- Алехандро Альварес! Маэстро! Вот мы и встретились с тобой снова, как говорится, на узенькой дорожке. Ты не узнаешь меня, Алехандро?
Художник вздрогнул, как будто увидел призрак прошлого.
- Пьетро…
- Он самый! – на лице наместника сияла приветливая улыбка, а взгляд оставался жестким и прицельным. – Сколько раз я представлял себе эту нашу встречу, сколько раз придумывал, что скажу тебе, и что услышу в ответ. Когда я разыскивал тебя, Алехандро, ты ловко скрывался. А потом мне стало не до поисков. Но какова ирония судьбы?! Все эти годы мы жили почти бок о бок. И, все равно, не понимаю: какая сила привела тебя в эти места, где прошли годы нашей юности? Хотя, догадываюсь! Все еще не можешь забыть Марию?
Алехандро резко шагнул вперед, серо-синие глаза полыхнули гневом:
- Ты не смеешь даже произносить ее имя вслух!
- Отчего же? Я любил Марию не меньше, чем ты.
- И пытался склонить ее к замужеству путем грязного шантажа! Угрожая, что посадишь ее отца в долговую тюрьму? Какое своеобразное проявление любви!
Сеньор Скарпиа развел руками и глумливо улыбнулся:
- В любви, как и на войне, все средства хороши! Что мне еще оставалось делать? Бедная девочка сама не понимала своего счастья. Я был готов бросить к ее ногам все: свое богатство, титул, земли! Дочь простого садовника, она могла бы стать первой фрейлиной королевского двора. Но тут появился ты…
Лицо наместника исказила гримаса ненависти.
- Нищий мальчишка с мольбертом в руках и лютней за спиной. До сих пор не понимаю, что тогда все нашли в этой твоей картине? «Берег озера в октябре», так, кажется, ты ее назвал? Но я помню эту шумиху в газетах, этот аукцион, где твою мазню купил какой-то ненормальный коллекционер за безумные деньги. Конечно, все долги старика были вмиг уплачены. А Мария уже смотрела на тебя, как на благородного рыцаря, защитника всех обездоленных. На оставшиеся деньги вы сыграли свадьбу…
Голос сеньора Скарпиа пресекся, он хрипло закашлялся, стукнул кулаком по столу.
- Ты позвал меня в гости, Пьетро, чтобы рассказать мне историю моей жизни?
Алехандро уже овладел собой, привычная усталая ирония зазвучала в его голосе.
- Можешь насмешничать сколько угодно, меня это не задевает - наместник махнул рукой и принялся нервно расхаживать вдоль накрытого стола.
– Я все думаю об одном: чем ты смог ее приворожить?
Сеньор Скарпиа резко остановился и выкрикнул громко и пронзительно:
- Ведь Мария не была счастлива с тобой! Я в этом абсолютно убежден! Бедная девочка, как ей, должно быть было одиноко, когда ты часами пропадал в своей мастерской, малюя очередной «шедевр». И я навещал ее много раз. Да-да, втайне от тебя, Алехандро.
Я вновь клялся Марии в своей любви, предлагал деньги и титул. А она неизменно указывала мне на дверь. Почему? Ответь, Алехандро, почему из нас двоих Мария выбрала тебя?
Горькая улыбка коснулась губ маэстро. Он скрестил руки на груди и тихо произнес, глядя наместнику в глаза:
- Мне легче сказать, почему она тебя отвергла.
- И почему же?
- Ты пытался КУПИТЬ ее любовь. Вот и все.
- Да! Купить!
Пьетро снова принялся расхаживать туда-сюда.
– Все в этом мире имеет свою цену - в том числе и любовь прекрасной женщины!
Но даже когда у вас кончились средства к существованию, Мария не приняла от меня ни одной монетки. Ее гордость была столь же сильна, как и ее любовь к тебе! А в тот страшный день я пришел к Марии в последний раз. Я умолял ее бросить тебя, я – тогда уже всесильный вельможа, правая рука короля – валялся у нее в ногах и чуть не плакал.
