«Эти открытия и наши теоретические формулировки подчеркивают взаимосвязь между управляемостью ударов, возможностью предсказать их окончание, условными признаками стресса, страха и оборонительного поведения, но для того чтобы изучить точную природу этих взаимосвязей, требуются дальнейшие исследования».[43]
В этом отчете, опубликованном в 1986 году, упоминается более ранняя экспериментальная работа в данной сфере, проведенная в 1948 году.
В Университете Канзаса отдел, который называет себя Комитетом по исследованию детей (Bureau of Child Research), наносит удары электротоком разным видам животных. В одном из экспериментов шетлендским пони не давали воды до тех пор, пока они не начали испытывать жажду, а потом они получили емкость с водой, которую можно было электрифицировать. По обе стороны голов пони помещались громкоговорители. Когда шум шел из левого громкоговорителя, резервуар электрифицировался, и пони при питье получали удары током. Они усвоили, что надо прекращать пить, если шум идет из левого громкоговорителя, но не из правого. Потом громкоговорители были пододвинуты ближе друг к другу, так что пони больше не могли различать их и, таким образом, избегать ударов.
Исследователи указали на аналогичные эксперименты с белыми крысами, кенгуровыми крысами, древесными крысами, ежами, собаками, кошками, обезьянами, опоссумами, тюленями, дельфинами и слонами и пришли к выводу, что, по сравнению с другими животными, пони с трудом определяют направление звука.[44]
Непонятно, какую пользу это исследование принесет детям. В целом во всех вышеприведенных примерах экспериментов больше всего беспокоит то, что, невзирая на страдания животных, полученные результаты незначительны, очевидны или бессмысленны, это признают даже сами вивисекторы. Выводы из выше процитированных экспериментов ясно показывают, что ученые вложили много сил в то, чтобы рассказать нам на научном жаргоне то, что все мы и так знаем, то, что мы могли бы выяснить менее болезненными способами, если бы немного подумали. А ведь эти эксперименты предположительно важнее тех, которые не были опубликованы.
Мы рассмотрели только небольшое количество психологических экспериментов, которые включают удары электротоком. Вот что говорится в докладе, который был подготовленСлужбой технологической оценки:
«Обзор 608 статей, появившихся в журналах Американской Психологической Ассоциации (American Psychological Association) с 1978-го по 1983 годы включительно, в которых обычно публикуют результаты экспериментов на животных, показал, что в 10% исследований использовались удары электрическим током».[45]
Многие другие журналы, не связанные с Американской психологической ассоциацией, также публикуют сообщения об экспериментах на животных, в которых использовался электрической ток; и мы не должны забывать об исследованиях, результаты которых вообще нигде не публикуются. И это только одна разновидность исследований, причиняющих животным боль и страдания. Мы уже ознакомились с деталями опытов, в которых детенышей отрывали от матерей, но потребовалось бы несколько книг, чтобы кратко описать другие психологические эксперименты, исследующих такие аспекты, как ненормальное поведение, животные модели шизофрении, движения, поддержание тела, познавательные способности, общение, отношения между хищником и жертвой, мотивация и эмоции, ощущения и восприятие, лишение сна, пищи и воды. Мы рассмотрели всего лишь несколько из десятков тысяч экспериментов, которые ежегодно проводятся в области психологии, но этого должно быть достаточно для понимания того, что очень многие из проводящихся до сих пор опытов причиняют животным огромную боль и не предлагают перспектив для получения действительно важных новых знаний. К сожалению, для психологов и других вивисекторов животные стали просто инструментами. Лаборатория может принимать во внимание стоимость этих «инструментов», но жестокость к ним становится очевидной не только при самом проведении экспериментов, но и при их описании в докладах. Взглянем, к примеру, на упоминание Харлоу и Суоми об их «полке для изнасилования» и на шуточный тон, с которым они рассказывают о «любимых трюках» самок обезьян, родивших детенышей в результате ее использования.
