Житие Иринарха Ростовского 1 глава

ОРИГИНАЛ

Житие ростовского чудотворца Иринарха входит в круг памятников литературы, посвященных событиям Смутного времени. Как в XIII в. осознание татаро-монгольского нашествия стало главенствующей темой и отразилось во всех литературных жанрах (летописном, агиографическом, жанре ораторской прозы), так и в начале XVII в. тема «гибели царства» раскрывается и в жанре видений, и в летописцах, и в сказаниях, и в житиях, и в посланиях, и в риторических произведениях. В «Житии Иринарха Ростовского» трагические события 1606—1614 гг. получили свое отражение.

Житие написано учеником Иринарха Александром (в миру Алексеем), который пришел к ростовскому затворнику в 1586 г.; «пореновав» его подвигу, принял монашество и не расставался со своим учителем 30 лет до самой смерти Иринарха в 1616 г. Как следует из текста Жития, оно написано по завещанию Иринарха недолгое время спустя после смерти затворника, а список его посмертных чудес пополнялся на протяжении всего XVII столетия (последнее чудо относится к 1653 г.). Александр, находившийся всегда рядом с Иринархом в его «затворе» и ходивший с ним в Москву к царю Василию Шуйскому, — полноправный герой своего произведения. Этим может быть объяснено яркое личностное начало, проявившееся в Житии. Хотя Александр писал житие своего учителя, опираясь на существующую агиографическую традицию (в произведении и образы, и мотивы, и отдельные сюжетные линии связаны с существовавшим каноном, ощутима и ориентация автора на сознательную архаизацию стиля), но он связан с Иринархом не только общим высоким подвигом, но и общими бедами (только Иринарх с учениками остался в монастыре, когда туда пришли поляки), и общими злоключениями (попытки игумена разлучить Иринарха с учениками), и общим бытом (30 лет они прожили рядом). Неразрывность бытия и быта в Житии, житийная топика и личностность воспоминаний в памятнике позволяют говорить об особенности индивидуального стиля. Уже первые исследователи — Амфилохий, опубликовавший текст Жития, В. О. Ключевский, Н. П. Барсуков, И. Забелин отмечали его своеобразие. К их наблюдениям хотелось бы добавить, что подвижничество Иринарха в Житии противопоставлено не миру и его страстям (на этом противопоставлении обыкновенно строился конфликт в житийной литературе), но главным образом жизненным принципам многих иноков обители и даже двух ее игуменов. Обвинения, которые приводят к уходу Иринарха из Борисоглебского монастыря, могут быть соотнесены с претензиями знаменитой Калязинской челобитной. Реакция игумена, разделившего негодование братии, — своего рода положительный ответ адресата известного памятника русской смеховой культуры. Вместе с тем во времена Смуты, как отмечается многими историками, наблюдается падение монастырской дисциплины и нравственная распущенность иноков (достаточно упомянуть о многочисленных эпизодах в воспоминаниях поляков Стадницкого, Савицкого, Жолкевского, отмечавших многочисленные факты пьянства и рядовых монахов, и игуменов как в самой Москве, так и в Вязьме, Новгороде и других городах). Это может быть объяснено, как представляется, тем, что во времена Смуты большая часть иерархов Русской церкви сделала вид, что признает Лжедимитрия: рязанский епископ Игнатий, позже ставший патриархом, первым благословил «царевича»; в состав Думы Лжедимитрия I входили кроме уже названного Игнатия митрополит Новгородский Исидор, Ростовский Кирилл, Казанский Гермоген, архиепископы Иоасаф Вологодский, Трифон Суздальский, Феодосий Рязанский, Феодосий Смоленский, Феоктист Тверской, епископы Иосиф Коломенский, Геннадий Псковский, Сильвестр Козельский, настоятель Архангельского собора Московского Кремля Арсений. Разумеется, истинное имя Лжедимитрия было хорошо известно всем им. Готовность идти на подлость ради политической целесообразности неминуемо привела к «размыванию» нравственных границ во всем обществе: и пастырей, и паствы. Таким образом, конфликт Иринарха с братией носит вполне реальный характер.