И она в сотый раз сказала, что не оставит тебя! Пресвятые Небеса!
Сеньор Скарпиа воздел руки к потолку.
– Ну, кто мог предположить, что именно в этот день Мария придет к тебе в мастерскую?!
Я бы никогда не осмелился отдать приказ! Но, что произошло, то произошло. В огне того пожара сгорела и часть моей души! Ах, если бы ты тогда не перешел мне дорогу! Если бы Мария стала моей женой…
Алехандро стоял неподвижно, словно окаменев. Денег у них тогда не осталось из-за постоянной травли его выставок. А развязана она была с подачи Пьетро ди Скарпиа, первого министра королевского двора. Но эта мысль скользнула по краю сознания, и ушла. Осталась другая – куда более страшная! Так вот кто, оказывается, стоял за всем ужасом случившегося в ту злополучную ночь?
Перед внутренним взором маэстро вновь вставали страшные картины прошлого.
Звон разбитого стекла. Пылающие просмоленные факелы, летящие в окна мастерской. Отчаянный крик Марии: «Алехандро! Твои картины!» Он тогда крикнул ей: «Беги!»
И бросился срывать со стен то, до чего не успело дотянуться жадное пламя. Обернулся и увидел Марию, сжимающую в руках кипу обугленных холстов. Она стояла у противоположной стены. Алехандро рванулся к любимой и услышал громкий треск обрушивающейся потолочной балки. Он не успел…
Наместник подскочил к маэстро почти вплотную и выкрикнул художнику прямо в лицо:
- В гибели Марии виноват только ты, Альварес!
Кулак Алехандро врезался в скулу Пьетро. Сеньор Скарпиа повалился на стол, опрокидывая посуду. В тот же миг солдаты, дежурившие у дверей, рванулись на помощь наместнику. Один из них попытался схватить художника за плечо. Он увернулся и точным ударом повалил солдата на пол.
Но другой уже направил дуло ружья в грудь маэстро. Клацнул затвор.
- Все! Хватит! – наместник с трудом поднялся, махнул солдату рукой.
Тот нехотя опустил ружье. Пьетро, не обращая внимания, на заплывающий глаз и кровь, сочащуюся из разбитой брови, схватил уцелевший бокал вина и залпом выпил его.
- На этом вечер воспоминаний прошу считать законченным!
Наместник устало выдохнул.
– На самом деле, Альварес, я пригласил тебя вовсе не за тем, чтобы поквитаться за старые обиды. Забудь все, что я тут наговорил. Прошлое нельзя изменить. А вот о будущем и тебе, и мне стоит задуматься. Ты знаешь, почему я в одночасье оказался в этой глуши, лишенный почти всех привилегий, отлученный от королевского двора?
- Неудавшаяся попытка государственного переворота, я полагаю? – Алехандро с отвращением бросил косой взгляд на Пьетро. – Ты собирался предать своего короля и поплатился за это.
- Ну, не так уж и поплатился. – Сеньор Скарпиа цинично хмыкнул. – Когда я понял, что дело пахнет жареным, то быстренько выдал тайной полиции имена всех заговорщиков, тем самым обелив себя и заслужив всего лишь ссылку вместо казни.
Но теперь мне представился неслыханный шанс вернуть былое величие и рассчитаться со всеми своими врагами. И этот шанс дашь мне ты, Альварес!
- Каким же образом?
- Я прекрасно осведомлен об особенностях твоего ДАРА, маэстро! Верные люди не раз доносили мне о чудесах, которые творили с людьми твои портреты. Ты напишешь МОЙ портрет, Альварес! Изобразишь меня в блеске славы, с королевской мантией на плечах.
И пусть на этой картине у моих ног, смиренно склонив колени, молят о пощаде те, из-за кого я столько лет прозябал в этом жалком городишке! Вот зачем я пригласил тебя сюда, маэстро. Давай заключим договор: ты пишешь мой портрет, а я забываю о прошлом и щедро награждаю тебя. Деньги, земли, титул – выбирай, что хочешь! Ну, что - по рукам, Альварес?
