, что мог достать о взглядах на творение и о трех силах, сделал много заметок. Вот некая случайная подборка, в основном из гностиков.
Некоторые гностики утверждали, что создателем был Отец, другие – Сын, третьи – Змей-искуситель, иные говорили, что творцом была женщина – Пистис София; еще одни считали творцом Сатану или Дьявола – отрицающую или пассивную силу.
Среди греческих племен Приап почитался как «наилучший», создатель; его статуи, с выкрашенными в красный цвет преувеличенными гениталиями, водружались в садах. Повсюду на земле почитание сознательными людьми Бога - Творца мира, и пола как божественной силы, выродилось в поклонение бессознательных людей богам плодородия и сил Природы. Во многих древних религиях можно обнаружить идею Высшего Непознаваемого Существа кто, в основном, разделив себя на мужское и женское начало, порождает Бога - Творца. Ни в одной из них, за исключением существующих среди европейских рационалистов, ученых или коммунистов, нет представлений о том, что вселенная появилось просто благодаря случаю.
По Милтону:
Отец, вначале они пели, Всемогущий
Неизменный, Вечный, Бесконечный
Бессмертный Король! Ты, Создатель всего Сущего
Источник света, невидимый сам…
Он тоже говорит о Непостижимом Господе и его Сыне – Боге - Творце.
Некоторые из рассказов гностиков о творении связаны с законом трех. Наасены говорят, что Первопричиной был Человек и Сын Человеческий, который разделился на три части – ментальную, психическую и земную. Они называют его Адамом, и говорят, что знание о нем - начало возможности познания Бога. Три части соединились в Иисусе, совершенном человеке. Это знание, утверждают они, было передано Иаковым, братом Иисуса, сыном Марии.
Сетиане утверждали, что во вселенной существует три отдельных принципа, каждый из них обладает неограниченной силой. Все, что мы воспринимаем или не воспринимаем, создано в соответствии с каждым из этих принципов. Сущность принципов - свет и тьма; между светом сверху и тьмой внизу находится чистый дух, похожий на благоухание бальзама или ладана, он пронизывает все. Тьма, разумная, представляющая собой внушающую ужас воду, знает, что если убрать свет, она останется одинокой и неподвижной; поэтому тьма старается любым способом удержать в себе сияние Света и Благоухание Духа. Все сотворено этими тремя силами. Сетиане верили, что от первого слияния сил, принципов, появился образ или символ небес и земли в виде лона; затем появились образы всего, и так сотворено было все остальное.
Докеты учат, что три принципа или три силы происходят от Первого Принципа, а они создают все остальное. Но Первый принцип, Бог, пребывает сам по себе.
Эти три силы дали начало Единородному Сыну. Он был мудрее и лучше, чем Отец. (Аналогично Вельзевул говорил, что Рахурх, «результат» Горнахура Хархарха был лучше, чем «причина»).
Маркион говорит, что существует две силы: Любовь и Раздор. Раздор разделяет вещи, Любовь их связывает. Третья сила происходит от этих двух.
Манихейцы рассматривали нашу планету как худший из всех возможных миров. Некоторые говорили что вселенная, созданная отрицающей силой, зла и, следовательно, любое творение - зло, кое-кто доводил все до буквального, логического завершения, отвергая брак и детей, кастрировали себя.
Многие идеи ранних учений похожи на идеи Рассказов Вельзевула: идея о Чутбогглитаническом периоде, о нашем Единотяжестьнесущем Бесконечном, страдающем Создателе, и возможности для нас научиться нести маленькую часть вселенского страдания, чтобы облегчить Его Бесконечности часть Его ноши.
