Глава 27
Налетевший со стороны Эгейского моря легкий бриз трепал воланы зонтика и охлаждал горячую загорелую кожу Ивонн. Она лежала на спине на взятом напрокат лежаке и следила за тем, как Симон плавает под водой: на поверхности виднелись только трубка для подводного плавания да одетый в плавки зад ее сына с исходившими от него медленными кругами бирюзового цвета. Он фотографировал рыбок камерой для подводных съемок, купленной ему Йоргеном. Мальчик то и дело выныривал на поверхность и выкрикивал ей, что увидел под водой.
Йорген вернулся из маленького прибрежного паба с двумя кружками пива в руках и уселся на лежак возле жены. Он протянул ей запотевшую кружку со стекавшими вниз каплями.
– Холодное пиво на раскаленном пляже – разве может быть что‑то лучше этого? – заметил он.
Они заказали билеты на чартерный рейс еще в январе, когда только появились летние каталоги и когда они еще были одной семьей, запланировавшей свой отдых на море. С тех пор Ивонн и Йорген все больше жили порознь, каждый своей собственной жизнью, но Симон очень ждал этой поездки, и родители решили не отказываться от нее.
Уже в первый день здесь на пляже, сидя на лежаках возле закусочной, они впервые по‑настоящему заговорили друг с другом. Йорген рассказал о том, что с осени ему придется работать в центральном офисе его фирмы в Лондоне. Они поговорили немного о его работе: Йорген сделал приличный карьерный скачок, и Ивонн поинтересовалась, тяжело ли подыскать в Лондоне квартиру. Ее муж ответил, что будет жить у одной шведской женщины, которая также работает в центральном офисе. Ивонн не стала больше расспрашивать, догадавшись, что именно эта женщина и стала причиной его переезда.
Они договорились о том, что Симон будет приезжать к Йоргену каждые третьи выходные месяца и что, наверное, он сможет летать и один, под присмотром стюардесс. Йорген заберет с собой только свою одежду и пару безделушек. Мебель и другие большие вещи останутся у Ивонн. У Софии, той женщины, у которой собирается жить Йорген, есть все необходимое.
Они вполне миролюбиво и обстоятельно пообщались друг с другом. Слово «развод» появилось в разговоре только в конце, когда Йорген высказал свое пожелание относительно того, что было бы неплохо заранее начать всю эту бумажную волокиту, с тем чтобы покончить с ней до его отъезда.
А потом они прекрасно отдохнули вместе. В один из дней они взяли напрокат велосипеды и отправились на юг острова, где купались у скалистого берега. В другой раз поехали в горы верхом на ослах, взбираясь по узким тропам вверх, туда, где воздух благоухал ароматами тимьяна и лимонной мяты. Там они перекусили хлебом с сыром, запив все это вином, а поздно вечером поужинали в маленьком ресторанчике. Потом во тьме средиземноморской ночи они брели по узким улочкам домой.
Йорген пребывал в явно приподнятом настроении. На протяжении многих лет он не ощущал себя таким расслабленным и свободным. Он был настроен на шутливый лад, демонстрируя широту своей души, а когда возникали те или иные проблемы – к примеру, во время объезда острова Симон наехал на острые камни, а по возвращении домой растянулся на земле, – был очень терпелив и отзывчив, по‑дружески посмеиваясь надо всеми напастями.
«Как же счастливы мы теперь, когда стало очевидно, что мы больше не любим друг друга», – подумала Ивонн.
Симон вышел из воды и сел на лежак в ногах у матери.
– У нас есть что‑нибудь попить?
Йорген дал ему купюру, и мальчик побежал в бар, чтобы купить себе какой‑нибудь напиток.
– Следует ли нам обо всем ему рассказать? – спросил Йорген.
Ивонн кивнула.
