– Что… что это значит?
– Это фото с конференции по нейропсихологии в Калифорнийском университете Лос‑Анджелеса, агент Стиллер. Если вы обратите внимание на правый нижний угол, то заметите точную дату и время, когда было сделано фото.
– Двадцать шестое сентября, восемь часов вечера.
– Агент Стиллер, вы читали отчет о вскрытии второй жертвы – Алана Ричардсона? Когда его убили?
– Двадцать шестого сентября, – начал вспоминать я недавно вновь изученные отчеты, – в отчете было сказано, что убийство произошло между семью и восемью часами вечера…
– Вы помните имя судмедэксперта, установившего время смерти на месте преступления?
– Джим Сим… Симмонс.
– Да, это был он. И если вы сомневаетесь в подлинности этого фото, то точно такое же фото можно найти на сайте Калифорнийского университета с такой же датой, а большинство участников конференции знает меня лично и каждый из них может подтвердить, что в момент убийства Алана Ричардсона я выступал с докладом.
– Но вы… вы же… – мой взгляд недоуменно метался от Штайблиха к фотографии.
Доказательство Дитера Штайблиха являлось неопровержимым. Конечно, мне следовало так же зайти на сайт университета, чтобы удостовериться в подлинности фото на все сто процентов и я собирался это сделать… но я понимал, что он не лжет. В этом не было смысла.
В тот же момент я всем своим нутром, словно по инерции отказывался верить очевидному факту: в момент убийства Алана Ричардсона в Лос‑Анджелесе, Дитер Штайблих находился далеко от места преступления, занятый совершенно безобидным и общественно полезным занятием. Он никак не мог быть причастен ко второму убийству, а если верно это, то никакая логика не докажет, что Дитер Штайблих виновен в остальных шести убийствах.
|
|
Все мои догадки, все мысли о расследовании разваливались на глазах, вгоняя меня в состояние абсолютной беспомощности. Изначально все казалось таким логичным, в редкие моменты я даже поражался своей сообразительности. Казалось, что один я способен думать и видеть всю суть вещей, а все остальные были слепы. Один вышедший из‑под контроля обезумевший специальный агент Лос‑Анджелесского управления должен был отвечать за зверскую часть убийств, сея хаос. Судмедэксперт все того же управления с огромным опытом за плечами выглядел мозгом этого дуэта, координирующим все действия и, возможно, добавляющим к убийствам некую частичку себя – порядок.
Но все оказалось совсем не так. Первый подозреваемый оказался разочарованным в жизни человеком, ставшим на отчаянный путь. А второй… второй, похоже, неожиданно стал для меня тем, кто вытащил мое заблудшее в иллюзиях сознание в банальный мир реальности.
– Я понимаю, агент Стиллер, – заговорил судмедэксперт, после того, как дал мне несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, – прощаться со своими иллюзиями, в которые вы так свято верили, весьма сложно и болезненно. Но посмотрите в лицо фактам и отбросьте ненужные эмоции. Подумайте головой, агент Стиллер.
– Вы приехали из Лос‑Анджелеса как раз перед убийствами Горэма и Седжвик, у вас есть все необходимые навыки, чтобы заметать следы, вы… несколько минут назад вы говори о таких вещах… да вы и ведете себя странно всегда.
– Я знаю. И я не беру своих слов обратно, агент Стиллер. Нравится нам это или нет, но только ужасные события заставляют нас обратить внимание на то, что действительно важно. Частично, я благодарен убийце за то, что он сделал. Я даже могу признать, что считаю убийство лучшим решением проблем в определенном случае. Но я никогда не брал на себя такую ответственность и никогда не возьму.
|
|
– Вы… вначале вы упомянули, что… уже знали, что вас это настигнет вновь… что… что вы имели в виду?
– У меня специфическая внешность, для меня это не секрет. Испуганное воображение людей может придумать массу не относящихся к действительности вещей. Ваши обвинения в мой адрес – яркий тому пример. К тому же в последние годы я переживаю не лучший период своей жизни и это сказывается на моем желании общаться с людьми. Однажды меня уже пытались обвинить в убийстве. У меня нет желания вдаваться в подробности, но основными аргументами были слова: «подозрительно» и «совпадение». Обвинял меня детектив Лос‑Анджелесской полиции. Это было шестнадцать лет назад.
