– Зачем тебе это все? Почему именно Нью‑Йорк? И какой тебе с меня прок?
– Ну как же, Нейтан! Я же, по сути, получала всю информацию о расследовании из первых уст! Достаточно было оценить твой внешний вид и эмоциональное состояние. Знаешь, как хорошо иметь столь ценного информатора, как ты? Я тебя так досконально изучила, что, признаться честно, моему удивлению не было предела, когда я увидела тебя на пороге подъезда. Я собиралась с тобой познакомиться позже, но чтобы вот такая удача… слушай, солнце, это была настоящая судьба. Нам суждено было встретиться! Это как ты мне рассказывал о возможной предопределенности всего в нашей вселенной, так вот это было оно. Мы не могли встретиться ни при каких других обстоятельствах, нам суждено было встретиться именно тогда.
– Поздравляю, но жениться я на тебе не собираюсь.
Маниакальный смех Кристен заполонил все помещение, проносясь эхом из угла в угол.
– Ну что ты, – все еще боролась она со своим смехом, – может, мне еще удастся завоевать твое сердце, – она помолчала немного, пытаясь успокоиться и тут ее как осенило. – Слушай, а ты знаешь, я ведь тогда… чуть… ну, можно сказать, чуть не выдала себя. Помнишь, как ты, после того, как помог мне затащить чемоданы на тринадцатый этаж, узнал мое имя и пожелал мне спокойной ночи?
– К сожалению, помню.
– Кристен, – мило улыбнулась она. – А что, есть желание еще помочь?
– Эм, – напрягся я, – у вас же там внизу больше никакого багажа не осталось, правда же?
– Нет, не осталось, – Кристен вновь признательно расплылась в улыбке, – но если вдруг мне еще понадобиться помощь, я вас обязательно найду.
– Не сомневаюсь.
– Спасибо большое за помощь, – искренне сказала она.
– Не за что, всего доброго и спокойной ночи.
– И вам спокойной.
Я развернулся и направился к лестнице, оставляя позади себя закрывшуюся дверь. Сделав еще несколько шагов, я услышал, как дверь снова открывается.
– А вас‑то как зовут? – крикнула Кристен.
– Нейтан, – устало, но достаточно громко ответил я, не утруждая себя даже повернуть голову назад.
– Спокойной ночи, Нейтан! – дверь вновь хлопнула.
– Я ведь тогда с тобой попрощалась, словно тебя уже давно знала. Только закрыв дверь, я осознала, что все‑таки я о чем‑то забыла. Потому и спросила твое имя с опозданием.
– Что ж, а я дурак списал это то ли на твою незаинтересованность, то ли на усталость после долгого перелета, – саркастически отозвался я.
– Я надеялась, что ты так и подумал.
– И что же привело тебя в Нью‑Йорк? Что‑то пошло не так в Лос‑Анджелесе?
– Да… к сожалению, кое‑что пошло не так. Для меня не составило ни малейшего труда выпотрошить эту жирную суку Асэль и того второго… не помню его имя…
– Алан Ричардсон, – презрительно буркнул я.
– Да мне похер, как его звали, – пренебрежительно отмахнулась она пистолетом. – Так вот, как ты знаешь, никаких улик против меня не было и в помине. Готова поспорить, что Лос‑Анджелесские федералы были просто в отчаянии, – она самодовольно ухмыльнулась. – Но вот жирдяй Стиви Горэм, который не имел к расследованию никакого отношения, постоянно зависал с моим отцом. После смерти матери я какое‑то время жила с отцом… и ты не представляешь, какое это было мучение каждый раз, когда приходил Стиви улыбаться ему, делая вид, что я рада гостю отца. Каким же мерзким был этот жирный свин! А поток его вопросов, словно никогда не заканчивался! Оу, сэр, мистер Беннет, как мне сделать то, как мне сделать это? А что вы думаете по этому поводу, сэр? А как поступить в этом случае?