Когда Симон вернулся с бутылкой пепси в руках, отец сказал, что скоро ему придется переехать жить в Лондон, поэтому они не смогут видеться так часто, как прежде. Последняя фраза вызвала у Симона некоторое недоумение. Он перестал пить и вопросительно посмотрел на отца: мальчик и так видел его дома лишь изредка, а в последние месяцы его отец почти совсем не появлялся. Как только Симон услышал, что сможет приезжать к Йоргену каждые третьи выходные месяца и при этом лететь в одиночку на самолете, то очень обрадовался и тут же стал строить планы по поводу того, чем будет там заниматься и что сможет там покупать.
Да, как ни странно, но это был по – настоящему великолепный отдых.
Двух недель в Греции, а потом длинного шведского лета – а в этом году оно было необыкновенно солнечным и теплым – оказалось достаточно, чтобы Ивонн смогла хорошо отдохнуть. Она навела порядок на своем балконе, которым не пользовалась на протяжении многих лет, и купила туда садовую мебель из тикового дерева, а также четырехугольный зонтик от солнца из белоснежного хлопка и бамбука, в тени которого читала и слушала радио.
Когда в конце августа она снова появилась в офисе «Твоего времени», внезапно у нее возникло ощущение, что прошлое осталось позади и она стоит на пороге нового этапа в своей жизни.
То время, когда она под именем Норы Брик работала домработницей у Бернхарда Экберга, казалось ей настолько далеким, что складывалось впечатление, будто этого никогда и не было. Неужели такое возможно, чтобы она, Ивонн Герстранд, преуспевающий консультант в такой узкой области, как управление рабочим временем, востребованный организатор семинаров по повышению квалификации, в трикотажных брюках и растянутом свитере с чужого плеча убирала бы в доме какого‑то мужчины? Неужели такое возможно, чтобы она доверила свое стройное, заботливо ухоженное тело этому человеку? И неужели она преодолела столько километров, чтобы встретиться в тюрьме с его женой?
Ивонн подумала о том, что, должно быть, она переживала очень сложный период в своей жизни, возможно, даже некое подобие кризиса среднего возраста. Наскучившая работа, неудавшийся брак – в ней образовалась настоящая пустота. Состояние вакуума – вот подходящее слово, в котором одни предметы могут притягиваться к другим, подобно стеклянному стакану, прилипшему ко рту. Разве она не слышала об этом в чьем‑то докладе? А может, это был ее собственный доклад?
Отныне все осталось в прошлом. Сидя в своем очень скромно обставленном офисе, в простом, но при этом очень элегантном льняном костюме, Ивонн вновь превратилась в прежнюю обычно сдержанную и трудолюбивую деловую женщину. Вместе с тем ее преследовало особое ощущение, возникающее у человека, который, пробудившись от ночного кошмара, снова видит себя в своей спальне. И она воскликнула:
– Господи, как же здорово!
В этот самый момент в дверь постучали. Одна из молодых девушек, занимавшихся уборкой письменных столов, выглянула в коридор.
– К тебе пришли, – сказала она.
Поморщив лоб, Ивонн бросила взгляд на календарь. Неужели повестка в суд, о котором она за время отпуска совсем забыла?
В комнату вошла женщина лет пятидесяти с коротко стриженными седыми волосами и обветренным лицом. Не дожидаясь приглашения Ивонн, она села в кресло для посетителей.
– Добрый день, – растерянно произнесла Ивонн.
– Ивонн Герстранд? – спросила женщина. У нее был низкий осипший голос, по всей вероятности, от длительного курения.
Ивонн кивнула.
Гостья представилась именем, которое Ивонн тотчас же забыла, поскольку в следующий момент та добавила:
– Криминальная полиция.
Ивонн испуганно ответила стандартной фразой, которую в подобных обстоятельствах эта женщина наверняка слышала уже тысячу раз:
– А что случилось?
– Я расследую одно дело, – ответила женщина‑полицейский. – Ивы, пожалуй, можете мне в этом помочь.
– Охотно, если смогу, – любезно ответила Ивонн.
– Мне бы очень хотелось пообщаться с одной женщиной по имени Нора Брик. Вы ее знаете?
