Она никогда не боялась призраков, никогда по‑настоящему не сталкивалась с ними. Мама говорила ей, что они настоящие, что они хорошие и плохие, полезные и вредные, и что ей нужно знать об этом, если она когда‑нибудь столкнется с ними. Корвина никогда не сталкивалась, и даже не знала, верить ли маме. Все, что у нее было, это голоса.
Но что‑то в этой истории тревожило ее. Возможно, это был голос, который она услышала средь бела дня в лесу, или постоянное мерцание света в углу комнаты, где бы она ни находилась. Что‑то в этой легенде нервировало ее. Может, это сама легенда – она явно заставляла всех испытывать дискомфорт.
Несколько часов спустя она помолилась и выключила свет, все еще не успокоившись. Джейд ушла с Троем после ужина, так что Корвина закончила кое‑что для занятий и решила лечь пораньше.
Башня начала устраиваться на ночь с какими‑то стонами и скрипами. Туча летучих мышей пролетела за ее окном, направляясь куда‑то, ночные и жуткие. От слабого света снаружи по комнате поползли тени.
Что‑то заставило волосы на ее шее встрепенуться. Внезапно насторожившись, она молча легла в кровать, стараясь не шевелиться, пока ее разум пытался понять, что происходит.
Мерцание.
Она спокойно наблюдала, как в углу ее комнаты, в том самом, где она зажгла благовония, мягко замерцал дымок, раз, другой, прежде чем тени и дым заколыхались в совместном танце.
Призрачные муравьи поползли по ее обнаженным рукам.
Прижав одеяло к груди, она смотрела, как дымок принял форму и поплыл к двери. Она закрыла глаза и покачала головой.
Нет, это иллюзия света, или, возможно, ее глаза, даже ее разум играли с ней шутки.
– Найди меня, – эхом отозвался в ее голове мягкий женский голос, сопровождаемый уродливым налетом на языке и гнилостным запахом.
Сердце бешено колотилось в ушах, Корвина открыла глаза.
Угол был таким же, как и раньше, безмятежным, освещенным луной. Муравьи сбежали с ее кожи. Налет смылся с языка. Запах исчез так же быстро, как и появился. Что за голос это был?
***
Корвина встала с постели, когда первые лучи рассвета проникли в ее окна. Сон ускользал от нее всю ночь, разум крутился вокруг вопросов и теорий обо всем странном, что произошло за те несколько недель, что она провела в этом месте. Она ворочалась с боку на бок на протяжении всей ночи, не в силах расслабиться настолько, чтобы хоть на несколько минут уснуть.
Она нуждалась в воздухе.
Быстро приняв душ и надев один из своих тонких черных свитеров и длинную расклешенную темно‑бордовую юбку, Корвина оставила свои мокрые волосы сушиться естественным путём. Поправив свой хрустальный браслет, который мама сделала для нее, когда ей было четыре года, – с обсидианом, тигровым глазом, аметистом, лабрадоритом, красным гранатом, малахитом, бирюзой и лунным камнем, – она приложила его к своему пульсу, позволяя весу и теплу проникнуть в нее. Он всегда был для нее якорем, и доктор Детта сказал ей, что она может тренировать свой ум, сосредотачиваясь и успокаиваясь во время стресса. Ее мать говорила, что этот браслет для защиты и для усиления ее элементарной чувствительности. Она не знала об этом, но понимала, что от него ей становится лучше.
Надев кулон, который она сделала сама, серебряную звезду на длинной цепочке между ее грудями, вместе с колье из ленты, она надела белые сережки с перьями, и почувствовала себя готовой.
Схватив печенье, которое она взяла во время ужина, она накрасила губы темно‑бордовой помадой, соответствующей ее юбке, и взяла сумку, выходя из комнаты, оставив спящую соседку.
Спустившись по лестнице замка, она вышла на свежий, влажный утренний воздух. Темный лес манил, холод кусал ее кожу. Она не ходила в эти леса больше недели, и из‑за голоса, и потому, что в последний раз ее видели выходящей с серебристоглазым дьяволом. Но ей нужно было сходить в лес. Она не знала, почему, не могла объяснить причину этого ни за что на свете, особенно зная, что ей не следует заходить туда.
Она должна была.
Спустившись по склону, чувствуя, как ветер треплет ее мокрые волосы, она направилась влево от того места, где в прошлый раз вошла в лес, не желая вновь оказаться у озера. Листва вокруг нее сгустилась, когда замок исчез из вида за спиной.
