Бренвен сделала глотательное движение, кивнула и лишь с большим усилием удержалась от того, чтобы отпрянуть от своего мужа. Его глаза горели, он был совсем не похож на себя… он выглядел почти безумным.
– Ты такая наивная. Ты, наверное, думаешь, что страной действительно правят президент и конгресс!
Бренвен снова кивнула. Джейсон запрокинул голову и расхохотался. Он сжимал и разжимал кулаки, как будто бы извлекал из воздуха ту личную власть, которой так хорошо пользовался. Бренвен чувствовала, как его сила парит вокруг него; у нее закружилась голова, и она почувствовала легкую тошноту.
Джейсон впал в экзальтированное состояние. Он забыл о том, что разговаривает с Бренвен.
– Я всегда знал, что правительства слишком глупы и неуклюжи, чтобы править миром. Подлинные правители должны находиться где‑то за сценой, кукловоды, дергающие за нитки. Год за годом я продвигался все ближе и ближе к ним, становясь и сам более могущественным, и сейчас я познакомился с двумя из них, из кукловодов. Они не похожи на обычных людей, о нет. В Европе я познакомлюсь со всеми ними, я уверен в этом… – Глаза Джейсона горели, как два раскаленных уголька.
На этот раз Бренвен отпрянула от него. Она чувствовала опасность, ей хотелось развеять этот морок.
– Джейсон! – прошептала она.
Он не слышал ее, поглощенный собственными грандиозными мыслями, которые, как огромные мельничные жернова, вращались у него в голове. Его голос перешел в низкий недовольный рокот.
– Этот Джон Фитцджеральд Кеннеди был почти исключением – он был президентом, но обладал слишком большой личной властью и мог тем самым все испортить. Но мы убрали его…
– Мы? – резко спросила Бренвен ясным голосом.
Джейсон услышал. Ее вопрос встряхнул его, и он немедленно снова стал самим собой.
– Просто фигура речи. Мы, то есть оппозиционная партия. – Он нахмурился. Он надеялся, что не успел сказать лишнего.
– Но я всегда думала, что ты работаешь на президента Кеннеди, на правительство! Я думала, что именно поэтому ты говорил, что ужасно занят после того, как его убили!
Джейсон пожал плечами. Это больше не имело для него никакого значения.
– В правительстве существует множество подразделений, Бренвен. Забудь о Кеннеди, он мертв. Забудь обо всем этом. Смысл в том, что если все произойдет так, как я думаю, то я смогу забыть о правительстве.
– В таком случае, конечно же, эта поездка действительно очень важна. Я уверена, что тебя ждет успех, и понимаю, почему ты должен ехать.
Она снова забралась под одеяло и с некоторым усилием, несмотря на некоторую странность в поведении Джейсона, решила, что удовлетворена объяснением. И добавила:
– Со мной будет все в порядке, а о Рождестве можно не думать. Ты поезжай. Не волнуйся за меня.
Когда она уже засыпала, ей в голову пришла великолепная мысль.
– Джейсон.
– М‑м‑м?
– Если тебе удастся, как ты выражаешься, разделаться с Вашингтоном, сможем ли мы уехать из Редмунда? Жить где‑нибудь в другом месте? Ты, я и… и ребенок?
Ребенок! Уже почти уснув, Джейсон услышал волшебное слово и повернулся к Бренвен, чтобы обнять ее.
– Ты хочешь уехать из Редмунда?
– Да, мне кажется, да.
– Хорошо, но не сразу. Это может… э‑э… вызвать подозрения. Но через какое‑то время – конечно. Ты родишь мне сына, и мы отправимся куда только твоя душа пожелает.
Гарри Рейвенскрофт, несмотря на все свои космополитические манеры, мог ввернуть острое деревенское словцо, если хотел. В конце концов, он родился и вырос в сельской местности в Вирджинии. Поэтому он сказал себе: «Существует много способов содрать шкуру с кошки», – и набрал номер своего давнего друга Эллен Кэрью.