– Это потому что он работал под прикрытием! Он же консультировался с твоим отцом! А его излишний вес – всего лишь часть образа для такой работы. Он же жертвовал собой, ради работы!
– Да какая мне на хер разница, чем он там занимался или чем он там жертвовал?! Хоть он там приют для бездомных собак организовывал, я его мерзкую рожу терпеть не могла! Я миллион раз представляла, как разделываю жирную тушу этого… этого… твари этой. И однажды мое терпение закончилось. Как‑то вечером я проследила за ним до одного темного переулка и уже была готова всадить ему в шею заряд электричества, как тут откуда‑то появился его подельник… или кто‑то такой. Черт, я думала мне конец. Оба – Стиви и его подельник заметили меня, более того, с электрошокером в руке. Но Стиви меня удивил. Он первым подбежал ко мне и поинтересовался, какого черта я делаю тут одна, да еще и с электрошокером… я конечно, попыталась выкрутиться, наплела ему, что неподалеку тут работаю и что электрошокер для самозащиты… ужас какой‑то…
– И он поверил тебе?
– Да, поверил… просто я тогда думала, что попалась. Однако Стиви, похоже, и правда купился, причем спас меня от своего явно враждебно настроенного подельника. Я тогда вышла из воды сухой, но оставить все так, как было, я уже не могла. Слишком велик был риск, Стиви мог обо всем догадаться. Тогда я и стала искать лучший способ избавиться от него раз и навсегда. И снова Стиви мне в этом сам помог. Сначала его кошелек мне любезно предоставил парочку полезных карт доступа, а затем он и сам в разговоре с отцом сболтнул о том, что вроде как без ведома начальства собирается поехать в Нью‑Йорк за этим… что по новостям крутили лицо… Виктором… как его…
– Виктором Хауэром.
– Да, точно. Слушай, вы и правда хотели повесить на него мою работу?
– Правда. Мы убили кучу времени, гоняясь за ним… а он… он просто решил уйти на пенсию, громко хлопнув дверью.
– Поразительно. Я и не думала, что переезд в Нью‑Йорк так удачно сыграет мне на руку. У них там в отделении крот был или что‑то такое и потому Стиви в тайне от всех решил проследить за Хауэром, потому что подозревал его. А я сделала то же самое в отношении самого Стиви Горэма. Тогда я и изучила досконально Нью‑Йорк, ваш криминальный отдел… тебя. Я поняла, что это именно то, что мне было необходимо. Мне срочно нужно было сменить окружающую обстановку.
– Как ты вообще умудрилась отыскать его уже в чужом городе?
– О, это было не сложно. Всего лишь позвонила ему и разыграла слезную сценку, что я в Нью‑Йорке и что у меня большие проблемы, и что он единственный кто мне может помочь, и что у меня мало времени… короче, это звучало убедительно. Он, несомненно, недоумевал, что я была в Нью‑Йорке… но не мог отказать мне. Он явился в Центральный парк… и наконец‑то я всадила этой свинье заряд живительного электричества в шею, а затем вспорола его жирное брюхо.
– Я тебе уже говорил? Ты больная. Ты… ты не представляешь, что ты наделала, убив Горэма. Во‑первых, то, что сделала с ним и со всеми остальными ни у одного нормального человека в голове не уложится! А во‑вторых, его расследование легло на мои плечи. Мне пришлось охотиться на Хауэра и из‑за него меня чуть не убили… дважды!
– Оу, а я больная только потому, что убила агента ФБР или потому, что убила всех остальных? – Кристен проигнорировала всю остальную информацию.
– Ты… потому что ты убила… иди к черту! – отчаянно выдохнул я, опустив голову.
– Нейтан, мне кажется, что тебе не интересно меня слушать, не интересно узнать, что было дальше.
– У меня вроде как нет выбора. И… как же… как ты наткнулась на официантку кафе?