Воздух казался тяжелее, каким‑то более зловещим с осознанием всего, что, как говорили легенды, произошло в лесу десятилетия назад. В мире существовал естественный порядок, система, которую нельзя перевернуть. Отнять жизнь неестественно, что‑то противоречащее самому основному циклу жизни и смерти. Акт такой жестокости портил энергию вокруг.
Она шла дальше, видя густую, грубую кору высоких деревьев, пышную поросль, пронизывающую небо над головой, как щепки, трещины в стекле, едва удерживающие зазубренные края, готовые кровоточить от любого прикосновения.
Она не знала, была ли она слишком чувствительна, или у нее было слишком активное воображение, или и то, и другое, но после того, как она узнала легенду, она почувствовала нечто иное в воздухе вокруг кожи. Вполне возможно, что ей это показалось. Она не знала. Ее собственный разум ненадежен.
Спустя несколько минут лес расчистился, открыв естественную тропинку к тому, что выглядело как какие‑то старинные руины. Корвина направилась к ним. Одинокая, сломанная стена камней осыпалась на землю, корни обвились вокруг нее, привязывая к недру земли.
Корвина медленно подошла к остаткам некогда высокой стены, оглядывая открытое пространство. Оно было окружено двумя каменными стенами, одна из которых с высоким арочным окном все еще оставалась нетронутой. Две другие стены полностью отсутствовали. Вместо третье стены было то, что выглядело, как сломанная горгулья, перевёрнутая в дальнем левом углу, засохший, покрытый коркой фонтан с чем‑то похожим на головы льва, кричащих в небо рядом.
Рядом с горгульей стояло дерево, не похожее ни на одно, которое она когда‑либо видела раньше. Посреди чащи это единственное дерево без листьев, его ветви были голыми, выветренными и коричневыми, они тянулись в небо в страшной, искривленной форме. Но не это заставило Корвину остановиться. Глаз, вырезанный на стволе дерева, один единственный глаз, настолько реалистичный, что казалось, будто дерево наблюдает за ней, а глаз двигается, когда она двигалась. От этого у нее мурашки побежали по коже.
Обернувшись, она остановилась у рядов грубых, непомеченных камней справа.
Могилы.
Наконец ее охватила дрожь. Карканье вороны вывело ее из транса. Она наблюдала, как ворона – не та, что была с ней у озера, эта была крупнее – уселась на один из камней.
Встряхнувшись, она улыбнулась вороне.
– Привет, – тихо произнесла она, раскрошив одно печенье в руке и оставив его на стене. – Ты не страшен? Я встретила твоего друга на днях у озера. Удивительно, но я вообще не вижу вас, ребята, в кампусе. Почему бы вам не прилететь в Университет? Это из‑за других людей? Или у вас есть гнездо в лесу, и вам нравится оставаться рядом?
Разговаривая с птицей мягким, успокаивающим тоном, она наблюдала, как он наклонил к ней голову, прежде чем отлететь к стене и склевать крошки, которые она оставила. Он поднял глаза, снова каркнул и принялся за еду. Прилетела еще одна ворона, запрыгала по стене рядом с первой и проглотила печенье.
Корвина раскрошила еще одно в руке и положила на стену, когда другая ворона, та, которую она узнала с озера по слегка изогнутому клюву, захлопала крыльями и начала есть.
– Что это за место? – размышляла она вслух, сминая в руках последнее печенье и отдавая его птицам, одна из которых забрала большой кусок между клювом и улетела, вероятно, в свое гнездо для малышей.
Отряхнув руки, она повернулась, чтобы осмотреть руины. Они были слишком старинные. Выглядели древними. Ее взгляд скользнул по окрестностям, направляясь к могилам справа и куче хлама, который она могла увидеть рядом. Заинтригованная, она подошла ближе, небо над головой было серым, почва под ногами мягкой, щупальца разросшейся травы касались ее лодыжек вместе с низким слоем тумана. Чем ближе она подходила к могилам, тем длиннее становилась трава.
Корвина оглядела камни, считая, пока ветер ласкал ее волосы.
Раз, два, три... пятнадцать.
Пятнадцать безымянных могил.
Знал ли о них Университет? Это они их здесь похоронили? И если да, то почему они не подписаны? Если только они не студенты из легенды. Могли ли они быть ими? Пятнадцать из них?
