И тут они обе меня обняли. Представь себе, дорогой читатель, обе сразу, обняли и поцеловали в обе щеки.
Я испугалась, что вот‑вот заплачу, но все равно продолжала стоять, стиснутая между ними, то пытаясь высвободиться, то прижимаясь к ним покрепче.
Не буду врать, мне было хорошо и хотелось вот так обнявшись стоять долго‑долго. И в то же время было больно и горько. А как же иначе. Я знала, что прощаюсь с ними навсегда и что никогда мне больше не испытать того, что нужно мне больше всего на свете: дома, мамы, сестренки, простых маленьких человеческих радостей.
Наконец я высвободилась из их рук и осторожно открыла дверь. На улице было солнечно и тепло. Последний раз махнула рукой и выскочила во двор. И тут меня осенило: сделаю им сюрприз. Никто из людей никогда не видел, как мы летаем. А они пусть увидят. Они будут единственными. Пусть это будет им мой прощальный подарок.
Я поправила на плече рюкзак. Вытянула задравшийся под ним свитер. Обернулась. Элла с мамой застыли на пороге и смотрят на меня широко раскрытыми глазами. Короткий, в два шага, разбег, рывок вперед. Слегка морщусь от напряжения в раненом крыле, но ничего, это пройдет. Вниз, вверх, вниз, вверх. Мной снова завладевает знакомый ритм полета. И вот уже ветер подхватывает мои широко раскинутые в стороны крылья. Тринадцать футов в ширину, цвета кофе с молоком, – моя краса и гордость.
А там, внизу, лицо у Эллы сияет от восторга, а доктор Мартинез утирает слезы. Минуту спустя я смотрю с высоты на маленький дом и на две все уменьшающиеся фигурки, машущие мне рукой. Я машу им в ответ, круто разворачиваюсь, набирая высоту и чувствуя знакомую радость скорости, полета и свободы. И вот я уже высоко‑высоко в небе и уверенно держу направление на северо‑запад, туда, где Надж и Клык ждут меня в условленном месте. Ждут – я надеюсь на чудо.
«Спасибо, Элла, – думаю я, отказываясь поддаваться печали. – Спасибо тебе и твоей маме. Я всегда буду вас помнить».
Ангел, жди меня, я лечу к тебе на подмогу!
Часть 3
Школа – что может быть страшнее?
Спустя час я уже чувствовала каждый мускул и радовалась тому, что каждая мышца привычными и слаженными движениями толкает меня вперед. Плевать, что поврежденные ткани еще недостаточно восстановились и что завтра я сполна расплачусь за этот перелет. Главное, сейчас я в норме, а там хоть трава не расти.
Лечу с усилием, но быстро. Где могу, стараюсь оседлать воздушный поток – тут тебе и отдых, и скорость.
Вниз я больше не смотрю… На всякий случай… А то вдруг меня еще на какие‑нибудь подвиги потянет.
Через час приближаюсь к условленному месту в надежде увидеть там Надж и Клыка. Пожалуйста, только дождитесь меня, ребята! Только дождитесь!
Я задержалась на два дня. Мне ли судить их, если они улетели. Но больно думать, что они, не дождавшись меня, решили сами спасать Ангела. Одни.
Вот и место встречи. Большими кругами медленно снижаюсь и из последних сил напрягаю глаза, вглядываясь в утесы, расщелины, в каждую тень на земле. Пролетела вдоль всего каньона – никого. Где они? Куда они подевались? В панике мечусь от скалы к утесу, и к новому утесу, и к новой скале. Их нет нигде. От волнения трудно дышать.
А вдруг они погибли? А вдруг не долетели? А вдруг…
И тут на меня упала тень. Что это? Вертолет? Уф… Пронесло. Не вертушка – всего‑навсего стая ястребов кружит надо мной в вышине. Только ястребы ли это? Вроде стая как стая, летят крылом к крылу. Но три‑четыре птицы какие‑то странные: и форма тела у них не та, и крылья что‑то слишком велики.
