СОСТАВ И БОЕВОЕ, ПОСТРОЕНИЕ АРМИИ 4 глава

⁶ Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 124; Шамби-наго С. К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906, с. 89—90 (прил.).

⁷ Время выхода армии из Москвы разные источники приуро­чивают к 9, 18, 19, 22, 27 и 28 августа 1380 г. В попытке опре­делить дату выступления обратимся к более поздним календар­ным числам марша войск к Дону. Наиболее надежными здесь признаны показания Летописной повести о Куликовской битве, называющей 20 августа днем выступления армии из Коломны (Тихомиров М. Н. Куликовская битва.—В кн.: Повести..., с. 364—365). Учитывая протяженность пути Москва—Коломна и примерную скорость марша (см. с. 38), нужно думать, что войска вышли из Москвы или в середине августа, или в его четвертой пятидневке.

⁸ Повести..., с. 55. — В дальнейшем, продвигаясь к Коломне, рати соединились вместе.

⁹ Там же, с. 86.

¹⁰ Там же, с. 56.

^п Заметим, что полковой отряд мог быть сформирован из нескольких территориальных войсковых контингентов. Значит, отряд не всегда обязательно состоял из какого-либо одного опол­чения или городовой дружины.

¹² Бегунов Ю. К. Указ. соч., с. 492.

¹³ В составе полка, согласно Сказанию о Мамаевом побоище по списку Ми\айловского, помечены Микула Васильевич с ко-ломенцами, Тимофей Волуевич с владимирцами и Юрьевцами, Иван Родионович Квашня с костромичами. Судя по контексту, в этом же полку был и Андрей Серкизович с переяславцами. Приведенное в одном из списков Сказания упоминание о Романе Прозоровском как воеводе Владимирского полка в других источ­никах отсутствует (Моисеева Г. Н. К вопросу о датировке За-донщины. — ТОДРЛ, Л., 1979, т. 34, с. 235).

¹⁴ Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служи­лых землевладельцев. М., 1969, с. 331—333.

¹⁵ В большинстве текстов, за исключением Никоновской ле­тописи, Белоус заменен на Белеут. Однако такая замена оши­бочна и вкралась из-за созвучия двух фамилий, одна из кото­рых (Белеутовы) связана с московским боярским родом (Весе­ловский С. Б. Указ соч., с. 292—294, 490).

¹⁶ Бегунов Ю. К. Указ соч., с. 492—493.

¹⁷ Повести..., с. 90. — Глеб Друцкий погиб в 1411 г. (Древняя Российская вивлиофика. СПб., 1896, ч. 8, с. 23).

¹⁸ Азбелев С. Н. Сказание о помощи новгородцев Дмитрию Донскому.—В кн.: Русский фольклор. Л., 1972, т. 13, с. 87.

¹⁹ Вооружение горожан из княжеских арсеналов летописи отмечают с XI в. Оружие и конь давались также младшему фео­далу как служебное или наградное пожалование.

²⁰ Повести..., с. 134—135.

²¹ Азбелев С. Н. Указ. соч., с. 88 ел.—Выскажем одно до­полнение. Говоря о соединении против татар русского воинства, книжник упоминает «всю Русь и словены», разумея в послед­них несомненно новгородцев (Повести..., с. 58).

²² Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977, с. 131.

²³ Новгородская 1-я летопись старшего и младшего изводов. М.-, Л., 1950, с. 377; Азбелев С. Н. Указ. соч., с. 96.

²⁴ В других источниках это выступление приурочено ко дню Моисея Мурина, т. е. к 28 августа.

²⁵ Повести..., с. 58; Никоновская летопись, с. 55.

²⁶ Пашуто В. Т. «И въскипе земля Руская...». — Ист. СССР, 1980, № 4, с. 86.

²⁷ Князь Ягайло «совокупил литвы много, и варяг, и жемоти, и прочаа» (Никоновская летопись, с. 55).

²⁸ Симеоновская летопись. — ПСРЛ, СПб., 1913, т. 18, с. 129.

²⁹ Никоновская летопись, с. 54,

²⁰ Березуй (Береза, Березай, Берестей) находился в 4 км южнее г. Венева, на месте с. Березова, где сохранилось городище (Сахаров И. П. Памятники Тульской губернии. СПб., 1851, с. 12).

