К ЮЖНЫМ ГРАНИЦАМ ТЯНЬ-ШАНЯ 1 глава

 

На юг от живописного озера Иссык-куль виднеется хребет Терскей Ала-тау; за ним, гряда за грядой, как волны застывшего моря, поднимаются цепи вершин центральной части советского Тянь-шаня.

 

«Вся эта горная масса представляет в сущности гигантский пьеде­стал, высоко поднятый над Иссыккульской котловиной, с одной сто­роны, и Кашгарскими пустынями — с другой, и резко отделенный от последних уступами огромной относительной высоты.

На мощном цоколе словно насажены горные цепи с платообразными гребнями, между ними лежат широкие (до 15 км) долины, имеющие характер всхолмленных равнин, причем относительная высота гор над долинами (сыртами) в среднем 500-800-1000 м, изредка больше.

Сырты, лишенные древесной растительности, во многих местах
покрыты хорошей травой или представляют собой область высокогор­ной степи и являются хорошим пастбищем, используемым в настоя­щее время.

Окраинные цепи пьедестала расчленены гораздо сильнее, чем внутренние... Северный склон Терскей Ала-тау характеризуется бо­лее сложным рельефом по сравнению с южным. Такие массивы, как Ак-шийряк, Джетым-бель, Борколдой, изрезаны относительно сла­бо — на их гребнях, как и в Джунгарском Ала-тау, сохранились еще, участки совершенно плоских поверхностей.

Южная периферическая цепь Кок-шаала опять-таки расчленена сильнее и отличается нередко острыми альпийскими формами»1.

Центральный Тянь-шань и особенно район, прилегающий к хреб­ту Кок-шаал-тау, и поныне остается одним из наименее исследован­ных районов советской Средней Азии.

Для того, чтобы проникнуть в глубь хребтов этой горной страны, необходимо было совершить многодневное путешествие по бездо­рожью, в лучшем случае по тропам. В почти безлюдных сыртах не­возможно найти даже дрова, и единственным топливом являются кизяки.

В 1929-1930 гг. началось систематическое проникновение со­ветских ученых на юг от Иссык-куля. Описание одного из первых советских путешественников Пальгова, проникшего к склонам Кок-шаал-тау, привлекло внимание альпинистов и туристов-высокогорников.

Несмотря на то, что в хребте Кок-шаал-тау и его отрогах нахо­дится множество первоклассных вершин, достигающих 6000 м, лишь в 1933 г. первая группа альпинистов отправилась в разведывательное путешествие в глубь этой горной страны.

Эта группа была организована туристской секцией Московского дома ученых. Руководителем группы был проф. А.А. Летавет, В со­став группы входили проф. В.В. Немыцкий, К.С. Летавет, В. К. Гольцман и М.М. Гольцман. По своим вкусам и навыкам большинство членов группы были горными туристами, в только Летавет и Немыц­кий имели опыт восхождений на вершины. Целью группы было про­никнуть к северным склонам Кок-шаал-тау и насколько возможно внести свой вклад в исследование страны.

Скромный по своим масштабам первый поход сыграл, однако, зна­чительную роль. Результатом этого путешествия, возбудившего боль­шой интерес к замечательным горным хребтам, явился целый ряд по­следующих походов и экспедиций альпинистов, организованных А.А. Летаветом для изучения центрального Тянь-шаня и восхождений на его вершины.

***

19 июля 1933 г. участники группы отправились из Москвы, а 8 ав­густа они уже ехали на подводах из Пржевальска в село Покровское, раскинувшееся на южном берегу Иссык-куля. От Покровского предстояло дальше двигаться уже с вьюками, и 10-го в 4 час. 30 мин. семь лошадей, составляющие небольшой караван группы, на­правились по дороге, ведущей вверх по ущелью реки Джуука. На второй день пути группа Летавета перевалила через первый, север­ный хребет центрального Тянь-шаня — Терскей Ала-тау и вступила в области сыртов.

