- В каком смысле? – глухо спросил я, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
- В смысле – сказать все только тебе или их позвать и пусть они тоже слышат?
- А что там, так плохо?
- Да нет, не так и не плохо – тяжело просто, даже очень тяжело… И помощь тебе точно понадобится…
Только те ли они люди, что могут тебе ее оказать – это уже тебе решать… Как и то, должны ли они знать все что с тобой сейчас…
Я задумался.
Ну, полковник – это-то понятно, от него секретов нет, да он и так почти все знает, а вот Надежда – надо ли ей знать все, что со мной?
Хотя если полковник прав и она как-то там неравнодушна ко мне, может пусть и знает.
Да и что там эта ворожея сможет нового сказать?
- Зовите, - подняв голову, сказал я.
Ничего, пусть знают…
V-18
Высокое собрание моей палаты в лице собственно меня, полковника, Надежды и Веры Ивановны было в полном составе.
- Давайте, говорите, Вера Ивановна, - сделал полковник приглашающий жест. – Мы все вас внимательно слушаем.
Да уж, куда еще внимательней, казалось, комар или муха пролетит - и мы их услышим.
Пришедшая в себя ворожея кашлянула и опустила глаза.
- Даже не знаю, с чего начать… Ну, наверное с благодарности вам, Надежда, что пригласили меня…
Мы все с удивлением посмотрели на вспыхнувшую Надежду, которая было попыталась что-то спросить, но была остановлена повелительным жестом ворожеи.
- Да-да, я очень благодарна вам, что вы показали мне вашего сотрудника, чуть попозже поймете за что именно…
- Ну, а вам-то, наверное, уже говорили, - повернулась она ко мне, перейдя почему-то со мной на «вы» - что из-за редчайшего стечения обстоятельств, которые вы наверняка считаете для себя крайне неблагоприятными, а я – совсем даженаоборот, у вас появилась замечательная способность понимать и говорить дополнительно на четырех новых языках.
|
|
- Говорили, - мрачно сказал я. – Но у меня появилась не только эта … замечательная способность к языкам, как вы ее называете, а также еще замечательная способность видеть во сне всякие ужасы и кошмары, от которых моя голова просто раскалывается и температура зашкаливает.Иименно вот от этой способности мне бы избавиться и поскорее, потому что сил уже никаких нет.
- Ага, - задумчиво кивнула головой ворожея, пристально глядя на меня. – А понимаете ли вы, что это не просто сновидения и новые языки, вдруготкуда ни возьмись всплывшие в вашей памяти, а тесно взаимосвязанные между собой явления?..
И еще - понимаете ли вы, что все это – следы людей, которых уже нет в живых, и, судя по вашим видениям, умерших совсем не своей естественной смертью?
Как и то, что ваши видения – это, по сути, есть сцены их собственной гибели?..
- Понимаю, - кивнул головой я. – Мне врач – психотерапевт об этом сказал, а он это из меня под гипнозом вытащил.
- Надо же, как далеко вперед медицина шагнула, - восхитилась ворожея. – Ну да не обращайте на меня внимания, это я так, злословлю немного.
- Это вы напрасно, потому что он сам – психотерапевт этот – как раз и посоветовал мнеобратиться к специалистам … так сказать, вашего профиля, - буркнул я.
- Большая редкость, - покачала головой ворожея. – Я имею в виду– умный врач, приемлющий не только свою ограниченную материалистическую науку врачевания, но и явления, имеющиенеограниченную нематериальную природу. Все-все, ладно, больше не буду.
|
|
А вот теперь смотрите, что получается…
Почему эти мертвые люди вдруг проявились со своими языками и картинами своих смертей именно у вас в голове, это еще более или менее понятно – в результате всех экстремальных воздействий на вас, не так ли?
- Так, - подтвердил я, не понимая пока куда гнет ворожея.
- Так, - повторила ворожея. - А не задумывались ли вы, почему именно эти мертвые люди проявились именно у вас в голове в результате всех этих экстремальных воздействий?..
- Нет, не задумывался… И почему же именно у меня?.. – повторил вопрос я.
Ворожея помолчала, у нее повлажнели глаза.
- Вы только не волнуйтесь… Потому, что все эти люди…
- Кто же они?.. – непонятно почему занервничав и вскочив с кровати, спросил я.