Обдумывая вопросы, терзавшие ее разум, она пересекла маленькое кладбище на другую сторону, ее глаза были прикованы к куче того, что выглядело как сломанная мебель и мусор в одной куче, сильно поврежденной стихией.
Один единственный предмет рядом с кучей привлек ее внимание, единственная вещь, скрытая в мусоре. Корвина прикоснулась, чувствуя под ладонью твердую массу, покрытую темным брезентом, который совершенно не соответствовал древнему ощущению этого места. Брезент был новым, а это означало, что он был заново сшит.
Прикусив губу в мгновение колебания, Корвина медленно двинулась вперед и протянула руку в сторону, взявшись за брезент, и потянула его вверх, открывая то, что он скрывал. Мало‑помалу он поднялся, обнажив сначала темные деревянные ножки, затем основание и, наконец, корпус того, что выглядело как старое, поврежденное пианино.
Это было пианино.
И был только один человек, которого она знала, кто бы позаботился и скрыл этот музыкальный инструмент. Это означало, что он был в этом месте, на этом кладбище и в этих руинах. Он знал об этих могилах.
Корвина глубоко вздохнула, пытаясь понять, какова его роль во всем этом. Одна из девушек, с которыми он был вместе, исчезла, другая покончила с собой, и он знал об этих могилах. Может ли он нести за них ответственность? Мог ли он действительно знать, что, черт возьми, происходит? От этой мысли по ее коже побежали мурашки.
Сглотнув, Корвина снова накинула брезент на пианино и поправила его точно так, как это было раньше. Пора возвращаться.
Она направилась к замку тем же маршрутом, что и раньше, думая обо всем, что обнаружила с тех пор, как приехала в Веренмор. Она была на полпути вверх по склону, когда почувствовала чье‑то присутствие, кроме своего собственного.
Остановившись, она обернулась, огляделась, пытаясь определить, где находятся глаза, но ничего не обнаружила. В кои‑то веки она поняла, что это не ее воображение. Волосы на затылке встали дыбом от осознания, и даже когда она продолжила подниматься, она не могла избавиться от ощущения, что кто‑то наблюдает за ней, независимо от того, сколько раз она оборачивалась, проверяя, но никого не находила.
Выйдя из леса, она направилась прямо в Академическое Крыло со своей сумкой, намереваясь вернуть некоторые книги в библиотеку.
У Веренмор была гигантская библиотека, и она имела в виду гигантскую библиотеку в подземелье. Она, наконец, отправилась туда несколько дней назад, одолжив две книги для своего задания по Экономике, и провела там весь день.
Хотя учеба интересовала ее достаточно хорошо, она иногда задавалась вопросом, что именно она делает в Университете в первую очередь. Она всегда хотела вариться в школьной среде с людьми, но никогда не была амбициозна в отношении получения степени или работы. Это новое начало, новая глава для нее, но иногда она боялась, не находится ли она здесь лишь временно, прежде чем сбежит и ей придется вернуться к жизни, которую она знала, если это не просто мост между ее прошлым и ее будущим.
Ее страсть, удовлетворение всегда определялись в простых вещах – чтение, изготовление свечей и благовоний, поиск кристаллов, единение с природой. Но в ее старом городке это стало однообразным. Она задавалась вопросом, будет ли это ощущаться так же, если она начнет все сначала где‑то еще, где‑то в новом месте. Однако именно из‑за своей матери она оказалась здесь в первую очередь.
Ее мама, Селеста Клемм, училась в колледже, когда познакомилась с отцом и забеременела. Родители дали ей выбор: сделать аборт и закончить учебу или родить ребенка и быть лишенной всего. Ее мать выбрала Корвину, оставила всё и всех вместе с отцом и устроила для них жизнь. А потом, в течение года, ее отец покончил с собой. Корвина не знала, как он выглядит. Ее мама никогда не говорила о нем. В те дни, когда она решала поговорить, Корвина была достаточно счастлива, чтобы поболтать о том, что делало ее счастливой. Ее мама любила ее, но постепенно становилась... другой. Корвина оставалась рядом с ней, потому что хотела для нее лучшего.
Это отрезвляющее напоминание, заставившее ее напрячься. Она вошла в сад перед Академическим Крылом, или то, что они называли задними лужайками, и увидела несколько студентов, уже слонявшихся вокруг до начала занятий. Несколько лиц из ее классов, которых она узнала, кивнули ей, и она ответила тем же, направляясь в библиотеку.