Для того, чтобы добраться до следующего крупного хребта Чакыр-корум, необходимо было пересечь огромное пространство всхолм­ленных высокогорных равнин, перевалить через несколько невысоких горных гряд, пройти вброд через множество рек и ручьев.

Последние деревья остались позади в ущелье Джуука, и те­перь только травянистый покров скрашивал однообразие окружающего пейзажа.

12-го, после перевала Джуука, трудный и опасный брод через р. Арабель; затем путь по плоской долине Джетыма и через невысо­кий перевал того же названия. На следующий день спуск с перевала до долины Таргая. Опять брод и снова трудный. После спуска вдоль Таргая поворот и вновь пологий подъем в сторону холмов.

В этот день путешественники ночевали у юрт кочевого колхоза, в котором удалось взять новых лошадей.

14 августа отправились в дальнейший путь. Шли прямо на юг без тропы, пересекая холмистую долину, постепенно поднимающуюся над широкой долиной Таргая. Впереди уже виднелся хребет Чакыр-корум. В середине дня после невысокого перевала начался крутой спуск в долину Кара-сая. Здесь почти целый день группа провела в гостям у пограничников.

 

Схема южных хребтов центрального Тянь-шаня

 

Еще дальше на юг путь лежит через хребет Чакыр-корум. 16 ав­густа путешественники оказались на южных склонах этих гор, пройдя через перевал, находящийся в верховьях одного из притоков реки Чакыр-корума.

Спуск с перевала на юг очень живописен. Тропинка извивается между причудливыми скалами желтого и красноватого мраморовидного известняка. Затем, после осыпи, путь лежит как бы по балкону, вы­дающемуся над каньоном речки, которая течет по его совершенно ров­ному дну. «Балкон» выводит через величественные ворота, созданные природой, в круглый зал, образованный скалами. Стенки этого заме­чательного красивого «зала» почти смыкаются, и лишь в одном месте в них есть просвет, через который протекает река, скрытая каменным валом. По этому валу караван и выбрался дальше.

После спуска путники направились к реке Джеголомай, в вер­ховьях притока которой, реки Кара-чукур, находится перевал Кубергенты, последний перед Кок-шаал-тау.

Маленький караван поднимается вверх по ущелью. Одна за другой, семь лошадей, понуря головы, медленно бредут по каменистой тропе. Путь идет по древним мо­ренам, лежащим по всей долине. Сглаженные контуры склонов покрыты прекрасной травой альпийских лугов. Но древесной растительности уже давно не видно, она осталась позади, значительно ниже, и теперь уже долго не придется видеть ее.

Мирный, однообразный пейзаж. Суровость пустынных горных долин скрадывается этим обильным ярко-зеленым травянистым покровом и округлыми очертаниями отрогов хребта Борколдой.

Дно долины настолько пологое, что местами тропа пролегает по заболоченным луговинам, и лошадиные копыта чавкают в грязи. Несколько часов пути, и впе­реди склоны становятся круче, и река, которая только что спокойно текла по долине, теперь ревет в глубоко? каньоне, промытом ею в сланцах. Тропа, взобравшись на крутой склон, жмется к нему по самому краю обрыва, а внизу, на глубине 100 м, в сумраке узкого ущелья пе­нится поток. Лошади теперь осторожно переставляют ноги. Люди с любопытством заглядывают вниз.

Каньон внес разнообразие в унылый, пустынный пей­заж, неизменность которого усыпляла людей и, казалось, даже лошадей. Но каньон оказался коротким: его длина составляла не более двух километров. И путь снова идет по пологой долине, и опять река Кара-чукур мирно разли­чается вдоль подножья древней боковой морены. Среди
сплошного травянистого ковра мелькают маленькие озера, отливающие изумительными оттенками голубого и зеленого цвета.

