– Уж точно не такие, – сказала она. – Кури, как твой отец? Что? Наверное, со старых времён. Но тут в столовой хватает странной хрени. Не поверишь, включая настоящие сигареты. Всякие «Лаки», «Честерфилд» и «Кэмэл», как в старых фильмах от «Тёрнер Классик Мувиз». У меня есть соблазн попробовать, но блин, они стоят дофига жетонов.
– Настоящие сигареты? Не для детей же?
– Здесь живут одни только дети. Сейчас не много. Морин говорит, возможно, привезут ещё. Не знаю, откуда она берёт информацию, но обычно она права.
– Сигареты для детей? Что это? Остров радости? – Не то, чтобы ему сейчас было очень радостно.
Она засмеялась.
– Как в «Пиноккио»! Точняк! – Она подняла ладонь. Люк дал ей пять и почувствовал себя немного лучше. Хотя было трудно сказать, почему.
– Как тебя зовут? Я же не могу постоянно называть тебя белым мальчиком. Это как-то по-расистски.
– Люк Эллис. А тебя?
– Калиша Бенсон. – Она подняла палец. – А теперь минутку внимания, Люк. Ты можешь называть меня Калиша или просто Ша. Но не зови меня умницей.
– Почему? – Он всё ещё пытался собрать мозги в кучу, но безуспешно. Он съел вторую половину сигареты, с ненастоящим угольком на конце.
– Потому что так говорят Хендрикс и остальные козлы, когда делают уколы или проводят тесты. Я собираюсь вставить иглу в твою руку, это будет больно, но потерпи, будь умницей. Я собираюсь взять посев из зева, ты будешь извиваться, как блядский червак, но крепись, будь умницей. Мы собираемся окунуть тебя в бак, но ты просто задержи дыхание и будь умницей. Вот, почему ты не можешь называть меня умницей.
Люк почти не обратил внимания на сказанное о тестах, хотя задумается над этим позже. В его голове крутилось другое слово: блядский. Он слышал его от многих мальчишек (они с Рольфом сами часто пользовались им), и он слышал его от той красивой рыжеволосой девушки, которая могла бы сдать АОТ, но никогда от девочки одного с ним возраста. Будто он раньше жил в каком-то своём мирке.
Она положила ладонь ему на колено, от чего у него слегка затрепетало в груди, и серьёзно посмотрела на него.
– Но мой тебе совет: будь умницей, как бы хреново это не было, что бы они не совали тебе в глотку или в задницу. Хотя я ничего не знаю о баке, никогда не была в нём сама, а только слышала, но я знаю, что пока они проводят опыты, ты будешь оставаться в Передней Половине. Не знаю, что творится в Задней и не хочу знать. Всё, что я знаю о Задней Половине, так это то, что она как тараканья ловушка: дети заходят, но не выходят. Во всяком случае, сюда они не возвращаются.
Люк посмотрел в ту сторону, откуда пришёл. Там было много мотивационных плакатов, а ещё много дверей, примерно по восемь на каждой стороне коридора.
– Сколько здесь детей?
– Пять, включая тебя и меня. В Передней Половине никогда не бывает много народа, но сейчас тут вообще, как город-призрак. Дети приходят и уходят.
– Беседуя о Микеланджело[34], – прошептал Люк.
– А?
– Так, ничего. Что…
Одна из двойных дверей в конце коридора открылась и появилась женщина в коричневом платье, спиной к ним; она с чем-то возилась, упираясь пятой точкой в дверь. Калиша вскочила на ноги.
– Эй, Морин, эй, погоди, сейчас поможем.
Поскольку сказано было «мы», а не «я», Люк поднялся и поспешил за Калишей. Когда он подошёл ближе, то увидел, что коричневое платье на самом деле было своего рода формой, как у горничной в каком-нибудь роскошном отеле, – по крайней мере, отчасти, так как форма не была украшена оборками или чем-то подобным. Женщина пыталась перекатить тележку для белья через металлический порог между коридором и большим помещением за ним, которое выглядело, как гостиная – там были столы, стулья, и окна, пропускающие яркий солнечный свет. Ещё там был телевизор размером с киноэкран. Калиша открыла вторую дверь, чтобы расширить проход. Люк взялся за тележку (сбоку было написано ДАНДУКС) и помог женщине протолкнуть её в коридор так называемого общежития. Тележке лежали простыни и полотенца.
