— Нет.
С другой стороны двери раздался вздох, который я почувствовала глубоко внутри себя.
— Не будь такой сложной, Тея.
Мои ноздри гневно раздулись. Сложной? Он думал, что это я была сложной? Адаму чертовски повезло, что я была такой спокойной.
Любая другая женщина пожелала бы ему попасть в ад. А я? Я продолжала с ним общаться.
Боже, возможно, я была дурой. Или так, или это просто проклятье.
— Я не хочу говорить с тобой. Мне нужно сосредоточиться.
— Ты можешь сосредоточиться на этом.
— И что ты собираешься сделать, чтобы мне стало лучше? Смыть все мои заботы? — усмехнулась я, поднявшись, наконец, на ноги, потому что больше не было смысла пытаться расслабиться. Не тогда, когда Адам был снаружи.
Я знала, что настойчивость, по которой он изо дня в день приходил ко мне в общественный центр Хоквейл, была той чертой, которой он не лишился со временем.
Адам мог оставаться за дверью до тех пор, пока вернувшаяся Лори не впустила бы его — случайно или намеренно, потому что она знала, что у меня чувства к нему, и, вероятно, подумала бы, что, впустив его, сделает мне одолжение.
Чувствуя себя загнанной в угол и ненавидя это состояние, я свернула коврик, сунула его подмышку и направилась к двери.
Я не хотела впускать Адама, но он бы не ушел и, черт, я хотела его видеть.Словно наркоман. Если бы я могла просто взглянуть на него, то внутри почувствовала бы себя лучше.
Да, я знала, что больна.
От этого яда не существует противоядия.
Я рывком открыла дверь, сердито глядя на Адама, и почувствовала электрический удар, когда наши взгляды встретились.
Несколько секунд никто из нас ничего не говорил.
Говорить было нечего.
Даже спустя пять лет, связь между нами оставалась как никогда сильной. Она стала даже более мощной. Вероятно, потому, что мы отрицали ее и делали это годами.
Тем не менее, я злилась на Адама. До сих пор чертовски злилась на то, как именно мы разошлись в последний раз, перед фиаско с Чарльзом Линденом.
— Чего ты хочешь? — раздраженно спросила я.
— Это ты сделала?
— Что сделала? — нахмурилась я.
Повернув телефон ко мне экраном, Адам показал фотографию, которая одновременно вызывала у меня улыбку и тошноту — фотографию, которую обсуждала Рейчел в раздевалке перед соревнованием...
— Несмотря на то, что ты, вероятно, хочешь взвалить на меня больше грехов, чем на самого Люцифера, нет, это не я сделала так, что фотография стала такой популярной, — ответила я, вздернув подбородок.
Увидев этот снимок снова, я перенеслась в тот момент, когда шла поздравить семью в день первого соревнования, после которого была награждена своей первой золотой медалью.
Анны и Роберта уже не было, они через толпу ушли к машине, а мы с Адамом просто стояли и смотрели друг на друга.
То, что мы часто делали, когда были рядом.
Кто-то сделал снимок, и каждый раз, когда я выигрывала золото, он появлялся в «Твиттере».
Большинство подобных вещей обычно не вызывало во мне особой реакции, потому что эти люди ничего для меня не значили.
И если это делало меня ужасным человеком, то так тому и быть.
Как я могла догадаться, для Адама было все иначе. Наши с ним личные ситуации были разными.
— Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться, — пробормотал Адам, не сводя глаз с экрана. Затем с мольбой в голосе, которая меня удивила, он спросил: — Мы всегда так смотрим друг на друга?
Его тон заставил меня задуматься, надеется ли он, что мы действительно так смотрим друг на друга.
— Думаю, да, — прошептала я, сбитая с толку.
— Почему ты так думаешь?
Вечно анализирующий.
— Потому что я это чувствую. Ты тоже. Я просто удивлена, что это так хорошо видно на камеру. — И продолжила, внезапно ставшим хриплым голосом: — Ты же знаешь кто ты для меня. Убегаешь ли ты от этого или нет, ты это знаешь.
— Не я это начал, Тея. Это ты отказалась от нас.
— Это ты поменял коней на переправе, — прорычала я, и хотя это ничего не меняло, я не смогла удержаться от язвительного замечания: — Ты бросил меня еще до того, как у нас появился шанс на большее.
— Прошло много времени с тех пор, как ты считала меня чем-то большим, чем занозой в заднице, — выдавил он, сузив глаза.