Рассказывать об отлучении стало проще благодаря использованию технического жаргона, который маскирует подлинный характер происходящего. Психологи под влиянием бихевиористской доктрины, согласно которой упоминать нужно только наблюдаемое, придумали немалый набор терминов, которые относятся к боли, не упоминая о ней напрямую. Элис Хейм (Alice Heim), одна и немногих психологов, которая выступила против бессмысленных экспериментов на животных, проводимых ее коллегами, описывает это так:
«Работа по наблюдению за поведением животных всегда выражается в научной, корректно звучащей терминологии, которая дает возможность продолжать обучение нормальных, без садистских наклонностей, студентов-психологов и не пробуждать в них беспокойства. Итак, то, что на самом деле является пыткой жаждой, голодом или электроударами, называется приемом «угасание». «Частичное подкрепление» – это термин, которым обозначают беспокойство животного, возникающее из-за того, что экспериментатор лишь частично оправдал ожидания, которые появились у животного в ходе предыдущей тренировки.
Определение «отрицательный стимул» используется, когда животное подвергают стимулам, которых оно, по возможности, избегает. Термин «избегание» подходит, потому что это наблюдаемая деятельность. Термины «болезненный» или «пугающий» для стимулов меньше подходят из-за своей антропоморфности: они предполагают, что животное имеет чувства, которые могут иметь сходство с человеческими. Это недопустимо, потому что не вписывается в концепцию бихевиоризма и ненаучно (а также потому, что может удержать более молодого и менее черствого исследователя от выполнения определенных изобретательных экспериментов, допусти он небольшую игру воображения). Самый страшный грех для экспериментатора-психолога, работающего в области «поведения животных», – это антропоморфизм. Тем не менее, если бы он не верил в аналогию между человеком и более низкими животными, то даже он, по-видимому, счел бы свою работу в значительной мере неоправданной».[46]
Мы можем видеть тип жаргона, о котором Хейм говорит в процитированном мною докладе об экспериментах. Обратите внимание, что даже когда Селигман чувствует себя вынужденным сказать «отказались» от попыток спастись от ударов, он считает нужным поставить термин в кавычки, тем самым как бы подчеркивая, что он не приписывает собаке никаких умственных процессов. Тем не менее, логическое следствие такого взгляда на «научный метод» заключается в том, что эксперименты на животных не могут научить нас ничему, что было бы применимо к людям. Как ни странно, некоторые психологи настолько озабочены тем чтобы избежать антропоморфизма, что признали этот вывод. Такое отношение иллюстрируется следующим автобиографичным утверждением, которое появилось в журнале «Новый ученый» (New Scientist):
«Когда 15 лет назад я проходил курс по психологии для получения ученой степени, экзаменатор со стальными глазами, сам психолог, задал мне прямой вопрос о моих мотивах и спросил меня, что такое, на мой взгляд, психология и ее основная сфера изучения. Я был наивным простаком и ответил, что это изучение сознания, и что предметом изучения в ней служат люди. Экзаменатор издал радостный крик из-за того, что смог так успешно меня поймать, и заявил, что психологи не интересуются сознанием, что главным объектом изучения служат не люди, и крысы, и настоятельно посоветовал мне пойти на отделение философии, расположенное рядом...»[47]
Возможно, мало кто из психологов может с гордостью заявить, что их работа не имеет ничего общего с человеческим сознанием. Но многие из экспериментов на крысах можно объяснить только предположением, что исследователи действительно интересуются поведением крыс исключительно ради себя, не имея намерения узнать что-либо о людях. Как в этом случае можно оправдать причинение такого большого количества страданий? Ясно, что это делается не ради блага крыс.
Итак, в психологии основная проблема для исследователя стоит особенно остро: либо, если животные не похожи на нас, зачем ставить на них эксперименты, либо, если животное похожи на нас, мы не должны проводить на них опыты, которые выглядели бы варварством при проведении на человеке.