– Спасибо, милок, – сказала она. Это была женщина в возрасте, с изрядным количеством седины в волосах, и выглядела она усталой. На табличке на её выпирающей левой груди было написано: МОРИН. Она оглядела его. – Ты – новенький. Люк, да?
– Люк Эллис. Откуда вы знаете?
– Из ведомости. – Она вытащила из кармана сложенный вдвое листок бумаги, затем засунула обратно.
Люк протянул руку, как его учили.
– Рад познакомиться.
Морин пожала её. Она показалась ему довольно милой, поэтому он и правда был рад встрече. Но не был рад нахождению здесь; ему было страшно, и он беспокоился за родителей, а также за себя. Они, должно быть, уже хватились его. И вряд ли поверили в побег, но увидев его спальню пустой, какой ещё они моги сделать вывод? Полиция скоро начнёт его искать, если уже не начала, но если Калиша была права, то искать будут очень далеко отсюда.
Ладонь Морин была тёплой и сухой.
– Я – Морин Алворсон. Здешняя экономка и уборщица. Твоя комната будет в чистоте и порядке.
– И смотри, не нагружай её работой, – сказала Калиша, строго посмотрев на него.
Морин улыбнулась.
– Ты золотце, Калиша. Он не кажется неряхой, как этот Ники. Он как Грязнуля из комикса «Пинатс». Он сейчас в своей комнате? Не видела его на игровой площадке с Джорджем и Айрис.
– Вы же знаете Ники, – сказала Калиша. – Для него день начинается в обед.
– Тогда займусь остальными, но докторам он нужен к часу. Если сам не встанет, они подымут его. Рада была познакомиться, Люк. – И она ушла по своим делам, теперь уже толкая тележку перед собой, а не волоча следом.
– Пошли, – сказала Калиша, взяв Люка за руку. Беспокоился он или нет за своих родителей, но он ещё раз ощутил этот трепет.
Она потянула его в гостиную. Он хотел осмотреть помещение, особенно торговые автоматы (настоящие сигареты, разве такое возможно?), но как только дверь за их спинами закрылась, Калиша посмотрела ему в глаза. Она выглядела серьёзной, почти суровой.
– Не знаю, сколько ты ту пробудешь – сколько тут пробуду я, если уж на то пошло, – но пока ты здесь, будь добр с Морин, ясно? В этом месте полно всяких злобных говнюков, но она не одна из них. Она хорошая. И у неё проблемы.
– Какие проблемы? – спросил он из вежливости. Он смотрел в окно на то, что было похоже на игровую площадку. Там было двое детей, мальчик и девочка, вроде бы одного с ним возраста или немного постарше.
– Например, ей кажется, что она чем-то болеет, но не хочет идти к доктору, потому что не может позволить себе болеть. Она зарабатывает около сорока тысяч в год, а долгов на сумму вдвое больше. Их нахватал её муж, пока не сбежал. И они продолжают расти, ясно? Проценты.
– Виг, – сказал Люк. – Так их называет мой папа. Сокращение от вигоришь. От украинского слова, означающего «прибыль» или «выигрыш». Это бандитский термин, и папа говорит, что кредитные компании в основном все бандитские. Судя по процентам, которые они взимают, он…
– Что? Прав?
– Ага. – Он перестал смотреть на детей снаружи – видимо, это были Джордж и Айрис – и повернулся к Калише. – Она рассказала тебе всё это? Ребёнку? Должно быть, ты спец по внутриличностным отношениям.
Калиша выглядела удивлённой, затем рассмеялась, уперев руки в бока и запрокинув голову. От чего была больше похожа на женщину, чем на ребёнка.
– Межличностные отношения! Ну ты и выдал, Люки!