— Потому что так и есть,— устало пожала я плечами. — Я не понимаю тебя, Адам. Не знаю, почему между нами все пошло не так. У нас было одно замечательное лето, а потом все изменилось.
— Случилась жизнь.
— Да, я знаю. Я все еще разбираюсь с ее последствиями.
— А я разве нет? — Адам вздохнул и ущипнул себя за переносицу. — Бл*ть, я ненавижу Каина.
— По-прежнему?
— Конечно. Он влияет на нас каждый день, независимо от того хотим ли мы думать о том, что это из-за него или нет.
— Я не думаю о нем, — ответила, поджав губы. Я отказывалась это делать.
— Не думаешь? Как ты можешь не думать?
— Потому что то, что он сделал, повлияло на мою жизнь. — Некоторые могут сказать, что Каин разрушил ее. — И я не доставлю ему удовольствия думать о нем. Это даст ему слишком много власти, а он ее не заслуживает.
Покачав головой, Адам прислонился к дверному косяку, нахмурив брови.
— Я скучаю по тебе, — прошептал он.
Хотя это разбило мне сердце, я напомнила себе, что имею в своей команде ярлык Снежной королевы.
— Ты никогда ей не скажешь, ― парировала.
— Я сделал выбор, принял решение, которое не могу отменить.
— Я просила тебя об этом? — крикнула я, мое тело напряглось от его самонадеянности. Если на то пошло, то это я была тем, кто умалил себя, кто превратился в лицемера, когда дело касалось его.
Я не была обманщицей, но Адам сделал из меня лгунью.
— Нет. Но…
— Но что? — Я издевательски рассмеялась. — К этому времени ты должен был уже ее бросить.
— Все сложно, — отрезал он.
— А разве когда-то было иначе? — выплюнула я.
Гнев вспыхнул во мне, яростно бушуя. Я так сильно хотела его ударить. Врезать. Причинить ему боль. Чтобы Адам страдал так же, как я.
Но тогда я была бы не лучше своего отца.
И поскольку не могла причинить ему вреда, я захлопнула дверь перед его носом.
— Уходи. Ненавижу тебя! — выкрикнула я, прижавшись лбом к двери.
Мои слова были пропитаны слезами, и, блядь, я ненавидела себя за это, как и за все остальное дерьмо, которое заставляло меня производить наш яд.
— Я ненавижу тебя, — повторила, чувствуя внутри себя мучительную агонию.
Но собственные страдания показывали, что я не ненавижу Адама. Конечно, мои слова ненависти доказывали обратное, но я не могла сказать ничего другого.
Сделать ничего другого.
— Тея, — прошептал Адам, и его голос прозвучал так близко, что у меня возникло ощущение, что он тоже уперся лбом в дверь.
— Нет. Ты не имеешь права так поступать со мной. — Я вытерла нос тыльной стороной ладони. — Почему ты здесь, Адам? Какая польза от твоего приезда сюда? Я пытаюсь оставаться спокойной к завтрашним соревнованиям, стараюсь не волноваться, а ты беспокоишь меня. Пускаешь все мои старания под откос.
— Ты знаешь, что я не хотел этого.
— Разве нет? Ты обвиняешь меня в том, что фотография стала вирусной. Как бы я вообще смогла это сделать? Все, что я сделала, это посмотрела на тебя. И ты посмотрел в ответ. Разве это преступление?
— Я скучаю по тебе, — повторил он.
— У тебя нет права скучать по мне, — отрезала я, закрыв глаза, когда боль от этих слов пронзила меня.
— Я люблю тебя.
— Ты выбрал ее.
— Я не выбирал ее, — возразил он. — Я выбрал…
— Ты выбрал ее, — отрезала я, отказываясь слышать обратное. — Я должна была знать, что тебе нельзя доверять. Должна была понять, что твои слова были ложью.
— Я не лгал тебе, — зашипел он.
— Нет? — Я сжала губы, и именно это меня разозлило, потому что мне было больно, и желание ответить ему тем же наполнило меня. — В тот день, когда Каин подошел ко мне в бассейне, я искренне думала, что это ты. Ты это знал?
Из него вырвался резкий вздох.
— Я бы никогда не причинил тебе вреда.
— Нет? Что ж, в этом-то вся ирония, Адам. Каждый проклятый день ты причиняешь мне больше боли, чем Каин. А теперь убирайся.
