Если люди действительно захотят прекратить бесполезное использование животных и причинение им страданий, этого будет несложно добиться. Разработка полностью адекватных альтернатив всем токсикологическим тестам займет больше времени, но и это возможно. Вместе с тем, существует простой способ сократить количество страданий, которое несут такие тесты. На первом этапе, до тех пор, пока не появятся удовлетворительные результаты, нам просто надо обходиться без новых, потенциально опасных веществ, в которых нет жизненной необходимости.
Мы склонны думать, что в медицинских исследованиях все мучений оправданы, потому что они ведут к облегчению других мучений. Но мы уже видели, что тестирование лекарственных средств скорее обусловлено желанием получить максимальную прибыль, а не принести благо. Понятие «медицинские исследования» в широком смысле может быть употреблено также для обозначения исследований, которые вызваны простым любопытством. Подобное любопытство может быть приемлемо как компонент получения знаний, но лишь при условии, что от этого никто не страдает. Его не следует допускать, если за ним стоит причинение боли. Вместе с тем, очень часто основные медицинские исследования продолжаются в течение долгого времени, но, в конце концов, оказывается, что многое из сделанного не имело смысла. В качестве иллюстрации посмотрим на следующую серию экспериментов, которая продолжалась в течение почти столетия. Они посвящены действию высоких температур на животных.
В 1880 году Х.С. Вуд (H.C. Wood) поместил животных в ящики со стеклянной крышкой и в жаркий день поставил эти ящики на кирпичный тротуар. Он использовал кроликов, голубей и кошек. Его наблюдения за кроликами типичны. При температуре 109,5° по Фаренгейту кролик прыгает и поднимает задние лапы, затем у него начинаются конвульсии. При 112° животное лежит на боку, истекая слюной. При 120° оно задыхается и стонет. А вскоре после этого умирает.[76]
В 1881 году в журнале «Ланцет» (The Lancet) появился доклад о собаках и кроликах, у которых температура была поднята до 113 градусов по Фаренгейту. Выяснилось, что смерть можно предотвратить с помощью струй прохладного воздуха, и, как указывалось, результаты показали «важность снижения температуры в случаях, когда она может слишком подняться».[77]
В 1927 году В.В. Холл (W.W. Hall) и Е.Г. Уэйкфилд (E.G. Wakefield) из Военно-морской медицинской школы США (US Naval Medical School) поместили 10 собак в жаркую и влажную камеру, чтобы вызвать тепловой удар. Поначалу животные проявляли беспокойство, дыхание у них было затруднено, веки опухали. Они испытывали сильную жажду, а у некоторых наблюдались конвульсии. Несколько собак умерли в начале эксперимента. Те, у кого не наблюдалось поноса, умерли после того, как их выпустили из камеры.[78]
В 1954 году в Медицинской школе Йельского университета (Yale University School of Medicine) М. Леннокс (M. Lennox), В. Сибли (W. Sibley) и Х. Зиммерман (H. Zimmerman) поместили 32 котенка в светотепловую камеру. «Всего котят нагревали 49 раз. Борьба наблюдалась все время, особенно при повышении температуры». В 9 случаях имели место судороги. «Постоянно приходилось сталкиваться с повторными судорогами». 30 конвульсий произошли одна за другой. Пять котят умерли в конвульсиях и шесть – без них. Остальных котят вивисекторы убили, чтобы провести вскрытие. Ученые сообщили: «В результате искусственного повышения температуры у котят были получены данные, которые подтверждают клинические показатели у человека и электроэнцефалограммы, а также уже имеющуюся информацию, полученную на котятах ранее».[79]
Эксперимент, о котором речь пойдет ниже, был выполнен в Медицинском колледже К.Г. (K.G. Medical College), в индийском городе Лакхнау, штат Уттар-Прадеш. Я включаю его сюда, чтобы привести пример того, как западные методы исследования и отношения к животных взяли верх над древней традицией индуизма с его более уважительным отношением к животным, нежели было принято в иудаизме и христианстве. В 1968 году К. Уахал (K. Wahal), А. Кумар (A. Kumar) и П. Нат (P. Nath) подвергали 46 крыс воздействию высокой температуры в течение 4 часов. Крысы становились беспокойными, дышали с трудом и активно выделяли слюну. Одно животное умерло во время эксперимента, а других убили вивисекторы, потому что «они в любом случае не смогли бы выжить».[80]
