О слепоте общества и написана повесть.
Повесть переведена (к сожалению, не по тексту «Нового журнала», а по искаженному тексту «Пяти континентов») на французский, английский, немецкий, голландский, шведский и датский языки. История борьбы за напечатание «Софьи Петровны» на родине изложена мною во втором томе «Записок», а также в книге «Процесс исключения» (Paris, 1979; Москва, 1990).
Наконец, почти через полстолетия, повесть вышла в свет на родине и притом не единожды: в журнале «Нева», 1988, № 2; в моей книге «Повести» (1988) и в нескольких сборниках («Последний этаж», 1989; в книге, где собраны почти все мои вещи: «Процесс исключения» 1990; в сборнике «Трудные повести», 1992 и др.)
49 А. А. говорит о шестом томе Полного собрания сочинений Н. А. Добролюбова, появившемся в 1939 году: именно в шестом томе опубликованы стихи, рассказы и дневник. Вступительная статья и комментарии к этому тому принадлежат Б. Я. Бухштабу.
50 А. Любарская, Л. Чуковская. О классиках и их комментаторах // Лит. критик, 1940, № 2.
51 Речь несомненно идет о балладе Пастернака, начинающейся словами: «Бывает, курьером на б о́ рзом» – см.: ББП‑П, с. 96.
52 Александр Александрович Осмеркин (1892 – 1953) – художник‑живописец, автор пейзажей, натюрмортов, портретов, театральных декораций. Осмеркин до революции – участник художественных выставок «Бубнового валета» (1913, 1915) и «Мира искусства» (1916, 1917); после революции работал бок о бок с Кончаловским, Лентуловым, Машковым; участник многих выставок, в том числе международных. Илья Эренбург, характеризуя живопись художника уже после его кончины, писал: «Осмеркин видел связь человеческого лица с окружающими предметами, натюрморта с пейзажем». (См. вступительную статью к каталогу «Выставки произведений…» М., 1959.)
|
|
Занимался Осмеркин и преподаванием. В тридцатые годы его преподавательская деятельность «снискала ему славу одного из наиболее талантливых и любимых молодежью педагогов советской художественной школы» (см. сб.: Сто памятных дат. М.: Сов. художник, 1967, с. 246). Осмеркин преподавал в Государственном художественном институте имени Сурикова в Москве и во Всероссийской академии художеств имени Репина в Ленинграде.
Как упоминается у меня в «Записках» несколькими строками ниже, «скоро пришел И.». Это – Иогансон; в те годы Осмеркин и Иогансон были приятелями и часто появлялись вместе.
Борис Владимирович Иогансон (1893 – 1973) – художник‑живописец (автор многочисленных картин «о советской действительности»), в те годы преподавал там же, где и Осмеркин. Со временем пути их, художнические и человеческие, круто разошлись: Осмеркин остался мастером, творцом, педагогом, подлинным человеком искусства, а Иогансон преуспел как администратор: с 1953 по 58‑й – он вице‑президент Академии художеств СССР, с 1958 по 62‑й – президент, а с 1965 года по 67‑й – первый секретарь правления Союза художников СССР. Когда в 1948 году разгром литературы, а затем музыки перекинулся на изобразительное искусство и Осмеркина начали преследовать за «формализм» и за «низкопоклонство перед буржуазным Западом», а потом уволили из Академии, – Иогансон, по преданию, оказался в числе его гонителей, и Осмеркин называл его «мой друг Яго нсон».
На сессии Академии художеств, состоявшейся в мае 1948 года, было объявлено, что «воспитанием молодежи занимались малоопытные, недостаточно квалифицированные педагоги, люди ярко выраженного формалистического направления… модернисты, апологеты безыдейного, упадочнического западного искусства» («Правда», 29 мая 1948). Эти обвинения были предъявлены двум наиболее сильным и любимым педагогам художественных вузов – живописцу А. Осмеркину и скульптору А. Матвееву. Осмеркин был затравлен, лишен возможности преподавать, что и послужило началом его смертельной болезни.
|
|
Ахматова и Осмеркин познакомились, по‑видимому, в конце двадцатых или в начале тридцатых годов. 28 марта 1937 года А. А. побывала в Большом драматическом театре им. Горького на юбилейном пушкинском спектакле («Маленькие трагедии», режиссер А. Д. Дикий, художник А. А. Осмеркин). Декорации пришлись ей по душе, и она поздравила художника с большой удачей. (Александр Александрович был любителем поэзии; внимательно изучал Пушкина, ценил Ахматову).