Эллен была младше Гарри, но старше Бренвен. Семьи Гарри и Эллен жили рядом, когда дети подрастали. В течение многих лет она была страшно влюблена в него и всегда путалась под ногами, ходя за ним следом, похожая на котенка, милого, но немного надоедливого, и постоянно заставала его врасплох. Она переросла эту влюбленность и вышла замуж за молодого, идущего вверх конгрессмена, который, к несчастью, погиб в автомобильной катастрофе спустя несколько лет после свадьбы. Эллен продолжала жить в их поместье Маклин, а ее собственное значительное состояние стало еще больше после смерти мужа. Она знала всех и каждого, включая и людей, которых, по мнению Гарри, знать не стоило, и любила приглашать их всех к себе в гости. Она была, подумал Гарри, одним из немногих по‑настоящему неэгоистичных существ, когда‑либо рожденных на свет. Но самым важным было то, что он и Эллен до сих пор хранили настоящую глубокую привязанность друг к другу. Она сделала бы для него почти все, и сейчас Гарри видел в этой привязанности один из возможных путей содрать шкуру с кошки.
– Эллен? Гарри. Я насчет этого рождественского приема… Я бы хотел привести с собой гостью, Бренвен Фарадей. Я рассказывал тебе о ней… Да, жена Джейсона. Он уехал на три месяца на лечение. Или что‑то в этом роде. Считается, что он болен, но я ни на минуту не поверил этому. Как бы то ни было, я хотел бы привести с собой Бренвен на твою вечеринку. Да, и еще одно: если ты не пригласила молодого Уилла Трейси, то не сделаешь ли ты этого для меня? Хорошо. Спасибо.
Гарри был доволен. Он уже давно хотел познакомить Бренвен с Эллен, и это длительное отсутствие Джейсона получилось как нельзя кстати. Но кроме того, Гарри в течение четырех долгих лет искал клин, который можно было бы вбить между Джейсоном и Бренвен. И до сих пор его поиски были безуспешными. Но теперь он был уверен, что Уилл Трейси мог бы стать этим клином всего лишь с небольшой помощью с его стороны. Он намеревался воспользоваться каждым имеющимся у него шансом, чтобы поставить Уилла на дороге у Бренвен.
В течение нескольких дней Бренвен чувствовала, что рунические камни притягивают ее к себе. Почему? Почему сейчас? Когда она, закрыв глаза и расслабившись, попыталась погрузиться в глубинные слои своего сознания, то не нашла там утешительного покоя, которого искала; священные камни с выгравированными на них древними символами постоянно находились перед ее внутренним взором и отказывались исчезать. Она уже несколько лет не вспоминала о кожаном мешочке с руническими камнями, если не считать того случая, когда Гарри упомянул о них. Сейчас же ей казалось, что она их не забывала.
Был поздний вечер, и Бренвен сидела, скрестив ноги, на коврике перед камином в гостиной. Стереоприемник был настроен на волну радиостанции колледжа, по которой передавали классическую и народную музыку. Напольная лампа, которая горела очень слабо, лишь подчеркивала золотистый свет, который отбрасывали танцующие языки пламени в камине. Рунические камни тянули ее к себе из того места, где они были спрятаны наверху. Бренвен никогда не показывала их Джейсону. Женский голос – глубокий и печальный – пел о железных колесах, катящихся под дождем…
Бренвен медленно поднялась на ноги. Да! – сказал ее внутренний Голос. Лившийся из приемника голос теперь рассказывал о тяжелых колоколах, звенящих от боли. Бренвен поднялась по ступенькам наверх. Даже если бы она забыла, где лежит побелевший от времени кожаный мешочек, руки и ноги привели бы ее прямо к этому месту. Ее охватило тяжелое ощущение неизбежности. Тяжелое, но уверенное, как железные колеса из песни, вращающиеся под дождем. Она двигалась без колебаний. Она начала, и она не остановится. Да, неважно, почему камни позвали ее, в любом случае это было правильно. Это было именно то, что должно произойти.