- Вы! – ответила ворожея, зачарованно глядя на меня.
- То есть как это – я? – сорвавшимся голосом спросил я.
- Так!.. Все они – это вы!.. То есть они - это все ваши прошлые четыре жизни, вы же сейчас проживаете свою уже пятую жизнь … - почти шепотом сказала ворожея. – Господи, да я же никогда даже не надеялась увидеть такое…
Спазм перехватил ее горло, и она замолкла, закрыв лицо руками.
Степан Николаевич наполнил стакан водой из бутылки и подал ей.
Я как зомби сел на кровать.
Я – это все они?..
Или наоборот, все они – это я?..
Что за глупости?
Этого просто не может быть!
Этого просто не может быть, потому что просто не может быть никогда!
Или все-таки может?..
Надежда придвинулась ко мне и ободряюще положила руку мне на плечо.
- Теперь вы понимаете, Надежда, за что я вам так благодарна? - сквозь слезы улыбнулась ей ворожея. – Ведь о таком я только в старинных книгах читала, а тут увидеть своими глазами… Это же такое счастье!..
|
|
Ничего себе счастье!
Ну, для нее – еще может быть и счастье, хотя это и спорно.
А мне-то за что такое счастье?
Я откашлялся.
- А вы… уверены, что всё это… так сказать, …я?..
- Конечно! – твердо сказала ворожея. – Вспомните-ка свои видения, точнее воспоминания, что в них главное? Помимо, конечно, того, что все они погибают?
- Не знаю, - глухо ответил я.
- Ну как же? – снисходительно улыбнулась мне женщина, уже овладевшая собой. –А вот вспомните-ка…
- Что вспомнить? – мрачно спросил я.
- Например, то, что, во-первых, навернякавсе герои ваших воспоминаний никогда, подчеркиваю – никогда не встречаются между собой, не так ли?
- А во-вторых?
- А во-вторых, вспомните еще их одежду, обувь, окружение, занятия – разве каждый герой из них не живет в свою собственную эпоху и в свое собственное время, не совпадающие с эпохой и временем жизни другого героя.
Я посидел молча, вспоминая свои ночные ужастики.
- Ну, может быть, в этом вы и правы, - нехотя согласился я. – Но это же ничего не доказывает…
- Не спешите с выводами, - предостерегающе подняла руку ворожея. – Есть ведь еще и в-третьих.
И состоит оно в том, я уверена, вы наверняка видите их в своих воспоминаниях в строго определенном порядке – сначала то время, которое ближе всего к вашему теперешнему, то есть ваше совсем недалекое прошлое, потом – подальше, дальше, и в самом конце вы видите время, максимально отстоящее от вашего, то есть ваше совсем далекое прошлое, с чего вы начались как личность…
А если еще связать последовательность событий в ваших сновидениях с последовательностью языков, на которых вы стали говорить?..
Наступила тишина.
Я сидел, медленно воскрешая в своей голове ночные кошмары и с трудом пытаясь переварить услышанное.
А ведь, похоже, что она права.
Очень похоже…
- А можно мне спросить, Вера Ивановна? – подняв руку, как ученица на уроке, робко спросила Надежда.
- Вам теперь все можно, Надежда, - улыбнулась ворожея.
- А сколько же всего жизней мы живем?
Ворожея посерьезнела и вздохнула.
- Это очень серьезный вопрос… По большинству мнений, все-таки девять, - нехотя сказала она. – Хотя я считаю, что количество жизней человека может быть неограниченным. Все зависит от того, как он живет свои жизни. Так считают в христианстве.
- Кстати, - повернулась она ко мне. – Я там увидела, что в двух ваших жизнях у вас была другая религия, не наша, не христианская… Потому, если захотите что-то уточнить или подтвердить из того, что я вам сказала или, может быть, что-то новое узнать, что я вам не сказала, обратитесь к одной моей… коллеге, Зарина ее зовут, она сама буддистка и как раз по другим, нехристианским религиям специалист. Может, что новое вам и скажет…
Не стесняйтесь, я серьезно говорю, обратитесь, она настоящая, не шарлатанка там, как часто бывает… Да, бывает, мы и сами это знаем, и их - шарлатанов знаем, и они нас знают… И боятся…
- Ну, хорошо, узнал он все это, а что же ему делать-то теперь? –подал голосСтепан Николаевич, впервые вмешавшись в разговор. - Он же так просто сойдет с ума, Вера Ивановна, и очень скоро. Посоветуйте ему что-нибудь или подлечите…
- Подлечить вас, Леонид, здесь бесполезно – толку не будет… - твердо сказала ворожея. – А вот посоветовать сделать кое-что я могу.