Погоди‑ка, я поближе на них погляжу. Набираю высоту. Прищуриваюсь, чтобы не ослепнуть от бьющего мне в глаза солнца.
Сердце колотится как сумасшедшее. Таких крупных ястребов не бывает. И таких неуклюжих тоже. И где же это видано, чтобы у ястребов на лапах были кроссовки.
Дождались! Они меня дождались! Целые и невредимые. Меня захлестывает волна сумасшедшей радости! Душа поет!
Ты не ослышался, дорогой читатель. Я, действительно, произнесла это слово. Душа!
Они меня заметили, и лучезарные счастливые улыбки засияли на лицах Надж и Газмана. Игги, конечно, никого не видел, а Клык и в лучшие времена на улыбку не больно щедр. Он только перехватил мой взгляд и, мотнув головой, показал: «Лети к утесу».
Его четырнадцатифутовые темные крылья сверкают отблесками солнечных лучей. Прошло всего каких‑то два дня, как мы расстались, а он уже парит как‑то по‑новому, мощно и плавно. Где только он этому научился?
Подлетаю ближе. Надж – она теперь летит вплотную ко мне – по‑детски весело взвизгивает, и мы нежно касаемся друг друга крыльями.
– Макс, я глазам своим не верю! Макс, это ты!
Клык приземлился первым. Точнее сказать, приутесился. И растворился там, внизу, пропал, да и только. Мне остается до скалы всего каких‑то двадцать футов. И только тут я замечаю, что Клык примостился на узкой приступке, выдолбленной ветром в отвесной каменной стене. Клевое местечко. Сиди себе да посматривай по сторонам сколько влезет!
Один за другим мы набились в пещеру, до отказа заполнив ее тесное темное чрево. Живые! Целые и невредимые! Пятеро из нас снова вместе!
– Макс, – Надж пробирается ко мне и крепко‑крепко обнимает тонкими руками. Я обхватываю ее в ответ и глажу ее крылья и плечи, так, как она любила с раннего детства.
– Мы так за тебя волновались! Я прямо не знала, что с тобой могло случиться! Мы с Клыком все думали, что же нам делать, а Клык сказал, что нам придется есть крыс, и…
– Ладно, Надж, хорошая моя, успокойся! Все позади. Теперь‑то все в порядке, – я пытаюсь ее угомонить, а сама украдкой одними губами переспрашиваю Клыка:
– Крыс?
Слабая тень улыбки скользит у него по лицу и мгновенно исчезает.
Как все‑таки хорошо, что с ними все в порядке!
– А вы что тут делаете, – поворачиваюсь я к Игги и Газману. – Вы почему не остались дома?
– Да не могли мы, – признается Газман. – Ирейзеры за нами охотились. Наши горы ими кишмя кишели. Если бы мы там остались, нам бы давно конец пришел.
– Когда они туда нагрянули? Как только мы улетели? – остолбенела я.
– Нет…
По длинной паузе я почему‑то догадываюсь, что Газ темнит. Игги стоит в сторонке, счищая с черных штанов невидимые песчинки.
– Когда? – меня охватывают нехорошие подозрения. – Я вас спрашиваю, когда они появились в наших краях?
– Игги, кажись, ирейзеры нагрянули после масляной аварии, когда «хаммер» разбился? Так ведь? – Газман явно растерян и ищет у Игги поддержки.
Глаза у меня расширяются. Какая такая авария? Какой «хаммер»? Какое масло? Ничего не понимаю.
Игги потер подбородок и задумался.
– А может, они после бомбы налетели? – Газман уставился в пол и только что не шепчет.
– Да, скорее всего, после бомбы, – соглашается Игги. – Они после бомбы совершенно озверели.
У меня отвисает челюсть. Я не верю своим ушам.
– Бомба? Какая бомба? Вы что, ребята, бомбу взорвали? Вы же выдали себя с головой! Надо было тихо сидеть и не высовываться.