Оказавшись снова перед камином и приглушив звук приемника, Бренвен высыпала камни себе на ладонь. Расплывчатые, туманные образы замелькали у нее перед глазами. Никто не рассказывал ей, как надо бросать камни. Никто не учил читать руны. Она просто знала, что эти священные камни будут говорить с ней.
Когда пальцы прикоснулись к маленьким гладким камням и стали переворачивать их, чтобы ощутить выгравированные на них значки, руны, которые она будет читать, выбрали сами себя. Некоторые камни обладали энергией, она ее чувствовала пальцами, а некоторые – нет. Бренвен непроизвольно бросила выбранные ею камни на пол перед собой.
Огонь в камине с треском вспыхнул, и молодая женщина увидела в его свете, как маленькие угловатые значки рун выросли и стали огромными, как деревья. Их сухие и тонкие черные контуры на фоне красной пелены пламени были похожи на деревья зимой. И она сама стояла среди них, похожая на карлика рядом с огромными, голыми деревьями‑рунами. Ее волосы и платье развевались вокруг нее, заряженные той же самой энергией, которая протекала сквозь священные камни. Она была одна в этом древнем символическом лесу, и в одиночестве было ее могущество. Слова, сказанные рунами, проникли прямо в сознание, не будучи ни сказанными вслух, ни прочитанными: Сила снова принадлежит тебе. Используй ее хорошо. Начинай сейчас!
Видение растаяло, но не сразу, а постепенно. Алый огненный свет побледнел; ее собственный образ исчез, был поглощен ею самой; рунические деревья становились все меньше и меньше, пока не превратились в маленькие черные точки, а затем исчезли вообще.
Бренвен достала свой дневник с полки, где она хранила его среди внешне похожих тетрадей с конспектами. Она написала: «Сегодня я прочла рунические камни так, как это нужно делать, без колебаний и страха, с уверенностью, о которой я даже не подозревала. И я почувствовала, как меня наполняет их древняя энергия. Моя энергия и их энергия – это было одно и то же…»
Глава 6
По мнению Бренвен, отправиться на прием, который устраивала подруга детства Гарри, было не многим лучше, чем остаться дома в собственной компании. Тем не менее поездка из Редмунда в Маклин оказалась исключительно приятной. Прошлой ночью выпал легкий снег, и теперь по обеим сторонам дороги под сине‑пурпурным вечерним небом расстилались поля, укрытые покрывалом необыкновенной чистоты и белизны. Низко над горизонтом мерцала бриллиантовым блеском Венера, Вечерняя Звезда.
Гарри сосредоточился на дороге. Он не возражал против молчания Бренвен, ибо был неважным водителем и знал это; он так легко отвлекался, так часто погружался в собственные мысли. Иногда вообще забывал, где находится, проезжал место, куда направлялся, и тогда приходилось возвращаться. Ему не хотелось, чтобы сегодня случилось нечто подобное.
– А, вот мы и приехали! – сказал он довольно, когда они въехали в ворота ограды, окружавшей собственность Кэрью.
– Ты говоришь, что твоя подруга Эллен живет здесь совсем одна? – спросила Бренвен, глядя из окна на деревья, которые по обеим сторонам дороги росли так густо, что казалось, они едут через лес. – Мне кажется, здесь слишком много места для одного человека.
– Здесь всего три или четыре акра. Все огорожено, и установлены всяческие охранные устройства, и кроме того, дом садовника находится вон там, сразу за этими деревьями.
– Вижу.
– Здесь есть еще дом для гостей. У нее часто кто‑нибудь живет – какой‑нибудь нищий художник или голодающий писатель – Эллен коллекционирует таких людей. Но мне кажется, сейчас там никого нет.
– Очень плохо. Было бы интересно познакомиться с ними.
Дом для гостей выглядел миниатюрной копией главного дома.
– О, Гарри! Он очарователен! – воскликнула Бренвен.