В 1969 году С. Майклсон (S. Michaelson), ветеринар из Университета Рочестера (University of Rochester), подвергал собак и кроликов воздействию микроволн до тех пор, пока температура их тел не достигала критического показателя 107° по Фаренгейту или даже выше. Он заметил, что вскоре после начала микроволнового облучения собаки начинают задыхаться. Большинство из них «проявляют растущую активность, которая варьируется от беспокойства до крайнего возбуждения». Незадолго до смерти наступает слабость и изнеможение. Когда в эксперименте участвуют кролики, не позднее, чем через 5 минут, они начинают предпринимать отчаянные попытки вырваться из клетки, а умирают в течение 40 минут». С. Майклсон пришел к выводу, что повышение температуры при помощи микроволн наносит такой же вред, «как и обычное повышение температуры».[81]
В Геллерском Институте медицинских исследований (Heller Institute of Medical Research) в Тель-Авиве в экспериментах, проведенных в 1971 году и оплаченных Службой здравоохранения США (United States Public Health Service), Т. Розенталь (T. Rosenthal), Е. Шапиро (Y. Shapiro) и другие ученые поместили 33 собаки, «которые были произвольно взяты из местного приюта», в камеру с контролируемой температурой и заставили их выполнять упражнения в специальном колесе при температуре 113° по Фаренгейту до тех пор, пока они не «начали падать от теплового удара либо пока их температура при измерении через прямую кишку не достигла определенных значений». 25 собак умерли.
Оставшихся 9 собак подвергли нагреванию до 122°, на сей раз без упражнений на колесе. Из них только две прожили более 24 часов, и вскрытие показало, что у всех имелись кровоизлияния. Вивисекторы сделали следующий вывод: «Полученные данные соответствуют тому, что сообщается в медицинской литературе о людях».[82] В следующем докладе, напечатанном в 1973 году, те же самые ученые описывают эксперименты на 53 собаках. Эти опыты включали в себя нагревание и упражнения на колесе в разных комбинациях. У шести собак наблюдалась рвота, у восьми – диарея, у четырех – конвульсии, 12 утратили мышечную координацию, и у всех усиленно выделялась слюна. Из 10 собак, у которых температура в прямой кишке достигла 113° по Фаренгейту, 5 умерли «когда прямокишечная температура достигла максимальных значений», а остальные 5 скончались в промежутке от 30 минут до 11 часов после окончания эксперимента. Вивисекторы пришли к выводу, что «чем скорее снижается температура тела пострадавшего от теплового удара, тем больше шансов на его выздоровление».[83]
В 1984 году ученые, работающие на Федеральное управление гражданской авиации (Federal Aviation Administration), заявили, что «животные иногда умирают от теплового стресса, с которым приходится сталкиваться во время перевозок в национальных транспортных системах». Они подвергли экспериментальному нагреванию 10 биглей. Собакам одели намордники и поместили в изолированные камеры, которые были нагреты до 95° по Фаренгейту в сочетании с высокой влажностью. Животным не давали пищи и воды; их продержали в этом состоянии 24 часа. За их поведением наблюдали. Оно включало преднамеренную возбужденную активность: собаки царапали стенки камеры, непрерывно бегали по кругу, запрокидывали головы в попытке сбросить намордник, терлись намордником о пол клетки и агрессивно нападали на предохранители датчиков». Некоторые собаки умерли в камерах. Когда выживших вынули из нее, у части из них наблюдалась рвота кровью, и все они были слабыми и изможденными. Вивисекторы ссылаются на «последующие опыты, в которых было задействовано более 100 биглей».[84]