Алехандро поднял голову и посмотрел старому врагу прямо в лицо. Взгляды скрестились, как клинки. В синих глазах маэстро горел чистый, праведный гнев, в черных, бегающих глазках Пьетро – жадность, застарелая ненависть и… страх. Это маэстро увидел особенно отчетливо. Не отводя взгляда, Алехандро сказал спокойно и четко:
- Я никогда не напишу портрет мерзавца, помешанного на жажде власти.
К тому же, с убийцей моей жены у меня не может быть договора!
- Вот как?
Пьетро внезапно успокоился, подошел к письменному столу в углу комнаты, взял исписанный вкривь и вкось лист бумаги.
– Но у меня есть способ заставить тебя быть сговорчивей, Альварес. Знаешь ли ты, что это такое? – наместник потряс листом в воздухе. – Это донос. На тебя, маэстро! Догадываешься, кто его написал?
- Догадываюсь – Алехандро чуть усмехнулся. – «Единственный художник»?
- Он самый. Некто Витольдо Краббс. Чего он только про тебя не наплел! «Нанесение морального вреда почтенным гражданам»… ну это ладно… «распевание непристойных песенок»… «нарушение общественного порядка, подозрительные сборища в мастерской»… О! А вот это, действительно, интересно: «Довожу до вашего сведения, что упомянутый маэстро Альварес втайне мечтает захватить власть в Городе и учинить бунт против государства и Короны. Для чего не преминет воспользоваться своим ДАРОМ - менять существующую реальность путем написания портретов и прочих картин. Примите меры, остановите безумца и опасного бунтовщика!» Ну, что скажешь, Алехандро? Бред, конечно, полный. Но, как сказал один мудрый политик: «Клевещите, клевещите, что-нибудь да запомнится!»
- Сказал один подлец, вроде тебя, Пьетро!
- Ты можешь оскорблять меня сколько угодно.
Но в моей власти дать ход этому доносу. Сведения о твоем возможном заговоре дойдут до тайной полиции. Начнется расследование. Тебя, скорее всего, под конвоем увезут из города в столицу и поместят в Королевскую тюрьму.
И, конечно, надолго лишат возможности писать картины. А для творческого человека, такого как ты, это смерти подобно! К тому же, я не гарантирую, что расследование и последующий потом суд подтвердят твою невиновность. Скажи, Алехандро, нужно ли тебе все это? Согласись на мое предложение, и я на твоих глазах порву этот гнусный пасквиль. Ну, же! Отчего ты молчишь? Решил казнить меня своим гордым презрением? Отвечай, ты напишешь мой портрет?!
- Я уже сказал: мой ДАР не служит злу!
- Боже, сколько пафоса! До чего же вы все одинаковые: стихоплеты, музыкантишки, художники, вроде тебя. Обожаете красивые и высокие слова! Тебе, скоро станет не до возвышенных речей, поверь мне, Альварес! Я все сделаю для того, чтобы смешать твое имя с грязью! Это тебя скоро назовут предателем Города, помешанным на жажде власти. Друзья тебя возненавидят! А ученики с презрением отвернутся от любимого маэстро!
Тебе еще не стало страшно, Алехандро? Сейчас станет!
Сеньор Скарпиа резко хлопнул в ладоши.
Четверо солдат с ружьями под предводительством рослого офицера строевым шагом вошли в комнату.
- Отвести подозреваемого в заговоре художника Алехандро Альвареса в Квадратную башню и поместить его в камеру первого яруса – будничным голосом скомандовал наместник. – Содержать там под стражей вплоть до моих дальнейших указаний.
Тяжелая рука офицера легла на плечо художника. Алехандро резким движением сбросил ее, попытался рвануться в сторону. Солдаты, как по команде, вскинули ружья.
- Не советую сопротивляться, уважаемый маэстро!
Пьетро насмешливо покачал головой.