– Ты имеешь в виду маленький домик?
– Ну, я имею в виду их обоих.
– Думаю, что да. – Гарри пожал плечами, выруливая на последний поворот подъездной дороги. – На мой вкус, они слишком новые, построены в тридцатых годах. Пусть его старинный фермерский вид тебя не обманывает. Внутри там все выглядит отвратительно современно, и во всем этом виновата Эллен. В последние несколько лет она была буквально одержима идеей, как бы сломать побольше стен и пробить побольше дыр в потолке и крыше – как она сама говорит, чтобы в доме было больше света. Ладно, сейчас зайдем, и ты сама все увидишь.
Эллен Кэрью встретила их в холле, украшенном пышными сосновыми ветками, на которых висели самые большие шишки, которые Бренвен видела в своей жизни. Сама Эллен была маленькой и миловидной, с голубыми глазами и короткими, очень кудрявыми светлыми волосами. В своем платье из серебристо‑серого кружева с широкой юбкой и широким розовым поясом она была похожа на ангела, место которого было на верхушке рождественской елки. Еще раньше Гарри в разговоре с Бренвен описывал Эллен как женщину «пушистую на вид, но с умом острым и безжалостным, как стальной капкан», и это описание вполне подходило ей.
Представив их друг другу, он отошел назад и с интересом принялся наблюдать, как происходит сближение двух столь разных на вид женщин: физически они очень отличались друг от друга. Бренвен сегодня распустила волосы, а чтобы они не падали ей на лицо, перехватила их на лбу изумрудно‑зеленой лентой под цвет ее узкого вечернего платья. Сияющие прямые волосы черным водопадом, как бы сделанным из самой ночи, спускались по спине. Красота Бренвен, созревая, превращалась в классическую элегантность, нехолодную, но отдаленную, когда она этого хотела – что на приемах, подобных этому, случалось часто. Эллен, напротив, сохранила в своем возрасте жизнерадостную миловидность и была агрессивно доброжелательна. Гарри запомнил Эллен как неустанного организатора детских игр и развлечений; сейчас она руководила своим собственным отнюдь не маленьким бизнесом и общественными делами с той же самой неослабевающей энергией. И успехом.
– Постой вместо меня у двери, Гарри, пожалуйста. Ты все равно уже всех знаешь, – сказала Эллен, беря Бренвен под руку. – Я сама собираюсь проводить Бренвен в комнату и познакомить ее со всеми!
Когда они вошли в просторную, обшитую деревянными панелями гостиную со сводчатыми потолками, она сказала Бренвен:
– Я думаю, это просто жестоко со стороны вашего мужа – держать вас в изоляции среди этой кучи камней, которая якобы является колледжем. Как вы только выжили в такой скуке?
Бренвен улыбнулась.
– По правде говоря, я почти умерла. Мне приходилось украдкой выбираться на день в Вашингтон время от времени только для того, чтобы не сойти с ума – не говоря уже о моем чувстве перспективы!
– Держись меня, детка, – пообещала ей Эллен, – и мы расширим это чувство перспективы. Сегодня у меня здесь исключительно интересные люди! Чувствуй себя уверенно и побольше говори, дай им возможность послушать этот едва заметный, восхитительный акцент. Не хотела бы ты познакомиться с членом Верховного Суда?
Не все гости Эллен были такими же известными, как член Верховного Суда, но все они, мужчины и женщины, были чем‑то страстно заинтересованы. Бренвен переходила от одной группки оживленно беседующих людей к другой под чутким руководством Эллен и вскоре поняла, что ее ум и собственные интересы были встречены одновременно с вызовом и доброжелательностью. Она вскоре оказалась настолько поглощена разговором, что даже не заметила, как Эллен скользнула в сторону и оставила ее. Здесь, в этой комнате, был мир настолько большой, настолько удивительный, что ее собственные мелкие проблемы были тут же ею забыты. А потом она увидела Уилла.