– Эй, необычные глазки! – громкий голос Рой раздался у нее за спиной среди последовавшего хихиканья. Она решила не обращать внимания на нее и ее компанию девушек, но у Рой были другие идеи. – Я слышала, ты занимаешься черной магией.
Какого черта?
Корвина обернулась и хмуро посмотрела на Рой, которая сидела на одном из выступов между лужайкой и коридором, одетая в джинсы, заправленные в черные ботинки, и легкий топ, играя с прядью своих волос, окружённая четырьмя другими девушками.
– А ты, Рой? – Корвина прищелкнула языком. – Я возлагала на тебя большие надежды, чем поддаваться стереотипам, потому что, следуя им, ты будешь всего лишь глупой блондинистой девкой.
Она не могла поверить, что на самом деле сказала это перед кучей людей.
Рой фыркнула, ее светлые глаза оглядели Корвину с головы до ног.
– Ну, я просто рассказываю тебе, что творит мельница слухов. По‑видимому, ты принесла в жертву животных и делала минет в лесу.
Корвина почувствовала, как из нее вырывается смех.
– Подожди, я хожу в лес, чтобы быть ведьмой или распутницей? Я в замешательстве.
Она увидела, как губы Рой приподнялись, прежде чем она смогла этого скрыть.
– Просто даю тебе знать.
Корвина долго изучала девушку, и на нее снизошло понимание. Она присматривала за ней в своей собственной дерзкой манере.
– Я ценю это, – искренне сказала она другой девушке. – Но все, что я делаю или не делаю личное, это строго мое дело.
С этими словами она повернулась и пошла в библиотеку. Библиотеки были ее утешением на протяжении всей жизни, ее самым любимым местом. Это запах, встречающий ее в первую очередь, и любимый запах старой бумаги, прежде всего потемневших книг и затхлой библиотеки. Это характерный, успокаивающий запах.
Достав книги из сумки, она положила их на стол, намереваясь отправиться в заднюю часть, чтобы найти еще. Библиотекарша, пожилая женщина с седыми волосами, морщинами и темными, знающими глазами, женщина, имени которой она не знала, отложила книги, наблюдая за Корвиной.
– Возьмёте что‑то еще? – спросила она своим бумажным голосом, и Корвина улыбнулась ей.
– Да, я вернусь с еще несколькими.
Корвина уже начала работу над заданием доктора Кари и нуждалась в дополнительной информации о теориях Фрейда и архетипах Юнга.
Секция Психологии находилась прямо в задней части того, что когда‑то было огромным подземельем замка. Университет полностью переделал это пространство, сделав его более роскошным, чем любое подземелье имело право быть. Темные, почти черные деревянные полки выстроились аккуратными рядами в глубине, разделенные отделами. Большой камин украшал западную стену, на каминной полке красовался ряд старых мечей, которые, должно быть, принадлежали замку. Шесть кресел стояли перед камином, выглядя удобными в своих темно‑зеленых и коричневых чехлах. Длинные столы и стулья занимали пространство между креслами и главным столом. Удивительно, но в одном углу рядом со столом стояла очень современная кофеварка, единственная неуместная вещь во всем древнем подземелье.
– Тогда идите, пока не начались занятия, – подтолкнула ее вперед библиотекарша.
Корвина кивнула и направилась в заднюю часть почти пустой библиотеки, в разделы Истории и Литературы, и повернула к Психологии. Ее пальцы пробежались по старым корешкам книг. Она остановилась на «Психология Бессознательного» – Карла Юнга и вытащила сборник, сразу же вскрикнув от пары глаз, смотревших на нее из щели в полке. Сердце бешено забилось, когда книга выскользнула из ее пальцев и с глухим стуком упала на пол. Она посмотрела на незнакомого парня, который сверлил ее бегающим взглядом.
– Они здесь, – сказал он ей тихим голосом, оглядываясь по сторонам, убеждаясь, что никто не идет.
– Прошу прощения? – прошептала Корвина, подражая его тону. – О ком ты говоришь?
– Истребители, – он заерзал, говоря приглушенным голосом.
– Что?
Прежде чем кто‑либо из них успел что‑то сказать, послышались шаги, вероятно после того, как несколько секунд назад послышался громкий крик.