Другая большая сфера вивисекции включает ежегодное отравление миллионов животных. Часто и это делается по несущественным причинам. В 1988 году в Британии на животных для тестирования лекарств и других материалов было проведено 588997 научных процедур, из них 281358 не имели отношения к проверке медицинских либо ветеринарных товаров.[48]
Точные цифры по США недоступны, но если они соотносятся с британскими, то количество животных, использованных для тестирования продукции, составило бы, по меньшей мере, 3 миллиона. На самом деле, эту цифру можно умножить на 2 или 3, потому что в США в этой сфере производится очень много исследований и появляется разработок, а Администрация по пищевым продуктам и лекарственным средствам (Food and Drug Administration) требует обширной проверки новых веществ, прежде чем те могут быть выкинуты на рынок. Можно подумать, что требование тестировать на животных лекарства, вероятно, способные спасти жизнь, оправдано, но те же самые тесты используются для продукции вроде косметики, пищевых красителей и лака для пола. Должны ли тысячи животных страдать для того, чтобы на рынке появился новый вид помады или новая мастика? Разве у нас уже нет подобных товаров в избытке? Кто выигрывает от их появления, помимо компаний, которые надеются получить прибыль с их продажи?
В сущности, даже если проверке подвергается медицинский продукт, он, скорее всего, никак не улучшит наше здоровье. Ученые, работающие в Британском Министерстве Здравоохранения и Социальной безопасности (British Department of Health and Social Security), изучили лекарства, появившиеся на рынке с 1971-го по 1981 годы. Они выяснили, что новые препараты
«большей частью внедряются в те области терапии, где их количество и так уже значительно превышает требующееся... и они предназначены для лечения распространенных, в значительной степени хронических заболеваний, возникающих, главным образом, в западном обществе, страдающем от изобилия. Таким образом, нововведения направлены в большей степени на получение коммерческой прибыли, а не на удовлетворение терапевтических нужд».[49]
Чтобы понять, что подразумевается под внедрением всех этих новых продуктов, необходимо кое-что узнать о стандартных методах тестирования. Дабы определить токсичность вещества, выполняются «тесты на острую оральную токсичность». При проведении этих тестов, разработанных в 1920-е годы, животных заставляют глотать различные вещества, в том числе несъедобные предметы вроде губной помады и бумаги. Часто подопытные отказываются есть вещество при простом добавлении его в пищу, поэтому вивисекторы либо кормят их силой, либо вставляют им в горло трубку. Стандартные тесты проводятся в течение 14 дней, но некоторые могут длиться до 6 месяцев – если животное выживает в течение этого срока. В течение этого времени у животных часто наблюдаются классические симптомы отравления, в том числе рвота, понос, паралич, конвульсии и внутренние кровотечения.
Самый известный тест на острую токсичность – это ЛД-50. ЛД-50 обозначает «летальная доза 50 процентов», количество вещества, которое убьет половину животных, участвующих в исследовании. Чтобы выявить размер такой дозы, отравляют несколько групп животных. Обычно до того момента, как умрет половина из них, животные бывают очень больны и испытывают явные страдания. Когда речь идет об относительно безвредных веществах, все же считается правильным выявить концентрацию, при которой умирает половина животных; в результате, им приходится принудительно скармливать огромные количества субстанции, и смерть у них может наступить всего лишь из-за большого объема или высокой концентрации. Это не имеет никакого отношения к обстоятельствам, при которых люди будут употреблять этот продукт. Поскольку суть эксперимента состоит в том, чтобы измерить количество вещества, способного убить половину животных, страдания умирающих никак не облегчаются. Причина состоит в боязни получить неточный результат.