³¹ В 1379 г. Дмитрий Ольгердович лишился Трубчевска, пе­решел на сторону Москвы и получил «в кормлением Переяс-лавль-Залесский. Однако в 1380 г. переяславцамя командовал не он, а А. Серкизов. Возможно, что Дмитрий Ольгердович, вплоть до своей смерти в 1399 г. носивший титул князя Брянского, был связан с Брянском, оказавшимся в составе Литвы (ср.: Со­ловьев А. В. Автор Задонщины и его политические идеи. — ТОДРЛ, М.; Л., 1958, т. 14, с. 184—185).

³² Согласно В. Н. Татищеву, к Березую войска подошли 1 сентября (см.: Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1965, т. 5, с. 144). 5 сентября из этого места были направлены под Мамаеву орду «избранные свои» разведчики.

³³ Ермолинская летопись. — ПСРЛ, СПб., 1910, т. 23, с. 125.

³⁴ Никоновская летопись, с. 56.

³⁵ Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII—XV вв. Л., 1976, с. 7 ел.

³⁶ Повести..., с. 61, 75. ³⁷ Там же, с. 33.

СОСТАВ И БОЕВОЕ, ПОСТРОЕНИЕ АРМИИ

 

Имеющиеся источники позволяют представить итого­вый состав подошедшей к Дону общерусской федератив­ной армии и территорию ее мобилизации (рис. 1). Для определения района сбора войска небесполезно указать города — источники контингентов. Эти места устанавли­ваются по именам военачальников или самих ополчений. Учтем при этом, что за каждым городом нередко кроются округа, области, целые земли, а также многочисленные села, вотчины и пожалования с тем же названием.

В Москву, как упоминалось выше, пришли рати из Белоозера, Ярославля, Ростова, Холма (Тверского), Серпу­хова, Боровска, Устюга. В Коломне к ним прибавились воины из Москвы, Владимира, Переяславля-Залесского, Юрьева, Костромы, Новгорода Великого, Ельца, Городца Мещерского, Мурома, Друцка и самой Коломны. К Бере-зую подошли люди из Пскова, Брянска и, возможно, неко­торых русско-литовских городов, например Полоцка. К Дону, о чем свидетельствует список полков, сохранившийся в Новгородской

4-й летописи по списку Дубровского, сошлись отряды из Оболенска, Тарусы, Новосиля, Смоленска, Мологи, Стародуба и Кашина. Согласно спи­ску боярских потерь на Куликовом поле, помещенному в Сказании о Мамаевом побоище, и упоминаниям в дру­гих источниках, в битве сражались выходцы из Дмитрова, Можайска, Звенигорода, Углича, Галича, Ржевы, Дорого-бужа,¹ а также приведенные, видимо, братьями Ольгердо-вичами литовские паны.

 

Допустимо расширение названного перечня. Так, уча­стие в Куликовской битве контингентов из Суздаля и Нижнего Новгорода обычно не учитывается. Действи­тельно, в 1370-х гг. это княжение подвергалось неодно­кратным татарским погромам и вряд ли могло выставить в 1380 г. многочисленный отряд. Однако какое-то присут­ствие нижегородских и суздальских воинов в Донской армии возможно. В разных списках Сказания о Мамаевом побоище среди убитых упомянуты 50 бояр из Суздаля и от 50 до 100 — из Нижнего Новгорода. Под погибшими

в данном случае можно понимать не только бояр, но и де­тей боярских, и слуг вольных. В упоминавшемся списке боярских потерь разумелись скорее всего младшие и сред­ние командиры. Их перечень раскрывает наименование тех ополчений, в которых они находились во время битвы. Список боярских потерь, думаю, имеет реальную основу и на примере суздальцев и нижегородцев. В. II. Татищев, пользовавшийся какими-то несохранившимися докумен­тами, отметил в составе засадного полка князя Дмитрия Нижегородского.² Среди сражавшихся на Куликовом поле 58-летнего Дмитрия Константиновича Нижегородского не было. Однако, являясь союзником Москвы, он мог оказать ей какую-то военную поддержку. Косвенным подтверж­дением участия отрядов из Суздаля и Нижнего Новгорода в войне 1380 г. служит их присутствие в крупных обще­русских походах 1375 и 1386 гг.

