Шериф Джон опустил глаза на заявление Тима.
– Тут сказано вам сорок два. Обычно – но не всегда – если к этому возрасту человек не готов…
Он замолчал, ожидая, как и бывает у копов, что Тим заполнит тишину. Но Тим промолчал.
– Может, со временем вы и доберётесь до Нью-Йорка, мистер Джеймисон, но пока что вы просто дрейфуете. Можно так выразиться?
Тим задумался над этим и согласился.
– Если я дам вам эту работу, откуда мне знать, что вы не вздумаете уехать отсюда через пару недель или через месяц? Дюпре – не самое интересное место на земле, или даже в Южной Кар’лине. Я хочу знать, сэр, можно ли на вас положиться.
– Я буду здесь. Всегда чувствуя ваш пристальный взгляд во время выполнения своих обязанностей. Если не справлюсь, вы просто уволите меня. Если я захочу уехать, я дам вам кучу намёков. Обещаю.
– Этой работы не достаточно для жизни.
Тим пожал плечами.
– Если понадобится, найду что-то ещё. Хотите сказать, здесь нет людей, работающих на двух работах, чтобы свести концы с концами? Кроме того, у меня есть кое-что для начала.
Шериф Джон посидел немного на месте, обдумывая услышанное, затем поднялся с кресла. Он сделал это с удивительной для такого тучного человека ловкостью.
– Приходите завтра утром, и мы всё решим. Часов в десять.
«Что даст вам достаточно времени, чтобы позвонить в Департамент полиции Сарасоты, – подумал Тим, – и узнать, правдив ли мой рассказ. А кроме того узнать, нет ли других пятен в моём деле».
Он встал и протянул руку. У шерифа Джона была крепкая хватка.
– Где вы остановитесь на ночь, мистер Джеймисон?
– В мотеле ниже по улице, если там есть свободные комнаты.
– О, у Норберта полно свободных комнат, – сказал шериф, – и сомневаюсь, что он попытается продать вам травы. Вы всё ещё немного смахиваете на копа. Если ваш желудок не имеет ничего против жаренного, заведение Бев работает до семи. Я лично неравнодушен к печени с луком.
– Спасибо. И спасибо, что согласились поговорить.
– Не за что. Это был интересный разговор. Когда будете заселяться в «Дюпре», скажите Норберту, что шериф велел дать вам хорошую комнату.
– Будет сделано.
– Но я бы всё равно проверил кровать на наличие жуков.
Тим улыбнулся.
– Мне уже это посоветовали.
На ужин в «Бевс Итэри» была жареная курица, стручковая фасоль и персиковый коблер. Не плохо. Другое дело – комната, которую ему выделили в мотеле «Дюпре». По сравнению с ней другие мотели по пути на север выглядели дворцами. Кондиционер в окне деловито дребезжал, но почти не давал прохлады. Из ржавой душевой лейки капало, сколько Тим не старался закрутить кран; в итоге он подложил под неё полотенце, чтобы заглушить нудный звук капель. Абажур на прикроватной лампе просвечивал в нескольких местах. Единственная картина в номере – навевающая тревогу композиция, изображающая парусное судно, экипаж которого полностью состоял из ухмыляющихся и, возможно, одержимых убийством чернокожих мужчин – висела криво. Тим поправил её, но она тут же снова покосилась.
Снаружи стоял шезлонг. Сиденье протёрлось, а ножки были ржавыми, как и неисправная лейка душа, но оно выдержало вес Тима. Он сидел на нём, вытянув ноги, отмахивался от жуков и смотрел на заходящее оранжевое солнце, проглядывающее через деревья. Глядя на него, Тим чувствовал себя одновременно счастливым и подавленным. В четверть девятого появился ещё один почти нескончаемый товарный поезд, пересекающий шоссе и направляющийся мимо складов на окраине города.
– Долбаный южно-джорджеский всегда опаздывает.
