Я и ждал, и в дверь ломился! Помер он, что ли?
Детина принялся ходить взад-вперед вдоль колючей изгороди.
- А денежку-то заработать хочется - бормотал он. - Господин наместник так и сказал: без господина Краббса не возвращайся!
Тони и Диего быстро переглянулись. Девушка метнулась в глубину комнаты, погасила свечи. Потом встала рядом с юношей, у его «наблюдательного пункта». И Диего, словно бы невзначай, положил руку ей на плечо. А гвардейцу, меж тем, надоело ждать.
- Вот выломаю дверь, и посмотрим, дома этот Краббс или нет.
Он быстро перемахнул через изгородь. Раздался громкий собачий лай. Ругаясь последними словами и придерживая разорванные на самом интересном месте штаны, гвардеец со всей силы толкнул дверь особняка плечом:
- Господин Краббс, черт бы вас побрал! Вас приглашает к себе господин наместник!
- А зачем мой внучек понадобился наместнику?
На крыльцо, охая и держась за спину, выползла странная фигура. Из-под кружевной ночной рубашки торчали волосатые мужские ноги, обутые в тапки сорокового размера.
А голову загадочного существа покрывал драный атласный чепец.
- Вы кто? – от удивления гвардеец даже перестал придерживать штаны, и они предательски поползли вниз.
- Я бабушка Витольдо – плаксивым тоном сказало существо.
Гвардеец присмотрелся и хмыкнул:
- Не знаю, какой вы художник, господин Краббс, а вот актер из вас никудышный. Снимайте свое барахло, и едем к господину наместнику. Зачем вы вообще устроили этот балаган?
- Меня здесь не любят! – заныл «единственный художник».
- Гонят отовсюду, тычут пальцем, обзывают «завистником», «клеветником», «предателем». Мальчишки гнилыми помидорами кидаются. Вот и приходится прятаться…
- Поехали, господин Краббс - устало вздохнул гвардеец. – Ведите себя прилично! Господин наместник уже заждался.
Через несколько минут, «единственный художник», одетый в новый сюртук, уже садился в карету.
- А, скажи, любезный - голос Краббса вновь звучал небрежно и властно. - Не знаешь ли ты, случайно, для чего господин наместник вызывает меня к себе?
- Со вчерашнего дня он ищет палача. Полагаю, что он решил предложить эту должность именно вам.
Карета тронулась с места. Колеса гулко простучали по пустынным улицам.
Тони и Диего в ужасе переглянулись. И через несколько минут они уже мчались по темным улицам, изо всех сил торопясь к дому маэстро.
- Надо собирать всех ребят - повторял Диего. – И вместе думать, как нам спасти учителя!
При мысли о том, ЧТО два мерзавца, объединившись, могут сделать с Алехандро, сердце Диего сжималось от ярости и боли.
- Нам поможет Волшебная Кисть! - Тони пыталась успокоить друга. – Только надо придумать, КАКУЮ картину мы нарисуем для маэстро.
Поздно вечером прошел сильный дождь, и теперь глубокие лужи скрывали неровности и выбоины на брусчатке улиц. Девушка споткнулась на бегу и непременно упала бы, если бы Диего не подхватил ее на руки.
- Осторожно, Тони.
Серые глаза девушки смотрели на него с тревогой и надеждой. Тонкий черный завиток упал на щеку. Провести бы ласково по нему пальцем, убирая за ухо, а потом бережно и нежно коснуться щеки губами…
Диего даже зажмурился, отгоняя наваждение. Потом осторожно опустил Тони на землю. Ему показалось, что девушка тоже улыбнулась как-то по-особенному: застенчиво и лукаво, словно тоже почувствовала что-то подобное. Юноша окончательно смутился, зачем-то кашлянул и растерянно произнес:
- А в доме маэстро свет горит. Пабло, наверно, не спит, ждет нас с новостями.
Пабло тут же, словно его позвали, выбежал на крыльцо и призывно замахал руками.
- Диего, Антуанетта, скорее идите сюда! Наши уже все в сборе. Ждем только вас.
Действительно, как ни странно, но все ученики художника вернулись в его дом, примерно, в один и тот же час. А на изумленный вопрос Диего: откуда они вообще узнали, что можно возвращаться, не боясь гвардейцев, все парни дружно указали на картину с невозмутимо дремлющим Лисом. Оказывается, Рыжик успел посетить всех ребят и сообщить им о необходимости совещания. Разговор затянулся надолго. Новость о том, что наместник подыскивает палача для Алехандро, вызвала шквал гневных и горестных криков.