 

Итак, территория сбора войск охватывала основной массив великорусских земель от Верховских княжеств на юге до Пскова, Новгорода и Белоозера на севере. В по­сылке ратей участвовало, по суммарным подсчетам, не менее 36 городов. Сбор такого войска занял в общей слож­ности около 30 дней. Это при растянутости путей и ско­рости передвижения для своего времени было своеобраз­ным рекордом. Дальние «вои», чтобы попасть на Дон, должны были преодолеть 750—900 км. К Дону сошлись ратники не только великого князя московского и подруч­ных ему князей, но и формально независимых Ярослав­ского, Ростовскою, Тверского, Смоленского, Тарусского, Елецкого, возможно, Суздальско-Нижогородского кня­жеств, а также Белоозера, Новгорода Великого, Пскова, Верховских и некоторых русско-литовских областей.³ С учетом того что в данном собрании отсутствовали ря-занцы, а некоторые области, по-видимому, прислали лишь часть своих сил (например, тверичи), войско Дмитрия Ивановича было собрано не со всей, но заведомо большей части территории тогдашней Руси. Эта армия, хотя и не исчерпала всех мобилизационных возможностей русских земель, однако по территориальному охвату и представи­тельности состава была небывалой. Она демонстрировала силы складывающейся русской народности, объединив­шиеся в едином общенародном деле.⁴ Мобилизация 1380г. продемонстрировала великое сплочение Руси на решаю­щем повороте ее истории.

Перед битвой сначала на берегу Дона,⁵ а затем еще раз на Куликовом поле армия была построена в боевой порядок,⁶ заметно отличавшийся от походного. Затягивать построение подошедшего к месту битвы войска было бы рискованно. Согласно Сказанию о Мамаевом побоище, один из разведчиков, Семен Мелик, прискакавший с вестью о приближении Мамая, советовал командующему заранее «исплъчитися, да не предварять погании».⁷ В случае вне­запного, нападения на «неуряженное» войско (как это, например, случилось на р. Пьяне) оно не могло оказать ор­ганизованное сопротивление. Поэтому полки были зара­нее построены опытным воеводой Дмитрием Боброком Во­лынским.

 

Во время этого построения были определены располо­жение полков, их состав, расставлены пехота и конница, окончательно подсчитаны ратники, установлено взаимо­действие отрядов. Подразделениям, очевидно, сообщили порядок ведения боя и тактические правила, которым они неуклонно должны были следовать. Каждый полк и отряд имели свои особые стяги: «Полци же идоша, елико как кому повелеша по поучению».⁸

 

Как реально происходило «поучение» полков, можно раскрыть на примере тактически и хронологически близ­кого событиям 1380 г. описания, связанного с Грюнвальд-ской битвой: «Великий князь Литвы (Витовт.— А. К.) в этот день (6 июля 1410 г. — А. К.) занимался построе­нием литовского войска, разделив его по стародавнему обычаю предков по клиньям и отрядам⁹ (per cuneos et turmas)... Такие клинья, сомкнутые и скученные, не до­пускали разряженности рядов, но один клин держался раз­дельно от другого... Под конец великий князь Литвы пре­доставил этим клиньям сорок знамен, которые мы назы­ваем хоругвями (banderia), и велел каждому клину и отряду следовать под своим знаменем и подчиняться своему начальнику».¹⁰

 

Как при Грюнвальде, так и на Куликовом поле кроме знамен отдельных подразделений развевалось и общевой­сковое, великокняжеское. Оно находилось в большом пол­ку, было красным, с изображением нерукотворного Спа­са.¹¹ Это знамя в сражении располагалось в зоне види­мости всех полков и служило для них своеобразным ориен­тиром во время боя и маневра. Местонахождение главно­командующего и главного знамени определяло централь-

