– Самое главное – то, что вы все больны ужасной болезнью, и явились сюда в надежде получить исцеление. Некоторые из вас до сих пор его ждут. Должен вас огорчить – лечение вам не поможет, потому что скоро прекратится, – сообщил он печально.
Как раз на этих его словах в комнату проскользнули несколько медсестер и санитаров с напряженными лицами. Доктор меж тем продолжал:
– Все мы знаем, что рано или поздно придет время умирать. И с прискорбием должен сообщить вам – ваше время уже пришло. Вы все родились слишком рано. Доктор Блум – милейший человек, но его метод лечения больше не будет действовать. Потому что нельзя это ему позволять.
Хелена Элквитин с трудом приподнялась, дрожа всем телом, и указала смычком на Доктора. Казалось, она вот‑вот заговорит, но нет, она снова опустилась на место.
Высокий бледнокожий мужчина начал кричать на Доктора:
– Что вы такое говорите? Что мы умираем? – он засмеялся хриплым, нездоровым смехом. – Мы знаем это уже много лет. Но некоторые из нас… некоторые из нас начали надеяться, что в один прекрасный день они будут здоровы.
Доктор вздохнул.
– К сожалению, я здесь для того, чтобы убить эту надежду.
Это прозвучало так ужасно. Атмосфера в комнате резко накалилась.
– Эта толпа отчаявшихся опасна! – шепнула я Доктору.
Он кинул на меня яростный взгляд.
– Не сейчас, Эми. – шепнул он.
Я вздохнула. Но он уже отвернулся к ним, медленно расхаживая по комнате, как будто у него была уйма времени, наклоняясь к каждому и беседуя с ним так терпеливо и ласково. Пытаясь договориться с ними, объяснить им свою правоту. И у него это неплохо получалось, должна признаться. Он убеждал, ободрял, умасливал. Но при этом сообщал им очень плохие новости.
Пока Доктор разглагольствовал, я заметила, что в комнате появились другие пациенты, пришедшие послушать его. Вошел мистер Невилл в сопровождении полненькой сестры Элквитин. Доктор подошел к низенькому хилому старичку, который печально качал головой. Я начала делать ему знаки, что нам пора уходить, что наше время вышло.
– Вот какие эти люди, Эми, – сказал Доктор, поправляя одеяло старичка. Он погладил мужчину по колену.
К нему подошла Оливия Элквитин, дрожа от ярости.
– Что, если вы лжете? – прошипела она, тыча в него пухлым пальцем.
Доктор взглянул на нее с жутким спокойствием. Это как затишье перед бурей, когда вот‑вот разразится ливень, и остаются доли секунды до того, как разверзнутся небеса. Мир замирает, готовясь к этому. Таким и было спокойствие Доктора.
– Оливия, вы же знаете, я не лгу. Вы знаете. Мне жаль, – он потрепал ее по плечу.
Рядом стоял мистер Невилл, страшно испуганный. Он был старый, обрюзгший и огромный, но теперь он напоминал перепуганного мальчишку. Оливия ободряюще сжала его руку.
В этот момент в комнату ворвались доктор Блум с женой. Они были жутко разозлены. Доктор Блум был на взводе, но миссис Блум перещеголяла его.
– Мой дорогой Доктор! – прокричала она. – Как вы думаете, что вы творите? – Она с жуткой улыбкой оглядела всю комнату. – О Боже, то ли еще будет! Вам не следовало бы совать нос не в свои дела, знаете ли?
Она взяла Доктора за рукав, крепко его сжав.
– Не волнуйтесь, господа, – сказала она пациентам, – просто у этого бедолаги было жуткое сотрясение мозга. И будет лучше, если он вернется в свою палату, прежде чем он заработает Еще Одно, – она особо выделила последние два слова. – И вы, милая мадам Понд, – ее голос был сладок, словно намазанный медом нож. – Мадам Понд, вы тоже разгуливаете по клинике после перенесенной вами контузии. Придется пойти на крайние меры. Если мы не позаботимся о вас, уже завтра мы найдем вас обоих мертвыми в ваших постелях.
