Глава 8
Адам
Тогда
Когда я не увидел Теодозию на следующее утро после нашего разговора о культуре ее народа, я догадался, что что-то случилось.
Что еще хуже, я понял, что ничего не могу с этим поделать.
Я не знал, где она живет, у меня не было номера ее мобильного телефона, потому что у нее его просто не было.
Я ничего о ней не знал.
Ничего.
И она была для меня кем угодно, но только не ничем.
Я начал тренировку, думая, что Тея, возможно, опаздывает и что она нырнет, пока я буду заниматься, только ничего не произошло.
Ее не было в Центре.
Совсем.
Пока я пил дерьмовый кофе, сидя за тем же столиком, за которым мы сидели вместе последние несколько дней, в голове начали вертеться глупые мысли.
Неужели Каин настроил ее против меня?
Неужели он что-то с ней сделал?
Он ненавидел меня, я это знал. Этого достаточно, чтобы навредить тому, кто мне дорог?
Я и так дошел до какого-то безумного уровня, чтобы убедить брата в том, что моя жизнь идет как обычно. Один большой круговорот из школы и тренировок. Но я ведь не показал, что Теодозия дорога мне, не так ли? Кроме того, что пялился на нее, но, черт подери, я был парнем, мы пялились. Я всегда смотрел на девушек в школе, когда они были рядом. Когда вчера мы тусовались в торговом центре с Лиамом, другом из команды по плаванию, я притворился, что запал на одну зрелую красотку. Что угодно, лишь бы пустить Каина по ложному следу.
Это было не в первый раз, когда я делал что-то необычное ради результативной тренировки. В прошлом году я готовился к полумарафону, из-за чего выходил рано утром и трусцой бежал в школу, а не ехал с Линденом, семейным водителем. Поэтому, когда я недавно сказал Каину, что подумываю заняться триатлоном (прим.: вид спорта, представляющий собой мультиспортивную гонку, состоящую из непрерывного последовательного прохождения её участниками трёх этапов: плавания, велогонки и бега), в связи с чем буду больше ездить на велосипеде, он, похоже, поверил в это.
Поэтому... он не мог ничем навредить Теодозии, не так ли?
Черт возьми, он не знал о ней. Однако она была девушкой, которая не была им очарована. Это что-то значило для психов вроде моего брата.
Допивая остатки остывающего кофе, я смирился с тем, что она не придет, и вместо того, чтобы пойти в школу, направился к стойке регистрации.
Там был тот же самый человек, который зевал на меня из-за пуленепробиваемого стекла на днях, когда я покупал абонемент. Зная, что он видел меня с Теодозией вместе, я надеялся, что он даст мне какой-то ответ.
— Привет, — сказал я, чувствуя себя неловко, потому что это было безнадежным делом, но я должен был попробовать.
— Здравствуйте, — осторожно ответил парень, глядя на меня так, словно я собирался приставить к его голове пистолет, чтобы украсть выручку.
Не обращал на такое поведение внимания и сдержал раздражение.
— Не знаете ли вы, почему Теодозия не пришла сегодня?
— Откуда мне знать? — ответил он, нахмурившись и, достав платок, шумно высморкался.
В этом жесте чувствовался странный вызов, словно он сморкался не в платок, а на мое лицо. Ненормальный.
— Я знаю, что она ходит сюда каждый день. Мне интересно, почему она не пришла сегодня.
Парень пожал плечами.
— Это невозможно узнать.
— У нее нет мобильного телефона, поэтому у меня нет ее номера. Указала ли она какой-нибудь номер телефона в своих документах?
— Указала, — это был полезный ответ, пока он его не испортил: — но я не могу его вам дать.
— Ничего страшного, — быстро сказал я. — Но не можете ли вы позвонить и просто убедиться, что с ней все в порядке?
Еще один вздох, за которым последовала еще одна прочистка носа — этот парень был отвратителен.
— Нет. Это против правил.
Я сжал губы и опустил подбородок. Не имея другого выхода, кроме как смириться с тем, что не узнаю, заболела ли Теодозия, пока завтра утром не вернусь в бассейн, я направился к своему велосипеду.
Перспектива ждать целых двадцать четыре часа, чтобы узнать, в порядке ли она, грызла меня изнутри.
А через три дня моих внутренностей практически не осталось.