Служба технологической оценки при Конгрессе США подсчитала, что ежегодно в стране для токсикологических тестов используются «несколько миллионов» животных. Более точные подсчеты по поводу теста ЛД-50 отсутствуют.[50]
Косметика и другие вещества тестируются на глазах животных. Тест Драйза на вызывание глазного раздражения впервые начал применяться в 1940-е годы, когда Дж.Х. Драйз (J.H. Draize), работавший в Администрации по пищевым продуктам и лекарственным средствам, разработал шкалу, с помощью которой можно было оценить раздражающее действие вещества при соприкосновением с глазом кролика. Процедура такова. Обычно животных помещают в удерживающие устройства, из которых высовывается только голова. Это не дает им почесать или вытереть глаз. Потом тестируемое вещество (например, отбеливатель, шампунь или чернила) наносится каждому кролику на один глаз. Это делается следующим способом: животному оттягивают нижнее веко и «закладывают» вещество в образовавшуюся «чашечку». Потом глаз держится закрытым. Нанесение иногда повторяют. За кроликами наблюдают ежедневно на предмет воспаления глаза, изъязвления, появления инфекции или кровотечения. Наблюдения могут длиться до трех недель. Один исследователь, работавший в большой химической компании, описал самую острую реакцию следующим образом:
«Полная потеря зрения из-за серьезного внутреннего повреждения роговицы или внутренней структуры. Животное упорно держит глаз закрытым. Может визжать, царапать глаз лапами, прыгать и пытаться убежать».[51]
Как уже упоминалось, при нахождении в удерживающем устройстве животные не могут ни почесать глаз, ни спастись. Некоторые вещества вызывают такие серьезные повреждения, что глаз кролика теряет все отличительные характеристики – радужная оболочка, зрачок и роговица начинают напоминать одно большое заражение. Вивисекторы не обязаны использовать анестезию, но иногда они применяют небольшое количество местного обезболивающего при нанесении вещества, если это не мешает тесту. Это никак не облегчает боль, которая может появиться после того, как в течение двух недель в глазу находилось средство для чистки плиты. Цифры Министерства сельского хозяйства США (US Department of Agriculture) показывают, что в 1983 году лаборатории, занимавшиеся токсикологическим тестированием, использовали 55785 кроликов, а химические компании – еще 22034. Можно предположить, что во многих случаях при этом использовался тест Драйза, хотя точных цифр на этот счет нет.[52]
Для оценки токсичности многих веществ животных подвергают и другим тестам. Во время ингаляционных исследований животных сажают в запечатанные камеры и заставляют вдыхать спреи, газы и пары. В тестах на дерматологическую токсичность кроликам сбривают мех, чтобы можно было поместить токсичное вещество на кожу. Животные обездвижены, поэтому не могут почесать свое раздраженное тело. Кожа может кровоточить, покрываться волдырями, облезать. При проведении тестов на погружение животных помещают в баки с разбавленными веществами, и некоторые из них тонут еще до получения результатов теста. В исследованиях на восприятие инъекции проверяемое вещество вводится животному подкожно, внутримышечно или непосредственно в орган.
Таковы стандартные процедуры. Вот два примера того, как они проводятся.
В Англии Исследовательский институт Хантингтон (Huntington Research Institute) совместно с гигантской корпорацией ICI проводил эксперименты, в ходе которых сорок обезьян были отравлены гербицидом под названием паракват. Они очень плохо себя чувствовали, у них наблюдалась рвота, затрудненное дыхание и пониженная температура тела. Они умирали медленно, в течение нескольких дней. К тому времени уже было известно, что отравление паракватом у человека становится причиной медленной и мучительной смерти.[53]
Мы начали эту главу с разбора некоторых военных экспериментов. Вот военный эксперимент, включающий в себя тест ЛД-50.