Это меня удивило. Ясная, конкретная угроза от миссис Блум. Сладкая, но все же… Я удивленно приподняла брови.
Она приняла мой вызов коротким сдержанным кивком, тугим, как ее локоны. Этот кивок, улыбка говорили об одном: «О да, я знаю о ваших играх, и говорю тебе сейчас – они окончены!»
Оливия Элквитин снова поднялась с места.
– Но мадам Блум! Доктор Блум! Он говорит такие ужасные вещи.
Теперь настала очередь доктора Блума, всего источающего теплоту и ласку.
– Ну конечно, моя дорогая. Этот бедняга так болен, – он фыркнул, словно прочел рождественскую шутку. – Он даже возомнил себя доктором! – И снова смех, на этот раз подхваченный Доктором. Поразительно.
Док хлопнул Блума по спине.
– Точно. Превосходно. Вы только забыли упомянуть, что я пришел сюда сообщить вашим пациентам, что они скоро умрут. Замечательная шутка. Мило.
Низенький старичок поднял глаза, красные и воспаленные, и моргнул.
– А мы получим сегодня рисовые пудинги? – спросил он без всякой причины. Я изумленно вытаращилась на него.
– Да, – ответил Доктор зло и холодно. – И рисовые пудинги для вас, и булочки для всех, и даже апельсиновый сок для Силлурианцев.
Миссис Блум снова потянула его за рукав, но обнаружила, что сжимает пустой жакет. Доктор вывернулся из него.
Он вышел в центр комнаты.
– Доктор Блум, вы замечательный человек, но вы отлично знаете: то, что вы делаете – неправильно. Это экстренная мера, временная, которая скоро прекратит свое существование. Я хочу дать вам совет – свежий воздух, отдых, гигиена. Вот что правильно. Следуйте этому. Но прекратите, умоляю вас, прекратите использовать существо на берегу для лечения людей. Это все равно не поможет.
Доктор Блум улыбнулся легкой насмешливой улыбкой «попался».
– Если лечение такое неправильное, – сказал он, – тогда почему вы позволили мне испробовать его на вашем друге мистере Вильямсе?
– Ах… – Доктор поник и отвернулся от него. И натолкнулся на шквал негодования со стороны пациентов.
Доктор Блум тут же подошел к нему, накинув ему жакет на плечи.
– Вот видите, Доктор, как вы взволновали всех. Мы вынуждены вернуть вас в постель. Идемте с нами сейчас, и прекратите устраивать безобразие.
Ответ Доктора был очень тихим и мягким, как старое полотенце.
– Я разрешаю вам вылечить Рори, потому что его не должно быть здесь. Он вообще не должен был заболеть. И потому что он слишком важен для Эми, я не должен позволить, чтобы с ним что‑нибудь случилось.
– Занятно, – сказала миссис Блум, вся – сплошная заботливость. – Разве вы сами не видите, какая у вас путаница в голове? Эх, эх! Какое помешательство! Может, у вас все прояснится, после небольшого отдыха.
Очевидно, это было сигналом: санитары придвинулись ближе к Доктору, окружая его. Интересно, изобрели ли они камеру для буйных.
– О, очень мило, – нахмурился Доктор. – Вы сделали это нарочно, не так ли? Вы заразили Рори, чтобы… чтобы… – Он покачнулся, позволив санитарам себя схватить. Я почувствовала, что меня тоже ухватили чьи‑то руки. Вот и все, игра окончена. Ничего, бывало и похуже.
Доктор Блум испуганно вытаращился на Доктора.
– Я этого не делал! – запротестовал он дрожащим голосом. – Пожалуйста, поверьте мне!
Глядя ему прямо в глаза, Доктор ответил:
– Это сделали не вы, так? А если не вы, тогда кто же?
Повисла гнетущая тишина.
Доктор Блум смутился.
– Я не… то есть… я не знаю, – промямлил он.