– Вас удивляет, что люди к вам так относятся? Вы для большинства выглядите… необычным… загадочным.
– Меня удивляет, что люди имеют наглость выдвигать беспочвенные обвинения. Это все тоже невежество. В послевоенное время из‑за невежества, породившего массу предрассудков, моего деда – Вольфганга Штайблиха обвинили в фашизме и линчевали. А он был всего лишь бедным фермером, не причинившем за свою жизнь вреда ни одному живому существу.
– Тогда вы впервые и осознали всю опасность невежества?
– Думаю, что да. Мне было пять лет и уже тогда я понимал, что если бы убийцами моего деда руководил не страх, а здравый смысл, то его бы и не убили. Это убийство послужило главным катализатором решения моего отца об эмиграции от всех этих предрассудков как можно дальше, в Лос‑Анжелес.
|
|
Отдав фотографию Штайблиху, я сделал пару шагов назад, а затем устало облокотился на свободный железный стол и, понурив голову, отрешенно уставился на тело Брэндана.
– Я… я не знаю, что вам сказать, – почти шепотом я с трудом выдавил из себя слова. – Я упрекал своих самых доверенных сотрудников в том, что они слепы и не хотят посмотреть правде в глаза. Я… начинаю вспоминать… перед тем как попасть под обломки здания… я открыто обвинял вас перед Дэвидом и…
– Мне не нужны извинения, агент Стиллер, – Штайблих спрятал фотографию обратно в свой чемодан и посмотрел на меня едва ли не жалобным взглядом. – Они для меня ничего не значат. Лучше освободитесь на мгновение от эмоций и подумайте как следует головой. Найдите того, кто действительно ответственен за серию убийств. Возможно, этот человек и заставил своими действиями людей задуматься, но он наверняка этого не осознает и потому не остановится. Если его не остановить, то он многих лишит возможности исправиться, начать думать своей головой.
– Но я не знаю… у меня закончились варианты… и у нас нет ни одной значимой улики.
– Может, они есть, но вы были настолько ослеплены своими иллюзиями, что не замечали их. Подумайте над этим. Загляните дальше своего носа.
– У меня… есть некоторые мысли, но я их… боюсь.
– Значит, вам придется набраться смелости и признать действительность такой, какая она есть.
Я едва заметно горько усмехнулся наставлениям Дитера Штайблиха.
– Дитер, у меня еще один вопрос к вам… может вам это покажется странным, но… какого цвета ваши глаза?
Судмедэксперт к моему очередному удивлению выразил своим лицом искреннее недоумение от вопроса, а затем переместился под концентрированный свет ламп над железным столом с телом.
– Серые, – ответил он и под ярким светом, падающим на его морщинистое бледное лицо, наглядно доказал это.
Глава 3
Гудок… Второй гудок… Третий гудок…
Лифт поднимал меня из подвального помещения здания Бюро и я, удерживая смартфон возле уха, бездумно слушал звуки из динамика. Мне явно нужна была помощь. Свободной рукой я держался за ручку в лифте и чувствовал, как у меня начинают подкашиваться ноги. Я уже не боролся, я ждал момента, когда упаду где‑нибудь посреди коридора или хуже того, улицы, и сам уже буду не в состоянии подняться. И на этот раз наверняка так и случится.
Я был опустошен. Внутри меня не было более ничего такого, что удерживало бы меня на ногах. Несколько дней назад у меня были физические силы, но они давно меня покинули. С тех пор меня держала на плаву лишь моя убежденность в своей правоте и огромное желание довести все это безумие до конца.
Но теперь у меня не осталось ничего. Ни физических сил, ни мотивации. Казалось, что это тупик. Окончательный и бесповоротный тупик, из которого нет ни малейшей возможности выбраться. Осознание такого положения уничтожало любые порывы двигаться вперед. Некуда было больше двигаться.
Металлические двери лифта разъехались в стороны и я, тяжело перебирая ногами, направился к выходу из Бюро, продолжая слушать монотонные гудки смартфона. Райан Фокс все так же не отвечал и потому я бросил попытки дозвониться до него, мысленно обругав своего напарника за то, что когда мне действительно нужна его помощь – его нет. Медленно хромая к выходу по опустевшей в такое позднее время обширной приемной ФБР, я остановился возле одного из свободных компьютеров и уселся за клавиатуру. Набрав запрос в поисковике, я отыскал сайт Калифорнийского университета в Лос‑Анджелесе и стал читать последние новости. Отмотав сводки университетской жизни до двадцать шестого сентября, я обнаружил знакомую фотографию с конференции по нейропсихологии с точной датой и временем.