Интересны отголоски северных языческих поверий, отразившихся в почитании камня, которые составили почти самостоятельный сюжет в Житии, повествующий о дьяконе Ануфрии. Камень, которому поклонялись жители, по данным разных списков, находился то в буераке, то в речной быстрине. И то, и другое, по данным фольклористов, имеет свою традицию.

Тесно связанное, как уже отмечалось, с произведениями о Смуте Житие Иринарха-затворника имеет одно разительное отличие от памятников этого круга. В произведениях почти всех авторов изображение Смуты опирается на эсхатологическую образную систему (гибель царства, падение сильных, торжество неправды, нашествие иноплеменников и др.). Но в Житии Иринарха нашествие «литвы» и все беды Смутного времени преподносятся как «бытовое зло», как одно из многих «бед и досаждений» житейских. И потому сцены благословений Иринархом на борьбу с Лжеди-митрием и поляками М. В. Скопина-Шуйского, Д. М. Пожарского, Б. М. Лыкова — не стали кульминационными в произведении, это лишь эпизоды жизни ростовского подвижника. Вероятно, по этой причине С. Ф. Платонов считал, что Житие — «памятник очень любопытный и по литературным приемам, и по содержанию».

Текст «Жития Иринарха Ростовского» публикуется по списку XVII в., хранящемуся в РНБ (собр. Погодин, № 724), текст с утраченных листов этой рукописи дан по рукописи начала XVIII в. (собр. Погодина, № 725).

ОРИГИНАЛ

** МѢСЯЦА ГЕНВАРЯ ВЪ 13 ДЕНЬ. ЖИТИЕ И ПОДВИЗИ ОТЦА НАШЕГО, ВОЗДЕРЖАТЕЛЯ И СТОЛПА КРѢПКА, И СТРАДАЛЬЦА, И НАСТАВНИКА, И УЧИТЕЛЯ, И ЗАТВОРНИКА БОРИСОГЛѢБСКАГО МОНАСТЫРЯ, НА УСТЬЕ,[1] СТАРЦА, ПРАВЕДНА МУЖА ИЛИНАРХА. СПИСАНО БЫСТЬ ТОЯ ЖЕ ОБИТЕЛИ УЧЕНИКОМЪ ЕГО, СТАРЦОМЪ АЛЕКСАНДРОМЪ, ИЖЕ БЫСТЬ С НИМ ТРИДЕСЯТЬ ЛѢТЪ ПРИ ЖИВОТѢ ЕГО

Господи** благослови отче!

Сей отецъ наш Илинархъ града Ростова родися веси Кондакова от християну родителю: отца благочестива именемъ Анкидина и матери Ирины. И наречено имя ему во святом крешении Илия. И радовашеся родители его о рожении его, видѣша преспевающа паче иныхъ младенецъ: двадесяти бо пяти недѣль на ноги пошелъ.[2] И воспитанъ бысть во благочестии и вѣрѣ Христовѣ и на игры никогдаже упражняяся, но любляше смирение, и кротость, и тихость ко всѣмъ, безмятеж и цѣломудрие. И егда бысть Илия шти лѣтъ, глаголя матери своей: «Какъ возрасту, и постригуся и буду мнихъ, и желѣза ми носити на себѣ, и тружати ми ся Богу, и буду учитель и наказатель всѣмъ людемъ». Мати же его Ирина нача дивитися и радоватися о чадѣ своем Илии и словеси его, еже пророчествовалъ о себѣ шти лѣтъ. И збысться пророчеству его слово.

О иномъ глаголе того же Илии. И бысть в то время, призва к себѣ отецъ его Анкидинъ священника именемъ Василия на обѣдъ. И нача Василий-священникъ глаголати житие преподобнаго Макария, Калязинскаго чюдо-творца.[3] И услыша отрокъ глаголы священника Василия, и глагола: «И азъ буду мнихъ таков же». И прииде священникъ Василий ко отроку, и почюдися разуму его. И видя отроча младо, а глаголъ его совершенъ и глагола ему: «Како смѣлъ еси, чадо, такое слово глаголати?» И рече ему Илия: «Кто тебя ся не боитъ, тотъ то и глаголетъ».

О отшествии отъ отца и матери. В то же время належащу убо гладу в веси той, и отрокъ отиде от отца своего и матери, и иде въ Нижний Новъградъ, и бысть отрокъ 18 лѣтъ. И пребысть в Нижнемъ два лѣта, и отецъ его и мати тужаше по отроке.