Доктор кивнул.
– Здесь творится что‑то странное, доктор Блум. Вы полагаете, что находитесь в центре этой паутины – на самом деле до него вам далеко. Вы просто муха. Но кто тогда паук?
Жена Блума сжала его плечо.
– Мой муж очень важный человек, – сказала она.
– Да, да, да, – со скучающим видом протянул Док. – Но всем управляет кто‑то другой, не так ли?
Пердита молчала.
Как и все другие присутствующие в комнате.
Это было ужасно странно.
– О, – сказал Доктор, – это любопытно. Оно нас подслушивает.
– Что?
Доктор обвел рукой комнату.
– Посмотрите на них… что‑то проникло к ним в головы. Что‑то очень злобное и вредное.
Там стояли больные. Тихо, неловко, таращась на нас.
– Так, доктор Блум, – прошептал Доктор. – Я думаю, вам стоит прислушаться к тому, что я сейчас скажу. С вашими пациентами явно что‑то не так.
– Как? – Блум выглядел сбитым с толку.
Больные шагнули вперед. Потом еще ближе. Как один, они подняли руки. БУМ! Окна распахнулись, и в комнату ворвался шторм. Свечи погасли, но комната все равно была освещена – странное зеленое сияние поднималось от пола.
Доктор взглянул на Блумов, потом на больных.
– Верно, – сказал он. – Занятно. Я мог бы назвать еще 57 синонимов этого слова. Доктор Блум, хотите, я расскажу, что произошло? Вы разбудили на берегу нечто очень инопланетное и крайне доброжелательное. И решили использовать его для лечения людей. Но что‑то иное взяло под контроль то, первое существо, и оно вместо того чтобы забирать у людей все плохое, тем самым исцеляя их, начало возвращать им это плохое.
– Правда? – проскулил Блум.
Одна из сестер Элквитин, изогнувшись, потянулась к нему, из ее рта и из‑под одежды потек туман. То же самое происходило по всей комнате – юбки и жакеты лопались, высвобождая густой зеленый туман. Он вонял.
Это было ужасное зрелище, настолько жуткое, что даже вывело мистера Невилла из ступора.
– Оливия! – прорычал он. – Что с ней происходит? – спросил он. – Это ваши проделки, сэр? – он обвиняюще ткнул пальцем в Доктора.
– Нет, – Доктор был явно встревожен. – Это сильная психическая связь между существом с берега и пациентами. Кто‑то использует ее, чтобы влиять сразу и на них, и на само существо.
Внутри тумана затрещали молнии – как будто гроза была в комнате.
– Это очень плохо, – Доктор покачал головой, отталкивая нас назад. – Эту психическую связь необходимо прервать. Это добром не кончится.
Мистер Невилл стоял рядом, его руки тряслись.
– У меня есть пистолет, сэр, у меня есть пистолет! – крикнул он, вынимая оружие из‑за пазухи.
– Ну вы же не будете стрелять в стихию, – хмыкнул Доктор, – и при такой погоде.
– Чушь! – рявкнул Невилл. – Плевал я на это. Я хочу подстрелить парочку этих текучих туманных мерзавцев. Сейчас я их быстренько размажу, – он прицелился. Доктор хотел было оттолкнуть его руку, но не успел. В дело вмешался шторм – из тумана вылетела шаровая молния, ударив в пистолет и окружив Невилла огнями Святого Элма[14]. Он продолжал стоять, дергаясь и крича, как разгневанная жаба, затем смолк.
Свечение вокруг него угасло – комната погрузилась в темноту. Но вот эту тьму прорезал слабый зеленый свет – свет тумана, который струился изо рта мистера Невилла.
– Этот шторм, – сказала я. – Как они это делают?
– Объясню через минуту, – Доктор схватил меня за руку. – Нам всем нужно убираться отсюда.
Столовая изменилась – открытые ставни хлопали на ветру, залитые дождем, и в окна лился туман – тот самый туман с берега, клубясь у наших ног и освещая комнату призрачным зеленым светом.