- В этом замке есть темные, сырые подвалы, кандалы и много других неприятных вещей, которые способны утихомирить любого бунтаря. Я все же не теряю надежды, что ты проявишь благоразумие и согласишься на мое предложение.
Но, помни! Через три дня я отправлю донос в столицу. И, если не заполучу трон с помощью портрета, так хоть заслужу славу и повышение в должности за раскрытие опасного заговора. Подумай над своей судьбой, Альварес!
Не удостаивая врага ответом, маэстро решительно повернулся и под конвоем прошествовал по длинному коридору дома Наместника во внутренний двор Замка. Тяжелые двери Квадратной башни распахнулись перед ним…
Глава 8. До свидания, мальчики…
В каменном мешке не было ничего, кроме деревянной лавки и колченогой табуретки, на которой стоял кувшин с водой. В крошечном окошке под самым потолком светилась первая звездочка – такая же далекая, как и тот мир, в который уже не суждено было вернуться.
Алехандро опустился на лавку и грустно улыбнулся.
- Прошлое все равно догонит – тихо сказал он сам себе. – Сколько от него не беги…
Где-то в глубине души он был согласен с тем, что должен понести наказание. Нет, не за дурацкий «заговор», которого не было и в помине. А за то, что произошло много лет назад. В принципе, Наместник был прав – Мария никогда не была счастлива рядом с маэстро. Он, и правда, был тогда слишком занят творчеством. И не мог уделять ей должного внимания…
В том пожаре, так или иначе, он тоже - виноват. Можно же было уехать из столицы и не доводить дело до беды. Но, кто же знал, что все закончится так печально?
- Я не скрывался от тебя, Пьетро. Просто тихо умирал в лесной хижине, пытаясь вылечить сначала тело, а потом – душу. С телом все оказалось гораздо проще, а вот с душой…
Маэстро покосился на старый шрам от ожога на своей руке и попытался представить – как должно выглядеть его разбитое сердце.
- Если бы тогда, двадцать лет назад, Наместник отыскал меня и убил, я был бы ему за это даже благодарен. Потому, что все эти годы я нес свою вину, как крест. И никакая душевная боль этой вины не искупала. Видимо, у каждого – своя Голгофа…
То, что он оказался в тюрьме, Алехандро принял, как неизбежность. И был совершенно спокоен. Выбираться отсюда любой ценой он не собирался. Никаких волшебных портретов рисовать он, конечно же, не будет.
А «неприятные вещи» - всего лишь «неприятные вещи». Придется это вынести. И очень хочется верить – что достойно.
- Делай, что должен, и пусть будет, что будет – вздохнул маэстро, устраиваясь на лавке и пытаясь уснуть.
В своей глубоко личной печали он даже не вспомнил о своих учениках. А зря…
Пабло просидел в кабаке допоздна. Пытаясь залить элем угрызения совести и воспоминания о том, что он едва не натворил. Мда, сжечь каретный сарай было бы еще полбеды, когда бы тот не стоял вплотную к мастерской. А там – холсты, краски, подрамники. Если бы Диего не подоспел на помощь, пожар вышел бы знатный!!! Хорошенькая вышла бы благодарность за все то, что сделал для него учитель!
Почти все его подопечные были сиротами, и маэстро не только занимался с ними живописью, но и содержал в своем доме на полном пансионе. Ученики как-то не слишком об этом задумывались, радуясь крыше над головой. И возможности рисовать.
Но теперь, едва не лишив всех этой «крыши», Пабло не находил себе места. В принципе, он был неплохим малым – и совести пока не растерял.
- Надо поговорить с Учителем. Я ведь так и не рассказал ему – откуда у меня взялась эта проклятая Кисть? Паршивый Краббс подсунул мне ее явно с какой-то целью! А я, как идиот, купился на его сладкие речи. И притащил артефакт в дом. Пора исправлять положение!
И Пабло поспешил в мастерскую. Время было позднее и почти все обитатели уже разошлись по своим комнатам. Только Диего еще возился на кухне, домывая посуду.