Это имя скользнуло между губ женщины‑полицейского стремительно и внезапно, словно укус змеи.
– То есть как? То есть я хотела сказать, как ее зовут?
Женщина‑полицейский повторила имя.
– Нет, я никого не знаю с таким именем, – ответила Ивонн.
– У нас есть один подозреваемый. Нора Брик работала у него домработницей. Она может располагать очень ценными сведениями, и нам бы очень хотелось разыскать ее.
Значит, полиция начала новое расследование. Но почему тогда они пришли именно к ней?
И гостья, словно читая мысли Ивонн, протянула ей маленькую карточку. Женщина с удивлением и растерянностью посмотрела на нее. Это была визитная карточка агентства «Твое время» с логотипом в виде капельки росы и ее именем.
– Эту визитную карточку мы обнаружили в бумажнике подозреваемого, – пояснила женщина‑полицейский. – К нему она попала от Норы Брик, когда тот принимал ее к себе на работу. Она дала ему эту визитку в качестве рекомендации. Эта женщина утверждала, что работала у вас. Быть может, у вас есть ее адрес или номер телефона?
Ивонн отрицательно покачала головой:
– Сожалею. У меня никогда не было уборщицы по имени Нора Брик.
– Я не занимаюсь расследованием налоговых преступлений, и если эта уборщица официально не числилась у вас, то вам вовсе не стоит беспокоиться по этому поводу. Это дело меня не интересует, – сухо заметила гостья. – Возможно, что ее зовут по‑другому, а Нора Брик, по всей видимости, ее ненастоящее имя.
– Вот как?
– Она забыла свое пальто в доме подозреваемого. К его воротнику пришита этикетка с вышитым на ней машинным способом именем Норы Брик. Скорее всего, это торговая марка производителя, и она могла побудить ее взять себе вымышленное имя.
– Но зачем ей потребовалось чужое имя?
– Это нам не известно. Наверное, у нее не было разрешения на работу, и она находилась в нашей стране нелегально.
– Получается, что она не была шведкой, – заключила Ивонн.
– У нее карие глаза и темные волосы. Но в наше время среди шведок встречаются и такие. Вот как вы, например.
Ивонн охватил страх.
– И она безукоризненно говорила по‑шведски, – продолжала женщина‑полицейский. – Это вам никого не напоминает?
Ивонн неистово закачала головой:
– У меня никогда не было уборщицы по имени Нора Брик. У меня вообще никогда не было уборщицы. Я предпочитаю свою грязь вычищать сама. И полагаю, что и другим следует поступать точно так же, – сказала она, при этом ее голос прозвучал несколько резче, чем ей того хотелось.
И впервые за все время женщина‑полицейский улыбнулась, – по крайней мере, Ивонн предположила, что легкое подергивание в уголках губ было улыбкой.
– Абсолютно с вами согласна, – кратко заметила гостья.
– Мне очень жаль, что я так и не смогла ни в чем вам помочь и что вы напрасно приходили сюда.
Наконец Ивонн вновь обрела свой обычный самоуверенный голос и с облегчением рассмеялась своим обычным самоуверенным смехом. Она снова почувствовала под ногами твердую почву и явственно представила себе, как в следующий момент гостья встанет с места, протянет ей свою руку с извинениями за то, что отняла у нее время. Ивонн в свою очередь пожелает ей удачи в расследовании и проводит ее не только до двери агентства, но даже до входной двери в это здание. Мысленно Ивонн уже стояла возле красивых двухстворчатых дверей старинного помещения, в котором располагался офис агентства «Твое время», и поэтому она несколько растерялась, увидев, что ее гостья продолжает сидеть, обращаясь к ней своим спокойным осипшим голосом:
– Я нигде не бываю понапрасну. У нас в руках есть пальто Норы Брик. Увидев его, вы, вероятно, сможете вспомнить женщину, которая его носила. Даже если она никогда не работала у вас в качестве уборщицы, то у нее была ваша визитная карточка. Следовательно, раньше вы где‑то пересекались с ней.