Портрет Анны Андреевны, который Осмеркин писал белыми ночами в Ленинграде, был окончен в основном в 1939 году и находится ныне в Государственном литературном музее в Москве. Озаглавлен он «Белая ночь». Это заглавие могло быть, конечно, дано и просто потому, что Осмеркина привлекало особое освещение, свойственное северной ночи, а быть может, в этом названии звучит перекличка с пастернаковскими строками:
Бывает глаз по‑разному остер,
По‑разному бывает образ точен.
Но самой страшной крепости раствор
Ночная даль под взглядом белой ночи.
Таким я вижу облик ваш и взгляд.
|
|
(«Анне Ахматовой» –
ББП‑П, с. 200)
53 Лотта – Рахиль Моисеевна Хай (1906 – 1949) – специалистка по голландской живописи XVII века, сотрудница Отдела западноевропейского искусства в Эрмитаже. Во время войны Р. М. Хай – ответственный хранитель фондов Эрмитажа, эвакуированных в Свердловск. Ее научные работы публиковались главным образом в «Трудах Отдела западноевропейского искусства Государственного Эрмитажа» за 1940, 1941 и 1949 годы.
54 «…он восхищался тем, что она сама моет полы », говорит А. А. о романе Бориса Леонидовича с Зинаидой Николаевной. О том же самостоятельном мытье полов упоминает Зинаида Николаевна в своих мемуарах:
«Первая наша встреча на даче [в Ирпени] была смешная. Босая и неприбранная, я мыла веранду, и вдруг подошел Борис Леонидович. Я была удивлена, когда он сказал: “Как жаль, что я не могу вас снять и послать карточку родителям за границу. Как бы мой отец – художник – был восхищен вашей наружностью!”» (Сб.: Воспоминания о Борисе Пастернаке. М.: Слово, 1993, с. 177.)
55 Нина – Нина Антоновна Ольшевская (1908 – 1991) – актриса, режиссер, близкий друг Анны Андреевны, жена писателя В. Е. Ардова. Познакомились они в 1934 году в Москве, у Мандельштамов. Об Н. А. Ольшевской см.: Э. Г. Герштейн. «Беседы с Н. А. Ольшевской‑Ардовой» – «Воспоминания», а также «Записки», т. 2.
Приезжая в Москву, А. А. чаще всего останавливалась – иногда на недели, а иногда и на месяцы – «у Ардовых на Ордынке» (Ордынка, 17, кв. 13), то есть в семье Нины Антоновны.
56 А. А. имеет в виду следующие слова Мандельштама из статьи «Заметки о поэзии»: «Воистину русские символисты были столпниками стиля: на всех вместе не больше пятисот слов… Но это по крайней мере были аскеты, подвижники. Они стояли на колодах. Ахматова же стоит на паркетине – это уже паркетное столпничество» (Русское искусство. Кн. 2/3, 1923, с. 69).
«Столпничество» – религиозное подвижничество, которому положил начало христианский аскет Симеон (356 – 459) – Симеон Столпник. Около сорока лет Симеон прожил, не сходя на землю, на вершине высокого столба, где устроена была площадка для стояния и сидения. Подробнее см. «Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона», т. 58.
57 Стихов моих он не любил. – А. А. совершенно заблуждалась. Впоследствии, в разговоре со мною 11 мая 1957 года (см. т. 2 моих «Записок»), она с гордостью прочитала мне строки Мандельштама, обнаруженные Надеждой Яковлевной Мандельштам у него в архиве. Анализируя поэзию Ахматовой, Мандельштам оканчивал свою рецензию так: «В настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». Рецензия эта (на «Альманах Муз», 1916) в свое время не была напечатана и увидела свет лишь в 1968 году в «Вопросах литературы», № 4.