О взыскании отрока. И посла отецъ его дву сыновъ своихъ — Андрея и Давыда, и сошли его у нѣкоего християнина, живущаго в селѣ. И ради бысть о обрѣтении брата своего. И пребысть ту всѣ три брата единъ годъ.

О отшествии отца Анкидина отъ жития сего суетнаго в вѣчный покой. И Божиимъ откровениемъ видѣ отрокъ Илия отца своего прествление, сѣдящу ему во храминѣ, и нача плакати горко, яко не могущу утѣшити его. И воспросиша его: «Что, чадо, плачеши и рыдаеши тако?» Онъ же рече имъ: «Вижу родителя своего преставление, и несутъ его свѣтлии юноши на погребение». Людие же подивишася видѣнию его, — яко видѣ преставление родителя своего за 300 поприщь.

В той же год прииде в домъ родителя своего и вопрошаше матери своея: «Гдѣ бысть родитель мой?» И глагола мати ему: «Родитель твой, чадо, прествися в Госпожино говѣние».[4] Онъ же разумѣ и глагола матери своей, яко «въ то время азъ видялъ преставление родителя моего: несутъ его свѣтлии юноши на погребение». И бысть мати его о глаголѣ радостна и видѣ сына своего глаголюща предъ нею и вѣщающа.

О отшествии отрока Илии из дому отца своего. Илия же изыде из дому отца своего с материю своею и з братом своим большимъ Андрѣемъ и приидоша во град Ростовъ, и купи себѣ домъ, и нача торговати, и умножися у него имѣния. Онъ же нача прибѣгати къ церкви, и имѣяй страхъ Божий въ сердцы своемъ. И бысть милостивъ к нищимъ и даяше милостыню невозбранно и не отвращая лица своего от нищих. И паче всего желаше, дабы ему избыти мира сего суетнаго и прелести, и пребывати въ молитвахъ день и нощь. И паче всего мира чистоту возлюби и храняше въ сердцы, и тѣло нескверно — храмъ Святому Духу, и пребываше въ дѣвьстве, чистотѣ и цѣломудрии неразлучно, и не разлучаяся отъ церкве — по Господню словеси — день и нощь, и желаше достигнути аггельскаго образа. И видѣ нѣкоего человѣка посадцкаго, именемъ Агафоника, чтуща книгу, и нача с ним бесѣдовати и глаголати о Божественном Писании. И оттоле бысть ему другъ превозлюбленъ и желаше душевнаго ему спасения и сподобления святаго рая, идѣже желаютъ аггели приникнути.

О изшествии из дому матери своея. И взя крестъ святый, и благословися имъ, и целова радостно от всего сердца своего. И видѣ мати его, и почюдися о взятии креста, и рече ему: «Чадо, что сие дѣешь и камо далече ли грядешъ?» Он же рече матери своей: «Иду, мати моя, въ монастырь ко святымъ страстотерпцом и великомученикомъ Борису и Глѣбу на Устье помолитися». Она же нача плакати и рыдати: «О чадо мое драгое! Как глаголалъ еси шти лѣтъ, яко буду мнихъ!» Онъ же поклонися матери своей, и целова ю, и отиде в монастырь ко святымъ страстотерпцомъ Борису и Глѣбу.

О пришествии въ монастырь. И прииде во обитель ко святымъ страстотерпцом Христовым Борису и Глѣбу, и видѣ монастырь, и возрадовася радостию великою, и прииде ко игумену, и поклонися пред игуменомъ. И игуменъ благослови его и вопроси его: «Что ради пришествие твое?» Он же рече ко игумену: «Желаю, господине отче, ангельскаго образа. Постриги меня Бога ради, невѣжу и селянина, и причти мя ко избранному стаду и ко святѣй дружинѣ сей».

О пострижении Ильинѣ. И видѣ игуменъ отроча сердечныма очима пришедша от Бога, и прия его с радостию, и постригъ во ангельский образъ. И наречено бысть во иноцѣх имя ему Илинархъ.[5] И дасть игуменъ его под началъ. Он же пребывая у своего начальника в послушании, и покорении, в молитвах и постѣ.