Парень побежал в другую сторону, оставив Корвину стоять там, совершенно сбитую с толку. Кто, черт возьми, эти Истребители?
Она вздохнула, покачав головой, и присела на корточки, чтобы поднять упавшую книгу, как раз в тот момент, когда в линии ее обзора появились ботинки – мужские, коричневые ботинки, с черными джинсами. Корвина еще до того, как подняла глаза, поняла, кому они принадлежат.
Она на мгновение закрыла глаза, призывая силы, чтобы встретиться с ним лицом к лицу в этом углу библиотеки и противостоять жару, нахлынувшему на нее после недели пристальных взглядов и фантазий. Она откинула голову назад, ее глаза поднялись по длинным ногам и толстым бедрам, остановившись на выпуклости, которую она увидела на уровне лица, продолжая подниматься по его торсу к этим захватывающим ртутным глазам. С ее точки обзора он казался выше и крупнее.
Он ничего не сказал, просто смотрел на нее, сидящую на корточках, и кусочек чего‑то бархатистого свернулся у нее в животе.
Его квадратная челюсть сжалась.
Он протянул ладонь, чтобы помочь ей подняться, и Корвина изучила его руку, эту большую, красивую руку. Его ладонь была мозолистой, пальцы слегка согнуты, особенно средний и мизинец. Корвина секунду колебалась, прежде чем вложить свою руку в его.
Ощущение изящных пальцев и огрубевшей кожи послало контрастные маленькие волны по ее нервам. Ее маленькая рука казалась крошечной в его огромной хватке, заставляя ее пульс метаться по всему телу. Она почувствовала небольшой рывок, а затем выпрямилась, ее тело прижалось к нему, свободные груди прижались к его напряженному торсу, живот прижался к выпуклости, которую она заметила несколько минут назад. Ее рука находилась в его хватке, его глаза блуждали по ее лицу.
Он на мгновение замер, словно борясь с самим собой, прежде чем шагнуть в сторону, увлекая ее за собой, прижимая ее спиной к полкам и защищая ее маленькое тело от взгляда любого, кто случайно пройдёт мимо. Защитное движение заставило что‑то смягчиться в ее груди, она не привыкла, чтобы кто‑то делал для нее нечто подобное.
И тут в ее голову ворвалась отвратительная мысль. Что, если в этом нет ничего особенного? Что, если он делает это с любой девушкой, которая попадется ему на глаза? Что, если она превращает что‑то простое в нечто особенное из‑за своей неопытности в отношениях с противоположным полом?
Его глаза продолжали скользить по всему ее лицу, его рука держала ее руку, не отпуская.
– Ты тоже загонял Алиссу в угол в библиотеке? – слова сорвались с ее губ прежде, чем она смогла их вернуть, повиснув между ними.
Она увидела, как его темные брови слегка нахмурились, пристальный взгляд остановился на ней.
– Алисса? Девушка, которая умерла?
Корвина кивнула, ее горло сжалось.
– Зачем мне загонять ее в угол в библиотеке? – спросил он ее, склонив голову набок, его пальцы сомкнулись вокруг ее, другая рука потянулась к полке с ее стороны, окутывая их темным пузырем.
Она ощутила, как теплый румянец поднимается по ее лицу в его непосредственной близости.
– Потому что вы были вместе?
Легкий смешок вырвался у него, когда он наклонился ближе, заставив ее пульс затрепетать, когда его нос коснулся ее.
– Я был с ней один раз, маленькая ворона, – проговорил он, уткнувшись ей в шею. – Это было до того, как я узнал, что она студентка. Я не зашел так далеко, рискуя всем ради случайной интрижки.
Но Джейд сказала ей, что Алисса встречалась с ним, или, по крайней мере, такими были слова Джейд. Неужели она солгала своей соседке по комнате? И если да, то почему? Во что, черт возьми, она ввязалась, чтобы потом покончить с собой? Или он лгал ей?
Его нос на линии ее шеи, вернул ее в реальность.
– Мы не должны этого делать, – прошептала она, надеясь, что он не остановится, надеясь, что его нос продолжит водить по ее шеи.
Но что в этом плохого? Кому стало бы больно, если бы она последовала за этой нитью вожделения, которую вдохновлял только этот мужчина?