– Ты, Рейвенскрофт, – прошипела Эллен где‑то на уровне его локтя, – зайди через пять минут ко мне на кухню. Я должна поговорить с тобой!
Гарри послушно проложил себе путь на кухню и в ожидании Эллен занялся проверкой содержимого множества накрытых крышками блюд, которые будут позднее выставлены на ужин.
Эллен вошла через кухонную дверь и обрушилась на него, как небольшой ураган.
– Я знаю, что у тебя есть садистские наклонности, – обвинила она его, – но ты мог бы и предупредить меня!
– Насчет чего? – притворно наивным голосом спросил Гарри.
– Насчет твоего друга Бренвен и Уилла Трейси‑младшего!
– Я надеялся, что она сможет стать и твоим другом тоже.
Эллен бросила на него горящий взгляд.
– Мне хотелось бы стать ее другом. Она уже мне очень нравится, и это только ухудшает ситуацию. Что ты пытаешься сделать с ней? Бедная женщина побледнела как простыня, когда увидела Уилла, что было довольно трудно сделать, так как у нее и без того кожа белая, как алебастр. Именно тебе нужно было присутствие Уилла, хотя я пригласила его сама, до того как ты попросил меня. Что происходит между ними? Ну, Гарри, признавайся.
– Хмм. Значит, она побледнела. А он что?
– Он преодолел расстояние, которое их разделяло, буквально за пару шагов – с его‑то длинными ногами. Я думаю, он испугался, что она сейчас упадет в обморок, что было недалеко от действительности. Полагаю, он хотел оказаться рядом, чтобы успеть подхватить ее.
– Это все?
– Ну, нет. Он практически пожирал ее глазами. Она не хотела смотреть в его сторону. Но он все‑таки, кажется, уговорил ее побеседовать с ним, обнял за плечи и проводил к камину. Я прошла за ними, увидела, как они там усаживаются, а потом пошла за тобой.
– Хорошо. – Гарри заулыбался, потирая руки.
– Куда как здорово! Послушай, Рейвенскрофт, или ты немедленно расскажешь мне, чего ты добивался, сводя этих людей под моей крышей, или я вычеркиваю тебя из списка своих знакомых. И не лги мне, иначе, клянусь, я приеду к тебе в Рейвен‑Хилл и насую тебе в штаны лягушек!
– Ты этого не сделаешь!
– Еще как сделаю!
– Да. – Гарри улыбнулся, и прядь волос снова упала ему на глаза, когда он, наклонив голову вперед, смотрел на маленькую Эллен. – Такая маленькая и такая же свирепая, как всегда. Думаю, что ты способна на такое. Ладно, хорошо, я надеялся, что они увидят здесь друг друга, и это поможет им снова оказаться вместе. Или по крайней мере укажет им путь, на котором они могли бы снова оказаться вместе.
– Вместе? Но…
– Эллен, я думаю, можно с большой долей уверенности предположить, что ты питаешь не больше любви к Джейсону Фарадею, чем я сам.
Голубые глаза Эллен вспыхнули, и она решительно скрестила руки на груди.
– Ты чертовски хорошо знаешь, что нет. Если ты помнишь, именно я была тем человеком, который вытолкнул тебя из периода тяжелейшей депрессии несколько лет назад, когда предположила, что, возможно, именно Джейсон действовал за сценой, чтобы помешать тебе получить финансирование для твоего проекта.
– Да, ты сделала это, но, к сожалению, недостаточно быстро для меня, чтобы я смог предотвратить его женитьбу на Бренвен.
– И?
– И поэтому сейчас я пытаюсь исправить это. Помочь ей понять, что она может и должна избавиться от этого брака. Она не станет слушать меня, но она может послушать Уилла. Они встретились и стали друзьями пару лет назад. Бренвен никогда не говорила об этом Джейсону – она знала, что он просто не поймет этого, но ей стоило больших усилий сохранять свою тайну. Она слишком честна – это уже не добродетель, а недостаток.
