Габриэль поворачивается ко мне, ловит мой взгляд, и выражение его лица тут же меняется.
– Что? – спрашивает он.
Я качаю головой и одними губами шепчу: «Ничего». И заставляю себя перестать думать о нем и сосредоточиться на происходящем.
Мы сидим на больших подушках, разложенных в комнате по кругу. Пол покрыт ковром, персидским наверное. Точнее, не одним ковром, а несколькими: они лежат друг на друге, два или три сразу, и мягко пружинят под нами. Комната полутемная, но богатая – вокруг все сплошь красное и золотое.
Напротив меня сидит Иск – крупная женщина в тюрбане, шелковых шлепанцах и многоцветном одеянии в несколько слоев – фиолетовом, золотом, красном. Ее пухлые руки так и порхают вокруг нее во время разговора. У нее длинные, крашенные золотым лаком ногти, а ее пальцев почти не видно из-под брони колец и перстней. Нас представили, и она приказала принести чай. И вот в комнату входят две девочки с огромными круглыми деревянными подносами в руках. Чай разливают в маленькие чашки. На тарелочках лежит что-то похожее на рахат-лукум, орехи и крупный черный виноград.
Иск провожает девочек взглядом и, когда дверь за ними закрывается, спрашивает у Ван:
– Ну, как они тебе?
– Кто, девочки? Не знаю. Трудно сказать, выйдет из подмастерья толк или нет, пока с ним не поработаешь.
– Наверное, мне лучше спросить твоего мнения, Несбит.
Он одним глотком выпивает свой чай и говорит:
– Уверен, ты получишь за них хорошую цену.
– Увы, я так не думаю. В тяжелые времена в дефиците все, кроме людей. Цены на травы и цветы для защитных снадобий взлетели сейчас до небес, а вот на подмастерьев они как раз падают.
До сих пор я сидел тихо, но тут не удержался и спросил:
|
|
– А вы что, торгуете девочками?
Иск поворачивается ко мне. Глаза у нее карие, как у Габриэля, но меньше, затерялись в складках пухлой бежевой плоти. Носик тоже маленький, зато губы полные и ярко накрашены красной помадой. Она говорит:
– И не только, мальчиками тоже. Правда, они редко кому нужны.
– Вы продаете их как рабов?
– Вовсе нет. Они не рабы, а дорогостоящие подмастерья. И цены на них сравнимы с сумами трансферов в футболе. Так что они скорее профессиональные футболисты, чем рабы.
– Они и получают так же? Как футболисты?
Иск смеется:
– Они бесплатно получают самое качественное образование. А тех, кто проявит себя особенно хорошо, ждет честь учиться у игроков высшей лиги. Так училась я сама. И Ван.
– А что ждет тех, кто проявит себя не слишком хорошо?
– Иные владельцы мирятся и с не самым лучшим результатом; другие нет, отсюда и постоянный оборот товара на рынке учеников.
– Я слышал, Меркури ела маленьких мальчиков – может, это были ее неудачные ученики?
– Вряд ли она их ест, скорее, приберегает для последующего использования, – в качестве бутылированных ингредиентов в основном.
– А мой отец? У него есть ученики?
Иск отвечает не сразу.
– У меня он никогда никого не покупал. Но, может быть, ты планируешь сам скоро подыскивать учеников? Обращайся прямо ко мне, я тебе подберу самых лучших.
– Нет, – говорю я, – рабы мне не нужны.
Она берет чашку, подносит к губам, делает глоток:
– Ну, смотри, может, еще передумаешь.
– А ты не собираешься предложить кого-нибудь из них Меркури? – спрашивает Ван.
– В настоящий момент Меркури не работает со мной напрямую. Я слышала, Охотники плотно сели ей на хвост в Швейцарии, и с тех пор она оборвала контакты со всеми, кроме Пайлот. Соблюдает осторожность. Я уже послала к Пайлот одну девчушку для Меркури. Злючка еще та, но умница и способная ученица. Меркури понадобятся лучшие из лучших, чтобы заменить умершую Розу.
|
|
– Роза не умерла. Ее убили. Застрелил Охотники, – говорю я.