– Мои визитные карточки есть у тысяч людей. Я раздаю их вместе с необходимой информацией во время проведения мероприятий по повышению квалификации, а уже потом люди передают их дальше своим друзьям и знакомым. В моем деле нужно постоянно быть на виду. Таким образом, мне совсем не обязательно было лично встречаться с этой женщиной.
– Было бы неплохо, если бы вы по возможности съездили в управление полиции и взглянули бы на пальто.
– Сегодня у меня много работы, – с озабоченным лицом заметила Ивонн.
– Это не займет у вас много времени: только туда и обратно. Через час вы снова будете здесь. Я бы действительно была вам искренне благодарна, если бы вы поехали со мной.
– Самой собой, я поеду с вами, только быстро дам указания своим сотрудникам.
В некотором смысле Ивонн и самой было немного интересно. Получается, что Хелена поговорила с Бернхардом и убедила его во всем признаться. Возможно, что от следователя она узнает еще кое – какие детали, но ей вовсе не следует проявлять к этому чересчур пристальный интерес и быть слишком любопытной.
В управлении полиции женщина– полицейский завела Ивонн в свой кабинет и, попросив ее подождать некоторое время, вскоре вернулась с завернутым в целлофан пальто. Сняв чехол, она без слов приподняла его вверх вместе с вешалкой.
Ивонн и сама не ожидала от себя такой реакции. Безо всяких сомнений, это было оно. Но при виде этого слегка покачивавшегося на вешалке пальто уже после того, как следователь вынула его из целлофана, с рукавами чуть согнутыми в локтях, с небольшими вмятинами спереди на уровне груди, у Ивонн возникло такое ощущение, что она видела перед собой не бездушный предмет одежды, а настоящего человека. Ей показалось, что в этом пальто она видит совершенно четкие очертания человеческого тела, почти такие же осязаемые, как гипсовый слепок.
Ивонн чувствовала, как женщина‑полицейский внимательно следила за выражением ее лица.
– Вы узнаете это пальто?
– Нет, – решительно ответила Ивонн.
«Так, должно быть, чувствует себя бабочка, когда после превращения из гусеницы смотрит на свою пустую куколку, – подумала она про себя. – Неужели эта серая помятая вещь – это и есть я?»
Следователь снова сунула пальто в целлофановый чехол и повесила его на стул.
– Итак, благодарю вас за помощь. Это ведь оказалось совсем не долго, не правда ли? Сейчас я попрошу кого‑нибудь отвезти вас обратно.
– Да, и вправду очень быстро. А какое, собственно, преступление вы расследуете? – осторожно спросила Ивонн, когда обе женщины шли по коридору.
– Одно убийство.
Ивонн колебалась: она сгорала от желания обо всем узнать.
– Убийство… полагаю, что подозреваемый сам к вам явился и во всем сознался?
– Нет.
– Но откуда же тогда известно, что у вас в руках настоящий преступник?
Ивонн изо всех сил пыталась говорить так, будто это было всего‑навсего обычное любопытство, тем не менее она и сама почувствовала, насколько пронзительно прозвучал ее голос.
– Он во всем сознался, – спокойно продолжила следователь. – Улики против него слишком веские. А после признания он стал очень разговорчивым и с готовностью вызвался нам помочь.
– Улики, – растерянно повторила Ивонн. – Вы имеете в виду его волосы, ДНК и тому подобное? Но неужели при таком давнем преступлении это еще возможно?
– Давнем? – Женщина‑полицейский с недоумением посмотрела на нее. – Что вы хотите этим сказать? Убийство было совершено три дня назад.
Глава 28
Оставшуюся половину дня Ивонн провела как в тумане. На совещании с участием Циллы и еще двух ее клиентов она была совершенно рассеянной и невнимательной, а во время обеда с руководителем одного большого образовательного центра главным образом молча жевала, позволяя гостю самому вести беседу. После трех у нее больше не было никаких запланированных встреч, и по этой причине она пошла домой, чтобы не нанести еще большего вреда собственной фирме.