Вивисекторы из Медицинского исследовательского института по инфекционным болезням армии США (US Army Medical Research Institute of Infectious Diseases) отравили крыс ядом Т-2. Согласно Государственному департаменту, этот яд имеет «дополнительные преимущества как эффективное орудие устрашения, которое вызывает “странные и пугающие симптомы”, такие как сильное кровотечение, появление волдырей и рвота, в результате чего люди и животные могут “умереть ужасной смертью”». Т-2 вводился внутримышечно, внутривенно, подкожно. Кроме того, его вводили через рот и через нос в брюшную полость, а также распыляли на коже. Цель опытов заключалась в том, чтобы определить «летальную дозу 50». Обычно смерть наступала после 9-18 часов соприкосновения с веществом, но те крысы, у которых взаимодействие с ядом происходило через кожу, умирали в среднем через 6 дней. Перед смертью животные не могли ходить и есть, у них наблюдалось нагноение кожи и кишечника, понос, беспокойство. Ученые сообщили, что их открытия «вполне соответствуют ранее опубликованным исследованиям, которые посвящены острому и хроническому отравлению Т-2».[54]
Как показывает этот пример, тестирование проходят не только продукты, предназначенные для человеческого употребления. Животным скармливаются либо «закладываются» в глаза различные вещества – реагенты химического оружия, пестициды и все виды промышленных и бытовых товаров. Среди них – инсектициды, антифриз, тормозная жидкость, отбеливатели, спреи для новогодних елок, церковные свечи, средства для плит, дезодоранты, средства для очищения кожи, пена для ванн, депиляторы, косметика для глаз, огнетушители, чернила, средства для загара, лаки для ногтей, тушь для ресниц, лаки для волос, краски и кремы для обуви.[55]
Многие ученые и врачи критиковали этот вид тестирования и указывали, что его результаты неприменимы к людям. Доктор Кристофер Смит (Cristopher Smith), врач из Лонг-Бич (Long Beach), штат Калифорния, сказал:
«Результаты этих тестов не могут использоваться для предсказания токсичности или для терапии при отравлении людей. Как квалифицированный врач неотложной медицинской помощи, имеющий более 17 лет опыта в лечении случайных отравлений и токсических поражений, я не знаю ни одного случая, когда врач скорой помощи использовал бы результаты теста Драйза, желая вылечить поврежденный глаз. Я никогда не использовал результаты экспериментов на животных, сталкиваясь со случайными отравлениями. Выбирая оптимальный курс лечения для своих пациентов, врачи скорой помощи опираются на отчеты о конкретных случаях, клиническую практику и экспериментальные данные, полученные во время клинических испытаний на людях».[56]
Токсикологи уже давно знают, что экстраполяция с одного вида на другой – это в высшей степени рискованная авантюра. Самым известным лекарством, причинившим неожиданный вред людям, но предварительно прошедшим интенсивное тестирование на животных, стал талидомид. Даже после того, как его заподозрили в вызывании уродств у человека, во время лабораторных исследований на беременных собаках, кошках, крысах, обезьянах, хомяках, а также на курицах, никакие дефекты не проявились. Они проявились только у одной определенной породы кроликов.[57]
Если говорить о недавних примерах, то препарат опрен прошел все необходимые испытания, прежде чем появился в продаже. Его производитель, фармацевтический гигант Eli Lilly, широко рекламировал опрен как новое «чудо-лекарство» для лечения артрита. Опрен был изъят из оборота в Британии после 61 смертельного случая и 3500 сообщений об острых реакциях. По оценкам журнала «Новый ученый», реальное количество инцидентов могло быть гораздо больше.[58] Среди других лекарства, признанных безопасными после тестирования на животных, но в дальнейшем оказавшихся вредными, значится сердечный препарат практолол (он вызывал слепоту) и средство от кашля зипепрол (у некоторых пациентов, принимавших его, наблюдались эпилептические припадки, после чего они впадали в кому).[59]