Мое сердце колотилось так громко, что я не слышала звука шагов, когда Адам уходил по коридору. Глаза наполнились непролитыми слезами, и я,отшатнувшись от двери, рухнула на кровать Лори и закрыла лицо руками.
Я знала, что значит быть одной. Я была такой с тех пор, как Адам сказал «Да» другой женщине. С тех пор, как он выбрал Марию Лопес вместо меня. И я буду такой всю оставшуюся жизнь, потому что если не могла доверять Адаму, то кому бы смогла?
Если я по собственному выбору не могла иметь Адама, то зачем беспокоиться о том, кто никогда не смог бы с ним соревноваться?
Часть меня хотела плакать, чтобы выпустить свои эмоции, но не могла. Адам был одновременно источником моей боли и лекарством.
Я надавила пальцами на глаза, желая почувствовать боль, нуждаясь в ней. Что-то в Адаме всегда заставляло меня чувствовать себя так, поэтому я знала, что вместе мы токсичны — проклятие в действии, несмотря на то, что я изо всех сил старалась держаться от него подальше.
Услышав слабый шорох, я вздрогнула и, посмотрев в сторону входа, увидела, как открывается входная дверь.
Разинув рот, я уставилась на Адама, стоящего в дверном проеме, а он,стиснув зубы, смотрел на меня.
Я не испугалась, даже не рассердилась на это вторжение.
Честно говоря, я не знала, что чувствовала.
Шок? Конечно. Раздражение? Определенно.
Вскочила на ноги, отказываясь лежать на кровати, и так выглядя униженной, словно пряталась.
Я не была такой.
Все в этом мужчине причиняло боль, но почему-то нам было легче дышать, когда мы были вместе.
— Где ты взял ключ-карту? — спросила я, вонзив ногти в ладони.
— Лори.
Я стиснула зубы. Черт, подруга создавала неудобства. Лори прожужжала мне все уши об этой вирусной фотографии после того, как та стала набирать популярность, поэтому я точно знала, почему она дала ему ключ-карту.
— Тебя не должно быть здесь, — прошептала я, проведя рукой по лицу.
— Почему? Кто сказал, что меня не должно здесь быть?
— Я. Мир.
— Я позабочусь о первом. И мне плевать на последнее.
Когда я смотрела на Адама, на его чисто мужскую красоту, мое сердце и что-то еще начало биться.
Бл*ть.
Просто бл*ть.
Затем, после первоначального всплеска, я почувствовала, как биение моего сердца начало замедляться, словно кровь в жилах каким-то образом загустилась желанием. Господи, может ли страсть вызвать сердечный приступ?
Я так не думала, но если бы это было возможно, то при нашем невезении это, вероятно, случилось бы прямо здесь. Прямо сейчас.
Сильно закусила нижнюю губу, желая причинить себе боль, потому что это был единственный способ бороться с этим.
Бороться с ним.
Мне нужно было напоминание.
Нужно было помнить, почему это не может сработать.
Адам не первый раз приходил ко мне, и я знала, чего он хотел, стоя у входа, как сейчас. Словно владел гребаной землей под своими ногами.
Мне нужно было прогнать его, Боже, я знала, что должна, но это было словно...
Почему я должна отказывать себе?
Почему не заслуживаю того удовольствия, которое мог доставить мне только он?
Я вздрогнула при одной мысли, что Адам вызвал во мне, и он увидел это.
Конечно.
— Я хочу попробовать тебя на вкус, — прохрипел он.
— Ты не имеешь права.
— Ты моя, — неумолимо продолжил он, заставляя меня поверить в то, что он просто будет стоять там и объяснять, почему это должно происходить, пока я не соглашусь.
Я всегда это делала.
Хотя знала, что не должна.
Вот так, мысль о запрете, о том, насколько глупо, безумно происходящее, заставила мою киску пылать от нужды.
Я дернулась, сжав свои бедра, и, поскольку на мне были только пара алых штанов для йоги и кремовая майка на тонких бретельках, Адам увидел это.
Ублюдок.
И он ухмыльнулся.
Подонок.
— Ты хочешь меня так же, как я хочу тебя, — пробормотал он, опустив руку вниз и сжав свой член.
Это был тот Адам, которого я знала. Не тот, кто стоял за запертой дверью и шептал о своих чувствах.
Он брал.
Он утверждал.
И иногда я ненавидела его за это.