В связи с этим, Гюрджиев однажды признался Элизабет Гордон, находившейся рядом с ним с 1932 года до своей смерти в 1946, что он совершил ошибку. Он продолжил, что даже Бог сделал ошибку, одну большую ошибку. Мисс Гордон ответила, что думает, что Бог сделал все необходимое, чтобы нейтрализовать действие Безжалостного Геропасса – «Времени, которое изнашивает любую живую вещь». Гюрджиев сказал: «Да, все, кроме одного; он сделал зонт, тогда как ему нужно было сделать клизму, и теперь он идиот, так же как и все остальные, сел в галошу». Бессмысленное на первый взгляд высказывание озадачило меня; только спустя много лет я начал понимать замечательную точность этого иносказания.
Валентин утверждал, что надо всем пребывает Отец, от него произошел Демиург - Творец, а от Демиурга произошли как зло, так и добро. Христос пришел от этой Божественной Полноты чтобы спасти Дух, который сбился с пути, дух, запрятанный глубоко внутри нас. Дух был спасен, но плоть уничтожена. Он также говорил, что у нас наихудшая и наиболее поздно появившаяся планета.
Существует точка зрения, что практически с самого начала творения что-то пошло не так, что-то непредвиденное проникло в растущую вселенную – что-то нежелательное, что-то злое. Гюрджиев называл это Чутбогглитаническим периодом, эти три слова отражают его сущность. Очевидно, он происходил на нашей планете до появления Кундабуфера.
Гностик Карпократ учил, что мы должны отработать все наши грехи, но можно оплатить или отработать много грехов сразу сознательными усилиями, и так сократить годы нашего изгнания в этом низшем мире.
Стоики, как и Кришна, учили, что человек должен исполнить то, что ему предназначено; даже если он не желает подчиняться происходящему, он вынужден сделать то, что суждено. Сознательный человек может, до определенной степени, выбирать; несознательный человек не может.
Идея взаимного питания всегда была известна в эзотерических и даже оккультных школах.
Роберт Фладд, алхимик семнадцатого века, говорил:
Знайте, все, что создано нуждается
В удовлетворении и питании: вот основы,
Более грубое питает более тонкое; земля - море,
Земля и море питают воздух; воздух – эти огни
Неземные; вначале низший - Луну;
Отсюда эти грязные пятна, окружающие ее лик
Испарения, еще не обращенные в ее субстанцию.
Не будет Луны, не будет питательных испарений
От ее сырого континента высшим сферам.
Солнце, чей свет наделяет всех, получает
Питательное восполнение
От влажных испарений, и без остатка
Выпивает Океан.
С этим связана и идея, что человек полезен и помогает Богу, что Богу нужна определенная помощь от человека. Хассин в Рассказах Вельзевула говорит о «днях помощи Господу».
Силезиус писал:
Я знаю, без меня
Господь наш пресвятой
Не сможет жить и дня
Испустит дух со мной.
Не сможет без меня
Он мухи сотворить.
Мир должен с ним и я
От гибели хранить.
Гюрджиев в Рассказах Вельзевула рассказывает, что в начале, когда Его Бесконечность решил создать вселенную, он создал ее действием чистой воли, сознательно; но после появления второго порядка солнц творение, согласно закону октав, стало отчасти автоматическим; когда великая нота «до» нисходит вниз по шкале, творение становиться все более автоматичным, или механичным, пока не достигает, в нашем луче, Солнца и Земли. Сознательная положительная активная сила, берущая начало на Солнце Абсолюте становится, проходя вниз по октаве, на нашей планете отрицательной, пассивной силой – дьяволом, Сатаной. (В Библии о Сатане говориться как о Сыне Господа. Сын - отрицающая сила).
Поскольку все творение исходит от Бога – все есть Бог. Господь - это Мегалокосмос, и, спускаясь вниз согласно закону октав, Бог становиться дьяволом.
В человеке есть эманации, излучения Солнца Абсолюта и других солнц и планет, поэтому они должны бороться против отрицательной силы, нисхождения, инволюции октавы, и стараться помочь утвердить эволюционную силу, подняться против этого потока, против Господа в таком обличии, чтобы когда-нибудь достичь единения с Богом.
