Бойцы становятся сеньорами 4 глава

Тантрики всегда отвергали касты. Индусы избегают разговора на эту животрепещущую «жгучую» тему с иностранцами, и каждый раз, когда я пытался возобновить этот разговор, они искусно уклонялись от прямого ответа.

Для обучающейся на Западе молодой индианки, такой хорошенькой в своем цветном сафари, касты — это «только вопрос чистоты». Не спрашивайте ее, какого рода эта «чистота»; для нее очевидно только то, что влачащие нищенское существование в индийской пыли «неприкасаемые», с темной кожей и в жалких лохмотьях, «нечисты» в сравнении с ней — грациозной, воспитанной и тщательно одетой. Она не желает признавать тот факт, что вот уже на протяжении тысячелетий их вырождения желают, оно запрограммировано системой, к которой она так благоволит.

Ее ответ привел меня к слову «каста». Еще в XVI веке высадившиеся в Индии португальские моряки заметили, что социальное разделение индийского общества зависит от «каст» (са51а), что на португальском языке означает «чистота». Но в противоположность нашей индианке, они не были введены в заблуждение этим терми­ном, видя в ней чистоту крови, расы. Санскритский термин «йати» (]а11) определяет то, что мы называем «кастой», и означает ни больше ни меньше, чем «раса».

Если я задам тот же вопрос храброму, приятной внешности индусскому «свами», он также ловко уклонится от этой проблемы и никогда не отважится признать несправедливость системы, основанной, по его словам, на «дхарма» (сшаппа). Само собой разумеется, он постарается также, чтобы его ответ не отдавал затхлым расизмом. Предпочитая сравнения, он добавит, что как у автомобиля есть колеса, мотор, руль и т.д., так и в обществе каждый должен исполнять свое предназначение — «дхарма», держаться своего места и общественной роли: он не преминет уточнить, что благодаря этой «предопределенности» каждый с детства готовится к своей роли, которая впоследствии определит его жизнь. Наконец, он приведет свой высший аргумент: тысячелетнее существование такой системы является доказательством ее жизнеспособности, опустив при этом уточнение, что «распределение ролей» осуществляется системой принудительно. По поводу социального разделения по профессиям он скажет, что оно походит на наши гильдии, охраняющие интересы своих членов и обеспечивающие качество их труда. Он добавит также, что передача всех секретов мастерства возможна только от отца к сыну, оправдывая наследствен­ный характер каст. Наконец, он прибегнет к своей третьей уловке, сказав, что в 1954 году новый гражданский кодекс Индии упразднил касты. Это верно, но на практике с тех пор мало что изменилось, и наши вопросы так и не получают должного объяснения.

Тогда зачем воскрешать проблему, с которой мы не можем совладать? Среди доводов, которые заставляют нас интересоваться этой темой, помимо аспекта гуманизма главной является скрытая, взрывоопасная угроза дестабилизации Индии, чреватая самыми непредсказуемыми последствиями в мировом масштабе. Зная жестокие крайности брахманического расизма и его неизбежное следствие — губительный для общества патриархат, чита­тель сможет понять, почему эта книга не доставит удовольствия сторонникам системы, особенно индийским «свами», которые не упустят случая оспорить ее доводы; впрочем, у меня нет ни малейшего намерения давать повод для распрей.

Заботливо поддерживаемая «неясность»

Система так называемых «каст» имеет своим следствием два способа социального разделения, в действи­тельности столь отличных друг от друга, что хотелось бы вообще отказаться ог слова «каста», поскольку к нему сознательно примешивают все, что затемняет его истинный смысл. Но это может не понравиться тем, кто предпо­читает «напустить туману», сбить нас с толку.

Первым критерием сугубо расовой дискриминации является «варна» (уагпа), санскритское слово, означа­ющее «цвет» (очевидно, цвет кожи). В дальнейшем я буду использовать слова «варна» (уагпа), «йати» (\аН) или «класс» (с1аз5е), чтобы различать четыре класса, опирающихся на понятие «раса» и являющихся незыблемой основой системы.