ное местоположение большого полка. Но заслуживающему признания сообщению В. Н. Татищева: «Тогда (утром в день битвы на Куликовом поле. — А. К.) князь великий созва вся князи и уложиша, яко князю великому быти в средине и смотрети на вся полки, камо потребно будет помогати».¹² Действительно, как свидетельствовали источ­ники, Дмитрий Иванович в начале сражения был в боль­шом полку. Известие Татищева не расходится с приемами полковождения того времени, заключавшимися в посылке находящимся в боевых порядках полководцем подкрепле­ний на помощь отрядам, уже вступившим в сражение. Например, в Грюнвальдской битве, по тактическим дета­лям близкой Куликовской, один из главных предводите­лей союзной армии, Витовт, в ходе боя «действовал среди польских отрядов и клиньев, посылая взамен усталых и измученных воинов новых и свежих и тщательно следя за успехами той и другой (воюющей. — А. К.) стороны».¹³ Своевременное введение в дело резервов сыграло немалую роль в победоносном для славян исходе исторической битвы. Скрытые резервы (о чем пойдет речь ниже) были выделены русским командованием и на Куликовом поле. Не был ли этот опыт в какой-то мере учтен польско-ли­товской коалицией 30 лет спустя?

 

Объезжая выстроившиеся в боевом порядке полки, Дмитрий Иванович давал воинские наставления. Сказание о Мамаевом побоище сохранило подробности, которые обычно опускались при описании других военных эпизо­дов средневековья. Ободряя за день до битвы ратников, полководец говорил о главнейшем правиле успешного боя:

нерушимости и строгом порядке строя. «Зде пребудите, братие, на местех своих немятущеся. Койждо вас ныне учредитеся, утре (т. е. 8 сентября. — А. К.) бо неудобь мощно так учредитися; ¹⁴ уже бо гости наши приближа­ются».¹⁵ Сам вид подготовившегося к схватке войска все­лял в бойцов уверенность к ратному подвигу, которого Русь ждала «за многа дни».¹⁶

 

Драгоценные подробности построения войска сохрани­лись в росписи «уряженных» перед битвой полков, нахо­дившейся в составе Новгородской 4-й летописи по списку Дубровского.¹⁷ Источник дошел в рукописи, относящейся к 40-м гг. XVI в., но по своим сведениям восходит к бо­лее раннему времени. Составитель этой летописи, как счи­тает С. Н. Азбелев, пользовался материалами не только

новгородского происхождения, но и московского государ­ственного архива,¹⁸ и, уточню, записями военного дело­производства, которые для XIV в. вполне допустимы.¹⁹ В пользу достоверности «разряда» полков по списку Дуб­ровского, как будет показано ниже, следует отнести его соответствие с имевшей место после сражения записью о потерях полковых командиров. Полки рассматриваемой росписи по описанию, правда, совершенно не совпадают с теми, что эпизодически упомянуты при описании битвы в Сказании о Мамаевом побоище. Это расхождение, по-ви­димому, объясняется тем, что в Сказании использована только роспись полков коломенского смотра, перенесен­ная, да и то частично, на перипетии самой битвы. Упомя­нутые в Сказании имена военачальников и названия ра­тей знакомы нам по Коломне, но почти не дополнены таковыми подоспевших позже пополнений.²⁰ Между тем на берегу Дона произошло перестроение армии из поход­ного в боевой порядок. Изменились ее состав и числен­ность, на передний план выдвинулись, видимо, иные фор­мирования и их новые командиры. Умолчание списка Дубровского о некоторых известных по Коломне отрядах не должно смущать. Областные рати были разновеликими. Мелкие отряды объединялись с другими, укрупнялись. Вполне закономерно, что на месте исчезнувших старых могли появиться новые соединения. Общая компоновка армии подверглась переоформлению.

 

В росписи полков донского смотра отмечены воена­чальники, в большинстве участвовавшие в походе на Тверь 1375 г. (13 из 23).²¹ Их имена исторически реальны и по большей части удостоверяются по другим источни­кам. Все это современники Дмитрия Донского, судя по всему, опытные воины. Среди них оказались московские воеводы, подручные князья, выходцы из Литвы — Ольгер-довичи, владетели, по разным причинам оставившие свои, к примеру, отошедшие к Литве города.²² Подытоживая все наблюдения, «вряд ли стоит сомневаться в том, что летопись Дубровского сохранила нам подлинное „уряже-ние" полков»,²³ подошедших к Куликову полю.