– Они бы и без того нас засекли.
– Рано или поздно, они бы и сами на нас напали.
Та‑а‑ак! Вот и оставь мальчишек одних! Может, лет через двадцать я наконец пойму, что с ними делать. Но, скорее всего, мне просто не дано постичь это мальчишечье племя.
Но, с другой стороны, похоже, я здорово промахнулась, оставив их одних. По правде сказать, мне как‑то в голову не приходило, что ирейзеры могут пронюхать про наше горное пристанище.
– Ладно, главное, что вы целы, – я миролюбиво смиряюсь и слышу придушенный смешок Клыка. Никогда он еще не видел меня такой покладистой. Ну и черт с ним, пусть себе смеется.
– Правильно сделали, что прилетели. Молодцы! – я радостно сгребаю в охапку Газмана и Игги и неожиданно замечаю, что Игги на все пять инчей выше меня ростом. Вот тебе и мальчишка! Господи, как дети растут! Снова покрепче прижимаю к груди ласково прильнувшую ко мне Надж.
Надо бы и Клыка обнять, думаю я. Но его не больно обнимешь – он тут же превращается в каменную статую. В конце концов мы как‑то неуклюже не то обнялись, не то ненароком наткнулись друг на друга.
Выбрасываю вперед кулак:
– Спасем Ангела!
В мгновение ока на нем вырастает пирамида: четверо членов моей стаи‑семьи – четыре крепко сжатых кулака.
– Спасем! – откликается мне четырехкратное эхо.
Один за другим спрыгиваем с утеса. Крылья широко распахнуты навстречу ветру. Берем направление на проклятую Школу.
– Итак, кто рапортует первым? Давайте, докладывайте о своих приключениях, – спрашиваю я на лету, как только мы набрали высоту и крылья заработали в привычном и слаженном ритме.
– Я попробовала найти свою маму, – выпалила Надж, не раздумывая.
– Что‑о‑о‑о! – мои глаза округлились – вот‑вот выскочат из орбит. – Что ты говоришь, какую маму?
Надж передернула плечами.
– Пока мы там сидели и тебя ждали, я заставила Клыка слетать со мной в Типиско. Мы и нужный адрес нашли. Я там видела одну женщину. У нас с ней даже кожа одного цвета. Только я окончательно не уверена. Там потом тоже ирейзеры появились, с этим поганым Ари во главе. Мы им накостыляли и смылись.
Через пару минут до меня наконец дошло:
– Так ты с ней не разговаривала, с этой твоей… матерью?
– Нет, – Надж внимательно разглядывает свои ногти.
– А как она выглядела? Красивая? Хорошая? – Меня снедает любопытство. Мы все одержимы идеей родителей. Уже много лет изо дня в день обсуждаем эту тему и, если по правде, часто чуть не до слез.
– Я тебе про нее потом расскажу, – отвечает Надж как бы между прочим, и мне сразу понятно, что ничего хорошего она там не увидела.
Я подмигиваю Газману и Игги:
– Ладно, про ваши злоключения нам уже кое‑что известно.
Газман обезоруживающе улыбается мне в ответ. Разве можно устоять против такой улыбки.
Ветер свистит мне в лицо. Изменяю наклон крыльев, стараясь поймать воздушный поток и вписаться в него, чтобы дать себе передышку.
Натупает очередь моих признаний:
– Ребята, у меня не слишком хорошие новости. По всей вероятности, мне имплантирован чип с отслеживателем. На сто процентов не уверена, но его показал рентген. Или, точнее, рентген показал какую‑то штуковину, которая на такой чип похожа.
На меня с ужасом уставились четыре пары глаз:
– Тебе делали рентген? – выдавливает из себя Клык.
Киваю ему в ответ.
– Подробности потом. Главное, если у меня действительно стоит этот чип, понятно, как о нас пронюхали ирейзеры. Непонятно только, почему им для этого потребовалось четыре года? И еще один существенный вопрос: этот чип только мне имплантировали или вам такие же поставлены?
