- Ну, хватит уже причитать, - резко оборвал ее я. – Ничего особенного не случилось, вон даже поаплодировали человеку напоследок…
Надежда захлебнулась от возмущения.
- Да если б не ты, никому бы даже в голову не пришло лопать эту твою кукурузу… И еще с таким звуком…
- Ну, извини, вот звук я уж точно был не в силах регулировать, - развел я руками.
- И это говорит христианин… - негодовала Надя. – Креста на тебе нет…
- Нет, - согласился я. – И не было никогда… И вообще я не крещенный…
- Как?.. – осеклась Надежда. – Что, правда, что ли?..
- Правда, - подтвердил я. – Родители, правоверные коммунисты, не сподобились окрестить ребенка, то бишьменя…
Глаза Надежды загорелись фанатичным огнем.
- Так чего же мы ждем?.. – воскликнула она. –Мы же в Иерусалиме!.. Давай и окрестим тебя здесь…
- М…м, - промямлил я. – Мне это как-то не приходило в голову…
- Зато мне пришло, - гордо сказала Надежда. – Я даже готова стать твоей крестной матерью…
- Нет, вот этого как раз не надо, - опасливо сказал я. – А то будешь потом…
Что именно она будет потом, я не договорил, да и не додумал, но даже и не хотел об этом говорить и додумывать.
Потому что, зная Надежду, с полным правом мог бы полагать, что она потом будет всё, что можно, и даже будет то, что нельзя, а может быть даже последнеев особенности.
Зачем мне рисковать?..
И так уже…
- Решено, - безапелляционно заявила Надежда. – Идем тебя крестить…
Я посмотрел в ее решительные глаза и понял, что надо идти креститься.
И, правда, почему бы и нет?..
Только вот куда?
- Как это куда? – возмутилась Надя. – Конечно, в Храм Гроба Господня – это женаш, православный храм!..
…- Ну что вы, - устало улыбнулся нам инок в Храме Гроба Господня, уже видимо просто замученный подобными вопросами.
- Нет, в Храме Гроба Господня обряд крещения проводится крайне редко, практически два-три раза в год, тут же все время туристы…
А вот в церкви Святой Марии Магдалины – это пожалуйста, милости просим… Но надо предварительно записаться у отца Марка… Адрес и телефон я вам запишу… Вот пожалуйста…
… - Да, как же, помню, вы недавно звонили… Но разве мы договорились не на завтра?.. Я почему-то ожидал вас завтра… Ну, хорошо, проходите… - тяжело вздохнул монах.
Мы с Надеждой вошли в пустой храм.
- Вы… на обряд крещения,.. если я не ошибаюсь?..
- Да, на крещение, - подтвердила Надежда, кивнув покрытой платком головой.
- А что такое, почему здесь никого нет? – поинтересовался я. – И кто вы, простите, и как вас называть?..
- Так вечер же уже, паломники и туристы разошлись,.. – кротко ответил монах. – А я – иеромонах Марк, можете называть меня «отец Марк»…
- А ваше лицо мне откуда-то знакомо, - заметила Надежда. – А-а, не вы ли когда-то венчали когда-то Пугачеву и Киркорова?..
- Было дело… - неохотно подтвердил иеромонах. - А вы, простите, кто и как зовут вас?
- Я Надежда, журналист, из Санкт-Петербурга, а это мой коллега Леонид, тоже из Питера…
- Тоже журналист?.. – сдвинув брови, спросил иеромонах.
- Да,.. – растеряно подтвердила Надежда, начинавшая уже понимать, что наша профессия, помогающая открывать двери многих кабинетов в Питере, здесь в этом же процессе может даже помешать.
- Хм, - хмыкнул иеромонах. – А кто из вас креститься собирается?..
- Я, - несмело казал я.
Отец Марк перевел свой испытывающий взгляд на меня.
- А это, случайно, не сбор материала для статьи или чего-нибудь в этом роде?..
Мы с Надеждой одновременно затрясли головами как дрессированные цирковые лошади.
- А вы, случайно, не еврей? – спросил меня иеромонах.