- Надо вновь штурмовать замок! – Франциско кричал громче всех.
- Ну да, а пока мы опять будем бить тараном ворота, и лезть на стены, маэстро может пострадать! – угрюмо буркнул Паулино.
- Давайте используем Волшебную Кисть – голосок Тони прозвучал совсем тихо, но все юноши сразу замолчали и повернулись к ней. А Тони продолжала:
- Мне уже удалось нарисовать картину и спасти Диего. Давайте только придумаем, КАКУЮ картину мы вместе напишем, спасая маэстро.
- Послушай, Тони, - задумчиво сказал Пабло. - А ЧТО ты чувствовала, когда писала картину? Ведь в ту ночь, у меня на глазах, творилось нечто очень странное. Несколько раз твой облик будто бы затуманивался, а потом ты вдруг совсем исчезла. И появилась, когда картина уже была закончена. Правда, я подумал, что все это мне просто померещилось от усталости. - Нет, не померещилось – вздохнула Тони. – Ты прав. В какой-то момент, я оказалась ВНУТРИ картины Диего. Той самой, на которой изображен золотой клен под натиском черной бури. И девушка рассказала ученикам художника обо всем, что ей пришлось пережить, пока она рисовала спасительную картину. - Да-а-а.. – медленно протянул Франциско. - Это вам не карандашом махать. Выходит, нарисовать картину Волшебной Кистью – все равно, что в одиночку выйти на поединок со Злом! Господи, Тони, как же ты выдержала ТАКОЕ? Девушка смущенно опустила глаза и пожала плечами. Диего резко вскочил из-за стола, метнулся к ней, обнял, привлек к себе. - Тони, - с мольбой произнес он. - Обещай мне, что НИКОГДА больше не возьмешь в руки эту проклятую Кисть! - Ты же знаешь, я не могу дать тебе такое обещание. Я должна вылечить Луиджи. - Нет! Картину для Луиджи напишу Я! Тони изумленно посмотрела на ученика художника, словно видела его впервые в жизни. А потом улыбнулась светло и радостно: - Спасибо тебе, Диего. Остальные парни очень старательно делали вид, что ничего не замечают, и, вообще, все происходящее их совершенно не касается. Потому что в голосе Тони и в ее ясном взгляде, устремленном на Диего, уже отчетливо сияло и переливалось иное сильное чувство, весьма отличное от простого дружеского участия. - Все это, конечно, замечательно, ребята, но мы так и не решили, каким образом будем спасать маэстро Алехандро – мрачный голос Пабло прервал лирическую сцену. – Волшебную Кисть не поделишь на шесть частей. - И не надо – отозвался Джованни. – Будем передавать ее по очереди друг другу. - Идея, конечно, хороша – но беда в том, что эта Кисть идет не в каждые руки. И Пабло поведал товарищам историю своего печального опыта общения с артефактом. Джованни почесал в затылке. - А, скажи, дорогой – когда ты брал ее в руки, какую картину ты собирался нарисовать? Пабло опустил голову. - Ну, как тебе сказать? Цели я преследовал однозначно не благородные… - Вот видишь! Может быть, поэтому она и повела себя таким странным образом? Ведь у Тони-то все получилось? В общем, надо сначала придумать сюжет. Потом – принять меры безопасности на случай пожара. И – проверить! - У меня Кисть в руках не горела – сказала девушка. – Но, может быть, она просто утратила свои огненные силы? На какое-то время? Но, на всякий случай, принесите кто-нибудь ведро воды. А я схожу за футляром. Пока она бегала наверх, ученики поставили мольберт, достали краски и продолжили разговор. - А я вот еще чего не понял – встревожено, сказал Паулино. – Каким это ветром Тони занесло в картину Диего? И почему именно в эту? – юноша махнул рукой в сторону холста, прикрепленного к подрамнику. - Что тут непонятного? – досадливо хмыкнул Франциско. – Все магия окаянная, будь она неладна! Но почему Кисть выбрала именно эту картину? Может быть, потому что Диего вложил в нее частицу своей души. Тони вздрогнула, вспомнив, стон терзаемого бурей клена, который был так похож на голос Диего. - Да, ты прав – Диего задумчиво покачал головой. - А это значит, что начиная писать волшебную картину, все мы здорово рискуем. Кто знает, какую из картин маэстро выберет эта Кисть, и с каким врагом нам придется сразиться за гранью реальности. Будем держаться вместе, несмотря ни на что! Ну что, друзья, бросим жребий: кому первому брать Кисть в