– Ну вот, другое дело! – она стала медленно расхаживать кругами, осторожно делая каждый шаг. – Знаешь, из‑за того случая с Горэмом в Лос‑Анджелесе, мне пришлось… как бы это сказать… на время завязать со своим увлечением. Я не хотела рисковать, вновь напоминая о себе, но в то же время я буквально на стену лезла от желания избавить этот мир от очередной отожравшейся свиньи. Держать себя в руках было нелегко, но я поставила себе цель сначала разобраться со Стиви… и ты знаешь, когда я это сделала… когда вспорола Стиви живот… это было такое облегчение… это… это было блаженство. Я не думаю, что тут можно сравнить это ощущение с сексуальным удовлетворением, это нечто другое, куда более важное, жизненно важное… это словно тебя медленно душили неделями, постепенно перекрывая кислород. И вот когда ты уже почти остался без кислорода, когда ощутил, что вот он твой конец… ты получаешь даже не глоток, а целый кислородной баллон, содержимое которого насильно вкачивают в тебя… это просто ни с чем несравнимо.
– Твою мать, как поэтично. Тебе бы книжки писать.
Кристен расхохоталась, словно я отпустил свою лучшую шутку, и, оставаясь погруженной в свои яркие воспоминания, весело продолжила:
– Эх, Нейтан, тебе этого не понять… отнимать жизнь у этих тварей – блаженство. Это как то осознанное сновидение, ощущения которого невозможно описать. У нас попросту в языке нет таких слов. Это можно только ощутить и уверяю тебя, я, как ты знаешь, уже имела возможность ощутить на себе осознанное сновидение, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я каждый раз чувствую, избавляясь от этих мерзких тварей.
Она мечтательно закатила глаза и свободной рукой схватилась за грудь, словно сдерживая выпрыгивающее от переизбытка эмоций сердце.
– Кристен, ты не понимаешь. Ты больна… и как мне не тяжело это признавать, но это не оскорбление, это факт. Твой мозг поврежден и потому он испытывает удовольствие от того, что ты делаешь. Это неестественно, это просто отклонение, это…
– Заткнись! – резко и гневно вдруг выпалила она. – Не смей мне тут рассказывать о том, что тебе неведомо! Я знаю, что я чувствую и мое биполярное это не недостаток, это наоборот… это… дар.
– Дар?! – не веря своим ушам переспросил я. – Ты… ты считаешь это даром?
– Никогда не поймешь, пока не ощутишь на себе, Нейтан. И я не ожидаю, что ты просто поверишь моим словам. Но поставь себя на мое место, вникни в то, что я есть. Ты, как никто другой, способен в этом понять меня. Ты понимаешь, что такое ощущать то, на что другие неспособны. Осознанные сновидения тебе в этом помогли. Просто представь, что есть что‑то еще более удивительное, чем управление своим сном…
– Удивительное? Ты себя слышишь, мать твою? Управление снами – это не дар свыше, это заложенная в нас природой спящая способность, которой можно научиться, которую можно развивать. А то, что делаешь ты – эволюционировавшая болезнь, изъян в твоем мозге, ошибка. Ты…
– Я не ошибка, черт возьми! – гневно взревела она, схватив откуда‑то из темноты медицинский скальпель, и бросилась ко мне. – Ты не понимаешь! – прокричала она и тут же остановилась в паре метров от меня, учащенно дыша. – Черт, ты это специально, да? Ну уж нет, я пока что не буду приближаться к тебе. Я прекрасно осознаю, чем может быть чреват для меня близкий контакт с тобой. Тебе не удастся вывести меня из себя так просто, – она показательно пригрозила мне тонким лезвием, развернулась и облокотилась на один из ржавых столов, пытаясь успокоиться.
– Да и в мыслях не было, – медленно произнес я, не желая вновь провоцировать психопатку, вооруженную скальпелем и пистолетом.