В отсутствие Теи я тренировался еще усерднее, потребляя меньше еды, чем раньше, но каждое утро я упорно приходил в бассейн, и каждый раз что-то внутри меня умирало, когда она не появлялась.
Теодозия меня избегала?
Мудаки, которые здесь работали, ни хрена мне не говорили.
Я снял пару сотен с банковского счета, который открыли мои родители, чтобы я мог покупать вещи для школы, и хотя мне придется отчитываться за них позже, оно того стоило — у меня появился телефон. Теперь мне как-то нужно было отдать его Теодозии, чтобы такой ситуации больше не повторялось.
Потому что я отказывался верить в то, что Тея игнорировала меня.
Я просто не мог с этим справиться.
После пяти дней отсутствия контактов уровень отчаяния, который я чувствовал, граничил с безумием. Это также злило. Я не понимал, что, черт возьми, со мной происходит, но чувствовал себя перевозбужденным. Подавленным. Яростным и возмущенным.
В любом случае это было нездорово, и мой гнев был направлен на Теодозию за то, что она заставляла меня проходить через такое, но это не помешало мне приходить в бассейн еще два дня подряд.
Я пообещал себе, что после недели отсутствия контактов я все прекращу. Перестану приходить, перестану ждать. У меня уже было три «опоздания» (прим.: в американских школах три опоздания на урок приравниваются к одному прогулу, отрабатывать который могут заставить в выходной день) за то, что я появлялся в школе в последнюю минуту перед звонком. Хотя мама практически распяла меня на кресте за это, мне было все равно.
Ничего не имело значения.
Ничего, кроме боли внутри и пронизывающего до костей холода, который я чувствовал все время, когда не был в воде, и без кучи свитеров и футболок мне всегда было чертовски холодно. А поскольку стояла теплая весна, то я выглядел странно в свитерах, которые смотрелись бы уместнее в середине зимы.
Я был брошен и должен был это признать. Мысль, что Теодозия избегала меня, убивала, и поэтому, черт подери, когда через восемь дней после того последнего раза я увидел ее, то метал гром и молнии, полный гнева, боли и гребаной радости от ее присутствия.
Но гнев и обида улеглись в ту же секунду, как только я увидел ее.
Она болела.
Боже, она все еще выглядела больной.
Сбитый с толку, я остановился у дверей. Наш обычный распорядок состоял в том, чтобы встречаться в бассейне, а не в холле Центра.
Почему она не приходила плавать?
Неужели пришла сюда только для того, чтобы сказать, чтобы я убирался к черту из ее жизни?
Я нерешительно топтался на месте, не зная, смогу ли справиться, но затем Теодозия увидела меня, и я едва не упал на колени, когда наши глаза встретились.
Ж а ра, который наполнил меня, было достаточно, чтобы дни холода навсегда остались в памяти. Теодозия вздрогнула, как будто тоже его почувствовала, и это непроизвольное движение заставило меня сдвинуться с места.
Подойдя, я опустился на колени рядом с ней.
— Где, черт возьми, ты была? — выдохнул я, но она услышала боль, почувствовала беспокойство и потянулась, чтобы обхватить ладонями мои щеки.
— Я-я болела.
Мои глаза расширились, но быстрый взгляд, подтвердил то, о чем я подумал ранее — она выглядела болезненной и бледной. Мне пришлось удержать себя от того, чтобы не упасть в ее объятия, потому что, господи, это было хорошо.
— Тебе лучше? — хрипло спросил я.
Теодозия слабо пожала плечами. Устало. И ее руки упали с моих щек, будто она была слишком измотана, чтобы их удерживать.
— Не совсем. Но я знала, что ты будешь волноваться. — Она на секунду замолчала. — Я пыталась прийти раньше. Честно, — прошептала она.
Мое сердце билось в горле, но я принял недосказанность, — ощущая беспокойство? скорее откровенный ужас — просто кивком. Я ни за что не собирался говорить, что чувствовал, будто схожу с ума, не имея с ней связи.
Теодозия бы решила, что я спятил, и теперь, когда я, наконец, увидел ее, не хотелось ее напугать, потому что если бы она подумала, что я странный или навязчивый, то, возможно, на самом деле стала бы меня избегать. А я был не согласен потерять связь с ней. Не смог бы обойтись без этого.
Господи, что, черт возьми, со мной не так?
Взяв ее руку в свою, я повернулся и опустил рюкзак на пол.