руки? - Одну минутку, мальчики, - попросила Тони. Девушка подошла к своей картине, Лис встрепенулся и открыл один глаз. - Рыжик, - тихо сказала Тони. - Прошу тебя, присмотри за Луиджи. Кто знает, когда мы вернемся из этого странного путешествия. - И вернемся ли… - мелькнула непрошеная мысль. Но девушка решительно тряхнула головой, отгоняя ее. Лис встрепенулся, кивнул ей и быстрыми прыжками помчался куда-то в глубину леса, нарисованного на картине. Тони обернулась к друзьям. - Вот и все. Можно начинать. По странному стечению обстоятельств, жребий выпал на Пабло. Юноша мрачно посмотрел на Кисть, потом осторожно взял ее в руки, повертел. - Странно. Сейчас она кажется обычной и совсем не жжется. Он коснулся палитры, потом было поднес Кисть к холсту. - Постойте! – воскликнул вдруг Франциско. – Раз уж мы не знаем, куда нас занесет эта магия, давайте возьмемся за руки, чтоб не исчезнуть поодиночке за гранью нашего мира. Юноши и Тони крепко сжали ладони. Пабло, наконец-то, коснулся Кистью холста… И реальность утонула в пронзительной багровой вспышке.
В подвале было сыро и темно. И, главное, чертовски холодно. В отличие от маленькой камеры, где Алехандро провел ночь, подвальное помещение было огромно. Наверное, прежде оно предназначалось для бочек с вином. А не для одинокого узника, прикованного к стене. - Печально – вздохнул он. – Надышать не получится. Согреться – тоже. Потом меня будет трясти от холода. А наместник решит, что от страха. Что бы такого придумать? Маэстро попробовал сдвинуться с места, но у него ничего не вышло. Цепь была слишком коротка. Можно было только сидеть на грязной соломе, прислонившись спиной к каменной стене. Он закрыл глаза, мечтая провалиться в спасительный сон, но в голову тут же полезли не самые веселые мысли. - Как там мои мальчишки? Что с ними будет? И насколько серьезно ранен Диего? Скорее бы прошли эти три дня! В Королевскую тюрьму они за мной не полезут. Очень на это надеюсь! Потом он подумал о причине своего заточения и усмехнулся. - Какое счастье, что я успел спрятать Волшебную Кисть! Даже, если наместник пошлет ко мне кого-то с обыском, они тут же найдут злополучный футляр, тихо успокоятся и не станут искать дальше! А то ведь, кто знает – что может случиться, попади она в плохие руки? Где-то далеко скрипнула ржавыми петлями железная дверь, и свет факела ударил по глазам даже сквозь сомкнутые веки. - Кого там черт несет? – громко поинтересовался Альварес, проверяя – насколько твердо звучит его голос. - Смена караула – ответили ему. – Надо проверить, все ли на месте? - А куда я могу деться? Я всего лишь художник, а не волшебник. - Это и плохо – вздохнул гвардеец, подойдя к маэстро и засунув факел в кольцо над его головой. – Здравствуйте, сеньор Альварес. Не узнаете? - Нет – сказал художник, пытаясь разглядеть лицо говорящего. - Я – аптекарь. Точнее, бывший аптекарь. Вот, угораздило меня податься в гвардейцы – не сиделось мне в городской страже. - Да уж! Не лучшее это занятие. И опасное – как выяснилось. - Ну, вам тоже не слишком-то повезло, как я посмотрю. Альварес пожал плечами. - Это всего лишь расплата за старые грехи. - За грехи с вас на небесах спросят. А тут – немного рановато. Да и спрашивальщики не самые подходящие! Вот – возьмите: тут лепешка, бутылочка старого доброго вина. И такое же старое одеяло. Давайте, я вас укрою. Все веселее будет! - Спасибо, Доминик – маэстро, наконец, вспомнил имя. – Выпей со мной! За то, что на свете еще есть хорошие люди. Гвардеец ослабил цепь и помог художнику завернуться в одеяло. - Не знаю, хорошо ли я делаю, продлевая ваши страдания? Может быть, следовало принести не вина, а яда? Мерзкий наместник ищет палача… - Я знаю. Но вряд ли найдет. А сам он не сможет меня долго мучить. Это не простое дело, а он – трус. А там может быть, что-то изменится. Лучше скажи, мне - как дела в Городе? Я волнуюсь за своих мальчишек. - Никто их пока не тронул. Наместник слишком боится повторного штурма и занят сейчас исключительно собой. - Ну, вот и славно! Уходи, Доминик – пока никто не заметил твоего долгого отсутствия. А я попробую заснуть. Силы мне еще понадобятся. - Храни вас