В следующем примере военных экспериментов Р.В. Хаббард (R.W. Hubbard) из Исследовательского института медицины окружающей среды при армии США (US Army Research Institute of Environmental Medicine) в Натике, штат Массачусетс, в течение более 10 лет публиковал труды под названием «Крысиная модель смертности при тепловом ударе». Хорошо известно, что когда крысам жарко, они выпускают на тело слюну; слюна у них оказывает такое же охлаждающее действие, как пот у людей. В 1982 году Хаббард и двое его коллег отметили, что крысы, неспособные производить слюну, будут выделять мочу, если нет другой жидкости.[85] Поэтому в 1985 году исследователи ввели крысам лекарство атропин, которое подавляет как потоотделение, так и выделение слюны. Другим крысам удалили хирургическим путем слюнные железы. Потом вивисекторы поместили крыс в камеры с температурой 107° по Фаренгейту и ждали, пока температура их тела повысится до 108,7°. Исследователи нарисовали диаграммы, на которых сравнили «способ выделения слюны» у крысы, которой либо дали атропин, либо удалили слюнные железы, с крысой, ничего такого не перенесшей. Они обнаружили, что «крысиная модель теплового обезвоживания» служит «многообещающим инструментом, с помощью которого можно исследовать роль обезвоживания при перегреве».[86]
Я привел подробности экспериментов, которые уходят корнями еще в XIX век. При этом мне хватает места только на то чтобы включить лишь небольшую часть опубликованной информации. Данные опыты несомненно причинили огромные страдания; а самое их главное открытие, по-видимому, заключается в совете охладить пострадавшего от теплового удара. Последнее кажется элементарным здравым смыслом и в любом случае уже подтверждено при наблюдениях за людьми, которые пострадали от теплового удара в естественных условиях. Что же касается применимости этих исследований к людям, то Б.В. Звайфач (B.W. Zweifach) в 1961 году показал, что с точки зрения физиологии реакция у собак на тепловой удар отличается от реакции у людей, и поэтому они служат плохой моделью для изучения теплового удара.[87] Впрочем, и безо всяких доказательств было бы трудно поверить в то, что маленькие пушистые зверьки, накачанные атропином и выделяющие при жаре мочу, окажутся хорошей моделью.
Подобные серии экспериментов обнаруживаются и во многих других областях медицины. В нью-йоркских офисах организации «Объединенные действия в защиту животных» шкафы для хранения документов заполнены фотокопиями экспериментов, о которых сообщалось в журналах. Каждая толстая папка содержит отчеты о многочисленных опытах, часто их по 50 или больше, а ярлыки на них говорят сами за себя: «Акселерация», «Агрессия», «Удушение», «Ослепление», «Ожоги», «Центрифуга», «Сдавливание», «Удары», «Поведение в толпе», «Раздавливание», «Декомпрессия», «Наркотические тесты», «Экспериментальный невроз», «Замораживание», «Перегрев», «Кровоизлияние», «Поражение задних ног», «Иммобилизация», «Изоляция», «Множественные повреждения», «Убийство жертвы», «Лишение белка», «Наказание», «Радиация», «Голодание», «Шок», «Повреждения спинного мозга», «Стресс», «Жажда» и так далее. Некоторые из этих экспериментов, возможно, привели к каким-то успехам в медицинском познании, но ценность этого познания часто сомнительна, а в большинстве случаев необходимая информация могла быть получена другими путями. Многие из этих исследований выглядят тривиальными или дающими неверное представление, а какие-то даже не были рассчитаны на то, чтобы с их помощью извлечь пользу.
Давайте рассмотрим опыты, связанные с вызыванием шока у животных (здесь имеется в виду не электрошок, а умственное или физическое состояние шока, которое часто наблюдается после тяжелого ранения) в качестве примера того, как одни и те же или похожие эксперименты проводятся по много раз. Еще в 1946 году исследователь в этой области Магнус Греджерсен (Magnus Gregersen) из Колумбийского Университета (Columbia University) сделал обзор литературы и нашел около 800 опубликованных работ, в которых речь шла об экспериментальном изучении шока. Вот как он описывает методы, с помощью которых шок вызывался:
«Использование жгута на одной или более конечностях, раздавливание, сжатие, мышечные травмы, наносимые легкими ударами молотка, цилиндр Ноубла-Коллипа (устройство, в которое помещают животных, и барабан начинает вращаться; животные постоянно падают вниз барабана и получают ранения), огнестрельные ранения, зажимание кишки или кишечных петель, замораживание и ожоги».