Удостоверившись в очевидном, я с трудом поднялся из кресла, предварительно едва не свалившись с него, и продолжил свой путь к выходу из Бюро. Добравшись до прозрачных дверей из армированного стекла, я обнаружил, что на улице начался сильнейший ливень. Я гневно чертыхнулся на давно не чтивший меня своим присутствием дождь, достал смартфон и вновь начал названивать Райану. После очередных нескольких безрезультатных попыток дозвониться до него, я сделал вывод, что он осуществил мою мечту – лег спать. И я вызвал такси.
Желтая машина довольно быстро подъехала и остановилась у подножия ступенек метрах в десяти от входа. Под проливным дождем я неуклюже похромал вниз по широким ступенькам, промокая насквозь под беспощадным потоком воды, льющимся с черного ночного неба. К тому моменту, как я запрыгнул на заднее сиденье такси, я уже ощущал себя так, словно искупался в одном из холодных заливов Нью‑Йорка. Было холодно, меня охватил легкий озноб, прокатившийся сковывающим импульсом по всему телу. Но холодный природный душ так же оказал на меня ободряющее воздействие, заставляя немного собраться с мыслями.
Назвав таксисту адрес, я опустошенно уставился в окно, наблюдая за мелькающим под машиной асфальтом. Сначала это была обычная серая дорога, затем на глаза все чаще стали попадаться большие лужи и в конечном итоге дороги города окончательно превратились в целые реки дождя. Огни города продолжали освещать улицы, но залитые водой тротуары были практически пусты. В какой‑то момент такси остановилось на красный свет и впереди по тротуару быстро перебежал дорогу мужчина с собакой. Он держал в руках небольшой зонт и, выставив его впереди себя, пытался укрыть от дождя не свою голову, а резво бегущую впереди него собаку. В отражении зеркала заднего вида я заметил улыбку водителя, проводящего взглядом эту парочку.
Загорелся зеленый свет светофора и машина плавно тронулась с места. Я немного приподнял взгляд и теперь бездумно смотрел сквозь окно такси на одинокие машины, неспешно плывущие по асфальту. Такси завернуло за угол, а затем долго ехало по прямой, никуда не сворачивая. Проезжая очередной перекресток, я заметил впереди по правой стороне улицы укрывшегося в темном переулке за мусорным баком бездомного. И машина остановилась.
Я оглянулся по сторонам и понял, что не заметил, как быстро пролетело время. Машина уже стояла точно под моим подъездом. Рассчитавшись с таксистом, я неохотно выкарабкался из машины под жестокий холодный ливень. Теперь я стоял рядом со своим домом и смотрел в переулок на бездомного. Внутри меня тускло горело желание помочь ему. Мне захотелось подойти к нему и… не знаю, дать денег, отвести в свой подъезд, чтобы он не мок под дождем, может, просто дать какую‑то одежду, но…
Купаясь в бесконечном потоке дождя, я посмотрел на отделяющую меня от бездомного реку и попытался сделать шаг вперед, но осознал, что с большой вероятностью я не дойду даже до середины. Отчаянно понурив голову, я попятился назад и похромал в свой подъезд. Внутри меня ожидало спасение от дождя, но так же поджидало и испытание в виде долгого подъема наверх.
Ступив одной ногой на ступеньку, ведущую на второй этаж, я заметил горящую кнопку вызова лифта. Я сделал шаг назад и с удивлением обнаружил, что за время моего отсутствия лифт починили. Искренне обрадовавшись такому положению дел, я нажал на кнопку и двери тут же разъехались в стороны. Зайдя внутрь кабины, я уставился на два ряда кнопок с номерами этажей и, немного подумав, ткнул в тринадцатый этаж.
