И пришел в монастырь, пребывая там в послушании, покорности по отношению ко всем неуклонно, и труды к трудам прилагая более первых дней, в ночных молитвах и бодрствовании пребывая, и на земле лежа, мало сну предавался.
О пономарстве. Потом же игумен послал его пономарем служить. Он же все с радостью исполнял в монастырских службах.
О приходе странника и об отдаче сапог. И увидел Иринарх человека — по виду странника, пришедшего в монастырь, и помолился Иринарх Богу.
Молитва: «Господи Иисусе Христе, Сын Божий, сотворивший небо и землю, и первого человека, прадеда нашего Адама, по образу своему, и почтил его теплотою, которая была в святом раю. Да будет твоя святая воля со мною, рабом твоим. Дай мне, Господи, теплоту ногам моим, да обую странника и дам с себя сапоги ему на ноги». И окончил молитву и сказал: «Аминь!» И, сняв с себя сапоги, отдал нищему.
И с того часа дал ему Бог терпение и теплоту: ходил по морозу как по теплой келье. И с тех пор начал носить ветхие ризы и ходил босым. И из зависти, под сатанинским влиянием, начал его игумен смирению учить: до двух часов держал его на молитве в мороз у оконца его кельи. И он с радостью терпел и благодарил истинного Бога, поминая слова Господа, говорившего: «Претерпев множество скорбей подобает войти в Царство Небесное». И оставлял его <игумен> благовестить на долгие часы; потом игумен посадил его в тюрьму на три дня, и не давал ему есть и пить, чтобы <Иринарх> носил добротное платье и обутым ходил. И, выпустив его из тюрьмы, послал его в ту же службу, а он, благодаря истинного Бога, ходил по морозу бос, вспоминая терпение Исаака Сирина, как ноги у него примерзали к камню, а сам мороза не чувствовал.
|
|
О горожанине и об обморожении ног его. Некто от христолюбивых людей находился во граде Ростове, терпя наказание от заимодавцев. И он <Иринарх>, желая выкупить того человека, пошел к нему босым в город Ростов. И в то время был очень сильный мороз, и, отойдя от монастыря на семь поприщ, он обморозил себе пальцы ног. И из-за обморожения возвратился в монастырь, и пребывал в той боли и болезни. Не пощадил ног своих, терпя день и ночь во имя Христа три года, и многою кровью земля пропиталась. И от тех многострадальных тягот исцелил его Господь.
И по излечении игумен не переставая требовал от него смирения, а он ходил зимою и летом босым, благодаря истинного Бога, вспоминая многострадального Иова, что сидел на гноище, и не отлучался он от Божьей церкви, пребывая в страхе Божьем, и в покорности, и в послушании.
И ненавидящий добро враг рода человеческого более на него зла замыслил, чтобы поймать его своими злыми ухищрениями, и подучил на него игумена. Игумен же послал его <Иринарха> на другую — за пределами монастыря — работу, чтобы еще более к смирению привести. И тужил старец, что его от церковной службы изгнали. И ушел из монастыря из-за великого игуменского преследования, и пошел дорогою, и видел множество зверей, выходивших навстречу ему: то волков, то медведей, что на него взирая и зубами скрежеща, желали его испугать. Он же, Иринарх, крестом себя ограждая, молитву беспрестанно про себя говорил: «Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня, грешного, избавь меня от съедения зверями». Они же исчезали и неизвестно как погибали.
|
|
Он же пришел невредимым в город Ростов и пришел в монастырь великого чудного Богоявления к великому чудотворцу и светочу Авраамию. И архимандрит принял его с радостью в монастырь — в обитель великого чудотворца Авраамия, и причислил его к избранному стаду, и благословил его, и послал служить келарем. Он же с радостью обязанности выполнял, не отлучаясь от церкви ни днем, ни ночью.