Мои слова, похоже, предупреждают немые вопросы, написанные на лице Игги. Ребята притихли. Какое‑то время мы все продолжаем лететь, каждый один на один со своими мыслями и со своими страхами.
А потом Газман не выдержал:
– Макс, думаешь, у нас еще есть шанс?
За что люблю Газзи, так это за его оптимизм. Невзирая ни на что, Газ никогда не теряет надежду.
– Не знаю. Надеюсь, что есть.
Я им не вру. Как думаю, так и говорю. Всегда лучше выложить все начистоту. Кроме разве тех случаев, когда лучше соврать. Скажем, если это ложь во спасение.
– Я, конечно, понимаю, что задержала нас всех на два дня. Простите меня, пожалуйста. Как бы то ни было, я должна была поступить так, как поступила. Но теперь обратной дороги у нас нет. Что бы ни случилось, какие бы ни стояли у нас на пути препятствия, мы летим за Ангелом.
Все молчат, словно сосредоточенно стараются собрать волю в кулак.
По крайней мере, я стараюсь. Мне потребуется вся моя сила, смелость, воля и решительность, чтобы справиться с испытаниями, которые ждут нас впереди, совсем уже скоро – на закате сегодняшнего дня.
Не думаю, что я раньше об этом упоминала, но у каждого в нашей стае врожденное чувство направления. Я не очень понимаю, как оно работает. Мы просто всегда знаем, в какую сторону двигаться. Так и сейчас. Вот уже два часа, как мы продолжаем неуклонно лететь на северо‑запад. За нами следуют несколько ястребов со скалы, где они приютили Надж с Клыком. Наши новые друзья кружат вокруг нас, то выше, то под нами, то обгоняя, то залетая вперед.
– Мы кое‑чему от них научились, – бросает Клык, заметив, что я наблюдаю за птицами. – Парочке поворотов, кое‑каким летательным маневрам. Они еще переговариваются друг с другом по‑особенному. Тут тоже у них кое‑что переняли.
– Они суперовые, – вступает Надж, подлетая поближе. – Лавируют только кончиками перьев. Мы попробовали, смотри, как клево получается! Я даже не знала, что можно одними перьями шевелить!
– А нас научить можете? – попросила я.
– Конечно, можем, – охотно согласился Клык.
Последние наши припасы доели прямо в воздухе. Мы летели над горами, над пустыней, над реками и выгоревшими равнинами. Вниз я больше не смотрела, только разве если совсем уж без этого было не обойтись. И про Эллу и ее маму старалась не думать, хотя вдруг поняла, что ужасно по ним скучаю.
Тем временем в полете внимательно приглядывалась к ястребам и как могла пыталась повторять их движения: внезапно нырять вниз или резко уходить в высоту, поворачивать, тормозить, перестраиваться. Замечательные у них повадки! Быть среди них, быть одной из них – это вдохновляет и наполняет мое сердце гордостью.
Я очень расстроилась, когда они, в конце концов, все‑таки расстались с нами. Видно, проводили до границы своей территории и повернули назад.
Спустя пару часов почувствовала, что слабею, значит, в крови упал сахар.
Но тут как раз внизу показались несколько ориентиров, которыми я в свое время мысленно отметила наш маршрут. Нацелилась на небольшой лесок в лощине и просигналила стае идти на посадку.
Впереди какое‑то поселение, крошечное, сонное, явно забытое Богом. До него осталось не больше мили.
Приземлившись, огляделись вокруг. Растирая больное плечо, начинаю строить план дальнейших действий.
– Надо бы раздобыть еды. И карта окрестностей нам тоже не помешает.
– Карта‑то зачем? Школа ни на какой карте не отмечена, – возражает Клык.
– Оно, конечно, так. Но посуди сам: где Школа находится, мы примерно знаем. На карте там будет пустое место. Что нам неизвестно, так это местные дороги, проезды и все такое. Их‑то и полезно изучить в деталях.