- Случайно чистокровный русский, - ухмыльнулся я. – Могу паспорт показать…
- Что там ваш паспорт? – махнул рукой святой отец. – Сами знаете, в паспорте многое можно написать того, чего в жизни не было, нет, и не будет никогда…
- Ну, знаете, святой отец, - начал накаляться я, - единственное достоверное доказательство того, что я не еврей, совершенно случайно у меня с собой, и находится у меня в брюках, так что если вы настаиваете, я готов вам его предъявить, причем прямо сейчас!
Священник вытаращил глаза и от души расхохотался.
Рассмеялся и я, через секунду ко мне присоединилась и Надежда, за секунду до этого готовая растерзать меня.
- Да уж, - вытер выступившие на глазах от смеха слезы отец Марк. – Такого я ещё не слыхал… Ну, хорошо, хорошо, верю, конечно…
Да, чуть не забыл – и не настаиваю на предъявлении вашего неоспоримого доказательства…
Мы ещё посмеялись.
- А почему, святой отец, - спросил я, - вы спрашиваете, не еврей ли я?..
- Потому, что мы евреев не крестим, - просто ответил отец Марк.
- А если какой-нибудь еврей вдруг захочет стать христианином?.. – спросила Надежда. – Нет, я понимаю, что это маловероятный вариант, но всё-таки…
- Вдруг?.. – улыбнулся священник. – Представьте себе, это вовсе не такой уж маловероятно, как вы думаете,.. обращаются к нам,.. и даже нередко,… но мы евреев не крестим…
- Почему же? – удивился я.
- По договоренности с правительством государства Израиль,.. - неохотно ответил отец Марк.
- А…а, - протянули мы с Надеждой.
- Итак, вернемся к вашему крещению, - повернулся святой отец ко мне.
- Искренне ли ваше желание пройти священный обряд крещения, не вызвано ли это модой, стремлением к получению каких-то преференций или просто желанием похвастать?..
- Да нет, - пожал плечами я. – Просто… здесь… так как-то… что-то накатило…
Да, конечно, как же, накатило.
Во-первых, не накатило, а накатила…
А во-вторых, не что-то, а кто-то – Надя, конечно…
Хотя, почему бы и нет?..
Окреститься, да еще и в Иерусалиме – это же здорово!
Наверное…
IV-8
Прости меня, Господи!
За то, что я такой дурак, в частности…
В начале обряда я ещё хорохорился и даже позлорадствовал немного по адресу Надежды, которую мой иеромонах твердой рукой выставил из церкви на время моего время крещения, как только убедился, что она не имеет ни ко мне, ни к обряду крещения никакого отношения.
В середине крещения я уже впитывал каждое слово священника всем своим существом и абсолютно искренне, а попозже и почти истово отвечал на его вопросы «Верую!».
Да и как же могло быть иначе, если в совершенно пустой, открытой только для меняодного, русской православной церкви в центре мирового христианства иеромонах Марк читал священные тексты Библии и Евангелия, поливал меня святой водой и строго спрашивал, верую ли я в Бога – Отца, Сына и Святаго Духа?
А в конце обряда крещения, когда отец Марк повесил мне на шею маленький серебряный крестик на серебряной же цепочке, купленные мною здесь же в церковной лавочке, куда даже пришлось вернуться монашке, уже ушедшей из храма, но к счастью недалеко, а потому после звонка по телефону довольно быстро вернувшейся, и просто сказал: «Поздравляю тебя, сын мой!», у меняна глазах даже навернулись слезы, чего уж я от себя никак не ожидал.
И ещё это…
Я попытался было сунуть иеромонаху в карман деньги, но на его рясе карманов не было.
- Спасибо, сын мой, но обряд крещения у нас бесплатный, -строго заметил мне отец Марк, отступив на шаг назад от меня и подняв руки вверх.
- М…м, амогу ли я хотя бы сделать пожертвование в фонд церкви, - сконфуженно спросил я.
Отец Марк улыбнулся.
- Можешь, конечно, сын мой,- ответил он лукаво, - но …не сегодня - потому как рабочий день закончился и церковного кассира уже нет.
- А завтра?..
- А завтра – выходной и его тоже не будет, - все с той же лукавой улыбкой сказал мне он.