За поворотом тропы впереди открывается невысокая гряда, перегораживающая верховья долины. Там нахо­дится перевал Кубергенты. Но дали неразличимы. Перспективы скрыты постоянно висящей в воздухе дымкой, которая уменьшает видимость и приводит в отчаяние страстных фотографов. Все попытки запечатлеть дальние панорамы заканчиваются неудачей.

Привал. Останавливаются люди, и лошади сразу на­чинают щипать траву. Пока длится короткий отдых, начальник группы — Август Андреевич Летавет, удобно устроившись на валуне, заканчивает в своей маленькой записной книжечке запись о событиях предыдущего дня.

Два дня тому назад караван свернул с тропы, и отпра­вился вверх к истокам р. Джеголомай. Путешественники решили посетить ледники, расположенные в верховьях реки. Эти ледники лежат на склонах хребтов Чакыр-корум и Борколдой в месте их стыка. На Чакыр-коруме ледники почти не сохранились, и лишь пересохшие глубо­кие русла потоков, врезавшиеся в склон, свидетельствуют о их былой мощи. Основные ледники ущелья лежат на склонах Борколдоя. К ним-то и направилась группа Летавета!

 

 

***

После четырехчасового пути по ущелью караван остановился у места слияния четырех ручьев, образую­щих поток Джеголомая. Здесь был устроен временный лагерь. Четыре человека, не задерживаясь в нем почти ни на минуту, направились вверх к леднику. Подъем по крутым травянистым склонам с рюкзаками за плечами, как известно, никогда не бывает особенно легким. Так же было в этом случае. Два часа пришлось подниматься таким путем для; того, чтобы, перейдя крутую осыпь, оказаться возле ледника.

Когда Летавет и его товарищи вступили на камни левой морены, у языка ледника уже темнело. Внизу в долине, дно которой было покрыто сумерками, све­тился костер бивуака. Там оставались Голышан, погра­ничники и караванщики.

Нужно устраивать ночевку и здесь. Маленькая па­латка, пуховые спальные мешки и маленькая спиртовая кухня обеспечили полностью высокогорный «уют», и вскоре на морене стало так же тихо, как и внизу в ла­гере, где уже догорел костер и все, вероятно, спят.

...Ночь была очень теплой, и в мешках спать было даже жарковато. Встали в 6 часов утра. Впереди был трудный день. Даром время терять нельзя, и в 6 часов 30 минут люди уже отправились в путь вверх по леднику.

Несмотря на раннее утро, дымка по-прежнему висела в воздухе. Безработная «Лейка» в такт шагам, покачи­ваясь на длинном ремешке, ударяла по бедру, увеличи­вая досаду. Летавет время от времени сокрушенно вздыхал.

Действительно обидно. В отличие от малопримеча­тельных пейзажей прошлых дней горы Борколдоя здесь достойны внимания. Вершины свирепого и мрачного вида окружают ледники верховий Джеголомая. Их крутые стены не обещают восходителю легкой победы. Еще накануне днем путешественники любовались вершиной, видневшейся в верховьях долины и выделявшейся своей строгой конусообразной формой. Ее белый пик ярко вырисовывался на фоне неба, а снежные склоны свер­кали в солнечных лучах. Быть может, она и есть искомый панорамный пункт, и с этой вершины можно будет не только осмотреть весь Борколдой, но ориентироваться и в сторону Кок-шаал-тау.

Но путь на этот пик нелегок, и нужно было осмо­треться, раньше чем окончательно решить, каким путем подниматься.

Маленькие, на огромном белом поле ледника, фи­гурки людей медленно движутся вверх. Цирк ледника еще не весь виден, но вскоре, 'невидимая до того, его часть открылась перед глазами людей. Справа поднималась красивая снежная вершина, расположенная в самом восточном краю цирка и замыкающая ледник. Быстрый осмотр ее склонов показал, что восхождение вполне возможно. По пути, правда, есть несколько крутых участков, но особенных трудностей не предвиделось.