И насельники монастыря того, братия и прочие служители, взимали всякие монастырские потребы без бережливости и без боязни чрезмерно много. Монастырь беднел, и старец, про себя вздыхая, молился чудному чудотворцу Авраамию: «Господин преподобный Авраамий! Не я монастырю твоему разоритель». И однажды уснув, увидел преподобного отца Авраамия, пришедшего к нему в келью. И сказал Авраамий старцу: «Что, избранное и праведное семя и житель святого рая, скорбишь о монастырских выдачах? Давай им без ограничений. Ибо они здесь изволили широко жить, а ты здесь голодаешь и рубищем прикрыт. И ты в Царстве Небесном широко поживешь и насладишься небесной пищей, а они взалкают навеки. Я здесь умолил и упросил Всевышнего Творца, чтобы дом мой и при алчных хватателях не оскудевал необходимым для монастырской жизни». И проснулся он, и не увидел никого. И с того часа утешился и давал без всякого сомнения.
О смерти матери его. И когда старец стоял в церкви во время пения песни Херувимской, начал он плакать и рыдать на всю церковь. И подошел к нему архимандрит и сказал ему: «Что, господин старец, так плачешь и рыдаешь?» Он же сказал ему, что «мать моя преставилась». И архимандрит, видя его плачущим, и сам прослезился, на него глядючи, и дивился словам, исходящим из уст его. И когда он стоял на обедне в церкви, пришел к нему брат его Андрей, и поклонился, и сказал, что мать их Ирина умерла. И старец после церковной службы получил благословение у архимандрита, и пошел с братом своим, и похоронил мать свою достойно.
|
|
О Лазаревском монастыре. И после похорон начал старец размышлять, как бы ему душу спасти и получить желанное. И не захотел власти келарского положения, дабы оставаться уничиженну, и поселился в келье великого Лазаря, полтора месяца в слезах и в молитвах, скорби, тяготы и голод терпя, по многу дней ничего не вкушая. И Иван, преподобный юродивый, часто его посещал и утешал, а старец, постоянно ходя в соборную церковь Пречистой Богородицы, молился Богу со слезами.
И пришел он с церковной службы, и когда сидел в келье своей в полдень, молился со слезами и печалью страстотерпцам и великомученикам Христовым Борису и Глебу: «Святые страстотерпцы и великомученики Борис и Глеб! Всем братьям у вас в монастыре место есть, а мне, грешному, у вас места нет!» И задремав сидя, увидел в тонкой дреме страстотерпцев, идущих к монастырю. И сказал им старец: «Светы страстотерпцы Борис и Глеб! Далеко ли идете?» И ответили ему страстотерпцы Борис и Глеб: «Идем, старец, за тобою. Иди в наш монастырь». Он же очнулся от сна, и услышал у окна молитву, и открыл свое окошко, и увидел старца Борисоглебского монастыря по имени Ефрем. И сказал он: «Господин! Прислал меня к тебе строитель Варлаам. Иди, господин, в монастырь, где давал иноческий обет. А строитель повелел мне узнать у тебя, нужна ли тебе, государю, подвода или сам придешь в монастырь?» Старец же Иринарх ответил ему: «Благословение государю-строителю старцу Варлааму, а я со временем сам в монастырь приду». А уже носил тогда на себе оковы тяжкие, и на ногах путы, по слову Господню. И встал старец, и помолился Богу.
О змее. Идя в монастырь — на место своего пострижения — с великой радостью, он от великих тягот по пути устал, и сел у дороги, и заснул неглубоким сном. И увидел во сне: приползла к нему змея и хотела его укусить, он же посохом ударил ее в шею, и змея отползла от него. И он, пробудившись от сна своего, перекрестился и с радостью пошел к монастырю без неприятностей. И увидел монастырь, и обрадовался, и подойдя к воротам, помолился Богу, и вошел в монастырь в то время, как служили обедню. И он пошел к церкви, и вошел в церковь, и встал на месте <своем>, и помолился Богу, и поклонился строителю-старцу Варлааму. Строитель же Варлаам обрадовался, и с любовью поцеловал его, и поставил рядом с собою. И по зависти сатанинской в тот час некто старец по имени Никифор сказал строителю: «Почему сего старца принимаешь, когда он игумена не слушает, и в ветхих дырявых ризах босым ходит, и оковы на себе многие носит?» А строитель Варлаам ударил посохом своим старца Никифора, ибо был он сатаной подучен. И принял строитель Варлаам старца Иринарха в монастырь с радостью, и дал ему особую келью.