О послании в пекальню. И как отиде начало его, и нача игуменъ искушати его и смиряти. И посла его въ пекальню.[6] Он же взя благословение от игумена. И пребывая в пекалне и труждаяся на братию день и нощь в покорении и послушании, и в посмѣянии терпя, и ничтоже помышляя тѣлеснаго и от церкве не отлучаяся. И прихожъдаше ко церкви преже всѣхъ братий, во церкви ни с кѣмъ не глагола, и сѣдания во чтении не приимаше, но на ногахъ своихъ стояше, аки твердый камень адамантъ или самфиръ.[7] И ис церкве от пѣния прежде отпуста не исхождаше.

О друге его о Агафоннике. И свѣда другъ его Агафонникъ о пострижении его, и прииде к нему в монастырь посѣтити его. И пребысть у него в монастырѣ много дней, и потомъ проводи его из монастыря два поприща, и целовав его и воздавъ прощение, и отпусти его с миромъ. А самъ возвратися старецъ Илинархъ въ монастырь, идущу же ему по пути и помышляше въ сердцы своемъ, како бы ся ему спасти, и обѣщавающася итти въ Кириловъ[8] или на Соловки.[9] И бысть ему гласъ свыше, глаголя: «Не ходи в Кириловъ, ни на Соловки: здѣ спасешися». Он же о глаголѣ томъ усумнѣвся, и вторицею той же гласъ глаголя: «Здѣ спасешися». Он же отъ гласа того нача плакати прилѣжно и помышляше въ себѣ: «Что сие будетъ?» И третицею той же гласъ свыше глагола ему: «Здѣ спасешися». Он же в себѣ крѣпляшеся о гласѣхъ и, обозрѣвся, никогоже не видѣ, а глас третицею слыша.

И прииде в монастырь, и пребывая в послушании и в покорении ко всѣмъ неуклонно, и труды к трудомъ прилагая паче первых дней, и в нощныхъ молитвах и во бдѣниихъ пребывая, и на земли легая, и мало сна приимая.

О пономарстве. Потом же игуменъ посла его в пономарскую службу. Он же все с радостию служаше в монастрыскихъ службахъ.

О пришествии страннаго человѣка и о здании сапоговъ. И видѣ Илинархъ человѣка странна образомъ, пришедша в монастырь, и помолися Богу Илинархъ.

Молитва: «Гоподи Иисусе Христе, Сыне Божий, сотворивый небо и землю, и перваго человѣка, прадѣда нашего Адама, по образу своему, и почти его теплотою, еже бысть во святом раю. Тако буди твоя воля рабомъ твоим. И дай мнѣ, Господи, теплоту ногам моим, да обую страннаго и да дамъ ему съ себя сапоги на нозѣ его». И сконча молитву и рече: «Аминь!» И снявъ с себя сапоги и даде нищему.

И от того часа дал ему Богъ терпѣние и теплоту: хождаше по мразу, аки в теплой келлии. И оттоле нача носити ветхия ризы и босъ хождаше. И по завидѣнию, сатанину дѣйству, нача игуменъ его смиряти: и до дву часовъ у кѣльи его на молитве у оконца на мразѣ держаше. А онъ с радостию терпя и благодаряше истиннаго Бога, поминая слово Господне глаголющее: «Многими скорбьми подобаетъ внити в Царство Небесное». И оставляет его благовѣстити на многъ час; и игуменъ его потом посади в тюрму на три дни и не даде ему ясти и пити, чтобы носилъ цвѣтное платье и во обувении ходилъ. И выпустилъ его ис тюрмы, и посла его в ту же службу, и онъ благодаря истиннаго Бога, ходя по мразу босъ, поминая терпѣние Исаака Сириянина,[10] како нозѣ его примерзая ко каменю, а мраза на себѣ не чуя.

О градскомъ муже и о озноблении ногъ его. Нѣкто христолюбивъ муж, стоя во градѣ Ростове от заимодавецъ на правеже.[11] И он, хотя искупити того мужа с правежу, и иде к нему босъ во градъ Ростовъ. И бысть в то время мразъ крѣпокъ зѣло, и отиде от монастыря седмь поприщь, и в то время позноби у себя у ног персты. И от ознобления возвратися въ монастырь, и пребысть в том оскорблении и в болѣзни. И не пощадѣ удъ своихъ, и терпя день и нощь для имени Христова три годы, и много земля крови наливашеся. И от тѣхъ многострадальных трудовъ Господь исцѣли его.