58 … нашей милой Тане – то есть Татьяне Евсеевне Гуревич (ок. 1905 – 1941), которая несколько лет работала в редакции журнала «Костер». Во время разгрома Ленинградской редакции она заявила на собрании, что не верит во вредительство арестованных редакторов, и за это была уволена. Татьяна Евсеевна долго мыкалась без работы; затем ее приняли в редакцию «Издательства писателей». Она погибла осенью 1941 года: прямое попадание фугасной бомбы в Гостиный двор, где помещалось тогда это издательство. Анна Андреевна в это время, спасаясь от бомбежек, жила в дворницкой писательского дома на канале Грибоедова, куда отвел и устроил ее, как в более безопасное место, Б. В. Томашевский. (Подробнее см. «Записки», т. 2, «За сценой»: 180.) Ахматова, рассказано в «Блокадном дневнике» Ольги Берггольц (в записи от 24 сентября 1941 года), «сидит в кромешной тьме, даже читать не может, сидит, как в камере смертников. Плакала о Тане Гуревич (Таню все сегодня вспоминают и жалеют) и так хорошо сказала: “Я ненавижу, я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина, я ненавижу тех, кто кидает бомбы на Ленинград и на Берлин, всех, кто ведет эту войну, позорную, страшную…”» (альманах «Апрель», 1991, вып. 4, с. 139).
59 Тамара Григорьевна Габбе (1903 – 1960) – член «маршаковской редакции», разгромленной в 1937 году; драматург и фольклористка. Наибольшую известность приобрели ее детские пьесы, выходившие отдельными книжками; их не раз и с большим успехом ставили в московских и других театрах страны: «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах», «Хрустальный башмачок», «Авдотья Рязаночка».
Из ее фольклористских трудов самый значительный – книга «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи». Книга вышла посмертно в 1966 году, в Новосибирске, с двумя послесловиями – С. Маршака и В. Смирновой; до нее, но тоже посмертно – вышел сборник «По дорогам сказки» (в соавторстве с А. Любарской, М., 1962). При жизни Тамары Григорьевны не раз издавались в ее переводах и пересказах французские народные сказки, сказки Перро, сказки Андерсена, братьев Гримм и др.
Всю жизнь, уже и после ухода из Государственного издательства, она оставалась редактором – наставником писателей. Моя книга «В лаборатории редактора» недаром открывается посвящением ей.
В литературе, к сожалению, не проявился ее главный талант: она была одним из самых тонких знатоков русской поэзии, какого мне случилось встретить за всю мою жизнь.
О Т. Г. Габбе см. также «Записки», т. 2.
60 Речь идет о Данииле Хармсе (1905 – 1942) – поэте и прозаике, принадлежавшем к группе «ОБЭРИУ». «Нашим» я его называю потому, что в конце двадцатых годов С. Маршак привлек «обэриутов», в частности Хармса, к работе над созданием книг для детей. За несколько лет Хармс стал одним из крупнейших детских поэтов. Несмотря на постоянные нападки со стороны казенной педагогической критики, ленинградскому отделению Госиздата удалось выпустить немало поэм и рассказов Хармса: «О том, как папа застрелил мне хорька», «Иван Иваныч Самовар», «Игра», «О том, как Колька Панкин летал в Бразилию…» и др. Был он и постоянным сотрудником журналов «Ёж» и «Чиж».
Впервые Даниил Хармс арестован в декабре 1931 года и сослан в Курск, но ссылка длилась недолго, и в ноябре 1932 года Хармса уже вернули в Ленинград.
В 1937 – 38 годах, в пору разгрома ленинградской редакции, Хармс уцелел, но во время войны, в осажденном Ленинграде, его все‑таки «добрали», и он погиб в заключении. После реабилитации Хармса московское издательство «Детский мир» поручило мне составить сборник его стихов; сборник вышел в свет в 1962 году под названием «Игра». На титульном листе в качестве составителя должно было быть обозначено мое имя, но, по рассеянности, издательство опустило его.
На книгу долго не публиковавшегося поэта сразу набросилась та же казенная педагогическая критика и, кроме того, журнал «Крокодил» (1963, № 4). В защиту книги С. Маршак, С. Михалков и К. Чуковский выступили с открытым письмом, напечатанным в одном из последующих номеров того же «Крокодила». Я, как составительница этого сборника, принимая на себя всю ответственность за отбор стихотворений, написала тогда же статью о сути и значении поэзии Хармса. Но печатать ее отказались, и не опубликована она до сих пор.
Сборник «детского» Хармса – «Что это было?» – более объемистый, чем мой, вышел в Москве в 1967 году под редакцией Н. Халатова.