– Нет, мы не должны, – согласился он, к счастью, не останавливаясь. – Мне нужно держаться подальше, я не знаю, что это за колдовство, – прошептал он ей, его слова скользнули по ее лицу, когда он наклонился ближе, – Но я должен остановиться.
Она тоже должна была держаться от него подальше, по стольким причинам, ни одну из которых она не могла вспомнить в тот момент. Ее мысли путались. Все, что она знала, был его запах горящего дерева и пьянящий, этот глубокий, гравийный бренди, и его голос, голос, от которого у нее затрепетали соски – и эти обжигающие серебристые глаза – глаза, от которых у нее перехватило дыхание и покалывало губы. В этот момент она была не чем иным, как чистым ощущением, от корней ее диких, распущенных волос до кончиков пальцев ног, а она только прижата к нему.
Его лицо приблизилось вместе с прошептанным требованием.
– Останови меня.
Ее губы приоткрылись.
– Дерьмо, – выругался он, его рот находился в нескольких сантиметров от ее, зависая.
Она вдохнула, ее грудь ближе прижалась к нему, как только он выдохнул, обмениваясь тем же самым вдохом заряженного воздуха между ними, статика пульсировала между ее ногами, делая ее влажной, опухшей и нуждающейся.
Его рука отпустила ее руку и потянулась в сторону, хватая ее за юбку, его взгляд поймал ее в ловушку.
– Я же просил тебя не смотреть на меня такими глазами, – серебро встретилось с фиолетовым в темном углу библиотеки. – В твоих глазах такой голод. Твоя душа и плоть изголодались. Скажите, Мисс Клемм, вы нуждаетесь в облегчении?
Да.
Все ее существо чувствовало себя видимым, распростертым перед ним, трещины в ее почве были видны, ожидая, когда он утолит ее жажду.
– Один вкус. И все.
Да, она хотела попробовать. Он стоял близко, так близко, и она умирала от желания, чтобы его вкус проник в нее.
Он остался там, где был, прикрывая ее одной рукой со стороны полки, не сводя с нее глаз, когда медленно начал задирать ее юбку. Ткань зашуршала по ее ногам, открывая их воздуху с одной стороны, усиливая сенсорную перегрузку в ее теле, и Корвина почувствовала, что ее дыхание сбилось.
Его рука – большая, обнаженная, умелая рука – скользнула по ее бедру, пройдя пальцами по влажному, жаждущему местечку между ее ног, не обнаружив ничего, кроме плоти.
Его дыхание стало прерывистым, когда его палец коснулся ее влаги.
– Без трусиков?
Корвина вздрогнула.
– Я не... не любитель нижнего белья. Иногда я не ношу его.
– Ты погубила меня этим знанием.
Его средний палец обвел ее киску один раз, и она откинулась на книги позади, непроизвольно выставив бедро вперед, нуждаясь в большем давлении, большем контакте. Но он убрал руку, вытащив ее из‑под юбки, заставив ее замереть на месте.
Не сводя с нее глаз, он медленно провел влажным пальцем по ее нижней губе, покрывая ее влагой, затем наклонился вперед, слизывая сок, который размазал там.
Ее стенки сжались.
– Амброзия, – пробормотал он, еще раз нежно облизнув ее нижнюю губу, и у нее закружилась голова от этих ощущений.
Их носы соприкоснулись, грудь вздымалась, его зрачки расширились, губы приоткрылись, как и у нее.
– Ведьма, – прошептал он, там, прямо там, так близко, что она почти могла ощутить его губы.
– Дьявол, – пробормотала она в ответ, видя, как он вспыхивает расплавленным огнем, ощущая, как его твёрдость прижимается к ее животу, прямо там, где глубоко сжималось сердце.
Звук чего‑то упавшего в другом проходе заставил их обоих отпрянуть.
Он быстро осмотрел местность, выдохнул, провел руками по волосам. Долгое мгновение он просто дышал, словно пытался обуздать себя. А затем отступил назад, маска упала на его лицо, когда челюсти сжались.
– Мы не можем допустить, чтобы это повторилось, Мисс Клемм. Вы это понимаете?
Корвина сглотнула.
– Да, Мистер Деверелл.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел, унося за собой электрический воздух.
Корвина откинулась на полку, положив руку, которую он держал на ее груди, пытаясь успокоить ее, пытаясь игнорировать покалывание на губах, пытаясь сжать мышцы между бедрами. Она не знала его, не знала, кто он такой. Он может быть злодеем. Он может быть ответственен или связан с исчезновениями. И он ее учитель. Она не могла рисковать всем ради него, как он и сказал. Это ее новое начало, и с ее историей она не могла ничем рисковать. Не сейчас.