 

Согласно росписи полков по списку Дубровского, на берегу Дона было построено не пять, как в Коломне, а шесть полков (схема 2). Шестой—засадный («запад­ный»), как известно, выступил в критический момент сра­жения, что и предрешило его исход. Во главе каждого

Сторожевой полк

Михаил Иванович Окимфович (Акт

фович)

Кн. Семен Константинович Оболенский Ки. Иван Тарусский Андрей Серкизов

Передовой полк

Кн. Андреи Ольгердович

Кн. Дмитрий Ольгердович

Микула Васильевич

Кн. Федор Романович Белозерский

Полк левой руки Большой полк Полк правой руки

Кн. Василий Василь­		Вел. кн. Дмитрий		Кн. Андрей Федоро­
евич Ярославский		Иванович		вич Ростовский
Лев Морозов		Иван Родионович		Федор Грунка
Федор Михайлович		Квашня		Кн. Андрей Федоро­
Моложский		Михаил Бренко		вич Стародубский
		Кн. Иван Васильевич
		Смоленский

Засадный полк

Кн. Владимир Андреевич

Дмитрий Михайлович Боброк Волынский

Кн. Роман Михайлович Брянский

Кн. Василий Михайло­вич Кашинский

Кн. Роман Семенович Новосильский

Схема 2. Боевое построение полков на Куликовом поле

 

подразделения названо от трех до пяти командиров. Обра­щает внимание определенное «уставное» распределение полковых начальников. Их число с несомненностью ука­зывает на наличие внутри полков нескольких самостоя­тельных отрядов. В сторожевом, передовом, большом пол­ках их было по четыре, на крыльях — по три, в засадном полку — сразу пять. В общей сложности в войске насчи­тывались 23 отряда. Речь несомненно идет об отдельных формированмях—«стягах», появившихся в боевой прак­тике, как упоминалось, не позже второй половины XII в.

В Сказании о Мамаевом побоище (основная редакция) стяги упомянуты в качестве и воинских знамен, и войско­вых подразделений. И то и другое соответствует истине. Войско представлено в Сказании строем богатырей с под­нятыми и развевающимися знаменами. Затем говорится о подсечении знамен во время битвы. В последнем случае добавлено с намеком на воинское упорство: «Не истре-бишася-божиею милостию, нъипаче укрепишася».²⁴ Унич­тожение в бою знамени было равноценно крушению воин­ского строя и бегству всего отряда. Не исключено, что в таких случаях предусмотрительные командиры вместо «подсеченного» стремились развернуть запасное знамя. Сохранение же стяга во время рукопашной вселяло уве­ренность в видевших его бойцов. Знамя олицетворяло стро­гий боевой порядок, что описано в Сказании о Мамаевом побоище в эпизоде выступления русских утром 8 сен­тября, когда «койждо въин идеть под своим (отряда. — А. К.) знаменем».²⁵ Даже увлекшись преследованием и нарушив строй, воин, как это и отмечено в источнике, должен был вернуться к своему стягу. Наконец, ясное указание на стяг как отдельный отряд приурочено в Ска­зании к выступлению засадного полка: «А стязи их (рус­ского воинства.— А. К.) направлены крепкым въеводою Дмитрием Волынцем».²⁶ Речь идет здесь не о знаменос­цах, а об отрядах, внезапно атаковавших татар из-за лес­ного укрытия. Все приведенные свидетельства о «стягах» лишний раз подтверждают то, как точно отображены в источнике достоверные воинские детали, почему-то до сих пор должным образом не оцененные специалистами.

О строгом соответствии внутриполковых «стягов» всем явившимся на битву городовым и областным ополчениям говорить не приходится. Первых насчитывалось 23, а вторых не менее 40.²⁷ Возможно, что ряд мелких кон-тингентов был поглощен более крупными. Лишь некото­рые отряды состояли из нескольких монолитных по месту жительства групп воинов. Так, в передовом полку оказались псковичи, брянцы. белозерцы и коломенцы. Со­став других полков был, очевидно, более пестрым. В боль­шом и засадном полках находились москвичи, включая двор великого князя, но они не были там единственными.