Тим оглянулся и увидел владельца и единственного вечернего работника этого прекрасного заведения. Он был худой, как рельс. Сверху – пёстрый жилет. На ногах – высоко задранные штаны цвета хаки, из-под которых торчали белые носки, и старые кроссовки «Конверс». Его крысиное лицо обрамляла причёска в стиле «Битлз».
– Да уж, – сказал Тим.
– Так-то не беда, – сказал Норберт, пожимая плечами. – Вечерний поезд всегда проходит мимо. Полуночный – почти всегда, если не нужно разгрузить дизельное топливо или свежие фрукты и овощи для магазина. Там дальше есть развязка. – Для демонстрации он скрестил указательные пальцы. – Одна линия ведёт в Атланту, Бирмингем, Хантсвилл и так далее. Другая идёт из Джексонвилла в Чарлстон, Уилмингтон, Ньюпорт-Ньюс и тому подобное. Чаще всего останавливается дневной поезд. Думаете поработать на складе? Обычно им требуется один-два парня. Но должна быть крепкая спина. Не как у меня.
Тим посмотрел на него. Норберт пошаркал кроссовками и улыбнулся, показав то, что Тим посчитал деревенскими зубами. Они были на месте, но выглядели так, будто скоро должны вывалиться.
– Где ваша машина?
Тим продолжал смотреть.
– Вы полицейский?
– Сейчас я просто человек, наблюдающий за заходом солнца, – сказал Тим, – и предпочёл бы делать это в одиночку.
– Всё, ухожу, ухожу, – сказал Норберт и развернулся, задержавшись лишь на секунду для последнего оценивающего взгляда через плечо.
Состав прошёл. Красные огни погасли. Шлагбаумы поднялись. Две-три машины, которые стояли на переезде, завелись и поехали. Тим наблюдал, как по мере заката солнце из оранжевого превратилось в красное; ночное небо краснеет – моряк веселеет, как сказал бы его дед. Он видел, как тени от сосен удлинились, переползли через шоссе 92 и слились воедино. Он был совершенно уверен, что не получит работу ночного стучащего, но, возможно, так было даже лучше. Дюпре, казалось, находился в дали от всего, был не просто перевалочным пунктом, а самым настоящим захолустьем. Если бы не эти четыре склада, город и вовсе бы перестал существовать. И в чём был смысл их существования? Хранить телевизоры, доставленные из какого-нибудь северного порта вроде Уилмингтона или Норфолка, чтобы потом их отправили кораблём в Атланту или Мариетту? Хранить коробки с компьютерными комплектующими, привезёнными из Атланты, чтобы их потом отправили в Уилмингтон, Норфолк, или Джексонвилл? Хранить удобрения или опасные химикаты, потому что в этой части Соединённых Штатов против них не действуют законы? И так круг за кругом; а то, что идёт по кругу, не имеет смысла – любой дурак знает об этом.
Он вошёл внутрь, запер дверь (что было глупо, потому что её можно было выбить одним ударом ноги), разделся до трусов и лёг на кровать, которая была продавленной, но без жуков. Он закинул руки за голову и уставился на изображение ухмыляющихся чернокожих мужчин, составляющих экипаж фрегата или как там называются эти посудины. Куда они плыли? Это были пираты? Ему они казались пиратами. Кем бы они не были, но в итоге они окажутся на погрузке и разгрузке в следующем порту захода. Может, всё к этому и сводится. И все. Не так давно он выгрузил себя из самолёта «Дельты», направлявшегося в Нью-Йорк. После этого он загружал банки и бутылки в сортировочную машину. Сегодня он загрузил книги для милой дамы-библиотекаря в одном месте и выгрузил в другом. Он оказался здесь только потому, что I-95 была загружена легковушками и грузовиками, которые дожидались прибытия эвакуатора, чтобы тот убрал с дороги разбитую машину какого-то горемыки. Вероятно, после того, как скорая загрузила его и выгрузила в ближайшей больнице.
Но ночному стучащему не нужно грузить или разгружать, подумал Тим. Нужно просто ходить и стучать. В этом, как говорил его дедушка, и есть вся прелесть.