Решение было принято. К 8 часам утра Летавет и Немыцкий достигли начала крутого подъема на гребень. Дальше можно было итги по осыпи или по льду. Вы­брали более короткий, но более трудный путь по льду. Крутой ледяной склон покрыт тишь тонким слоем фирна. Летавет начал подъем первым. Веревка соединяла его с Немыцким.

— Виктор Владимирович, подождите, придется ру­бить ступени, только на одни кошки здесь положиться нельзя...

Немыцкий только вздохнул в ответ, и Летавет, раз­махнувшись ледорубом, нанес первый удар по льду. Звуки ударов нарушили привычную тишину. Осколки льда брызгами разлетались в разные стороны. Шаг за шагом преодолевался трудный участок.

Август Андреевич вырубил тридцатую ступеньку и подумал, что на высоте более 4200 м это занятие не из приятных. Но дальше крутизна склона уже умень­шалась, а слой твердого фирна становился толще. Корот­кая передышка, и снова вперед. Теперь кошки обеспечи­вали движение достаточно надежно, и ступени больше не были нужны.

В 9 час. 30 мин. восходители достигли гребня и на­чали подъем на вершинный конус.

Снег на гребне не однороден: местами плотный фирн представлял хорошую опору для кошек, но иногда попада­лись участки рыхлого снега, в который глубоко провали­вались ноги.

Немыцкий, который шел вторым, вдруг увидел, как Летавет, сделав неопределенное движение руками, исчез. Привычка альпиниста удержала Немыцкого на месте и подавила инстинктивное стремление броситься вперед к тому месту, где только что был Август Андреевич. Но веревка не натягивалась: Летавету удалось удержаться в трещине куда он провалился, на локтях и ледорубе. Вскоре его вытащили, и восходители продолжали путь дальше.

Полдень застал альпинистов на вершине. Гора ока­залась превосходным панорамным пунктом. Весь хребет Борколдой был хорошо виден отсюда. Несмотря на дымку, с вершины открылась замечательная картина. На востоке — совершенно невероятный хаос вершин, гребней и ледников. Путаница настолько беспорядочная, что и нарочно такой не придумаешь.

На запад опускается мощный ледник, из которого вытекает р. Кара-джилга. По обеим сторонам ледника мощной оградой вверх поднимаются очень крутые вершины.

Стало очевидным, что высшей точкой хребта Борколдой является как раз та красивая конусообразная смеж­ная вершина, которая еще накануне поразила путеше­ственников красотой и строгостью своих очертаний.

Однако самое главное для альпинистов восхождением достигнуто не было. Ближние вершины Борколдоя были хорошо видны, но панорама более далекого Кок-шаал-тау была закрыта дымкой, сквозь которую лишь смутно виднелись крупнейшие вершины. Эта дымка, состоящая из мельчайших частиц песчаной пыли, приносится ветрами с юга, со стороны громадной пустыни Такла-макан, лежащей по ту сторону границы.

После часового пребывания на вершине восходители начали, спускаться вниз. Очень быстро они достигли осно­вания вершинного конуса. С гребня спускались на этот раз по осыпи. При этом в целях безопасности итти приш­лось по очереди. Спуск занял немного времени, и, не­смотря на то, что на морене, у палатки, все остановились, чтобы поесть, в 5 час. вечера восходители были уже внизу в лагере, у слияния составляющих Джеголомая.

Самым ярким впечатлением всего восхождения оказалась, однако, неожиданная встреча со стадом ки­йков: из-за груды камней на склон вдруг стремительно вынеслись спугнутые людьми животные. За минуту до этого кийки мирно паслись и не заметили людей до по­следнего момента, так же как и те их. Бегство испуган­ных животных было так стремительно, что люди поняли, что произошло, лишь когда кийков уже не было видно...