Идея о двух Богах часто упоминается в отрывках гностиков – о Неописуемом и о Благочестивом и Страдающем Создателе. А также падение человека и путь его возрождения; Луч Творения; законы Трех и Семи; идея, что нечто нежелательное вмешалось в наше творение; что мы должны расплатиться за наши грехи, вольные и невольные; идея практического метода само-совершенствовани. Они также говорят о «Мировой Музыке». Все эти представления в деталях развиты в Рассказах Вельзевула.
Идея Добра и Зла проходит через все религии и настоящие учения.
Согласно иудеям, дерево познания добра и зла олицетворяет универсальное понимание всех вещей – плохих и хороших. Нашим далеким предкам, практически первым существам, не разрешалось приобретать это понимание.
В одном из учений гностиков говориться, что Христос пришел освободить мир от проникшего в него зла, Христос был Методом само-совершенствования. Христос вселился в Иисуса при крещении. Он понял, что он должен сделать – для чего он был послан свыше. В учении гностиков есть замечательные стихи – «Гимн Покрова Славы» и «Гностическое распятие».
Учение гностиков понимали и применяли ранние христиане, но около 170 года н.э. «отцы» церкви объявили гностиков еретиками и отделили от церкви.
Некоторые современные писатели не понимают внутреннего учения гностиков, жалуясь на «фантастические» понятия и идеи; но они, несомненно, не более фантастические, чем взгляды Отцов организованной церкви о Рае, Чистилище и Аде.
Фрагменты учения гностиков сохранились благодаря случайности, когда несчастье обернулось удачей. Их высказывания, как говорят, собрал св. Ипполит – он «влачил существование», или, как тогда называли, «процветал», спустя 200 лет после смерти Иисуса Христа. Этот Ипполит присоединился к небольшой христианской церкви и стяжал власти, жаждал стать Папой; но у него был соперник, Калликст, и он также хотел им стать. Их частые шумные ссоры становились причиной беспорядков на улицах Рима, и в итоге власти сослали обоих в соляные копи на Сардинию. Когда позже им позволили вернуться, Ипполит провозгласил себя патриархом римской клики, Калликст – греческой. Чтобы упрочить свое положение, Ипполит, собрал, что смог, из различных гностиков и других учений и составил из них книгу под названием Философумения – опровержение всех ересей. К ереси он отнес не только греческие, иудейские и египетские учения, но и Калликста, называя его антихристом и богохульником. Практически все письменные источники учения гностиков «Отцами церкви» уничтожили. Сохранились только опровержения Ипполита и еще несколько фрагментов писаний.
Изображение Калликста стало символом кладбища в Риме, до сих пор носящего его имя. Так как они подвергались гонениям со стороны властей, после смерти Калликста и Ипполита признали мучениками и позже канонизировали как святых.
Это благодаря св. Ипполиту я разгадал головоломку, долго ставившую меня в тупик: почему последователи Пифагора отказывались есть бобы? Потому, говорит он, что кандидатов на государственную службу избирали, сажая на еду из бобов; потом, как и в наши дни, как только людей выбирали судьями, власть кружила им головы; они становились продажными и даже временно или постоянно теряли разум, рассматривая все только со своей точки зрения. Пифагорейцы, которые старались прожить жизнь согласно здравому смыслу и нормальной логике не хотели иметь с ними ничего общего; и, отказываясь есть бобы, они постоянно напоминали себе, что они не должны отождествляться с обычной жизнью.
Также Св. Ипполит указывает на сходство растущих бобов с человеческими половыми органами. В целом бобы, особенно растущие на цветоножке стручки, напоминающие мужские органы в различных стадиях возбуждения; а сами созревшие бобы - женские. Он утверждает также, что если бобы пережевать и оставить на солнце, их запах будет напоминать запах человеческой спермы.
Постройка дома
В это время я начал осознавать, что нет необходимости отождествляться и становиться рабом любого дела или обстоятельств. Как будто что-то во мне изменилось, борьба и страдания прошедших двадцати лет начали приносить плоды. Я почувствовал новую и растущую свободу – внутреннею и внешнюю свободу. Я оставался далек от достижения совершенства или высшего сознания, но что-то произошло и нужны были какие-то особенные усилия, чтобы перенести меня в следующую октаву.