Бог, господин Альварес. Старое одеяло согрело тело, а доброе вино – душу. Маэстро успел подумать, что все не так плохо и отправился, наконец, в объятия Морфея. Ему снился его дом в столице, согретый любовью. Собственная молодость. И Мария… Прежде он всегда старался поскорее выбраться из этого сна, потому, что в нем обычно все опять заканчивалось плохо. С души, словно с гноящейся раны, сдирали повязку. И потом приходилось долго возвращаться в себя. А его мальчишки требовали к себе постоянного внимания и заботы. Он не мог им рассказать всей правды – и объяснить, почему иногда бывает с ними немного отстраненным. И дело не в том, что ОНИ делают что-то не так, здесь и сейчас. А в том, что ОН сам натворил ТАМ и ТОГДА. Но в сегодняшнем сне все было по-другому. Была поздняя осень. Мария стояла у окна. По стеклу бежали струи дождя, тонкая ветка рыжего клена почти касалась резного ставня. А взгляд любимой женщины был устремлен на него. И светились в этом взгляде и нежность, и изумление, и радость встречи после долгой разлуки…
Глава 12. Проводи прошедший день, словно друга до порога…
Алехандро проснулся спокойным и отдохнувшим. - Довольно странное состояние для такого неподходящего места – подумал он, стараясь удержать в памяти остатки сна. Ему казалось, что он до сих пор чувствует на своих плечах тепло женских рук. И нежность поцелуев на разбитых губах. За много лет своего вдовства он успел забыть эти ощущения. После смерти Марии он старался избегать любовных отношений, считая, что опять может принести кому-то несчастье. Потребность любить и заботиться, он удачно перенаправил в другое русло. Ученики и картины заменили ему не родившихся детей, а Школа Живописи – сгоревший дом. По всему Городу маэстро собирал талантливых сирот, и учил их всему, что умел сам. И делал это не для того, чтобы заслужить почет и уважение сограждан, а просто затем, чтобы избегнуть одиночества… Алехандро закрыл глаза и попытался снова нырнуть в сон – ведь так приятно опять почувствовать себя молодым и счастливым! Тем более, что открывать глаза, в общем-то, не имело никакого смысла: в подвале было темно, как в могиле. Он даже не понимал – наступило ли уже утро? Но сон, укрывавший его всю ночь теплым крылом, таял, словно туман, оставляя после себя приятное послевкусие – как глоток доброго вина. - Ну, куда же ты торопишься? – грустно спросил маэстро. И попытался на ощупь найти бутылку, принесенную Домиником. Ведь, если сон напоминает вино, то нельзя ли попробовать проделать обратную операцию?.. - Нет, вы только полюбуйтесь на этого нахала!!! Раздался у него над ухом визгливый голос. – Вместо того, чтобы думать о своих мерзких поступках, он дрыхнет тут сном младенца. Да еще и улыбается!!! Наместник и два гвардейца стояли над ним с достаточно изумленными лицами. - А, что – нельзя? – лениво спросил Альварес, щурясь от света горящего факела и беспечно пытаясь потянуться. Звякнула цепь. Потом загремела пустая бутылка. - Это еще что??? Кто посмел??? – грозно завопил Пьетро. Гвардейцы за его спиной переглянулись и ухмыльнулись. Но на вопрос не ответили. - Я спрашиваю – кто посмел принести? Кто стоял в карауле? Гвардейцы пожали плечами. - Откуда мы знаем? Мы всю ночь занимались ранеными. При слове «раненые» наместник прикусил язык. Лишний раз напоминать о штурме ему не хотелось. Точнее, он боялся это сделать. - Отвести его в караулку у старого причала! – рявкнул Пьетро. Развернулся на каблуках, и, несмотря на то, что в подвале было достаточно темно, резво помчался к выходу. На улице было довольно прохладно. Но маэстро этого не заметил. После затхлого подвала свежий воздух показался ему необыкновенно свежим и приятным на вкус. Алехандро даже остановился на мгновение, подставляя лицо холодному ветру. Гвардейцы топтались рядом и не торопили. - Перед смертью не надышишься – вспомнил он народную мудрость, тряхнул головой и зашагал в сторону причала. Они прошли через дворик, усеянный битым кирпичом. Стены караулки местами обвалились и осыпались. Сквозь многочисленные трещины в них радостно лезли какие-то жизнелюбивые кусты. А козырек над дверью даже украшала маленькая березка. Совсем рядом