Запись окончена. Но Август Андреевич, закрыв книжку, продолжает сидеть неподвижно. Он вспоминает, как на следующий день после восхождения они долго колебались, раньше чем решили отказаться от попытки восхождения на главную вершину Борколдоя. Но благо­разумие взяло верх. Борколдой был уже осмотрен, ви­димость не улучшилась, и Кок-шаал-тау все равно разглядеть не удалось бы. Кроме того, восхождение обещало быть трудным и возможно даже непосильным для группы, состоявшей отнюдь не из первоклассных альпинистов. Он думал также о том, что их описание оледенения верховий Джеголомая и Кара-джилги будет пер­вым,— эти места еще никто не посещал.

***

Еще несколько минут и привал закончен. Снова медленно бредут по тропе лошади. Кто-то громко говорит;

— Вот это-то и есть перевал Кубергенты!

Он находится в невысокой, отличающейся округлыми формами гряде, замыкающей верховья Кара-чукура. По­логий подъем к нему проходит почти незамеченным. Да и сам перевал неказист.

«Вершина перевала представляет довольно плоское плато с небольшими, пологими увалами. Глинистая почва с редкими тощими кустиками травы и с малым количеством камней покрывает его.

Высота перевала 3909 м. Его точка, вернее, целая площадь с Одинаковым горизонтом, на протяжении 100 или более метров, является замечательной в своем роде. Это нечто подобное известному пограничному столбу на Урале с надписью «Европа — Азия».

Кубергенты отделяют две речные системы, низовья которых теряются в пустынях на противоположных друг от друга концах. На севере — бассейн Сыр-дарьи, впа­дающей в Аральское, море, на юге — бассейн Тарима, замыкающийся озером Лоб-нор»1.

Летавет и его спутники знали, какое впечатление произвел вид, открывшийся на юг с этого перевала, на Пальгова, прошедшего здесь в 1929 г. и посвятившего ему почти поэтические строки:

«...С перевала открывается замечательный по красоте вид на хребет Кок-шаал. Редко где в Тянь-шане можно встретить такую живописную и грандиозную панораму. Хребет Кок-шаал обращен к перевалу таким образом, что виден взору на значительном протяжении по своей длине, направленной от востока к западу. Прежде всего поражают зрителя белые сверкающие краски, ровной ли­нией отрывающиеся от темного фундамента гор и причудливыми мазками растянувшиеся по синему фону. Это снега, окутавшие хребет до самого подножья. Зимняя тундра, выхваченная из полярной страны.

Гребень гор рассечен глубокими ущельями. Кажется, что каждая вершина ничем не соединена с другой. Островерхие крутые пики взмыли кверху, как бы ста­раясь уйти друг от друга дальше. Среди сплошного снежного савана выступают обнаженные отвесные скалы, точно страшные язвы. Миллионы веков враждебной не­доступности тяготеют над одинокими вершинами. Если бы не эти белые одежды, то какой мрачностью, сохра­ненной от первобытных дней Земли; давило бы оттуда сверху на лежащую у подножья долину. Но суровость величия смягчалась беспредельной вечной красотой. Не­исчерпаемое разнообразие форм, смелые дикие изгибы, неповторяемость содержания надолго приковывают бед­ную мысль человека»1.

На этот раз путешественникам приходится разочаро­вываться. Вид с перевала ограничен, и мощь гигантов Кок-шаал-тау по-прежнему скрадывается дымкой, из ко­торой выступают лишь ближние пики и ледники.

За Кубергентами лежит урочище Кагалячап. Не­обычайно своеобразное место. Не однажды придется москвичам удивляться увиденному здесь.

Необычайное началось почти сразу: спуска с пере­вала на юг не оказалось. Путники поднялись как бы на громадный стол, огороженный со всех сторон горными хребтами. Вдали виднелись концы медников, которые, выбравшись из узких крутых ущелий Кок-шаал-тау на плоскость Кагалячапа, растекались по нему бесформен­ными лепешками громадных размеров.