Он заснул и проснулся в полночь, когда с грохотом проехал ещё один товарный состав. Он сходил в туалет и прежде чем снова лечь в кровать, снял покосившееся изображение команды ухмыляющихся чернокожих мужчин и поставил его лицом к стене.
От этой проклятой штуки у него шли мурашки.
Когда на следующий день в его номере зазвонил телефон, Тим уже принял душ и снова сидел в шезлонге, наблюдая за тенями на дороге, которые с рассветом ползли в обратную сторону. Звонил шериф Джон. Даром времени он не терял.
– Не думал, что ваш шеф придёт так рано, поэтому я поискал вас в интернете мистер Джеймисон. Кажется, вы не упомянули пару вещей в вашем заявлении. И в нашем разговоре их тоже не было. В 2017 году вы получили благодарность за спасение жизни, а в 2018 стали офицером года в Департаменте полиции Сарасоты. Наверное, вы просто забыли.
– Нет, – сказал Тим. – Я заполнял бланк второпях. Если бы у меня было больше времени подумать, я бы написал об этом.
– Расскажите мне про аллигатора. Я вырос на болоте Литл-Пи-Ди и люблю хорошие истории про аллигаторов.
– Эта не очень хорошая, потому что аллигатор был не очень большим. И я не спасал жизнь того ребёнка, но у этой истории есть забавная сторона.
– Поведайте.
– Вызов поступил из Хайлендс, где находится частное поле для гольфа. Я был ближе всех. Ребёнок забрался на дерево рядом с водной преградой. Ему было одиннадцать-двенадцать лет, и он орал во всё горло. Под ним у дерева сидел аллигатор.
– Как в книге про Чёрного Самбо[8], – сказал шериф Джон. – Только, кажется, вместо аллигатора там был тигр. И если бы это было частное поле для гольфа, ребёнок вряд ли был бы чёрным.
– Да. И аллигатор скорее дремал, чем бодрствовал, – сказал Тим. – Всего пять футов. Максимум шесть. Я одолжил у отца парнишки – это он был инициатором благодарности – клюшку номер пять и пару раз огрел его.
– В смысле, аллигатора. Не отца.
Тим рассмеялся.
– Точно. Аллигатор вернулся обратно в воду, парнишка слез с дерева. Вот и всё. – Он сделал паузу. – Ну, и я попал в вечерние новости. Размахивая клюшкой для гольфа. Диктор пошутил, что я «отдрайвил»[9] аллигатора. Такой гольф-юмор.
– Ага-ага. А история с офицером года?
– Ну, – сказал Тим, – я всегда приходил вовремя, никогда не брал больничные, и им нужно было кого-нибудь выбрать.
На другом конце провода на несколько секунд воцарилась тишина. Шериф Джон сказал:
– Не знаю, как вы называете это, скромностью или заниженной самооценкой, но мне не нравится ни то, ни другое определение. Возможно, это чересчур прямолинейно для столь короткого знакомства, но я из тех, кто говорит то, что думает. Хотя некоторые скажут, что у меня язык без костей. Например, моя жена.
Тим посмотрел на дорогу, на железнодорожные пути, на убывающие тени. Бросил взгляд на городскую водонапорную башню, возвышающуюся, как робот-захватчик из научно-фантастического фильма. Это будет ещё один жаркий день, решил он. И решил ещё кое-что: прямо здесь и сейчас он может либо получить, либо упустить эту работу. Всё зависит от того, что он скажет дальше. Вопрос был в том, действительно ли она нужна ему, или это просто прихоть, порождённая семейными рассказами о дедушке Томе?
– Мистер Джеймисон, вы ещё здесь?
– Я заслужил эту награду. Были и другие копы, которые могли претендовать на неё – отличные офицеры, с которыми я работал, – но да, я заслужил её. Я почти ничего не взял с собой, когда уезжал из Сарасоты – думал потом переправить вещи кораблём, если бы подвернулось что-нибудь в Нью-Йорке, – но забрал грамоту. Она лежит в моей сумке. Могу показать, если хотите.