Пятнадцатиминутный марш‑бросок через лес – и мы добрались до намеченного поселка. Вдоль дороги выстроились в ряд магазин грошовых товаров, бензоколонка, парикмахерская, прачечная и одиноко торчащая будка банкомата. Вот тебе и все местные достопримечательности. Увы, здесь нет ни одной забегаловки, а значит, и никакой еды, кроме той, что продают на заправке.
– Подстричься с укладочкой никому не нужно? – ерничает Клык, и я поддаю ему локтем в бок. Можно подумать, кто‑нибудь из нас когда‑нибудь был в парикмахерской! Когда мои кудри уж совсем непереносимо начинали меня раздражать, я обычно отчекрыживала их на кухне хозяйственными ножницами.
– И что теперь? – волнуется Газман. – Куда дальше пойдем?
– Подожди, дай подумать, – я обозреваю улицу из начала в конец.
До Школы осталось каких‑то десять миль. Можно, конечно, мигом туда долететь, но мне почему‑то кажется, что с воздуха подход к ней – не самый лучший. Так что перелет отпадает. Поймать тачку, чтобы нас подвезли, – тоже не вариант. Кто его знает, что за публика здесь разъезжает? Сначала согласятся подвезти, а там, глядишь, и замочат где‑нибудь в канаве. И точка. Остается переться туда пешкодралом. Но это долго. К тому же хочешь не хочешь, а нам совершенно необходимо основательно подкрепиться.
– Ладно, – решаюсь я наконец. – Похоже, придется нам…
Мой голос заглушает визг тормозов. Не сговариваясь, отступаем в разросшиеся на задворках парикмахерской кусты. Крутая серая тачка с серебристой навороченной фирменной эмблемой на капоте ревет мотором у банкомата.
Боковое стекло опускается, и из машины несется оглушительная музыка. Прикинутый мужик высовывается по пояс из окна и тянется к банкомату, прижав к уху мобильник.
– Заткнись, идиот! – орет он. – Если бы ты не потерял своей карточки, не надо было бы ехать за баблом!
Он заталкивает карточку в машину и быстро набирает код. Пока нутро машины шелестит купюрами, он продолжает звереть в телефон:
– Доверь тебе что‑нибудь после этого. Отблагодарил ты меня, гаденыш. Одеться утром сам не можешь, а туда же!
– Псих, – шепчет мне на ухо Надж, и я полностью с ней согласна.
Банкомат выплевывает в щель зеленые бумажки. Только было мужик их выдернул и начал пересчитывать свою капусту, как из‑за поворота выскочил здоровый черный грузовик. Тормознул у банкомата, чуть не смяв серой тачке бампер. Струйки мелкого гравия с треском прыснули из‑под его задних колес.
Отползаем поглубже в лес. У меня по спине и по рукам ползут мурашки, а горло сжало нервной судорогой. Ирейзеры! Мой чип! Нас выследили! Надо бежать! Одной? Может, они погонятся за мной и оставят стаю в покое?
– Смотри, мужик сейчас слетит с катушек, – спокойно констатирует Клык.
Красный от злобы, со вздутыми на шее венами, псих снова высовывается из своей тачки и несет на грузовик по матушке от А до Я. Пары слов из его лексикона я никогда не слыхала. Они автоматически откладываются в моем мозгу. На случай – вдруг пригодятся.
Темное стекло грузовика опускается, и я коченею:
– Че, чего ты там несешь, недоносок! – Ари обнажает зубы в зловещей ухмылке.
Я напряглась и положила руку на плечо Газзи. Тссс. Тихо.
Псих выпучил глаза, стремительно поднял стекло. Секунда – и он, как сумасшедший, давит на газ, а его тачка с места в карьер бросается вперед.
С диким хохотом Ари газует за ним. Мы и глазом моргнуть не успели, как они уже унеслись по шоссе. Догадаться об их недавнем присутствии можно только по хвосту пыли и по слабым отзвукам рева их моторов.