Перед началом выпуска региональных новостей Ивонн включила телевизор. Это сообщение оказалось в числе самых первых. Камера оператора показала предместье крупным планом: при виде хорошо знакомых фасадов домов, спрятавшихся в уютной зелени, Ивонн почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, словно она слишком переусердствовала с деликатесом.
За кадром послышался голос ведущей: «Здесь, в этом безмятежном тихом предместье…» – и сразу после этого на экране появился дом номер 9 по улице Орхидей, с высоким и узким фронтоном, увитым плющом, и с такой же увитой зеленью, вытянутой двухскатной крышей. Далее следовали ступеньки крыльца, которые она так часто собственноручно подметала (и даже мыла, поскольку Бернхард не хотел, чтобы на них рос мох), потом калитка в сад, которую она так часто открывала и закрывала, и запущенный сад, который теперь едва угадывался. И вокруг участка по всему периметру была натянута бело – голубая лента оцепления, словно бант на подарке гигантских размеров.
Ведущая новостей рассказывала о том, что произошло: проживавшая по этому адресу женщина, отбывавшая тюремное наказание, проводила дома свой отпуск. Когда в воскресенье она не явилась обратно в тюрьму, ее объявили в розыск.
Полицейские разыскали мужа этой женщины, и тот сообщил, что в воскресенье после обеда лично отвез ее на вокзал. Но имевшиеся в доме следы вызвали у полиции подозрения. Позднее в так называемом каменистом саду возле дома под галькой был обнаружен труп женщины с многочисленными ножевыми ранениями. Мужчину арестовали, и он признался в убийстве.
– Ужасно, – заметила Вивьен, сидя в своем лиловом доме, в то время как ее муж Хассе пытался утихомирить лающего карликового спаниеля. Женщина, наклонившись поближе к экрану телевизора, подняла вверх зрачки и дрожащими поджатыми губами произнесла, словно подводя итог этой такой чуждой им кровавой драмы: – Здесь.
Пожелав Симону спокойной ночи, Ивонн сказала, что ей нужно еще ненадолго отлучиться и что ему не стоит беспокоиться, если, проснувшись ночью, он никого не увидит дома. Ивонн довольно часто приходилось допоздна засиживаться на своих мероприятиях. Симон уже привык к этому и знал, что в любой момент мог дозвониться до матери по мобильному телефону.
В полночь, когда, по предположениям Ивонн, большая часть населения уже спала, она отправилась в предместье. Женщина припарковала машину там, где обычно это делала, и пошла по улице Орхидей. Она, не останавливаясь, прошла мимо дома под номером 9, бросив на него лишь мимолетный взгляд. Пройдя еще двадцать метров вперед, туда, где улица заканчивалась поворотной петлей, Ивонн вошла в лес.
Еще при въезде в предместье она успела заметить, что светит полная луна, и теперь, среди деревьев, когда уличные фонари остались позади, она смогла отчетливо увидеть ярко‑белый и такой в некотором смысле далекий свет, который, как казалось, так мало общего имел с миром людей.
Ивонн прошла немного в глубь леса параллельно ленте оцепления, при этом ни на мгновение не упуская из виду дом и сад возле него, что – бы не проглядеть возможных часовых. Но дом никто не охранял. Издаваемые вертушкой отдельные беспорядочные звуки еще какое‑то время разносились по округе при свете луны, а потом растворялись в ночной тиши.
Поравнявшись с каменистым садом, Ивонн остановилась. В просвете между маленькими камнями и лиственными деревьями она увидела искусственный пруд. Полицейские, должно быть, закопали разрытое место, поскольку слой гальки был таким же ровным, как и прежде, а может, даже еще ровнее. Он был совсем темным, а при свете луны и вовсе выглядел как настоящая водная гладь.