– Да, – сказал шериф Джон, – но не потому, что я вам не верю. Просто хочется посмотреть. Вы чересчур квалифицированы для работы ночным стучащим, но если вы действительно этого хотите, можете приступать сегодня вечером, в одиннадцать.
– Хочу, – ответил Тим.
– Отлично.
– И это всё?
– Я также из тех, кто доверяет своему чутью, и я беру на работу ночного стучащего, а не охранника в «Бринкс»[10], так что – да, это всё. К десяти можете не приходить. Вздремните ещё немного и приходите к полудню. Офицер Галликсон всё вам расскажет. Это не займёт много времени. Это ведь не ракетостроение, хотя по субботам, после закрытия баров на Мэйн-Стрит, можно увидеть несущиеся по дороге «ракеты».
– Ясно. Спасибо.
– Посмотрим, как вы будете благодарны после первой недели. И ещё кое-что: вы – не помощник шерифа, и вам запрещается носить с собой оружие. Если возникнут неразрешимые ситуации или опасность, сообщите по рации на базу. Это понятно?
– Да.
– Надеюсь, мистер Джеймисон. Если я узнаю, что вы распаковали пистолет, будете паковать чемоданы.
– Я понял.
– Тогда отдыхайте. Скоро вы станете ночным существом.
Как граф Дракула, подумал Тим. Он положил трубку, вывесил снаружи табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», задёрнул тонкую занавеску на окне, поставил будильник на телефоне и вернулся ко сну.
Помощник шерифа Венди Галликсон, одна из тех, кто работал на полставки, была на десять лет младше Ронни Гибсон и выглядела сногсшибательно, даже несмотря на столь туго стянутые в узел светлые волосы, что, казалось, она вот-вот закричит от боли. Тим не пытался очаровать её; было ясно видно, что её щит от чар поднят и готов к обороне. Он даже на секунду задумался, не хотела ли она пристроить ночным стучащим своего брата или парня.
Она дала ему карту небольшого делового района Дюпре, рацию с креплением для пояса, и поясные табельные часы. Без батарейки, объяснила помощник Галликсон, их нужно заводить в начале каждой смены.
– Держу пари, в 1946 году они были последним словом техники, – сказал Тим. – Вообще, довольно классные. Ретро штука.
Она не улыбнулась.
– Отмечайте время, когда дойдёте до «Мастерской Фромье по ремонту и продаже маломоторной техники», и ещё раз – у железнодорожного депо на западном конце Мэйн-Стрит. Это одна и шесть десятых мили в каждую сторону. Эд Уитлок делал по четыре круга за смену.
Что в сумме было почти тринадцать миль.
– Похоже, диетологи мне не понадобятся.
По-прежнему никакой улыбки.
– Мы с Ронни Гибсон составим график. У вас будет две свободные ночи в неделю, – скорее всего, понедельник и вторник. После уикенда в городе довольно тихо, но иногда нам может понадобиться ваша помощь. Если вы, конечно, останетесь.
Тим сложил руки на коленях и посмотрел на неё с полуулыбкой.
– Я вам чем-то не нравлюсь помощник Галликсон? Если да, то говорите сейчас или держите это при себе.
Её лицо было по-скандинавски светлым, поэтому у неё не было никакой возможности скрыть появившуюся краску на щеках. Которая только добавляла ей привлекательности, хотя он предположил, что сама она ненавидела, когда так случалось.
– Не знаю, нравитесь или нет. Время покажет. У нас хорошая команда. Маленькая, но хорошая. И дружная. А вы просто какой-то человек с улицы, который получил работу. Горожане любят пошутить над ночным стучащим, и Эд всегда по-доброму относился ко всем остротам – что очень важно, особенно в городе с такими малочисленными правоохранительными органами, как у нас.
– Предотвратить легче, чем лечить, – сказал Тим. – Так говорил мой дедушка. Он был ночным стучащим, офицер Галликсон. Вот почему я подал заявление на эту работу.