Что‑то копошилось в моем мозгу. Я не могла пошевелиться. В отчаянии я взглянула на Доктора, хотела позвать его, но что‑то свернулось клубком в моем горле и не давало мне издать ни звука.
Доктор догадался, что со мной творится.
– Пожалуйста, поспешим. Они охотятся за мной… – он повернулся и закричал в шторм: – Да, вот он, сочный вкусный разум. Идите и возьмите его!
Я смогла оторвать ноги от пола.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Даю тебе немного времени. Беги! – Доктор стоял один, окружаемый стремительно приближающимися пациентами. Словно маскарадные зомби, они приближались к нему, шурша по полу.
– Ладно, – сказала я. – Бежим!
Мы успели выбежать за дверь, прежде чем Доктор начал кричать. Что бы с ним ни происходило, это причиняло ему сильнейшую боль.
Дневник Доктора Блума
7 декабря 1783
Не знаю, как мы сумели выбраться из комнаты. Но мы уже стояли в коридоре, спрятавшись за горшком с аспидистрой[15]. Доктора и Эми Понд нигде не было видно. Со стороны столовой послышался шум, похожий на гром. Я слышал всхлипывания Пердиты.
– Что происходит? – проскулил я, но впервые моя чудесная жена не могла мне ответить.
– Это ужасно, ужасно! – простонала она, прижимаясь ко мне, благоухая, как лепесток розы. – Словно что‑то пытается пролезть в мой мозг!
Она поцеловала меня.
– О, Йохан, мне так страшно.
«Кто‑то захочет убить Вашу жену…» – вспомнилось мне. Я поспешно отогнал эту мысль. Я махнул рукой в сторону столовой, моей столовой, светящейся фосфорическим светом.
– Что там происходит? Мои пациенты, о, мои пациенты… – застонал я.
Пердита схватилась за голову, бешено затрясла локонами, пока они не поникли бессильно по обе стороны ее лица. Я никогда не видел ее такой. Это было… завораживающе.
– Что‑то пошло ужасно не так, – прошептала она. – Я чувствую. Что‑то… как‑то… в моей голове… Море… Оно недовольно. Кто‑то проснулся и берет над ним верх…
Я прижал ее к себе. Что же нам делать?
Что вспомнила Эми
В столовой царил сущий хаос, когда мы выбегали оттуда. Настоящее светопреставление. Гром и молнии, очень страшные. Я никогда не любила шторма и грозы, но то, что творилось там, было еще хуже. Казалось, будто шторм бушует прямо в помещении.
Доктор нагнал меня, обхватив руками голову.
– Боже, – простонал он. – Как больно!
Пока мы бежали, он заговорил.
– Что‑то или кто‑то контролирует тех существ из моря. Что‑то очень плохое. Его нужно остановить. Сейчас мы с тобой вляпались во все возможные беды сразу. Скажи что‑нибудь ободряющее, Эми.
– Не могу, – ответила я, стараясь не отставать от него. – Но что оно использует для создания этого шторма?
Доктор остановился. Он взглянул на меня. Его лицо было очень бледным.
– Эми, – начал он тихо. – Помнишь, я говорил тебе, что Рори вне опасности, и нам незачем о нем беспокоиться? Так вот, я ошибался.
Ненавижу, когда он говорит такие вещи. Он тогда как анти‑Санта, отнимает надежду. Ты сразу чувствуешь жуткую тяжесть в желудке, у тебя появляется чувство бессилия и отчаяния. И четкое, ясное, убийственно жуткое осознание факта, что Всё Это Добром Не Кончится и дальше будет только хуже.
Проблема еще и в том, что я точно знаю, что произойдет дальше. Примерно вот что:
1) Я скажу: «Ладно, тогда скорей пойдем его спасать!»
2) А Доктор: «Да, конечно, но…»
3) И потом перечислит 14 наиважнейших дел, которые нужно сделать до спасения Рори.
4) И объяснит, почему они важнее спасения Рори.