Пока лифт поднимался, у меня в голове неожиданно и хаотично стали всплывать последние слова Дитера Штайблиха. Заглянуть дальше своего носа… распрощаться с иллюзиями… признать действительность такой, какая она есть… подумать головой…
Я достал смартфон и в очередной раз предпринял попытку дозвониться Райану. Все‑таки было кое‑что еще, что меня мучило, но я по‑настоящему боялся об этом даже думать. А вот Райан, напротив, не боялся и всячески подстрекал меня к этому. Может, я и вправду был настолько слеп, что не видел дальше своего носа? Так это или нет, сам я был уже не в состоянии что‑то исправлять и потому хотел развязать руки Райану, чтобы он кое‑что проверил.
Однако Райан все так же не отвечал и гудки в динамике смартфона бесконечно тянулись, не давая никакого результата. Двери лифта раскрылись, я спрятал смартфон в карман пиджака и побрел по темному коридору, изредка освещаемому тусклыми лампочками. Я брел среди одинаковых дверей ярко‑зеленой расцветки и, поглядывая себе под ноги, наблюдал за своим размытым силуэтом, мутно отражающимся в блестящем полу.
Добравшись до квартиры с номером двенадцать, я постучал в дверь, а затем опомнился и поглядел на свои наручные часы. Они показывали 23:05. Я поздно осознал свой поступок, но деваться уже было некуда. Через несколько секунд дверь отворилась и облаченная в обтягивающий черный джинсовый костюм Кристен уставилась на меня ошарашенным взглядом.
– Не… Нейтан, ты… – она явно была озадачена моим жутким внешним видом, – что с тоб…
– Я чуть не застрелил невинного человека, – неожиданно для самого себя произнес я, виновато понурив голову.
– Что, опять…? Ой… прости, я не это имела в виду, я не хотела…
– Да все в порядке, ты права… это чем‑то похоже на то, что я сделал пять лет назад… но в этот раз все обошлось полюбовно… невиновных я не убивал… ну то есть…
Я пошатнулся, хватаясь рукой за откос.
– Нейтан! – Кристен попыталась осторожно поддержать меня за мокрый пиджак. – Ты же еле на ногах держишься. Давай, зайди внутрь.
Сопротивляться я не стал, так как подсознательно именно ради такого предложения сюда и пришел.
– Ты прости, что я так поздно… и в таком виде, – я осторожно переступил порог, держась за стену, и оказался в квартире Кристен, – я просто… я не знаю, куда мне еще пойти… все так…
На полуслове я буквально рухнул на небольшой стул в прихожей и обеими руками закрыл мокрое от дождя лицо.
– Нейтан, ты… что с тобой? – настороженно спросила Кристен.
– Ну… как я уже сказал, я чуть было не пристрелил невиновного человека, просто потому что считал, что это он и есть серийный убийца по прозвищу «Лос‑Анджелесский Ангел Смерти», – я тяжело вздохнул, – Кристен, я… я не знаю, в голове какой‑то бардак, я в полном отчаянии… я… последние дни я вел охоту на призраков… я… не уверен уже в том, что реально, а что нет… я больше так не могу.
– Похоже, что тебе действительно нужно отдохнуть. Ты… ты правда чуть не убил кого‑то, потому что думал, что он… ну…? – она недоверчиво покосилась на выглядывающий из‑под моего пиджака пистолет в кобуре.
– Да… до чего я докатился, – я обратил внимание на то, что Кристен была одета не совсем по‑домашнему. – Ты куда‑то собиралась сейчас?
– Я… да, мне надо тут к одной соседке зайти…
– Не поздновато?
– Она работает в ночную смену, которая в полночь начинается. Просила перед работой занести ей пару учебников для своего племянника… я ей обещала.
– А я думал, я твой единственный сосед, – устало усмехнулся я.
– Ну… ты мой самый уникальный сосед, – она выдавила из себя улыбку.
Откуда‑то из гостиной послышался шорох и из‑за угла показалось недоуменное морщинистое лицо взрослого мужчины лет шестидесяти пяти, облаченного в серый свитер и черные брюки. Для своего возраста он имел довольно густые короткие волосы, которые к тому же не успели еще полностью выцвести, и потому б о льшая часть растительности на макушке у него была черного цвета. Из‑под очков без оправы он оценил меня недоверчивым взглядом, а затем вопросительно поглядел на Кристен. В последнюю очередь я заметил, как у него едва заметно подрагивает левая рука.
– Папа, это Нейтан, – ответила Кристен на молчаливый вопрос своего отца. – Я тебе как‑то говорила о нем, он в ФБР работает, – она перевела свой взгляд на меня и кивнула в сторону отца. – Мой отец – Джозеф.