– «Внутри», не «меж», – сказал он. – Если ты только не общаешься с группой людей. Например, проводишь консультации по кредиту или что-то в этом роде. – Он остановился. – Это, э, шутка. – И довольно неудачная шутка. Ботанская.
Она оглядела его оценивающим взглядом сверху до низу, снова вызывая этот щекотливый трепет.
– И насколько же ты умный?
Он смущённо пожал плечами. Обычно он не красовался – это был худший в мире способ для обретения друзей и влияния на людей, – но он был расстроен, растерян, взволнован и до смерти напуган. Всё тяжелее и тяжелее становилось не называть эту ситуацию похищением. Всё-таки, его забрали против воли, и если Калиша говорила правду, то он проснулся в тысячах миль от дома. Могли ли родители отдать его без сопротивления и боя? Вряд ли. Что бы ни произошло, он надеялся, что в это время они просто спали.
– Даже охренеть, какой умный. Ты ТП или ТК? Думаю, ТК,
– Не понимаю, о чём ты.
Хотя ему казалось, что понимал. Он подумал о том, как иногда дребезжали тарелки в шкафах, как дверь в его спальне закрывалась и открывалась сама по себе, и как в «Рокет Пицца» вибрировал поднос. А ещё о том, как в день АОТ теста мусорная корзина передвинулась сама по себе.
– ТП – это телепат. ТК – …
– Телекинетик.
Она улыбнулась и указала на него пальцем.
– Ты и правда умный мальчик. Телекинетик, верно. Ты один из двух. Считается, что одновременно обоих не бывает – по крайней мере, так говорят техники. Я – ТП. – Последнее она произнесла с некоторой гордостью.
– Ты читаешь мысли, – сказал Люк. – Конечно. Через день, да каждый день.
– Как ты думаешь я всё узнала о Морин? Она никогда никому не говорила о своих проблемах, она не такая. Но я не знаю подробностей, только в общих чертах. – Она задумалась. – И ещё знаю о каком-то ребёнке. Что странно. Я спросила её однажды, есть ли у неё дети, и она сказала, что нет.
Калиша пожала плечами.
– Я всегда умела это – не постоянно, а время от времени, – но не как супергерой. Если бы была супергероем, уже сбежала бы отсюда.
– Ты серьёзно насчёт этого?
– Да, и давай проведём тест. Твой первый из многих. Я загадала число между единицей и пятьюдесятью. Какое?
– Без понятия.
– Правда? Не врёшь?
– Абсолютно. – Он подошёл к двери в дальнем конце помещения. Снаружи мальчик кидал мяч в кольцо, а девочка прыгала на батуте – ничего особенного, только прыжки в сед и периодические развороты. Ни у кого из них не было заметно радости на лице. – Это Джордж и Айрис?
– Да. – Она присоединилась к нему. – Джордж Айлс и Айрис Стэнхоуп. Оба ТК. ТП – раритетные. Эй, умный мальчик, это правильное слово или нужно было сказать: «более редкие»?
– Подходит и то, и другое, но я бы сказал «более редкие». Раритетные звучит так, будто ты пытаешься завести подвесной мотор[35].
Она задумалась над этим, затем рассмеялась и снова указала на него пальцем.
– Неплохо.
– Мы можем выйти наружу?
– Конечно. Двери на площадку никогда не запирают. Но не то, чтобы хочется торчать там подолгу – насекомые здесь, в глуши, довольно лютые. В шкафчике, в твоей ванной, должен быть «Дит». Тебе стоит пользоваться им, хорошенько так намазываться. Морин говорит их станет меньше, когда появятся стрекозы, но я ещё не видела ни одной.
– Они хорошие ребята?
– Джордж и Айрис? Конечно, вроде бы. В смысле, не то чтобы мы были лучшими друзьями. Джорджа я знаю только неделю. Айрис появилась… ммм… кажется, десять дней назад. Что-то типа того. После меня здесь дольше всего живёт Ник. Ник Уилхолм. В Передней Половине не стоит рассчитывать на длительные, умный мальчик. Как я уже говорила, они приходят и уходят. И никто из них не беседует о Микеланджело.