В остальное время за это я любила его. Бл*ть, я просто любила его.
Этот мужчина есть и всегда был моим.
Только в такие моменты мне разрешалось заявлять свои права. Чтобы забыть о его жене, моем проклятии и правилах игры.
Игры, которую он всегда доводил до ума.
Когда Адам потянул молнию на ширинке вниз, я с силой вдавила язык в нёбо. Адам был самонадеянным болваном, но он правильно меня понял. Мне хотелось стонать при виде его длинного толстого члена, а не бить коленом по яйцам, как он того заслуживал. Господи, я хотела больше, чем просто стонать от картинки передо мной. Я хотела, чтобы этот красивый член был в моих руках, во рту. Его вкус на моем языке, ощущение на коже.
Я хотела, чтобы он был внутри меня. Горячий, обжигающий, толстый. Клеймо, которое будет напоминать мне о нашей связи.
— Я не пойду к тебе, — сказала, когда он провел пару раз рукой вверх и вниз по своему члену, и я увидела на головке каплю предсемени.
— Но ты ведь придешь вместе со мной, правда?
— Забавная игра слов. Как оригинально, — прищурилась я, глядя на него.
Адам ухмыльнулся и, выглядя, как ни странно, величественно, стал подходить ко мне.
Он не остановился до тех пор, пока мы не оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, и, держа одной рукой свой член, резко поднял вверх другую, и я знала, что произойдет.
Всегда так делал.
Протянув руку ко мне, Адам схватил меня за шею и притянул к себе. Я позволила это, потому что хотела, чтобы он это сделал, потому что мне нравилось, что он должен сделать ход. Адам знал, что я не подойду к нему, поэтому всегда делал первый шаг, и только тогда я позволяла ему взять меня. Это был глупый вопрос чести, но я должна была иметь хоть какое-то достоинство, не так ли?
И, черт, если в наши дни это считалось достоинством, то мир действительно сошел с ума.
Его рот приблизился к моему, горячие губы нежно прижались к моим мягким губам. Затем он провел языком по нежным изгибам, поглаживая их до тех пор, пока я не приоткрыла губы, ахнув от нервных импульсов, которые оживил во мне. Потом, как я и думала, он ворвался в мой рот, и я растворилась в нем.
Будучи во мне, потираясь своим языком о мой, Адам крал мое дыхание, отнимал у меня каждую каплю воздуха.
Дрожа, я позволила своим рукам подняться, чтобы обхватить его плечи, и нежно сжала его. Не для успокоения, а для собственного удовольствия. Просто чтобы прикоснуться. Чувствовать его тактильно.
У меня было разрешение, полная свобода действий обнимать его и ласкать, как никогда в моей жизни, и это было хорошо.
Черт, это было так хорошо...
— Неужели это помешает твоему настрою на завтра? — прошептал он мне в рот.
Внезапность вопроса заставила меня заморгать.
— Ч-что? — прошептала я в ответ, заикаясь, потому что не была уверена, что понимаю, о чем, черт возьми, он говорит.
Это было похоже на предложение рая, и я остановилась, не дойдя до него.
Я подавила стон, когда Адам легко поцеловал мои губы и прижался к моему лбу своим.
— Скажи мне остановиться, и я остановлюсь. Не хочу забивать тебе голову, когда ты должна оставаться сконцентрированной для завтрашнего заплыва
— Если тебя это так волнует, то зачем ты вообще приехал? — прохрипела я.
— Меня волнует, меня это так сильно волнует, что ты мне не поверишь, если я озвучу это тебе, — сказал он. — Но я эгоистичный ублюдок. Я должен был увидеть тебя перед отъездом.
Мои глаза расширились.
— Ты уезжаешь?
— Да. Иного выбора нет.
Мое сердце заколотилось в груди, и я ненавидела то, что не имела права спрашивать, почему. Сказать ему остаться. Что Адам должен был остаться на мое последнее соревнование. У меня вообще не было прав.
— Поцелуй меня, — прошептала я и закрыла глаза, чтобы избежать этих мыслей.
Это был единственный ответ, который я могла дать.
Издав стон, он впился в мои губы неистовым поцелуем. Это был тот Адам, которого я любила. Он мог быть ослом, холодным и бесчувственным, что буквально заставляло меня кипеть, но еще он мог быть внимательным. Адам мог остановиться, даже если был близок к тому, чтобы добиться своего, и спросить, полностью ли я сосредоточена на происходящем между нами.