– Если бы ты только… попробовал… ощутил, – ее все еще одолевал постепенно стихающий гнев, какого я раньше никогда не видел в ее поведении, – ты бы меня понял. То чувство… которого жаждешь еще и еще… После того как я выпотрошила эту свинью, я словно снова обрела смысл жизни, но при этом мне хотелось еще… еще раз ощутить. Это как после долгого воздержания, когда тебе недостаточно одного раза, чтобы насытиться. И как мне повезло, когда я в приподнятом настроение гуляла по улице и вновь наткнулась на нее…
– На кого?
– На эту официантку из кафе – Седжвик. Я была там днем в четверг, коротала время до встречи со Стиви и там я увидела эту свиноматку. Черт возьми, как она вообще передвигалась с таким весом?! Под ней пол должен был провалиться! Ты видел эту жирную корову?
– О, я видел ее и все, что ты с ней сделала… тебе только, наверное, не пришло в голову, что ты лишила маленькую девочку матери.
– У нее была дочь? – ее самоуверенная интонация на секунду понизилась.
– Да, была… и осталась без матери. Хотел бы я, чтобы ты видела ее горькие слезы, как и слезы мужа этой официантки.
– Они… они просто, – она вдруг замялась, будто сражаясь со своими мыслями, – я им сделала услугу.
– Ну да, услугу, – огрызнулся я. – Ты сказала, что была там днем… ты была с большой сумкой?
– Да, мне пришлось побыть бездомной до следующего вечера, квартиру мне только на следующий день должны были отдать… откуда ты знаешь?
– Тот парень… Тауб… официант в кафе с плохой памятью на лица. Кажется, он видел тебя.
– Помню миссис Седжвик обслуживала какую‑то девушку… по‑моему, светловолосая… и с большой сумкой… да, у нее была большая сумка для вещей, как у туристов. Или она была брюнеткой… или их даже две было там… ну в смысле две девушки: у одной волосы светлее, у другой темнее… Да, точно, там еще одна была темноволосая и она была с большой сумкой. Простите, не могу вспомнить, все смешалось, – он снова закрыл глаза и стал нервно почесывать свой лоб.
– Но я не придал его расплывчатому описанию никакого значения.
– Ну конечно, кто же вообще мог подумать, что такое могла совершить привлекательная хрупкая девушка, да, Нейтан? – к ней вновь вернулась ее характерная игривость и самодовольный тон.
– Да, это так, – печально произнес я. – И что, ты наткнулась на официантку сразу после убийства Горэма?
– Почти. Представь: я иду и размышляю о том, как хорошо бы было прирезать еще кого‑нибудь, прохожу мимо того самого кафе, и вижу, как через заднюю дверь выходит эта свинья. Я не могла поверить своему счастью! Я ни секунды не раздумывала, я сразу же всадила этой твари заряд электричества… Какое это было блаженство… насытиться после столь долгого перерыва, – в очередной раз, словно в экстазе, она сначала закатила, а затем и вовсе закрыла глаза.
– Так Броуди был все‑таки прав, – тихо озвучил я воспоминания себе под нос, – двойная доза после долгого перерыва…
– Что ты там бормочешь?
– Ничего… Где ты брала столько продуктов для своего больного ритуала?
По лицу Кристен было видно, что я, в какой‑то степени, оскорбил ее, отозвавшись плохо о ритуале с едой, и она выдержала нерешительную паузу, прежде чем спокойно и без самодовольства ответить:
– Запасалась заранее. Большую сумку помнишь? Вот в ней все необходимое… инструменты и украшения.
– Украшения? Вот как ты это называешь… И ты таскаешь ее с собой для каждого убийства?
– Да, там у меня полный походной набор, – ухмыльнулась она, – к тому же, сумка удобная и на колесиках. Никто ничего не заподозрит, все думают, что я туристка.