Теодозия нахмурилась, глядя на то, как я одной рукой пытаюсь расстегнуть молнию.
— Используй обе руки, — пробормотала она, но мои пальцы сами собой крепче сжали ее руку.
Я не отпущу ее.
Пока нет.
Черта с два.
Было неудобно, пока Теодозия не прижала свободную руку к сумке и не помогла мне. Когда я вытащил телефон, новый, все еще с защитной пленкой, она посмотрела на него, затем на меня и протянула ладонь.
— Спасибо, — пробормотала она, и я прерывисто вздохнул с облегчением.
— Никаких споров?
Я вроде как ожидал, что придется заставить ее взять его, но на шестой день, чувствуя себя на грани нервного срыва, я должен был действовать. Должен был сделать что-то упреждающее, и купить ей телефон казалось правильным решением. Когда все разрешится, я надеялся, что такая ситуация больше не повторится.
— Никаких споров, — подтвердила Теодозия. Снова задрожав, пробормотала: — Мне действительно нужно вернуться в постель. Я просто... Это первый день, когда я смогла встать и прийти к тебе.
В моей голове творилась полная неразбериха. Я ощущал радость от того, что был рядом и одновременно пребывал в ужасе от того, что Теодозия была вынуждена пройти весь этот путь, чтобы добраться до меня. Но еще я чувствовал облегчение.
Какофонию чувств смогла заглушить только тяжелая пульсация моего сердца.
— Тебе холодно? — спросил я, не зная, что заставило спросить об этом, но мне просто нужно было знать.
Она вздрогнула.
— Да. Уже неделю.
Это было безумием. Возможно, холод, который я чувствовал, был связан с ней?
Нет.
Это было невозможно.
Верно?
Но ничего из этого не казалось возможным. Может, я действительно сходил с ума?
Впрочем, это не мешало мне заботиться о ней, изучать ее.
— Я знаю, что тебе нужно вернуться домой, и я отвезу тебя туда. У меня есть деньги на такси. Но я хочу, чтобы ты вошла в бассейн.
Она покачала головой.
— Нет, Адам, — слабо прошептала она, — у меня нет сил.
— Тебе не обязательно плавать. Правда. Просто, пожалуйста, зайди в воду.
Под глазами Теи залегли глубокие тени, а взгляд казался затравленным, даже когда она смотрела на меня с благоговением, которое невозможно было подделать.
Мне не нравилось то, что нам придется расстаться для того, чтобы она смогла войти в женскую раздевалку, но я был полон решимости затащить ее в воду.
Я не понимал, что, черт возьми, происходит, но каким-то образом знал, что она почувствует себя лучше, как только окажется в бассейне, потому что это произошло со мной. Еще я чувствовал себя лучше, когда принимал душ.
Протянув руку, я погладил большим пальцем ее впалую щеку. Теодозия и так была худощавой с рельефными от тренировок мышцами, но теперь? У нее не было ни грамма лишнего веса.
Я хотел заботиться о ней, хотел наполнить её желудок едой, но мои возможности были ограничены.
Тея прерывисто вздохнула и пробормотала:
— Я скучаю по бассейну.
Зная, как она любит плавать, я прекрасно понимал, как она скучала по плаванию после недели вынужденного отсутствия.
— Просто не торопись. Не переодевайся слишком быстро.
— Я не взяла купальник, — пробормотала она.
— Я могу купить один в здешнем магазине.
Она вздрогнула.
— Ты слишком много тратишь на меня.
— Я бы потратил еще больше, если бы мог, — искренне ответил я, подчеркивая каждое слово.
Наши взгляды встретились, и глубина тоски по ней коснулась моих костей.
Это было похоже на упыря, который словно цеплялся за меня, призрака, которого я не видел, но мог только чувствовать.
Неделя измотала меня, вывернула наизнанку, превратила в рваный беспорядок, но сейчас? Здесь? Я мог дышать.
И мне нужно было о ней заботиться.
Нужно было, чтобы она почувствовала себя лучше.
Это желание внутри меня было настолько сильным, что заставило подняться на ноги и направиться к парню за стойкой, мысли о котором перескочили с того, что он просто охренительно странный к тому, что я чувствую ненависть к нему за то, что он отказывался мне помочь.
— Мне нужен купальник, — потребовал я, доставая из кармана несколько купюр.