Я любила его за это.
Но ему нечего было бояться, потому что я была полностью сосредоточена на нас. Всегда. Не считая, конечно, импровизированных исцелений. И единственный способ быть завтра сосредоточенной на соревновании, это чтобы Адам трахнул меня сегодня.
Иначе я стала бы думать о том, что могло бы случиться, и последнее, что было нужно, это ворочаться всю ночь.
Мои руки обхватили его задницу, а пальцы впились в напряженные мышцы. Адам был стройным и гибким, поджарым и твердым, и в моих ладонях он чувствовался чертовски потрясающе.
Адам зарычал, когда его член потерся о мой живот, шелковистое ощущение моих штанов для йоги заставило его подавить стон. Наклонившись, он поцеловал мое обнаженное плечо.
— Ты пахнешь невероятно, — прошептал он.
— Я пахну потом. — Ради бога, я просто занималась йогой.
— Нет. Ты пахнешь как моя. — Покачал он головой, проводя носом по моей шее.
Затем Адам, черт, удивил меня, толкая вперед, пока я не уперлась спиной в стену. Он прижал меня не к кровати, а к стене.
Со стоном я позволила стянуть с себя штаны и трусики, и мне было все до лампочки, когда он закинул мою ногу себе на бедро.
Адам потерся членом о мои складочки, и когда он встретился с моим жаром, я издала протяжный стон. Влажная головка скользила по расплавленным горячим тканям плоти, которая нуждалась в нем с таким же голодом, как и он во мне.
Я стала покачивать тазом вперед и назад навстречу Адаму. Несмотря на то, что он едва касался меня, во мне возникла небольшая волна освобождения, и я издала короткий резкий крик.
— Бл*ть, — выдохнул Адам мне в горло, посасывая и облизывая кожу.
Меня не волновало, что эти отметины, скорее всего, будут видны в прямом эфире международного телевидения. Мне просто нравилось его посасывание и давление.
Член Адама касался моего клитора, и у меня не оставалась иного выбора, кроме как откинуть голову назад и позволить ощущениям омывать меня подобно реке, вышедшей из берегов.
Когда он вошел в меня до упора, я даже не сопротивлялась. Просто использовала угол напротив стены, чтобы поднять вторую ногу и взобраться на моего мужчину как гребаная обезьяна.
Адам легко удерживал меня, и теперь, когда я была в его объятиях, он начал медленно толкаться во мне.
Приглушенный крик сорвался с моих губ, когда Адам прокладывал свой путь домой, и его тяжелого дыхания, его коротких проклятий возле уха было достаточно, чтобы мое сердце снова начало биться.
Его рот лихорадочно скользил по моей коже, отчего жар пробегал вверх и вниз по позвоночнику. Адам пробовал меня, упивался мной, позволяя своим губам путешествовать, не переставая шептать, по моему горлу и вверх до подбородка и челюсти, не останавливаясь, пока все мои нервные окончания не вспыхнули, и его рот не соединился с моим в поцелуе.
Трахая меня, Адам погружал свой язык в мой рот в такт каждому своему движению.
Сначала его толчки были медленными. Позволяющими мне почувствовать, каким толстым и твердым он был, чувствовать себя наполненной им. Затем его тело вздрогнуло, и он начал ускоряться.
Это было спешно. Безумно. Мощно. Интенсивно.
Это захлестнуло меня, утопило в ощущениях, задушило в нем, и, блядь, я бы не хотела еще раз ощутить маленькую смерть (прим.: французское выражение, обозначающее оргазм).
Адам застонал, кончая, поцелуем забирая мое дыхание, и мое тело приняло его семя.
Мне нравилось ощущение его внутри меня, та шелковистая влажность, которая привязывала к нему, так как никто никогда не мог понять, настолько это казалось первобытным и правильным.
Ощущение Адама, его гладкого члена, скользящего во мне, заставило меня снова взлететь. Я ахнула, а мое сердце пропустило удар, когда удовольствие охватило меня полностью. Экстаз заставил меня издать беззвучный крик, и я, проведя пальцами по его волосам, сильно вцепилась в них, вероятно, причиняя боль.
Мы стонали снова и снова, наши звуки любви и удовольствия звучали лучше, чем хор певчих, поющий осанны небесам.
Но разве не этим были наши крики страсти?
Благословением?