– Увы, – отвечает Иск, растянув ярко-красные губы в широченной улыбке. – Катастрофы, как всегда, создают новые возможности для бизнеса.
– Что ж, надеюсь, вы получите хорошую прибыль, – говорю я.
– А ты не знаешь, где сейчас Пайлот? – спрашивает Ван. – Мы тоже хотим провернуть одно дело с Меркури.
Иск долго смотрит на Ван, потом отвечает:
– В Пиренеях, в маленькой деревушке за Эткзаларом. Последний дом в верхней части улицы.
– Спасибо. – Ван берет кусочек рахат-лукума, бледно-розовый, как ее костюм.
Десять минут спустя мы уже сидим в машине.
Ван пристегивается ремнем безопасности и командует:
– Поехали.
Одной рукой набирая что-то в навигаторе, Несбит другой выворачивает руль, и машина, визжа по асфальту шинами, отъезжает от тротуара.
– Вы доверяете Иск? – спрашиваю я. – Она не пошлет нас в ловушку? Вряд ли ее интересует что-нибудь, кроме денег.
– Она прекрасная Черная Ведьма. И никому нас не продаст.
– Продает же она девочек в рабство.
– Они вольны сами выбирать, идти им к новому хозяину или нет.
– Если им некуда идти и у них нет никого, кто приглядел бы за ними, позаботился бы о них, то они не вольны.
– Может, вернемся, ты их купишь и будешь сам заботиться о них?
|
|
Я не отвечаю.
Ван оборачивается и вопросительно смотрит на меня.
– Вряд ли я то, о чем они мечтают.
Ван улыбается.
– Верно.
Пайлот
Уже сильно за полночь, когда мы прибываем в крохотную горную деревушку. Дорога заняла почти шесть часов, мы ехали без остановки. В каком-то городе, понятия не имею, как он назывался, Несбит сменил прежнюю машину на полноприводную, и теперь она – с Ван внутри – стоит у подножия холма, потому что в этих местах любой автомобиль привлекает слишком много внимания. Здесь вообще мало машин, а те, которые есть, старые и разбитые. Сейчас мы – Габриэль, Несбит и я – идем по деревенской улице вверх, поднимаясь на самую вершину холма. Дом Пайлот там, на самом краю деревни, и нам видна крохотная желтая звездочка света – где-то в нижнем этаже горит огонь.
Ван считает, что ее присутствие вызовет ненужные проблемы. У них с Пайлот случались разногласия в прошлом, хотя до сих пор она об этом не упоминала. Но это все равно, ведь переговоры будет вести Габриэль, которого Пайлот знает и которому доверяет.
Я то и дело забегаю вперед и возвращаюсь к своим спутникам, которые идут очень медленно.
– Ты как щенок, спущенный с поводка, – говорит Несбит. Темно, но он наверняка увидит палец, который я ему показал. – Идти надо медленно, смотреть во все глаза. В наши дни осторожности много не бывает, – ворчит он.
Мы подходим к маленькому домишку, Несбит тихонько стучит в дверь, мы ждем.
И ждем.
И ждем.
Мы подходим к маленькому домишку, Несбит тихонько стучит в дверь, мы ждем.
И ждем.
И ждем.
Свет в нижнем этаже моргнул – кто-то прошел между лампой и окном. Тишина.
– Qué quieres? – Тихий голос раздается не со стороны двери, а позади нас.
Мы, как один, оборачиваемся и видим на дорожке позади нас женщину – невероятно высокую, с невероятно длинными волосами: черная грива окутывает ее почти до колен, точно плащ.
Габриэль выходит вперед. Раскинув руки, он приветствует ее:
– Пайлот, как я рад тебя видеть.
Не улыбнувшись, она наклоняется к нему, и они обмениваются перекрестным поцелуем в обе щеки – начало многообещающее. Габриэль переходит на французский – кажется, представляет нас. И тут я понимаю, что мы с Несбитом поцелуев от нее не дождемся, никогда в жизни. Глядя на меня, она едва не скалит зубы, как собака, а на Несбита ей, кажется, хочется плюнуть.