Итак, с одной стороны, существуют арийцы, «бледнолицые», разделенные, в свою очередь, на два основных класса, доминирующих по своему влиянию, но составляющих численное меньшинство: брахманы (жрецы) и кшатрия (воины, светская власть). Затем идут «вайшьас» (земледельцы, ремесленники, торговцы, ростовщики), образующие огромный третий класс «дважды рожденных», принятый в «священный кордон» ведической религии, из которой исключены все остальные слои населения. Затем идут неарийцы, судра, сервы — потомки побежден­ных, насильно втиснутых арийской системой в четвертый класс; они образуют массу подневольной даровой рабочей силы, подлежащей оброчной подати. Наконец, «последние из последних», исключенные из системы и стоящие вне касты, недостойные даже называться рабами — «неприкасаемые», — потомки непокорных исконных жителей. Вот что представляет собой пятикратное разделение системы, основанное на расовом отличии и предоп­ределенное уже при рождении.

Вторым «общим разделением» является профессиональная градация, о которой говорилось выше. Тогда как «йати» (\аИ) были неприкосновенны, каждая подразделялась на столько «отсеков», сколько было профессий. Они составляли бесчисленное их множество, в то время как «йати» оставались в рамках только четырех подразделов. Ошибочно противопоставлять эти формы деления, так как они взаимосвязанны.

Определенная профессиональная квалификация существовала и до арийского вторжения. Завоевав страну, арийцы нашли дравидское общество, организованное в профессиональные гильдии, возможно, даже наследствен­ные. Эта структура была сначала очень осторожно воспринята арийцами; но впоследствии они постарались извлечь из нее максимальную выгоду, прибавив к этой градации критерий «варна» — цвет кожи, раса.

Я начал свою классификацию с брахманов, кшатрий и т.д., как того требовала логика рассуждений. Однако, опасаясь уподобления мифическому систематизатору Ману, отдающему приоритет брахманству, последующие разделы я посвящаю «последним из последних» — «неприкасаемым».

Несчастье побежденных

Проиграть войну — непоправимая ошибка' вот уже 3 500 лет дравиды и другие неарийские народности Индии слишком дорогой ценой платят за свое поражение в войне с этой беспримерной арийской агрессией. Но главная тяжесть этого непомерного груза расплаты легла на плечи «неприкасаемых».

«Неприкасаемые» — какое ужасное слово, невозможно постичь, как Бог или природа могли создать челове­ческие существа, чья тень оскверняет все, до чего дотрагивается. Этот класс объединил в себе всех отвергнутых арийской системой — всех непобежденных, всех живущих в труднодоступных джунглях, исконных дравидов. Из всех этих парий наибольшего сожаления заслуживают внебрачные потомки арийцев, рожденные от «нечистого» союза (например, матери-арийки и отца-судра). Они отлучены от церкви, отвергнуты и изолированы арийским обществом так же, как и их потомки' эти драконовские меры были призваны устранить нечистокровные связи.

Сколько сегодня «неприкасаемых» в Индии? Сто, сто пятьдесят миллионов? Кто знает. Мы, западноевропей­цы, живем вне каст; и если мы не подвержены беспрецедентному третированию, как в случае с «неприкасаемы­ми», то это благодаря цвету нашей кожи, более светлой, чем у брахманов, а также экономическому и военному могуществу.

Среди «неприкасаемых» арийцы особенно выделяют «шандала» (спапсЫаз) — самых отвратительных и недо­стойных. В чем их преступление? В том, что они имели несчастье быть потомками племени настолько неприми­римого в своей борьбе с завоевателями, что арийцы после сражений вырывали у мертвых повстанцев зубы, чтобы сделать из них ожерелья. Позднее слово «шандала» приобретет более широкий смысл и будет обозначать всех внекастовых «неприкасаемых». Тогда как с течением времени некоторые законы Ману, касающиеся судра, были смягчены, в отношении «шандала» они оставались неизменно суровыми и безжалостными Современные законы почти не изменили их судьбу, разве что в городах, да и то лишь в слабой мере.

Я процитирую С.Томаса: «Неприкасаемым» «паншама» (рапсЬатаз) (пятый класс, объединяющий в себе всех неприкасаемых) запрещено местожительство в поселениях других каст. Они не смеют приближаться к колодцам, храмам и дорогам, по которым ходят брахманы. Им запрещено строить деревянные или каменные дома. Вход в их земляные хижины должен располагаться так низко, чтобы каждый входящий в дом вынужден был униженно согнуться. Им запрещается носить чистую одежду, владеть даже мизерным земельным наделом. Нако­нец, они полностью зависят от других каст».