В течение нескольких дней члены группы совершали маршруты в районе Кагалячапа, не уставая удивляться странностям этой высокогорной пустыни. По огромному плато, среди растрескавшейся и поэтому напоминающей паркет почвы с редкими пучками травы, блуждали воды многочисленных ручьев и рек. Там и сям разбросаны громадные валуны, лежавшие когда-то на поверхности мощного ледника, который покрывал в доисторические времена эту долину.

Потоки, вытекающие из ледников с Кок-шаал-тау, вырываются на плоские пространства Кагалячапа и как бы останавливаются в недоумении: куда же течь, в ка­кую реку нести свои воды?

И так, разбиваясь на ручейки, разливаясь болотами между незаметными взгляду выпуклостями плато, образу­ющими водоразделы, разделяются воды Кок-шаал-тау, да­вая начало двум крупнейшим рекам: Узенги-гуш и Аксаю.

Насколько случайным бывает здесь такое разделение, путешественники убедились, переезжая через речку Ото-таш. Поток этой реки разделяется едва различимой выпуклостью на два рукава. Правый рукав по уклону по­верхности стекает на восток и принадлежит к бассейну Узенги-гуша, а левый направляет свои воды на запад, в Аксай. Рельеф выражен настолько слабо, что в месте разделения потока вода как бы колеблется, в какое русло ей течь. Достаточно незначительной причины, чтобы преимущество перешло к одному из них.

Немыцкий обратил внимание, что следы лошади, оставшиеся в мягком грунте ложа реки, послужили при­чиной того, что вода повернула в сторону Аксая. Люди, пораженные таким неожиданным поведением реки, стали развлекаться, меняя направление потока то в одну, то в другую сторону. Кто-то даже утверждал, что если сильно подуть на воду, то и этого окажется достаточно.

Вдруг раздались выстрелы. Минутная тревога оказа­лась напрасной и сменилась бурной радостью: погранич­ник Панфилов, сопровождавший группу, застрелил ог­ромного архара. Теперь можно будет заменить надоев­шие консервы свежим мясом, которого хватит надолго. Чтобы не тащить лишний груз, здесь же невдалеке устанавливается лагерь. Покуда тушу архара разделы­вают, свободные люди разбредаются в поисках лепешек кизяка1. Через несколько минут уже горит костер, и от него доносится аромат жареного мяса. После обеда, во время которого впервые поели вволю свежего мяса, путешественники, лежа на разостланной кошме, обмени­ваются впечатлениями.

На развернутой карте ясно видно, как Узенги-гуш в одном месте и Аксай в другом прорезают массив одного из величайших хребтов — Кок-шаал-тау и затем снова соединяют свои воды в потоке Тарима.

Какая-то непонятная «ошибка» природы. Действи­тельно, только незначительные бугры на Кагалячапе отклоняют воды ледников Кызыл-унет, Пальгова и других в направлении Узенги-гуша и Аксая. Чтобы попасть к Тариму, эти реки проделали в течение тысячелетий колос­сальную работу, пропилив массив Кок-шаал-тау, загора­живающий им путь на юг. А ведь, казалось, чего бы проще, если бы те же ручьи стекали в сторону перевала Кубергенты и через него попадали в реки бассейна Сыр-дарьи. Здесь на пути воды не было никаких препятствий.

Во всяком случае, еще проф. Сапожников, посетив­ший этот район в 1912 году, обратил внимание на целе­сообразность исправления этой «ошибки» природы. Изме­нение направления части рек, стекающих со склонов Кок-шаал-тау, позволило бы пополнить водные ресурсы Сыр-дарьи.

***

Первым из ледников Кок-шаал-тау, который посетила группа, был ледник Комарова. В 1929 г. на нем побывал Пальгов и присвоил ему имя известного советского уче­ного.