- Ужинать будешь? – спросил он, окинув товарища испытующим взглядом.
- Позже! Сначала мне надо кое-что рассказать Маэстро. Ты не знаешь, он уже лег?
- Мне кажется, что его даже дома нет. Во всяком случае, к ужину он не спускался.
И вечером я его не видел.
- Как – не видел? – изумился Пабло.
И покосился на часы, громко пробившие двенадцать раз. Такого еще не было. Даже, если Маэстро не ужинал с остальными, он всегда спускался вниз, пожелать ученикам «доброй ночи»! Это было так же привычно и постоянно, как закат и восход. Некий общий ритуал, связывающий всех живущих в доме.
- Может быть, он просто заболел? И лежит у себя в кабинете? – с сомнением в голосе спросил Диего.
Тут Пабло с ужасом подумал, что причиной «нездоровья» вполне может оказаться Кисть, отданная им Маэстро – и чуть не взвыл. Перескакивая, с пятого на десятое, он принялся рассказывать Диего обо всем, что случилось в последние несколько дней. О разговоре с Краббсом он поведал, не поднимая глаз. Стыдно – что говорить? Но – из песни слова не выкинешь…
- Так – сказал Диего. – Все это отвратительно, но надеюсь, что не смертельно. Пошли, посмотрим – дома ли учитель?
Он зажег свечу и они стали подниматься наверх. Ступеньки лестницы зловеще скрипели, не предвещая ничего хорошего. Из-под двери кабинета не пробивалось даже лучика света.
- Маэстро или спит, или … отсутствует. Придется проверить. Ну, получим нагоняй, если разбудим. Все равно это приятнее, чем дохнуть от неизвестности. До утра-то – далеко…
Они поскреблись в дверь. Потом громко постучали.
- Маэстро! Сеньор Альварес! – позвал Диего.
Никто не ответил. И они просто зашли в кабинет. Лунный свет лился из окна, освещая письменный стол и лежащие на нем эскизы. Пабло нервно покосился на стоящий там же злополучный футляр и остался на пороге. А Диего прошел в глубину комнаты и заглянул за ширму. Постель была не смята. И нигде ни записки, ни какого другого намека на причину – по которой маэстро ушел из дома…
- Странно! Вроде бы все на месте, а человека нет…
- Не просто – все на месте. Даже Волшебная Кисть – и та в наличии.
И Пабло опасливо махнул рукой в сторону черного футляра.
- Не помню ни одного случая, чтобы сеньор Альварес исчезал из дома, совсем никого не предупредив – вздохнул Диего.
– Если он куда-то уезжал, то всегда выдавал нам деньги и инструкции: чего и когда нам делать. Даже, если он просто оставался ночевать у кого-то из друзей, то всегда присылал слугу с запиской. Ничего не понимаю! Куда же он мог деться?
- Он – в тюрьме – раздался тихий голос.
Друзья подскочили, как ужаленные и дружно обернулись. Из темноты коридора на них грустно смотрел … Тони.
- В какой тюрьме? За что? Что ты несешь? И откуда знаешь? – наперебой набросились они с вопросами на младшего товарища.
- Пока что в нашей. В Замке наместника. Маэстро обвиняют в заговоре. «Единственный художник» написал на него донос. А знаю потому, что живу рядом с Краббсом.
Этот подлец так громко радовался, что даже … моя кошка в курсе происходящего. Поэтому я – здесь. Надо что-то срочно придумывать и вытаскивать сеньора Альвареса из застенка. Потому, что обвинения серьезные. И его могут отправить в Королевскую тюрьму. А туда уже никому из нас не попасть и не добраться. Разве что – в качестве соучастников.
В соседнюю камеру…
- Замечательная перспектива! – воскликнул Диего, присвистнув, и падая в ближнее кресло.
А бедняга Пабло прижался к стене, с ужасом понимая, что в этой истории он - самый виноватый…
Диего бросил на него мрачный взгляд, который был красноречивее многих слов.
- Я убью этого Краббса!… - безнадежно простонал Пабло.