5) В этом списке точно будут бездомные раненые щенята…
6) Готовый взорваться автобус, набитый старушками…
7) И так далее… В общем, вы меня поняли.
8) И мы отправимся разбираться со всем этим.
9) Потому что это очень важно.
10) А Рори… Он всегда на последнем месте.
Я уже видела, как Доктор открывает рот, чтобы начать этот разговор.
– Ох, давай пропустим лекцию, – взвыла я, и прежде чем он успел как‑то прореагировать, бросилась бежать на берег. Я должна спасти Рори!
Письмо Марии
Сент‑Кристоф,
7 декабря 1783
Милая мамочка!
Мне было страшно. Некоторое время я была в клинике совсем одна. Все было тихо. Я вернулась в свою комнату, написала письмо, прочла книгу. И этим спаслась от беды.
Я выглянула в окно на берег, но не смогла ничего разглядеть – один сплошной туман.
Затем я отнесла письмо для тебя на столик с почтой.
Положив письмо, я уже собралась уходить, и вдруг услышала шаги позади.
Это оказались сестры Элквитин. Они стояли, перекрывая мне дорогу. С ними было явно что‑то не так. Они не улыбались, просто стояли и таращились на меня.
Я окликнула их, но они не ответили.
Они поворачивали головы из стороны в сторону, совсем как щенята во время охоты. Ну да, так и есть! Сестры охотились.
Мама, я так испугалась!
Но я не хотела выходить на улицу. И не хотела идти к ним. Мне пришлось, но я этого не хотела.
Я начала подкрадываться к ним, все ближе, прижимаясь к стене.
Их головы повернулись ко мне, следя за каждым моим движением. Они улыбались, жестокими бессмысленными улыбками.
Я проскользнула мимо них и бросилась бежать. Не оглядываясь. Я знала, что они наблюдают за мной.
Но они не преследовали меня. Значит, им была нужна не я. Это значило, что я могу спокойно бежать, пока не окажусь в безопасности.
Куда бы я ни пошла, везде наталкивалась на других больных. Во всех коридорах. Ищущих что‑то или кого‑то. Медленно двигающихся вперед. Похожих на голодных призраков.
Я решила вернуться наверх, в свою комнату.
Шаг, еще один. Я поднималась по лестнице, слыша, как трещат деревянные ступени под моими ногами. Я старалась быть спокойной и храброй. Это не страшнее, чем сон в грозу, – уверяла я себя. Не страшнее.
Я добралась до площадки, повернулась, и мои ноги подкосились.
Наверху второй лестницы стоял еще один пациент, печальный старик‑австриец, не умеющий играть в шахматы. Его рот был растянут в беззубой ухмылке. Он стоял так тихо. Словно ждал кого‑то.
Повернувшись, я бросилась вниз. Распахнула дверь старого посудного шкафа, стоящего под лестницей, и залезла в него, дрожа.
И вдруг… О ужас!
Я осознала, что я не одна. Я слышала чье‑то дыхание.
Затем шкаф озарился жутким зеленым свечением. Я уже хотела закричать, но чья‑то рука зажала мне рот. О, это было так ужасно!
Мама, это было по‑настоящему жутко. Но не волнуйся – видишь, я пишу это письмо тебе, значит, со мной все в порядке. Потому что мне помог Доктор.
Затем чей‑то голос прошипел: «Ш‑ш‑ш!»
Это был Доктор. Он смотрел на меня. А зеленое свечение оказалось светом его звуковой отвертки. Доктор выглядел смущенным.
– Привет! – прошептал он.
– Привет, месье! – ответила я.
– Прошу прощения за грубость, – сказал он. – Я прячусь.
– Я тоже, – призналась я.
– Знаю, – кивнул он. Потом спросил: – Ты видела множество больных, наводнивших коридоры и ведущих себя более чем странно?
– Да, – печально кивнула я.