- Что же мне сделать? – умоляюще спросил я.
- Да когда я вас смотрела, показалось мне, что есть еще одна общая черта для всех ваших прежних жизней… Помимо насильственных смертей в довольно молодом возрасте, конечно... Незавершенность какая-то, понимаете?..
- Пока не очень-то, - чистосердечно ответил я.
- Я пока тоже… не очень-то… - так же честно ответила ворожея. – Но сдается мне, что все они,… то есть все вы… в своих прошлых жизнях чего-то там не доделали, что должны были сделать, …может даже то, для чего именно и были рождены…И вот это самое вам теперь и надо доделать, ну или хотя бы понять, что именно.
Может, на самом деле это не совсем так высоко и пафосно, но, в общем-то, в этом смысле…
- И как мне это сделать? – упавшим голосом спросил я.
- Для начала – съездить туда, так сказать прийти по местам боевой и трудовой славы, может быть, на месте и сами разберетесь, - не слишком уверенно сказала ворожея. – А что, языки ведь у вас теперь есть, а там вы сами посмотрите…
Я опустил голову.
Перспективка…
V-19
Я плохо помню уход Веры Ивановны и Надежды, помню только, что полковник суетился как мальчик, подавая пальто женщинами, ухитрившись при этом выпросить номер телефона у ворожеи, интерес к которой у него после всего происшедшего явно вырос.
Осталось только понять, какой именно – профессиональный или личный.
Кстати, мне пришло в голову, что в отличие от него, знающего теперь обо мне практически все, я-то о нем практически ничего не знаю.
Ничего, наверное, это у него профессиональное, успокоил я себя, но все равно было как-то неприятно.
Зато лежать, повернувшись лицом к стене, никого не видя и ничего не слыша, было очень приятно – никаких мыслей, одни ощущения, преимущественно покоя, и на том спасибо.
Увы, не то, что счастье, даже просто покой не бывает слишком долго.
Вернувшийся с проводов дам, полковник потряс меня за плечо.
- Ты что, заснул? Вставай, нам ехать надо!
- Куда? Зачем? – тоскливо спросил я.
- Как это куда и зачем? – удивился полковник. –В институт поедем, о котором я тебе вчера говорил, там у моего человечка как раз свободное время образовалось, вот он тебя и примет, родимого, и посмотрит, как полагается, что там у тебя.
Пора бы теперь нам уже кого-нибудь ученого послушать, что он там нам скажет, а то эти экстрасенсы там всякие типа этой Веры Ивановны, хорошей женщины, спору нет - это одно, а наука- все ж таки совершенно другое.
А мы с тобой и тех, и других должны выслушать, а потом уже сами решить, что делать надо.
Так что собирайся, с завотделением я уже договорился, он тебя на три часа отпускает под мою ответственность, а нам их как раз и хватит для всех наших дел.
Пришлось подняться, одеться с помощью полковника – боль в ключице и ребрах уже притупилась, но всё-таки давала о себе знать и…
Ехать нам пришлось далеко, почти на другой конец города, пока, наконец, наша машина не остановилась перед небольшим трехэтажным зданием с неприметной табличкой «Научно - исследовательский институт нейрофизиологии».
Ну, спасибо, что хоть не патологической анатомии…
Против ожиданий, нас действительно приняли в институте как родных.
Полковника, явно бывшего там в фаворе, вообще, можно сказать, облизывали со всех сторон, ну и мне как его спутнику тоже досталось немного.
Экстрасенса, правда, к нашим услугам не нашлось – он, родимый, был в отпуске, но уже через минут пятнадцать я сидел в лаборатории, где исследовали человеческую ауру - хоть и на обычном деревянном стуле, но в каком-то явно футуристического вида шлеме, надетом на мою многострадальную голову.
От шлема отходил целый пучок проводов, тянущийся к широкому столу сразу с тремя компьютерами на нем и парочкой, если я правильно понял – осциллографов, а может быть и чем-то еще другим.
Вся процедура сама по себе заняла всего минут двадцать.