Рывком повернувшись к нам спиной – такие порывистые движения ей с ее ростом как-то не к лицу, – она шагает к дому. Мы медленно плетемся за ней, Габриэль впереди, мы с Несбитом сзади, и я говорю:
– У нее такой вид, как будто мы ее сильно раздражаем.
– Не бери на свой счет. Просто она сноб. Они почти все такие. Ван – та необычайно либеральна в своих взглядах, да и молодой Габриэль тоже. Для Иск важен только бизнес. Вообще среди Черных Ведьм есть удивительно свободомыслящие люди, но есть и снобы, как… как Пайлот. Она терпеть не может шавок.
– Шавок?
– Не породистых. Полукровок. Она признает только беспримесно-Черную кровь.
– Спорю, половина Белой крови в ее глазах куда хуже, чем половина фейнской.
Несбит подталкивает меня в плечо.
– Не трусь, парень, ты все равно мне нравишься. – И он кладет руку мне на плечи. – Нам, шавкам, лучше держаться вместе. Один за всех, все за одного.
Я отталкиваю Несбита, он смеется.
Позади дома открывается патио с навесом из виноградной лозы, под ним в яме горит костер. Похоже, что Пайлот не спала. А может, она спит здесь. Мы рассаживаемся на больших пыльных подушках вокруг костра, – точнее, рассаживаются Габриэль с Пайлот; нам с Несбитом отведены места во внешнем круге, на протертом до дыр ковре.
Пайлот зовет кого-то, появляется девочка. Она худая, мышастые волосы спутаны и, кажется, живут собственной жизнью, столько в них вшей. При виде нас она хмурится и, едва выслушав инструкции Пайлот, уходит в дом.
Несбит наклоняется ко мне:
– Ей велели принести нам воды. Я бы не стал пить на твоем месте, парень: она наверняка туда плюнет.
Пару минут спустя девочка появляется с оливками и графином вина. Потом она еще несколько раз ходит туда-сюда, принося хлеб, оливковое масло, помидоры, перцы, и все это для Габриэля и Пайлот. Несбит прав: мы действительно получаем только по стакану воды, причем стаканы грязные.
Габриэль говорит с Пайлот. По-моему, он объясняет ей, что произошло. Раз или два мне кажется, что я слышу свое имя, но разговор идет на французском, так что я могу ошибаться.
Они все говорят и говорят.
Дом старый и страшный. Низкая оштукатуренная стена вокруг патио, раньше белая, теперь совсем посерела. Поверху стена надставлена деревянной решеткой, по которой вьется лоза, поднимаясь над стеной, накрывая собой патио и соединяя изгородь с домом.
Габриэль и Пайлот сидят по-восточному. Пайлот подбрасывает полено в костер, Габриэль внимательно следит за ней, продолжая разговор.
Несбит развалился на ковре и дремлет. Он говорит мне:
– Похоже, это долгая песня. – Я тоже ложусь, – уже и не помню, когда я нормально спал в последний раз.
Я открываю глаза. Через просветы между виноградными листьями в лицо мне бьет солнце.
Несбит лежит на спине, прикрыв лицо согнутой в локте рукой, но я вижу, что он не спит и, кажется, слушает разговор, который все еще продолжается между Габриэлем и Пайлот. Несбит зевает.
Я сажусь. На потертый ковер рядом со мной шлепается кузнечик. Он начинает стрекотать, но, когда я протягиваю к нему руку, прыгает куда-то дальше. Тут я понимаю, что кузнечиков кругом полно, их треск то нарастает, то ослабевает, точно пульсируя на жаре. Похоже на треск мобильных телефонов, только кузнечиков я слышу в ушах, а не в голове.
Я встаю, потягиваюсь, зеваю и подхожу к краю патио взглянуть сквозь живой навес на окружающие нас сухие холмы.
Габриэль и Пайлот умолкают.
Я слышу кузнечиков. Целое море кузнечиков. А еще, стоит им немного притихнуть, в голове начинается знакомое шшшшшшшш. Звук такой тихий, что я даже сомневаюсь, не кажется ли мне. Я отхожу в угол послушать, а не посмотреть.