Греджерсен отмечает, что «широко использовалось» кровопускание и что «во все большем количестве этих исследований не применяется такой осложняющий фактор как анестезия». Однако он недоволен разнообразием методов и жалуется, что их многочисленность делает «чрезвычайно затруднительной» оценку результатов, полученных разными исследователями; по его словам, существует «острая необходимость» в стандартизированных процедурах, которые бы вызывали состояние шока одинаковым путем.[88]
Спустя восемь лет ситуация изменилась незначительно. С.М. Розенталь (S.M. Rosenthal) и Р.С. Милликан (R.C. Millican) писали, что «исследования на животных в области травматического шока дают разнородные и часто противоречивые результаты». И, подобно Греджерсону, они не одобряли использование анестезии: «Влияние анестезии вносит неясность... и, по мнению рецензентов, длительного обезболивания желательно избегать». Они также рекомендовали «использовать адекватное количество животных, чтобы преодолеть биологические расхождения».[89]
В 1974 году ученые все еще работали на «животных моделях» экспериментального шока, все еще проводили предварительные эксперименты, чтобы выявить, какие надо наносить повреждения для создания «стандартного» удовлетворительного состояния шока. После того как в течение десятилетий разрабатывались исследования по продуцированию шока у собак (для этого у них вызывали кровотечения), более поздние опыты показали, что (подумать только!) у собаки шок, вызванный кровопотерей, отличается от такового у человека. Исследователи из Университета Рочестера приняли во внимание эти данные и вызвали кровотечение у свиней, чтобы выявить, какой объем потерянной крови оптимален для создания экспериментального шока (ученые решили, что в этом отношении свиньи в большей степени, чем собаки, похожи на людей).[90]
Ежегодно также выполняются сотни экспериментов, в ходе которых у животных вызывают наркотическую зависимость. Только с одним кокаином было проведено более 500 исследований. Анализ только 380 из них показал, что они стоили около 100 миллионов долларов; большая часть этих средств – налоговые сборы.[91] Вот пример.
В лаборатории Даунстейтского медицинского центра (Downstate Medical Center), которым заправлял Джеральд Дено (Gerald Deneau), макаки-резус были прикованы к стульям. Их научили самим себе вводить кокаин непосредственно в кровоток в желаемом количестве; для этого надо было нажать на кнопку. Согласно одному отчету,
«подопытные обезьяны вновь и вновь нажимали на кнопку, даже после судорог. Они обходились без сна. Они съедали такое количество пищи, которое в пять или шесть раз превышало норму, но становились все более истощенными... В какой-то момент они начали увечить сами себя и, в конце концов, умерли от злоупотребления кокаином».
При этом Доктор Дено признал, что «мало кто из людей смог бы позволить себе дозы кокаина, которые имели возможность получать эти обезьяны».[92]
Несмотря на то, что было проведено около 500 экспериментов на животных с использованием кокаина, это всего лишь небольшая часть от общего числа опытов, в которых животных превращают в наркоманов. В первом издании книги я сообщал о схожей серии экспериментов, связанных с выработкой зависимости, в которых использовались морфин и амфетамины. Вот более или менее недавние примеры.
В Университете Кентукки у биглей наблюдались симптомы, которые возникают при отказе от валиума и сходного с ним транквилизатора под названием лоразепам. Ученые вырабатывали у собак зависимость от лекарства, после чего раз в две недели не давали этот препарат. Из симптомов отмечались судороги, дрожь, непрерывные припадки, быстрая потеря массы тела, страх и съеживание. Через 40 часов после неполучения валиума «у семи собак из девяти наблюдались тоническо-клонические судороги... У двух собак были повторные случаи клонических припадков по всему телу». Четыре собаки умерли: две – во время конвульсий, а еще две – после быстрой потери веса. Лоразепам вызывал сходные симптомы, но от него не было смерти в судорогах.