- Ну, да! И сядешь в тюрьму! В соседнюю камеру, как сказал Тони. А учителя это не спасет.
- Ребята, что случилось? Почему вы собрались здесь? А кстати, где маэстро?
Паулино вбежал в комнату, удивленно и встревоженно оглядываясь по сторонам.
- Сейчас узнаешь!
Диего вскочил, ударил кулаком по столу.
– Учитель в беде! Зови Джованни и Франциско, будем вместе думать, как его спасти!
В этот тревожный вечер Тони пришлось несколько раз повторить свой рассказ.
- Я пока не представляю, чем мы сможем помочь маэстро. – Франциско устало потер лоб. – Дружище, расскажи еще разок, что именно кричал этот подлец Витольдо? Может, отыщется, какая зацепка.
- Ну, Краббс от «счастья» только что джигу на крыше не плясал! А, вспомнил! Он все время вопил: «Лети, мой донос, быстрой мухою! Еще три дня – и я точно стану «единственным художником»! Не только этого городишка, но и всей страны!»
- Черт, парни, это значит, что через три дня наместник отправит донос в столицу…
Ученики в ужасе переглянулись.
- Надо действовать быстро! Но ЧТО мы можем предпринять?
- А ведь наместник вообще не имел права арестовывать маэстро.
Джованни, который до этого сидел в углу, закрыв в отчаянии лицо руками, неожиданно поднял голову и заговорил быстро и четко:
- Наш город вот уже много столетий считается Вольным, а, значит, не подчиняется власти короля. Должность наместника здесь – всего лишь формальность. Даже, если наместник заподозрит гражданина города в государственной измене, он обязан будет передать заговорщика бургомистру, который и проведет расследование.
- И к чему ты все это сказал? – недоуменно протянул Паулино.
- К тому, что арестовав учителя, наместник пошел против закона! Отняв свободу у гражданина Вольного Города Мастеров! И мы имеем полное право призвать его к ответу и потребовать, чтобы он освободил маэстро!
Ученики художника ошеломленно слушали своего товарища. За годы обучения в Школе Альвареса они как-то забыли, что Джованни, вечно влюбленный и рассеянный мечтатель, когда-то учился совсем другой профессии. Он прошел курс правоведения в далеком северном городе, в университете, куда его почти насильно засунул троюродный дядя.
Но потом юноша сбежал из дома, поступил в ученики к Алехандро и круто изменил всю свою жизнь. Однако, именно сейчас, полученные им знания оказались как нельзя кстати.
- Правильно! – Франциско резко выпрямился, карие глаза сверкнули гневом.
– Мы должны рассказать всем горожанам о том, что произошло с маэстро!
Пусть каждый, кто называл себя его другом вместе с нами идет к стенам Замка и требует его освобождения. Наш Город Мастеров скоро вспомнит свое славное боевое прошлое!
Наутро Город гудел, как разбуженный улей. Страшная весть о доносе и заключении Алехандро под стражу стремительно перелетала из уст в уста. И мрачнели лица, загорались праведным гневом глаза. Франциско был прав: никто не остался равнодушным к беде художника, талантливого мастера и всеобщего любимца. Юноши и мужчины вооружались, готовясь идти на приступ замка. А мастерская художника стала походить на маленький арсенал. Ученики разбирали шпаги, пистолеты, ружья, щедро предоставленные им оружейниками города Мастеров.
- А ты, дружок, никуда не пойдешь! – Диего попытался выхватить из руки Тони тяжелый пистолет. – Останешься здесь и будешь ждать нас.
- Это еще почему – не пойду?!
Тони в запальчивости топнула ногой.
– Я хочу спасти маэстро не меньше, чем вы! И пойду на любой риск ради его освобождения.
- Надо же, какая смелая девчонка! – изумился про себя Диего.
И украдкой бросил на девушку восхищенный взгляд.
– Но как же мне убедить ее не подвергать себя страшной опасности?
Юноша подошел к Тони.