После этих слов она, кажется, немного оттаяла.
– Насчёт часов я согласна – это пережиток. Но могу лишь сказать: придётся привыкать. Ночной стучащий – это аналоговая работа в цифровую эпоху. По крайней мере, в Дюпре.
Тим довольно скоро понял, что она имела в виду. Он был словно участковым инспектором из 1954 года, только без оружия и даже без дубинки. И не имел права проводить задержания. Несколько крупных городских бизнесов были оборудованы охранными системами, но большинство небольших магазинчиков обходились без них. В таких местах, как бакалейный магазин Дюпре или аптека Оберга он проверял, горят ли зелёные огоньки сигнализации и нет ли следов взлома. В других, калибром поменьше, дёргал за дверную ручку и заглядывал внутрь через стекло, сопровождая это стандартным тройным стуком. Иногда ему отвечали взмахом руки или парой слов, но в основном следовала тишина, что тоже было неплохо. От делал пометку мелом и двигался дальше. На обратном пути он проделывал ту же процедуру, только теперь стирая пометки. Это напомнило ему старую ирландскую шутку: Если ты доберёшься туда первым Пэдди, сделай пометку на двери. А если первым доберусь я, то я сотру её. Судя по всему, никакой практической пользы от этих пометок не было – просто традиция, возможно корнями уходящая к ночным стучащим времён Реконструкции[11].
Благодаря одному из помощников шерифа, работающих на полставки, Тим нашёл приличное место для ночлега. Джордж Баркетт сказал, что у его матери есть небольшие апартаменты над гаражом, и она сдаст их недорого, если Тиму интересно.
– Всего две комнаты, но очень уютные. Раньше там жил мой брат, пока не переехал во Флориду пару лет назад. Подвизался в этом тематическом парке «Юнивёрсал» в Орландо. Деньги гребёт лопатой.
– Неплохо.
– А то, но и цены во Флориде… ого-го какие. Должен тебя предупредить Тим: если будешь там жить, то не сможешь громко слушать музыку. Мама не любит музыку. Ей даже не нравилось банджо Флойда, на котором он играл, как Бог. Порой, они очень сильно ругались из-за этого.
– Джордж, я редко бываю дома.
Офицер Баркетт – около двадцати пяти лет, добродушный и жизнерадостный, но не обременённый интеллектом – просиял.
– Отлично, совсем забыл об этом. Ещё там есть маленький «Кэрриер», не ахти какой, но даёт достаточно прохлады, чтобы можно было спать, – по крайней мере, Флойд не жаловался. Ну как, согласен?
Тим согласился, и хотя кондиционер действительно был на ахти, кровать была удобной, спальня – уютной, а душ не капал. Из кухонной утвари – только микроволновка и электроплитка, но в основном он питался в «Бевс Итэри», так что всё было в порядке. И плата была божеской: семьдесят долларов в неделю. Джордж описал свою мать каким-то драконом, но миссис Бёркетт оказалась добродушной женщиной с таким протяжным южным говором, что он понимал только половину её слов. Иногда перед его дверью она оставляла кусок кукурузного хлеба или кусок пирога, завернутый в вощёную бумагу. Будто он снимал жильё у эльфа из Дикси[12].
Норберт Холлистер, владелец мотеля с крысиным лицом, был прав насчёт «Дюпре Сторадж энд Вэрхаузинг»: там хронически не хватало людей и всегда требовались работники. Тим сообразил, что текучка характерна для таких мест, где нужно заниматься физическим трудом за минимально разрешённую законом почасовую оплату (в Южной Каролине: семь долларов с четвертью). Он сходил к бригадиру, Вэлу Джарретту, который согласился взять его на три часа в день, начиная с восьми утра. Что давало Тиму время привести себя в порядок и поесть после окончания ночной смены. И вот, в дополнении к своим ночным обязанностям, он снова грузил и разгружал.
Так устроен мир, сказал он себе. Так устроен мир. На данный момент.