Ледник Комарова состоит из трех ледяных потоков. У конца ледника они соединяются и образуют короткое ледяное плато шириной до 4 км. Средняя ветвь ледника имеет длину около 12 км при ширине до 1000 м. Ледник заканчивается отвесной ледяной стеной вы­сотой в 25 м. На середине ее высоты из большого ледяного грота с ревом вырывается основной поток реки Кызыл-унет, начинающей бассейн Аксая. Впрочем, ручьи сте­кают по всей поверхности стены, изрезанной вертикальными трещинами, покрытой потеками грязи, стекающей с поверхности морены.

Покуда Летавет, Немыцкий и остальные туристы дви­гались к леднику, со стены свалилась огромная ледяная глыба и разлетелась у ее основания на множество оскол­ков. По-видимому, такие обвалы происходят часто: кусков льда лежало внизу довольно много.

Правее ледника Комарова находился большой, пока еще безымянный ледник отделенный невысоким отрогом.

Хребет Кок-шаал-тау. Ледник и пик Кзыл-аскер (Красноармеец)

 

Чтобы осмотреть вершины этого участка хребта, Летавет решил подняться на гребень отрога. Оттуда их взорам открылись замечательные по красоте вершины, поднимавшиеся в верховьях ледников. На их крутых стенах местами прилепились висячие ледники. Снежное одеяние с трудом удерживалось на выступах скал, с которых временами срывались лавины. За этим безы­мянным ледником находится, по-видимому, главная вер­шина всего хребта. Пик возвышается над всеми своими соседями. Он как бы стоит на страже границы, прохо­дящей здесь по гребню Кок-шаал-тау. Летавет и его спутники решили назвать его Кзыл-аскер (Красно­армеец).

К сожалению, альпинистские возможности группы не позволяли предпринять попытку восхождения ни на одну из этих вершин — для этого требовалось применение всех приемов из арсенала альпинистской техники.

На следующий день маленький караван двинулся на восток в обход отрога хребта, отделяющего ледник Комарова от его восточного соседа — ледника Пальгова, часть вод которого стекает уже в бассейн Узенги-гуша.

Ущелье и ледник Пальгова остаются справа по ходу каравана. Этот ледник так же длинен, как и ледник Ко­марова, но течет одним, довольно ровным, потоком. Вер­шины, замыкающие его цирк, имеют очень крутые склоны, на которых почти не держится снег. Зато боко­вые отроги хребта обладают главными и довольно округ­лыми контурами. У верховий ледника они сплошь по­крыты снегом. Туристы не свернули в это ущелье и огра­ничились осмотром его в бинокль. Основной причиной этого было то, что Пальгов составил довольно подробное описание ледника Пальгова.

Времени в распоряжении москвичей остается не­много, и они рассчитывают свой маршрут так, чтобы уви­деть возможно больше нового. Тем более, что впереди еще никем не описанные места, например, урочище Джурек. А еще дальше на восток — таинственное место прорыва Узенги-гуш, где еще вообще до того времени никто не был. Туда особенно стремится Летавет.

Пока что группа движется дальше и подходит к концу Кагалячапа. Именно — к концу. Как стол, кон­чается уступом эта высокогорная пустыня, и река обры­вается вниз водопадом. Спуск для людей и лошадей, однако, не из трудных, и вскоре они попадают в долину р. Айталы, первой отдающей все свои воды полностью Узенги-гушу.

Вдали, в глубине ущелья Айталы, виднеется покры­тый мореной конец ледника. Ближе, высоко на крутых скалах свисает язык другого. Из него красивыми водо­падами вырываются два потока. Один из водопадов рас­пыляется на мельчайшие брызги, которые подхватывает и развевает флагом ветер. Другой — олицетворение мощи воды. Сплошной серый вал потока вырывается из-под языка ледника и покрытый белой пеной массой низвер­гается вниз, плавно перегибаясь на скалах. Оглушитель­ный рев воды. В воздухе мириады брызг, в которых ра­дугой преломляются солнечные лучи.