Несбит уже около меня.
– Что?
– Не знаю. Ты что-нибудь видишь?
Несбит взглядывает сквозь листья. Качает головой.
– Ночью я вижу лучше.
И тут я снова засекаю этот звук – он такой короткий, что почти тонет в стрекотании кузнечиков, но он все же был, и слышал я его именно в голове, в этом я уверен.
– Там кто-то с мобильным телефоном, – говорю я. – Может быть, фейн.
– Один? – спрашивает Несбит.
– Не знаю, – говорю я.
– Пошли, посмотрим.
Я поворачиваюсь к Габриэлю.
– Подождешь здесь? Мы пойдем, проверим.
Он кивает. У Пайлот не слишком встревоженный вид.
Мы с Несбитом расходимся: я забираю от дома влево, он – вправо. Я иду, из травы передо мной выскакивают кузнечики, оглушая меня своим треском. Когда дом Пайлот превращается в маленький прямоугольник вдалеке, я поворачиваю к холму и медленно поднимаюсь, оставляя дом все время справа. Подъем кажется нескончаемым. Я забираю еще чуть дальше влево и оказываюсь на краю узкой сухой лощинки, метра три глубиной, с крутыми склонами. Из-под моей ноги вниз соскальзывает камень. Я чертыхаюсь про себя и замираю. И тут же с удивлением обнаруживаю, что моя неуклюжесть не осталась без награды, потому что я опять слышу
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
Не могу точно сказать, в какой стороне от меня мобильник, похоже, что выше по холму, и, наверное, я слышу его, когда его владелец – или владелица – двигается, как вот сейчас, когда я уронил камень. Я догадываюсь, что если владелица телефона – Охотница, то она наверняка лежит на краю долины и наблюдает за домом Пайлот. Она хорошо спряталась, ее укрытие блокирует шум телефона, так что я слышу его, только когда она приподнимается, чтобы посмотреть.
Теперь я быстро спускаюсь по холму вниз, снова останавливаюсь. Прислушиваюсь.
Ничего, только кузнечики.
Медленно и осторожно я схожу в лощину, выбирая места, куда поставить ногу, чтобы не свернуть ни одного камня, а на дне останавливаюсь и опять слушаю.
Кузнечики.
Теперь по противоположному склону вверх, так же медленно и осторожно. Потом, пригнувшись, быстро перебегаю к группе олив, за ними оглядываюсь направо. Все тихо, ничего не шевелится. Останавливаюсь, смотрю налево – ничего – оглядываюсь вокруг. Далеко у подножия холма видны дома на краю деревни, но дома Пайлот отсюда не видно.
Я поворачиваюсь к холму лицом, закрываю глаза и слушаю.
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
Теперь я, кажется, знаю, где прячется Охотница, а в том, что это именно она, я не сомневаюсь. Ни у кого другого просто не может быть причин, чтобы сидеть на этом холме, да еще прятаться. На секунду я задумываюсь, не выпустить ли зверя, но потом решаю, что человеком у меня будет больше шансов. Селия подготовила меня к подобным схваткам, и теперь самое время опробовать ее науку.
Со всей возможной быстротой я возвращаюсь назад, вправо, к сухой ложбине. И вижу ее. Фигура в черном распласталась на земле, отсюда видна как на ладони, скрыта только от дома Пайлот. Смотрит в бинокль. Похоже, она еще не в курсе, что мы с Несбитом вышли на разведку.
А где же ее напарница? И вообще, сколько их тут, двое или больше? Очень возможно, что больше.
И как они нашли Пайлот? Кто нас выдал: Иск или Селия? А может, кто-то в Барселоне увидел нас и проследил до дома Пайлот? Или за ним следят уже давно? А Ван – может, ее уже схватили?
Трудно будет подобраться к этой Охотнице неслышно. Она хорошо выбрала место для наблюдения, напасть на нее сзади почти невозможно, а ведь мне именно это и нужно. Я знаю, что в бою ей против меня не выстоять, но суть в том, чтобы перехватить ее раньше, чем она успеет поднять тревогу. К тому же мне совсем не хочется, чтобы она обернулась и выстрелила в меня.