– И эта стопка рекламных листовок, что мы нашли в твоей сумке… была чем? Лучшие места с лучшей пищей для больных ритуалов?
– Да, отчасти… я предпочитала совершать покупки в разных заведениях. Так, знаешь ли, безопасней. Но это не все. В подобных местах можно так же отыскать и парочку жирных жертв.
– Очаровательно. И зачем ты хранила эту набитую едой и… игрушками сумку в том недостроенном здании?
– Тот недостроенный отель я разыскала специально. Я не хотела хранить все свои игрушки дома, на виду, тем более, когда мой отец собирался жить со мной под одной крышей. Но для меня то здание было не просто камерой хранения, я собиралась там… развлечься, если ты понимаешь, о чем я… но потом узнала, что здание готовится к сносу и тогда поспешила забрать оттуда свои вещи… остальное ты помнишь. Кстати, как вы обнаружили мое скромное укрытие?
– В очередной раз, ты не идеальна. Ты допустила ошибку.
– Какую еще ошибку?
– Помнишь ту женщину, что работала на входе в Бюро? Ее звали Люсинда Вергарес и ты своей обувью оставила рядом с ее телом осколки прозрачного бетона, который использовался на той стройке. Это не самый популярный строительный материал, тебя легко было вычислить.
– Обувь… черт, да… одни разочарования.
– Кристен, ну ее‑то зачем? – спросил я отчаянным голосом, вспоминая Люси. – Зачем ты вообще сунулась в наше управление? Это что, какая‑то персональная месть всем федералам или только мне…?
– Нет‑нет‑нет, Нейтан, – она протестующее помахала облаченным в перчатку указательным пальцем и, склонив голову, снисходительно улыбнулась. – Еще рано. Ты отклоняешься от плана.
– Отлично… что там дальше у тебя по плану… я весь во внимании.
– Скажи, тебя не сбило с толку, что тот пятый жирдяй‑задрот сам покончил с собой?
– Черт, я вспомнил… Нейтан…
– Имя свое вспомнил? – огрызнулась она, прекрасно понимая, о чем я.
– Нет, Нейтан Новик – твой пятый… жирдяй‑задрот. Тогда на крыше я уговаривал его не прыгать, убеждал, что мы защитим его и я отозвался о тебе… об убийце… в мужском роде. Он говорил, что сначала его связали, а затем отпустили. Я и спросил его «почему ОН это сделал», имея в виду убийцу… и Новик спрыгнул. Похоже, в его состоянии этого было достаточно, чтобы почувствовать свою беззащитность. Я убеждал его, что мы защитим его, что все будет в порядке… но на деле доказал его перепуганному сознанию, что не знаю ничего об убийце, что ничего не могу…
– Нейтан, пожалуйста, еще один вопрос. Вы сказали, что очнулись связанным. Как вам удалось освободиться?
– Никак. Меня освободили и дали шанс достойно умереть.
– Вас освободили? Почему он это сделал?
После этого вопроса Нейтан перестал рыдать и впервые повернул голову в мою сторону. От его взгляда у меня внутри все похолодело. Я сразу понял, что он только что все решил. Он мгновенно успокоился, его больше ничто не волновало, он будто достиг катарсиса.
– Вы сказали, почему он это сделал…? – еле слышно риторически спросил мой тезка. – Я был прав, вы не сможете меня защитить.
Он отвернулся от меня, снова посмотрел вперед, затем поднял голову вверх, словно желая умыться дождем в последний раз, и оторвал от края свою правую ногу.
– Да ты прям сейчас заплачешь, Нейтан, – издевательски произнесла Кристен, – тебя так сильно заботит судьба этого мерзкого домоседа? Он же и так был практически труп из‑за аневризмы. Я просто избавила его от страданий.
– Как ты вообще его нашла, если он все время сидел дома? И что еще за фокусы с принуждением к самоубийству?!
