Она выпрямилась.
– Чего?
Он кивнул.
– Затем один из докторов… Эванс – знаешь его?
– Тот, что с усами. – Она поморщилась и сделала ещё одни глоток.
– Да, он. У него были какие-то карты, и он пытался заставить меня говорить, что на них. Это были ЭСВ карты. Почти уверен в этом. Ты говорила о них, помнишь?
– Конечно. Я проходила их дюжину раз. Даже две. Но никогда после огней; они просто отводили меня обратно в комнату. – Она сделала ещё один маленький глоток. – Должно быть, они что-то напутали в своих бумагах и думали, что ты ТП, а не ТК.
– Это было первое, что я подумал, и сказал им об этом, но они продолжали лупить меня. Будто думали, что я притворяюсь.
– Безумие какое-то, – сказала она. «Бзумие», вместо «безумие».
– Думаю, это случилось, потому что я не тот, кого тут называют плюсами. Я обычный. Они называют нас розовыми.
– Ага. Розовыми. Точно.
– А что насчёт других детей? С ними случалось нечто подобное?
– Никогда не спрашивала. Точно не хочешь глотнуть?
Люк взял бутылочку и сделал глоток, хотя бы для того, чтобы она не выпила всё в одиночку. По его мнению, ей уже было достаточно. Вкус был отвратительный, как он и думал. Он вернул бутылочку назад.
– Не хочешь узнать, за что я пью?
– За что?
– За Айрис. И память о ней. Она как ты: ничего особенного, чуточку ТК. Час назад они пришли и забрали её. И, как сказал бы Джордж, мы её больше не увидим.
Она начала плакать. Люк обхватил её рукой. Он не знал, что ещё он мог сделать. Она положила голову ему на плечо.
В тот вечер он снова зашёл на страницу мистера Гриффина, ввёл название сайта «Стар Трибьюн» и смотрел на него почти три минуты, прежде чем стёр, так и не решившись нажать «интер». Трус, подумал он. Я – трус. Если они мертвы, я должен об этом узнать. Только он не знал, как принять эту новость, чтобы окончательно не сломаться. Кроме того, какая от неё польза?
Вместо этого он набрал: адвокаты по долгам, Вермонт. Он уже изучил этот вопрос, но сказал себе, что не помешает всё перепроверить. И это поможет скоротать время.
Через двадцать минут он выключил компьютер и подумал, не прогуляться ли и посмотреть, нет ли кого поблизости (например, Калиши, если она ещё не завалилась спать), когда вернулись цветные точки. Они закружились перед его глазами и весь мир начал куда-то отдаляться. Отъезжать, как поезд от станции, который он провожал взглядом, стоя на платформе.
Он опустил голову на закрытый ноутбук и сделал глубокий медленный вдох, говоря себе держаться, только держаться. Говоря, что это пройдёт, и не позволяя себе задаваться вопросом, что будет, если этого не случится? По крайней мере, он мог глотать, а это уже было неплохо. А через некоторое время ощущение уплывания от самого себя – уплывания во вселенную кружащихся огней – прошло. Он не знал, сколько это длилось; может, только минуту или две, но казалось гораздо дольше.
Он пошёл в ванную и почистил зубы, глядя на себя в зеркало. Они могли знать о точках, и, скорее всего, знали, но не об остальном. Он не представлял, что было изображено на первой карте или на третьей, но на второй был мальчик на велосипеде, а на четвёртой была маленькая собака с мячом в зубах. Черная собака, красный мяч. Похоже, он всё-таки был ТП.
Или стал им, теперь.
Он прополоскал рот, выключил свет, разделся в темноте и лёг на кровать. Эти огни изменили его. Они знали, что это может случиться, но не были уверены. Он и сам не до конца был уверен, но…
Он был испытуемым объектом, как, вероятно, все они, но слабые ТП и ТК – розовые – проходили больше тестов. Почему? Потому что были менее ценными? Расходным материалом, если что-то пойдёт не так? В этом нельзя быть уверенным, но судя по всему, так и есть, подумал Люк. Доктора посчитали, что он провалил тест с картами. Это хорошо. Они были плохими людьми, а хранить секреты от плохих людей, это ведь хорошо, так? Но ему казалось, что огни могли иметь какую-то другую цель помимо усиления способностей розовых, потому что они были и у более сильных ТП и ТК, как Калиша и Джордж. Что это может быть за цель?