Д.М. Грилли (D.M. Grilly) и Г.С. Гованз (G.C. Gowans) из Кливлендского государственного университета (Cleveland State University) сделали обзор экспериментов, сделанных начиная с 1931 года, в ходе которых симптом изъятия барбитуратов и транквилизаторов наблюдался у крыс, кошек, собак и приматов[93]. Обзор показал, что «эффекты, напоминающие ломку, у некоторых видов могут наблюдаться после разового введения наркотиков опиумной группы». Среди таких видов – собаки, мыши, обезьяны и крысы. После этого обзора ученые решили проверить предположение, согласно которому отказ от морфина вызывает сверхчувствительность к боли. Крыс тренировали с помощью процедуры, которая включала в себя в среднем 6387 обучающих испытания на «установление различий при ударах». В этих испытаниях крысам надо было реагировать на получение электрошока. Потом животным кололи морфин и подвергали ударам током один, три и семь дней после введения препарата. Вивисекторы отметили, что чувствительность к ударам возрастала в дни, следовавшие непосредственно за введением морфина.[94]
Вот еще более странный пример того, как исследовались наркотики.
В Калифорнийском Университете в Лос-Анджелесе Рональд Сиджел (Ronald Siegel) приковал двух слонов к сараю. Самка использовалась в дальномерных тестах, чтобы «определить процедуры и дозировки для приема ЛСД». Ей давали наркотик перорально и с помощью пистолета, стреляющего дротиками. Потом ученые начали давать наркотик обоим слонам каждый день и наблюдали за их поведением. Из-за высоких доз галлюциногена самка упала на бок, в течение часа у нее наблюдались дрожь и затрудненное дыхание. А самец из-за высоких доз стал агрессивным и начал нападать на Сиджела. Последний назвал такое агрессивное поведение «неуместным».
Мой последний эпизод в этом мрачном рассказе об опытах с наркотиками, по крайней мере, имеет счастливый конец. Исследователи из Медицинского колледжа Корнелльского университета (Cornell University Medical College) вводили кошкам большие дозы барбитуратов через трубки, которые были имплантированы в их желудки хирургическим путем. Вот описание симптомов при изъятии препарата:
«Некоторые не могли стоять... У «распластавшихся» животных наблюдались самые ярко выраженные признаки абстиненции и наиболее частые судороги, напоминающие эпилептические. Почти все животные умерли во время или вскоре после продолжительных конвульсий... Нередко в те периоды, когда другие признаки абстиненции были выражены особенно интенсивно, наблюдалось учащенное или затрудненное дыхание. В периоды наибольшей слабости, особенно после сильных судорог и перед смертью, отмечалось снижение температуры тела».[96]
Эти эксперименты начались в 1975 году. Несмотря на то, что злоупотребление барбитуратами стало серьезной проблемой несколькими годами раньше, к тому времени использование барбитуратов строго ограничили, и злоупотребление ими снизилось. С тех самых пор этот показатель постоянно снижается. Тем не менее, эксперименты на кошках в Корнелльском университете продолжались в течение 14 лет. Потом, в 1987 году организация за права животных «Все виды без границ» (Trans-Species Unlimited), основанная в Пенсильвании, собрала об этих опытах всю информацию, какую удалось найти, и начала кампанию за их прекращение. В течение четырех месяцев неравнодушные люди проводили пикеты возле лаборатории, в которой проводились эксперименты на кошках, и писали письма в финансирующие органы, в СМИ, в университет и законодателям. В конце 1988 года, после продолжительного отстаивания этих экспериментов Корнелльский университет и Мишико Окамото (Michiko Okamoto), ученый, проводивший эти исследования, написали финансирующей организации – Национальному Институту злоупотребления наркотиками (National Institute on Drug Abuse) – что они вернут грант на 530000 долларов, который получили для проведения экспериментов в течение следующих трех лет.[97]
Как такие вещи могут происходить? Как могут люди, не являющиеся садистами, в свои рабочие дни доводить обезьян до пожизненной депрессии, перегревать собак до смерти и превращать кошек в наркоманов? Как они после этого могут снимать белые халаты, мыть руки, возвращаться допой и ужинать с семьей? Как могут налогоплательщики допускать, чтобы средства использовались для поддержки этих экспериментов? Почему студенты протестуют против несправедливости, дискриминации и разного рода насилия, пусть даже все это происходит очень далеко от дома, но при этом игнорируют жестокость, которая имеет место на территории их университетов?