– Рад знакомству, сэр, – кивнул я.
– Нейтан, значит, – подозрительно произнес он и остановился передо мной, оценивая осторожным взглядом, – тоже связал свою жизнь с этой проклятой работой?
– Да, сэр. Верность, смелость, честность… кажется в таком порядке.
Джозеф снисходительно усмехнулся, мимолетно переглянувшись со своей дочерью.
– Сынок, ты извини за такую откровенность, но ты сейчас выглядишь как кусок дерьма.
– Ну папа! – воскликнула Кристен.
– Спасибо, сэр. Я это знаю.
– Видишь, Кристи? – Джозеф немного устало и в тот же момент с улыбкой на лице поглядел на Кристен. – Он это и сам знает. Ну чего расселся, проходи в гостиную раз пришел, мы тебе чего‑нибудь нальем. Расскажешь мне, чем сейчас живет управление с самым большим бюджетом в стране.
Он пригласительно кивнул и скрылся в гостиной. Я следом вопросительно уставился на Кристен.
– Только не удивляйся, если он тебе будет говорить о каких‑нибудь несуразицах, – тихо и мрачно произнесла она, – с тех пор как он перебрался в Нью‑Йорк, его состояние ухудшилось. У него мысли начинают спутываться.
– Не волнуйся, я его понимаю, у меня сейчас то же самое. Ты надолго?
– Я… нет, не думаю. Отдам учебники и вернусь к вам.
– Слушай, извини, что я… вот так… без предупреждения, мне просто…
– Хватит уже, – улыбнулась она, – все нормально. Пошли в гостиную, отец там явно тебя уже ожидает.
Благодарно кивнув, я осторожно поднялся со стула и, держась за стену, в сопровождении Кристен прошел в гостиную, где Джозеф, сидя в кресле перед небольшим деревянным столиком, наливал горячий чай. Сделав еще пару тяжелых шагов, я осторожно присел в одно из больших белых кресел.
– Только не грузи сильно Нейтана своими рассказами, – Кристен произнесла последнее наставление, одарила взглядом меня и своего отца, а затем, подхватив свою сумочку, удалилась из гостиной.
– Разберемся, – буркнул Джозеф вдогонку, – ни о чем не волнуйся.
Скрытая от моих глаз дверь захлопнулась и мы остались вдвоем. Я покрутил головой по сторонам и оценил квартиру Кристен, которая по планировке была идентична моей, но все же отличалась иной, более светлой расцветкой и новой мебелью. Несмотря на недавний переезд, ничто из окружения не выдавало нового жильца. Вокруг было убрано и все предметы, вроде различных сувениров и книг были бережно расставлены по своим местам, создавая атмосферу абсолютной гармонии.
– Ну так, кто тебя так отделал? Что за ублюдок? – спросил Джозеф, подвигая чашку с чаем ко мне.
Скрипя суставами и морщась от боли, я наклонился вперед и взял горячую чашку в руки. Сделав небольшой глоток, я безмятежно посмотрел в пол, едва улавливая звуки тарабанящего в окна ливня.
– Да их в последнее время много развелось, сэр. И каждый последующий… на голову превосходит предыдущего… буквально и фигурально.
– Тебе так только кажется, выродков хватало во все времена. Никогда не забуду, как будучи еще зеленым юнцом, столкнулся с Джорджем… нет… не Джорджем. Как же его звали… ах, да, с Гейбом… Гейбом Кроуфордом. Мне тогда было двадцать шесть, я был простым аналитиком… и к тому же очень наивным. А Гейб был здоровенным шкафом, которого невозможно было бы обойти даже на безлюдной улице.
– Хотите сказать, у него был… лишний вес? – нахмурился я и незаметно вытянул из кармана смартфон.
– Нет‑нет. Он не был жирным, он был накачанным.
Пока Джозеф рассказывал, мне в голову пришла одна идея и я вновь вспомнил о Райане, который мог бы проверить кое‑что для меня. Звонить ему я не стал, а вместо этого набрал и отправил СМС: «Райан, мать твою, когда проспишься, перезвони мне, а лучше приезжай прямо ко мне домой».
– Необъятная гора мышц, взращенных на бесчисленных стероидах, – почти что восхищаясь, продолжал отец Кристен. – Он был помешан на этом… на своей физической мощи. Он ловил кайф от ощущения, что может разорвать в клочья живого человека… чем и занимался.