слышался плеск волн – видимо, ветер дул с залива и на озере случился небольшой шторм. Гвардеец несколько раз толкнул тяжелую, разбухшую дверь и она отворилась с противным скрипом. Художник чуть наклонил голову в низком проеме и шагнул внутрь. Как ни странно, разруха во дворе почти не коснулась небольшого помещения. Короткий, но сравнительно чистый коридор упирался в небольшую комнату, где стоял стол и пара лавок. А в углу мирно гудела круглая железная печь. Алехандро устало опустился на лавку, растирая следы, оставшиеся на руках после «браслетов». Он отдавал себе отчет, что грядущий разговор с наместником вряд ли будет приятным, но утешал себя мыслью о том, что торчать в замке ему осталось недолго. - Как там говорится? – «Все прошло. Пройдет и это» - бодро сказал он сам себе. - Хотите кофе, сеньор Альварес? – в комнату заглянул Доминик, державший в руке дымящуюся жестяную кружку. – У меня и сухари есть. Правда, они солдатские и не слишком вкусные. Да и кофе – ячменный. Но вы все-таки успеете подкрепиться, пока эти уроды сюда доберутся. - «Эти»? – удивился маэстро, принимая кружку. - Кого еще принесет нелегкая, кроме наместника? - Господина Краббса. Его привезли в замок поздно вечером. И он всю ночь громко жаловался небесам на свою горькую участь. - Какую участь? С ним-то, что не так? - А, ну вы не знаете. Наместник палача в Городе, конечно же, не нашел. И велел привезти Единственного художника. Видимо, он увидел в этой роли именно его. Алехандро расхохотался и едва не расплескал кофе. - Этого труса – в роли палача? Да я сам ему голову оторву – вот этими руками! Если, конечно, никто мне их не свяжет. - Может быть, и свяжет. Простите, сеньор Альварес – мы люди подневольные и приказ выполним. Но, кто помешает нам сделать это плохо? Вы только сразу на него не кидайтесь. Пусть ударит вас разок – другой. А там, глядишь, и веревочка развяжется ненароком… Художник поставил пустую кружку на стол. Потом пододвинул лавку поближе к печке и сел размышлять о том, что ситуация становится забавной. Или, наоборот, слишком грустной. Ему даже стало немного жалко Краббса. До недавнего времени этот мелкий пакостник ничего выходящего из ряда вон не сделал. Ну – завидовал. Ну – орал. Самое большое зверство – написал донос. А в итоге в палачи попал. Да и убитые гвардейцы – на его совести. И раненый Диего – тоже. Мысли Альвареса тут же перескочили на своих мальчишек. Как они там? - Я бы, пожалуй, согласился получить по морде – вздохнул он. - Если бы потом мне тут же ответили: что с Диего? Не прощу себе, если он умрет! Хватит того, что я потерял Марию! Ну почему я приношу своим близким одни несчастья?!! - Потому, что ты слишком занят собой! – презрительно сказал наместник, появляясь на пороге. А надо думать о благе Города и государства. - Кто бы говорил! – возмутился маэстро. – Ты у нас много о нем думаешь! Прямо, как в сказке: «утром мажу бутерброд – сразу мысль: а как народ? И еда не лезет в горло, и вино не льется в рот». Уж, как не лезет-то! Ты, Пьетро, такую харю наел, что с десяти шагов кирпичом не промахнуться! - Да как ты смеешь так со мной говорить! – заорал наместник и замахнулся на Альвареса. Но чувство самосохранения оказалось все-таки сильнее желания ударить ненавистного художника. Для воспитательного процесса, впрочем, существовал другой художник – единственный. - Чего стоишь? – Пьетро повернулся к Краббсу, притаившемуся в коридоре. – Врежь ему! - Попробуй только! – маэстро сжал кулаки и встал, прижавшись спиной к стене. Подчиняться обстоятельствам ему резко расхотелось. - Стража! – просипел наместник. – Взять мерзавца! И бить, пока не надоест! - А нам – заранее надоело – сказал Доминик. И бесстрашно посмотрел на наместника. - Ни в одном уставе не написано, что солдаты должны воевать с безоружным! Да еще и ложно обвиненным. Вам надо – вы и бейте! Если, конечно, не струсите… Единственный художник, пытаясь как-то исправить ситуацию и проявить себя, просочился к печке, открыл дверцу и положил в печь кочергу. Альварес усмехнулся. - Что это ты задумал, милейший? – поинтересовался он ледяным тоном, и шагнул к доносчику. Краббс отшатнулся. А маэстро