- Но как же так? – беспомощно сказал я. – Я так не могу…
- Не беспокойся, сын мой,.. - покачал головой иеромонах. – Ты лучше Бога в свое сердце навсегда впусти и добро делай - для Него и для людей… Вот и не будешь Его должником…
Я постоял перед ним немного, посмотрел в его глаза и протянул ему руку, а когда он протянул свою в ответ, совершенно неожиданно для себя наклонился и прикоснулся к ней губами.
- Спасибо вам, святой отец!
- Иди с Богом, сын мой!
Я повернулся и пошел к выходу из храма с новым непривычным и стойкимощущением, что нахожусь отныне под защитой и охраной того, кто много мудрее, много опытнее, много добрее меня и всех людей на свете – Господа Бога!..
Надежда, ожидавшая на улице у ограды храма, при моем появлении встрепенулась и кинулась ко мне.
- Ну, как всё прошло?..
Я, переполненный ещё впечатлениями и новыми ощущениями, только молча посмотрел на неё.
- Всё, всё, поняла, больше не пристаю…
Вот и хорошо, что поняла и не пристает.
А вообще-то, похоже, что это уже становится традицией – встречать меня Надежде - то тогда из больницы, то сейчас из храма.
Что-то это мне очень не нравится.
Именно тем, что нравится.
Почему-то…
IV-9
На следующий день мы опять приехали в Иерусалим, куда меня влекло как магнитом.
Надежда тоже не возражала – слишком много она хотела ещё посмотреть в этом городе и во многих местах побывать.
Ну, мы и побывали…
В основном, конечно на основных туристических объектах – в Храме Гробы Господня, где я освятил свой крестик, у Стены плача, обошли почти весь Старый город и многие другие места.
И вот что интересно - чем больше мы с Надеждой гуляли по Иерусалиму, темвсесильнейшее впечатление он на меня производил.
Я - циник и нигилист, прагматик и пофигист, нахальный почти до наглости - как большинство журналистов - я впервые в жизни всей своей шкурой и прожженной сущностью ощутил почти физически осязаемую благодать над этим городом, святым для трех таких разных религий – христианства, мусульманства и иудаизма.
Я плакал как ребенок, стоя у Стены Плача, всунув в щель между камнями записку с именами своих упокоившихся родных и близких.
Я касался лбом холодного камня крышки Гроба Господня, положив на него свой маленький серебряный крестик, которым был окрещен и которыйсамосвятил там же – на крышке Гроба Господня.
И которыйбольше не снимал со своей шеи.
Мне хорошо и просто было сидеть с Надеждой в маленьких уличных кафе, пить кофе и смотреть на этот бесконечный океан людей, идущих мимо нас по своим делам.
А мимонас шли совершенно разные по внешнему виду люди – смуглые и незагорелые, с гладкими и с волнистыми волосами, в костюмах и совершенно раскованно одетые, сдержанные и свободно ведущие себя.
Я все прекрасно понимал, хотя мое ухо улавливало только обрывки фраз, которые ничем не отличались от тех, что слышишь у нас в Питере.
Вообще все вокруг было как дома.
Хотя, я ведь и,правда,был дома.
Дома той - моей прежней жизни, которая понемногу завладевала мной.
Надежда подергала меня за рукав.
- Эй, ты где, Леня? – встревожено спросила она. – У тебя такое лицо…
- Все в порядке, - рассеянно сказал я, вслушиваясь в свои новые незнакомые ощущения.
Все в порядке?..
Нет, это было не совсем так.
Точнее совсем не так…
С каждой минутой я чувствовал, как что-то новое растет и ширится в моей груди, как что-то незнакомое овладевает мной властно, всецело и безраздельно, что-то заставляет меня идти или видеть, выпрямив спину, развернув плечи и гордо смотря перед собой.
Это - моя земля!..
П о литая слезами, п о том и кровью многих поколений моих предков.
Здесь рождались, любили и умирали мои родные– дедушки и бабушки, отец и мать, мои дети…
Мои дети?..
Какие мои дети, у меня же их никогда не было?..
Неожиданно резкая боль пронзила меня насквозь, разорвала на части, разнесла почти на молекулы все мое существо и обволокла туманом.
- Эй, Ленечка, да что с тобой?..