Тот самый человечек полковника, оказавшийся заведующим лабораторией, главным научным сотрудником и доктором наук, на минуточку, внимательно изучая разноцветные картинки на компьютерах и показания на приборах, не на шутку заинтересовался мной.
- А у вашего поломанного друга сразу несколько пробоев ауры, Степан Николаич, - с совершенно неуместным, на мой взгляд, энтузиазмом бодро сказал человечек.– И к тому же приличного размера.
- Сколько конкретно? – спросил полковник, сидевший слева от меня в напряженной позе, явно боясь что-нибудь повредить из этой массы приборов, оборудования и проводов.
- Ну, пока я вижу четыре, - отозвался человечек, внимательно вглядываясь в экраны. – Да, точно, всего четыре, и довольно сильных…
Полковник повернулся всем корпусом ко мне и посмотрел на меня выразительным взглядом.
Ну что ж, четыре так четыре.
Всего у меня по четыре – четыре языка этих чертовых, четыре сцены насильственной смерти в моих видениях, четыре бывших жизни.
Один я пятый…
- А заделать как-то их вы сможете? – нахмурившись, спросил полковник.
- А то как же! – небрежно ответил исследователь. –Залатаем, не беспокойтесь! Только не с одного раза, тут раза два-три, а то и больше повозиться придется. Но уже сегодня полегчает, обещаю…
Процедура латания дыр в моей ауре заняла еще минут пять, не больше, в течение которых я ничего не чувствовал, за исключением легкого почесывания, если можно так выразиться.
Неприятность состояла в том, что чесалось, так сказать, изнутриголовы.
А как, извините, там почесаться?
Не говоря уже о том, как туда, извините, добраться?
С учетом того, то я категорически против своей фронтальной лоботомии.
Ну, ладно, потерпим…
В машине отвозящей нас назад я спросил полковника, что это его все так любят в этом институтике, как он сам его называл.
- А как же иначе? – удивился полковник. – Я же институтик этот, можно сказать, своими руками от закрытия спас.
- Как это?
- Да вот так! Еще в самом начале восьмидесятых годов ударились было они во все эти новомодные тогда штуки типа фотографирования аур, их диагностирования, заделывания дыр и всего прочего в этом же духе.
А в Бехтеревском Институте Мозга в Москве, который всегда лидерствовал в СССР в этом научном направлении, да при этом еще всех, скажем не так,чтоб душил, но уж точно слегка придушивал, их-то за это и подставили руководству страны.
Дескать, лже-наукой занимаются питерцы, намеренно переводят науку на тупиковый путь, снюхиваются с оккультизмом и прочее, и прочее.
Да и назывались они тогда иначе – «Научно-исследовательский институт биологии», что в аббревиатуре своей давало, прямо скажем, совершенно неприличное по тем временам звукосочетание.
Я представил себе и расхохотался в голос.
- Да, именно так, - кивнул полковник. – Очень неприличное.
Ну, и тем более Москва – Ленинград, противостояние, ты же сам понимаешь…
Вот и стали готовить уже постановление о закрытии этого институтика как вредного и не нужного партии, правительству, народу и стране в целом, да не тут-то было.
А я ведь тогда курировал их … оторганов, ну ты понимаешь, ну и защитил, не побоялся написать докладную записку начальнику нашего Управления, а он тоже не побоялся - переслал ее Андропову, а тот, мало того, что сам умница былкаких мало и все понял как надо, так еще и Джуну Давиташвили к этому делу подключил, а она тогда уже известной в стране была, самого Брежнева лечила и вхожа к нему и в кабинет, и в дом была…
Вот и отстояли мы все совместно этот институтик, только название его поменяли, потом лет пять они меня вообще на руках носили, сейчас уже поспокойнее относятся, но все равно помнят, а ты еще спрашиваешь…
- Ну, Степан Николаевич, вы даете! – восхищенно сказал я.
- Давал… - тоскливо отозвался полковник.
V-20
Я очень боялся засыпать этой ночью.
Боялся все тех же сновидений.
Боялся страха, ужаса и боли.
А потому попросил полковника последить за мной и при малейших признаках сильной реакции немедленно разбудить меня.
Может быть, именно из-за своего страха я долго и не мог заснуть.
Хотя потом все равно, конечно, заснул.
И опять увидел все эти сны или видения или сновидения.