«Безжалостное проведение в жизнь этих законов, очень активно преобразованных тысячелетиями, превра­тило эту часть населения в вырождающихся, лишенных всякого самоуважения и надежды на будущее человече­ских существ. Они питаются падалью и другой омерзительной пищей, пьют самую загрязненную воду. Если им случится заболеть, ни один врач не окажет им помощи. Брахманы строят больницы для животных и птиц, но никакой арийский врач не позаботится о человеческих собратьях, стоящих вне касты. Для них смерть «паншама» гораздо менее важна, чем потеря любимой кошки Преступлением считается появление их на улице и в других общественных местах. Самое ничтожное правонарушение карается прилюдным бичеванием и калечением, а появ­ление, скажем, на улице — смертью».

Закон запрещает появление парий в городе после трех часов полудня, потому что заходящее солнце вытянет их тени, которые «оскверняют все окружающее». Над этим можно было бы посмеяться, если бы это не было так отвратительно. Другой пример: среди бесчисленных ритуалов и церемоний, которыми «размечена» жизнь арий­цев, существует погребальный ритуал «шрадха» (апгасЫпа), совершаемый в честь родителей умершего; он пред­назначен для установления связи между живущими и смертью, что само по себе похвально. По этому случаю поминальный пирог делят между представителями трех поколений семьи умершего Совершают этот ритуал обяза­тельно тайно, скрывшись от посторонних глаз в какой-нибудь хижине, чтобы не оскорбить памяти умершего взглядом «неприкасаемого», беременной женщины (даже арийской) или еретика.

Жертвы законов Ману «паншама» живут вдали от людей, в лесных трущобах, питаются ящерицами и выры­тыми из земли корнями растений. Отсутствие к ним жалости кажется поистине невероятным, однако это являет­ся горькой правдой, не утратившей своей актуальности и в наше время. Образованные индийцы скажут вам, что представители низших каст могут не только получить образование (даже в университете), но и стать богатыми. Это так, но как бабочка не делает весну, так даже малоудачливый брахман ни за что не признает «неприкасаемо­го», будь он хоть мультимиллионером.

Однажды моя знакомая рассказала мне о случае в индийском посольстве, когда двое респектабельных муж­чин демонстративно, в страшном негодовании удалились из приемной, когда в нее вошли несколько тоже очень почтенного вида индийцев. Удивленный такой неожиданной реакцией, я спросил у тех двоих, чем вызван их поступок. И вот ответ: «Но это же «неприкасаемые»?!»)

Отпечаток пальца, превращающий в раба

«Курми» (мелкие землевладельцы) эксплуатируют «неприкасаемых» без всякого стыда и жалости. Снова цитирую «Экспресс»: «Неприкасаемые» нанимаются к «курми» за один килограмм зерна в день, собранный с поля, на котором они работают. Им никогда не выплачивают денег; даже мизерная оплата в 2 рупии (1 фр. франк), которую получают сельскохозяйственные рабочие, для них исключена. Но если «неприкасаемые» все-таки не могут обойтись без ссуды (100 рупий, например) — на медикаменты, медицинские услуги и т.д., долговая расписка об обязательстве уплаты долга, где вместо подписи стоит отпечаток большого пальца «неприкасаемого», становит­ся официальным документом, превращающим его в пожизненного раба».

Если учесть, что самый минимальный, почти нищенский прожиточный минимум составляет 12 рупий (цена 1 л бензина в Индии), можно представить катастрофическое материальное положение «неприкасаемых», получа­ющих только одну шестую часть официально установленной минимальной заработной платы.

Другая история «отпечатка пальца». Говорят, что Индия — самая большая демократия мира. Это правда, если верить конституции и регулярно организуемым выборным кампаниям. В данном случае вместо «регулярно» хочется сказать «через регулярные интервалы», но если под ними подразумевать «соответствие правилам», то этот термин был бы весьма спорным. Опять «Экспресс»: «В некоторых деревнях жители в течение многих лет не видят официальной власти. Но когда во время выборной кампании они обращаются в свой избирательный участок, их убеждают в том, что они уже проголосовали, даже если отсутствие чернил на левом указательном пальце свидетельствует об обратном (чиновник, занимающийся подсчетом голосов, вносит в списки избирателей отпечат­ки пальцев, отсюда и следы чернил). Если эти «псевдоизбиратели» пытаются сопротивляться или заявляют об ущемлении гражданских прав, на помощь приходит полиция, а дубинка быстро усмиряет протестующих».