– Как давно ты здесь, Калиша?
– Почти месяц. Я старожил.
– Тогда ты можешь рассказать мне, что тут происходит? – Он кивнул в сторону детей снаружи. – И они?
– Мы расскажем, всё что знаем, и что нам говорят санитары и техники, но у меня такое чувство, что большинство из этого ложь. Джордж думает также. Айрис, погоди-ка… – Калиша засмеялась. – Она как агент Малдер в «Секретных материалах». Она хочет верить.
– Верить во что?
Взгляд, которым она посмотрела на него, – одновременно мудрый и печальный, – снова сделал её похожей на взрослую женщину.
– Что это всего лишь небольшой крюк на великой дороге жизни, и в конце всё будет хорошо, как в «Скуби-Ду».
– А где твои родители? Как ты сюда попала?
Её взрослось куда-то исчезла.
– Не хочу сейчас говорить об этом.
– Ладно. – Пожалуй, он и сам не хотел. По крайней мере, пока что.
– И когда познакомишься с Ники, не обращай внимания на его тирады. Так он выпускает пар, и некоторые из его тирад… – Она задумалась. – Занимательны.
– Как скажешь. Сделаешь мне одолжение?
– Конечно, если смогу.
– Перестань называть меня умным мальчиком. Меня зовут Люк. Лады?
– Это я могу.
Он потянулся к двери, но она положила ладонь ему на запястье.
– И ещё кое-что перед тем, как мы выйдем. Обернись, Люк.
Что он и сделал. Она была примерно на дюйм выше. Он не знал, что она собирается поцеловать его, пока она не сделала это – настоящий поцелуй, прямо в губы. Она даже просунула язык между его губ на секунду или две, и это вызвало не просто трепет, а сильный толчок, будто он сунул пальцы в розетку. Его первый настоящий поцелуй. Рольф, подумал он (насколько вообще мог думать после этого), будет завидовать.
Она отстранилась, выглядя довольной.
– Это не настоящая любовь, ничего такого, чтоб ты понимал. Я даже не уверена, одолжение ли это, хотя может быть. Первую неделю здесь я провела в карантине. Никаких уколов для точек.
Она указала на плакат, висевший на стене рядом с автоматом со сладостями. На нём был изображён мальчик в кресле, радостно указывающий на кучу цветных точек на белой стене. Рядом стоял улыбающийся доктор (в белом халате, со стетоскопом на шее), положив руку на плечо мальчика. Сверху было написано «УКОЛЫДЛЯ ТОЧЕК!» А снизу «ЧЕМ БЫСТРЕЕ ВЫИХ ЗАМЕТИТЕ, ТЕМ БЫСТРЕЕ ВЕРНЁТЕСЬ ДОМОЙ!»
– И что, блин, это значит?
– Неважно. Мои предки были противниками прививок и через два дня после того, как я оказалась в Передней Половине, я заболела ветрянкой. Кашель, высокая температура, большие уродливые красные пятна – в общем, полный набор. Но думаю, с этим покончено, поскольку я выздоровела, и они снова проводят тесты, но, может быть, я всё ещё заразна. Если повезёт, получишь ветрянку и проведёшь пару недель попивая сок и смотря телек, вместо игл и МРТ.
Девочка на игровой площадке заметила их и помахала рукой. Калиша помахала в ответ, и прежде чем Люк успел что-нибудь ответить, открыла дверь.
– Пошли. Сотри это полусонное выражение со своего лица и познакомься с Факерами[36].
УКОЛЫДЛЯ ТОЧЕК
За дверью институтской столовой и гостиничной зоны с телевизором, Калиша обхватила Люка за плечи и прижала его к себе. Он подумал – понадеялся – что она снова собирается поцеловать его, но вместо этого она прильнула к его уху. Её губы щекотали кожу, вызывая мурашки.