Он не знал. Он знал только, что точки ушли. И ушла Айрис. Но точки могут вернуться, а Айрис – нет. Айрис забрали в Заднюю Половину и больше они её не увидят.
На следующее утро, за завтраком было девять детей, но с уходом Айрис, они почти не разговаривали, и никто не смеялся. Джордж Айлс не шутил. Хелен Симмс позавтракала съедобными сигаретами. Гарри Кросс взял себе гору яичниц и умял их (вместе с беконом и жареной картошкой), не отрывая глаз от тарелки. Маленькие девочки, Грета и Герда Уилкокс, ничего не ели, пока не появилась Глэдис со своей лучезарной улыбкой и не уговорила их съесть пару кусочков. Они, казалось, даже повеселели от её внимания, даже немного посмеялись. Люк подумал, что позже нужно отвести их в сторонку и сказать, что не стоит доверять её улыбке, но это, пожалуй, напугает их, да и какая от этого польза?
«Какая от этого польза» стало ещё одной мантрой, и он решил, что так думать нельзя; это шаг в сторону принятия этого места. А он не хотел этого, нет, он не хотел, но логика есть логика. Если маленькие Г находили утешение во внимании со стороны большой Г, может, это и к лучшему, но когда он подумал, как им будут вставлять ректальный градусник… и об огнях…
– Что с тобой? – спросил Ники. – Выглядишь, будто проглотил лимон.
– Ничего. Думаю об Айрис.
– Она в прошлом, чувак.
Люк взглянул на него.
– Это жестоко.
Ники пожал плечами.
– Такова правда. Не хочешь сыграть в КОНЯ[66]?
– Нет.
– Да ладно. Я дам тебе фору.
– Я пасс.
– Зассал? – беззлобно спросил Ники.
Люк помотал головой.
– Просто, на меня накатят чувства. Раньше я играл с отцом. – От этого «раньше» ему стало не по себе.
– Ладно, я тебя понял. – Он посмотрел на Люка с выражением, которое Люк мог едва вынести, особенно от Ники Уилхолма. – Слушай, чувак…
– Что?
Ники вздохнул.
– Будут на площадке, если передумаешь.
Люк вышел из столовой и побрёл по своему коридору – ЕЩЁ-ОДИН-ДЕНЬ-В-РАЮ-коридору – а затем по следующему, который он теперь называл коридором ледогенератора. Морин там не было, так что он двинулся дальше. Он прошёл мимо других мотивационных плакатов, мимо других комнат – по девять на каждой стороне. Все двери были распахнуты, открывая вид на незастеленные кровати и голые стены. От этого комнаты были похожи на то, чем по сути и были: на детские тюремные камеры. Он миновал лифтовый холл и снова пошёл мимо комнат. Напрашивались определённые выводы. Когда-то в Институте было гораздо больше «гостей». Если только руководство не ожидало пополнения.
В итоге Люк добрался до другой гостиной, где уборщик по имени Фред томными размашистыми движениями мыл пол в столовой. Там стояли автоматы с закусками и напитками, но они были пусты и выключены из розетки. Снаружи не было никакой игровой площадки, только гравий, сетчатый забор и несколько скамеек (предположительно, для сотрудников, чтобы они могли передохнуть на воздухе), а дальше, в семидесяти ярдах[67] или около того, стояло зелёное административное здание. Логово миссис Сигсби, которая сказала ему, что он здесь, чтобы служить.
– Что ты тут делаешь? – спросил Фред.
– Просто гуляю, – ответил Люк. – Смотрю, что тут есть.
– Тут ничего нет. Возвращайся туда, откуда пришёл. Играй с другими детьми.
– А если я не хочу? – Это прозвучало скорее жалко, чем решительно, и Люк пожалел, что открыл рот.
У Фреда на одном бедре висела рация, а на другом электропалка. Он взялся за второе.
– Возвращайся назад. Я не буду повторять.
– Ладно. Приятного дня, Фред.
– Пошёл в жопу. – Фред вернулся к работе.
Люк оставил его, удивляясь тому, как быстро все его нерушимые убеждения о взрослых – например, что они будут добры с тобой, если ты будешь добр с ними – были смыты в унитаз. Он старался не заглядывать в пустые комнаты, когда проходил мимо них. Оттуда веяло жутью. Сколько детей в них побывало? Что с ними стало, когда они отправились в Заднюю Половину? И, где они были сейчас? Дома?
– Хер там, – пробормотал он и захотел, чтобы его мама оказалась рядом, услышала, как он произносит это слово, и сделала ему выговор. Без папы было плохо. Без мамы – невыносимо.
Дойдя до коридора ледогенератора, он увидел тележку «Дандукс» Морин, стоящую возле комнаты Эйвери. Он заглянул внутрь, и она улыбнулась ему, ровняя одеяло на кровати Эйвестера.
– Всё хорошо, Люк?
Глупый вопрос, но он знал, что она спросила искренне; и то, как он узнал об этом, вполне могло быть связано со вчерашним световым шоу. Сегодня лицо Морин было ещё бледнее, а морщинки вокруг её рта ещё глубже. Люк подумал, что у этой женщины не всё хорошо.
– Да. А у вас?
– Всё нормально. – Она солгала. Это не было похоже на догадку или озарение; это пришло, как неоспоримый факт. – Если не считать, что минувшей ночью Эйвери намочил кровать. – Она вздохнула. – Он не первый и не последний. К счастью, дальше наматрасника не протекло. Теперь иди, Люк. Хорошего тебе дня. – Она смотрела прямо на него с надежной в глазах. И не только в глазах, но и в мыслях. Он снова подумал: они изменили меня. Не знаю, как и на сколько, но они точно изменили меня. Что-то добавили. Он был очень рад, что солгал на счёт карт. И очень рад, что они поверили ему. Пока что.
Он собрался было уйти, но вернулся.
– Пойду возьму немного льда. Вчера они надавали мне пощёчин и у меня болит лицо.
– Давай, милок. Давай.
И снова ему стало теплее на душе от этого слова. Ему даже захотелось улыбнуться.
Он взял ведёрко в своей комнате, вылил талую воду в раковину и прошёл к ледогенератору. Морит была уже там, согнувшись пополам и прижавшись попой к шлакоблочной стене, её руки почти касались лодыжек. Люк поспешил к ней, но она жестом остановила его.
– Просто потягиваю спину. Чтобы позвонки вернулись на место.
Он открыл дверцу ледогенератора и достал совок. Он не мог передай ей записку по методу Калиши, потому что, несмотря на наличие ноутбука, у него не было бумаги и ручки. Даже огрызка карандаша. Может, это и к лучшему. Здесь было опасно пользоваться записками.
– Лиа Финк из Берлингтона, – прошептал он, набирая лёд. – Рудольф Дэвис из Монпелье. У обоих по пять звёзд на «Легал Игл». Это сайт для клиентов. Запомните имена?
– Лиа Финк, Рудоль Дэвис. Храни тебя Бог, Люк.
Люк знал, что стоит на этом остановиться, но ему было любопытно. Он всегда был любопытным. Поэтому вместо того, чтобы уйти, он принялся колоть лёд, будто хотел измельчить его. Лёд не нуждался в измельчении, но зато от этого образовывался довольно громкий шум.
– Эйвери сказал, что деньги вы скопили для сына. Я знаю, это не моё дело…
– Это малыш Диксон, который умеет читать мысли, не так ли? Должно быть, он правда способный, хотя и писает в кровать. В его досье нет никаких розовых отметок.
– Да, он. – Люк продолжал ворошить лёд совком.
– Что ж, он прав. Это было церковное усыновление, сразу после рождения моего мальчика. Я хотела оставить его, но мой пастор и моя мать отговорили меня. Кобель, за которого я вышла, никогда не хотел детей, так что он мой единственный. Тебе это действительно интересно, Люк?
– Да. – Но затягивать разговор было опасно. Они могли не слышать, но могли наблюдать.
– Когда у меня начались боли в спине, мне захотелось узнать, что с ним стало, и я выяснила это. Государственные службы не выдают данных о детях, но церковь хранит записи об усыновлениях, начиная с 1950 года, а у меня был пароль от компьютера. Пастор держит его прямо под клавиатурой в приходском доме. Мой мальчик живёт всего в двух городах от места моего проживания в Вермонте. Он заканчивает школу. Хочет пойти в колледж. Да, это я тоже выяснила. Мой сын хочет пойти в колледж. Вот, для чего мне нужны деньги, а не для оплаты счетов этой поганой скотины.
Она вытерла глаза рукавом – быстрым, почти машинальным движением.
Он закрыл крышку ледогенератора и выпрямился.
– Поберегите спину, Морин.
– Обязательно.
Но, что, если это рак? Именно так она и думала. Он это знал.
Когда он развернулся, она коснулась его плеча и придвинулась к нему. У неё был неприятных запах изо рта. Запах больного человека.
– Он не должен знать, откуда взялись деньги. Но он должен получить их. И, Люк? Делай, что они говорят. Делай всё, что они говорят. – Она замолчала. – И если захочешь с кем-то что-то обсудить… делай это здесь.
– Я думал, тут есть другие места, где…
– Делай здесь, – повторила она, и покатила свою тележку обратно туда, откуда пришла.
Вернувшись на игровую площадку, Люк с удивлением увидел, что Ники играет в КОНЯ с Гарри Кроссом. Они смеялись, толкались и препирались друг с другом, будто были друзьями с первого класса. Хелен сидела за столиком и играла с Эйвери в «Пьяницу» с двумя колодами. Люк сел рядом с ней и спросил, кто выигрывает.
– Трудно сказать, – ответила Хелен. – В прошлый раз выиграл Эйвери, а сейчас идём ровно.
– Она считает это скучным дерьмом, но старается быть вежливой, – сказал Эйвери. – Разве не так, Хелен?
– Всё так, мелкий ты Крескин[68], всё так. После этого играем в слэп-джек[69]. И ты будешь не в восторге, потому что у меня твёрдая рука.
Люк огляделся и вдруг ощутил беспокойство. От чего перед его глазами за мгновение появился рой точек и тут же исчез.
– Где Калиша? Они ведь не…
– Нет, нет, они не забрали её. Она принимаешь душ.
– Она нравится Люку, – произнёс Эйвери. – Очень нравится.
– Эйвери?
– Что, Хелен?
– Есть вещи, о которых не стоит болтать.
– Почему?
– По кочану и по капусте. – Она вдруг отвела взгляд и провела рукой по своим разноцветным волосам – возможно, чтобы скрыть дрожь в голосе. Если так, то это не сработало.
– Что с тобой? – спросил Люк.
– Спроси мелкого Крескина. Он всё видит, всё знает.
– Ей засунули градусник в задницу, – сказал Эйвери.
– Ох, – произнёс Люк.
– Точно, – сказал Хелен. – Знаешь, как это, блядь, оскорбительно?
– Унизительно, – сказал Люк.
– А ещё приятно и восхитительно, – сказала Хелен, и они оба засмеялись. Хелен – со слезами на глазах, но смех есть смех, и здесь он был настоящим сокровищем.
– Я не понял, – сказал Эйвери. – Как это может быть приятно и восхитительно от градусника в заднице?
– Нужно достать его и облизать, – сказал Люк, и они все покатились со смеху.
Хелен ударила кулаком по столу, от чего разлетелись карты.
– Господи, я описалась, не смотрите! – И она убежала, чуть не сбив Джорджа с ног, когда он выходил наружу, жуя арахисовое лукошко.
– Что это с ней? – спросил Джордж.
– Описалась, – буднично ответил Эйвери. – Прошлой ночью я написал в кровать, так что я могу её понять.
– Спасибо, что поделился с нами, – улыбаясь сказал Люк. – Иди поиграй в КОНЯ с Ники и новичком.
– Ты псих? Они слишком большие, и Гарри уже толкал меня.
– Тогда иди попрыгай на батуте.
– Надоело.
– Всё равно иди. Я хочу поговорить с Джорджем.
– Об огнях? Каких огнях?
«Этот паренёк пугает меня», – подумал Люк.
– Иди Эйвестер. Покажи мне парочку своих передних кувырков.
– И попытайся не свернуть шею, – сказал Джордж. – А если свернёшь, я спою You Are So Beautiful на твоих похоронах.
Эйвери пару секунд пристально смотрел на Джорджа, а затем сказал:
– Но ты же ненавидишь эту песню.
– Да, – сказал Джордж. – Всё так. То, что я сказал, называется сатирой. Или иронией. Я всегда смешиваю два этих понятия. Теперь иди. Ноги в руки и вперёд.
Они смотрели, как он плетётся к батуту.
– Этому парню десять, но если не считать ЭСВ-дерьма, ведёт себя, как шестилетка, – сказал Джордж. – Ну и хрень.
– Да уж. Сколько тебе лет, Джордж?
– Тринадцать, – угрюмо ответил он. – Но сейчас чувствую себя на сотню. Слушал, Люк, они говорят, что с нашими родителями всё в порядке. Ты веришь в это?
Это был деликатный вопрос. Наконец, Люк ответил:
– Не… совсем.
– Если бы ты мог выяснить, ты бы сделал это?
– Не знаю.
– Я бы – нет, – сказал Джордж. – С меня и так хватит. Если бы я узнал, что они… ну, ты понял… это бы сломило меня. Но я постоянно задаюсь вопросом.
«Я мог бы выяснить это для тебя, – подумал Люк. – Мог бы выяснить для нас обоих». Он чуть не нагнулся к Джорджу, чтобы прошептать это ему на ухо. Затем вспомнил слова Джорджа о том, что с него уже хватит.
– Слушай, а ты проходил эту глазную штуку?
– Конечно. Все проходят. И всем суют в жопу градусник, и делают ЭЭГ, и МРТ, и XYZ; делают анализы крови, контрольные тесты и все остальные замечательные вещи, Люки.
Люк хотел спросить Джорджа, продолжил ли тот видеть точки после выключения проектора, затем решил не делать этого.
– У тебя был припадок? У меня был.
– Не-а. Они посадили меня за стол и этот усатый хрен занялся своими карточными фокусами.
– В смысле, спрашивал тебя, что на них изображено.
– В смысле, да. Я думал, это были карты Рейна – должны были быть. Я проходил такой тест за пару лет до того, как оказался в этом очаровательном гадюшнике. Это было после того, как мои родители поняли, что я действительно могу иногда перемещать вещи, если посмотрю на них. Как только они решили, что я не разыгрываю их, чтобы немножко попугать, и что это не один из моих приколов, они захотели узнать, что со мной происходит, и отвели в Принстон, где у них есть отдел исследования аномалий. Или был. Думаю, они прикрыли его.
– Аномалий… ты серьёзно?
– Ага. Полагаю, это звучит более научно, чем отдел исследования экстрасенсорных явлений. Веришь, нет, но он был частью инженерного факультета. Парочка студентов-выпускников провели тест с картами Рейна, но я провалил его. В тот день я даже не смог как следует подвигать предметы. Иногда так бывает. – Он пожал плечами. – Они, наверное, подумали, что я обманщик, но мне было всё равно. Понимаешь, порой, я могу опрокинуть стопку кирпичей, просто подумав о них, но что толку? Согласен?
Будучи тем, кто максимум мог опрокинуть на пол поднос для пиццы, не прикасаясь к нему, – он был согласен.
– А они лупили тебя по лицу?
– Один раз, и это было как удар молотом, – сказал Джордж. – Когда я пошутил. Меня ударила эта сука, Присцилла.
– Я встречался с ней. Всё верно: сука.
Это слово его мама презирала даже сильнее, чем «блядь», и его использование снова заставило Люка скучать по ней.
– И ты не знал, что было на картах.
Джордж как-то странно посмотрел на него.
– Я – ТК, не ТП. Как и ты. Как я мог узнать?
– Пожалуй, не мог.
– Поскольку я уже сталкивался с картами Рейна в Принстоне, я назвал крест, потом звезду, потом волнистые линии. Присцилла сказала, чтобы я перестал врать, поэтому, когда Эванс посмотрел на следующую карту, я сказал, что там титьки Присциллы. Тогда она и влепила мне. Затем они разрешили мне вернуться в комнату. По правде говоря, они не были особенно заинтересованы. Скорее, расставляли точки над «i».
– Может, они действительно ничего не ожидали, – сказал Люк. – Может, ты просто был контрольным объектом.
Джордж рассмеялся.
– Чувак, я тут ничего не могу контролить. О чём ты вообще?
– Ни о чём. Забудь. А огни возвращались? Ну, эти цветные точки?
– Нет. – Теперь Джордж выглядел заинтересованным. – А у тебя?
– Нет. – Люк вдруг обрадовался, что рядом не было Эйвери, и мог только надеяться, что у этого паренька был ограниченный радиус действия. – Был только… припадок… или, кажется, был… и я боялся, что они могут вернуться.
– Я не понимаю суть этого места, – сказал Джордж ещё более угрюмо, чем раньше. – Оно выглядит почти как правительственное учреждение… если бы не книга, которую купила моя мама незадолго до того, как они отвели меня в Принстон. Она называлась «Парапсихические истории и мистификации». Я прочитал её после неё. Там была глава о правительственных экспериментах на предмет наших способностей. ЦРУ проводила их в 1950-х годах. Телепатия, телекинез, предвидение и даже левитация с телепортацией. Не без использования ЛСД. Они получили какие-то результаты, но ничего особенного. – Он подался вперёд, глядя своими голубыми глазами в зелёные глаза Люка. – Ничего особенного, чувак – это мы. Разве мы можем достичь мирового господства для Соединённых Штатов, двигая банки – и только пустые – или перелистывая страницы книги?
– Они могли бы заслать Эйвери в Россию, – сказал Люк. – Он рассказал бы им, что Путин ест на завтрак, и носит ли он семейники или обычные трусы.
Это заставило Джорджа улыбнуться.
– Насчёт наших родителей… – начал Люк, но затем прибежала Калиша, спросив, не хочет ли кто поиграть в вышибалы.
Оказалось, что хотят все.
В тот день у Люка не было никаких тестов, кроме проверки собственной смелости. Ещё дважды он заходил на сайт «Стар Трьбьюн» и дважды шёл на попятную, хотя во второй раз взглянул на заголовок: что-то о парне, который переехал на грузовике группу людей, пытаясь доказать свою религиозность. Это было ужасно, но, по крайней мере, давало некоторое понятие о том, что происходило за пределами Института. Во внешнем мире всё было без изменений, но здесь кое-что изменилось: теперь на экране приветствия ноутбука было его имя, вместо безвестной Донны.
Рано или поздно ему придётся выяснить, что с его родителями. Он знал это, и теперь прекрасно понимал старую поговорку: отсутствие новостей – уже хорошая новость.
На следующий день его снова отвели на уровень «В», где техник по имени Карлос взял у него три ампулы крови, сделал ему укол (без реакции), затем велел сходить в туалет и наполнить контейнер для мочи. После этого Карлос и хмурая женщина-санитар по имени Вайнона отвели его на уровень «Г». Вайнона была одной из самых злобных, и Люк даже не пытался заговорить с ней. Они завели его в большую комнату с аппаратом МРТ, который, вероятно, стоил кучу баксов.
«Оно выглядит почти как правительственное учреждение», сказал Джордж. Если так, что бы подумали налогоплательщики, узнай они о том, как расходуются их доллары? Люк предположил, что в стране, где люди кричат о Большом Брате, даже когда сталкиваются с каким-нибудь пустяковым требованием, вроде использования мотоциклетного шлема или получения лицензии на ношение скрытого оружия, ответ будет: ничего особенного.
Их уже ждал очередной техник, но прежде чем Карлос поместил Люка в аппарат, в комнату влетел доктор Эванс, проверил место последнего укола на руке Люка и объявил: «Неплохо». Он спросил, не было ли у Люка других припадков или обмороков.
– Нет.
– А что насчёт цветных огней? Появлялись? Может, во время игры или глядя в экран ноутбука, или тужась в нужнике? Это…
– Я знаю, что это. Нет.
– Не лги мне, Люк.
– Я не лгу. – Он гадал, сможет ли МРТ обнаружить какие-нибудь изменения в его мозговой активности и подтвердить, что он лжёт.
– Ладно, хорошо. – Не хорошо, подумал Люк. Вы разочарованы. И я этому рад.
Эванс что-то записал на своём планшете.
– Продолжайте, леди и джентльмены, продолжайте! – И так же стремительно вылетел, как ошпаренный.
МРТ-техник – ДЭЙВ, согласно табличке – спросил, не страдает ли Люк клаустрофобией.
– Ты, вероятно, тоже знаешь, что это.
– Не страдаю, – сказал Люк. – Моя единственная фобия связана с нахождением взаперти.
Дэйв выглядел серьёзным, среднего возраста, в очках, почти лысый. Он был похож на бухгалтера. Как и Адольф Эйман[70].
– Если так… в смысле, если ты клаустрофоб… я могу дать тебе «Валиум». Это разрешено.
– Всё в порядке.
– Всё же стоит принять таблетку, – сказал Карлос. – Ты будешь находиться там довольно долго, и она немного сгладит ощущения. Можешь даже заснуть, хотя эта штуковина довольно громкая. Внутри всё стучит и бахает.
Люк знал. Хотя сам он не был внутри аппарата МРТ, но много раз видел это в сериалах про врачей.
– Я пасс.
Но после обеда (принесённого Глэдис) всё же принял «Валиум»: отчасти из любопытства, но в основном от скуки. Он трижды прошёл МРТ и, по словам Дэйва, ему предстояло ещё три раза. Люк не потрудился спросить, что они проверяли, искали или надеялись найти. Ответ был бы примерно таким: не твоё дело.
«Валиум» вызвал у него ощущение парения и забытья, и во время последнего раза он впал в лёгкую дремоту, несмотря на громкий стук, который издавал аппарат, делая снимки. Когда Вайнона пришла забрать его на жилой уровень, действие «Валиума» уже прошло, и он просто чувствовал себя «прибалдевшим».
Она сунула руку в карман и достала горсть жетонов. Когда она протянул их ему, один упал на пол и укатился.
– Подними, разиня.
Он поднял.
– У тебя был долгий день, – сказала она, и даже улыбнулась. – Почему бы тебе не пойти и не выпить чего-нибудь? Оттянись. Расслабься. Советую взять «Харвис Бристол Крим».
Она была средних лет, достаточно взрослая, чтобы иметь ребёнка, ровесника Люка. Может, два. Стала бы она давать им такие советы? Божечки, у тебя был тяжёлый день в школе, почему бы тебе не расслабиться и не выпить коктейль перед тем, как приступить к урокам? Он уже собирался сказать это; худшее, что она могла сделать, – влепить ему пощёчину, но…
– И что в этом хорошего?
– А? – Она нахмурилась, глядя на него. – Хорошего в чём?
– Во всём, – сказал он. – Вообще во всём, Винни. – Он не хотел «Харвис Бристол Крим», ни «Твистед Ти», ни даже «Стамп Джамп Гренаш», о котором мог думать Джон Китс[71], когда говорил что-то вроде «так же романтично, как западная луна на убывающем полотне ночи».
– Ты должен следить за своим грязным языком, Люк.
– Я работаю над этим.
Он сунул жетоны в карман. Что-то около девяти штук. Он собирался дать три Эйвери и ещё по три каждой из близнецов Уилкокс. Вполне достаточно для закусок, но не хватит ни на что другое. А сам он в данный момент хотел пополнить запас белка и углеводов. Ему было всё равно, что дадут на ужин, лишь бы побольше всего.
На следующее утро Джо и Хадад отвели его обратно на уровень «В», где ему велели выпить раствор бария. Рядом стоял Тони со своей электродубинкой, готовый дать разряд, если Люк выкажет своё несогласие. Как только он всё выпил до капли, его отвели в кабинку размером с коморку часового на заставе и сделали рентген. Всё прошло нормально, но когда он вышел из кабинки, он сжался и согнулся пополам.
– Только не на пол, – сказал Тони. – Если собираешь сделать это, воспользуйся раковиной в углу.
Поздно. Полупереваренный завтрак, приправленный барием, вырвался наружу.
– Вот дерьмо. Теперь тебе придётся всё это убрать, а когда закончишь, пол должен быть таким чистым, чтоб с него можно было есть.
– Я уберу, – сказал Хадад.
– Ни хера. – Тони не взглянул на него и даже не поднял голоса, но Хадад всё равно вздрогнул. – Можешь принести швабру и ведро, а остальное сделает Люк.
Хадад принёс всё необходимое. Люк умудрился наполнить ведро в раковине в углу комнаты, но его живот всё ещё одолевали спазмы, а руки слишком сильно тряслись, чтобы он мог опустить ведро на пол, не расплескав мыльную воду. За него это сделал Джо, прошептав Люку на ухо: «Держись, малыш».
– Дай уже ему швабру, – сказал Тони, и Люк понял – каким-то новым способом понимания вещей, – что старина Тони упивается собой.
Люк взял швабру и вымыл пол. Тони оценил проделанную работу и заявил, что результат неприемлем; он велел Люку повторить. Спазмы прекратились и на этот раз он смог самостоятельно набрать воды в ведро. Хадад и Джо сидели и обсуждали шансы «Янкиз» и «Сан-Диего Пардес» – по-видимому, их любимых команд. На обратном пути к лифту, Хадад похлопал Люка по спине и сказал:
– Ты молодец, Люк. У тебя есть жетоны, Джоуи? У меня закончились.
Джо дал Люку четыре жетона.
– Для чего все эти тесты? – спросил Люк.
– Для много чего, – ответил Хадад. – Не переживай об этом.
Это был, пожалуй, самый глупый совет из всех, что ему давали, подумал Люк.
– Я когда-нибудь выйду отсюда?
– Конечно, – сказал Джо. – Хотя ты ничего не будешь помнить об этом.
Он лгал. И опять, это не было чем-то вроде чтения мыслей, по крайней мере, таким, каким Люк представлял это себе, – когда слышишь слова в голове (или видишь их, как в бегущей строке в новостном выпуске на кабельном канале); это было просто знание, такое же бесспорное, как гравитация или иррациональность квадратного корня из двух.
– Сколько ещё будет тестов?
– Достаточно, чтобы занять тебя, – сказал Джо.
– Только больше не блюй на пол там, где ходит Тони Фиццале, – сказал Хадад и от души рассмеялся.
Когда Люк вошёл, новая экономка пылесосила пол в его комнате. Эта женщина – ДЖОЛИН, судя табличке – была в теле, и ей было двадцать с чем-то лет.
– Где Морин? – спросил Люк, хотя прекрасно знал. У Морин была неделя выходных, и когда она вернётся, то, возможно, её не будет в этой части Института, по крайней мере, какое-то время. Он надеялся, что сейчас она в Вермонте, разбирается с дерьмом, оставшимся после её сбежавшего мужа, хотя ему будет не хватать её… но, Люк полагал, что сможет увидеть её в Задней Половине, когда придёт его очередь отправиться туда.