Но как отстоять свои права при отсутствии действенных административной власти и полиции? Спасение только в объединении сил. Каждый класс, каждое религиозное сообщество создает свою вспомогательную армию, называемую «сена». Так, например, «курми» вынуждены защищаться от вопиющих злоупотреблений своей влас­тью крупными землевладельцами. Их противостояние чревато потенциальной взрывоопасностью. «Неприкасае­мые» тысячелетиями влачат свое жалкое существование, не имея возможности ни защитить себя, ни сколько-нибудь облегчить свою участь. Однако на ниве политической реакции пробуждаются к жизни робкие ростки нового самосознания. Так, в соседней Бенгалии к 70-м годам двадцатого столетия одним из направлений деятель­ности марксистов стал вопрос об улучшении положения «проклятых земель». Снова «Экспресс»: «На периферии среди «отверженных» активно проповедуются идеи марксизма-ленинизма. Марксистское движение сумело вос­пользоваться пассивностью, коррупцией местной администрации, активно создавая параллельные административ­ные структуры, свою оперативную полицию и правосудие».

Политические движения «неприкасаемых» локализованы и ограничены, но что делать, если они будут рас­пространяться по всей Индии? Разумеется, реакционная власть и полиция делают все возможное для обуздания политической активности низших слоев, но... Страна находится в состоянии постоянной конфликтной ситуации между социальными группами, отсюда и название главы «Касты — взрывоопасное смешение».

Судьба судр

Посмотрим, что после «неприкасаемых» Ману предназначил для «сервов»-рабов и «судр»: «Великий учитель предопределил судрам только одну обязанность — служить вышестоящим классам, не оспаривая их заслуги».

«Название «брахман» означает «благосклонное покровительство», «великая милость», «кшатрия» — могуще­ство; «вайшья» — богатство; «судра» — низость и гнусность». Ведическая религия, наверное, единственная в мире, институализировала низость и цинизм, возведя в статус морального кодекса безобразные крайности расизма. Законодательная же система предусматривает по отно­шению к сервам такие суровые меры, перед которыми ничтожны знаменитые «око за око», «зуб за зуб».

«Если человек низкого происхождения оскорбил представителя высшего сословия, он должен быть искалечен — таков закон Ману».

«Если серв поднял руку на высокородного, ему должны отсечь ее; если в порыве гнева он ударил ногой, он будет лишен ее — таков закон Ману».

«Если человек низкого класса посмеет занять место возле человека, принадлежащего более высокому клас­су, он достоин быть заклейменным позорным клеймом и изгнанным; однако король, смилостивившись, может заменить эту кару битьем плеткой».

«Судра недостоин читать «Веды» — самую священную религиозную книгу. Если он нарушит этот закон, ему отрезают язык, а в уши заливают свинец. Если он посягнет на жизнь брахмана, он должен быть повешен. Напротив, если брахман убьет судра, это преступление по тяжести равно убийству кошки, птицы, «шасма», лягушки, ящерицы, собаки, совы или вороны».

Заметим, эти животные считаются предвестниками беды, по сравнению с кошками, которых индийцы просто ненавидят.

По ритуалу судры в меньшей мере подвержены табу, чем арийские «двиджас» — «дважды рожденные». Они могут есть, что захотят, по своему усмотрению выбирать место жительства (кроме некоторых ограничений), если только они не стесняют членов других «варна» (каст).

В некоторых более веротерпимых районах судры имеют право на некоторую собственность, «скорректиро­ванную» институтом ростовщичества. Отметим, что глубоко почитаемое ремесло ростовщиков является одной из привилегий «вайшьяс» — третьей арийской расы.