– О, это для меня вообще был счастливый случай. Подарок судьбы, я бы сказала. Я как никак преподаватель испанского по профессии, если ты забыл, и мне хотелось иметь персональный веб‑сайт, где бы я могла предлагать свои репетиторские услуги…
– Только репетиторские? Черт, Кристен, ты же со студентами работаешь, как вообще то, что ты сделала со всеми этими несчастными людьми стоит бок о бок с… а черт, это бесполезно пытаться понять.
– Ну почему же, Нейтан. В этом нет ничего сложного. В работе преподавателя есть свои минусы, это может быть изнурительно, целыми днями объяснять одно и то же. Вот я и нашла себе хорошую разрядку.
– Я уже догадался. И что дальше? Дай угадаю, ты начала искать себе веб‑программиста и наткнулась на какой‑нибудь профайл Нейтана Новика?
– Именно! Представляешь, этот мерзкий идиот решил рекламировать свои услуги, разместив свое фото чуть ли не в полный рост! Ну разве это не подарок судьбы?
– Несомненно, подарок. И ты приперлась к нему домой с полным боекомплектом?
– Да. Я установила с ним контакт в онлайне, где убедила его в необходимости личной встречи. С большой неохотой, но он все же согласился. Видел бы ты его глаза, когда он увидел меня на пороге. Тогда я осознала, что он далеко не самый общительный человек и это… я бы сказала, заинтересовало меня в нем. У меня вдруг появилась идея… растянуть себе удовольствие. Я пустила по нему заряд электричества и надежно связала на кровати…
– Постой. Объясни мне, как ты его затащила на кровать? Он же полтора центнера весил? Да и остальных жертв ты же как‑то двигала…
– Я? Ты смеешься? Тут бульдозер нужен, чтоб любого из них сдвинуть с места. Я всего лишь удачно оглушала их и помогала упасть именно на спину… у меня бы никогда не хватило сил даже на то, чтобы перевернуть с живота на спину одну из этих куч жира. С Новиком, правда, пришлось немного поимровизировать, но ничего сложного в этом не было. Ему что‑то понадобилось в спальне, я проследовала за ним… и помогла ему комфортно прилечь на кровать. Далее я уже его надежно связала и подождала его пробуждения. Сколько же было этих свинячьих визгов, когда он очнулся, – она закрыла одной рукой часть лица, словно, вспоминая какое‑то необъяснимое и неадекватное поведение Нейтана Новика, – я едва сдерживала себя, чтобы не перерезать ему глотку.
– Но что‑то помимо здравого смысла возобладало над тобой?
– Если честно, я уже была готова пустить ему кровь, но тут я среди его визга разобрала знакомые слова: смертельно болен и аневризма. Меня так же удивило, что он умолял меня не вырезать ему желудок и не посыпать едой. Я уж было подумала, что вы каким‑то образом раскрыли меня и всюду развесили мои фотографии, но потом я поняла, что он был одержим моим творчеством. Он изучил всю доступную информацию в интернете, все фотографии его предшественников и с ужасом ожидал, что однажды такое случится и с ним. Нейтан, ты вообще представляешь, насколько мизерный был шанс, что я наткнусь на такой экземпляр? Ну разве не судьба его настигла?
– Так что, мне теперь тебя вместо Кристен называть Судьбой? – ухмыльнулся я.
– Ты, конечно, можешь смеяться, но я верю и доказала на практике, что могу вершить судьбы других людей… приводить их жалкие судьбы к самому правильному финалу. Разве это не прекрасно ощущать такую власть?
– Понятия не имею.
– Вот именно, тебе не дано ощутить такое состояние. Ты лишь заложник обстоятельств. Ты настроен негативно по отношению ко мне лишь потому, что ограничен в своих взглядах. Ты даже не представляешь, что существует нечто такое, чего ты никогда не испытывал.
– Какой ужас… никогда не думал, что услышу от кого‑то подобное в свой адрес, – тихо пробормотал я себе под нос. – И… зачем же ты его отпустила?