Из тумана выплыли сначала полные отчаянья глаза Надежды, потом ее губы, брови, овал лица…
Я лежал около столика на тротуаре, рядом стояла на коленях Надежда, судорожно стискивающая мою руку, около меня топтался на месте официант с тряпкой в руке, вокруг столпилось пять-шесть человек.
Я приподнялся, сел и огляделся по сторонам.
- Что случилось?.. – каждое слово давалось мне с трудом, казалось, я собираю себя по кусочкам.
- Слава Богу! – всхлипнула Надя. – Ты пришел в себя!..
Мы просто сидели в кафе, как вдруг ты замер как вкопанный, уставился на асфальт проезжей части улицы, потом хрипло вскрикнул что-то и повалился как столб – я даже не успела тебя подхватить…
Я повернул голову к проезжей части улицы, на этот раз уже точно зная, что увижу…
Место моей гибели…
Что-то сжало мое сердце холодной рукой.
С трудом я встал, опираясь на руку отряхнувшей меня Надежды, подошел к краю тротуара и посмотрел на проезжую часть улицы.
Один из окружавших меня людей подошел и предостерегающе взял меня под руку.
Я посмотрел на него, отрицательно покачал головой и сказал:
!אנילאהולךלסייםעם,אלתדאג*
Конечно, зачем же мне кончать с собой, если это уже давным-давно сделали за меня со мной другие.
________________________________________________________________________
*Не беспокойтесь, я не собираюсь кончать с собой. (иврит)
Человек недоверчиво хмыкнул, отпустил мою руку и отошел.
- Адрес… - бросил я Надежде, не в силах оторвать взгляд от какого-то места на проезжей части улицы, приковывающего всё мое внимание.
- Что,.. что ты там говоришь?.. – растерялась Надя. – Какой адрес?..
- Адрес этого места запомни… - прохрипел я.
- Но я не могу,.. – беспомощно сказала Надежда. – Тут написано на иврите, я же не понимаю…
Я наконец сумел оторвать свой взгляд от улицы, повернулся и взглянул на угол дома.
.23,מרדכיajlištרחוב
- Что же тут непонятного, написано же «Улица МордехаяАйлишта, 23»!..
Действительно, что ж тут непонятного?..
Эх, ты, гойка…
IV-10
- Что это с тобой было?
Надежда требовательно теребила меня за рукав.
- Может быть, тебе надо в больницу?
Я шел, тяжело переставляя ноги, как будто они были у меня из чугуна.
- Леня, что происходит?.. – не унималась Надежда. – Я же чувствую, что что-то случилось… Скажи мне, что это было?..
Я остановился, повернулся к ней и, посмотрев мимо нее, с трудом произнес:
- Это было место моей гибели…
Надежда ахнула и прижала руки к губам.
Не обращая внимания на нее, я повернулся и зашагал дальше по улице, вглядываясь в вывески.
Надя догнала меня.
- Постой, ты куда?
- Пока прямо, - с мрачным спокойствием ответил я.
- Нам, наверное, надо в полицию, - начала было Надежда.
- Из которойтебя – вероятно, а меня - наверняка увезут в сумасшедший дом – сначала местный, Иерусалимский, а потом перевезут в такой же Питерский… - отрезал я.
- Тогда куда же?.. - растеряно спросила Надя.
Я помолчал, собираясь с мыслями.
- Раньше – нам надо было бы в архив, сейчас же – можно заглянуть в Интернет.
- Но зачем?
- Посмотреть информационные сообщения или подшивки старых израильских газет…
- И что ты там хочешь найти?
- Информацию о взрыве автобуса на улице МордехаяАйлишта, 23…
Надежда резко остановилась.
Я тоже остановился и повернулся к ней.
- Так … ты … погиб при взрыве?..
- Да, - коротко бросил я.
- Откуда ты знаешь?
- Это одно из моих сновидений – ужастиков…Ну, так ты идешь со мной или как?..
Надежда молча кивнула, обошла меня и пошла было с такой скоростью, что мне пришлось даже догонять её.
- Стой, вот оно…
Интернет-кафе располагалось на первом этаже пятиэтажного дома.
В нем тесно стояли видавшие явно лучшие времена столы с компьютерами,ободранные кабинки с телефонами и отдельно в углу на подставке, рядом с кассой и хозяином, кстати говоря, не евреем, а арабом, стояло многофункциональное устройство, совмещающее в себе факс, сканер и копир.