Казалось, что лунный свет отбрасывает на него свои серебристые блики. Ветер стих, и – о, как странно! – на поверхности пруда женщина увидела дрожащее и при этом совершенно четкое зеркальное отражение изящных бамбуковых листьев, кистей мискантуса, а между ними часть дома со свинцово – темными окнами спальни. Но как такое возможно? Как на поверхности гальки могло что‑то отражаться?
Оглядевшись, Ивонн нашла маленький камешек и бросила его в пруд. Он булькнул с характерным звуком. При свете луны сверкнули брызги и по воде побежали круги.
Ивонн нашла магическое слово, превращавшее камни в воду. Должно быть, она, сама того не осознавая, произнесла его. Неужели она даже не догадывалась о том, что это слово было настолько заурядным, что не сразу обращало на себя внимание?
Вероятно, это слово, превращавшее воду обратно в камни, было таким же простым и знакомым ей, и кто‑то, незаметно для самого себя, произнес его вслух.
Ивонн вышла из леса, ветви деревьев которого загораживали ей весь обзор, и сразу же увидела, что вокруг пруда высились горы земли и гальки. И она вспомнила рассказ Бернхарда о том, что прежде здесь всегда скапливалась вода и они вместе с женой рыли канавы и засыпали эту промоину. Похоже, в этом месте бил родник, и, как только полицейские начали здесь копать, вода сразу же заполнила яму.
Ивонн, приподняв ленту оцепления, проползла под ней и уселась на скамейку.
Она пришла сюда, чтобы в последний раз полюбоваться на каменистый сад, на это удивительное место, немного напоминавшее ей могилу.
Теперь здесь все изменилось. Пруд с водой, обычная яма, был значительно ниже галечного. Уродливые и отвратительные насыпи из земли и гальки заслоняли собой узкие, вертикально вкопанные в землю валуны, возвышавшиеся над каменистым прудом.
Ивонн попыталась представить себе всю картину разыгравшейся здесь трагедии. Хелена попросила Бернхарда пойти полицию с повинной, а тот отказался.
«А если он не согласится?» – спросила ее Хелена во время свидания в тюрьме. И Ивонн ответила, что «тогда он настоящая свинья, и вам следует уйти от него».
Боже мой! От этого воспоминания она застыла на месте. И как только она могла дать подобный совет? Она же прекрасно знала, что больше всего на свете Бернхард боялся быть брошенным. Она и сама испытала на себе этот его страх, увидев его расширившиеся от страха зрачки и ощутив его мертвую хватку на своей руке, – и очень испугалась тогда за собственную жизнь. И как только она могла посоветовать Хелене сказать ему нечто подобное?
Ивонн ударила ладонью по деревянной лавке: она отчаянно разозлилась на себя саму. «И как только мой язык повернулся произнести это слово «бросить», – думала она про себя. – Мне, как никому другому, было прекрасно об этом известно!»
Но ведь и Хелена также об этом знала, подумала Ивонн. Это осознание пришло так внезапно, что ее занесенная для удара рука застыла в воздухе. В конце концов, она знала Бернхарда намного лучше, чем Ивонн. И она непременно должна была предвидеть, какова будет его реакция. Что это – вершина ее самоотверженности?
Жемчужина в ее ореоле мученицы? Возможно, поступок Бернхарда спровоцировали не какие‑нибудь там бездумно брошенные слова, а заученная реплика Хелены в этой последней блестящей роли жертвы.
И как, должно быть, ей было на руку, что кто‑то посторонний призвал ее бросить Бернхарда ради того, чтобы оказаться на жертвенном алтаре.
В лесу что‑то зашелестело. Ивонн резко обернулась: под деревьями двигалась чья‑то тень. В следующий момент она увидела, как та сначала выглянула из‑за камней, а потом при свете луны шагнула вперед: лесное существо с длинными стройными конечностями, мягкими движениями и лохматой кудрявой шевелюрой. Магнус, садовый человек. Он одним прыжком перемахнул через ленту оцепления и сел рядом на лавку.