Об известии от образа Владыки небесного. И когда приходил старец в церковь, то со страхом и трепетом молился Господу Богу, часто глядя на иконы сосредоточенно, и вздыхал из глубины сердца усердно. И видя икону — Распятие Господа нашего Иисуса Христа, начал старец сильно плакать и у Бога милости просить на изгнание врагов.
Молитва: «О праведное солнце, свет наш пресветлый, Владыко Человеколюбец Иисус Христос! Как ты, свет, претерпел такое великое крестное страдание, и поругание, и оплевывание, и по ланитам удары, и испитие уксуса и желчи ради нашего спасения от тех, кого сам создал, от неразумного и беззаконного их сборища из-за зависти <их>! И ныне, свет мой, как мне, грешному и неразумному крестьянину, спастись и тебе, свету единому Иисусу Христу, Сыну Божию распятому, в Троице славимому Богу неделимому — Отцу, Сыну и Святому Духу, угодить? И да будет воля твоя со мною, Владыка!» И в тот же час было ему от образа Владыки <небесного> известие: «Иди в келью свою, и будь затворником, не выходя <из нее>, как старец, и там спасешься».
О благословении на затворничество по известию <от образа> Господа. Он же, старец Иринарх, пришел к строителю старцу Варлааму и взял благословение у него молиться в келье по евангельскому слову Господню: «Подобает через множество скорбей войти в Царство Небесное. Если кто в жизни сей суетной душу свою погубит ради меня и Евангелия, тот в будущей жизни обретет ее. Если кто в жизни сей голодает и жаждой томится, то там вовеки насытится». И строитель Варлаам благословил старца молиться в затворничестве и не выходить из кельи совсем: прославил, сказал он, Бог Русскую землю и монастырь великих страстотерпцев Бориса и Глеба, и преподобных отцов наших игуменов Федора и Павла в нынешнее — последнее время — досточудными мужами: и страдальцами, и учителями, и наставниками. И с тех пор по благословению принял он подвиг — молиться в келье безвыходно, вспоминая первых монахов, как они в чащобах, и на островах, и в пещерах живали, а в тленном сем мире не изволили ходить, и свет этот не изволили видеть: изволили в темнице терпеть. И сделал для себя он цепь железную в три сажени длиной, и приковался к стулу многими трудами и пóтом, терпя поругание и насмешки от братии. Он же за них Богу молился: «Господи Иисусе Христе, Сын Божий! Не сочти им за грех это — не ведают, что творят рабам твоим, Владыка!»
Об ученике его Александре. И пришел к нему некто по имени Алексей, и пожелал для себя жизни такой, и многого страдания, поста и молитвы, твердости и воздержания, и тяжких его оков, что на себе носил, и начал умолять его: «Прими меня, господин, и приобщи меня к избранному стаду и к святости твоей, и научи меня заповедям Господним». Старец же принял его с радостью и с любовью великой, видя в нем кипение сердечное к монашеству, и благословил его, и призвал священника и дьякона, и повелел его постричь. И наречено ему имя в иночестве Александр. И был он у него первым учеником, и после пострижения жил с ним в келье, с преподобным Иринархом, с послушанием и великой исполнительностью пребывая в посте и молитвах день и ночь.