И по исцѣлении игуменъ непрестанно смиряя его, он же хождаше в зимѣ и в лѣте босъ и благодаря истиннаго Бога, поминая многострадального Иева,[12] иже бысть на гноищи, не отлучаяся от церкве Божии пребывая въ страсѣ Божии, в покорении и в послушании.

И ненавидя враг добра роду человѣчу и болѣ на него вооружашеся и чѣмъ бы уловити своимъ злохищрениемъ, научи на него игумена. Игумен же посла его во иную замонастырьскую службу, чѣм бы ему болѣ его смирити. И стужися старецъ, что его от церкве изгнаша. Он же отиде от монастыря великаго ради гонения игуменова, и иде путемъ, и видѣ звѣри многи, противу его являшеся: ово волцы, ово медвѣди, и на него взирая и зубы на него скрегующе, хотя его устрашити. Он же, Илинархъ, крестомъ лице свое огражая и во умѣ своем безпрестани молитву творя: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грѣшнаго, избави мя от звѣриина зияния». Они же исчезаху и без вѣсти погибаху.

Он же прииде без пакости во град Ростовъ и прииде в монастырь к великому чюдному Богоявлению[13] и к великому чюдотворцу и свѣтилнику Авраамию.[14] И архимандрит восприят его с радостию въ монастырь — къ великому чюдотворцу Аврамию во обитель, и причте его ко изъбранному стаду, и благослови его, и посла его в келарьскую службу. Он же с радостию въ службе ходя, не отлучаяся от церкве день и нощь.

И житилие монастыря того, братия и прочии служителие, взимаша монастырьския всякие потребы без воздержания, и без боязни, и множествомъ много. Домъ тощаше, и старецъ во умѣ своемъ воздыхая и моляся чюдному чюдотворцу Авраамию: «Господи преподобный Авраамий! Не азъ твоему монастырю раззоритель». И нѣкогда уснувъ, и видѣ к себѣ пришедша в кѣллию преподобнаго отца Авраамия. И рече Авраамий ко старцу: «Что, избранное и праведное сѣмя и житель святаго рая, скорбишъ о монастырьских давании? Давай имъ безвозбранно. Они бо изволили здѣ пространно жити, а ты здѣ алчешь и наготуешь. И ты в Вышнем Царствии пространно поживеши и насладишися пищи небесныя, а они взалчуть во вѣки. Азъ здѣ умолилъ Вышняго Творца, чтобы домъ мой алчнымъ и здѣ емлющим былъ неоскуденъ потребами монастырьскими». И возбнувъ, не видѣ никогоже. И от того часа утѣшився и дая безо всякаго сомнѣния.

О преставлении матери его. И стоящу старцу во церкви в пѣснь Херувимскую, и нача плакати и рыдати во всю церковь. И прииде к нему архимандрит и рече ему: «Что, господине старецъ, тако плачешь и рыдаешь?» Он же рече ему, яко «мати моя преставилася». И архимандрит, видя его плачющася, прослезися на него зря, и дивися о глаголѣ, исходящем изо устъ его. И стоя на обѣдне во церкви, и прииде к нему братъ его Андрей, поклонися и глагола, яко «родительница Ирина преставилася». И старецъ благословися у архимандрита после святаго пѣния, и поиде з братомъ своимъ, и погребе матерь свою честно.

О Лазаревѣ монастырѣ.[15] И после погребения нача старецъ размышляти, како бы ему спастися и получити желанное. И не восхотѣ властельства келарьския службы, чтобы ему уничижену быти, и вселися у Лазаря великаго въ кѣлье полъчетверта года и въ слезахъ и молитвахъ, скорбь, и тѣсноту, и глад терпя много дней, не вкушая ничесоже. И Иоаннъ преподобный уродивый[16] всегда его посѣщая и его утѣшая, а старецъ неотступно ходя ко церкви Пречистые Богородицы соборной[17] и молися Богу со слезами.