– Привет, давненько тебя не было видно, – сказал он. – А я уже подумал, что ты уволилась.
– И это тоже, – ответила Ивонн. – Я здесь совершенно случайно.
– Здесь все изменилось. Появились новые границы и препятствия, которые стоит преодолеть. – Мужчина кивнул в сторону бело‑голубой ленты. – По всей вероятности, здесь что‑то случилось. Наверное, хорошо, что ты здесь больше не работаешь.
Ивонн невольно задумалась о том, а что было ему известно. Во время их совместной прогулки по садам он рассказывал, что у него нет телевизора, но он наверняка мог узнать эту новость из Интернета или услышать по радио.
– Ты все еще гуляешь по садам? – спросила она, меняя тему разговора.
– Да, но в последнее время у меня не так много свободного времени. Я тоже уволился и теперь занялся садоводством. Работа мне очень нравится, только вечерами я сильно устаю. Но иногда я все‑таки делаю кружок‑другой. Желание еще есть. Послушай, ты не можешь дать мне твой мобильный?
– Ну да, – растерянно ответила Ивонн и достала телефон из кармана куртки.
Магнус понажимал на нем какие – то кнопки и вернул его обратно, даже не прикладывая к уху.
– И что ты сделал? – удивленно спросила женщина.
– Я сохранил в нем мой номер телефона на случай, если тебе захочется снова прогуляться со мной. Стоит тебе только позвонить, как мы тут же договоримся о встрече. Ведь тебе тогда понравилось?
При виде такого воодушевления Ивонн рассмеялась.
– Действительно, очень понравилось, но думаю, что, скорее всего, у нас ничего не получится. Я уже вдоволь насмотрелась на всяких людей. Возможно, я позвоню тебе, если мне потребуются какие‑нибудь садовые растения. Я ведь навела порядок на своем балконе, но, наверное, это случится не раньше конца года.
– Это совсем ни к чему. У нас имеется целая куча подходящих растений на любой вкус. Некоторые летние цветы и герани можно покупать еще довольно долго. Потом есть астры всевозможных оттенков. Ты только позвони, и твой балкон будет выглядеть сногсшибательно. И по хорошей цене. Ну а сейчас мне пора идти.
Магнус встал и, согнувшись, побежал в сторону живой изгороди из елей. Ивонн обернулась и увидела, как он на четвереньках полз к тому месту, где в изгороди имелся лаз. Облако закрыло собой луну, и кромешная тьма поглотила ели, а когда она снова появилась на небе, Магнуса и след простыл.
Глава 29
Над предместьем светила луна.
У стен дома мужчины – любителя новостей – цвели белые и розовые флоксы, а рядом в саду созрели большие синие сливы.
Из‑за штор спальни лилового дома струился мягкий свет. Наверное, Вивьен и Хассе, лежа под розовым шелковым покрывалом, с ужасом рассуждали об убийстве на улице Орхидей, радуясь тому, что в их супружеской жизни не было такой неосознанной злобы.
После очередного пиршества в саду Счастливого семейства остались стоять неубранные столы. Наверное, обоих родителей охватило такое внезапное и жгучее желание, что после того, как их дом покинул последний гость, они поспешили в кровать.
Бумажные салфетки лежали на траве, таинственно развеваясь при свете луны; какая‑то кошка запрыгнула на стол, обрадовавшись остаткам былого пиршества.
В одном из садов на веревке, натянутой между двумя яблонями, было развешано стираное белье в виде длинного ряда красных футбольных маек.
На доске объявлений висела записка, в которой все члены товарищества поселенцев приглашались на собрание. У председателя товарищества было иранское имя.
Но Ивонн ничего этого не видела.
Она стремительно неслась мимо домов, глядя прямо перед собой. Усевшись в свою машину, она завела двигатель и умчалась прочь.
[1]Здесь – клуб хорошего вкуса. (Примеч. ред.)