– А ты чего от меня ждешь? Что у меня был какой‑то гениальный замысел с Новиком? Что я это месяцами продумывала?
– Я ничего не жду, Кристен. И даже не предполагаю ничего гениального в твоих замыслах. Мне просто интересно, как ты оправдываешь его полет с небоскреба.
Она на секунду злобно посмотрела на меня, будто я задел ее за живое, а затем выражение ее бледного лица сменилось почти что на обиженное. Казалось, что по ее плану я должен был с интересом обо всем расспрашивать, пытаться понять ее… а я просто безразлично поддерживал разговор. Едва ли мне уже хотелось что‑то выяснять. Да, вопросов у меня к ней оставалось много, но я все больше и больше хотел, чтобы все это, наконец, закончилось. И не важно как.
– Ну в таком случае ты не разочаруешься, – медленно произнесла она, словно испытывая боль от своего раненного эго. – Мне… мне просто захотелось… чего‑то нового. Стало интересно, смогу ли я убить кого‑то на расстоянии. Я долго пугала его и даже сделала пару надрезов на его пузе. Я добилась такого состояния, что он вот‑вот мог скончаться от испуга… от шока.
– А еще ты ему скормила клок волос предыдущей жертвы… Седжвик. На кой черт, Кристен, а главное, как?!
– Ох, Нейтан, не будем так спешить с вопросами о смысле… но вот «как»… Это было просто незабываемо, – она вдруг снисходительно засмеялась. – Я пригрозила, что убью его, если он не сожрет эти волосы. Видел бы ты эту умору, как он старался разжевать и проглотить волосы, – Кристен окончательно залилась несдерживаемым смехом.
– Ты совсем выжила из ума, – произнес я в воздух. – А как у тебя оказался… целый клок волос от Линды Седжвик? Ты же вроде более утонченно работаешь со своими жертвами, по одному волоску собираешь…
– Ой, да просто в процессе увлеклась и голыми руками случайно вырвала ей половину прически… я даже не хотела так. Но раз уж вырвала, то решила, что пригодится… и пригодилось же, – все еще весело рассказывала она.
Несколько секунд я помедлил, пытаясь совместить в голове такую непринужденную интонацию повествования с жесточайшими зверствами, о которых шла речь, но у меня так ничего и не вышло. Я решил не зацикливаться на этом и, дождавшись, когда Кристен перестанет смеяться, нарушил тишину.
– Разве… испуганные визги Новика не должны были услышать все жильцы? Что‑то никто не жаловался на посторонние звуки.
– Так я ему потом рот заклеила, он мог только мычать. Громко… но только мычать. В конечном итоге, наигравшись с ним вдоволь, когда он уже был согласен на что угодно, только бы я прекратила это… я дала ему выбор. Либо я делаю с ним здесь и сейчас то, что делала с остальными, либо он… делает бомбочку с большой высоты. На второй вариант его было убедить довольно легко. Потому что я ему детально и во всех красках объяснила, что с ним сделаю, если он не спрыгнет и к тому же убедила, что он и так сдохнет от своей аневризмы, если не сегодня так завтра.
– Прелестно. Ты прирожденный переговорщик.
– Ты не замечал, как некоторые люди относятся к смерти? Он же умер бы в обоих случаях. Я просто предлагала ему более быстрый и безболезненный вариант.
– Безболезненный?
– Ну я же не изверг, живьем его потрошить! Я всегда вначале горло перерезаю… в качестве анестезии, – после этой фразы она как‑то совсем уж по‑дьявольски улыбнулась. – Вот он бы ничего и не почувствовал… но нет же, он выбрал сам себя убить. Я совершенно не понимаю его поступка.
– Не удивительно. У тебя не возникало мысли, что он просто совершил смелый поступок? Сделал это сам, без чье‑либо помощи. Как и все в своей жизни.