Ростовщики извлекают немалую выгоду из института брака, поскольку даже в современной Индии эта церемония в высшей степени разорительна для родителей невесты. Помимо приданого, отец должен одарить подарками всех членов семьи будущего зятя, не говоря об издержках на саму свадьбу, на которую приглашаются сотни людей и длящуюся целые недели. Редко какая семья в состоянии выдержать эти расходы и защитить себя от полного разорения. Вот тогда и появляется ростовщик, предлагающий ссуду под 20, 30 или 40%. Потребуются долгие годы, чтобы выплатить эти долги. Более того, индийская семья, едва сводя концы с концами, может в течение всей жизни расплачиваться со «свадебным» делом своей бабушки.

Найары и намбудири

Отношение между судрами, в основном являющимися дравидами и другими «йати», очень сложны и варьи­руются в разных регионах.

Найары и намбудири — потомки дравидских народностей, укрывшихся от арийской экспансии на юге Индии — в Малабаре, территории между Гоа и Кап Каморин, где их древние традиции, оказавшись живучими, пережили века.

Упрочив свое положение на северо-западе Индии, арийское влияние постепенно достигло юга, где оно разви­вается и в наши дни, встречая сопротивление неарийского населения. Доказательство этому: недавний закон официально запретил матриархат во всей Индии, но по словам одной индианки-танцовщицы из Керала, этот законодательный акт повсеместно игнорируется индийскими жителями, по-прежнему следующими тысячелетним традициям своей страны.

Найары были порабощены намбудири, претендующими на статус «чистой арийской расы». П. Томас, долгое время живший в этом регионе, описывает сложившуюся там ситуацию, вкратце излагая проблему отношений между судрами и другими классами.

«Жизнь, — говорит он, — сообразуется с удивительной логикой арийского расизма, по которому вершиной «позора» является «рассеншанда» — осквернение расы. Поскольку оно проистекает не иначе как из чрева матери, все меры направлены на предупреждение «нечистой» связи между арийкой и не-арийцем. Для этого существует очень эффективный метод: ревностно охранять женщину. Им строго запрещается ходить одним без сопровожде­ния, разговаривать с мужчинами кроме мужа. Даже достигшая половой зрелости девочка не имеет права разгова ривать со своим отцом или братьями. Таким образом, женщина-намбудири живет в домашнем заточении, полно­стью отгороженная от внешнего мира».

В общественных местах ее сопровождают женщины-найяр. Каждая намбудири носит огромный зонт из пальмовых листьев, скрывающий ее с ног до головы. Женщины-найяр, идя впереди намбудири, бесцеремонно разгоняют идущих навстречу мужчин, иногда даже грубой бранью. П. Томас, наблюдавший эту процессию с почти­тельного расстояния, писал впоследствии: «Молоденькие и обнаженные до пояса намбудири, с проворством балан­сируя своим зонтиком из стороны в сторону, не упускали тем не менее случая повертеть своей гибкой шейкой, украшенной золотыми драгоценностями, чтобы окинуть мимолетным взглядом как блистающий внешний мир, так и мужчин, тем более великолепных, что на них они могут взирать только издали».

Все эти предосторожности были призваны исключить даже намек на сексуальные отношения со всяким другим мужчиной, кроме мужа. Но такие лишения отнюдь не взаимны! По обычаю, только старшие сыновья имеют право жениться на намбудири и иметь от нее детей. Женитьба для них превращается в чрезвычайно выгодную сделку: женившись на самой респектабельной представительнице своей расы, он становится также собственником очень солидного приданого. Ну а младшие сыновья? Чувствуют ли они себя обездоленными или несчастными? Отнюдь нет. Если им запрещено жениться или даже иметь сексуальные связи с женщинами своей расы, они находят для себя прекрасную компенсацию. В самом деле затворницы-намбудири тусклы и скучны, в то время как найяр, как и все дравидские женщины, свободны, полны живости и очарования, к тому же необыкно­венно привлекательны. Не имея возможности жениться на себе подобных, они могут прекрасно развлечься с дочерьми найяр. При этом они не только могут воспользоваться всеми преимуществами беспрепятственных отно­шений, но и не заботиться о семье своей избранницы, как в случае женитьбы на ней. После ночи со своей пылкой и искусной найяр они возвращаются в родительский дом в хорошем расположении духа, живыми и радостными. Возможные отпрыски? Нет проблем, мама-найяр их воспитает. Они не унаследуют ни имени, ни благосостояния, ни класса своего отца, а станут «судрами», как и их мать, а их производитель-намбудири будет обращаться с ними, как с сервами-рабами!