– Говори о чём угодно, но не упоминай Морин, ясно? Мы думаем, они с не всегда подслушивают, но лучше соблюдать осторожность. Не хочу, чтобы у неё были проблемы.
С Морин, экономкой, было всё понятно, но кто такие они? Люк никогда не чувствовал себя таким растерянным, даже в четыре года, когда на пятнадцать нескончаемых минут разлучился с матерью в торговом центре «Молл-оф-Америка».
А тем временем, как и говорила Калиша, его нашли насекомые, маленькие чёрные, кружившие облаком вокруг его головы.
Большая часть площадки была покрыта мелким гравием. Зона с баскетбольным кольцом, где мальчик по имени Джордж продолжал кидать мяч, была заасфальтирована, а батут был окружён каким-то губчатым материалом, чтобы смягчить падение, если кто-нибудь прыгнет мимо края. Там был корт для шаффлборда, площадка для бадминтона, верёвочный курс, и группа цветастых цилиндров, которые маленькие дети могли собрать в туннели – не то, чтобы тут был хоть один малыш, чтобы воспользоваться ими. Также там были разные качели и горка. На зелёном шкафу, который стоял в окружении столиков для пикника, были таблички с надписями: «ИГРЫИ ИНВЕНТАРЬ» и «ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗВРАЩАЙТЕ ВСЁ НА СВОИ МЕСТА».
Игровая площадка была обнесена сетчатым ограждением высотой не менее десяти футов, и в двух углах Люк заметил камеры видеонаблюдения, направленные вниз. Позади ограждения был только лес, в основном сосны. Исходя из толщины стволов, Люк предположил, что им было около восьмидесяти лет. Формула из книги «Деревья Северной Америки», которую он читал одним субботним днём пару лет назад, была предельно проста. Не нужно подсчитывать количество колец. А нужно на глаз прикинуть окружность ствола, разделить её на число Пи, чтобы получить диаметр, и затем умножить на средний коэффициент роста северо-американских сосен, который составляет 4,5. Это было довольно просто, как и догадаться о том, что здешние деревья не вырубались уже довольно долгое время, может, пару поколений. Где бы не находился Институт, располагался он посреди старого леса, и значит посреди глуши. А об игровой площадке он первым делом подумал: если бы существовали тюремные прогулочный дворы для детей от шести до шестнадцати лет, то они выглядели бы именно так.
Девочка – Айрис – увидела их и помахала. Она дважды подпрыгнула на батуте – а вместе с ней и её волосы, собранные в хвостик, – затем прыгнула в сторону и приземлилась на губчатое покрытие, раздвинув ноги и согнув колени.
– Ша! Кто это тут у нас?
– Это Люк Эллис, – сказала Калиша. – Появился этим утром.
– Привет, Люк. – Айрис подошла и протянула руку. Она была худенькой девочкой и на пару дюймов выше Калиши. У неё было приятное, симпатичное лицо, а её щёки и лоб блестели, как предположил Люк, от смеси пота и средства от насекомых. – Айрис Стэнхоуп.
Люк пожал руку, чувствуя, что насекомые – в Миннесоте их называли мошкой, – уже начали покусывать его.
– Приятно познакомиться, хотя и неприятно находиться здесь.
– Я из Абилина, Техас. А ты?
– Миннеаполис. Это в…
– Я знаю, где это, – сказала Айрис.
– Край с миллиардом озёр, или какая-то такая херня.
– Джордж! – вскликнула Калиша. – Где твои манеры, молодой человек? Подойди-ка сюда!
– Сейчас, хотя подожди. Это важно. – Джордж провёл носком по краю асфальта, обозначив штрафную линию. Прижимая баскетбольный мяч к груди, он низким, напряжённым голосом сказал: – Что ж, ребята, после семи тяжелейших игр всё сводится к этому моменту. Дополнительное время, «Визардс» отстают от «Селтикс» на одно очко, и Джордж Айлс – только что со скамьи запасных – имеет все шансы на победу со штрафной линии. Если он возьмёт очко, у «Визардс» будет ничья. Если возьмёт второе, попадёт в историю, и возможно, его фотография украсит Зал славы баскетбола, и ему подарят кабриолет «Тесла»…
– Должно быть, сделанный на заказ, – сказал Люк. – «Тесла» пока что не выпускает кабриолетов.