Когда мое удовольствие начало убывать, высоты стали отдаляться, я упала на Адама, зная, что он удержит меня, зная, что не позволит упасть реально.
В этом я могла ему доверять.
Во всем остальном нет.
И это снова и снова разбивало мне сердце даже тогда, когда он снова и снова склеивал его.
Глава 16
Тея
Тогда
Я прищурилась глядя на Роберта Рамсдена, гадая, не сниться ли мне это, потому что была почти уверена, что то, что он только что сказал, было чем-то из разряда галлюцинаций.
— Извините? — хрипло повторила я. — Вы хотите меня удочерить?
Его улыбка была натянутой.
— Мне так жаль, что мой сын заставил тебя пройти через это, Теодозия. Мы всей семьей хотим исправить ситуацию.
— Как? Почему? Вы не виноваты.
Я в замешательстве нахмурилась. И он не был.
Виноват был Каин.
Мне было стыдно за то, что мой мозг, лишенный кислорода, обвинял Адама в том, что это он причинил мне боль, Адама, который любил меня. Который нуждался во мне так же сильно, как и я в нем.
Зло Каина затопило меня, и я едва выжила.
Губы отца Адама сжались, когда он оглядел меня, лежащую на больничной койке, на которой я находилась последние семьдесят два часа, и на капельницу, которая все еще тянулась к моей руке.
— Я вырастил его. Часть вины лежит на мне, — сказал он.
Я не была уверена, что мне нравится такая логика.
— Вы хотите усыновить меня, потому что ваш сын — сумасшедший? — прямо спросила я, гадая, не шутка ли это.
Роберт вздрогнул.
— Да.
— Я не объект для благотворительности. — Возможно, у меня было больше гордости, чем здравого смысла, но, боже, этого точно никак не могло произойти.
Это было похоже на сказку, но я не верила в них и не хотела оказаться в главной роли.
Обычно, до того, как происходило «долго и счастливо», на бедную, ничего не подозревающую героиню обрушивалась целая куча бед и несчастий — я ни в коем случае не приглашала такой хаос в свою жизнь. Ну, если бы я этого уже не сделала.
— Нет, но врачи сообщили мне о некоторых... проблемах, которые у тебя возникли. С медицинской точки зрения. Я бы хотел возместить ущерб. Это меньшее, что я могу сделать.
— Вам не нужно меня удочерять, чтобы возмещать ущерб, — прохрипела я, отказываясь склонятся перед проблемами, о которых он упомянул.
Например, неожиданный отказ от приема ванны, потому что это означало оказаться в воде. Я была слишком слаба, чтобы стоя принимать душ, а это означало, что я лежала здесь, источая смрад немытого тела, потому что Теодозия Кинкейд могла быть упрямой.
Я не могла принять душ, а поэтому вынуждена просто вонять лежа в палате до тех пор, пока меня не выпишут домой.
Не сомневалась, что переживу это — у меня не было выбора. Вода была моим домом, но на данный момент выбор между ванной и душем был за мной, и я могла контролировать это.
Конечно, если бы здесь был Адам, я бы приняла душ. Мысль, чтобы быть перед ним махриме, вызывала у меня отвращение, но Адама здесь не было.
Не было с тех пор, как я пришла в себя.
Я не хотела думать о том, что это означало. Особенно после того, что произошло в Роузморе. Нехорошая сделка с его отцом?
Сказать, что я была сбита с толку, было бы преуменьшением.
— Нет, но если я это сделаю, на тебя распространится моя страховка.
Все равно это не имело смысла.
— Но вы богаты.
— Именно поэтому я остаюсь богатым.
Не знаю почему, но это меня рассмешило.
— Вы остаетесь богатым, будучи проницательным?
— Точно.
Я и сама была проницательной. Даже если бы он меня удочерил, я очень сомневалась, что страховка покроет мои расходы не связанные с плаванием. Насколько я знала, всегда была возможность отказать в выполнении обязательств по договору, не так ли?
Итак, в чем заключалась игра Роберта?
Я могла ошибаться, но все равно не означало, что я должна была доверять ему.
— Вам не нужно этого делать, — глядя на него, пробормотала я. И, говоря, я имела в виду именно это. Как можно обвинять этих родителей, если — Адам, был порядочным человеком, а Каин — нет? В каждой семье была своя паршивая овца, не так ли?
Роберт подарил мне странную улыбку.