Он шмыгнул носом, еще раз высморкался — да сколько же соплей в голове у этого ублюдка? — а затем вышел из своей пуленепробиваемой кабинки и направился к стеклянному прилавку-витрине с теми немногими предметами, которые продавались в Центре.
Здесь можно было купить обычные вещи, ничего вычурного — беруши, очки, купальники и вспомогательные плавательные средства.
Как только я разглядел все, то понял, что именно нужно Тее, поэтому, указав на пенопластовую плавательную доску, сказал:
— Я возьму еще и ее, пожалуйста.
Достав одну, парень повернулся, взглянул на Теодозию, посмотрев на нее так, что я стиснул зубы, а затем потянулся за купальником.
— «М» подойдет?
Понятия не имею. Мне она казалась маленькой, но довольно высокой, сильной, даже если в данный момент была тоньше, чем мне хотелось бы.
— Тея? — позвал я, стараясь говорить не слишком громко, чтобы не тревожить ее.
Она посмотрела на меня, и взгляд ее глаз был теплым. Я впервые так назвал ее вслух, но это казалось правильным. Ее звали Теодозия, но мы пошли дальше этого. Я хотел называть ее именем, которое принадлежало только мне.
— Да?
— «М» подойдет?
Она взглянула на купальник в руках дежурного и кивнула.
Я добавил еще немного денег за доску, отметив, что в моем бумажнике еще оставалось сто долларов, которых как раз хватит на такси до ее дома и до моей школы.
Вернувшись, я отдал ей купальник.
— Позволь мне помочь тебе подняться.
— Если я не смогу стоять самостоятельно, то не уверена, что мне стоит заходить в воду, — шутливо сказала Тея, своим невозмутимым юмором стараясь поддержать меня.
— Я буду рядом, чтобы помочь тебе. — Подавшись, я поцеловал ее в лоб. — Я всегда буду рядом.
Теодозия вздохнула, и это глубоко проникло в меня.
Поскольку я мог бы просидеть так весь день, рядом, но все же недостаточно близко, я взял ее за руки и помог подняться на ноги. Подведя к коридору, ведущему к раздевалке, я посоветовал:
— Не торопись, чтобы не упасть.
Тея фыркнула.
— Постараюсь выполнить твою просьбу.
— Посмотрим, как ты с этим справишься, — ответил я и улыбнулся, смотря, как она идет по коридору.
Когда Тея зашла в свою раздевалку я, наконец, отвел взгляд и быстро пошел в мужскую. Оказавшись внутри, я переоделся и помчался в бассейн, бросив купленную мною плавательную доску в конце дорожки, которой Тея любила пользоваться, а затем подошел к выходу из женской раздевалки, который находился в противоположном конце помещения.
Я стоял и ждал, а когда Тея появилась в коридоре у детского бассейна, я оглянулся и, убедившись, что в помещении никого нет, кроме спасателя, разговаривающего по телефону, прошел туда.
Обняв Тею за талию, я помог ей пройти через неглубокий бассейн.
В ту же секунду, когда ее ноги коснулись воды, Тея, вздохнув, прошептала:
— Так куда лучше.
— Правда?
Меня наполнило облегчение.
Когда мы вошли в зону основного бассейна, я осторожно помог ей сесть на бортик.
Когда ноги Теи погрузились в воду, она улыбнулась и без моей помощи нырнула.
В то мгновение, когда она полностью ушла под воду, мое сердце заколотилось, и я прыгнул за ней следом. Схватив доску, я подтолкнул ее к Тее, как только она всплыла, и она, схватившись за пенопласт, тут же поплыла, работая в воде ногами.
— Последнюю пару дней это было единственным местом, где мне удавалось согреться, — признался я. — Я подумал, что, возможно, ты почувствуешь тоже самое.
Она нахмурилась.
— Почему? Ты заболел гриппом?
Я склонил голову набок.
— Нет. Просто мне все время было холодно.
Тея закусила нижнюю губу и отвела взгляд. Последнее заставило меня нахмуриться.
— Луиза, дочь моих приемных родителей, едва не умерла.
— Теперь она в порядке?
Тея покачала головой.
— Нет. Но ей стало лучше. Ее перевели в хоспис. С тех пор в доме творится что-то странное. Эмма и Джон большую часть времени проводят с Луизой.
Это означало, что Тея заболела и справлялась с этим сама.
При этой мысли у меня сжалось горло.
— Я-я могу приехать сегодня вечером.
— Тебе не нужно этого делать.