Джордж не обратил внимания.
– Никто не мог предположить, что Айлс окажется в такой позиции, – и меньше всего сам Айлс. На стадионе «Кэпитал Уан Арена» воцаряется мёртвая тишина…
– А затем кто-то пердит! – выкрикнула Айрис. Она просунула язык между губ и издала долгий дребезжащий звук. – Смачно! И вонюче!
– Айлс делает глубокий вдох… дважды ударяет мяч об пол – его фирменный знак…
– Помимо языка без костей, у Джорджа ещё и богатая фантазия, – сказала Айрис Люку. – Так что привыкай.
Джордж окинул их троих взглядом.
– Айлс сердито смотрит на одинокого фаната «Селтикс», который дразнит его с трибуны… это девочка, которая выглядит настолько же тупой, насколько и уродливой…
Айрис издала ещё один звук пердежа.
– И вот Айлс перед корзиной… Айлс делает бросок…
Мимо.
– Господи, Джордж, – сказал Калиша. – Это было ужасно. Либо делай ничью, либо завязывай с этой блядской игрой, чтобы мы могли поговорить. Этот парень не знает, что с ним случилось.
– Как и мы, – сказала Айрис.
Джордж согнул колени и сделал второй бросок. Мяч покатился по дужке… будто сомневаясь… и упал в корзину.
– «Селтикс» победили, «Селтикс» победили! – закричала Айрис. Она подпрыгнула, как чирлидер, и потрясла невидимыми помпонами. – Теперь иди сюда и скажи «привет» новичку.
Джордж подошёл, отмахиваясь от насекомых. Он был невысоким и коренастым, и Люк подумал, что он может быть профессиональным баскетболистом только в своих фантазиях. Его бледно-голубые глаза напомнили Люку о фильмах Пола Ньюмана и Стива Маккуина, которые они с Рольфом любили смотреть по «Ти-Си-Эм»[37]. При мысли о том, как они оба валялись на диване перед телевизором и жевали попкорн, его затошнило.
– Ёу, чувак. Как звать?
– Люк Эллис.
– Я – Джордж Айлс, но эти две девчонки наверняка уже сказали тебе. Я для них – бог.
Калиша взялась за голову. Айрис показала ему средний палец.
– Бог любви.
– Адонис, не Купидон, – сказал Люк, углубляясь в тему. По крайней мере, пытаясь. – Адонис – бог желания и красоты.
– Как скажешь. Как тебе это место? Отстой, правда?
– А что это за место? Калиша назвала его Институтом, но что это значит?
– Можешь также называть его Приютом миссис Сигсби для беспутных детей-экстрасенсов, – сказала Айрис и плюнула.
Это было даже не то, чтобы войти в кинозал посреди фильма; это было, как включить сериал посреди третьего сезона. Ещё и со сквозным сюжетом.
– Кто такая миссис Сигсби?
– Главная сучка, – сказал Джордж. – Ты встретишься с ней, и вот, что я тебе скажу: не дерзи ей. Она не любит, когда ей дерзят.
– Ты ТП или ТК? – спросила Айрис.
– Полагаю, ТК. – На самом деле это было гораздо больше, чем предположение. – Иногда вещи вокруг меня двигаются, а так как я не верю в привидений, то, вероятно, это делаю я. Но не настолько, явно, чтобы… – Он умолк. Не настолько явно, чтобы поместить меня сюда, – вот, о чём он подумал. Но он был здесь.
– ТК-плюс? – спросил Джордж. Он направился к одному из столиков для пикника. Люк пошёл следом, а за ним обе девочки. Он мог вычислить приблизительный возраст окружавшего их леса, знал названия сотен видов бактерий, мог рассказать им о Хемингуэе, Фолкнере или Вольтере[38], но несмотря на это, никогда ещё не чувствовал себя таким отсталым.