– Хмм. Я не уверена, что согласна с тобой в этом, но ладно. В данном случае Джейсон был бы прав, не так ли?
Лицо Гарри потемнело. Он сдвинул брови.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что Джейсон был бы прав?
– Ну хотя бы то, что Джейсон является ее мужем, а он был бы прав, не доверяя этой дружбе. У Уилла Трейси такое лицо – все, что он чувствует, сразу же становится видно. Из него никогда не выйдет хорошего политика, как из его папочки, у того было бесстрастное лицо игрока в покер. То, что я увидела на лице Уилла, вовсе не было чистой дружбой. Он влюблен в твою Бренвен Фарадей.
– Именно! И это делает его отличным инструментом, способным разбить этот ужасный брак. Поэтому‑то я, с твоей помощью, и устроил так, чтобы они оказались здесь вместе, даже притом, что Бренвен сказала, что она больше никогда не увидится с Уиллом.
– Ага. – Эллен обошла вокруг стола в центре кухни, поднимая крышки с дымящихся блюд и снова опуская их. – Сейчас мы уже все равно не сможем продолжить наш разговор. Мне пора пригласить сюда официантов, чтобы они накрыли к ужину. Но я могу сказать тебе одно, Гарри. Это большая ошибка – вмешиваться в жизнь других людей. Из этого никогда не получается ничего хорошего.
– Нет, нет, – настаивал Гарри, идя за ней к двери. – Много лет назад я совершил ошибку, и я всего лишь пытаюсь исправить ее. Если бы я поехал в Уэльс тем летом, Бренвен не вышла бы замуж за Джейсона. Она сама мне так сказала.
– Ну что ж, может быть, ты и прав. Джейсон – это чудовище. Я всегда так считала. А ты, Гарри Рейвенскрофт, – она взяла его за руку и неотразимо улыбнулась, – ты все еще мой самый дорогой друг. Так и быть, я не буду мешать тебе, а может быть, даже буду продолжать помогать.
Место у камина было тихим островком в приятно волнующемся море приема, устроенного Эллен Кэрью. Уилл взял обе руки Бренвен в свои, но она вырвала их у него. Он сказал:
– Ты прекрасно выглядишь сегодня, Бренвен.
– Спасибо, – пробормотала она, глядя на пальцы своих ног, выглядывающие из‑под серебряных ремешков вечерних туфель. Ее ноги замерзли. Она заледенела с головы до ног, как только увидела Уилла, и, казалось, огонь камина вовсе не помогал ей согреться.
– Я рад, что увидел тебя здесь. Как тебе удалось сюда попасть? Если ты простишь мне мою откровенность, то я скажу, что совершенно уверен в том, что Эллен Кэрью не стала бы приглашать Джейсона Фарадея ни на одну из своих вечеринок.
Это настолько удивило Бренвен, что она даже посмотрела на него.
– Не стала бы? – В ее голосе был слышен оттенок страдания.
– Нет, боюсь, что не стала бы. И все же ты здесь и прекрасно проводишь время. Я наблюдал за тобой. Я никогда не видел, чтобы ты проводила время с большим удовольствием. Оказывается, ты знакома с Эллен?
– Она прелестна, не правда ли? – Вспышка энтузиазма была похожа на солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи сдержанности Бренвен. – Я только сегодня с ней познакомилась. Я приехала с Гарри Рейвенскрофтом.
– А… э‑э… Джейсон?
– Он… – Она отвернулась. Она чувствовала, что сказать Уиллу, что Джейсон уехал на три месяца, было бы опасно. – Его здесь нет.
– Понятно, – мрачно сказал Уилл. – А послезавтра Рождество. Где он, Бренвен?
– Уехал. Я никогда не знаю, куда он уезжает. Тебе тоже следовало бы быть со своей семьей, знаешь?