– Я и говорю, что это бессмысленно. Он набрался смелости, совершил храбрый поступок, сам себя убил… и ради чего все эти мучения? Результат ведь один и тот же в конечном итоге.
– Ты само очарование.
– Ты уже, кажется, говорил, спасибо, – вновь улыбнулась она, уже менее зловещее.
– Конец у всех один и тот же. Важно лишь то, что мы испытываем до наступления этого конца. И Новик, отказавшись от твоего… милосердия… продлил себе возможность испытать что‑либо… почувствовать. Сейчас он уже ничего не чувствует.
– Значит, ты хочешь сказать, что нет никакой разницы в том, что испытывает человек до наступления своей смерти? Не важно, страдает он или счастлив? Главное, пусть живет и что‑то чувствует?
– Не совсем. Возможность что‑то испытывать, ощущать… дается нам один раз. И как только мы лишаемся этой возможности, второго шанса нам никто не дает. Я не буду спорить, что иногда лучше умереть, чем испытывать муки… но, на мой взгляд, это был не случай Новика. Ему было еще что поделать в этой жизни. Ты у него эту возможность отобрала.
– Да, его жизнь была в моих руках и я определила ее исход, не нанося ему смертельных повреждений лично, – Кристен пропустила большинство моих слов мимо ушей.
Я лишь безнадежно вздохнул и посмотрел в ее глаза. Она сделала два шага вперед и остановилась прямо под светом единственной люминесцентной лампы.
– Твои глаза, – тихо произнес я, – Новик видел их…
– Видел… я видел глаза… они мне сначала понравились, показались такими добрыми… один глаз был голубым, другой зеленым… но потом… будто что‑то вселилось в них… я не могу забыть глаза, на меня будто хищник смотрел как на маленькое беззащитное животное… Животное, которое вот‑вот станет едой для хищника! Это ужасно. Вы представляете, как лев смотрит на свою жертву, прежде чем разорвать в клочья?…
– Он заметил, что они у тебя разные. Он пытался сказать мне тогда что‑то, но я списал это на больное воображение. Что с твоими глазами?
– Гетерохромия. Такая врожденная особенность из‑за недостатка меланина. Должна сказать, что мне даже повезло с ней. Знаешь, днем одеваешь на один глаз голубую линзу и ходишь с голубыми глазами, а во время творчества снимаешь линзу. И если бы меня кто‑то увидел вблизи за работой, то где‑нибудь в полицейском участке он в первую очередь стал бы описывать мои разноцветные глаза…
– Что сразу сбивает с толку…
– Именно так.
– Тебе и в правду повезло. А твой… твой отец знает о твоих увлечениях?
– Смеешься? Нет, конечно. Я даже сделала все, чтобы скрыть от него не только смерть Стиви, но и всех остальных.
– Это я заметил. Как тебе это удалось? Ведь о твоем… творчестве трубят на каждом углу.
– С его прогрессирующим Альцгеймером это оказалось не сложно. Я, конечно, люблю своего папочку и за многое ему благодарна, но некоторых вещей ему лучше не знать, потому что, как и ты, он меня не поймет. Он и так не любитель телевидения, он предпочитает только читать древнюю литературу, так что его не сложно было изолировать от общества, а со Стиви они мое творчество никогда не обсуждали.
– Ну и что дальше по твоему плану? Люсинда Вергарес? Ты наверняка уже забыла кто это, так что я напомню тебе, что это наша охранница на входе в Бюро. Я знал ее лично и сейчас мне действительно интересно, что, черт возьми, она тебе сделала? Или это какая‑то личная месть?
– Ой, Нейтан, я тебя умоляю, какая еще месть?! Я просто разнюхивала о вашей деятельности относительно себя. Знаешь, в чем был плюс твоего разбитого усталого истощенного депрессивного состояния во время наших разговоров? – она выдержала паузу. – Ты не следил за своими вещами!