С одной только разницей.
Они были как раньше - опять такие же яркие, опять такие же рельефные, опять такие же насыщенные цветом, вкусом, эмоциями…
Но на этот раз - не болью.
Нет, меня снова взрывали, расстреливали, сбрасывали со скалы и били дубинкой по голове…
Но уже как будто бы и не меня.
А я сам наблюдал за этим откуда-то со стороны, одновременно принимая в этом самое непосредственное участие.
Как будто из зрительного зала смотрел фильм - точнее голливудский блокбастер - с самим собой в главной роли.
И потому было волнующе – но не страшно.
Нервно – но не ужасно.
Неприятно – но не больно.
Слава Богу!..
Я проснулся под утро, весь в слезах.
Мне было так жалко себя – того, точнее тех меня, что были в моих сновидениях.
И я теперь уже точно понимал и даже знал наверняка, что всё это, все они, действительно, был я и никто другой в целом свете.
Мой бедный пожилой сосед неловко скрючился на стуле рядом с моей кроватью, продолжая и во сне, которой все-таки одолел его, хотя, наверное, только под утро, держать мою правую руку в своей.
И охранять меня!
Точнее – хранить меня во сне и наяву…
Настоящий полковник!
Я осторожно освободил свою руку и почувствовал, как меня всего затопила теплая волна благодарности к этому пожилому человеку, который принял и меня, и мои проблемы так близко к сердцу.
Зазвенел мой мобильник.
Полковник вздрогнул, и рывком наклонился было к моей кровати.
Я благодарно улыбнулся ему, успокаивающе помахал рукой и взял мобильник.
- Доброе утро, Леонид! – послышался в трубке официальный голос Надежды. – Хочу сообщить вам, что ваша просьба о предоставлении творческого отпуска для написания книги главным редактором удовлетворена.
Я удивленно заморгал, отнял трубку от уха, отодвинул ее в сторону и в недоумении воззрился на нее.
- Так что вам предоставлен шестимесячный творческий оплачиваемый отпуск сразу после окончания вашего больничного листка, по окончании которого ждем вашу книгу.
Какую книгу, какой отпуск, она там что, с ума сошла?..
- Анатолий Романович шлет вам привет и пожелания скорейшего выздоровления… - предостерегающе добавила Надежда.
Ага, видимо, она говорит в присутствии главного редактора, сообразил я.
Но что это за отпуск и какая там книга?..
- С-спасибо большое, Надежда, - так же официально деревянным голосом сказал я. – И передайте мою благодарность шефу за чуткое отношение…
- Непременно передам все шефу, Леонид! Выздоравливайте… - голос в трубке замолк.
Я положил мобильник на тумбочку и повернулся к полковнику, уже успевшему привести себя в относительный порядок.
- Ну что ты там такого услышал, что стоишь столбом? Давай рассказывай, - пробасил полковник.
- Да я что-то ничего не понял, - признался я. – Звонила Надежда, сказала, что мое заявление о предоставлении творческого отпуска для написания книги сроком на шесть месяцев удовлетворено. Причем оплаченного отпуска, о чем я вообще никогда у нас в редакции не слышал…
- Ну и что ж тут непонятного? – осведомился полковник.
- Да не писал я никогда никакого заявления ни о каком отпуске, тем более – для написания какой-то там книги, - рявкнул я.
- Ну, говорил же я тебе, - полковник выглядел довольно как кот, по уши объевшийся сметаной.
- Что говорили?
- Что Надежда твоя к тебе неровно дышит – это раз, что баба она неплохая – это два, и что правильная тоже – это три, а ты мне все не верил…
- Но книга-то и отпуск этот здесь причем? – простонал я.
- Да при том, что тебе, чтобы все это распутать время нужно и деньги, чтоб жить на них за это время, - терпеливо как ребенку объяснил мне полковник. – Вот она и придумала всю эту махинацию с отпуском и книгой…
- Где же я возьму ей эту книгу?
- Где-где? Ты что – маленький? Напишешь, конечно. Ты же журналист или кто?..
- Ну, журналист… И о чем же должна быть эта книга?
- Да хотя бы обо всем этом, что с тобой сейчас происходит. Если хорошо напишешь, то может очень даже интересно получиться.
- Вы что – смеетесь? Меня же сразу упекут в психушку, вы же сами мне это говорили?