спокойно закатал рукав рубашки и сунул руку в огонь… Один из гвардейцев крепко выругался, бросился вперед и оттолкнул Алехандро, едва не сбив при этом наместника с ног. - Это что – бунт? – зловеще спросил побледневший Пьетро. И на всякий случай попятился к двери. - Пока нет – спокойно ответил ему из своего угла Доминик. – Но дурацкие приказы выполнять никто не будет. Шли бы все отсюда! Маэстро – в свою камеру, а вы, господин наместник к себе в кабинет. И придурка этого с собой прихватите – гвардеец кивнул на Краббса. - Чтоб не отсвечивал и под ногами не путался. Вот уж кто – действительно мерзавец! Ну, ничего, на днях в Город вернется господин бургомистр! Он быстро разберется: «кто - любил, а кто – рубил»! Пойдемте со мной, сеньор Альварес! Нечего тут перед ними цирк устраивать – ваше здоровье Городу еще пригодится! Художник демонстративно заложил руки за спину и удалился вслед за стражей. - А ты не забыл мою песенку – улыбнулся Алехандро, когда они вышли из караулки. - Как можно такое забыть? – удивился Доминик. – Ржавый гвоздь в беседке плачет, тень Христа любимых нянчит. Верба гнется и юлит… - То, что Бог однажды начал, золотым ключом батрача, дети дьявола свели – продолжил маэстро. – Ладно, отведи меня уже куда-нибудь. Что–то мне сегодня тошно… «Где тут у вас пропасть для свободных людей»? - В пропасть – вы еще успеете. Да и в камеру – тоже. Пойдемте лучше немного на берегу постоим. Отпустив остальных гвардейцев, Доминик проводил художника к маленькой калитке в крепостной стене. Вместе они медленно спустились по щербатым каменным ступеням узкой лестницы. И перед ними открылся вид на залив. Свежий ветер гнал к берегу белые «барашки», волны с шумом набегали на камни и откатывались обратно. Над старым причалом поскрипывал жестяной флюгер. А серые тучи неслись по небу, не разбирая дороги. - До чего же красиво! – сказал маэстро, присаживаясь на большой валун и продолжая смотреть на воду. Ветер трепал его волосы, забирался под куртку и выдувал из головы грустные мысли. - Эх, жаль, что мой мольберт и саквояж с красками остались в доме наместника – вздохнул художник. – Кто знает, как скоро я смогу взять в руки кисть? - Я знаю – улыбнулся бывший аптекарь. – Саквояж давно стоит у нас в казарме. Хотите, я его принесу? А чтобы вам тут не было слишком холодно и скучно – выпейте пару глотков. И стражник протянул художнику маленькую кожаную фляжку. - Ты оставишь меня здесь одного? – удивился Алехандро. - Ну, вы же законопослушный человек, сеньор Альварес! И не станете в мое отсутствие кидаться в залив, пытаясь доплыть до берега и сбежать? Хотя, на вашем месте я бы именно так и сделал! - Вода сегодня холодная – улыбнулся маэстро. – И к тому же я не прихватил с собой свой купальный костюм. А еще - хотел бы дождаться возвращения бургомистра. Я и, правда, законопослушный человек. - Вы скорее дождетесь своей отправки в Королевскую тюрьму – мрачно сказал гвардеец. - Чертов наместник слишком зол – чтобы выпустить вас из рук. - Наместник достаточно труслив – возразил художник. - И у него хватает своих проблем. О штурме замка рано или поздно станет известно. И ему придется объяснять – почему это произошло? И, к тому же, по дороге в столицу с моей каретой или стражей всегда может что-нибудь случится. И я туда не доеду - ведь так? - Смотрите сами, сеньор Альварес. Вы старше и умнее меня. Я бы, наверное, не посмел сделать и половины того, что делаете вы. ТАК разговаривать с начальством – уж точно и однозначно! - Ты тоже был с ним не слишком любезен, приятель! И я не настолько храбр, как ты считаешь. Просто давно знаю Пьетро. И для меня он не «господин наместник», а всего лишь тень из Прошлого. А с тенью я могу разговаривать, как хочу – улыбнулся маэстро и отхлебнул из фляжки. – Неси уже скорее краски пока дождь не пошел, а я – окончательно не напился. Алехандро побродил по берегу, подержал горящую руку в ледяной воде, умылся и принялся швырять в воду камешки, как озорной мальчишка. Здесь, рядом с заливом он почувствовал себя абсолютно умиротворенным. Страшные события последних дней побледнели и отступили куда-то в темноту казематов. Осталась только тихая грусть и красота природы, которую не терпелось запечатлеть на новой картине…