…Приблизительно через 30 лет после моего с Анной Андреевной разговора о Хармсе и приблизительно через столько же после гибели поэта, – за границей стали появляться сборники его произведений и посвященные его творчеству статьи. См., например, составленный Дж. Джибиан сборник «Избранное», изданный в Вюрцбурге в 1974 году. Позднее, в Бремене, в 1978 – 1988 гг. вышло четырехтомное «Собрание произведений Д. Хармса» под редакцией М. Мейлаха и В. Эрля. К нам же на родину книги Хармса стали возвращаться более чем через 40 лет после разговора с Ахматовой: в 1988‑м, в Ленинграде, под редакцией А. Александрова – издан сборник стихов, прозы, драм, писем – «Полет в небеса»; в Москве – два сборника, составленные Владимиром Глоцером: «Случаи» (1989) и «Старуха» (1991). В 1992 году в № 2 «Нового Мира» Владимир Глоцер опубликовал записные книжки, письма и дневники Д. Хармса, а в том же году, в альманахе «Минувшее», в № 11 А. Устинов и А. Кобринский – «Дневниковые записи Даниила Хармса». Среди работ по биографии назову: В. И. Глоцер. К истории последнего ареста и гибели Даниила Хармса // Русская литература, 1991, № 1; И. Мальский. Разгром ОБЭРИУ: материалы следственного дела // «Октябрь», 1992, № 11.
61 Шкловский напомнил, что Чуковский до революции был сотрудником кадетской газеты «Речь», что он уважал «только переведенное с английского» и в качестве критика «смял» Маяковского.
Далее Шкловский утверждал, что «Чуковский всю свою талантливую жизнь потратил на то, чтобы набрасывать подушки, заглушать, превращать все в анекдот» (В. Шкловский. О Маяковском. 1940, с. 62 – 64).
62 Виталий Маркович Примаков (1897 – 1937), крупный военный деятель – в годы Гражданской войны он командовал конным корпусом Червонного казачества. С 1935 года – заместитель начальника Ленинградского военного округа. В 1937 году расстрелян.
63 Николай Леонидович Степанов (1902 – 1972), литературовед; занимался по преимуществу Хлебниковым и Маяковским. См. такие его работы, как: «Творчество В. Хлебникова» (в томе первом «Собрания произведений Велимира Хлебникова», 1928); вступительная статья к изданию стихотворений Хлебникова в Малой серии «Библиотеки поэта» (1940); вступительная статья и примечания к трехтомнику В. Маяковского в Малой серии «Библиотеки поэта» (1941) и др.
64 Женя Лунц (Евгения Натановна, в замужестве Горнштейн, 1908 – 1971) – моя школьная подруга. Сначала мы сидели с ней на одной парте в гимназии Таганцевой, потом – в Тенишевском училище. Женя – сестра писателя Льва Лунца, члена содружества «Серапионовы братья», критика и драматурга (1901 – 1924). В 1921 году родители увезли Женю за границу, и более мы с ней никогда не встречались.
65 Таня – дочка З. М. Задунайской и В. И. Валова, Люшина сверстница; мы часто устраивали девочкам совместные развлечения; кроме того, в летние месяцы мы с Зоей Моисеевной обычно снимали дачу вместе и чередовались возле девочек.
Танин отец, писатель Василий Игнатьевич Валов (р. 1902), умер в 1941 году от голода во время ленинградской блокады.
66 В действительности – «Жеманницы» (см.: «Заветы». СПб., 1914, № 5, с. 47 – 51).
67 К сожалению, я не знаю, о каком стихотворении идет речь. Я имела возможность ознакомиться только с несколькими номерами альманаха «Сирена» (Пролетарский еженедельник. Воронеж, 1918, № 1 – 3; 1919, № 4 – 5) – там стихотворений К. Бальмонта нет.
68 Кате статья нравится… женщины, если у них есть профессия, служба, превращают ее для себя в настоящие шоры. – Мне неизвестно, в редакции какого журнала работала в ту пору Е. Р. Малкина и какой работой она была столь увлечена; знаю, что у нее были близкие друзья в редакции журнала «Литературный критик». Ахматову же Екатерина Романовна могла ознакомить с готовящейся статьей неофициально, просто по просьбе автора. Круг ее литературных знакомств был очень обширен.