— Я хочу это сделать. Каин одурачил всю свою семью. На его плечи легло много грехов. Если я не смогу загладить вину за них, это будет для меня тяжелым бременем. Это малое, что я могу сделать...
— Вы хотите привести меня в свою семью. Вы хотите, чтобы я жила с вами? Откуда вы знаете, что мне можно доверять? Я могу быть воровкой, например, или клептоманкой.
— Возможно, — улыбнулся он. — Я могу покрыть эти расходы, только не кради фамильное серебро — оно бесценно.
— У вас есть фамильное серебро?
Мои глаза округлились.
— Нет, — фыркнул он. — Семейное состояние сделал мой отец, и он был первым поколением.
— Это из-за вашей жены? Из-за того, что она политик? — немного обеспокоенная, предположила я.
Тяжелый вздох сказал, что я попала в цель.
— Анна восприняла это очень тяжело. Каин был ее золотым мальчиком, и в ее глазах не был способен на плохое. Все это, все его раскрытые проступки — да, это сильно ударило по нам. Особенно по ней. Ее репутация основана на семейных ценностях…
— Значит, Каин запятнал вашу честь. Как в викторианском стиле. — Возможно, это было подло с моей стороны, но я не могла удержаться от насмешки.
— Да, это так. — Роберт пожал плечами. — Вот почему она согласилась, но что касается меня, то я наблюдала за тобой на чемпионате NCSA, Тея. Ты потрясающая спортсменка, и впереди у тебя блестящее будущее. Мой сын едва не уничтожил это своей мелочностью.
— Не думаю, что Каин хотел меня убить, — пробормотала я, пригнув голову.
— Мы не знаем, чего он хотел в действительности. Не похоже, что он просто шутил, когда упер ногу тебе в спину. Если бы в тот момент не подошел тренер, Каин имел бы дело с обвинением в непредумышленном убийстве или, возможно, даже в предумышленном, — хрипло закончил Роберт, и в его глазах стоял такой ужас, что я...
Боже, помоги мне.
Я поверила ему.
В этом не было никакого смысла, потому что я не знала его, а то, что знала о нем от Адама, не добавляло ему очков, но дело было не в политическом пиаре. Речь шла не о восстановлении чести семьи.
Это было искуплением. Просто и ясно.
Роберт находился здесь, в благотворительной больнице, в часах, которые стоили больше, чем чья-нибудь операция, выглядя истощенным и усталым, расплачиваясь за свои грехи. Не только за грехи своего сына.
Поскольку я ничего не могла сказать, то не сказала ни слова, но напряглась, когда он потер рукой лицо.
— И еще эта история с Марией.
— Какая история? — Я склонила голову набок. — Ее тоже исключили?
— Адам и ты, вы друзья, верно? — спросил он, глядя на меня теплым взглядом.
Друзья? Были ли мы ими?
С тех пор, как меня приняли в его команду, мы позволяли людям думать, что это так.
Но разве это было все, чем мы были?
Я так не думала. И по тому обожанию в его глазах, когда он смотрел на меня, я понимала, что между нами ничего не изменилось, хотя по необходимости нам пришлось замедлить ход событий.
Поэтому я солгала ему. Адам хотел сохранить нашу связь в секрете, поэтому я буду держать ее в секрете.
— Да, мы друзья.
— Тогда ты скоро узнаешь. Мария беременна. Ребенком Каина. — Он сжал губы. — Ее отец ходит в ту же церковь, что и мы, и он в ярости. Адам, будучи хорошим парнем, согласился все исправить.
Я нахмурилась, столкнувшись с таким количеством информации, которую не успевала обрабатывать. Мой мозг не пострадал от длительного пребывания в воде без кислорода, но в тот момент я почувствовала, что такое может быть.
— Что вы имеете в виду, Роберт? Как Адам может все исправить, если он не имеет никакого отношения к положению Марии? — удалось выдавить из себя, когда весь мир под моими ногами внезапно пошатнулся.
— Я имею в виду то, что мы дали им разрешение пожениться. — Роберт потер шею сзади. — Не похоже, что Каин может исправить свои проступки, не так ли? Не тогда, когда он в тюрьме. Его могут судить как взрослого, и если это сделают, я понятия не имею, сколько ему дадут. — Он ущипнул себя за переносицу, а затем свесил голову, словно весь мир лежал на его плечах.
Я не могла его винить.
Почти семнадцатилетний ребенок во взрослой тюрьме?