О приходе Ивана, Христа ради юродивого ростовского и московского, и о словах его. Пришел к нему, старцу, гость — блаженный Иван Большой Колпак. И тот начал с ним беседовать, и стал ему Иван говорить: «Старец Иринарх! Сделай себе сто крестов медных по полугривенке». И отвечал ему старец: «Государь Иван! Невозможно мне, бедному, столько их сделать. Я в нищете пребываю». И в ответ праведный Иван сказал старцу: «Святой Дух лжи не говорит: „Небо и земля прейдут, а слова Господа не могут прейти”, но все они сбудутся. А Бог да поможет тебе, да даст и исполнит все просимое и желаемое тобой по слову этому». И еще сказал Иван старцу: «Не подивись тому, что тебе так будет, что и устам человеческим не произнести, и не написать, что даст тебе Бог коня, и никто не сможет на том коне, Богом данном, ездить — и на твоем месте после тебя сидеть». И сбылось сие по его пророчеству.
Об уходе Ивана из монастыря. Иван блаженный, дав благословение и прощение получив, стал говорить: «Дал тебе Господь Бог от востока и до запада <людей> наставить и научить, и по всем населенным местам учениками наполнить землю, и от пьянства всех людей отвадить. Из-за того беспредельного пьянства наведет Господь Бог на землю иноплеменных, и те твоему коню удивятся, и восхитятся многому страданию, и меч их тебе не повредит, и они прославят тебя более православных. А я иду к Москве к государю землю просить — что в Москве у меня довольно видимых и невидимых бесов: меж них едва войдет лоза хмельная; и всех тех Святая Троица силою изгонит». И сказав это, поцеловал и ушел, и там < в Москве> умер. И погребено тело его близ храма Святой Троицы на рву.
По слову Ивана более начал старец прилагать усилий, пребывая в труде, и в посте, и в молитве: днем и ночью стократные молитвы к Богу воссылая, желая честных крестов. И увидел во сне: пришел к нему друг и дал ему крест. И другой друг пришел, во сне же, и дал ему палку железную.
О том, как дали кресты. Спустя несколько дней после того сновидения пришел к нему друг Иван, посадский человек, и принес старцу — по пророчеству Ивана праведного — честной крест, и дал ему. И взял старец и, хвалу воздав Богу и угоднику его блаженному Ивану, из того креста отлил сто крестов медных. Исполнил Бог просимое желание его по благословению Ивана блаженного.
О палке железной. А другой друг по имени Василий, придя, дал ему палку железную. Он же с радостию принял и <продолжал> собирать труды к трудам, иссушая тело свое постом, и молитвой, и пребыванием без сна, и стоянием всенощным. И всегда слезы со слезами смешивая, словно речной поток изливая, непрестанно просил у Бога милости и исполнения трудов.
О старце Леонтии и о его честных крестах. Некто старец Леонтий из Борисоглебского же монастыря старался подражать добродетели <его> и трудам, и сковал себе такие же оковы, и носил на себе тридцать три креста медных. И те честные кресты оставил у Александра, а сам взял благословение у старца идти в уединенное место. И старец Иринарх молил его, чтобы не ходил в пустынное место: «Послушай, чадо, и не будешь там убит». Тот же Леонтий беспрестанно просил благословения; и не мог его старец отговорить, и благословил его, и сильно прослезился, и целовал его в уста, и пророчески изрек: «О дорогое дитя мое Леонтий! Уже сюда не вернешься за честными крестами». И Леонтий, уходя, сказал: «Господин, если так будет, — да будут мои кресты тебе на труды». А сам, поклонившись, ушел в Переяславский уезд в монастырь Пречистой Богородицы на Кубре и там был убит разбойниками.
И те кресты присоединил старец к своим крестам для трудов, и всего крестов у него стало, по молитве и пророчеству Ивана блаженного, сто сорок два креста. И трудился старец день и ночь, нося цепь длиною три сажени шесть лет; и другой христолюбец из Углича прислал старцу еще три сажени цепи, и трудился в них он двенадцать лет. И был некто старец Феодорит из Борисоглебского же монастыря, сделал себе цепь железную трех саженей длиной и трудился в ней двадцать пять недель. Игумен же велел ему, Феодориту, ходить на службу монастырскую и трудиться на братию. И он цепь свою отдал старцу, и стала цепь девять саженей длиной, и трудился в той цепи двадцать пять лет.