Екатерина Романовна Малкина (1899 – 1945) – по образованию филолог‑классик, специалистка по русской литературе, а также переводчица. В юности – на моей памяти – она посещала переводческую студию «Всемирной литературы» и «Дома искусств», где, в частности, преподавал Гумилев; была дружна с Михаилом Леонидовичем Лозинским; перевела для издательства «Всемирная литература» пьесу Грильпарцера «Горе лжецу» и благодаря этому переводу познакомилась с Блоком; с 1924‑го по начало 30‑х работала в Эрмитаже в эллино‑скифском отделе; в Эрмитаже познакомилась с Пуниным и через него – с Анной Андреевной. В начале сороковых годов Екатерина Романовна работала в Пушкинском Доме.
Годы войны и блокады она провела в Ленинграде. За неделю до защиты докторской диссертации, в январе 1945 года, она была убита мальчишками‑ремесленниками, чинившими электричество у нее в квартире. Ныне архив Е. Р. Малкиной хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома.
О ее судьбе и литературном наследии подробно рассказано в некрологе, появившемся 27 января 1945 года в «Литературной газете». Подписан он многими, в частности, Анной Ахматовой, М. Л. Лозинским, Ольгой Форш и Ольгой Берггольц. Привожу его:
«В Ленинграде трагически погибла Екатерина Романовна Малкина. Ее хорошо знали в литературных и литературоведческих кругах как талантливого ученого и критика, как активного члена Союза писателей и замечательного человека.
Всю блокаду Е. Р. прожила в Ленинграде, и тут вполне раскрылась сила и чистота ее души. Ее поведение было поистине героическим. Самоотверженно и просто, без всякой аффектации, переносила она все лишения, опасности и тяжелые личные утраты. Она непрерывно работала: вела большую литературную и редакторскую работу в Ленинградском радиокомитете, работала в Союзе писателей, читала лекции в лектории и госпиталях. В годы блокады она закончила большую научную работу – книгу “Драматургия А. Блока”. В 1938 году она защитила диссертацию на степень кандидата филологических наук: “А. Блок в первые годы реакции”. Новую свою книгу она должна была защищать в качестве докторской диссертации.
Мы никогда не забудем светлый образ Е. Р. Малкиной – Кати Малкиной, как все называли ее. И надо позаботиться о том, чтобы была издана ее прекрасная работа о Блоке».
69 Эльга Моисеевна Каминская (1894 – 1975) – актриса. Она читала с эстрады произведения русской поэзии – классической и современной. Состоялся ли вечер поэзии Блока и Ахматовой, мне неизвестно; полагаю – нет.
Однако Эльга Каминская (во всяком случае в двадцатые годы) не раз требовала у Анны Ахматовой разрешения читать ее стихи с эстрады, и А. А., скрепя сердце, вынуждена была разрешить. Об этом см. «Встречи», с. 149 – 153.
70 Якубович… всю жизнь обожал Томашевского. – Дмитрий Петрович Якубович (1897 – 1940), историк литературы, пушкинист, занимавшийся главным образом изучением прозы Пушкина, а также связями пушкинского творчества с античной литературой, с Овидием, с литературой английской – Шекспиром и Вальтером Скоттом. Он работал над составлением словаря античной терминологии у Пушкина, над монографией «Пушкин и Вальтер Скотт» и принимал участие в подготовке к изданию Полного академического собрания сочинений Пушкина (эта работа и сблизила его с Б. В. Томашевским).
В 1933 году Дмитрий Петрович стал ученым секретарем Пушкинской комиссии, а с 1936 года – ее председателем. Комиссия начала издавать «Временник», и Якубович вскоре сделался ответственным редактором этого специального издания.
Когда, 30 мая 1940 года, Якубович скончался – Томашевский на его похоронах выступил с той речью, о которой говорит мне Ахматова, а затем опубликовал во «Временнике» обширную статью, где подробно проанализировал пушкиноведческую деятельность Д. П. Якубовича во всем ее объеме. Этот том «Временника» (шестой) открывается портретом Дмитрия Петровича, и там же помещен полный список его работ.
Напоминаю читателям, что А. А. была членом Пушкинской комиссии и постоянно общалась с Б. В. Томашевским и другими пушкинистами.
Д. П. Якубович – автор двух стихотворений, обращенных к Ахматовой. См. статью Р. Д. Тименчика «Анна Ахматова и Пушкинский Дом» в сборнике «Пушкинский Дом» (Л.: Наука, 1982, с. 114 – 115).
71 …об этом еще Баратынский писал…
Все мысль да мысль! Художник бедный слова!