И пришед от пѣния и сѣдящу ему в кѣллии своей в полудни, молящуся со слезами и со воздыханиемъ страстотерпцомъ и великомученикомъ Христовымъ Борису и Глѣбу:[18] «Святии страстотерпцы и великомученики Борисъ и Глѣбъ! Всей братьи у васъ в монастырѣ мѣсто есть, а мнѣ, грѣшному, у васъ мѣста нѣтъ!» И воздремавъ сидя, и видя в тонце снѣ страстотерпцовъ, идущих къ монастырю. И глагола имъ старецъ: «Свѣты страстотерпцы Борис и Глѣбъ! Далече ли грядите?» И рекоша ему страстотерпцы Борисъ и Глѣбъ: «Идем, старецъ, по тебя. Поди в нашъ монастырь». Он же, возбнувъ от сна, и услыша молитву у окна, и открыв оконце свое, и видѣ старца Борисоглѣбского монастыря, именемъ Ефремъ. И рече: «Господине! Прислалъ к тебѣ строитель Варламъ.[19] Поди, господине, на обѣщание въ монастырь. А строитель тебѣ глаголати мнѣ велѣлъ, подвода, де, ли тебѣ, государю, надобе, или самъ будешъ въ монастырь?» Старецъ же Илинархъ отвѣща ему: «Государю строителю благословение старцу Варламу, а азъ по времени буду сам в монастырь». А уже ему на себѣ носящу желѣза тяжкая и на ногахъ пута, по словеси Господни. И воста старецъ, и моляся Богу.

О змии. И поиде в монастырь на обѣщание с радостию великою, и от великаго труда на пути утрудися, и сѣде при пути, усну сном невеликим. И видѣ во снѣ: приползе к нему змия и хотя его сьѣсти, и онъ жезлом своим змию удари в горло, и змия отбѣже от него. И онъ, воспрянувъ от сна своего, и прекрестися, и поиде к монастырю с радостию без пакости. И видѣ монастырь, радъ бысть, и прииде ко вратом, помолися Богу, и вниде въ монастырь и в то время поюща обѣдню. И онъ поиде ко церкви и вниде в церковь, и ста на мѣсте, и помолися Богу, и удари челомъ строителю Варламу. И строитель Варламъ радъ бысть, и цѣловавъ его с любовию, и постави его подле себя. И по завидѣнию сатанину в том часѣ прииде старец, нѣкто именем Никиферъ, и глагола строителю: «Почто сего старца приемлеши, яко игумена не слушает, и в ветхих и худых ризах и босъ ходит, и желѣза на себѣ носитъ?» И строитель Варлам удари осном своим старца Никифера: то бо есть врагом наученъ. И приятъ строитель Варламъ старца Илинарха въ монастырь с радостию, и даде ему особную кѣлию.

О извѣщении от образа Владычня. И приходящу старцу во церковь, со страхом и трепетомъ, и моляся Господу Богу, и часто взирая на иконы со усердиемъ и воздыхая от сердца прилѣжно. И видѣ образ — Господа нашего Исуса Христа Распятие, и нача старецъ вельми плакатися, и у Бога милости прошать: на врагов прогонения.

Молитва: «О праведное солнце, свѣт нашъ пресвѣтлый, Владыко Человѣколюбче Исус Христос! Како ты, свѣт, претерпѣлъ такое великое распятие, и поругание, и оплевание, и за ланиту ударение, и отцта и желчи напоение для нашего спасения от своего создания и от неразумнаго их и беззаконнаго соборища и от зависти! И нынѣ, свѣтъ мой, како мнѣ, грѣшному и неразумному и селянину, спастися и тебѣ, свѣту единому, Исусу Христу Сыну Божию распятому, въ Троицѣ славимому Богу нераздѣльному, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, угодити? И буди воля твоя со мною, Владыко!» И в том часѣ бысть ему от образа Владычня извѣщение: «Поди въ кѣлию свою и буди затворник, не исходи аки авва,[20] и тамо спасешися».