Я начинаю подкрадываться, не спуская глаз с черной фигуры… как в детской игре. Мне некуда спрятаться, и если она обернется, то мне крышка, но она здесь затем, чтобы следить за домом, так что нечего ей по сторонам головой вертеть, да она не станет, если я все сделаю тихо. Итак, я медленно крадусь вдоль склона лощины, еле дыша, не отрывая глаз от земли, выбираю место для каждого следующего шага, и тут – она как раз ерзает, лежа на животе, поправляет бинокль, – под моей левой ногой осыпается сухая песчаная почва, но тихо, ничего не случилось. Я делаю еще шаг ко дну лощины. Теперь я смотрю на Охотницу не отрываясь, а она всего в двух метрах надо мной. Мой нож уже у меня в левой руке.
В два длинных прыжка я достигаю ее, хватаю правой рукой за лодыжку и сдергиваю вниз. У нее отличная реакция – она вопит, извивается и брыкается так, что успевает хорошо пнуть меня еще до того, как мой нож оказывается в ее горле. Руку мне заливает кровь. Искры в ее глазах гаснут. Я удивлен тем, как быстро все закончилось.
Ребра болят. Наверное, перелом. Я заживляюсь. Вызывая целительный зуд, я все еще держу ее тело с моим ножом у нее в горле. У нее есть радио и наушник, но она не успела предупредить других. Я подношу наушник к уху, но не могу переносить треск, который поднимается от него у меня в голове. Зато теперь мне ясно, почему я почувствовал их с такого расстояния – у них не только мобильники, но и радио.
Я тщательно протираю нож об ее штаны. Кладу ее тело так, чтобы оно не сползло вниз и не наделало шуму. Потом беру ее бинокль и забираюсь туда, откуда она следила за домом.
Бинокль отличный. Я вижу дом Пайлот, патио и виноград; частично вижу Габриэля, но совсем не вижу Пайлот. Бинокль делает свое дело, но и виноград тоже. Охотницы не знают, что мы с Несбитом вышли пройтись, а может, и вообще не знают, что мы здесь.
Я оглядываю холм в поисках партнерши моей Охотницы и Несбита. Довольно далеко от того места, где я лежу, я замечаю один черный силуэт – Охотница, – немного погодя другой. Несбит? Нет! Еще Охотница. Смотрю дальше, вижу еще один. Снова Охотница. Черт! Их тут четверо, а я даже не знаю, где Несбит.
Но если бы его поймали, уже поднялся бы шум, а так…
И тут я вижу его. Он занят тем же, чем пару минут назад был занят и я: подкрадывается сзади к той Охотнице, которая напротив меня. Это хорошо, но у меня такое чувство, что Несбит не знает про других, и, по-моему, та, что справа, сможет его увидеть. Черт!
Я соскальзываю в лощину к телу убитой мной Охотницы. Хватаю ее пистолет. Вообще-то я предпочел бы обойтись без него, но сейчас выбора у меня нет, и я несусь по холму вверх, прячась в ложбине и стараясь не поднимать лишнего шума, хотя скорость сейчас важнее тишины.
Пробегаю метров триста; думаю, этого хватит. Поднимаюсь по склону лощины, падаю на живот, смотрю в бинокль. Несбит теперь ниже и наискосок от меня, нагнулся над Охотницей, вполне мертвой с виду. Но та Охотница, что дальше меня, подалась назад и вот-вот увидит Несбита. Другая, ближе ко мне, не двигается, но напряженно смотрит туда, где была моя Охотница. Теперь они знают, что мы здесь. Увидели Несбита и связались друг с другом по радио, а теперь дивятся, почему первая Охотница не отвечает.
Надо как можно скорее подобраться к той Охотнице, что ближе ко мне, и, надеюсь, что Несбит разберется пока со второй.