– Ари здесь, однако, разъездился! – тихо констатирует Клык.
– Он, кажись, волосы покрасил, – удивленно замечаю я. – Кто‑нибудь видел, что они у него зеленые?
– Ага, – Надж кивает с необычной для нее краткостью.
Мы все пятеро переглянулись и уставились в банкомат. Точнее, четверо. Игги не в счет. Но, что происходит, он все равно отлично просекает.
Банкомат тихонько попискивает. Его деньговыдавательная сторона повернута в сторону от магазинов. Так что людям там, внутри, ничего не видно.
– Путь свободен, – решаю я, и мы все пятеро бросаемся через парковку к автомату.
Никто из нас, понятное дело, банкоматами никогда не пользовался. Школьные белохалатники не додумались открыть для нас банковские счета и положить туда кругленькие суммы под высокие проценты.
По счастью, эти хреновины рассчитаны на идиотов.
«Не желаете начать следующую операцию?» – вопрошает он нас огромными оранжевыми буквами.
– Деньги давай, – не задумываясь, отвечает Клык.
– Так‑таки и давай, – ехидствую я.
– Вы что там, застыли, шевелитесь, – торопит нас Газман.
Нажимаю на кнопку снятия денег.
«Какую сумму вы желаете снять со счета?»
Я раздумываю. Шестьдесят долларов? На шестьдесят долларов можно много еды накупить.
– Он был полное говно. Давайте его на всю катушку нагреем, – предлагает Клык.
– Это идея! А ты, Клык, оказывается, злодей и мошенник.
Посоображав немного и разобравшись с кнопками балансов, не могу удержаться, чтобы не присвистнуть.
Надж заглядывает мне через плечо:
– Вот это да! Мы, ребята, разбогатели! Щас машину пойдем покупать! – приплясывает она на месте.
Увы, машину не удастся. Ты, вероятно, знаешь, мой многоопытный читатель, что в банкоматах стоит устройство, определяющее лимит однократной выдачи капусты. Ну и хрен с ней, с машиной. Зато мы сейчас оторвем у него двести баксов.
Haдo только еще раз ввести пин‑код, подтверждающий владельца карточки.
– Все! – застонала я. – Провалилась наша блестящая затея. Ребята, кто‑нибудь видел, что мужик там набирал?
– Я СЛЫШАЛ, – медленно говорит Игги.
– Послушайте, я где‑то читал, что если дважды набрать неправильный код, эта хреновина отключается и проглатывает карточку, – предупреждает нас Клык.
– Думаешь, получится? – с надеждой спрашиваю я Игги.
– Мммм… Попробую. – Игги нерешительно кладет руку на клавиатуру. Его чувствительные пальцы ощупывают клавиши.
– Не беспокойся, Иг, – подбадривает его Клык, – как получится, так и получится.
Интересно, почему это Клык вечно кого угодно поддержит, только не меня.
Игги нажимает на пять клавишей. Мы сгрудились вокруг, затаив дыхание.
В выдаче денег отказано. Проверьте пин‑код и сделайте новую попытку.
– Постарайся, Игги. У тебя же лучший на свете слух.
Иггины тонкие пальцы еще раз нависают над кнопками. Полностью сконцентрировавшись и, кажется, совсем забыв о нашем существовании, он набирает новую комбинацию.
У меня замирает сердце.
И тут банкомат начинает кряхтеть, шуршать, и наконец из него медленно выползает пачка двадцаток.
– Ййессс! – Клык победоносно выбрасывает вверх сжатую в кулак руку.
– Хватайте деньги и айда! – командую я, и Надж мгновенно рассовывает купюры по карманам. Мы уже готовы бежать, но тут автомат снова запикал.
Спасибо. Не забудьте забрать банковскую карту.
– Вот молодец. Спасибо за напоминание. – Я рывком вытягиваю карточку, и мы бежим обратно в лес. Только нас и видели.