О благословении на затворъ по извѣщению Господню. Он же, старецъ Илинархъ, прииде къ строителю старцу Варламу, и благословися у него молитися въ кѣлье по евангельскому словеси Господню: «Подобаетъ многими скорбьми внити в Царство Небесное. Аще кто в животѣ семъ суетном душу свою погубитъ мене ради и Евангелия, той въ будущий вѣкъ обрящет ю. Аще кто в животѣ семъ алчет и жаждет, и онъ тамо вовѣки насытится».[21] И строитель Варламъ благослови старца молитися на затворѣ и не исходити из нея никакоже: прослави, де, Богъ Рускую землю и дом великих страстотерпцов Бориса и Глѣба, и преподобных отецъ наших Феодора и Павла[22] в нынѣшнее и в послѣднее время досточюдными мужы: страдальцы, и учители, и наказатели. И оттолѣ по благословению прият дерзновение молитися въ кѣлье неисходно, поминая первых мниховъ, како они по дебремъ, и по островом, и в вертепах пожиша, и тлѣннаго сего миру не изволиша ходити, и свѣтъ сей не изволиша зрѣти: изволили темницу претерпѣти. И здѣлалъ на себя ужище желѣзное трех саженъ, и приковался к стулу, и многи труды и поты терпя, и поругания и посмѣяния от братии. Он же за них Бога моля: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Не постави имъ грѣха сего: не вѣдят бо, что творят рабом твоим, Владыко!»[23]

О ученикѣ его Александрѣ. И прииде к нему нѣкто именемъ Алексий, и позавидѣ житию его, и многому страданию, посту и молитве, крѣпости и воздержанию, и тяжким его желѣзамъ, что онъ на себѣ ношаше, и нача ему бити челом: «Приими мя, господине, и причтай мя ко избранному стаду и ко святыни своей, и научи мя заповѣдем Господнимъ». Старецъ же прият его с радостию и с любовию великою, видя в нем кипѣние сердечное ко ангельскому образу, и благослови его, и призва священника и диякона, и велѣ его пострищи. И наречено имя ему Александръ во ангельском образѣ. И бысть у него первый ученикъ, и по пострижении быша с ним въ кѣлье, со Илинархом преподобнымъ, с послушаниемъ и с великим радѣниемъ в постѣ и молитвѣ день и нощь.

О приходе Иоанна, Христа ради юродиваго Ростовскаго и Московскаго, и о глаголе его. Прииде к нему, старцу, гость — Иоаннъ блаженный Большей Колпакъ. И той нача с нимъ бесѣдовати и глаголати ему: «Старецъ Илинархъ! Здѣлай себѣ сто крестовъ мѣдных по полугривенкѣ».[24] И отвѣща ему старецъ: «Государь Иоаннъ! Мнѣ невозможно, сирому, столько сотворити. Азъ в нищитѣ пребываю». И отвѣща праведный Иоаннъ, рече старцу: «Святый Духъ не ложь глаголетъ: „Небо и земля мимоидет, а словеса Господня не могут преити”, но вся сия збудется. Но да Богъ поможет ти и да дастъ ти исполнить все прошение и желание твое по глаголу сему». И ино рекъ старцу: «Не дивися сему, что будет ти тако, что усты человечи не исповѣдати и не исписати, что дастъ тебѣ Богъ конь, и никто может на том конѣ, от Бога данном, ѣздити и на твоем мѣсте после тебя сѣсти». И пророчество его збысться.

О отшествии Иоанновѣ из монастыря. Иоаннъ блаженный, благословя и прощение получивъ, и нача глаголати: «Далъ тебѣ Господь Богъ от востока и до запада наказати, и научити, и по всей вселеннѣй учениковъ наполняти землю, и от пиянства весь миръ отводити. И для того беззаконнаго пиянства наведет Господь Богъ на землю иноплеменных,[25] и тѣ бо твоему коню подивятся и почюдятся многому страданию, и мечь, де, их тебя не вредит, и онѣ, де, тебя прославят паче вѣрныхъ. Азъ же иду к Москве ко государю земли прошати — что, де, у меня на Москвѣ будут видимых и невидимых бѣсей: что в нихъ едва уставятся хмелевые тычи; и тех, де, Святая Троица силою своею изженет». И изглагола и целование воздавъ, отиде, и тамо преставился. И погребено бысть тѣло его у Святыя Троицы на рву.[26]

И по словеси Иоаннову, болми старец подвизаяся, пребывая въ трудѣ, и в постѣ, и в молитвѣ: день и нощь стократные молитвы къ Богу возсылая и желаше честных крестов. И виде во снѣ: прииде к нему другъ и даша ему крестъ. И другий другъ прииде, во снѣ же, и далъ ему палку желѣзную.