— Нужно.
— Ты не можешь. Это будет нечестно — Эмма и Джон никогда не позволяли мне приводить гостей. Я не хочу заставлять их нервничать...
— Эти последние несколько дней были ужасными, Тея, — перебил ее я. — Я скучал по тебе.
Ее взгляд смягчился.
— Я тоже скучала по тебе. — Вздохнув, она стала болтать в воде ногами. — Ты прав, в воде я почувствовала себя лучше.
Я улыбнулся.
— Я рад. Просто расслабься. Я не хочу, чтобы ты проплыла сотню дистанций, просто… не знаю, почувствуй воду.
Она улыбнулась, и мрачность предыдущих мгновений исчезла.
— Спасибо, Адам.
— За что?
— За тебя, такого как ты есть.
Уголки моих губ приподнялись.
— Я ничего не могу сделать, кроме как быть собой.
— Неправда. — Крепко ухватившись за пенопласт, Тея приподнялась на нем. — Если я скажу тебе кое-что, пообещай не волноваться.
После прошедшей недели я знал, что такое волнение. Черт. Ничего из того, что она скажет, не может вызвать во мне худшей реакции, чем ее исчезновение.
Я дотронулся до руки Теи, наслаждаясь близостью и ощущая ее своими пальцами.
— Обещаю, что не буду.
Что ж, я могу сдержать это обещание, пока она не скажет, что переезжает. Я знал, что ее приемная семья брала детей только ради пособия, которое компенсировало потерянную заработную плату матери и позволяло ухаживать за больной дочерью.
Эта возможность внезапно показалась реальной, и меня охватил страх, даже когда Тея заговорила.
— В моей семье у нас есть дары.
— Дары? — Я почувствовал облегчение — речь не шла о переезде. — Ты имеешь в виду плавание?
Ее взгляд метнулся ко мне.
— Нет. Но мне кажется, что это тоже дар, хотя, в большей степени скорее результат тренировки. Я плавала с детства. Мы ездили по всей стране, посещали конюшни для скаковых лошадей. — На ее губах появилась улыбка. — Однажды мы провели долгое время в одном месте в Кентукки. Там была река. Папа учил меня плавать. После, когда он умер, и мама тоже, я вернулась к бабушке. Она подталкивала мне к плаванью, что я и делала. На какое-то время это стало всем, что меня заботило.
Печальное прошлое Теи пробудило во мне желание наполнить ее будущее счастьем, но я мог сделать это только в том случае, если она позволит мне.
Последние восемь дней наглядно это продемонстрировали.
— Это позволило тебе не терять связи с ним?
— Да, но еще это помогло мне забыть. — Тея грустно улыбнулась. — Он был хорошим папой, но не лучшим мужем. В нашем мире насилие не является чем-то необычным, и у мамы часто были синяки. Когда я увидела это, то поняла, что должна быть хорошей девочкой, чтобы мне давали возможность поплавать. Это было время, когда мне не нужно было постоянно беспокоиться о своем поведении. После его смерти плавание превратилось в механизм преодоления трудностей. Но я говорила не о плавании. Это то, что передавалось по маминой линии. Не знаю, у всех ли рома или только у Кинкейдов, но у нас есть дары. Мама поразительно обращалась с лошадьми. Она была вроде заклинательницы, и папа использовал это в своих делах. Поначалу, думаю, он ревновал. К ее навыкам. Мужчины единственные, кто работает в наших семьях, не женщины, но он нуждался в ней. Особенно с норовистыми лошадьми. Именно они приносили больше всего денег.
Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что произошло.
— Ты говорила, что он упал с лошади, верно?
Она кивнула.
— Да. Это был жеребец, которого владелец конюшни в Кентукки хотел «усмирить». Тот не позволял никому подходить близко, чтобы просто дотронуться, не говоря уже о том, чтобы оседлать. Папа имел репутацию, основанную на способностях мамы. Итак, он вошел туда, пытаясь быть мужчиной с большой буквы, и приложил к этому все усилия. Мама не смогла жить без него. Она была слабой.
В этом утверждении было так много неправильного, что я не знал, с чего начать. Вместо этого я просто уставился на Тею, и когда она посмотрела на меня, на ее губах появилась слабая улыбка.
— Все в порядке, Адам. Я перестала оплакивать ее слабость уже очень давно.
— Если это было ее способностью, — нерешительно начал я, решив, что было бы разумно немного сменить тему, — то какая у тебя?