- Ну-с, господин Спрутс, и что теперь делать со всем этим безобразием? – наместник резко повернулся к единственному художнику с явным желанием треснуть его тростью. - Краббс, с вашего позволения – почти шепотом поправил его доносчик. - Да какая разница, как тебя зовут? – взъярился Пьетро. – До того, как ты явился ко мне с доносом, все было скучно, но спокойно! А что мне делать теперь? Ты прекрасно знаешь, что никакого заговора не существует! И, к тому же понятно, что этот сумасшедший не станет рисовать мой портрет даже под дулом пистолета! - Отправьте его в Королевскую тюрьму – прошелестел Краббс. – Там умеют убеждать. - Только не таких, как Альварес! Наместник выдернул из печки горячую кочергу – и тут же выронил ее на каменный пол. И, приговаривая разные слова, начал махать обожженной рукой. - Ты сам видел – ЧТО он сделал! И при этом даже не вскрикнул, а только лишь немного побледнел. Нееет, этот мерзавец скорее умрет, чем согласится себя оговорить, а меня – нарисовать! Пожалуй, пора уносить отсюда ноги! Пока бургомистр не вернулся и не призвал меня к ответу. Хозяин города все-таки он, а не я. Убирайтесь, господин Крякс! И - быстро! Пока я не посадил вас в замке под замок! В соседнюю камеру с вашим конкурентом! Пятясь задом и без конца кланяясь, Единственный художник, поспешно исчез в дверном проеме. А наместник еще долго сидел на лавке, глядя на горящий в печи огонь. В его воспаленном мозгу проносились картины далекого прошлого. Когда Мария погибла, он даже не рискнул прийти на ее похороны. Впрочем, говорили, что и Альвареса на них не было – он исчез сразу после пожара. Народ в столице долго считал, что маэстро тоже погиб – просто его тело не нашли в развалинах дома. Да, собственно, никто и не пытался его искать. Старый садовник похоронил дочь, и сам умер от горя через несколько месяцев. Страшная история со временем подзабылась, а Пьетро занялся интригами при дворе короля. Потом отправился в почетную ссылку и спокойно жил много лет в Городе Мастеров, даже не подозревая, что Прошлое догонит его таким странным образом… - Когда я узнал, что ты все это время был здесь, Алехандро - пробормотал наместник - старая ненависть опять вспыхнула в моем сердце. Я сделал все возможное, чтобы свести с тобою счеты! И снова проиграл. А вот что мне теперь делать – совершенно не представляю!.. Наверное, все-таки надо отослать донос. По крайней мере, можно будет хоть как-то оправдаться за, случившийся в городе бунт и штурм. Паршивых горожан, вступившихся за Альвареса, трогать пока не стану. Пусть пребывают в уверенности, что они победили. Вешать будем потом. Главное, успеть отправить маэстро в столицу. И поехать следом!
В это время, ничего не подозревающий Алехандро, сидел на старом причале в обнимку с фляжкой и слушал пронзительные крики чаек. Доминик вернулся очень быстро, неся в одной руке вещи художника, а в другой - глиняный горшочек, обмотанный белой тряпицей. - Вот вам бальзам с соком облепихи. Первое средство от ожога. Сам готовил – по старой привычке. Бывший аптекарь строго покачал головой. – Что же вы, маэстро, руки свои не бережете? Они ведь у вас – золотые! Прохладная, душистая мазь, действительно, очень быстро остановила боль. - Спасибо, дружище – Алехандро с благодарностью кивнул Доминику. А про себя подумал, что шрамом больше на теле – шрамом меньше, какая, в сущности, разница, если обожженную душу не вылечишь уже никакими целебными средствами? - Ну, не буду вам мешать – сказал гвардеец. И на цыпочках отошел в сторону. Маэстро взял в руки кисть, задумчиво вгляделся в пляску холодных, серых волн. И привычный трепет вдохновения охватил его, заставляя забыть обо всех горестях прошлого и настоящего. Кисть скользила по холсту, рождая невиданную картину. Белокрылый корабль, подгоняемый бурей, стремительно мчался по иссиня-черным волнам, чьи гребни, покрытые призрачно-мерцающей пеной, взметались почти до верхушек мачт. А на высоком крутом берегу, стояла хрупкая девушка в белом платье. И золотая свеча в ее руке светила ярче, чем огонь звезды или пламя любого маяка.