Опыты на животных не только подвергают людей риску – из-за них можно упустить ценные средства, которые представляют опасность для животных, но не для людей. Инсулин может вызвать уродства у крольчат и мышат, но не у человека.[60] Морфин, который оказывает успокаивающее действие на человека, вызывает лекарственное маниакальное возбуждение у мышей. Как сказал один токсиколог, «если бы токсичность пенициллина оценивалась на морских свинках, человек бы, возможно, никогда не начал его использовать».[61]
Сейчас, после десятилетий бессмысленных экспериментов на животных, начинается пересмотр вопроса о правильности этой практики. Вот что говорит доктор Элизабет Уилан (Elizabeth Whelan), ученый и исполнительный директор Американского Совета по науке и здравоохранению (American Council on Science and Health): «Не нужна ученая степень, чтобы понять, что эксперимент, в котором грызуны получают количество сахарина, эквивалентное 1800 бутылкам газировки в день, не имеет большого отношения к нескольким стаканам этого напитка, потребляемым нами ежедневно. Уилан приветствовала то, что работники Службы по защите окружающей среды (Environmental Protection Agency) недавно снизили более раннюю оценку опасности, которую несут в себе пестициды и другие вещества, попадающие в окружающую среду. При этом отмечалось, что оценка канцерогенности вещества, полученная в ходе экспериментов на животных, основывалась на упрощенных предположениях, при которых «вероятность мала». По ее словам, это означает, что «наши чиновники начинают обращать внимание на научную литературу, отрицающую безошибочность тестов на животных».[62]
Американская медицинская ассоциация (American Medical Association) тоже признала, что животные модели имеют сомнительную точность. На слушании в Конгрессе, посвященном тестированию лекарств, представитель ассоциации заявил, что «в настоящее время исследования на животных не доказывают почти ничего или вообще ничего и трудно применимы к человеку».[63]
К счастью, со времени выхода в свет первого издания этой книги был достигнут большой прогресс в том, чтобы прекратить такие эксперименты. Тогда большинство ученых не воспринимали всерьез вероятность того, что могут появиться эффективные альтернативы тестам, в ходе которых токсичность измеряется на животных. Они убедились в этом благодаря большой работе, которую проделали противники вивисекции. Среди них особое место занимал Генри Спира (Henry Spira), в прошлом борец за гражданские права; он объединил коалиции против теста Драйза и ЛД-50. Коалиция за запрет теста Драйза (Coalition to Abolish the Draize Test) начала с того, что предложила компании Revlon, как крупнейшему производителю косметики в США, потратить 0,1% своих прибылей на разработку альтернатив тесту Драйза. Когда Revlon отказалась, в «Нью-Йорк Таймс» появилась статья на всю страницу с вопросом: «Сколько кроликов Revlon ослепляет ради красоты?»[64] Люди пришли на ежегодное главное собрание в компании в костюмах кроликов.
Тогда Revlon приняла предложение и выделила требуемые средства, чтобы оплатить поиск альтернатив экспериментам на животных. Другие компании, такие как Avon и Bristol Myers, последовали этому примеру.[65] В результате работа, которую на начальном этапе в Британии проводил Фонд по замене животных в медицинских экспериментах (Fund for the Replacement of Animals in Medical Experiments), развернулась еще более интенсивно в США, особенно в Центре альтернатив экспериментам на животных Джонса Хопкинса (Johns Hopkins Center for Alternatives to Animal Testing) в Балтиморе, штат Мэриленд. Благодаря возрастающему интересу появилось несколько новых крупных журналов, таких как «Токсикология ин витро» (In-Vitro Toxicology), «Биология и токсикология клеток» (Cell Biology and Toxicology) и «Токсикология в пробирке» (Toxicology in Vitro).