- Конечно, упекут, - спокойно ответил полковник. – Если ты будешь говорить, что это действительно с тобой происходило, то есть было в реальной твоей жизни, тогда точно упекут...
А вот если ты напишешь книгу – то есть, по сути, художественное произведение, вымысел - по своему определению, то никто и никогда к тебе не придерется.
Кстати, ты учти, я рассчитываю на хорошо выписанный тобой в ней мой светлый образ. Так что попробуй только плохо меня описать в своей книге – твои сны тебе еще райской сказкой покажутся…- пригрозил полковник
- Вы всё смеетесь надо мной, - махнул рукой я.
- Даже не думал, - покачал головой полковник. – Но проверять не советую, как и сомневаться в моих словах. Особенно в последних…
Хм, чем черт не шутит, может он и вправду серьезно.
Ой-ой-ой…
V-21
В ожидании привычных уже для нас с полковником возлияний, то есть капельниц - внутривенно, уколов – внутримышечно, таблеток - перорально и прочих там других лечебно-оздоровительных процедур на еще всякие – разные места, мы, валяясь на своих кроватях, лениво переговаривались.
Полковник, желая видимо затушевать свой совершенно незапланированный им самим ночной сон, потребовал от меня подробного отчета о прошедшей ночи и главное – о моих сновидениях, реакцию на которые ему так и не удалось зафиксировать.
Я подробно отчитался перед ним, подчеркнув, что никуда они – мои сновидения - не делись, но приобрели существенно более мягкий – так сказать, в основном созерцательный характер – напрочь изгнав из себя болезненные ощущения.
Потом, в свою очередь, я уже хотел было попытать полковника насчет его жизни – личной, конечно, потому что о профессиональной его жизни наверняка спрашивать его было бесполезно, а может быть даже и опасно.
Хотел было, да не успел, потому что пришла вдруг сияющая Надежда.
Жестом профессионального фокусника она вытащила из своего рукава, то есть, простите – из своей сумки, подписанный приказ главного редактора о моем творческом отпуске, начинавшемся через три недели.
Но самое главное – тем же жестом она небрежно вытащила из той же сумки пачку денег, перетянутую резинкой, и царственно подала ее мне.
- Отпускные! – торжествующе провозгласила она.
- Вот это да! – вырвалось у меня. – Как же тебе это удалось?
- Уметь надо! – гордо вздернула нос Надежда.
Я, кстати, впервые заметил ее нос, а потом и все остальное и пришел к выводу, что она, впрочем, вполне недурна.
Интересно, почему я этого раньше не замечал?..
- Давайте-ка сюда, Надя, - протянул руку полковник, и Надежда послушно передала ему деньги.
- А почему это вам, а не мне? – слегка растерявшись, спросил я.
- Потому что некоторым невоздержанным на алкоголь лицам, не будем ни на кого конкретно показывать пальцем, деньги давать нельзя, - отрезал полковник.
- Да каким еще невоздержанным? – завопил я. – Я уже даже не помню когда я в последний раз…
- Зато я хорошо это помню, - гордо сказал полковник. – Позавчера вечером, например…
Я потерял дар речи.
- Так это же в исследовательских целях, и вы же сами мне в этом помогали, - потерянно сказал я.
- Исследования закончены, - отрубил полковник. – Эффект достигнут и нарушать сложившееся положение ни в коем случае нельзя.
- Да я и не собирался… - начал было я.
- Вот и не надо, - кивнул полковник. - Ну и что теперь, Надежда, что вы думаете, надо Леониду делать?
- Я полагаю, надо последовать совету Веры Ивановны, - твердо сказала Надежда.
- То есть посетить те самые места, где он жил в прошлых жизнях, не так ли? – спросил полковник.
- Да! – согласилась Надежда. – И начать с места проживания его в предыдущей жизни – перед вот этой настоящей - то есть с Израиля. Эта поездка как раз и все расставит по своим местам.
- Согласен! – решительно сказал полковник. – Но есть одно серьезное затруднение…
- Какое? – робко пискнул было я.
- Ну, вы же понимаете, Надя, что его одного отпускать туда просто нельзя, - вкрадчивым голосом начал полковник, подчеркнуто игнорируя меня и обращаясь лично к ней - повернувшись всем телом в ее сторону и заговорщицки поглядывая на нее.
- Он очень хороший человек, наш Ленечка, но ведь крайне же неустойчивый в быту, не дай Бог, сорвется, выпьет за компанию с кем-нибудь, например, а там все может и опять начаться сначала.
Ему просто как воздух необходим будет в этой поездке человек, на которого он смог бы положиться во всех отношениях - верный и надежный спутник… илиспутница…
- Конечно, - горячо поддержала его Надежда. – Если бы вы смогли…
- Да что вы, Бог с вами, Наденька, - замахал на нее руками полковник. – В мои-то годы, куда там путешествовать – о душе уже думать надо…
А вот если бы вы подумали об этом…
- Да я уже думала об этом, - слегка покраснев, смущенно сказала Надежда. – Так, в общих чертах, конечно…
- Вот- вот, - подхватил полковник. – А теперь подумайте уже более подробно и конкретно – как это обставить, как вам отпроситься с работы, как там фиксировать все с ним происходящее, - небрежно кивнул он в мою сторону.
- Ему ведь еще, как я понимаю, какую-то книгу написать надо, чтоб свой отпуск как-то оправдать. Вот вы ему и поможете и в этом тоже…
- Ну, если Леня не против,.. то я, пожалуй, могла бы попробовать составить ему компанию… в этой поездке, - опустив глаза, сказала моя шефиня.
Я сидел, простонапрочь потеряв дар речи.
Нет, это же надо – в моем присутствии обо мне говорят в третьем лице, не говоря уже о том, что совершенно нахально подсовывают мне эту настырную девицу, совсем еще недавно бывшую для меня врагом номер один.
Ну, полковник, ну вы и негодяй!
Вот пусть она только уйдет…
- Да-да, Наденька, на том и порешим, - решительно поднялся со своей кровати полковник. – Начинайте свои хлопоты, они вам точно зачтутся, не на этом свете - так на том, хорошее дело же делаете и для хорошего человека, точнее даже для пяти человек в одном лице нашего Ленечки! До встречи…
- Да-да, до свидания Степан Николаевич, до свидания Леня… Спасибо! - Надежда как птичка выпорхнула из палаты.
Я встал во весь свой стовосьмидесятичетырехсантиметровый рост, придерживая свой гипс, с которым уже успел сродниться, и грозно посмотрел сверху вниз на полковника, уже севшего на свою кровать.
- Ой, какой страшный, сейчас точно обделаюсь со страху, - ни капельки не испугавшись, сказал полковник.
- Это что такое было? – отчаянно возопил я. – Нет, вы объясните мне, что это было такое, вот прямо здесь и сейчас?..
Вы полковник, собственно, каких органов – силовых или матримональных?.. Вы чего это меня в постель неизвестно к кому укладываете?.. Причем, даже не спросив меня, хочу я этого или нет…
Ну, отвечайте же…
- Молчи, дурак, потом еще спасибо скажешь, - будничным тоном сказал полковник.
Я даже поперхнулся от негодования.
- Это я-то еще и дурак?.. Да почему же?..
- Потому и дурак, что не понимаешь своего счастья, и еще орешь как потерпевший!
- Да я и есть потерпевший! Сначала от алкоголя, автомобиля и электричества, а теперь вы хотите, чтоб еще и от бабы… На кой хрен она мне сдалась?..
- Ну вот, я же говорю, что дурак, - удовлетворенно сказал полковник. – Такая девушка с ним едет - и красавица, и умница, и любит его, дурака, и помочь ему хочет - вернуть, так сказать, к нормальной жизни, а он, дурак, не только этому не рад, а еще даже этому сопротивляется. Ну разве не дурак?..
- Да сколько можно уже меня дураком обзывать?
- Пока только шесть раз - я считал, - невозмутимо ответил полковник. – Но если ты не уймешься, я еще продолжу. Так что лучше успокойся, помолчи и подумай, сколько плюсов от этой твоей поездки вместе с Надеждой. А потом поговорим, попозже, когда разум к тебе вернется. Надеюсь, это случится еще в этой твоей пятой жизни…
С этими словами полковник повернулся от меня лицом к стене и демонстративно захрапел.
Все еще кипя от злости, я вылетел из палаты, хлопнув дверью…
V-22
В отсутствие полковника в роли моего советника пришлось пойти к психотерапевту и рассказать ему обо всем.