Мелкие тактические единицы, состоящие из господина и его слуг, ни в списке Дубровского, ни в других рассмат­риваемых документах не упомянуты. Однако такие еди-

ницы, судя по списку убитых в битве «бояр» — в боль­шинстве мелких и средних командиров, существовали и входили в состав отрядов, образуя их первичные ячейки. Численность подобной группы — 10 человек — один раз приведена в Забелинском списке Сказания о Мамаевом побоище.²⁸ В какой степени это исчисление приложимо к другим мелким подразделениям, судить трудно. Средняя цифра окажется здесь, вероятно, несколько меньшей.

Участие в боевом построении шести полков — 23 отря­дов — нуждается в еще одном пояснении (в литературе оно не дано). Привлечем для этого близкие по времени рассматриваемым событиям данные о военном устройстве армии Тимура.²⁹ Они очень подробны, по многим деталям международны и (с долей вероятности) помогают рас­крыть тактический смысл построения собравшейся на Дону армии.

 

Военные Установления, приписываемые среднеазиат­скому полководцу, предусматривали для конной армии до 40 тыс.³⁰ ее членение на шесть корпусов (полков) и 14 отрядов. Полк насчитывал до трех отрядов и строился в два эшелона: один отряд впереди, два — сзади. Стоящие сзади отряды следили за положением переднего и в кри­тический момент вместе или поодиночке выдвигались к нему на помощь. Такое построение корпуса, чем-то на­поминающее клин, обеспечивало весьма эффективное вза­имодействие отряда во время боя, последовательные атаки отрядов, их подтягивание к линии боя, фланговые удары, отходы и перестроения. Что касается строя всей армии, то он с учетом конкретных условий расположения полков на местности приобретал расчлененный по фронту и эшелонированный в глубину характер.

 

Тактические правила тимуровской армии, ее упомяну­тая выше численность, членение на отряды и корпуса (полки) — все это в определенной мере напоминает рус­ское полковождение и пригодно для детальной расшиф­ровки ряда слишком кратко или отрывочно описанных подробностей Куликовской битвы. В перечне военно-так­тических совпадений обращает внимание прием последо­вательных атак вступившего в битву войска. Реальность этого приема доказывается летописью. С 1323 г. при опи­сании сражений упоминаются суимы (соступы или схват­ки).³¹ Наиболее кровопролитным был первый суим, не­редко предрешавший участь всего сражения. За первой

 

Рис. 2. Построение полков и отрядов на берегу Дона. Схема-рекон­струкция.

Цифры — номера отрядов (даны в предполагаемой последовательности их выдвижения к линии боя).

 

схваткой, если она не достигала конечного результата, волнообразно следовали следующие. Теоретически атака последнего отряда оканчивалась победой или поражением. На практике же развязка чаще всего наступала раньше, особенно когда противники в надежде добиться успеха бросали в бой одновременно несколько подразделений или даже все силы. В таком случае сражение, начавшееся с серии сшибок, могло уже в своей первой фазе перера­сти в решающую общую рукопашную.

 

С редкой документальностью поотрядный бой в Кули­ковской битве описал немецкий историк конца XV в. А. Кранц. Имея в виду русских и их противников, он сообщал, что «и тот и другой народ не сражается стоя (в позиции) крупными отрядами, а, набегая этими отря­дами, по обыкновению бросает метательные орудия, пора­жает (копьями и мечами), а затем отступает назад».³²

Именно этой системе возможных последовательных схва-ток и отвечало построение полков армии великого князя Дмитрия, расположенных не менее чем шестью эшело­нами (рис. 2).

 

Итак, роспись полков русской армии позволяет (ко­нечно, с долей гипотетичности) уловить тактический смысл ее построения. За перечислением командиров уга­дывается разделение войска на полковые отряды, которые были готовы к выполнению разных по сложности боевых задач. Осуществляя эти задачи, основные части армии вовсе не обязательно должны были располагаться так, как это было записано в названии самих полков. Сообразуясь с условиями, подразделения могли менять позицию и не составлять того вытянутого линейного фронта, который обычно представляется при чтении источников. В целом перед нами, хотя, может быть, не полностью раскрытый, пример, показывающий, какого тактического усложнения достигло военное искусство XIV в.