По мере проведения времени в маленьком южном городке, Тим Джеймисон погружался в умиротворяющую рутину. Он не собирался оставаться в Дюпре до конца своих дней, но, по крайней мере, мог задержаться до Рождества (возможно, с крошечной искусственной ёлкой в своей крошечной квартире над гаражом) и даже до следующего лета. Этот город не был культурным оазисом, и он понимал, почему дети страстно пытались сбежать от его монотонной скуки, хотя сам Тим наслаждался ею. Он был уверен, что со временем его отношение переменится, но пока что получал удовольствие.
Подъём в шесть вечера; ужин в «Бевс» – иногда в одиночку, иногда в компании кого-нибудь из помощников; патрулирование в ближайшие семь часов; завтрак в «Бевс»; работа на автопогрузчике в «Дюпре Сторадж энд Вэрхаузинг» до одиннадцати; сэндвич и кола или сладкий чай на обед в тени железнодорожного депо; возвращение к миссис Баркетт; сон до шести. В выходные он иногда спал по двенадцать часов подряд. Читал юридические триллеры Джона Гришема и всю серию «Песнь Льда и Пламени». Ему очень нравился Тирион Ланнистер. Тим знал о существовании ТВ-сериала, основанного на книгах Мартина, но не чувствовал необходимости смотреть его – воображение способно было нарисовать любых драконов.
Будучи полицейским, он хорошо ознакомился с ночной стороной Сарасоты, настолько же отличающейся от беззаботных дней Дюпре, как мистер Хайд от доктора Джекилла. Ночная сторона часто была отвратительной, иногда опасной, и хотя он никогда не опускался до использования мерзкого полицейского жаргона в отношении мёртвых наркоманов или избитых проституток – ЖСЛН: жертв среди людей нет, – десять лет в полиции сделали его циничным. Иногда он приходил с этим ощущением домой (часто, если уж на чистоту), которое стало частью кислоты, разъедающей его брак. Это же ощущение, как он полагал, отводило любые мысли о том, чтобы завести ребёнка. Слишком много плохого творилось вокруг. Слишком много всего, что могло обернуться бедой. И аллигатор на поле для гольфа – наименьшее из всего этого.
Когда он взялся за работу ночным стучащим, он не думал, что у городка с населением в пятьдесят четыре сотни человек (большая часть из которых проживала на сельских окраинах) может быть ночная жизнь, но у Дюпре она была, и Тиму она пришлась по вкусу. Люди, с которыми он встречался ночью, фактически были лучшей частью работы.
Например, миссис Гулсби, с которой он обменивался взмахом руки и тихим приветствием почти каждую ночь, начиная с первой смены. Она сидела на крылечном диване-качалке, медленно покачиваясь вперёд и назад, и потягивая из чашки то, что могло быть виски, содовой или ромашковым чаем. Иногда она всё ещё сидела там, когда он возвращался обратно. Фрэнк Поттер, один из помощников шерифа, с которым он иногда ужинал в «Бевс», сказал ему, что миссис Джи год назад осталась без мужа. Фура Венделла Гулсби слетела с дороги во время снежной бури в Висконсине.
– Ей нет и пятидесяти, но Вен и Эдди были женаты очень, очень долго, – сказал Фрэнк. – Скрепили союз, когда ещё оба были недостаточно взрослыми, чтобы голосовать или купить выпивку. Как в песне Чака Берри о свадьбе подростков. Обычно такие браки не держатся долго, но их продержался.
Также Тим познакомился с Сиротой Энни, бездомной женщиной, которая часто ночевала на матрасе под открытым небом в переулке между офисом шерифа и бакалейным магазином. У неё также имелась маленькая палатка в поле позади депо, в которой она спала в дождливую погоду.
– Её зовут Энни Ледо, – ответил Билл Уиклоу на вопрос Тима. Билл был самым возрастным из помощников шерифа, работал на полставки и казалось знал всех жителей города. – Она ночует в этом переулке уже много лет. Предпочитает там, нежели в палатке.
– А что она делает с приходом холодов? – спросил Тим.