Моя цель в ста метрах правее и ниже меня. Я понимаю, что сейчас важна не тишина, а скорость, но все же стараюсь не шуметь, подбегая к ней как можно ближе. Поднимаю пистолет, хотя сам знаю, что стрелок я никакой и шансов у меня нет, если только я не подойду вплотную. Я почти рядом, когда она слышит меня и оборачивается. Я стреляю и попадаю ей в ногу. Она откатывается, стреляет и, к моему удивлению, промахивается. Я несусь к ней, на бегу расстреливая всю обойму, а когда подбегаю, нож уже у меня в руке, через секунду его клинок жалит ее сначала в живот, потом в шею. Я отпускаю ее тело и чувствую, как мне жжет голову. Она не промахнулась, ее пуля оцарапала мне череп. Течет кровь. Я заживляюсь, поднося бинокль к глазам.
Несбит стоит возле мертвой Охотницы и наблюдает за мной.
Я осматриваю холм и вижу четвертую Охотницу. Теперь он ее тоже увидел. Он берет пистолет мертвой Охотницы и ложится рядом с ее телом.
Последняя Охотница переводит взгляд с Несбита на меня, и я вижу, как она вытаскивает телефон. Набирает базу. Если она дозвонится, глазом не успеешь моргнуть, как вокруг будет полно Охотников.
Я бегу к ней. Кричу Несбиту:
– Стреляй!
Несбит стреляет. Много раз. Не думал, что он такой никудышний стрелок.
Охотница приседает и, говоря по телефону, стреляет в Несбита, а я уже почти поравнялся с ней. Поздно: она позвонила. Я бегу к ней сверху. Она оборачивается и стреляет в меня, но промахивается. Она напугана. Несбит снова стреляет в нее, но она уже сорвалась с места и мчится вниз, к дому Пайлот. Она бегает быстро, но я, кажется, успею ее перехватить. Я несусь по склону вниз, но склон помогает не только мне, но и Охотнице, и она вбегает в патио, паля направо и налево. Буквально. Как в каком-нибудь отвязном голливудском боевике.
Я догоняю ее, но она, вцепившись в виноградную лозу, спиной вперед валится мне навстречу. Я вижу ее черные блестящие волосы, собранные в конский хвост, который приближается ко мне, вижу, как ее рука тянет за собой лозу, и по тому, как движется ее тело, я уже знаю, что она мертва.
Она падает на землю. Ее лицо спокойно. Прямо посреди лба дырочка – маленькая, идеально круглая и глубокая – след пули.
За ней стоит Габриэль на одном колене и целится в меня. Его рука с пистолетом напряжена. Лицо ничего не выражает.
– Это я! – кричу я, на всякий случай вытягивая вперед руки.
Несбит тормозит рядом со мной и добавляет:
– И я. – А потом говорит: – Вот черт!
Пайлот лежит на земле, завалившись на бок. Девчонка стоит возле нее на коленях и держит ее за руку. По ее платью расплываются два красных пятна – одно на плече, другое на животе.
Габриэль склоняется над ней, щупает пульс.
– Еще жива.
Я говорю ему:
– Четверо Охотниц следили за домом. Одна позвонила на базу или куда они там звонят. Надо сматываться.
– Рядом с машиной их может оказаться еще больше. Они могли схватить Ван.
Несбит говорит:
– Я проверю. Если через две минуты не вернусь с машиной, значит, беда. – И он исчезает.
Габриэль наклоняется к девочке и тихо и медленно говорит что-то ей по-французски. Она не отвечает и все так же держит руку Пайлот. Габриэль просит ее о чем-то. Она кивает. Он берет руку Пайлот вместо нее, а девчонка скрывается в доме.
Я подхожу к стене дома и вскарабкиваюсь на невысокую ограду, откуда хорошо видна дорога, и в ту же минуту слышу рев двигателя внедорожника, а через секунду он сам вылетает из-за поворота и на бешеной скорости мчится к дому. Внутри Ван и Несбит.
Я возвращаюсь к Габриэлю.
– Несбит здесь. – Скрип тормозов по ту сторону дома подтверждает мои слова.
Габриэль поднимает на руки Пайлот, она вскрикивает.
Габриэль говорит:
– Я велел девчонке собрать все необходимое. Через минуту уезжаем.
И он несет Пайлот за дом.