— Я получила свой дар от бабушки. Я могу читать ауры, и через них могу делать другие вещи.
Мои глаза загорелись. Я знал, что то, что она говорила, было безумием, но это также имело смысл.
— Вот как ты узнала, что Каин...
Она фыркнула.
— Зло? Да. Еще я знала, что он солгал насчет своего имени. — Тея отвела глаза. — Я знаю, что все это странно, и ты не обязан мне верить…
— Может, да, может, нет. В любом случае, я знаю, что ты можешь видеть за дерьмом Каина то, что никто другой не видит. Он всех очаровал. Наших родителей, учителей, тренеров… Всех. Кроме тебя. — Потянувшись к ее руке, я переплел наши пальцы. — Тея, что еще ты можешь делать?
Какое-то время она просто смотрела на меня, и у меня возникло ощущение, что она пытается решить, быть ли со мной откровенной или нет. Я так сильно хотел, чтобы она мне доверяла, задаваясь вопросом, что говорит ей моя аура, но Тее понадобилось время, чтобы прочитать ее.
Затем, медленно, она открыла двери своей души и впустила меня.
— Раньше бабушка могла лечить. Не то чтобы это были чудодейственные исцеления, она могла облегчить боль и тому подобное. У нее были исцеляющие руки.
Разинув рот, я просто смотрел на нее.
Поморщившись, Тея пробормотала:
— Я знаю, что это звучит безумно. Как ты думаешь, мне комфортно говорить тебе правду?
Я только моргнул.
Еще одно фырканье подсказало, что она взволнована, но Тея продолжила:
— Когда вернулась домой на прошлой неделе, я знала, что Луиза умирает. Это было больше, чем ее аура. Какое-то ощущение во всем доме.
Она вздрогнула, и я автоматически обнял ее вместе с доской и притянул к себе. Тея, выпустив доску из рук, обвила ногами мои бедра, прижимаясь ко мне. В этот момент я был ближе всего к раю и к аду за всю свою жизнь.
— Это было ужасно, — прошептала она, и я почувствовал вину за то, что был таким бесчувственным, когда Тея явно была расстроена. — Я ощущала такое только однажды — в больничной палате бабушки. Никогда этого не забуду... Мама Луизы уже оплакивала ее. Словно Эмма тоже знала, что ее дочь близка к концу. Ее боль ранила меня. Эмма хороший человек. Она бросила все, чтобы заботиться о своей дочери, и остается рядом с ней, постоянно собирает информацию, ищет лекарства, ответы, способы ей помочь. Они ездили по всей стране, посещали разных специалистов. Она борется за свою дочь.
В отличие от мамы Теи.
Эти слова остались невысказанными.
— Я слышала ее боль, чувствовала и пыталась помочь.
Когда Тея замолчала, я прочитал между строк.
— Ты исцелила ее?
Она покачала головой.
— Нет. Сначала я подумала, что убила ее. Думаю, я дала ей еще немного времени. Облегчила ее страдания. На самом деле ненамного, судя по тому, как это нокаутировало меня.
— Ты потеряла сознание? — спросил я, мой голос стал хриплым при мысли о том, что она справилась со всем этим в одиночку.
— Да. Это был не грипп или летняя простуда. Это было исцеление. Когда ты отдаешь себя, всегда есть цена. — Тея ущипнула себя за переносицу и нос. — А вот то, что ты тоже почувствовал холод, говорит о том, что я уже и так знала.
— Что?
Я не знал, почему не считаю все это сумасшествием. Возможно потому, что мне нравился сериал «Сверхъестественное»? То есть, я не хотел быть Винчестером, но их дерьмо было крутым. Бывшая подсадила меня на этот сериал, и с тех пор я остаюсь его ярым фанатом.
Тайным фанатом, конечно же. Иначе Каин никогда бы не позволил мне узнать, чем все закончилось.
— Еще один дар, уникальный для нашей семьи, это то, что мы знаем, кто является нашей второй половинкой. Мы называем их нашими джило.
Слово закрепилось внутри меня, подтверждая правильность ее заявления. Не было нужды волноваться, не тогда, когда это объясняло безумную панику, которую я испытывал с момента нашей последней встречи.
— Я могу в это поверить, — хрипло сказал я, посмотрев на наши все еще сцепленные руки.
— Можешь?
Она сжала мои пальцы.