Веренмор был ее чистым листом, а Вад Деверелл ее надписью на стене.
Глава 7
Корвина
– Давайте поговорим о смерти, вы не против? – Мистер Деверелл обошел свой стол и подошел к доске в передней части класса, держа маркер в левой руке без крышки.
Он поднял руку, продолжая говорить и писать одновременно. Корвина с удивлением заметила, что он левша. Возможно, это было из‑за того, как он использовал свою правую руку на днях в библиотеке на ней, что заставило ее подсознательно подумать, что он был настроен на это.
– D‑A‑N‑S‑E. M‑A‑C‑A‑B‑R‑E, – его глубокий голос произнес буквы, которые он написал жирными печатными буквами на доске, и повернулся лицом к классу. – Danse Macabre. Кто‑нибудь может сказать мне, что это?
(Пляска смерти, Макабр – аллегорический сюжет живописи и словесности Средневековья, представляющий собой один из вариантов европейской иконографии бренности человеческого бытия: персонифицированная Смерть ведёт к могиле пляшущих представителей всех слоёв общества – знать, духовенство, купцов, крестьян, мужчин, женщин, детей.)
Одна из девушек впереди нерешительно подняла руку, и он кивнул ей.
– Да, Мисс Торн?
– Пляска Смерти? – спросила она тоном, в котором было больше вопроса, чем ответа.
– Верно, – он обвел взглядом залитый солнцем класс и учеников. – Эта идея возникла в позднем Средневековье. Идея о том, что в смерти существует универсальность, что независимо от того, кем вы являетесь в своей жизни, или от вашего положения, или от того, чем вы обладаете, в конце концов вам придется плясать со смертью. Довольно красиво, хотя и жутко, не правда ли?
Да. И ужасно красивая, и ужасно жуткая, эта смерть в конце концов придёт за всеми.
– Позже эта идея повлияла на искусство, музыку и литературу, – продолжал Мистер Деверелл, поигрывая маркером, зажатым между указательным и средним пальцами. – В литературе, в частности, это стало аллегорическим приемом, вдохновившим использование многих мотивов для представления и даже предвещания смерти в рассказах. А теперь закройте глаза и подумайте о смерти. Какой первый образ приходит вам в голову?
Корвина огляделась и увидела, что все закрыли глаза, как раз в тот момент, когда его взгляд задержался на ней на долю секунды, горячий, внутренний и совершенно запретный взгляд, прежде чем они двинулись дальше. К счастью, Джейд ушла в туалет, поэтому она этого не видела.
– Мистер Морган? – спросил он парня, сидевшего у окна.
– Черепа, – ответил тот.
Мистер Деверелл кивнул и повернулся, чтобы написать слово на доске с помощью маркера.
– Еще.
– Коса? – пропищал кто‑то.
Мистер Деверелл пожал плечами.
– В зависимости от контекста да. С Мрачным Жнецом, да. Ещё.
– Вороны, – предложил Джакс, одарив Корвину злой усмешкой.
Рука Мистера Деверелла замерла, прежде чем он тоже написал это слово.
– Да. Вороны считаются символами смерти во многих культурах, считается, что они приносят с собой плохие предзнаменования. В основном это готический мотив в литературе.
– Кладбища.
– Да. Ещё.
– Скелеты?
– Подходит к черепу. Ещё.
Следующие несколько минут она делала пометки в своем старом потемневшем блокноте и позволяла классу говорить.
Мистер Деверелл, наконец, повернулся к классу, когда доска была заполнена множеством слов.
– Смерть завораживает. Это единственная неизбежность жизни, но большинство людей тратят свою жизнь на побег от нее. Смерть персонажа может быть самым мощным оружием в арсенале писателя, но его нужно использовать крайне осторожно. Для вашей творческой работы я хочу, чтобы вы все написали о смерти. Сделайте это впечатляющим. Сделайте это удивительным. Заставьте меня не предсказывать этого, – он позволил своим глазам заблуждать по всем. – Дайте мне естественную смерть, убийство, самоубийство или что‑нибудь еще. Думайте. Я хочу увидеть это и быть тронутым. Работы должны быть сданы через четыре недели.