Глава 13. Куда ты скачешь, мальчик, кой черт тебя несет? Пламенное пурпурное небо. Резкий ледяной ветер, пронзительно свистит в нагромождениях обломков черных камней, в путанице причудливо изогнутых скал, похожих на драконьи хребты… Наши герои - на узкой каменистой площадке, возле самого края обрыва. Диего пожал плечами: - Трудно сказать. Но ясно, что это какой-то иной мир. - Смотрите! – Паулино показал рукой куда-то вниз. По узкой горной тропе мчался одинокий всадник. Золотой плащ развевался за его плечами, словно ясный солнечный луч развеивал мрак багрово - черного мира. Рубинами сверкала рукоять меча на поясе. А к седлу, как ни странно, была приторочена лютня. Всадник резко оглянулся, словно ожидая погони за спиной, пришпорил коня и вскоре скрылся за поворотом дороги. - А я знаю, что это за картина! – неожиданно воскликнул Джованни. – «Одинокий всадник»! Маэстро посвятил ее своему далекому предку, который был знаменитым поэтом и воином. - Ну и ладно, а нам-то, что теперь делать? – хмыкнул Франциско. – Как мы будем тут писать картину? А главное – НА ЧЕМ? Ледяной ветер усилился. Клочья черных облаков стремительно неслись по багровому небу. Тони невольно поежилась. Диего торопливо набросил девушке на плечи свою куртку. Она благодарно кивнула и вдруг заметила, что на вершине скалы, возвышавшейся неподалеку, мерцает какая-то серебристая искорка. Звезда? Вроде не похоже… - Ребята, да это же… мольберт! Нам надо добраться до него и написать картину. Легко сказать! Узкая тропа, вившаяся по края обрыва, то и дело прерывалась завалами из камней. Временами ее прорезали довольно широкие трещины, казавшиеся бездонными. К тому же ветер усилился, превратившись почти в ураган. Друзья шли, вернее, почти ползли, низко пригнувшись к земле. Франциско, вспомнив былые навыки акробата, уверенно шагал впереди, легко перепрыгивая через трещины, отбрасывая с пути друзей острые камни. Он одним прыжком перемахнул очередной завал и призывно махнул рукой. - Мы почти дошли. Надо только взобраться наверх. Горная тропа превратилась в подобие кривых, разбитых временем ступенек. Самый обычный мольберт, почему-то светящийся в этом мире странным серебристым светом, находился сейчас над головами у ребят, на высоте десятка с лишним метров. Франциско шагнул на первую ступеньку. И тут началось! Свист ледяного ветра превратился в рычание дикого зверя. Камни, до этого спокойно лежавшие под ногами, вдруг стронулись с места, задрожали, поехали в разные стороны. Это не было похоже на обычное землетрясение! Казалось, чья-то злая воля крушит и ломает все вокруг, не давая друзьям добраться до цели. Вцепившись в край скалы, Франциско подтянулся на руках, кое-как удержался на крошечной скальной площадке. Пабло, мертвой хваткой сжимая Кисть, попытался рвануться вслед за ним. Но споткнулся о взявшийся из ниоткуда кривой обломок и полетел в пропасть! Джованни еле успел ухватить его за руку, и теперь сам сползал к краю бездны. Паулино изо всех сил вцепился в пояс Джованни. Яростным рывком они вытянули друга. Пабло упал на землю, к счастью, не выпустив волшебный предмет. Потом поднял голову и крикнул: - Франциско, если я сейчас брошу тебе Кисть, сможешь поймать? - Бросай! Кисть, взлетела вверх и тут же была подхвачена ловкой рукой Франциско. Юноша преодолел еще несколько кривых каменных ступеней. Очередной порыв ветра и подземный толчок заставили его упасть на колени. Но цель была уже рядом! Одним прыжком Франциско преодолел расстояние до сияющего мольберта и нанес несколько стремительных штрихов.
|