- Послушай, - мягко произнес он. – Я понимаю твою решимость, но подумай о тех, кто ждет тебя дома. Что будет с ними, если с тобой вдруг случится непоправимое? Если ты не вернешься из этого боя?
И, глядя, как серые глаза девушки наполнились слезами, Диего понял, что нашел правильные слова.
- Она вспомнила о брате – догадался юноша.
Тони вдруг, всхлипнув, порывисто обняла Диего.
- Пожалуйста, вернись живым! – и, обернувшись ко всем своим друзьям, повторила звонким от слез голосом:
- Вернитесь невредимыми! И приведите с собой маэстро. Берегите себя, мальчики!
Пьетро ди Скарпиа, стоя на крепостной стене, разглядывал в подзорную трубу огромную армию горожан, которая с неотвратимостью лавины двигалась по мосту к воротам замка. Наместник хмурился: война с Городом не входила в его планы. Но раз уж этот сброд попытался бросить ему вызов, надо, как всегда, попытаться переломить ситуацию в свою пользу. Привычная ухмылка скользнула по лицу Пьетро:
- Я, кажется, обещал, Алехандро, что смешаю твое имя с грязью? Пора, пожалуй, осуществить обещанное! Итак, начнем переговоры.
Над одной из башен замка вдруг взвился белый флаг. Горожане, чувствуя подвох, остановились на середине дороги. Ко всеобщему изумлению, наместник сам вышел навстречу народной армии, небрежно помахивая белым платком. Чуть позади него топали два гвардейца, подняв взведенные курки ружей.
- В чем причина столь странного вашего поведения, уважаемые жители Вольного Города Мастеров? – в голосе наместника, казалось, звучало искреннее изумление и горькая обида. – Почему вы, почтенные мастера и ремесленники, стоите здесь, под воротами моего Замка с оружием в руках, словно воры и разбойники?
Из толпы горожан неторопливо вышел старый оружейник. Встал в двух шагах от Пьетро, положив руку на эфес клинка.
- Мы хотим знать, по какому праву вы посмели арестовать маэстро Алехандро Альвареса? Знаменитого художника и почетного гражданина нашего Города!
Наместник удивленно вскинул брови, потом горестно покачал головой.
- Почетного гражданина? О, как вы ошибаетесь, уважаемые мастера! Все эти годы так называемый маэстро Альварес жестоко обманывал вас, притворяясь честным и порядочным. Мне доподлинно известно, что он замыслил узурпировать власть в Городе Мастеров, лишить его граждан всех прав и привилегий! Пользуясь своим проклятым ДАРОМ изменять реальность, коварный художник решил написать автопортрет, изобразив себя правителем вашего несчастного города. Жестоким и кровожадным тираном!
Но я вовремя раскрыл этот заговор. Теперь преступник Алехандро сидит в темнице, а вашему благословенному городу ничто не угрожает. Поэтому идите по домам уважаемые мастера, и бросьте свое оружие. Но помните, что истинный спаситель Города – я, а ваш хваленый маэстро – мерзавец, помешанный на жажде власти.
Последние слова сеньор Скарпиа произнес с особым удовольствием, осклабившись в самой любезной из своих фальшивых улыбок. Потрясенные жители Города на миг притихли. Но звонкий отчаянный крик разорвал гнетущую тишину:
- Грязная клевета!
Кричал Паулино - самый тихий и робкий из всех учеников маэстро. Но теперь его трудно было узнать! Юноша вырвался вперед, оттолкнув старого оружейника в сторону. Он выхватил клинок и направил его в грудь наместнику.
- Ты не смеешь пятнать имя моего учителя! Маэстро Алехандро лучший из всех людей, кого я знаю! Он подобрал меня на улице, когда я умирал от голода, дал мне приют в своем доме. Все эти годы он относился ко мне, как к родному сыну!
Диего встал рядом с другом плечом к плечу.
- Это правда! Я могу подписаться под каждым словом. Многим из нас маэстро заменил родного отца! Люди! – юноша обернулся к толпе горожан. – Что же вы молчите?! Разве вам нечего сказать в защиту лучшего художника страны?