– Ох, – вздохнул он. – Это все из‑за меня. Что‑то контролирует их. Они ищут меня. Я дал им крохотную частицу своего разума. Совсем чуть‑чуть. Немного воспоминаний, цвета, которые никогда не были мне по‑настоящему нужны. Только чтобы отвязаться. То существо в море… это оно контролирует их. Но вмешалось что‑то еще. Нечто мощное и ужасное, только сейчас осознавшее, на что способно. Эту психическую связь нужно разорвать. Думаю, я догадываюсь, кто за этим стоит, но… Нет.
– Что вы собираетесь с этим делать, месье? – спросила я.
Он застонал.
– Ну почему это всегда приходится делать мне?
– Месье Рори болен. У меня остались только вы, – сказала я просто.
– Спасибо, – пробормотал он. Мои слова его, по‑видимому, не сильно обрадовали.
– Я могу найти и позвать месье Рори, если хотите. Может, он знает, что делать. Но его, наверно, нельзя беспокоить.
– Лучше не надо, – согласился со мной Доктор. – Он болен, и… – он вздохнул. – Дело в том, что… Я мог бы запросто покончить со всем этим. Но… Это не совсем правильно.
– Тогда что же правильно, месье? – спросила я.
Доктор на это улыбнулся.
– Ну, Мария, я хотел бы тебя кое о чём попросить. Чтобы ты была достаточно храброй и нашла князя Бориса. Посмотрим, может ли он договориться с Косовым. Они оба сильно связаны с тем существом в море. Может быть, это Косов контролирует его. Не говори им, где я, но узнай, может ли князь Борис как‑то влиять на Косова. Наши дела плохи, но, я надеюсь, ты сможешь мне помочь.
Он пожал мою руку.
– Не волнуйтесь, месье, – заверила я его. – Я сейчас пойду.
Доктор просиял.
– Спасибо, – сказал он. – Ты очень храбрая.
– А вы что будете делать?
– Собираюсь поговорить с доктором Блумом, – ответил он. – Пока еще не поздно.
Всегда любящая тебя, Мария.
Рассказ Рори
Вот он я, сижу на берегу, беседуя с инопланетной копией моей жены. И, честно сказать, это не очень плохо.
Нет, не смотрите на меня так. Есть вещи, которые можно записать, но очень трудно сказать кому‑нибудь. Неважно, как сильно ты любишь. Главное – что ты любишь.
Было время, когда Эми любила ходить по ночным клубам. Я никогда не был любителем дискотек и хорошим танцором – могу станцевать джигу вокруг бутылки пива, и хватит с меня. В отличие от Эми – она готова танцевать до упаду. Она даже знает все движения шоу‑группы «Одинокие Леди». В Лидворте нет ни одного нормального ночного клуба, поэтому Эми всегда нужен личный бесплатный шофер. Это я, Рори Вильямс. Стою в углу возле пальто, потягивая апельсиновый сок, пока Эми находится на танцполе, смеясь и танцуя. Она веселится, а я стою здесь, притворяясь, что мне тяжело, с отчаявшимся выражением лица. Потому что я люблю ее. И если я покажу ей, что мне скучно, возможно она бросит меня. Я не хочу, чтобы это случилось. И поэтому я здесь, с пальто, с апельсиновым соком, надеясь, что никто не уведет наш Субару, пока мы не покинем Нью‑Йорк.
Под словом «Нью‑Йорк» я подразумеваю, конечно, ночной клуб, названный так точно.
То же самое можно сказать и о наших путешествиях во времени и Вселенной. Не поймите меня неправильно – это поразительно, это действительно так. Но бывают моменты, когда ты думаешь: «Я бы очень хотел сказать, что это ОК». Но ни о чем серьезном. Просто о выборе планеты или чем‑нибудь подобном. Мне этого хочется больше, чем стоять в ночном клубе в Космической Флориде, держа пальто, потягивая теплый апельсиновый сок, и наблюдая за танцем Доктора и Эми.