И по умышлению и делу сатанинскому, чтобы оскорбить и опечалить праведного и от добродетелей отвлечь, своим злым ухищрением научил <сатана> братию донести игумену <на старца>. И пришедшие из братии сказали игумену: «Господин! Сей старец Иринарх сидит взаперти и постится, и на себе носит многие тяжкие оковы, и не пьет хмельного, и пищи мало вкушает, и наставляет. И повелевает братии так же в трудах пребывать, и поститься, и хмельного повелевает никак в рот не брать. А говорит он — и это всего злее, — подобает монахам быть как ангелам: ни о чем не скорбеть, и плоти своей не щадить, и ни в чем ей не потакать, де „через многие скорби подобает войти в Царство Небесное”. И не велит братии в службах без дела ходить и накладывает на них труды великие».
И по наущению сатанинскому и по немилосердию игумен Ермоген старца ограбил и из монастыря изгнал, не помянув Бога и благих дел брата своего: поста, и трудов, и в темнице заточения, во имя Иисуса Христа страдания. И старец изгнанием утешался, вспоминая слово Господнее, гласящее: «Если вас изгонят из дома святого, стремитесь в иной. Я с вами до скончания жизни. Аминь».
И после изгнания пробыл старец в Ростове у Лазаря великого год и две недели, и, молясь Господу Богу день и ночь, слезы к слезам присоединяя, и труды к трудам, непрестанно постился, всегда держа пред мысленным взором смерть.
Игумен же Ермоген, осознав вину братии и собственную, послал к старцу Иринарху одного из монахов. И пришел он к старцу, говоря: «Господин! Не вспоминай о нашем на тебя доносе, поди на место своего пострига в монастырь великомучеников Христовых Бориса и Глеба». И старец Иринарх возвратился в монастырь и так помолился Богу: «Господи Иисусе Христе, Сын Божий! Не лиши меня своего вечного блаженства и обета, дай, Господи, грешному старцу по обету дотерпеть». И на себя вину возлагал: «Я, Господи, в отличие от братии в темнице этой живу, а они — праведные, и праведные труды тебе, Господи, приносят. Я, смрадный, лишен добродетелей». И пришел он в келью свою, и, пребывая в трудах своих, молил Бога за государя, и за православную христианскую веру, и за урожаи во всех населенных землях. И ненавидящих его любил, как душу свою. И дал ему Господь <дар> прозрения — видеть в людях потаенное, и из многих городов стекались к нему и благословение от него принимали. Многие богоизбранные люди милостыню приносили. Он же, старец, с радостью нищим и странникам давал милостыню и одежду, и приходящих наставляя и уча заповедям Господним, и от грехов их отвращая, и обличая тайные их согрешения. И они по благословению его к заповедям Господним обращались.
И был некто из старцев по имени Тихон; решил про себя угодить Богу и, сделав себе на тяготу цепь железную, сидел в трудах семь лет. И оставил труды свои, убоявшись от поляков быть убитым мечом, и цепь железную отдал старцу, и стало у него цепи железной двадцать саженей. В тех многих тяготах старец трудился день и ночь беспрестанно тридцать лет и четыре месяца, Богу молясь, и не давал рукам своим покоя, ни очам своим дремы: иногда одежды вязал власяные, иногда — клобуки, другое платье для нищих шил, и непрестанно нищих оделяя и бедным помогая, от богатых избавляя, за всех Богу молился, в ночи на молитве стоя. И не давал себе облегчения от великой тяжести, скорбя, что иногда так изнемогал от великой боли, что и людей не узнавал в течение многих часов, но боли той радовался, славу воссылая Богу беспрерывно. А сну днем нисколько не предавался кроме часа ночью, или двух, или трех, а тело же свое палкой бил, сам молитву творя беспрерывно.