Летавет и Немыцкий не могут удержаться от соблазна и отправляются поближе, чтобы поснимать. Караван ожи­дает, покуда они найдут удобное место для этого. Воз­вращаются они промокшие, но довольные — снимки должны получиться интересными.

Весь остаток дня 21 и 22 августа продолжается путь, отмеченный множеством бродов. Некоторые из них очень трудны, и приходится проделать большую работу, чтобы переправа стала возможной.

В середине дня 22-го караван достиг устья реки Джурек, и здесь был устроен временный лагерь. Летавет и его спутники решили посетить верховья этой реки. По двух­верстной карте, там находятся два больших ледника, ко­торые еще никем не описаны и, вероятно, вообще не посещены.

Главный ледник Джурек и окружающие его вершины произвели большое впечатление на Августа Андреевича. В своем походном дневнике он записал:

 

«План намечаю такой: Виктор Владимирович1 сегодня отправ­ляется обследовать конец левого, а завтра основного ледников. Я — же с Капитолиной Семеновной2, ввиду очевидной большой протяжен­ности основного ледника, выступим к нему сегодня и там заночуем. Завтра постараемся пройти возможно выше — вплоть до цирков со­ставляющих основного ледника. На двухверстной карте он состоит как бы из трех самостоятельных ледников.

Выступаю в 3 часа 30 минут дня. Верхом мы пересекаем боковой приток реки и в 5 часов подъезжаем к огромным моренным нагро­мождениям ледника. Здесь приходится расстаться с лошадьми.

Отдаю приказание Мусуралы — это наш караванщик — встретить нас на следующий день в 5 часов вечера.

Нагрузившись основательными рюкзаками, начинаем подниматься по моренам и осыпям.

Ледник слева ограничен свирепой стеной. Скалы здесь подни­маются отвесно на тысячеметровую высоту, и зажатый в узком доже лед при своем движении царапает их подножье. Горные по­роды, из которых сложены эти скалы, непрерывно разрушаются, с них происходят частые камнепады, и эта часть ледника вся покрыть мелким щебнем.

Здесь впервые находим очень интересные образцы окаменелостей, которые просил нас разыскать геолог Прокопенко. Окаменело­сти разнообразны и очень красивы. Это преимущественно ракушки, Но их очень много, целые скалы из ракушек.

Возимся очень долго, разбивая камни и стараясь получить наи­более интересные экземпляры.

В 7 часов вечера останавливаемся на ночлег на узенькой по­лоске щебня, покрывающей лед у самого подножья стены. Рассчи­тываю на то, что камни, падающие со стен, будут перелетать через нас.

23 августа. Ночь оказалась прескверной. Еще накануне, часов с девяти вечера начался дождь и шел, перемежаясь со снегом и гра­дом, всю ночь.

Мощные, раскаты грома. Ветер рвет палатку. Уснуть почти не удается.

Уже под утро чувствую что-то уж очень прохладно ногам. За­жигаю электрический фонарик и при свете вижу, что в нашем «шестере» на целую четверть вода. Видимо, она нашла где-то вход, и палатка наша наполняется наподобие брезентового ведра.

Ничего другого не остается, как проткнуть ножиком дно палат­ки и выпустить из нее воду. Крыша провисает под тяжестью слоя выпавшего ночью снега.

Крутом все в тумане. Перспектива на сегодняшний день ка­жется совершенно безнадежной. Однако к 9 часам появляются про­светы голубого неба.

Скалистые гиганты, поднимающиеся над верховьями ледника, где-где начинают вылезать из тумана.

Выбираемся из спальных мешков и собираемся в путь. Вдруг резкий воющий свист и — дзинь! Что-то пролетело, словно пуля.

— В чем дело?

Соображаю, что это начался обстрел камнями, падающими со скалистой стены. Убеждаемся в правильности нашего расчета: все камни со свистом и воем, как пули и снаряды, перелетают через наши головы. Расположись мы немного подальше от стены, и не сдобровать бы нам!