Отношения между мужчинами двух классов характеризуют их социальное положение. Так, найяр, обращаясь к намбудири, остается на почтительном расстоянии от него; кроме того, он должен снять верхнюю одежду и держать ее в руках. Найяр, разговаривая с брахманом-намбудири, должен прикрывать рот рукой: если брызги слюны попадут на намбудири, он будет наказан долгим воздержанием от пищи. Он обращается с брахманом, как с живым богом, себя расценивая лишь как раба. Этот обычай существует и в наши дни, а найяры по-прежнему находятся в услужении у брахманов. Под влиянием современных идей найяры стали позволять себе недопусти­мые ранее вольности: они вызывающе ведут себя с брахманами, полностью игнорируя свой статус.

Но это еще не все! На этой же территории живут и внекастовые «улладах» (ШайаЬз), которых найяры прези­рают так же, как «неприкасаемых»! Всякий ариец-намбудири избегает встречаться с «неприкасаемыми». Когда после­дние строят свои лачуги или работают в деревне, они обязательно должны извещать о своем «оскверняющем» присутствии специальным знаком: зелеными ветвями на камне в шестидесяти шагах от местопребывания намбудири Логично было бы предположить, что все угнетенные с энтузиазмом восприняли бы упразднение системы «варна», но желаемый акцент оказывается смещенным в силу распространенной в Индии доктрины перевопло­щения и кармы.

Доарийцы — как дравиды, так и коренное население — верили в реинкарнацию до и после арийского вторжения; эта идея оказалась гениальным способом защиты системы с помощью самих жертв.

Система функционирует как бы в двух измерениях. Сначала нужно убедить судр согласиться с мыслью, что им приходится быть рабами в этой жизни из-за плохой кармы, иначе говоря, они искупают в своем нынешнем воплощении ошибки, совершенные в прежней жизни. Затем — и это поистине гениальная мысль — им обещают, что в случае усердного исполнения своей рабской кармы в нынешней жизни они затем возродятся в высшем классе и в новой жизни будут считаться высокородными. Тогда устранение «варны» оказывается не более, чем фрустрацией: ведь по исправлении судрами хотя бы половины их ошибок ничто не мешает им перевоплотиться в брахмана и кшатрия!

Такие же россказни об искуплении грехов прежней жизни широко распространяются расистской религией негров; им точно так же обещают превращение в белокожих за то, что они безропотно терпят свое нынешнее существование чернокожих рабов. Но если белые Южной Африки, узаконив существование гетто, согнали чернокожих в единый изолированный лагерь, невольно способствуя возникновению у них единой коллективной психики, позволяющей чернокожим вырваться из-под контроля, организоваться для борьбы с расовой дискриминацией, то индийское брахманство избрало другую политику. Они расчленили подневольное население на множество подкаст, взаимно презирающих друг друга, и это логично, поскольку в малых сообществах значительно легче контролировать претворение в жизнь политики дискриминации. Такая мера явилась залогом жизнеспособности системы, существующей вот уже 3 500 лет.

Хотя и менее многочисленные, чем судры, составляющие вместе с «неприкасаемыми» основную массу индийско­го населения, «вайшья» представляют по численности самую сильную часть из трех «высших» (т. е. арийских) варна.

Тотальная эксплуатация

В отношении «вайшья» позиция Ману достаточно ясна:

«Когда всемогущий Бог создал скот, он поручил его заботе «вайшья».

«Вайшья» выращивает скот, совершает жертвоприношения, изучает Веды, вершит торговлю, возделывает землю и распоряжается деньгами».

«Он должен знать, как лучше вырастить урожай, ему ведомы все тайны плодородия».

«Ему должна быть известна истинная ценность драгоценных камней, жемчуга, кораллов, металлов, тканей, душистых веществ и пряностей».

Когда некоторые авторы приписывают «вайшья» занятие земледелием, это не более чем причуды стиля. В действительности они владеют землей и заставляют рабов-сервов обрабатывать ее: это было бы ниже их досто­инства — пачкать руки возделыванием земли!