О видении Московского царства и о разорении <его> и погублении и иных городов <разорении> в 7 117 <1609> году. В некое время, когда он пребывал в тонком полусне на постели своей, увидел он город Москву, порубленную литовцами, и все Российское царство плененным и частично сожженным. И очнувшись от сна своего, стал сильно плакать и рыдать, что быть царству Московскому от литовцев плененным, и монастырям святым, и церквам, и всей Российской земле, едва утешился от слез и рыдания. И заблистал свет праведный на долгое время, и из света раздался голос ему свыше: «Поезжай в Москву и поведай об этом царю. Да будет так!» Он же осенил себя крестом и молитву Иисусову сотворил. И тот же голос сказал: «Да будет так!» Он же, старец, вторично перекрестился и сотворил молитву: «Господи Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня, грешного, от искушения. Я — раб Отца, Сына и Святого Духа, и не желаю ничего на свете этом видеть». И тот же голос в третий раз сказал из света: «Сделай <так> и не ослушайся, по слову сему да будет так роду этому лукавому и непокорному». И убоялся старец видения и голоса из света: «Призови к себе игумена и получи благословение, езжай в Москву, чтоб возвестить царю Василию Ивановичу, что быть царству Московскому и всей Русской земле плененными от Литовского государства».
О друге его из города Переяславля, об исцелении Симеоновского дьякона Ануфрия. И приехал старец Иринарх в Переяславль, и остановился на конюшенном дворе Никитского монастыря, и послал за дьяконом, а сам пошел к чудотворцу Никите помолиться и получить благословение у гроба его.
А дьякон в то время сильно разболелся ознобом малярийным, и не мог терпеть лихорадки, и забрался в печь из-за козней дьявола, противящегося добродетели, потому как тот дьякон сделал по его, старцеву, благословению и повелению: был в городе Переяславле камень за храмом Бориса и Глеба в быстрине, в который вселился демон, мечтания творя и привлекая к себе из Переяславля мужчин, и женщин, и детей их, разъединяя сердца в праздник великих верховных апостолов Петра и Павла. И они <люди> слушались его, и стекались к нему из года в год и воздавали ему почести. Он же, старец Иринарх, повелел тот камень скинуть в яму, чтобы народ христианский так не делал, и к камню бы не приходили. И демон, сопротивляясь другу его дьякону, навлекал на него от иереев, и от христиан, и от его родни ненависть, и насмешки, и всякие домыслы, и клевету, и разорение, и убытки, и немощи, и всякие скорби. Он же не печалился, не тужил ни о чем, но, уповая на милость Божию, видел пред собою смертный час, но к Божиим врагам ради излечения не пошел. И едва пришел дьякон к старцу, и тот увидел его сильно изнемогшего. И очень обрадовался старец Иринарх, и поцеловал его с любовью, и дал ему четвертушку хлеба, благословив его, и сказал: «Да будешь от сей еды здоров!» И с того часа он выздоровел от того недуга.
О приезде в Москву. И приехал в Москву с учеником своим старцем Александром до рассвета, и утром рано пришел старец с учеником своим в соборную церковь Успения Пречистой Богородицы к великим чудотворцам Петру-митрополиту и Ионе. И некто из детей боярских, по имени Симеон, пошел к царю и возвестил о приходе старца. И царь обрадовался и приказал идти в Благовещенский храм Пречистой Богородицы. Старец же пошел в церковь, помолился Богородице и, благословив царя крестом, поцеловал царя Василия Ивановича. А царь его поцеловал с любовью, и подивился великим трудам его. И сказал старец царю Василию Ивановичу: «Открыл мне, грешному старцу, Господь Бог: видел город Москву и всю Русскую землю, плененною Литвой. И я, оставив многолетнее в темнице пребывание и труды, сам к тебе пришел < о том> возвестить. И ты стой за веру Христову мужественно и храбро». Известив, сам же вышел из церкви, царь Василий взял старца под руку, а ученик его — под другую.