И толпа взорвалась громкими криками:
- Конечно, клевета!.. Маэстро столько сделал для нашего города!.. Да вы видели его картины?! Разве злодей может написать ТАКУЮ красоту?! А скольким людям Алехандро помог! И, что значит «доподлинно известно»?! Не иначе, как Краббс донос подмахнул!..
Наместник только ежился и пятился назад, подгоняемый этими криками. Гвардейцы сделали шаг вперед, направив ружья на толпу.
Пьетро закричал громко и пронзительно:
- Я все равно не выпущу Альвареса из темницы до конца расследования его дела! И если вы продолжите бунт – заговорят мои пушки!
- А жив ли маэстро? – выкрикнул кто-то из толпы.
- Да что ему сделается!
- Покажите нам его! – толпа разбушевалась не на шутку.
Требования немедленно вывести Алехандро из темницы звучали все громче. Пьетро нервно закусил губу. Но в его сознании уже созрел новый план.
- Так и быть, уважаемые мастера - нарочито спокойно сказал наместник. – Сейчас вы увидите вашего дорогого маэстро. А потом немедленно уберетесь от стен моего Замка!
Глава 9. И всегда хорошо, если честь спасена, если другом надежно прикрыта спина
Алехандро разбудили громкие крики и топот гвардейцев в тюремном коридоре. Дверь камеры распахнулась, свет факела резанул по глазам. Художник встал со своего убогого ложа. Пьетро шагнул через порог камеры, уставился на маэстро долгим и мрачным взглядом.
- А ты, оказывается, популярен среди своего сброда, Альварес - задумчиво сказал он. – Надо же! Целая толпа мастеровщины и прочих нищих голодранцев примчалась к воротам замка, чтобы спасти твою шкуру. Кстати, возглавляют этот бунт какие-то мальчишки.
Твои ученики, вероятно? Мда, не хотелось бы, чтобы ребята погибли во цвете лет! Как ты думаешь, маэстро?
Алехандро не ответил. Целая буря чувств пронеслась в его душе.
- А ведь я почти сдался – подумал художник. – Я потерял надежду и смирился с неизбежностью скорой смерти. Погрузился в безнадежное горе и совсем забыл о своих учениках! А вот они не забыли обо мне. Мои талантливые мальчики! Чистые и бесстрашные души! Господи, только бы они остались живы!
- Кажется, я догадываюсь, о чем ты думаешь, Альварес.
Наместник довольно ухмыльнулся.
– Испугался за своих учеников? Значит так, сейчас ты под конвоем поднимешься наверх и подтвердишь, что все обвинения в твой адрес – правда, и велишь этому сброду немедленно разойтись. Иначе, прольется кровь, маэстро! Много крови!
Ты же не хочешь, чтобы ЕЩЕ кто-то погиб, спасая тебя?
Свежий утренний ветер трепал знамя на башне замка.
Алехандро неподвижно застыл у края крепостной стены. Дуло ружья гвардейца-охранника уперлось ему в спину. Наместник сопел, пристроившись сбоку. Художник, казалось, не замечал этого. Он не сводил взгляда с края замкового моста, где у самых ворот, запрокинув вверх головы, стояли его ученики. Франциско взмахнул рукой и что-то выкрикнул. Кажется, обещал скорое освобождение.
- Ребята, милые, моя жизнь уже кончена, уходите скорее! Видите, стрелки уже стоят возле бойниц, во внутренний двор выкатывают пушки. Это будет безнадежный бой, поймите же, наконец! Поберегите свои молодые жизни. И вы, почтенные горожане, уходите отсюда! Назад, домой, к своим семьям, женам, детям. Спасибо, что не забыли меня, не бросили в беде. Но, поверьте, моя жизнь не стоит таких жертв!
Мысленно Алехандро повторял эти слова вновь и вновь. Но вслух так ничего и не произнес. Наместник с тревогой посмотрел на него: