Шёпотом, не шевеля губами, как зэк на тюремном дворе, Калиша сказала:
– Ну и туша.
Новичок остановился возле батута и оглядел остальных. Он заговорил медленно, прерывисто, будто те, к кому он обращался, были первобытными людьми, плохо понимающими английский. У него был южный акцент.
– Что, блядь… это… такое?
К нему засеменил Эйвери.
– Это Институт. Привет, я – Эйвери. А как тебя зов…
Новичок опустил ладонь на щёку Эйвери и пихнул его. Движение это не казалось целенаправленным, было почти машинальным, но Эйвери растянулся на мягкой подкладке, окружающей батут, уставившись на новичка с ошеломлённым видом. Новичок не обращал внимания ни на него, ни на игроков в бадминтон, ни на Айрис, ни на Хелен, которая перестала раскладывать пасьянс. Казалось, он обращался к самому себе.
– Что, блядь… это… такое? – Он раздражённое отмахнулся от насекомых. Как и Люк в свой первый визит на игровую площадку, новичок ничем не намазался. Мошкара не просто роилась вокруг него, она буквально кидалась на него, пытаясь распробовать его на вкус.
– Эх, чувак, – сказал Ники, – не следовала тебе так поступать с Эйвестером. Он пытался быть добрым.
Новичок услышал это и повернулся к Нику.
– Ты, блядь… ещё… кто?
– Ники Уилхолм. Помоги Эйвери встать.
– Что?
Ник выглядел спокойным.
– Ты сбил его с ног, теперь помоги встать.
– Я помогу, – сказала Калиша и поспешила к батуту. Она нагнулась, чтобы взять Эйвери за руку, и новичок пихнул её. Она пролетела мимо мягкого материала и упала на гравий, поцарапав колено.
Ник бросил ракетку для бадминтона и подошёл к новичку, уперев руки в бока.
– Теперь помоги им обоим. Я понимаю, ты чертовски дезориентирован, но это не оправдание.
– А если нет?
Ники улыбнулся.
– Тогда я отхерачу тебя, жирдяй.
Хелен Симмс с интересом наблюдала за происходящим из-за стола. Джордж, очевидно, решил переместиться на более безопасную территорию; он направился к двери гостиную, обходя новичка по широкой дуге.
– Оставь этого придурка, – сказал Калиша. – Мы в порядке, правда Эйвери? – Она помогла ему подняться, и они попятились в сторонку.
– Конечно, – сказал Эйвери, но по его пухлым щекам снова потекли слёзы.
– Кого ты назвала придурком, сука?
Ник сказал:
– Видимо, тебя, поскольку других придурков тут нет. – Он шагнул ближе к новичку. Люка поразил контраст между ними: новичок был бочонком, а Ники – клинком. – Тебе стоит извиниться.
– Нахуй тебя и нахуй твои извинения, – сказал новичок. – Не знаю, что это за место, но знаю, что я здесь не останусь. – А теперь отвали.
– Ты никуда не пойдёшь, – сказал Ники. – Ты здесь надолго, как и все мы. – Он улыбнулся.
– Прекратите, вы оба, – сказала Калиша. Она приобняла Эйвери за плечи и Люку не нужно было читать мысли, чтобы знать, о чём она думала, потому что он думал то же самое: новичок был фунтов на шестьдесят тяжелее Ники, а то и на все восемьдесят, и хотя спереди у него был внушительный бампер, ещё у него были массивные руки.
– Последнее предупреждение, – сказал Новичок. – Отвали или тебе пизда.
Джордж, похоже, передумал заходить внутрь. Теперь он засеменил в направлении новичка, но не к нему за спину, а немного в сторону. За ним шла Хелен, не быстро, но всё равно с тем лёгким покачиванием бёдер, которое так понравилось Люку. И с улыбкой.
Лицо Джорджа сосредоточенно нахмурилось, губы сжались, на лбу проступили морщины. Мошки, кружащие вокруг обоих мальчиков, внезапно слились воедино и устремились к лицу новичка, будто повинуясь дуновению ветра. Он поднёс руку к глазам, отмахиваясь от них. Позади него Хелен упала на колени, а Ники толкнул его. Новичок растянулся частично на гравии, а частично на асфальте.
Хелен вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону, хохоча и тыкая пальцем.
– Отсосал толстяк, отсосал, отсосал!
Яростно взревев, новичок начал подниматься. Но прежде чем он успел сделать это, Ники шагнул вперёд и пнул его в бедро. Сильно. Новичок заорал, схватился за ногу и подтянул колени к груди.
– Господи, хватит уже! – воскликнула Айрис. – Разве нам не хватает проблем без этого?
Старый Люк мог бы согласиться; новый – институтский Люк – нет.
– Он первый начал. И получил по заслугам.
– Я тебя достану! – всхлипывая крикнул новичок. – Я вас всех достану, блядские подлые твари! – Его лицо стало опасно побагровело. Люк подумал, может ли у шестнадцатилетнего толстяка случиться инсульт, и решил – плохо, конечно, но правдиво, – что ему всё равно.
Ники опустился на колено.
– Хрен тебе, – сказал он. – А теперь слушай сюда, жирдяй. Не мы твоя проблема, а – о ни.
Люк обернулся и увидел троих санитаров, стоявших возле двери в гостиную: Джо, Хадад и Глэдис. Хадад не выглядел приветливым, а фальшивая улыбка Глэдис испарилась. Все трое держали в руках какие-то чёрные устройства с торчащими проводками. Они пока что не двигались, но были готовы к действию. Потому что нельзя допустить, чтобы подопытные кролики навредили друг другу, подумал Люк. Это единственное, что нельзя, потому что это ценные подопытные кролики.
Ники сказал:
– Помоги мне с этим козлом, Люк.
Люк взял руку новичка и закинул себе на плечи. Ник сделал то же самое. Кожа новичка была горячей и липкой от пота. Он судорожно втягивал воздух сквозь сжатые зубы. Люк и Ники подняли его на ноги.
– Ники? – позвал Джо. – Всё в порядке? Заварушка окончена?
– Всё пучком, – ответил Ники.
– Хорошо бы, – сказал Хадад. Он и Глэдис вернулись внутрь. Джо остался на месте, держа наготове чёрный гаджет.
– Всё в полном порядке, – сказала Калиша. – Это даже не была заварушка, просто маленькое…
– Недопонимание, – сказал Хелен. – Можно сказать, выпустили пар.
– Он не хотел ничего плохого, – сказала Айрис. – Просто был расстроен. – В её голосе звучала неподдельная доброжелательность, и Люку стало немного стыдно, что он обрадовался, когда Ники пнул новичка по ноге.
– Меня сейчас вырвет, – произнёс Новичок.
– Только не на батут, не на батут, – сказал Ники. – Он нам ещё нужен. Люк, помоги мне довести его до ограждения.
Новичок начал издавать булькающие звуки, его внушительный живот задёргался. Люк и Ники отвели его к ограждению, отделяющему игровую площадку от леса, как раз вовремя. Новичок упёрся лицом в стальную сетку и наблевал через неё, изрыгнув последние остатки того, что съел снаружи, когда ещё был свободным.
– Фу, – произнесла Хелен. – Кто-то ел кукурузу со сливками – ну и мерзость.
– Получше? – спросил Ники.
Новичок кивнул.
– Закончил?
Новичок помотал головой и его снова вырвало, в этот раз помягче.
– Кажется… – Он прочистил горло и из него вырвалась новая струя слизи.
– Господи, – сказал Ники, вытирая щёку. – Давай поаккуратнее.
– Кажется, я сейчас упаду в обморок.
– Не упадёшь, – сказал Люк. Хотя он не был в этом уверен, но лучше было не нагнетать. – Пойдём туда, в тенёк.
Они подвели его к столику. Калиша села рядом с ним и велела опустить голову. Что он и сделал без возражений.
– Как тебя зовут? – спросил Ники.
– Гарри Кросс. – Весь запал вышел из него. Он звучал усталым и посрамлённым. – Я из Сельмы. Это в Алабаме. Я не знаю, как попал сюда и что случилось – ничего вообще.
– Мы можем кое-что рассказать, – сказал Люк, – но тебе нужно угомониться. Нужно исправиться. Это место и без того плохое, чтобы ссориться друг с другом.
– И тебе придётся извиниться перед Эйвери, – сказал Джордж. Сейчас он не выглядел шутом. – С этого и начнётся исправление.
– Да ладно, – сказал Эйвери. – Мне не было больно.
Калиша пропустила это мимо ушей.
– Извинись.
Гарри Кросс поднял голову и провёл рукой по своему раскрасневшемуся и неказистому лицу.
– Извини, что пихнул тебя, парень. – Он посмотрел на остальных. – Сойдёт?
– Наполовину. – Люк указал на Калишу. – И перед ней.
Гарри тяжело вздохнул.
– Извини. Не знаю, как тебя зовут.
– Калиша. Если мы подружимся, что на данный момент кажется маловероятным, то можешь называть меня Ша.
– Но не называй её умницей, – сказал Люк. Джордж засмеялся и похлопал его по спине.
– Как скажешь, – пробормотал Гарри и вытер подбородок.
– Теперь, когда все волнения закончились, может, доиграем в этот сраный бадминтон…
– Привет, девочки, – сказала Айрис. – Не хотите присоединиться к нам?
Люк обернулся. Джо уже не было. А на его месте стояли две маленькие светловолосые девочки. Они держались за руки и на их лицах читалось одинаковое выражение потрясения и страха. Всё в них было одинаковым, за исключением футболок: одна – зелёная, другая – красная. Люку вспомнились Штучка Раз и Штучка Два[63] доктора Сьюза.
– Смелее, – сказала Калиша. – Всё хорошо. Неприятности позади.
Если бы только это было правдой, подумал Люк.
В четверть четвёртого Люк сидел в своей комнате и искал информацию о вермонтских адвокатах, специализирующихся на законе «О добросовестных практиках взыскания долгов». Пока что никто не спрашивал его, почему он так интересуется этой темой. И никто не спрашивал его о невидимке Герберта Уэллса. Люк считал, что мог бы проверить, мониторят ли его – например, ввести в «Гугле»: как покончить жизнь самоубийством, – но затем решил, что это безумие. Зачем будить спящую собаку? И поскольку это бы не сильно повлияло на его нынешнюю жизнь, лучше было не рисковать.
В дверь кто-то постучал. Она открылась до того, как он успел сказать «войдите». Это была санитар. Высокая, с тёмными волосами, на именной табличке было сказано: ПРИСЦИЛЛА.
– На глазную штуку? – спросил Люк, выключая ноутбук.
– Да. Пойдём. – Ни улыбки, ни весёлости. После Глэдис это было облегчением.
Они прошли к лифту, затем спустились на уровень «В».
– Насколько глубокое это место? – спросил Люк.
Присцилла взглянула на него.
– Не твоё дело.
– Я просто хотел поддержать раз…
– Не стоит. Просто заткнись.
Люк замолчал.
В старой доброй комнате «В-17» вместо Зика был техник с табличкой БРЭНДОН. Вместе с ним присутствовали ещё двое мужчин в костюмах: один с айпадом, второй с доской-планшетом. У них не было именных табличек, поэтому Люк решил, что они доктора. Один из них был очень высоким и с таким брюхом, что утёр бы нос Гарри Кроссу. Он шагнул вперёд и протянул руку.
– Здравствуй, Люк. Я доктор Хендрикс, глава медицинской службы.
Люк просто посмотрел на протянутую руку, не испытывая ни малейшего желания пожать её. Он усваивал новые варианты поведения. Это было интересно, но довольно страшно.
Доктор Хендрикс издал странный «и-а» смешок, сначала вдохнув, а потом выдохнув.
– Это нормально, совершенно нормально. Это доктор Эванс, глава офтальмологической службы. – Он опять хохотнул на вдохе-выдохе, от чего Люк подумал, что «офтальмологическая служба» – это такой врачебный юмор.
Доктор Эванс, невысокий мужчина с пышными усами, не засмеялся, и даже не улыбнулся. Он даже не протянул руку.
– Значит, ты один из наших новобранцев. Добро пожаловать. Пожалуйста, присаживайся.
Люк сел. Сидеть в кресле было определённо лучше, чем стоять склонившись над ним с выставленной голой задницей. К тому же, он был почти уверен, что это за штука; раньше ему уже проверяли зрение. В фильмах какой-нибудь гений-ботан всегда носит толстенные очки, но у Люка зрение было пока что единица. Он чувствовал себя более-менее спокойно, пока Хендрикс не подошёл со шприцом, при виде которого у Люка упало сердце.
– Не волнуйся, просто ещё один быстрый укол. – Хендрикс опять гоготнул, показав кривые зубы. – Много уколов, прямо как в армии.
– Разумеется, ведь я же призывник, – сказал Люк.
– Верно, абсолютно верно. Не двигайся.
Люк принял укол без возражений. Не было никакой вспышки тепла, но потом начало происходить что-то ещё. Что-то скверное. Когда Присцилла наклонилась, чтобы заклеить пластырем место укола, он начал задыхаться. – Я не могу… – Глотать, хотел сказать он, но не смог. У него сдавило горло.
– Всё в порядке, – сказал Хендрикс. – Это пройдёт. – Это прозвучало успокаивающе, но другой доктор приближался с трубкой, которую, очевидно, собирался засунуть Люку в горло, если возникнет такая необходимость. Хендрикс опустил руку на его плечо. – Дай ему пару секунд.
Люк безнадёжно смотрел на них, по его подбородку стекала слюна. Он был уверен, что их лица будут последним, что он увидит… а потом горло отпустило. Он громко, со свистом, втянул воздух.
– Видишь? – сказал Хендрикс. – Всё хорошо. Интубация не нужна, Джим.
– Что… что вы сделали со мной.
– Совершенно ничего. С тобой всё в порядке.
Доктор Эванс передал пластиковую трубку Брэндону и занял место Хендрикса. Он посветил фонариком в глаза Люка, а потом взял маленькую линейку и измерил расстояние между ними. – Корректирующие линзы?
– Я хочу знать, что это было! Я не мог дышать. Не мог глотать!
– С тобой всё в порядке, – сказал Эванс. – Теперь можешь. Цвет возвращаются к норме. А теперь ответь: ты носишь линзы?
– Нет, – сказал Люк.
– Хорошо. Пожалуйста, посмотри прямо.
Люк посмотрел на стену. Ощущение, что он забыл, как дышать, пропало. Брэндон опустил белый экран, затем приглушил свет.
– Продолжай смотреть прямо, – сказал доктор Эванс. – Если отвлечёшься в сторону, Брэндон наградит тебя пощёчиной. Если отвлечёшься ещё раз, он ударит тебя током – напряжение маленькое, но очень болезненное. Ты понял?
– Да, – ответил Люк. Он сглотнул. Теперь всё было в порядке, горло пришло в норму, но сердце продолжало учащённо биться. – А АМА[64] знает об этом?
– Лучше заткнись, – сказал Брэндон.
Кажется, «заткнись» – это любимое слово в этих стенах, подумал Люк. Он сказал себе, что всё позади и теперь это обычная проверка зрения; другие дети прошли через неё и остались целы, но он продолжал глотать, проверяя, что снова может делать это. Они покажут таблицу для зрения, он прочитает её и всё закончится.
– Смотри прямо, – протянул Эванс. – Глаза на экран и никуда больше.
Включилась музыка, скрипки заиграли что-то из классики. Должно быть, для успокоения, предположил Люк.
– Прис, включи проектор, – сказал Эванс.
Вместо таблицы в центре экрана появилось синее пятно, слегка пульсирующее, что было похоже не сердцебиение. Поверх него появилось красное пятно, заставив Люка подумать об ЭАЛе: «Извини, Дэйв». Следующим появилось зелёное пятно. Красное и зелёное синхронно пульсировали вместе с синим, затем все три начали мигать. Затем к ним добавилось ещё по одному, затем по два, а затем по дюжине. Вскоре весь экран был покрыт сотнями цветных мигающих точек.
– Смотри на экран, – протянул Эванс. – На экрааан. И никуда больше.
– Значит, если я не вижу их сам, вы показываете их на экране? Что-то вроде стимуляции? Это не…
– Заткнись, – сказала Присцилла.
Теперь точки начали кружиться. Они вихрем летали друг за другом, некоторые кружились по спирали, другие собирались вместе, третьи образовывали круги, которые поднимались вверх, вниз и пересекались между собой. Скрипки ускорились и классическое звучание превратилось во что-то, вроде сельской кадрили. Теперь точки не просто двигались, они превратились в электронный рекламный щит, как на Таймс-Сквер, с погасшими светодиодами, от которого может стать хреново. Он почувствовал, что ему сейчас станет хреново. Он подумал о Гарри Кроссе, блюющем через сетчатое ограждение, и понял, что окажется на его месте, если будет продолжать смотреть на эти бешено кружащиеся цветные точки, а блевать ему не хотелось, потому что всё окажется на его коленях, это…
Брэндон отвесил ему пощёчину, крепкую и жирную. Звук был такой, будто одновременно вблизи и вдалеке хлопнула маленькая петарда.
– Смотри на экран, приятель.
Что-то тёплое потекло по его верхней губе. Сукин сын попал не только по щеке, но и по носу, подумал Люк, но это было не так уж важно. Эти кружащиеся точки вторгались в его голову, захватывали мозг, как энцефалит или менингит. Как заболевание, каким они, собственно, и были.
– Ладно Прис, выключай, – сказал Эванс, но она, должно быть, не услышала, потому что точки никуда не делись. Они расширялись и съёживались, и каждый раз становились всё больше: шире, а затем уже, шире и уже. Они становились трёхмерными, вылетая на него с экрана, и возвращаясь назад, вперёд и назад…
Ему показалось, что Брэндон что-то сказал о Присцилле, но, кажется, он услышал это у себя в голове. А ещё кто-то громко кричал. Может, он сам?
– Молодец, Люк, хороший мальчик. – Голос Эванса доносился откуда-то издалека. Будто из стратосферы. А, может, с обратной стороны луны.
Появилось больше цветных точек. Теперь они были не только на экране, они были на стенах, кружились на потолке, повсюду вокруг него, и внутри него. В последние секунды перед тем, как он потерял сознание, Люку пришла мысль, что они буквально заменяют ему мозг. Он увидел свои руки, парящие среди точек света, увидел, как они скачут и бегают по его коже, и понял, что мечется в кресле из стороны в сторону.
Он хотел сказать «У меня припадок, вы убиваете меня », но из его рта вырвался лишь жалкий булькающий звук. Затем точки пропали, он упал с кресла и погрузился в темноту, что было облегчением. Боже, какое же облегчение.
Он проснулся от того, что его хлопали по щекам. Это были не сильные пощёчины, не такие, как та, из-за которой у него носом пошла кровь (если это вообще было), но никакой заботы в них не чувствовалось. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на полу. Но комната была другой. Рядом с ним, опустившись на колено, стояла Присцилла. Это она хлопала его по щекам. Тут же, наблюдая, стояли Брэндон и двое докторов. Хендрикс по-прежнему с айпадом, а Эванс с планшетом для бумаг.
– Он очнулся, – сказала Присцилла. – Можешь подняться, Люк?
Люк не знал, сможет ли. Четыре или пять лет назад он слёг с воспалением горла и высокой температурой. Сейчас он чувствовал себя так же, как тогда, будто часть его покинула собственное тело и парила в воздухе. Во рту стоял отвратительный привкус, а место укола невыносимо зудело. Он всё ещё чувствовал сдавленность в горле.
Брэндон не дал ему возможности проверить ноги – просто схватил его за руку и поднял. Люк не упал, но стоял, покачиваясь.
– Как тебя зовут? – спросил Хендрикс.
– Люк… Лукас… Эллис. – Слова, казалось, выходили не из его рта, а из той его части, которая отделилась и парила над головой. Он очень устал. Его лицо пульсировало от множества пощёчин, а нос болел. Он поднял руку (она медленно поплыла вверх, словно в толще воды), потёр верхнюю губу и без удивления увидел корочки засохшей крови, оставшиеся на пальцах.
– Долго я был без сознания?
– Усадите его, – сказал Хендрикс.
Брэндон взял Люка за одну руку, Присцилла за вторую. Они подвели его к стулу (слава Богу, к обычному кухонному стулу, без ремней), который стоял перед столом. Рядом, на другом стуле, сидел Эванс. Перед ним лежала колода карт. Они были большими, размером с книгу в мягкой обложке, и с простыми синими «рубашками».
– Я хочу обратно в свою комнату, – сказал Люк. Его голос, казалось, по-прежнему доносился не из его рта, но откуда-то неподалёку. – Я хочу прилечь. Мне нехорошо.
– Твоя дезориентация пройдёт, – сказал Хендрикс, – хотя советую пропустить ужин. А сейчас я хочу, чтобы ты уделил внимание доктору Эвансу. Мы проведём небольшие тесты. Как только закончим, ты сможешь вернуться в свою комнату и… ээ… расслабиться.
Эванс взял одну карту и посмотрел на неё.
– Что это?
– Карта, – ответил Люк.
– Прибереги шутки для «Ютьюба», – сказала Присцилла и ударила его. Эта пощёчина была гораздо крепче, чем те, которыми она будила его.
У Люка зазвенело в ухе, но, по крайней мере, немного прояснилось в голове. Он посмотрел на Присциллу: она не повела и бровью. Никакой жалости. Никакого сочувствия. Ничего. Люк понял, что для неё он вовсе не был ребёнком. Она будто провела в голове разделительную черту. Он был подопытным. Ты делаешь с ним, что хочешь, а если упрётся, прибегаешь к тому, что психологи называют отрицательным подкреплением. А после тестов ты идёшь в бытовку, пьёшь кофе с пирожными, болтаешь о своих детях (настоящих детях) или треплешься о политике, спорте и так далее.
Но разве он уже не знал этого? Вроде того, только знать что-то и чувствовать, как оно алеет на твоей коже – это разные вещи. Люк уже видел, что не за горами то время, когда он будет съёживаться каждый раз при виде поднятой руки – и не важно, хотят с ним поздороваться или дать пять.
Эванс аккуратно отложил карту в сторону и взял из колоды другую.
– Ну, а это, Люк?
– Я же сказал, не знаю! Откуда мне знать…
Присцилла снова ударила его. Теперь в ухе зазвенело сильнее и Люк начал плакать. Ничего не мог с собой поделать. Он думал, что настоящий кошмар – это Институт, но настоящим кошмаром было происходящее: когда часть его где-то парила; когда он не мог назвать то, что было изображено на карте; когда ему тут же прилетала пощёчина при ответе «не знаю».
– Попытайся, Люк, – сказал Хендрикс во второе ухо, которое не звенело.
– Я хочу обратно в свою комнату. Я устал. И мне нехорошо.
Эванс отложил вторую карту и взял третью.
– Что это?
– Вы ошиблись, – сказал Люк. – Я не ТК, не ТП. Может, Калиша и скажет вам, что на этих картах, или, уверен, скажет Эйвери, но я не ТП!
Эванс взял четвёртую карту.
– Что это? Больше никаких пощёчин. Отвечай или в этот раз Брэндон опробует на тебе электродубинку, а это действительно больно. Возможно, у тебя случится ещё один припадок, так что отвечай Люк, что это?
– Бруклинский мост! – выкрикнул он. – Эйфелева башня! Брэд Питт в смокинге, срущая собака, Инди-500[65], я не знаю!
Люк ожидал применения электродубинки – что-то вроде тайзера, решил он. Может, раздастся треск, а, может, она издаст жужжащий звук. Может, это случится бесшумно, и он просто дёрнется и упадёт на пол, корчась и пуская слюни. Вместо этого Эванс отложил карту и жестом велел Брэндону отойти. Но Люку не стало легче.
«Лучше умереть, – подумал он. – Умереть, чтобы всё это прекратилось».
– Присцилла, – сказал Хендрикс, – отведи Люка в его комнату.
– Да, доктор. Брэн, помоги мне довести его до лифта.
Когда они дошли до лифта, Люк снова почувствовал себя единым целым, шестерёнки в его голове начали потихоньку вращаться. Они действительно выключили проектор? А он продолжал видеть точки?
– Вы ошиблись. – У люка пересохло во рту и в горле. – Я не тот, кого вы называете ТП. Вы ведь знаете, правда?
– Неважно, – с безразличием ответила Присцилла. Она повернулась к Брэндону и игриво улыбнулась, став совершенно другим человеком.
– Увидимся позже, да?
Брэндон усмехнулся.
– Конечно.
Он повернулся к Люку, внезапно сжав пальцы в кулак, и замахнулся. Кулак остановился в дюйме от носа Люка, но Люк съёжился и вскрикнул. Брэндон залился смехом, а Присцилла одарила его снисходительной парни-есть-парни улыбкой.
– Не расстраивай её, Люк, – сказал Брэндон и развязной походкой направился вниз по коридору уровня «В», кобура с электропалкой болталась на его бедре.
В главном коридоре – крыле для постояльцев, как теперь знал Люк – стояли две маленькие девочки, Герда и Грета, с широко раскрытыми и испуганными глазами. Они держались за руки и сжимали кукол, таких же одинаковых, как они сами. Они напомнили Люку близнецов из одного старого ужастика.
Присцилла проводила его до двери и ушла, ничего не сказав. Люк вошёл в комнату, увидел, что ноутбук на месте, и рухнул на кровать, даже не сняв обувь. И проспал следующие пять часов.
Миссис Сигсби ждала доктор Хендрикса, он же Осёл-Конг, в своей жилой комнате, примыкающей к её офису. Она сидела на маленьком диване. Он протянул ей досье.
– Знаю, что вы предпочитаете бумажную копию, так что получите. Тут много полезного.
Она не открыла досье.
– Мне от него ни пользы, ни вреда, Дэн. А ваши тесты, ваши дополнительные эксперименты, похоже, не выгорели.
Он не смутился.
– Агнес Джордан. Уильям Гортсен. Вина Патель. Двое-трое других, чьи имена вылетели у меня из головы. Донна-как-её-там. По всем были положительные результаты.
Она вздохнула и пригладила свои редеющие волосы. Хендрикс подумал, что у Сиггерс птичье лицо: острый нос вместо клюва, но такие же маленькие алчные глазки. Птичье лицо с мозгами бюрократа за ним. Безнадёга.
– И десятки розовых, по которым нет вообще никаких результатов.
– Пожалуй, соглашусь, но подумайте над этим, – сказал он, потому что то, что он хотел сказать – Как ты можешь быть такой глупой? – принесло бы ему большие неприятности. – Если телепатия и телекинез связаны, на чём основаны мои эксперименты, то могут существовать и другие экстрасенсорные способности, скрытые и только ждущие, когда их выведут на передний план. То, что умеют эти дети, даже самые одарённые, может быть всего лишь верхушкой айсберга. Представьте, что экстрасенсорное исцеление – реально. Представьте, что глиобластома, которая убила Джона Маккейна, могла быть вылечена одним усилием воли. Представьте, что эти способности можно направить на продление жизни – скажем, до ста пятидесяти лет или дольше. То, для чего мы их используем, не обязательно предел. Это может быть только начало!
– Я всё это уже слышала, – сказал миссис Сигсби. – И читала в бюллетене, как вы её гордо называете, вашей миссии.
«Но вы не понимаете, – подумал он. – Не понимает и Стакхаус. Эванс – вроде да, но даже он не видит всего огромного потенциала».
– Просто не нужно думать, что Эллис или Айрис Стэнхоуп такие уж ценные. Мы не просто так зовём их розовыми. – Он фыркнул и махнул рукой.
– Двадцать лет назад вы бы этого не сказали, – ответила миссис Сигсби. – Даже десять.
– Но…
– Хватит, Дэн. Эллис показал какие-нибудь признаки ТП или нет?
– Нет, но он продолжал видеть огни после выключения проектора, что, как нам кажется, и есть признак. Явный признак. Но потом у него случился припадок. Что, как вы знаете, не редкость.
Она вздохнула.
– Я не возражаю против того, чтобы вы продолжали свои тесты с огнями штази, Дэн, но вы должны думать наперёд. Наша главная цель: подготовить их к Задней Половине. Это важнее всего. Любые побочные эффекты не так уж значимы. Руководство не заинтересовано в экстрасенсорном эквиваленте «Рогейна».
Хендрикс отпрянул, будто она ударила его.
– Препарат от гипертонии, который также оказался способен добавить волос лысым людям, вряд ли стоит в том же ряду, что и процедура, которая способна изменить ход человеческого существования!
– Возможно, нет, и, возможно, если бы ваши тесты давали более частые результаты, то я – и люди, которые выделяют нам деньги – были бы настроены более оптимистично. Но на данный момент у вас есть только парочка случайных попаданий.
Он открыл рот, чтобы возразить, но передумал, когда она грозно посмотрела на него.
– Можете пока продолжать свои тесты. Довольствуйтесь, учитывая, что из-за них мы потеряли нескольких детей.
– Розовых, – сказал он и снова фыркнул.
– Вы так говорите, будто их пруд пруди, – сказал она. – Может, раньше так и было, но не сейчас, Дэн. Не сейчас. А пока что, возьмите это.
Она подала ему красную папку с печатью: ПЕРЕМЕЩЕНИЕ.
Когда вечером Люк вошёл в гостиную, Калиша сидела на полу, прислонившись к одному из больших окон, выходивших на игровую площадку. Она потягивала из маленькой бутылочки с алкоголем, которую можно было купить в торговом автомате.
– Пьёшь эту гадость? – спросил он, садясь рядом с ней. На игровой площадке Эйвери и Хелен прыгали на батуте. Судя по всему, она учила его делать кувырки вперёд. Скоро стемнеет и им придётся зайти внутрь. Хотя игровая площадка никогда не запиралась, у неё не было освещения, от чего туда не хотелось ходить в ночное время.
– Это первый раз. Потратила все свои жетоны. Довольно противно. Хочешь? – Она протянула ему бутылочку с напитком, который назывался «Твистед Ти».
– Я пас. Ша, почему ты не сказала, что глазной тест такой ужасный?
– Зови меня Калиша. Только ты называешь меня так, и мне это нравится. – У неё слегка заплетался язык. Она не могла выпить больше нескольких глотков, но, видимо, это было с непривычки, подумал он.
– Хорошо. Калиша. Так, почему ты не сказала мне?
Она пожала плечами.
– Они заставляют тебя смотреть на танцующие разноцветные огоньки, пока не почувствуешь лёгкое головокружение. Что в этом ужасного? – У неё получилось: ужаснго.
– Правда? И это всё, что у тебя было?
– Да. А что было у тебя?
– Сначала мне сделали укол и пошла реакция. Сдавило горло. На секунду я подумал, что сейчас умру.
– Хм. Мне тоже делали укол перед тестом, но никаких последствий. Это и правда звучит ужасно. Мне жаль, Люк.
– Это только первая часть. Я отключился, пока смотрел на огни. Кажется, у меня случился припадок. – Он также слегка припустил в штаны, но решил не говорить об этом. – Когда я очнулся… – Он замолчал, стараясь взять себя в руки. Он не собирался пускать слёзы перед хорошенькой девочкой с красивыми карими глазами и курчавыми чёрными волосами. – Когда я очнулся, они лупили меня по лицу.