Десять секунд спустя на пороге появляется девчонка – она в неуклюжих ботинках и с бледно-розовым рюкзачком, набитым так, что, того гляди, лопнет. Я подхожу к ней и хватаю ее за руку. Но она вырывается и со всех ног бежит за дом, к машине.
В пути
Мы внутри внедорожника, трясемся по горной тропе, возможно, достаточно быстро, чтобы скрыться, но никто пока не осмеливается сказать это вслух. Судя по тому, как Несбит ведет, нам суждено погибнуть скорее в автокатастрофе, чем от охотничьей пули. Мы с Габриэлем на заднем сиденье машины. Поперек нас лежит Пайлот, ее босые ноги прямо на моих коленях. Удивительно, но от них пахнет мятой. Однако сильнее всего сейчас в машине запах страха. Воздух загустел от него. Мы едем уже три часа и за все время не обменялись и парой слов: каждая прошедшая минута укрепляет в нас ощущение того, что мы спаслись. Я вижу профиль Ван и замечаю, что ее челюсти уже не так судорожно сжаты, как раньше, но даже ей было страшно. Ван дала Пайлот снадобье от боли, и, к счастью, та мирно спит все время. Но до тех пор я просто не мог слышать ее крики, да и остальные, думаю, тоже.
Я поворачиваюсь к Габриэлю. Он держит тряпку на животе Пайлот. Тряпка вся пропиталась кровью. У Пайлот такой вид, будто она не проживет и минуты, но у нее и полчаса назад был такой же вид. Обе охотничьи пули по-прежнему у нее внутри. Ван только поглядела на ее раны и сразу сказала, что пулю, которая в животе, она не вытащит, и по тому, как она это сказала, я понял, что это конец. Остается только ждать.
Девчонка скорчилась на полу у ног Габриэля, она убирает с лица Пайлот волосы, что-то шепчет ей.
Габриэль спрашивает меня:
– Ты в порядке?
Я не знаю. Говорю «да» и отворачиваюсь к окну.
– А я нет, – говорит Несбит. – До смерти хочу писать.
Машина, скользя, останавливается. Вокруг нас покатые холмы, поля. Что это за местность, неизвестно. Несбит выключает мотор и выходит из машины. Мы сидим молча, ждем, когда уляжется пыль.
Несбит стоит у машины и писает.
– Благодать какая.
Ван спрашивает у Габриэля:
– Как пульс?
– Слабый. Редкий.
– У Пайлот мощные способности к исцелению, но яд из пуль в конце концов подавит и их.
Несбит наклоняется назад, в машину, и спрашивает:
– Ну как, Габби, Пайлот что-нибудь сказала тебе до того, как ее подстрелили? Вы с ней достаточно долго болтали.
– Да, но я мало узнал. Сначала она говорила, что не знает, где дом Меркури, хотя я был уверен, что она врет. Я льстил ей, как мог, говорил, что она единственная в своем роде, ведь никто не знает Меркури лучше, чем она, и все же осторожно сомневался, что на свете есть хоть один человек, который был бы приглашен в ее дом. Она и тут смолчала. Тогда я сказал, странно, что Меркури больше всех доверяла Розе, урожденной Белой Ведьме, и только она знала доступ в ее настоящий дом. Тут Пайлот не выдержала. Она сказала, что ее тоже приглашали и что она была в доме у Меркури несколько раз. Она и познакомила Розу с Меркури много лет тому назад. Сама привела Розу туда.
– Но она сказала, что честь истинной Черной Ведьмы и дружба с Меркури обязывают ее к тому, чтобы молчать. Меркури не хотела, чтобы кто-нибудь знал, как попасть к ней в дом.
Ван перебивает его:
– Так ты хочешь сказать нам, что ничего не узнал о том, где находится ее дом?
– В общем, да.
– Столько трудов, и все напрасно! – Несбит пинает колесо машины.
Габриэль продолжает:
– Я сказал, что Меркури, возможно, бросила свой дом теперь, когда Охотники висят у нее на хвосте. А может, они его даже нашли. Пайлот рассмеялась и сказала, что его не найдет никто и никогда. Еще она сказала, что собирается отвезти туда эту девчонку, взамен Розы. – Габриэль бросил взгляд на девочку, сидевшую у его ног.