– Отправляется в Йемасси. Чаще всего её отвозит Ронни Гибсон. Они, кажется, родственники, тройные кузины или что-то в это роде. Там есть приют для бездомных. Энни говорит, что не ночует в нём без нужды, потому что там полно сумасшедших. А я ей отвечаю: кто бы говорил, подруга.
Каждую ночь Тим проверял её в переулке, а один раз, после смены на складе, сходил посмотреть на палатку, главным образом из простого любопытства. Перед входом в землю были воткнуты три бамбуковые палки с флагами: звёздно-полосатый, флаг конфедератов и третий, который Тим не узнал.
– Это флаг Гайаны, – сказала она в ответ на его вопрос. – Нашла в мусорном баке позади «Зонис». Ничего такой, да?
Она сидела в мягком кресле, покрытом прозрачной клеёнкой, и вязала шарф, который был настолько длинным, что сгодился бы гиганту из книг Джорджа Р. Р. Мартина. Она была достаточно дружелюбной, не проявляла ни единого признака того, что коллега Тима из Сарасоты называл «параноидным синдромом бездомного», но любила слушать ночные разговорные передачи на радио WMDK, и порой её диалог уходил куда-то в сторону, касаясь таких тем, как летающие тарелки, заместители[13] и одержимость демонами.
Однажды ночью, когда он нашёл её в переулке, лежащей на надувном матрасе и слушающей маленький радиоприёмник, он спросил, почему она ночует в переулке, а не в довольно приличной палатке. Сирота Энни – возрастом около шестидесяти или около восьмидесяти – посмотрела на него так, будто он был чем-то недоволен.
– Здесь я рядом с по-ли-ци-ей. Вы знаете, что там позади депо и хранилищ, мистер Джей?
– Кажется, лес.
– Лес и болота. Мили топей, грязи и валежника, которые тянутся до самой Джорджии. Там водятся всякие твари и некоторые плохие люди. Когда поливает и мне приходится оставаться в палатке, я говорю себе, что вряд ли кто-то выйдет оттуда в грозу, но всё равно сплю плохо. У меня есть нож, и я держу его под рукой, но не думаю, что он поможет против какой-нибудь болотной крысы
Энни была худой, почти тощей, поэтому Тим начал приносить ей маленькие угощенья из «Бевс» перед короткой сменой погрузки и разгрузки на складе. Иногда это был пакетик варёного арахиса или шкварки «Макс», иногда – «лунный» пирог или вишнёвый. Один раз это была банка огурчиков «Виклз», которую она схватила и крепко прижала между своих тощих грудей, смеясь от радости.
– «Виклз»! Не ела их с тех пор, как Гектор был щенком! Почему вы так добры ко мне, мистер Джей?
– Не знаю, – ответил Тим. – Думаю, вы мне просто нравитесь, Энни. Можно мне один?
Она протянула ему банку.
– Кончено. Всё равно вам придётся открыть её – мои руки сильно болят из-за артрита. – Она протянула их, показывая настолько скрюченные пальцы, что они были похожи на коряги. – Я всё ещё могу шить и вязать, но Бог его знает, надолго ли это.
Он открыл банку, слегка поморщился от сильного запаха уксуса, и выудил один огурчик, который был покрыт чем-то, что по мнению Тима, могло быть формальдегидом.
– Дайте сюда! Дайте сюда!
Он протянул ей банку и съел огурец.
– Господи, Энни, мой рот может навсегда отняться.
Она засмеялась, обнажив несколько оставшихся зубов.
– Лучше есть их с хлебом и маслом, и с холодненькой «Эр-Си»[14]. Или с пивом, но я больше не пью.
– Что это вы вяжете? Шарф?
– Господь не придёт в своём собственном одеянии, – сказала Энни. – А теперь идите, мистер Джей, и исполняйте свой долг. Остерегайтесь людей в чёрных машинах. Джордж Оллман всё время говорит о них по радио. Вы ведь знаете, откуда они берутся? – Она хитро посмотрела на него. Возможно, она шутила. Или нет. С Сиротой Энни нельзя было сказать наверняка.