О дании креста. И не по многих днех по явлении прииде к нему другъ его Иоаннъ, посадной человѣкъ, и принесе старцу — по пророчеству Иоанна преподобнаго — честный крестъ и даде ему. И приемъ старецъ, и хвалу воздавъ Богу и угоднику его блаженному Иоанну, и с того креста слилъ сто крестов мѣдных. Исполни Богъ прошение и желание его по благословению Иоанна блаженнаго.

О палкѣ желѣзной. А другий другъ, именем Василий, пришедъ далъ палъку желѣзную. Он же с радостию прият и, збирая труды ко трудом и присушая тѣло свое постом, и молитвою, бдѣниемъ, всенощным стояниемъ. И всегда слезы ко слезам проливая, аки рѣчное течение испущая, непрестанно прося у Бога милости и исполнение трудовъ.

О старце Леонтии и о честных его крестѣх. Нѣкто старецъ именемъ Леонтий, Борисоглѣбскаго же монастыря, и поревнова добродѣтели и трудом, и себе такоже сковалъ желѣза, и ношаше на себѣ 33 креста мѣдных. И ту честные кресты поставилъ у Александра, а самъ ся благословил у старца итти въ пустыню. И старецъ Илинархъ молилъ его, чтобы не ходилъ в пустыню: «Послушай, да не убиенъ тамо, чадо, будеши». Он же Леонтий непрестанно прося благословения; и не моги его старец умолити, и прослезився вельми, и цѣлова его во уста, и прорече: «О драгое чадо Леонтий! Уже сѣмо не возвратишися по честныя кресты». И Леонтий отходя и рече: «Господи, аще тако — да будутъ тебѣ мои кресты ко трудом». А самъ поклонися, отиде в Переаславльской уѣздъ въ монастырь ко Пречистѣй Богородицѣ на Кубри[27] и тамо убиен бысть от разбойникъ.

И тѣ кресты содрузи старец со своими кресты в труды, и всѣх крестовъ исполнися, по умолению и пророчеству Иоаннову, 142 креста. И труждаяся старец день и нощь на ужищи на трех саженехъ шесть лѣтъ; и инъ христолюбецъ с Углеча прислалъ старцу ужище три сажени, и трудился въ немъ 12 лѣтъ. И нѣкто старецъ Феодорит Борисоглѣбского же монастыря, здѣлалъ себѣ ужище желѣзное трех сажен и тружался в нем 25 недѣль. И игуменъ велѣлъ ему, Феодориту, ходити въ службе монастырской на братию труждатися. И ужище отдалъ старцу, и стало ужище девять саженъ, и в том ужище труждался 25 лѣтъ.

И по завидѣнию сатанину и по дѣйству, чтобы чѣмъ праведнаго оскорбить и опечалить и от добродѣтелей отвлещи, своим злым ухищрениемъ научилъ братию игумену навадити. И пришедше братия рекоша игумену: «Господине! Онъ, старецъ Илинархъ, седит на затворѣ, и постится, и на себѣ имѣет многая и тяжкая желѣза, и не пьет хмельнаго, и брашна мало вкушаетъ, и учитъ. И повелѣваетъ братии тако же в трудѣхъ ходити, и поститися, и хмельнаго никакоже не повелѣваетъ во уста приимати. А глаголетъ он — то бо, де, есть всего злѣе — подобаетъ бо мнихом быти яко ангеломъ: ни о чем не скорбѣти, и плоти своея не щадѣти, ни в чем еѣ не миловати, „многими скорбьми подобает внити в Царство Небесное”. И не велит братии въ службахъ ходити и кладет на нихъ труды великия».[28]

И по научению сатанину и по немилосердию игуменъ Ермогенъ[29] старца ограбилъ и с монастыря сослалъ, не помянувъ Бога и благини брата своего: поста, и трудовъ, и темничнаго сидѣния, для имени Иисусъ Христа страдания. И старецъ от изгнания утѣшашеся, поминая слово Господне глаголющее: «Аще вас изжденутъ из дому святаго, бѣжите во иный. Азъ с вами есмь до скончания вѣка. Аминь».[30]