Потребовалось время, чтобы результаты этой работы проявились, но постепенно интерес к альтернативам возрастал. Такие корпорации как Avon, Bristol Myers и Procter & Gamble, начали использовать в своих собственных лабораториях альтернативы и, таким образом, сократили число животных, задействованных в опытах. К концу 1988 года перемены стали наступать быстрее. Международная кампания против Benetton, которую проводило Вашингтонское отделение организации «Люди за этичное отношение к животным» (People for the Ethical Treatment of Animals – PETA) убедила эту торговую сеть отказаться от экспериментов на животных.[66] В декабре 1988 года Noxell Corporation, производитель кремов для кожи Noxzema и косметики Cover Girl, объявила, что будет применять сканирующий тест, который заменяет от 80 до 90% животных, использующихся для офтальмологического тестирования. В дальнейшем Noxell заявила, что в первой половине 1989 года вообще не использовала животных при тестировании косметики на безопасность.[67]
Теперь движение пошло быстрее. В апреле 1989 года Avon объявила, что провела валидацию тестов, в которых используется специально разработанный синтетический материал под названием айтекс. Эти тесты заменяют тест Драйза. В результате, через 9 лет после того как Спира начал свою кампанию, Avon перестала использовать тест Драйза.[68] Но это были еще не все хорошие новости. В том же году Mary Kay Cosmetics и Amway объявили о том, что перестали использовать животных для тестирования на безопасность потребительских продуктов и пересмотрели планы для использования альтернатив.[69] В июне Avon, под давлением очередной кампании, которую проводила PETA, заявила о прекращении всех экспериментов на животных навсегда.[70] Через 10 дней после этого заявления Revlon сообщила, что закончила свой долгосрочный план по устранению вивисекции на всех стадиях исследований и потому прекращает тестировать свою продукцию на животных. Потом Faberge перестала практиковать опыты на животных в косметическом и парфюмерном бизнесе. Таким образом, в течение нескольких месяцев (пусть и благодаря многолетней работе) первая, вторая и четвертая по размеру косметические компании США отказались от всех экспериментов на животных.[71]
Наиболее радикальные перемены имели место именно в косметической промышленности, как в самой открытой и потому относительно уязвимой, но движение против вивисекции также оказывает действие и в более широких сферах промышленности. Вот что об этом говорится в докладе, напечатанном в журнале «Наука» (Science):
«Главные производители фармацевтических препаратов, пестицидов и средств бытовой химии, побуждаемые движением за права животных, в последние годы сделали важные шаги, направленные на сокращение количества особей, включенных в тесты на токсичность. Альтернативные методы, такие как эксперименты на культуре клеток и тканей и компьютерное моделирование, все в большей степени рассматриваются не только как хороший способ пиара, но и как предпочтительные методы и с экономической, и с научной точек зрения».[72]
Далее в этом докладе приводятся слова Гэри Фламма (Gary Flamm), директора Службы токсикологических исследований Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами (Food and Drug Administration Office of Toxicology Studies). Он указывает на то, что «в подавляющем большинстве случаев тест ЛД-50 должен быть заменен». Статья в «Нью-Йорк Таймс» цитирует старшего токсиколога из G.D. Searle and Company: «Многие заявления, которые делают активисты зоозащитного движения, звучат резко, но они верны».[73]
Вряд ли возникнут сомнения в том, что в результате всех этих разработок удастся избежать огромного количества боли и страданий. Какого именно – трудно сказать, но теперь прекращаются тесты, в которых в противном случае ежегодно погибали бы миллионы животных. Трагедия заключается в том, что если бы токсикологи, корпорации и контролирующие службы больше заботились о животных, которых они используют, миллионы существ были бы спасены от острой боли и смерти. Те, кто отвечает за индустрию, связанную с тестированием, действительно задумались о страданиях животных только тогда, когда движение за освобождение животных начало просвещать людей по этим вопросам. Самые жестокие и глупые вещи делаются лишь потому, что того требуют правила, и никто не трудится менять их. Например, только в 1983 году федеральные службы США заявили, что такие средства, как щелочь, аммиак и очиститель для плит, которые, как известно, являются едкими раздражителями, не нуждаются в тестировании на глазу кролика, находящегося в полном сознании.[75] Но борьба еще ни в коем случае не окончена.
Приведем еще одну цитату из журнала «Наука» от 17 апреля 1987 года:
«В ненужном тестировании все еще используется множество животных, и это связано не только с устаревшими требованиями, но и с труднодоступностью большого объема информации. Теодор М. Фарбер (Theodor M. Farber), директор Службы по защите окружающей среды США токсикологического отделения (US Environmental Protection Agency’s Toxicology Branch), заявил, что его служба имеет картотеку, в которую входят 42000 законченных теста и 16000 тестов ЛД-50. Он сказал, что их можно было бы использовать более эффективно, если бы они были компьютеризированы и, таким образом, стали бы более доступны. “Когда речь идет о регулирующей токсикологии, многие из нас снова и снова проводят одни и те же тесты”, – сказал Фарбер».