О жрец ее! тебе забвенья нет;
Все тут, да тут и человек, и свет,
И смерть, и жизнь, и правда без покрова.
Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком
К ним чувственным, за грань их не ступая!
Есть хмель ему на празднике мирском!
Но пред тобой, как пред нагим мечом,
Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная.
72 …видела его году в 22‑м у Блоха – то есть у владельца издательства «Петрополис» Якова Ноевича Блоха (1892 – 1968). Издательство просуществовало в Петрограде с 1918‑го по 1922 год и за это время выпустило немало стихотворных сборников, в том числе в 1922 году и сборник Федора Сологуба «Свирель. Русские бержереты». Блох успел напечатать также стихотворные сборники Гумилева, Ахматовой, Мандельштама, Кузмина.
73 Привожу стихотворение Игоря Северянина, осуждающее поэзию Ахматовой. Написано оно было в 1918 году в разгар ахматовской славы, когда читатели знали ее стихи наизусть, когда сборник «Четки» переиздан уже был пять раз, а «Белая Стая» – дважды. Опубликованы были стихи Северянина в его книге «Соловей» (Москва; Берлин: Накануне, 1923).
СТИХИ АХМАТОВОЙ
Стихи Ахматовой считают
Хорошим тоном (comme il faut…)
Позевывая, их читают,
Из них не помня ничего!..
«Не в них ли сердце современной
Запросной женщины?» – твердят
И с миной скуки сокровенной
Приводят несколько цитат.
Я не согласен, – я обижен
За современность: неужель
Настолько женский дух унижен,
Что в нудном плаче – самоцель?
Ведь это ж Надсона повадка,
И не ему ль она близка?
Что за скрипучая «кроватка»!
Что за ползучая тоска!
Когда ж читает на эстраде
Она стихи, я сам не свой:
Как стилен в мертвом Петрограде
Ее высокопарный вой!..
И так же тягостен для слуха
Поэт (как он зовется там?!)
Ах, вспомнил: «мраморная муха»
И он же – Осип Мандельштам.
И если в Лохвицкой – «отсталость»,
«Цыганщина» есть «что‑то», то
В Ахматовой ее «усталость»
Есть абсолютное ничто.
Впоследствии, как видно из стихотворения, написанного Северяниным в 1925‑м – он оценку свою поэзии Ахматовой круто переменил. См. книгу «Посвящается Ахматовой», с. 35.
74 Мнение Ахматовой о том огромном значении, какое имеет для русской поэзии XX века творчество Анненского, было неколебимо устойчивым. Она повторила его и через четверть столетия, в 1965 году: в Москве, в беседе с критиком Е. Осетровым, и в Париже, в беседе с литературоведом Н. А. Струве. Вот отрывок из беседы с Е. Осетровым:
«– В последнее время (пересказывает Осетров слова Ахматовой. – Л. Ч.) как‑то особенно сильно зазвучала поэзия Иннокентия Анненского. Я нахожу это вполне естественным. Вспомним, что Александр Блок писал автору “Кипарисового ларца”, цитируя строки из “Тихих песен”: “Это навсегда в памяти. Часть души осталась в этом”. Убеждена, что Анненский должен занять в нашей поэзии такое же почетное место, как Баратынский, Тютчев и Фет.
– Вы считаете Анненского своим учителем?
– И не только я. Иннокентий Анненский не потому учитель Пастернака, Мандельштама и Гумилева, что они ему подражали, – нет, о подражании не может идти речи. Но названные поэты уже “содержались” в Анненском. Вспомним, например, стихи Анненского из “Трилистника балаганного”:
Покупайте, сударики, шарики!
Эй, лисья шуба, коли есть лишни,
Не пожалей пятишни:
Запущу под самое небо –
Два часа потом глазей, да в оба!
Сопоставьте “Шарики детские” со стихами молодого Маяковского, с его выступлениями в “Сатириконе”, насыщенными подчеркнуто простонародной лексикой…
Если неискушенному человеку прочесть
Колок о́ лы‑балаб о́ лы
Колок о́ лы‑балаб о́ лы… –
то он подумает, что это стихи Велимира Хлебникова. Между тем я прочитала “Колокольчики” Анненского. Мы не ошибемся, если скажем, что в “Колокольчиках” брошено зерно, из которого затем выросла хлебниковская поэзия.