Я почему‑то совсем не чувствую себя виноватой за то, что мы сперли у мужика деньги. Наверное, это оттого, что он сам был такой говнистый. Робин‑гудовская какая‑то логика получается. Не знаю, может, она и неправильная, знаю только, что у Эллы и ее мамы я бы не взяла без спросу даже банки варенья. Никогда. Ни за что.
– Жаль, получше обчистить его не получилось, – качает головой Клык, пересчитывая бабло.
– Давайте вернемся на бензоколонку и купим там чего‑нибудь, только побольше, – поскуливает голодная Надж.
Я отрицательно качаю головой:
– Нет, нельзя. Там люди нас, наверное, уже видели. Надо отсюда сматываться.
Пока мы отсиживались в лесочке, к магазинам подрулил красный вэн и припарковался на задворках. Из‑за руля выскочил молоденький парнишка, разгрузил какие‑то коробки и шагнул в будку бензоколонки. Прежде чем за ним закрылась дверь, я успела заметить, как он вставил карточку служащего в автомат, отсчитывающий отработанные часы.
Значит, он теперь останется здесь как минимум на пару часов. А фургон его будет стоять здесь без дела.
Мы с Клыком переглянулись.
– Деньги того дрянца – одно дело, – говорю я, стараясь сама себя убедить, – а тачка обыкновенного парня – другое.
– Мы же только позаимствуем. И всего на пару часов. А потом вернем. – Аргументы Клыка звучат все убедительнее. – А если ты такая честная, мы ему даже денег оставим. За аренду.
Я задумчиво чешу в затылке. Значит, мы не собираемся ее угонять. Одолжим только. С одной стороны, очень неохота становиться в ряды преступных подростковых элементов. Но с другой, дорога каждая минута. И каждая минута может оказаться решающей для спасения Ангела от фанатичных белохалатников, готовых расчленить ее во славу своих генетических исследований.
– Это как ГТА,[6]– услужливо подсказывает Газман. – Я по телеку видел. Очень популярная передача.
– Если брать, так быстрее. Я, кажется, вертолет слышу, – насторожился Игги.
– Вперед, – принимаю я решение. Мне оно, конечно, еще аукнется, но – была не была!
В кино люди «одалживают» машины, незаметно соединив под приборной панелью какие‑то проводочки, надежно скрытые от нескромных глаз внутри тачки.
Должна тебе признаться, мой любознательный читатель, что на самом деле для этого требуется на глазах у изумленной публики залезть под капот с отверткой. Мои личные моральные устои не позволяют мне дать тебе более подробную информацию. Не дай Бог, по Америке прокатится волна автомобильных угонов, устроенных любителями чтения!
Ладно, будет трепаться.
Как бы то ни было, но вдвоем с Игги нам удалось завести мотор. Иг сидел за рулем и жал на газ, а я ковырялась со стартером. Мотор пару раз чихнул и ожил. Я захлопнула капот и прыгнула в фургон. Сердце у меня стучало со скоростью света.
И тут я уставилась на приборную панель.
– Никто из нас никогда не водил машину! – Уж кто‑кто, а Клык не мог не оставить без комментария такой несущественной детали.
Не позволяя ему себя смутить, я что есть сил стараюсь придать уверенности своему голосу:
– Я видела по телевизору, как люди водят машину. Вот руль, вот коробка передач, вот тормоза. Не может быть, чтобы это было мне не по силам.
И вот я уже перевожу переключатель скоростей на нейтраль.
Поехали!
Ты, мой многоопытный читатель, может, и не знаешь, что тормоза автомобиля приводятся в действие не только ножной педалью. Есть еще один специальный, парковочный тормоз. Называется ручник. В глаза он особенно не бросается, но ехать с опущенным ручником – все равно, что стараться посадить сенбернара в ванну.
Короче, я лично обнаружила его существование минут через двадцать ужасных мучений и езды с чувством, будто управляю здоровенным, неуклюжим диким слоном.