Теперь их нет. Меня бросили. Они не вернутся за мной. Они наверно давно забыли обо мне. Сели в ТАРДИС… («Что это такое?» – прошептал голос в моей голове) Ну да, сели в ТАРДИС и улетели. Улетели сквозь время и пространство («Время и пространство?» – переспросил голос). Оставив меня на берегу, болтающим с копией моей жены. Которая с интересом меня слушает.
– Итак, – сказал я. – Я не думаю, что ты сейчас расскажешь мне ваши планы, не так ли?
– Дурачок, – улыбнулась она, ласково щелкнув меня по носу. – Море и я собираемся тебя вылечить, – она склонила голову набок и улыбнулась. – Ты ведь хочешь этого, не так ли?
– Да, – ответил я. Потому что я боялся. Так боялся умереть здесь, что готов был позволить этим существам себя вылечить. – Но почему… почему вы делаете это со мной?
Она пожала плечами.
– Мы всегда это делаем, милый мальчик. Мы в этом настоящие профи.
– Но… – начал я.
– Верно, – засмеялась она. – Да, мы можем делать это, только полностью прочитав твои мысли. И пока нам это сделать не удалось. Нужно время. Даже эта версия меня не смогла пробраться дальше поверхностных воспоминаний.
– Мои мысли? – удивился я. – Но зачем вам нужно читать мои мысли? В них нет ничего особенного.
ПсевдоЭми помолчала, потом встрепала мне волосы.
– Конечно, нет, дурачок, – она была розовая, как малина. Действительно, подмораживает. – Чей мозг мы действительно хотим прочитать – мозг Доктора. Но пока мы не смогли к нему подобраться. В этом нам поможешь ты.
«Моя песенка спета», – думаю я, пока туман обвивается вокруг меня.
Письмо Марии
Сент‑Кристоф,
7 декабря 1783
Милая мамочка! Это больше не похоже на сказку. Мне страшно и одиноко, я мечтаю, чтобы ты приехала за мной. Это был самый ужасный день.
Сначала Доктор отправил меня к князю Борису. Я надеялась, что князь скажет мне что‑нибудь приятное, или угостит конфеткой, или поиграет со мной в карты. Вместо того чтобы обрадоваться мне, он загрустил. Вообще он был таким печальным! Когда я вошла, он был не в постели, он молча стоял у окна. Я подошла и дернула его за рукав.
Он улыбнулся мне, но эта улыбка была такой слабой и невеселой. Он поднял меня на руки и прижал к себе, щекоча бородой мою щеку, пока я не засмеялась.
– Щекотно! Щекотно! – запротестовала я.
Он опустил меня на пол и ласково погладил по голове.
– Ты такая храбрая, маленькая Мария, но тебе нужно быть еще более храброй, – сказал он. – Нам всем нужно.
– А вы будете играть со мной в карты? – спросила я.
Он коротко кивнул, и мы направились к карточному столику. Он начал профессионально тасовать колоду, рассказывая о многочисленных азартных играх, в которых он побеждал. Он пообещал научить меня очень интересной игре в покер. Меня это заинтересовало. Да, я знала, что у меня помимо этого есть дела, но уж очень я люблю игры.
Затем послышался сильный стук в дверь, и вошел Косов. Увидев его, я вскрикнула и нырнула под кровать. Косов бросился за мной, шаря под кроватью гигантскими ручищами.
– Иди сюда, иди, маленькая дрянь! – прорычал он, стараясь схватить меня, но я была слишком проворна для него, я увернулась и забилась в угол. Косов поднялся на ноги и навис надо мной. Я закричала.
– И что все это значит? – поинтересовался князь Борис скучающим и одновременно властным тоном.
– О месье! – взмолилась я. – Он убьет меня, он правда хочет убить меня!
Косов пробормотал что‑то, криво улыбнувшись.
– Дитя просто не понимает, – сказал он. – Она нуждается в лечении.
– Вовсе нет! – горячо запротестовала я. – Я здорова! Князь Борис, знаете, вы не должны доверять своему слуге. Вы знаете, он работает на доктора Блума. Вы же знаете!