– Рвал людей?
– Да, но в основном тех, кто был значительно слабее его… в разы слабее. Больше всего он предпочитал хрупких девушек. Я не хочу вспоминать обо всем, что он вытворял с ними, но заканчивалось все оторванными конечностями…
– Твою мать… да это просто… – скривился я, не зная, какое подобрать слово.
– Да уж… поверь мне, такая жестокость не поддавалась описанию. Шейн был…
– Шейн?
– Да, Шейн, а что?
– Вы сказали, что его звали Гейб…
– Гейб? – Джозеф задумался на несколько секунд, усердно штудируя содержимое своего мозга. – Нет, не Гейб… его звали Шейн, я ошибся. Так вот о чем я?
– Вы упомянули, что вы лично столкнулись с… Шейном?
– Да… черт возьми, я тогда был готов поверить во что угодно, только бы сбежать от него подальше. У меня была догадка и я решил ее проверить, по глупости не уведомив об этом начальство. По наводке я забрел в один полузаброшенный дом… и застал там Шейна… за его занятием. Черт, я думал, что обделаюсь на месте, когда увидел перед собой оторванные конечности… но я не успел.
– Шейн схватил вас?
– Да… у меня не было ни шанса. Я просто остолбенел от такой картины, а этот громила откуда‑то появился у меня за спиной и швырнул об стену с такой силой, что у меня треснул череп, – Джозеф указал пальцем в область над левым виском. – Как только я пришел в сознание, он начал меня пытать, пытаясь узнать, кто еще знает про его обитель. Я выдавал ему информацию по крупицам и тянул время до последнего… он под конец мне почти что оторвал большой палец на руке… и он бы оторвал… и не только бы палец… если бы не мой хороший друг… Алекс… который обратил внимание на некоторые заметки у меня на столе и догадался, куда я сдуру направился в одиночку.
– Он вас спас?
– Да… он и отряд спецназа. О чем я только думал, когда решился пойти туда один. Если бы не наблюдательность Алекса… то… не было бы меня… не было бы и Кристи… не было бы у меня Вивьен. – Джозеф тяжело вздохнул, помрачнел, казалось, что он вот‑вот пустит слезу. – Но это все прошлое, а прошлое никому изменить не под силу. Так ты расскажешь, что у вас в управлении творится сейчас? Кто тебя так?
– Честно говоря, сэр, я смогу вам поведать не более чем вы сами сможете узнать из телевизора или в интернете. Этот… ангел смерти… как его прозвали… такое ощущение, что я сражаюсь с призраком, – я украдкой поглядел на экран смартфона и не обнаружил там никаких ответных СМС, только время – 23:16, – я непосредственно с ним не контактирую, но при этом из‑за него стабильно обрастаю ранениями.
– Ангел смерти? Что это еще за хрень?
– Вы… вы что… новости не смотрите?
– Нет, конечно. Что там смотреть? На бесконечные речи о демократии и толерантности? Я этим дерьмом за всю жизнь насытился, работая заместителем директора. Вот и спрашиваю у тебя о том, что в действительности сейчас творится, а не то, что нам впаривают СМИ.
– А, так это у вас семейное, – я тихонько ухмыльнулся себе под нос, вспомнив, как упрекал Кристен в том, что она меня ни разу не видела в новостях. – Ну… в таком случае, сэр, вы действительно много упустили. Сейчас все только и трубят об этом… ангел смерти потрошит своих жертв и… загнал в спортзалы добрую часть населения с лишним весом.
– Не уверен, что понимаю тебя, сынок. Что именно делает этот… ангел смерти?
– На его руках семь убийств. Каждая жертва – это мужчина или женщина с довольно большой массой тела. Шестеро из семи жертв весят более сотни килограмм. Каждую свою жертву серийный убийца сначала оглушает электрошокером, а затем начинает зверски потрошить внутренности… а еще он вырывает с потрохами языки своих жертв. По завершению этой процедуры, маньяк совершает… некий ритуал… он раскладывает на жертве различные продукты питания, создавая таким образом некое… подобие искусства.
– Твою мать, ты это сейчас все серьезно? – глаза Джозефа округлились в неподдельном если не ужасе, то точно удивлении.