После длительных раздумий в моем уме начал проявляться план, который мог быть отголоском грядущих событий. Я решил построить дом на моем трехакровом поле возле Корфи Касл. С тех пор, как я в четырнадцать лет проводил выходные в Свонэйдже, Дорсет всегда сильно меня привлекал, особенно позже, когда я – юнец, учился вести хозяйство возле Уинтерборн Уайтчерч, где жил вместе с фермером и его работниками. Автобусы там в то время еще не появились, а дорога в долину Свонэйджа не существовала, машин было очень мало. Люди все еще ездили на рынок в повозке с «возчиком» (извозчиком) или в фургоне. Графства Англии до сих пор обладают собственной сущностью, личностью и индивидуальностью, свом собственным акцентом, обычаями и манерой одеваться. Дорсет все еще был пропитан вибрациями и атмосферой древних цивилизаций Друидов и более поздних монастырей, уже давно исчезнувших. Его сосед, Уайлтшир, похож на удаленный от моря Дорсет.
Даже когда я был молод и ничего не знал, прогуливаясь в определенных местах между холмами, я чувствовал это древнее влияние. Я, выросший во тьме образования девятнадцатого века, как и все верил, что древние бритты были варварами, которые раскрашивали себя синей краской вайда, а жестокие и суеверные жрецы - друиды, приносили жертвы и сжигали в клетях людей; и только после прихода римлян, дикари приобщились к благам цивилизации. Но почти всегда историческая правда противоположна тому, чему учит общедоступное образование. Религия друидов была в своих основах гораздо возвышеннее, чем римская, а их ненаписанная литература гораздо богаче. Позднее, когда их религия деградировала, друиды возможно и сжигали людей, принося жертвы богам плодородия. Но даже если и так, то настолько больше жертв приносили своему Богу христиане; пятнадцать веков они тысячами мучили и сжигали еретиков, достигнув апогея принеся в жертву шесть миллионов «еретиков» в течение шести лет богам Германии. Ни один язычник или языческий народ не могут с этим сравниться. Конечно же, у них не было таких возможностей, у них не было замечательного оружия и химии, убивающих людей. Даже римляне убивали друг друга собственными руками, - долгий и утомительный способ, - а сейчас два человека могут убить тысячу за несколько мгновений. В нашем замечательном мире, кажется, почитается за наивысшие достижения цивилизации наибольшее число людей, которых можно уничтожить в кратчайшее время с наименьшими возможными усилиями.
Итак, моя жена случайно получила хорошую и интересную работу в школе Хэнфорд в Дорсете, в пятнадцати милях от моего участка среди холмов. (Этот старый особняк хорошо описан в Лисице на чердаке Ричарда Хьюгса). Поэтому мы решили уехать из Челси и построить дом на нашей земле около Корфи Касла, я хотел завести небольшое хозяйство, а он преподавать музыку. Денег у нас не было, кроме небольшого дохода, обеспечивающего нам проживание, еду и обслуживание старенького автомобиля; чрезвычайно сложно и зачастую просто невозможно было получить разрешение Лейбористского правительства на постройку частного дома. Построить подходящий дом без денег и в то же время придерживаться всех правил и сопутствующих законов было непростой задачей. Предприятие выглядело безнадежным. Оставался только один способ – поставить себе задачу построить лучший послевоенный дом в Дорсете.
Труднейшие согласования по получению разрешения на начало строительства заняли почти год, официальное «нет» стало привычным для любой просьбы.
Пока строился дом, я жил в крохотной лачуге, десять на двенадцать футов, которую я соорудил около источника, в приятном, тихом, укромном месте; время от времени я уезжал в Лондон на неделю или около того.