 

Приготовления к бою русского войска показательны. Они обнаруживают, что русские командиры, как ни вли­яли на них привычные условия мелких полевых стычек и обороны в городах, сумели овладеть передовыми междуна­родными приемами боя, смогли организовать невиданную по масштабам операцию и при этом выдвинули собствен­ные новации. К числу последних следует отнести выделе­ние общего и частного тактических резервов: засадного полка и подразделения, стоявшего сзади большого полка.³³ Действия этих отрядов были рассчитаны на внезапный удар во фланг и тыл вклинившегося в русские боевые построения противника.

 

Засадный полк был скрыт в дубраве. Окрестности Ку­ликова поля позволили осуществить эту воинскую хит­рость, как известно, решающим образом повлиявшую на исход дела. Несомненно, что место сражения, предостав­лявшее русскому командованию определенные преиму­щества, было намечено заранее и учтено при построении войск и планировании их будущих действий. Выбор поля битвы и предрешил намеченную утром 8 сентября пере­праву армии через Дон. Это решение отрезало ей пути к отступлению, но зато обеспечивало удобное для «рус­ского боя» Куликово поле.

 

Источники Куликовского цикла единогласно называют место битвы «за Доном на усть Непрядве».³⁴ В Задон-

р5

щине Куликово поле многократно связывается с р. Непря-двой. Местоположение этого поля сомнений не вызывает.⁸⁵ Оно вполне определенно описано еще в конце средневе­ковья. В писцовой книге 1670 г. в пределах Куликова поля и на его окраинах упомянуты Татинский брод (у с. Та-тинки), села Богородицкое и Буйцы (оба на левом берегу р. Непрядвы), р. Смолкач (Смолка), Донковская дорога, Дубенскшг и Ситенский отвершники (развилины рек Ду-бика и Ситки).³⁶ Все приведенные топонимы локализу­ются на местности и оконтуривают пространство в попе­речнике, равное примерно 20 км (считая от устья Смолки до Ситки). На территории поля, особенно в районе пред­полагаемой ставки Мамая на Красном холме, найдены при распашке подтверждающие факт битвы предметы воору­жения, энколпионы, образки. Здесь же находятся возник­шие, правда, в позднее время поселения с такими назва­ниями, как с. Куликовка, сельцо Куликово, хут. Сабуров, а также остатки зеленой дубравы, древние захоронения.³⁷ Все эти данные позволили еще в 1821 г. не только опо­знать примерное место сражения, но и составить план местности.³⁸

 

Расположенное между Доном и Непрядвой Куликово поле было в древности пересечено оврагами, покрыто ку­старником, рощами, а по берегам протекавших здесь рек Смолки, Курцы, Нижнего, Среднего и Верхнего Дубика — густыми лесными зарослями.³⁹ До второй половины XVI в. это место, находившееся «с приходу крымских людей», было безлюдным, а отдельные непрядвинские дубравы тя­нулись примерно на 7 км.⁴⁰ В настоящее время рассмат­риваемая местность несколько изменилась. Дубравы вы­рублены, речки частью пересохли, распашка сгладила не­ровности, образовались, возможно, новые овраги.⁴¹ Ныне, по словам старожила, здесь голая степь, а тогда, в 1380 г., она была окаймлена лесами и площадь, где дрались, была меньше, чем кажется теперь.⁴²

 

В результате топографического изучения местности была примерно обозначена территория (в зоне Богоро­дицкое—Рожествено—Ивановка—Даниловка, размером 8Х10 км), на которой и следовало искать место сраже­ния. По заключению Д. Масловского, «местность, наибо­лее удобная для действия конницы, будет около сходя­щихся верховьев речек Смолки и Нижнего Дубика на протяжении 4 верст».⁴³ Это в общем убедительное опреде-

ленив не исключает дальнейших уточнений. С такой це­лью удалось составить план Куликова поля, учитывающий ряд вековых изменений местности (рис. 3). На него нане­сены речки, какими они были в начале XIX в., т. е. до того как начали пересыхать, а также вырубленные ныне дубравы.⁴⁴ Точности ради отметим, что долины частью пересохших речек сохранились и указывают места расти­тельности, особенно густой в этих влажных низинах. В итоге доступное для битвы пространство представляется приблизительно равным в ширину не более 2.5—3 км при длине (между удобными для наблюдения за ходом боя возвышенностями) около 4 км.⁴⁵