Ответы на эти вопросы заключаются в неоспоримом принятии спесишизма. По отношению к представителям других видов мы допускаем зверства, которые бы вызвали у нас гнев, если бы речь шла о нашем собственном виде. Спесишизм дает возможность вивисекторам рассматривать животных скорее как инвентарь, лабораторные инструменты, а не как живых, страдающих существ. Когда подается заявление на грант в правительственные финансирующие органы, животные в нем указываются среди «принадлежностей», наряду с пробирками и записывающим оборудованием.
Помимо общего спесишистского мировоззрения, которое характерно как для вивисекторов, так и для других людей, некоторые особые факторы способствуют проведению описанных выше экспериментов. Прежде всего, общество до сих пор глубоко уважает ученых. Невзирая на то, что появление ядерного оружия и загрязнение окружающей среды заставили нас осознать, что наука и технология не насколько полезны, как может показаться с первого взгляда, многие до сих пор склонны благоговеть перед людьми, которые носят белые халаты и имеют ученую степень. В известной серии экспериментов Стэнли Милграм (Stanley Milgram), гарвардский психолог, показал, что обычные люди готовы выполнять указания человека в белом халате, приказывающего наносить видимые электрические удары участнику эксперимента в качестве наказания за то, что он не отвечает на вопросы правильно. Разумеется, испытуемых вводили в заблуждение относительно причинения страданий человеку, но здесь важен сам факт. И они продолжали «причинять страдания» даже тогда, когда человек кричал и притворялся, что испытывает сильную боль.[98] Если такое может произойти даже тогда, когда участники считают, что делают больно человеку, то насколько проще студентам откинуть в сторону первоначальные сомнения, когда профессоры приказывают им проводить эксперименты на животных? Элис Хейм правильно назвала это «идеологической обработкой студента», которая начинается с препарирования лягушки на занятиях по биологии. Когда будущие медики, психологи и ветеринары приходят в университет и обнаруживают, что для окончания выбранного ими курса необходимо ставить опыты на живых созданиях, им бывает трудно отказаться. Особенно это бывает проблематично, когда они знают, что то, о чем их просят, является стандартной практикой. Студенты, которые отказываются участвовать в таких занятиях, получают плохие оценки за курс и часто вынуждены оставить обучение.
Требование подчиняться правилам не ослабевает и после получения дипломов. Если они решают получить ученую степень в сфере, в которой распространенной практикой являются опыты на животных, их будут подталкивать к разработке собственных экспериментов и к подробному описанию этих исследований в диссертации. Естественно, если студенты получают образование подобным образом, то, став профессорами, будут аналогичным образом обучать собственных студентов.
Особенно показательно свидетельство Роджера Ульриха (Roger Ulrich), бывшего вивисектора, который отказался от своих воззрений и сейчас признает, что причинил годы мучений самым разным животным, от крыс до обезьян. В 1977 году журнал «Монитор» (Monitor), издаваемый Американской психологической ассоциацией, сообщил, что эксперименты по изучению агрессии, проведенные Ульрихом, были выбраны для подкомиссии в Конгрессе в качестве примера негуманного исследования. К удивлению критиковавших его противников вивисекции и, несомненно, редактора «Монитора», Ульрих заявил в ответ, что критика «воодушевила» его, и добавил:
«Первоначально мое исследование обуславливалось желанием понять и, по возможности, решить проблему человеческой агрессии. Но позже я обнаружил, что результаты моей работы, по-видимому, не оправдывают ее продолжения. Вместо этого я задумался над тем, не служат ли сдерживающим фактором для науки финансовые награды, профессиональный престиж, возможность путешествовать и т.д., и не мы ли, ученые (которых поддерживает наша бюрократическая и законодательная системой), являемся частью проблемы».[99]
Дональд Барнс, как мы видели, аналогичным образом изменил свое отношение к работе, заключавшейся в облучении радиацией дрессированных обезьян для Военно-воздушных сил США. Он назвал процесс, который описывал Ульрих, «отвечающей требованиям этической слепотой». Иными словами, крыса может научиться нажимать на рычаг в обмен на пищу, а человек точно так же может приворожиться профессиональными наградами и потому игнорировать этические вопросы, которые встают при проведения опытов на животных. Как говорит Барнс,