Ещё одним обитателем ночной стороны Дюпре был Корбетт Дентон. Он был городским парикмахером, прозванным в округе Барабанщиком за какой-то подростковый «подвиг», о котором никто толком ничего не знал, кроме того, что его на месяц отстранили от занятий в местной школе. Возможно, он и был шальным в молодые годы, но то время осталось далеко позади. Сейчас Барабанщику было около шестидесяти или перевалило за шестьдесят, он был полноват, с лысиной и страдал бессонницей. Когда ему не спалось, он сидел на крыльце своей парикмахерской и смотрел на пустую главную улицу Дюпре. Пустую, если не считать Тима. Обычно они перекидывались парой стандартных фраз, как и положено знакомым, – о погоде, бейсболе, ежегодной городской ярмарке, – но однажды ночью Дентон сказал то, что встревожило Тима.
– Знаешь, Джеймисон, вся эта жизнь, которую мы проживаем, – не настоящая. Это просто игра теней и я, например, буду рад, когда свет погаснет. В темноте все тени исчезают.
Тим присел на ступеньку под вывеской, спираль которой была выключена на ночь. Он снял очки, протёр их рубашкой и снова одел.
– Позвольте сказать, что я думаю.
Барабанщик Дентон щелчком отправил окурок в сточную канаву, где тот разлетелся вспышкой искр.
– Валяй. Между полуночью и четырьмя утра все должны высказываться совершенно свободно. Таково моё мнение.
– Вы говорите так, будто страдаете от депрессии.
Барабанщик рассмеялся.
– Буду звать тебя Шерлок.
– Вам нужно сходить к доктору Роперу. У него должны быть таблетки, которые вернут вам настроение. Моя бывшая принимала такие. Хотя, вероятно, она чувствовала себя гораздо лучше, когда перемывала мне кости. – Он улыбнулся, чтобы показать, что это была шутка, но Барабанщик Дентон не улыбнулся в ответ, а просто поднялся на ноги.
– Я знаю об этих таблетках, Джеймисон. Они как алкоголь или травка. Или как экстази, который подростки принимают в наши дни, когда идут отрываться, или как они это называют. Всё это заставляет тебя ненадолго поверить, что мир кругом – реален. Что, всё имеет значение. Но это не так.
– Да ладно, – тихо произнёс Тим. – Не может быть.
– А я считаю, что только так и есть, – сказал парикмахер и направился в сторону лестницы, ведущей в его квартиру над парикмахерской. Его походка была медленной и неуклюжей.
Тим с тревогой посмотрел ему вслед. Он подумал, что Барабанщик Дентон был одним из тех, кто может однажды в дождливую ночь наложить на себя руки. И забрать с собой собаку, если она у него есть. Как какой-нибудь египетский фараон. Он решил рассказать об этом шерифу Джону, затем подумал о Венди Галликсон, которая всё ещё косо поглядывала на него. Меньше всего ему хотелось, чтобы она или кто-нибудь из помощников подумал, что он пытается выслужиться. Он больше не был полицейским, теперь он просто ночной стучащий. Лучше не заморачиваться.
Но он не перестал думать о Барабанщике Дентоне.
Однажды ночью, ближе к концу июня, Тим заметил двух мальчиков, идущих по Мэйн-Стрит в западном направлении с рюкзаками за спиной и ланчбоксами в руках. Они могли направляться в школу, если бы не два часа ночи. Ночными гуляками оказались близнецы Билсон. Они были злы на своих родителей, которые не взяли их на ежегодную сельскохозяйственную ярмарку в Даннинге из-за плохих оценок.
– Мы получили в основном «С»[15], но всё сдали, – сказал Роберт Билсон, – и нас перевели в следующий класс. Что в этом плохого?
– Это несправедливо, – вмешался Роланд Билсон. – К утру будем на ярмарке и первым делом найдём работу. Мы слышали, им нужны разноработники.