— Конечно. Из всего, что ты мне рассказала, это имеет наибольший смысл.
Улыбка тронула ее губы.
— Очень мило, что ты такой просвещенный.
Поколебавшись долю секунды, я опустил подбородок и коснулся своими губами ее.
— Я бы хотел сказать, что являюсь просвещенным парнем, но после недели без тебя только это может объяснить то, через что я прошел.
Страдание отразилось на ее лице.
— Мне очень жаль, Адам.
— Ты не хотела, чтобы я через это проходил. — Я втянул воздух. — Но что бы ты ни делала, пожалуйста, постарайся больше не повторять такой ситуации.
— Никогда, — поклялась она. — Теперь у меня есть твой телефон.
— Мой номер написан внутри коробки. Звони. В любое время. По любой причине. Поняла?
— Такой властный.
Я рассмеялся, внезапно почувствовав, что мне тепло, впервые за всю неделю.
— Пытаюсь.
Глава 9
Тея
Тогда
— Что в тебе такого, что так зацепило его?
В следующую секунду после того, как услышала этот голос, я поняла, что это не Адам.
Я должна была сразу понять, что что-то не так: странно, что Адам не ждал меня возле раздевалки, как обычно.
Вместо этого я нашла его в кафетерии за нашим обычным столиком, но не придала этому значения, а просто поспешила сесть с ним рядом. И только теперь, когда устроилась, я кое-что поняла.
Его аура.
Я не видела ее.
Потирая лоб и задаваясь вопросом, почему это произошло, и как я смогла узнать, кто это, даже без подсказывающей мне ауры.
— Каин, как не приятно видеть тебя.
— Ты действительно можешь различить нас? — ответил он, склонив голову набок и изучая меня, словно я была бабочкой в стеклянной рамке. Словно он пытался понять, к какому виду я принадлежу, и определить, что со мной не так.
— Да, могу.
— Как? Даже родители не видят между нами разницы.
Ни одна пара близнецов не была настолько идентичной, чтобы родители не могли отличить их друг от друга…
— Уверена, что для этого ты кое-что предпринял.
Каин прищурился.
— Что, черт возьми это значит?
— Это значит, — медленно начала я, — что они не могут различить вас потому, что ты постоянно меняешь личности.
— Что? Ты думаешь, это своего рода ловушка для родителей? — усмехнулся он.
— Никогда бы не подумала, что ты фанат Линдси Лохан (прим.: отсылка к фильму «Ловушка для родителей» — американской семейной комедии режиссёра Нэнси Мейерс с Деннисом Куэйдом, Наташей Ричардсон и Линдси Лохан в главных ролях). Особенно, той, которая была маленькой девочкой, — парировала я.
Каин скривил рот.
— Брат настроил тебя против меня.
— Неужели? — я иронично приподняла бровь, потянувшись за яблоком и, откусив кусочек, пробормотала: — Насколько я знаю, он ничего подобного не делал.
— Тогда почему я тебе не нравлюсь? — недовольно спросил Каин.
— А должен ли? Я почти тебя не знаю.
Он покачал головой.
— Я всем нравлюсь.
— Очень в этом сомневаюсь, — ответила я, жуя яблоко. — Что ты здесь делаешь?
— За последнюю неделю распорядок дня Адама изменился. И последние восемь дней он вел себя странно. Мне стало любопытно.
— Ты следил за ним? — Каин пожал плечами, и я нахмурилась. — Это нормальное поведение между родными братьями и сестрами?
— Я беспокоюсь о нем.
Так я тебе и поверила.
— Ну, конечно, раз ты так говоришь. И тебя беспокоит его благополучие теперь, когда ты знаешь, что он тренируется здесь каждое утро?
— Меня это не беспокоит, но, уверен, что маму — да. Она возлагает на нас большие надежды, — последовал ответ, и это было таким скользким и хитрым, прозвучало так притворно, что мне захотелось ударить его по лицу.
— Ну, я уверена, что Адам делает именно то, что она хочет...
— Есть несколько способов заставить маму гордиться. Едва ли ты из тех девушек, с которыми она хотела бы, чтобы мы общались.
— Правда? Что со мной не так? Слишком бедная для вашей семьи?
— Мама сама вышла из нищеты. Если кто и должен понять, что мы больше, чем совокупность нашего прошлого, так это она, — прорычал Адам, сердито прерывая наш разговор.