Ван говорит:
– Вряд ли она сказала ей, где именно живет Меркури?
– Пайлот твердо сказала, что только она знает, где это, но никогда никому не скажет. Еще она сказала, что ей самой в этой деревне ничего не грозит. Что рядом с ней отродясь не бывало Охотников. Так что, думаю, они приехали вместе с нами. Значит, либо Иск выдала нас, либо они шли по нашему следу от самой Барселоны.
– Нет, за нами они не шли, иначе меня бы тоже уже здесь не было, – говорит Ван. – Наш внедорожник нельзя было не заметить. Иск по своей воле ничего бы им не сказала, и быстро они тоже от нее ничего не добились бы. Может, кто-то из девчонок? – Она смотрит на Несбита. Тот кивает.
– Значит, Иск мертва или в плену. Если ее схватили, она скажет им о твоей встрече с Селией и о том, что я был там, – говорю я.
– Нет, за нами они не шли, иначе меня бы тоже уже здесь не было, – говорит Ван. – Наш внедорожник нельзя было не заметить. Иск по своей воле ничего бы им не сказала, и быстро они тоже от нее ничего не добились бы. Может, кто-то из девчонок? – Она смотрит на Несбита. Тот кивает.
– Значит, Иск мертва или в плену. Если ее схватили, она скажет им о твоей встрече с Селией и о том, что я был там, – говорю я.
– Разумное предположение.
Несбит ругается и обходит машину кругом, попутно пиная ее еще раз.
Девчонка у ног Габриэля шевелится, он что-то говорит ей по-французски. Она отвечает ему так же.
– Перс? – Ван улыбается девочке. – Ее зовут Перс?
– Да, – отвечает Габриэль.
Беседа продолжается по-французски. Ван тоже участвует, и, в довершение всего, в переднюю дверь заглядывает Несбит и тоже вступает в разговор.
Девочка говорит и смотрит на меня, и мне кажется, что я тоже хотел бы сказать ей что-нибудь, но даже по-английски не знаю, как сказать, что мне жалко Пайлот, и я не знаю, что теперь будет с ней, и что жизнь вообще дерьмо, с какой стороны ни глянь. Конечно, Ван может приглядеть за тобой, но приемная мать из нее еще та, да и Несбит был бы своеобразным родителем. Хотя, с другой стороны, все лучше, чем ишачить на Меркури.
И тут по ее глазам я понимаю, что ничего такого она от меня не ждет. А она начинает кричать. Даже не зная французского, я догадываюсь, что она сыплет проклятиями. Ее лицо совсем близко к моему, я вжимаюсь спиной в дверцу машины, а ее слюна брызжет мне в лицо. Габриэль хватает ее обеими руками, оттаскивает от меня, шепчет ей что-то на ухо, но ничего не помогает, она лягает меня, и Габриэлю приходится обхватить ее ногой за ноги, чтобы утихомирить. Я открываю дверцу и вываливаюсь наружу. Встаю, вытирая рукавом оплеванное лицо, и смотрю на клубок из рук и ног на заднем сиденье машины.
– В чем дело?
– Просто она тоже не любит шавок, да еще считает, что это из-за тебя на нас напали Охотники.
Ван выходит из джипа и обходит его кругом, чтобы встать рядом с нами. Она вытаскивает сигарету, Несбит щелкает зажигалкой. Потом Ван протягивает портсигар Габриэлю. Перс что-то кричит и снова брыкается, и я понимаю, что Ван предлагала сигарету ей. Ван поворачивается к Несбиту и говорит:
– Какая строптивая. – И затягивается сигаретой, глотая дым. Потом говорит Габриэлю: – Выясни о ней все, что сможешь.
Габриэль заговаривает с Перс, и она отвечает ему чуть более вежливо. Ван слушает и переводит:
– Ее родители умерли, отец много лет назад, мать недавно, от рук Охотников; сама девчонка сбежала. Ей десять, так она говорит. Пайлот собиралась отвести ее к Меркури.