«я представлял собой типичный пример того, что называю “отвечающая требованиям этическая слепота”. Вся моя жизнь состояла из награждений за использование животных, за то, что я обращался с ними как со средствами для человеческого совершенствования или развлечения... За те шестнадцать лет, что я провел в лаборатории, вопросы морали и этики использования лабораторных животных ни разу не поднимались ни на формальных, ни на неформальных собраниях до тех пор, пока я не заговорил о них на исходе моих дней в качестве вивисектора».[100]
От отвечающей требованиям этической слепоты страдают не только вивисекторы. Иногда исследовательские институты сообщают критикам, что для присмотра за животными они берут ветеринара. Предполагается, что такие заявления должны успокоить людей, так как, согласно распространенному мнению, ветеринары – это люди, которые заботятся о животных и никогда не допустят ненужных страданий. К сожалению, это не так. Несомненно, многие ветеринары выбрали эту профессию из-за любви к животным, но людям, которые действительно неравнодушно относятся к братьям меньшим, трудно пройти курс обучения ветеринарной медицины и при этом не притупить свою чуткость к страданиям. Те, кто любит их больше всего, возможно, не смогут закончить обучение. Вот что один бывший студент-ветеринар написал в зоозащитную организацию:
«Мечта и цель всей моей жизни стать ветеринаром рассеялась после нескольких травмирующих случаев. Речь шла о стандартных экспериментальных процедурах, которые использовали бесстрастные преподаватели в подготовительной ветеринарной школе при моем университете. Они считали совершенно допустимым экспериментировать со всеми теми животными и убивать их, а я почувствовал, что это идет вразрез с моим моральным кодексом. После многочисленных конфликтов с этими бессердечными вивисекторами я с сожалением решил выбрать другую профессию».[101]
В 1966 году были предприняты попытки ввести закон для защиты лабораторных животных, и тогда Американская ассоциация ветеринарной медицины (American Veterinary Medical Association) заявила комитетам Конгресса, что хоть эти меры и помогают остановить кражу домашних любимцев для последующей продажи их в лаборатории, они затрудняют лицензирование и регулирование исследовательских служб, тогда как это может помешать исследованиям. Основная установка профессии ветеринара была выражена в одной из статей в «Журнале Американской Ассоциации ветеринарной медицины» (Journal of the American Veterinary Association): «Сущность ветеринарии заключается в достижении максимального благополучия человека, а не низших животных».[102] После осознания этого характерного примера вряд ли кто-то удивился бы тому, что ветеринары входили в состав экспериментальных бригад, которые проводили многие опыты, описанные в этой главе. Только для одного примера вернемся к эксперименту с Платформой равновесия для приматов, который включал в себя соприкосновение с нервно-паралитическим газом зоманом. В докладе, из которого было взято это описание эксперимента, указывается следующее: «Повседневный уход за животными осуществлял отдел ветеринарной науки Школы аэрокосмической медицины при Вооруженных силах США».
По всей Америке ветеринары обеспечивают «повседневный уход» за теми животными, которые бессмысленно эксплуатируются. В этом ли заключается профессия ветеринара? (недавно появилась надежда, потому что теперь существует новая организация ветеринаров, ставящая целью поддерживать тех врачей и студентов, которых беспокоит этика отношения к животным).[103]
Когда какая-то модель экспериментирования на животных становится признанным методом исследования в определенной сфере, бывает трудно нарушить этот самоподдерживающийся процесс. Движущим механизмом для опытов на животных становятся не только публикации и повышения в должности, но еще и премии и гранты, которыми финансируются исследования. Администраторы фондов будут готовы поддержать заявку на новый эксперимент с животными, если они в прошлом уже финансировали их. Новые методы без использования животных кажутся им менее знакомыми, и поэтому шансы на получение поддержки здесь меньше.