– Так оно и будет. Я уезжаю домой в Кентукки завтра, – мягко сказал Уилл. Он нежно прикоснулся к волосам Бренвен. – Ты очень плохая лгунья. Твой муж уехал и оставил тебя на праздники одну, ведь так? Хотелось бы мне добраться до него!
– Он не хотел этого, так получилось! – Она резко повернула голову и тут же вспомнила, что Джейсон наказывал говорить всем. – Его доктор посоветовал ему отдохнуть, и ему пришлось уехать.
Уилл чуть отодвинулся. Разговор о Джейсоне Фарадее вызвал у него отвращение. Мысли о том, что Бренвен – жена Джейсона и, следовательно, тот может делать с ней все, что хочет, вызывали у него больше чем отвращение – он просто заболевал от этого. Он горько сказал:
– Если ты собираешься лгать ради этого презренного человека, то ему следовало бы поучить тебя, как это нужно делать. Эта история совершенно очевидно является прикрытием, и к тому же очень жалким. Что еще ты можешь сказать? Куда он направился лечиться? И насколько?
– Раз ты не веришь мне, я не вижу никакого смысла в том, чтобы продолжать этот разговор. – Ее подбородок слегка приподнялся.
– Да, думаю, что смысла в этом нет. – Уилл уже почти поднялся, но затем снова сел.
Он контролировал свой голос, стараясь говорить тихо. Здесь у него было очень мало шансов. Он уже почти потерял их, но не совсем, поскольку Бренвен, по крайней мере, не встала и не ушла, как это только что собирался сделать он.
– Забудь о нем, Бренвен. По крайней мере, на сегодняшний день. Я действительно рад видеть тебя, и я знаю, что здесь тебе очень хорошо. Твое место среди этих людей. Ты ведь именно этого хотела, правда?
Она кивнула, и в ее глазах была ясно видна боль, когда она вспомнила то, что недавно сказал Уилл: Джейсона никогда не пригласили бы сюда.
– Хорошо. Они также и мои друзья. Это наш круг, Бренвен. Давай присоединимся к остальным, скоро накроют стол. Ты поужинаешь вместе со мной?
Она не могла ничего ответить, чувствуя себя измученной и совершенно несчастной. В том мертвом доме в Редмунде все казалось гораздо проще. Держись Джейсона, роди ему ребенка, будь хорошей женой. Забудь Уилла. Но сейчас она познакомилась с Эллен Кэрью и сразу поняла, что Эллен могла стать той подругой, которой ей так не хватало. Здесь были все эти чудесные люди, и Уилл был частью этого общества. Не Джейсон, а Уилл.
Он заметил ее отчаяние. Ему была невыносима мысль о том, что он причиняет ей боль, даже если эта боль была необходима для того, чтобы впоследствии помочь ей. Он склонился к ней и прошептал:
– Может быть, ты хочешь, чтобы я ушел? Если ты скажешь, то я это сделаю.
– Н‑нет. – Она приняла решение. Она прекрасно проведет этот единственный вечер. В этом не может быть большого вреда. – Я поужинаю с тобой. Думаю, что Гарри захочет присоединиться к нам.
– Чем больше народу, тем веселее! Пойдем посмотрим, что там за еда.
Гарри, Уилл, Бренвен и Эллен сидели вчетвером за одним из покрытых зеленой скатертью столиков, расставленных у стен комнаты. Эллен предпочитала объединять непринужденность буфета с удобством приема пищи за столом, когда человеку нет необходимости балансировать с тарелкой на‑коленях. Когда женщины углубились в свою собственную беседу, Гарри начал разговор с Уиллом, продвигаясь от вежливого интереса относительно здоровья его отца к единственному важному вопросу, который он хотел задать: будет ли Уилл в городе после Рождества? Уилл ответил, что да: он работает над докладом и поэтому вернется в Вашингтон двадцать седьмого числа.
– В таком случае, – сказал Гарри доверительно, переводя взгляд на Бренвен и Эллен, чтобы убедиться в том, что они его не слышат, – зайди ко мне, когда вернешься. Я хочу обсудить с тобой кое‑что. Касающееся нашего общего друга.