О благословении царицы. И сказал царь старцу: «Благослови царицу». Старец же не ослушался, перечить не стал, пошел в палату к царице вместе с царем и благословил царицу Марию Петровну. И, благословив, вышел из палаты. Царица же послала старцу два полотенца. Старец же не захотел взять. Царь Василий заклинал его именем Бога живого: «Возьми, Бога ради!» Старец же сказал царю: «Я приехал не ради подарков. Я приехал возвестить тебе правду».
Царь же проводил его до дворца из палаты и приказал боярину его потчевать. И приказал царь дать свой возок и конюха, и проводить в монастырь святых страстотерпцев Бориса и Глеба. И старец, перекусив у того боярина, пробыл в Москве всего двадцать часов. И выехал из Москвы, пришел в монастырь святых страстотерпцев Бориса и Глеба, и помолился Богу, и вошел в свою келью. И пребывал в прежних трудах своих: в посте и молитве, слезы к слезам прилагая, прося у Бога милости, дабы праведный своей гнев утолил, как <прежде> — на великий город Ниневию.
А конюха государева и возок отпустил с миром в Москву.
О нашествии литовцев. Вскоре же пришли литовцы, злые, и свирепые, и немилостивые губители на Русскую землю. Начали без милосердия покорять и сечь, и многие города разорили, села и деревни пожгли, и христианам великие беды принесли. И город Димитров взяли и огнем сожгли, а московских ратных и посадских людей, их жен и детей мечу предали, и церкви Божии осквернили, и христиан в них мечами иссекли, и алтари Божии поколебали, и покровы с них пограбили, и с икон оклады сдирали, иконы выбрасывали, и книги похватали, и церкви пожгли. И многие христиане, убоявшись смерти от их мечей, давали им дань и на прокорм. И многие города им покорились.
И в 7 117 <1609> году город великий Ростов разорили, и покорили, и сожгли. И соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы осквернили, мужчин и женщин, девочек и девушек мечами посекли, и раки великих чудотворцев Леонтия и Исайи, и все церковные строения, и всякое кованое украшение пограбили. И владели многими городами, и тяготу великую роду христианскому нанесли. И многие города стали от них обороняться.
Об испытании веры старца Иринарха литовскими людьми по наущению дьявольскому. Пришел же некий воевода, зол и немилостив, по имени Микулинский. Он разорил город Ростов, и под Ярославлем <его люди> посады пожгли и людей многих порубили. Также и Углич пожгли и многих людей мечами посекли.
И после того пришли в монастырь Борисоглебский, что на Устье, и пришел пан Микулинский в келью к старцу со многими панами. И начал его, старца, испытывать о вере: «В кого же ты веруешь?» И старец сказал ему: «Я верю в Святую Неразделимую Троицу — Отца, Сына и Святого Духа; и в распятого на кресте Господа нашего Иисуса Христа, воскресшего на третий день». Он же сказал: «А земным царем кого считаешь?» Старец же ему внятно проговорил: «У меня — русский царь Василий Иванович, живу в Руси — русского царя и имею, а иного никого для меня нет — ни царя, ни литовского короля, ни крымского царя, ни самозванцев от мира сего». Отвечал же ему некто из панов по имени Амсян: «А ты, старец, изменник: ни в нашего короля, ни в Дмитрия не веришь». Отвечал ему старец: «Я вашего меча земного нисколько не боюсь и веры своей и русского царя не предам. Если меня за это мечом убьешь, то я, радуясь, претерплю. Не много во мне крови для вас, а у моего живого Бога есть такой меч, что вас сечет невидимо и без телесных ран и без крови, а души ваши пошлет вовеки на различные мучения». Пан же Микулинский и иные паны подивились: «Как велика вера в этом старце!» И была нужда великая, гнетом легшая от литовцев на весь год как испытание веры.