«Вайшья» являются крупными земельными собственниками. Без всякого сомнения, они эксплуатируют ра­бочую силу сервов, заставляя и женщин, и мужчин работать по 10—12 часов под палящим солнцем и выплачивая им только четвертую или пятую часть минимальной заработной платы. Они знают, что ни один серв не осмелится этому препятствовать, прежде всего потому, что все они безграмотны и не знают своих прав; отважившись быть уволенным, серв практически обрекает себя на голодную смерть, так как у него нет никакого шанса получить новую работу: все крупные землевладельцы единодушны в своем стремлении закабалить его, используя до беско­нечности его даровую рабочую силу. Он не имеет права на пособия по безработице и социальные вспомощество­вания. Может быть, он должен обратиться в полицию? Об этом он не может и помышлять, потому что в лице полицейского он найдет другого арийца, и его жалоба не будет должным образом рассмотрена. Его единственная альтернатива — вытерпеть эти тяжкие страдания, чтобы выжить.

Жестокая эксплуатация всегда чревата постоянной опасностью бунта. В целях охраны «правопорядка» каж­дый собственник располагает вооруженной охраной, между прочим, состоящей из беглых каторжан. Если вожак мятежа как-то проявляет себя, то на следующую ночь он будет избит. Если же это случается вновь, его ожидает смерть.

Невероятно: в наши дни в Индии существуют миллионы рабов — «халвас». Это, в буквальном смысле, тот случай, когда человек эксплуатирует человека больше, чем скотину. По поводу жестокости я располагаю видеоко­пией интервью крупных индийских землевладельцев, снятого скрытой камерой Би-Би-Си. Итак, на вопрос репор­тера: «Имелись ли в вашем хозяйстве случаи злодеяний и жестокого обращения с рабочими», — босс чистосер­дечно ответил: «Конечно, нет, никогда» На вопрос: «Вооружаетесь ли вы, собираясь осмотреть свои поля?» — он возражает: «Нет, у меня нет в этом нужды».

Но времена меняются, и подавленные зверской эксплуатацией сервы-рабы постепенно осознают свою силу. Новый факт: пресса сообщает о карательной экспедиции против собственников и брахманов, всячески приукра­шивая свое повествование сообщением о многочисленных жертвах, тогда как раньше о подобных инцидентах едва упоминалось. Это свидетельствует о нарастании опасности общественного взрыва. «Вайшья» известны и своей высоко почитаемой ростовщической деятельностью, социальная роль которой крайне важна, как испытанный спо­соб порабощения. Таксы возрастают по мере опускания по социальной лестнице: если брахман платит лишь 15%, серв подвергается уплате от 40% и выше. «Вайшья» (их также называют «шеттьер» и «банья») широко известны и как коммерсанты. «Банья» приходит в свою лавку в 8 часов утра, а покидает ее не раньше 9 часов вечера.

Каторжный труд? Судите сами: он проводит все это время, сидя на подушках, выпивая неимоверное число чашек горячего чрезмерно сладкого чая. Вскоре он настолько заплывает жиром, что с трудом может передвигаться.

Другие «вайшья» становятся богатейшими промышленниками и играют большую роль в развитии индийской тяжелой индустрии. Среди них встречаются также и щедрые меценаты, отпускающие огромные деньги на строи­тельство и поддержание храмов. Взамен они получают благословение брахманов, обеспеченное место в индий­ском «раю» или еще более благоприятное, чем их нынешнее положение, перевоплощение в будущем.

Конечно, все это слишком схематично, почти карикатурно, но иногда хорошая карикатура верней плохого портрета. Даже толстый том издания не смог бы в полном объеме отразить реальность всех каст целого конти­нента индийского общества.

Но не все «вайшья» являются крупными собственниками и толстосумами. Существуют также районы южной Индии, где «вайшья» по своему социальному статусу настолько близки сервам (и наоборот), что местные брахма­ны часто оспаривают их право быть причисленными к «священному народу» и называться «дважды рожденными». Заметим также, что крупные землевладельцы Южной Америки сходны по своему социальному положению с индийскими, хотя в Америке отсутствует кастовая система.

Но кто они, эти эксплуататоры, если не потомки завоевателей, которые так же, как и в Индии, уничтожили существующие цивилизации и поработили местное население? Их беззакония и зверства, вытекающие из филосо­фии грабежа, характеризуют систему патриархата, всегда чреватую социальным взрывом.