Гарри заметил, что Уилл Трейси, сидевший напротив него в точно таком же кресле, наблюдал за своим хозяином с легким, вежливым подозрением.
– Спасибо, что приехал, – сказал Гарри. – Я хотел повидать тебя, потому что, откровенно говоря, знаю о чувствах, которые ты испытываешь к Бренвен, и я хочу помочь тебе.
Уилл с преувеличенной небрежностью закинул ногу на ногу, но это прямолинейное заявление шокировало его. И это, конечно же, отразилось на его лице. Он заговорил очень осторожно, и в его словах сразу же проявился незаурядный ум:
– Существует единственный путь, которым вы могли узнать о моих чувствах относительно Бренвен. Она должна была сама сказать вам об этом.
Гарри изящно наклонил голову:
– Она сказала.
– Бренвен так доверяет вам?
– Я льщу себе мыслью, что нас с ней связывают особые отношения. О, – поторопился успокоить молодого человека Гарри, увидев в его глазах зловещий блеск, – я не соперничаю с вами. Нет, нет. Я являюсь ее другом и в некотором роде наставником. Последние недели ей было очень тяжело, и я убедил ее довериться мне. Я хочу помочь вам, потому что знаю, что ее брак – трагическая ошибка, и я чувствую себя ответственным за это. Видишь ли, это произошло следующим образом…
Уилл перебил его.
– Мне известны обстоятельства, при которых она вышла замуж за Джейсона Фарадея. И я знаю, что вы являетесь ее другом и что она работает у вас несколько часов в неделю. Но могу ли я спросить, в каком смысле вы являетесь ее наставником?
– Не думаю, что это существенно для нашего разговора.
– А я думаю иначе. – Уилл прищурился. – Во‑первых, наставничество подразумевает продолжающиеся отношения, и, естественно, меня это очень волнует. Во‑вторых, мне никогда не казалось, что ей нужен учитель.
– Ладно. – Гарри был удивлен, внезапно осознав, что ему приходится защищаться. Ему открылась та сторона характера Уилла Трейси, о которой многие и не догадывались, и нельзя сказать, что она ему понравилась. – Э‑э… у Бренвен высокоразвитое интуитивное восприятие, которое она унаследовала от своих валлийских предков. Кроме того, она обладает значительными знаниями в области, которая представляет огромный интерес для меня – в области дохристианского кельтского фольклора. Я намерен помочь ей развить все имеющиеся у нее данные с целью построения успешной карьеры, которая, несомненно, будет выдающейся, поверь мне.
– Понятно…
Уилл замолчал на некоторое время, и на этот раз ничто из того, о чем он думал, не отразилось на его лице. Он знал, что принимает решение, которое может повлиять на всю его оставшуюся жизнь. От него исходило ощущение необыкновенной внутренней силы. Когда Гарри начал что‑то говорить, Уилл жестом попросил его замолчать. И наконец сказал:
– Доктор Рейвенскрофт, вы – друг моей семьи и мой знакомый, и у меня нет никакого желания обидеть вас. Однако, если бы вы были так близки с Бренвен, как вы пытаетесь меня убедить, то знали бы, что ее честолюбивые устремления лежат в совершенно другой области. – Уилл решительно поднялся. – Если быть честным до конца, то я должен вам сказать, что вовсе не оценил вашего предложения помочь мне в той степени, в какой вы бы хотели этого. Я чувствую себя обязанным сказать, что мне не нужна ваша помощь. И я думаю, что она также не нужна и Бренвен. До свидания, сэр.
Гарри был ошеломлен. Он открывал и закрывал рот, но не мог произнести ни слова. Вскоре он обнаружил, что уже стоит на ногах и пожимает руку, которую вежливо протянул ему Уилл.
– Изумительно! – воскликнул Гарри, когда за Уиллом Трейси закрылась дверь. В его светло‑серых глазах светился огонек завистливого уважения.