Рабочей силы и финансов не хватало, но я сумел занять достаточно денег для начала, а когда возвели стены, ипотечная компания дала ссуду. Я нанял строителей, местного каменщика и подсобного рабочего в помощники, а также работал сам. Камень доставляли из каменоломен в Лэнгтон Мэтреверс, а дранку для крыши из Орегона, поскольку в округе не было кровельщика, ее я крепил самостоятельно. Я хотел построить самый лучший и современный дом в Дорсете и черпал свежие идеи, обсуждая его с городскими проектировщиками, посещая строительный центр в Лондоне, читая буклеты и книги. Тем не менее, возникали разнообразные затруднения и разочарования. Строительство заняло три года и обошлось в 2000₤, хотя местные строители говорили мне, что необходимо 4000₤. Получился практически совершенный дом.
Через год после начала строительства, когда дом был наполовину готов, заболела моя жена и, оставив свою работу, вернулась в Челси. Некоторое время она не могла работать, я тоже вернулся в Челси, и вскоре понял, что мы никогда не сможем заработать достаточно денег для жизни в Корфи Касл. Несколько раз мне делали хорошие предложения за недостроенный дом и землю, проще говоря, практичнее и выгоднее было бы выбрать одно из предложений и сдаться, но в жизни я так часто выбирал легкий путь и сворачивал с намеченного курса; теперь я твердо решил принять трудное задачу и довести ее до конца.
Физические и психологические трудности росли. Все происходило как тогда, когда моей задачей было найти в Приорэ источник, я рассказывал об этом в Учении Гюрджиева; и даже еще труднее, поскольку меня не подгонял Гюрджиев. Но теперь у меня было больше внутренней силы, и я мог преодолевать сопротивление своей отрицающей силы – приступов тяжелого уныния, разочарований и безнадежности. У меня было сознательное желание и, как говорил Гюрджиев, «с сознательным желанием все возможно».
Когда я прибил на крышу последний из десяти тысяч кусков дранки, я получил готовую комнату наверху, где я и жил, готовя себе еду на примусе. Однажды, холодным утром в конце декабря я проснулся, и увидел красивую и пустынную округу, запорошенную снегом; то, что мне было нужно, чтобы покончить с затянувшимся тяжелым унынием. Я оделся и начал готовить чай посреди расположившейся на полу кухонной утвари, и, наклонившись, обнаружил, что повторяю за св. Терезой: «Бог гуляет среди горшков и котлов»; как только я это произнес, свет наполнил все мое существо, мое уныние испарилось. Я сел и позволил свету струиться сквозь меня, и хотя я осознавал все, что меня окружало, время снова словно остановилось. Снова это было нечто большее, чем состояние самовоспоминания – мгновения объективной сознательности. Я неподвижно сидел и чувствовал, как меня наполняет сила, я понял значение слов Гюрджиева из главы о Чистилище в Рассказах Вельзевула: «Трехмозгные существа, достигшие уже большей осознанности, всегда для реализации таких своих мечтаний (само-воспоминания) во время своего обычного существенского существования охотно и даже с радостью предоставляют для своего наличия те неприятности, которые происходят от допускаемых лишений для их планетарного тела, потому что такие существа уже хорошо понимают и инстинктивно ощущают, что это низшее существенское тело в их собственном священном космическом законе Триамазикамно является непременным источником для известного рода отрицательных выявлений и, как таковое, конечно, всегда должно и будет выявлять только отрицательное для своей положительной части, т.е. выявление этой их низшей части должное быть обязательно всегда противоположно тому, что требуется для их высшей существенской части»[1].
Слова становились реальностью – я осознал объективную истину. Возможно, весь процесс постройки дома был организован только для этого осознания, которое я с самого начала инстинктивно предчувствовал. Оно стало кристаллизованной истиной. Воздействие этого переживания отчетливо сохранялось все утро; а когда благодать прошла, я снова взялся за свою задачу с возродившейся верой и надеждой.
_________________________________________________________________________________
[1] По Г.И. Гюрджиев. Рассказы Вельзевула своему внуку, Санкт-Петербург, Издательство журнала "Звезда», 2001г., стр. 797-798