– Даже не знаю.
Калиша сказала:
– Плюсами они – техники, санитары и врачи – называют детей наподобие меня или Джорджа... Хотя мы не должны этого знать…
– Но знаем, – закончила Айрис. – Это, так сказать, секрет Полишинеля. ТК- и ТП-плюсы могут делать это по своему желанию, по крайней мере, иногда. Остальные – нет. У меня вещи двигаются только когда я злюсь или сильно радуюсь, или от удивления. Но непроизвольно, как чих. Так что я обычная. Таких они называют «розовыми».
– Почему? – спросил Люк.
– Потому что, если ты обычный, то на бумагах в твоём досье будет стоять маленькая розовый кружок. И этого мы тоже не должны знать, но как-то раз мне удалось заглянуть в своё досье. Иногда они бывают неосторожны.
– Ты лучше не лезь на рожон, а то они по неосторожности залезут тебе в задницу, – сказала Калиша.
– Розовые проходят больше тестов и получают больше уколов. Я была в баке. Отстойно, но не слишком, – сказала Айрис.
– Что за…
Но Джордж не дал Люку закончить.
– Я – ТК-плюс, и в моей папке нет ничего розового.
– Ты видел своё досье? – спросил Люк.
– А мне и не нужно. Я и так крутой. Смотри.
Не было заметно никакой концентрации в духе йогов; мальчик просто стоял на месте, но происходило что-то экстраординарное. (По крайней мере, экстраординарным это казалось Люку, потому что девочки не выглядели удивлёнными.) Облако мошкары, кружившее вокруг головы Джорджа, будто сдуло назад; они образовали что-то вроде хвоста кометы, словно их ударил сильный порыв ветра. Только ветра не было.
– Видал? – сказал он. – ТК-плюс в действии. Только длится это недолго.
И правда. Мошки уже вернулись обратно к его голове, и отпугивало их теперь только средство от насекомых.
– А что насчёт второго броска? – спросил Люк. – Ты мог бы подправить его?
Джордж с сожалением помотал головой.
– Хотела бы я увидеть здесь действительно сильного ТК-плюса, – сказала Айрис. Её воодушевление от знакомства с новичком прошло. Она выглядела усталой, напуганной и старше своего возраста, который Люк определил в пятнадцать лет. – Такого, чтобы к херам телепортировал нас отсюда. – Она села на скамейку возле столика и закрыла ладонью глаза.
Калиша села рядом и приобняла её.
– Ну хватит, всё будет в порядке.
– Нет, не будет, – сказала Айрис. – Посмотри на это, я подушка для иголок! – Она вытянула вперёд руки. На левой было приклеено два пластыря, на правой – три. Затем она быстро вытерла глаза и изобразила то, что Люк назвал бы деловитой миной. – Ну что, новичок, а ты можешь двигать предметы по своему желанию?
Люк никогда не обсуждал всякие «сознание-сильнее-материи» штучки – так же известные, как телекинез – ни с кем, кроме родителей. Его мама сказала, что люди будут нервничать, если узнают об этом. Его папа сказал, что это не самый важный его талант. Люк согласился с обоими, но эти ребята не нервничали и в этом месте это было важно. Без сомнений.
– Нет. Я не могу даже пошевелить ушами.
Они засмеялись и Люк расслабился. Это место было странным и пугающим, но, по крайней мере ребята казались нормальными.
– Время от времени двигаются разные вещи. Тарелки или столовые приборы. Иногда дверь закрывается сама по себе. Пару раз включалась лампа на столе. Но ничего особенного. Чёрт, я даже не был уверен, что это делаю я. Думал, может, это сквозняки… или глубокие подземные толчки…
Все они смотрели на него понимающими глазами.
– Короче, я знал об этом, – сказал он. – Родители тоже знали. Но ничего особенного.