О приходе князя Михаила Васильевича Скопина с воинами в Калязинский монастырь. И спустя некоторое время пришел князь Михаил из Новгорода с ратью и встал близ Калязина с русскими людьми и немцами против литовцев. И пришел пан Сапега от Троице-Сергиева монастыря против него со всей ратью. И с Божьей помощью, и молитвами Пречистой Богородицы, и великих чудотворцев мольбами, и по слову старцеву побила московская рать литовцев. И пан Сапега возвратился вспять со всей ратью, и остановился за двое суток перехода до монастыря в селе Покровском, и начал думать, чтобы им Борисоглебский монастырь на Устье пожечь и братию убить. И была в то время кручина великая, и начала братия друг с другом прощаться. И стал старец учеников своих Александра и Корнилия утешать: «Да не убоимся сожжения и мгновенного конца жизни — тленной и временной, под мечами иноверных. Если нас и сожгут или мечом погубят, — явимся новыми мучениками, подобно святым отцам в Синае и Раифе, да венцами небесными увенчаемся от Христа, Бога своего вовеки». И начал молиться со слезами.
Молитва: «Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, сотворивший небо и землю, море, и реки, и наполнивший всю вселенную своим учением — святым Евангелием! Ты сам сказал, Владыка-человеколюбец: „Не бойтесь убивающих тело, но души никак не могущих коснуться. Если кто смертоносное выпьет во имя мое, не повредит ему ничем”. Мы, Господи, надеемся на тебя. Ныне, Владыка, помилуй нас! Избавь нас от таких горестей, гнетом лежащих, от этих звероподобных губителей, и разгони их сборище, соединяющееся против рабов твоих, и всели в сердца их милосердие и жалость к святым твоим домам, где, Господи, ты сам живешь вовеки. Аминь».
И в то время пришел некий пан по имени Кирбирский, ротмистр, и вошел в келью к старцу, и благословение от него принял, и подивился трудам старца. И придя, поведал Сапеге: «Я нашел в монастыре Бориса и Глеба трех старцев скованных».
О приходе пана Сапеги в монастырь к старцу Иринарху. И послал <пан Сапега> перед собой пана, и повелел поведать о своем приходе. И старец сказал: «Если пойдет посетить <нас> в темницу, то по своей воле придет к нам». И Сапега, услышав от пана старцевы слова, пришел в монастырь к старцу в келью, и войдя, сказал: «Благослови, батька. Как эту великую муку терпишь?» И отвечал ему старец: «Во имя Бога эту темницу и муку терплю в келье сей». И начали многие паны говорить ему, Сапеге: «Этот старец за нашего короля и за Дмитрия Бога не молит, а молит Бога за Шуйского!» И ответил старец: «Я на Руси рожден и крещен, и за русского царя Бога молю». И ответил Сапега: «Правда в этом батьке великая: в какой земле жить, тому царю и служить». И сказал: «Паны наши тебя, господин, ограбили?» И ответил старец: «Приехав, лютый пан Сушинский пограбил весь монастырь, а не только меня, старца грешного». И отвечал Сапега: «За то пан Сушинский повешен». И сказал старец пану Сапеге: «Возвращайся, господин, в свою землю. Полно тебе на Руси воевать. Если не уйдешь с Руси, или опять придешь на Русь, или не послушаешь слова Божия, то убит будешь на Руси». И пан Сапега умилился душою этим словам и сказал: «Чем мне тебя одарить? Я такого твердого и без страха перед мечами нашими отца <святого> нигде ни здесь, ни в иных землях не встречал». И сказал старец: «Я Святому Духу не указчик, я от Святого Духа питаем. Как тебя Святой Дух научит, так и сотворишь по его святой воле». И Сапега сказал старцу: «Прости, батька!» И поклонившись, ушел с миром, и прислал старцу милостыню — 5 рублей денег, и велел с тех пор монастырь ничем не обижать. И пошел Сапега с ратью своею в Переяславль.