– Я забыл еще одну вещь, многие жертвы имеют свой порядковый номер. Убийца вырывает с потрохами их кишечники и выкладывает из него рядом с жертвой одну цифру. Конечно, в убийствах есть различия, но в целом картина примерно такая.
На какое‑то мгновение Джозеф отрешенно уставился в пол, будто пытаясь осознать все описанные мною ужасы серийных убийств. Казалось, что он мысленно перебирает все случаи, с которыми ему приходилось сталкиваться в своей практике, в надежде найти хоть что‑то подобное. Но, похоже, ничто хотя бы отдаленно похожее так и не пришло ему в голову.
– Боюсь представить, каково это было тебе воочию видеть такое… зверство, – почти шепотом выдавил он из себя после недолгих размышлений.
– Я ничего омерзительнее в жизни не видел… это… это какой‑то… хаос, – я вновь поглядел на экран своего смартфона и, не обнаружив там ничего полезного, сделал глоток чая. – Из семи жертв… двое работали в ФБР… одну из жертв я знал лично…
– Черт… двое сотрудников ФБР? И ты лично знал…? Мне жаль, сынок… увидеть такое с кем‑то, кого ты знал, – Джозеф потянулся за своей чашкой с чаем, но вдруг его рука задрожала и он передумал пить, вновь откинувшись в кресле. – Да… я и правда отстал от жизни…
– Поверьте, оно и к лучшему, сэр. Это тот случай, когда меньше знаешь – лучше спишь.
– И как успехи с поимкой этого ублюдка?
– Никак, сэр. У нас есть половина отпечатка пальца, от которого никакого толка, и на этом все значимые улики заканчиваются. Это профессионал, не оставляющий после себя никаких следов… а если такое и случается, то пользы от этих следов нам мало.
Несмотря на подрагивающие руки, Джозеф все же решился взять чашку. Сделав небольшой осторожный глоток, словно для успокоения, он вернул чашку на стол и, скрестив пальцы перед лицом, задумчиво уставился в пустоту.
– В 1988‑м, спустя четыре года после того как ДНК начали использовать в криминалистике, – медленно произнес он, будто с трудом выкапывая давние воспоминания, – мы имели дело с одним серийным убийцей, который каждой своей жертве посылал конверты с засушенными цветами. Мы пытались вычислить его целый год, но подонок был умен и подчищал за собой не хуже бригады по дезинфекции. Однако он все же попалился на собственной ДНК, которую мы нашли на этих конвертах. Тогда это был далеко не самый известный способ вычисления преступников и он явно не учел подобного фактора…
– Но у нас нет ни единого образца ДНК, сэр…
– Что, вообще ничего?
– Ничего, сэр.
Джозеф не нашел, что ответить и, разочарованно вздохнув, вновь потянулся за полупустой чашкой с чаем. Тем временем за окном неутомимо напоминал о себе сильнейший ливень. Казалось, что с каждой минутой он начинает стучать в окна все сильнее и сильнее, словно нежеланный наглый гость, который вот‑вот проникнет через стекло и зальет всю комнату холодной водой.
– Черт, живешь и не знаешь, какому ублюдку взбредет тебя убить, – Джозеф хмуро поглядел в окно, – для одних ты слишком худой, для других слишком жирный. Кому‑то не нравится твой цвет кожи, кто‑то считает, что у тебя неправильные взгляды на мир. Каждый считает, что он прав, а вокруг одни идиоты…
– Наверное, так уж мы устроены…
– Когда Кристи была маленькой, ты даже не представляешь, сколько раз я лишал ее возможности пойти погулять вечером, запрещал видеться то с теми, то с этими… И все из‑за этой работы… как представишь, что с твоим ребенком может сделать какой‑нибудь больной извращенец, то всерьез подумываешь о том, чтобы запереть свое чадо в клетке и никуда никогда не выпускать.
– Ну ей с вами все же повезло, – устало улыбнулся я, – не каждый имеет столь осведомленного родителя.
– Не уверен, что она тогда думала так же.
– Кристен… она рассказывала, что недавно пережила… что вы пережили утрату. Она когда вспоминала о своей матери, то мне иногда казалось, что она вот‑вот расплачется.
– Да, это… смерть Вивьен стала для нас обоих ударом… но для Кристи это была просто катастрофа, она ее так любила… Вивьен была всем для нее.