Возможно, так и было бы, если бы он не был охренительно умным ребёнком, которого в двенадцать лет приняли не в один университет, а сразу в два. Предположим, у вас есть сын семи лет, который играет на пианино, как Ван Клиберн[39]. Кого-нибудь волнует, что он может показать пару простеньких карточных трюков? Или умеет шевелить ушами? Но он не мог сказать этого Джорджу, Айрис и Калише. Это прозвучало бы, как хвастовство.
– Ты прав, ничего особенного! – выпалила Калиша. – В этом-то и есть блядская загвоздка! Мы не Лига справедливости и не Люди Икс!
– Нас ведь похитили? – Пожалуйста, пусть они рассмеются. Пусть кто-нибудь скажет «конечно, нет».
– Ясен фиг, – сказал Джордж.
– Потому что ты на пару секунд можешь отогнать насекомых? Потому что… – Он подумал о том, как поднос упал со стола в «Рокет Пицце». – Потому что периодически я захожу в комнату и двери сами закрываются позади меня?
– Если бы они похищали людей из-за красоты, – сказал Джордж, – то Айрис и Ши тут не было бы.
– Трепло, – сказала Калиша.
Джордж улыбнулся.
– Офигеть, какая изысканная ответочка. Прямо уделала меня.
– Иногда мне так и хочется, чтобы тебя забрали в Заднюю Половину, – сказала Айрис. – Да простит меня Бог, но…
– Стой, – сказал Люк. – Постой-ка. Начни с начала.
– Это и есть начало, приятель, – сказал голос позади них. – К сожалению, возможно, и конец.
Люк предположил, что вновь прибывшему примерно шестнадцать, но позже узнал, что было на два года больше. Ники Уилхолм был высоким и голубоглазым, с копной нечёсаных волос, которые были чернее чёрного, и вероятно, требовали двойную порцию шампуня. На нём была мятая рубашка с воротником на пуговицах, выпущенная поверх мятых шорт, белые сползшие носки и грязные кроссовки. Люк вспомнил слова Морин о том, что он похож на Грязнулю из комиксов «Пинатс».
Остальные смотрели на него c настороженным уважением, и Люк мгновенно понял, почему. Калиша, Айрис и Джордж были рады нахождению здесь не больше, чем сам Люк, но они пытались сохранять позитивный настрой; за исключением эпизода с Айрис, от них исходила лёгкая аура беспечной придурковатости. Чего нельзя было сказать об этом парне. Сейчас Ники не выглядел обозлённым, но было ясно, что совсем недавно дела обстояли иначе. На его распухшей нижней губе виднелись заживающая рана, след уже сходящего синяка под глазом, и свежий синяк на щеке.
Значит, хулиган. В своё время Люк встречал парочку таких, они были даже в Школе Бродерика. Они с Рольфом старались держаться от них подальше, но если это место и есть тюрьма, мысли о которой уже приходили Люку, то значит от Ники Уилхолма не скрыться. Но остальные трое, казалось, не боялись его, и это был хороший знак. Ники, может, и злился из-за того, что крылось за этим нейтральным словом «Институт», но рядом со своими товарищами казался просто напряжённым. Сосредоточенным. И всё же, эти отметины на его лице предполагали безрадостные перспективы, особенно, если он не был хулиганом по природе. Что, если они остались от рук взрослого? Школьный учителя, занимающийся подобным не только в Бродерике, но и почти везде, был бы уволен, и возможно, засужен или даже арестован.
Он подумал о словах Калиши: «Мы больше не в Канзасе, Тото».
– Я – Люк Эллис, – он протянул руку, не зная, чего ожидать.
Ники проигнорировал его и открыл зелёный шкаф с инвентарём.
– Играешь в шахматы, Эллис? Эти трое ни хрена не умеют. Донна Гибсон могла продержаться, по крайней мере, половину игры, но её забрали в Заднюю Половину три дня назад.
– И мы больше не увидим её, – с грустью сказал Джордж.
– Играю, – ответил Люк, – но сейчас не хочется. Я хочу узнать, где я и что тут происходит.
Ник достал шахматную доску и коробку с фигурами. Он быстро расставил их по местам, щурясь через спадавшие на глаза волосы, вместо того, чтобы зачесать их.