Князь меланхолично завязал и вновь развязал пояс своего шикарного красного халата, прислонился к стене и посмотрел на нас.
– Какое безобразие! – фыркнул он, хотя в этом не было ничего смешного. – Вы оба такие шумные! – Он зевнул. – Я такой ленивый, так хочу отдохнуть, а никто не хочет оставить меня в покое. – Он взглянул на меня как людоед из сказки. – Мария, если бы я хотел детей, я бы женился, но мне, к сожалению, попадались только алчные твари, слишком сильно любившие бриллианты и дорогие наряды.
– А как насчет мадам Понд? – хитро улыбнувшись, спросила я.
– Ха! – хохотнул князь. – Посмотрим, как она относится к месье Рори. – Он повернулся к Косову. – А ты, мой дорогой… ты..
– Держитесь от него подальше, князь! – предупредила я. – Как можно дальше!
Князь улыбнулся мне все той же слабой улыбкой и приблизился к Косову. Великан стоял не шелохнувшись. Князь обошел его кругом, легкими шажками, не выпуская из рук пояс халата.
– Ты здесь, чтобы убить меня, Косов?
Секундное замешательство. Затем Косов поклонился.
– Я здесь, чтобы служить вам, Ваше Высочество. Моя цель – заботиться о вашем здоровье.
– Ну да, – Борис играл с бахромой на концах пояса халата. – Ну да. А сколько тебе лет?
Косов моргнул.
– Мне 35, сэр.
– Вижу. И если тебе сейчас 35, то сколько было тебе, когда ты учил меня‑мальчишку верховой езде?
Косов смутился.
– Это было так давно, Ваше Высочество.
Князь Борис кивнул.
– Теперь мы ровесники, Косов. Но ты учил меня верховой езде, когда мне было всего 4 года. Объясни это.
Косов молчал. Потом сказал:
– Но Ваше Высочество, здесь какая‑то ошибка…
Князь покачал головой, его лицо потемнело.
– Нет, здесь нет ошибки. И не возражай мне. Сколько тебе лет?
Косов, дрожа, сделал шаг навстречу князю.
– Пожалуйста, сэр, не надо! – воскликнул он, умоляюще протягивая к нему трясущиеся руки. Великан, просящий пощады у князя.
Но князь стоял молча, скрестив руки на груди. Внезапно, я впервые поняла, каким он был на самом деле – скорее безжалостным князем, чем простым усталым мужчиной в халате. Его лицо больше не было светлым, веселым или очаровательным. Оно было мрачным и острым, как топор палача.
– Итак, Косов, ответь: Доктору и мадам Понд угрожает опасность?
Косов молчал, грустно и дерзко.
– Что затеял доктор Блум?
Косов лишь покачал головой.
– Очень хорошо, – процедил князь. – Что ты такое?
Косов не шелохнулся.
– Ах, – это восклицание князя Бориса повисло в воздухе. – Знаешь что, Косов, мой милый друг? Я собираюсь вернуться домой. Я так скучаю. Особенно зимой. Нет ничего лучше, чем вернуться после прогулки верхом по зимнему лесу к пылающему огню и чашке горячего чая. Я собираюсь послать за своими вещами и вернуться домой. Я исцелен.
Косов издал странный звук, будто в нем что‑то сломалось. Он задышал тяжело, с присвистом, как побитая собака.
– Но я собираюсь вернуться домой один, – продолжал князь. – Может быть, через Париж. Да, проведу пару дней там. И много жарких ночей. Это будет мне наградой после жидких супов доктора Блума. Когда я вернусь в поместье, я, возможно, пошлю за тобой.
Косов покачал головой, с его лба катился пот – если только это был пот.
– Или, может, – продолжал Борис, – я просто оседлаю моего коня и поеду верхом, не останавливаясь, по морозу, до самого дома. О, как это будет чудесно!
Наконец, Косов заговорил, дрожащим голосом:
– Ваше Высочество, я умоляю…
Князь пожал плечами и рассмеялся.