Щедрые пастернаковские ливни уже хлещут на страницах “Кипарисового ларца”. Истоки поэзии Николая Гумилева не в стихах французских парнасцев, как это принято считать, а в Анненском.
Я веду свое начало от стихов Анненского. Его творчество, на мой взгляд, отмечено трагизмом, искренностью и художественной целостностью…» (Е. Осетров. Грядущее, созревшее в прошедшем // ВЛ, 1965, № 4, с. 186 – 187).
Те же мысли о тех же поэтах А. А. высказывала в беседе с Н. А. Струве (см.: Н. Струве. Восемь часов с Анной Ахматовой // Сочинения, т. 2, с. 339; «Звезда», 1989, № 6, с. 123).
Примечательно, что еще в 1910 году, в одной из своих рецензий, помещенных в майско‑июньском номере журнала «Аполлон», Гумилев называет поэзию Иннокентия Анненского «знаменем» для «искателей новых путей».
В стихотворении памяти Анненского (1945), озаглавленном «Учитель», Ахматова писала:
А тот, кого учителем считаю,
Как тень прошел и тени не оставил,
Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем, предзнаменованьем,
Всех пожалел, во всех вдохнул томленье –
И задохнулся…
БВ, Седьмая книга
Ахматова, по‑видимому, считала Анненского явлением пророческим не только в поэзии. Вот строка, опущенная в беловике БВ и ББП:
Кто был предвестьем, предзнаменованьем, –
Всего, что с нами после совершилось…
Это «всего» относится уже не только к поэзии.
«Кипарисовый ларец» Ахматова поминает в «Царскосельской оде» (БВ, Седьмая книга) и, безусловно, имеет в виду Анненского (хоть и не называет его по имени) в строках о Царском Селе: «Здесь столько лир повешено на ветки…» (См. заключительное четверостишие стихотворения «Все души милых на высоких звездах» – БВ, Седьмая книга.)
75 Всеволод Николаевич Петров (1912 – 1978) – искусствовед, знаток русского искусства конца XVIII – середины XIX века, автор исследовательских работ, «охватывающих, – по его собственным словам в автобиографической справке, – всю историю русской скульптуры классицизма, с последней четверти XVIII столетия до 1850‑х годов – от Козловского до Клодта». (Автобиографию см. в его книге «Очерки и исследования». М.: Сов. художник, 1978, с. 291). Занимался Вс. Н. Петров и художниками «Мира искусства», и советскими мастерами: писал об Н. Альтмане, Н. Тырсе, В. Конашевиче, А. Пахомове, В. Курдове, Ю. Васнецове, Т. Шишмаревой.
С 1934‑го по 1949‑й Всеволод Николаевич был сотрудником Русского музея: сначала Отдела графики, потом скульптуры. В пятидесятые годы Петров принимал участие в работе над «Историей русского искусства» (т. 6, 8 и 10).
Петров считал себя учеником Пунина. (Познакомился он с Анной Андреевной через Николая Николаевича.)
В 1953 году Н. Н. Пунин погиб в лагере, а после XX съезда был реабилитирован, и в 1976‑м изд‑во «Советский художник» выпустило его книгу, – там была помещена и статья Вс. Н. Петрова: «Н. Н. Пунин и его искусствоведческие работы». См. 1.
76 Рыбаковы – Лидия Яковлевна (1885 – 1953) и дочь ее, Ольга, – давние знакомые Анны Андреевны, семья юриста И. И. Рыбакова, погибшего в 1938 году. В кругу художников и литераторов Иосиф Израилевич Рыбаков (1880 – 1938) известен был как собиратель произведений искусства: живописи, скульптуры, старинных икон, фарфора, старинного и современного, редких книг и рукописей. Хранились в этой коллекции и дары Анны Ахматовой.
Познакомилась А. А. с Рыбаковым в конце 1922‑го или в начале 1923 года, когда была замужем за В. К. Шилейко и жила в Мраморном.
77 Весною 1914 года Ахматова написала стихотворение «Ответ», начинающееся строками: «Какие странные слова / Принес мне тихий день апреля» (БВ, Белая стая). Это был ответ на стихотворение гр. В. А. Комаровского, обращенное к Ахматовой. Кончалось оно так:
Вот славы день. Искусно или больно
Перед людьми разбито на куски,
И что взято рукою богомольно,
И что дано бесчувствием руки.