– Полный порядок, ребята, теперь полный порядок, – сказала я, когда наконец нашла и подняла ручник.
Обливаюсь потом, спина, плечи, шея, пальцы – все одеревенело от напряжения. Но я всячески стараюсь сохранять спокойствие и выглядеть уверенно. Ехать, конечно, не так хорошо, как лететь, но все равно много лучше, чем плестись пешком.
Храбро улыбаюсь Клыку, но в ответ встречаю только суровое молчание.
– Ты чего?
– Нельзя ли на поворотах полегче?
– У меня уже лучше получается, – оправдываюсь я, – это дело практики.
– А я не знала, – вставляет Надж, – что вэн может на двух колесах ехать. Так долго.
– Щас я всю эту тачку заблюю. Нехорошо получится. Она же прокатная. Провоняет. – На сей раз это вступает Газман.
Вот свиньи неблагодарные! Сжав зубы, упрямо концентрируюсь на дороге.
– Пятьсот ярдов – и надо свернуть на восток, – бормочу я себе под нос.
Через полмили торможу, останавливаюсь и в изнеможении кладу голову на руль.
– Куда эта чертова дорога подевалась? – я чуть не плачу от расстройства. – Исчезла, как ее и не бывало.
– Ты едешь по внутреннему компасу, – у Клыка железная логика.
– А дороги по твоему компасу никто не строил. Совсем не обязательно, что они окажутся там, где ты их себе представляешь, – подпевает ему Игги столь же резонно.
Боже, как мне хочется им хорошенько накостылять.
Ничего не поделаешь, вздыхаю, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и, не удержавшись, опять начинаю оправдываться:
– Я просто поехала по менее оптимальному маршруту.
С каждой минутой я раздражаюсь все больше и больше. А на самом деле мне просто страшно. Меня мучает неизвестность – жива Ангел или нет. Меня мучает сознание, что с каждой минутой мы все ближе к Школе, где случилось с нами все самое ужасное, что когда‑либо с нами случалось. Меня мучает сознание, что и сама еду, и стаю везу на верную гибель. И ехать от этого все труднее и труднее.
Еще один непрошеный поворот. Я снова заехала куда‑то не туда. Где мы? Снова пристаю к обочине и изо всех сил молочу руль. Каждый мускул, каждая моя нервная клетка напряжены от волнения и безуспешных попыток укротить машину и дорогу. Вдобавок ужасно разболелась голова. В последнее время меня совсем замучили головные боли.
– Ну хватит, Макс, не надо, – пытается успокоить меня Газман.
– Это она там по рулю лупит? – на всякий случай пытается выяснить Игги.
– Смотри, – говорит Клык, – вон там знак. Если по стрелке ехать, попадем в город. Там поедим и карту настоящую купим, а то так мы долго блуждать будем.
Беннет оказался маленьким и даже симпатичным городишком. Я подтянулась на водительском сиденье и постаралась сделать взрослое лицо. Вдоль дороги – несколько ресторанчиков, выбирай любой. Сворачиваю на парковку, медленно и о‑о‑очень осторожно пристраиваюсь подальше от остальных машин – лишь бы не задеть никого ненароком.
Я еще не успела выключить мотор, а Газман и Надж уже готовы выпрыгнуть наружу.
– Мы спасены! – радостно вопят они хором.
– Стойте! – По счастью, их вовремя останавливает мой по‑настоящему строгий и обеспокоенный голос. – Мы совсем рядом со Школой. Если вы думаете, что здесь полная глушь, то вы сильно ошибаетесь. Здесь любой, я повторяю вам, любой может оказаться ирейзером. И совершенно непредсказуемо, где они могут нам встретиться. Так и знайте. Надо быть исключительно осторожными.
– Нам бы поесть, – Надж очень старается не скулить. Она совершенно права. К тому же с ее метаболизмом она сжигает калории быстрее нас всех.