После короткого диалога на иврите и внесения залога хозяин выдал мне листик с напечатанным кодом доступаи не глядя махнул рукой в сторону наименее старо выглядящего компьютера.
Я уселся на старый продавленный стул, рядом примостилась Надежда.
- Ну, с Богом! – пожалуй, впервые в своей жизни я начинал работу с этих слов, вкладывая в них вполне определенный смысл.
Надежда покосилась на меня, но промолчала.
Так, посмотрим…
Я нашел израильский поисковик, ввел в него адрес и замер в ожидании.
На экране появилось около трех десятков сообщений.
…Кабинет гинеколога…
…Офис адвоката…
…Реклама кафе, где мы сидели…
Вот!
«Ещё одно место народной скорби и гнева!».
Ну-ка, поподробнее…
«Вчера, около восьми часов вечера в Иерусалиме на улице МордехаяАйлишта напротив дома номер 23 прогремел взрыв. Рейсовый автобус пятьдесят четвертого маршрута, в котором было свыше шестидесяти пассажиров, был буквально разнесен на куски взрывом бомбы палестинского террориста-смертника. Сила взрыва была настолько велика, что части автобуса и фрагменты тел погибших полиция собирала в радиусе сорока метров.
По предварительным оценкам погибли все пассажиры автобуса, около шестидесяти человек. Точное количество жертв, как выделить и отдельно количество мужчин, женщин и детей, назвать невозможно из-за взрыва топливного бака автобуса и последовавшего за этим сильного пожара, с которым пожарным и полиции удалось справиться только после двух часов борьбы с огнем.
Пока идентифицированы останки только двадцати трех жертв террористического акта, по остальным идет работа, осложняющаяся тяжелыми последствиями пожара и отсутствием необходимых приборов и оборудования.
Полиция и городские власти просят родственников пропавших в этот день горожан обратиться с подробными заявлениями, желательно содержащими особые приметы пропавших».
Я посмотрел на дату – 12 сентября 1945 года.
Мне было тридцать пять лет…
Стоп!
Откуда я это знаю?
Не знаю…
Знаю и всё…
А как меня звали?..
Не знаю…
Где я жил?
Не знаю…
А что вообще я знаю?
Практически ничего…
А главное – я совсем не знаю, что мне теперь делать…
IV-11
…- Ты понимаешь теперь, что это тупик? – понуро спросил я Надежду, закончив свой рассказ о накопанной в Интернете информации.
- Я не знаю, что теперь делать…
Надежда вздохнула.
- Я думаю, что нам надо всё-таки пойти в полицию.
- Я же уже говорил тебе, что будет, если мы туда пойдем.
- И всё-таки надо попробовать…
- Что попробовать?
- Узнать хотя бы твое здешнее имя и фамилию.
- Как?
- Попросить показать список пропавших без вести людей в том году… В Интернете ты ведь его не найдешь?.. Может, конечно, в каком-нибудь архиве…
Я подумал немного.
А что, в архиве, может, и найдутся такие списки…
- Ладно, давай попробуем,.. – сказал я без энтузиазма и поднялся.
Городской архив мы разыскали по телефонной книге в ближайшей телефонной кабине, он оказался на окраине Иерусалима, куда мы добрались на такси, которое вел тоже араб.
Это становилось уже тенденцией сегодняшнего дня, которая мне не слишком-то нравилась.
Да что это такое, что они вообще здесь делают?..
- Это в тебе просыпается национализм, сионист хренов, - насмешливо сказала Надежда, когда я поделился с ней своим беспокойством. – Или наоборот, это в тебе просыпается сионист, националист хренов…
- Не говори мне, кто я и кто во мне просыпается, и я не скажу тебе, кто ты и куда тебе следует идти, - проворчал я в ответ. – Да шучу я, не напрягайся ты так…
Девушка – архивариус долго выслушивала меня, потом попросила подождать и удалилась.
- Видишь, - торжествующе сказала Надежда. – Я же говорила…
Радость была слегка преждевременной.
Вернулась девушка с внушительного вида охранником, который проводил нас к директору архива.
- Садитесь, пожалуйста, - махнул рукой директор, старый, лысый еврей в кипе, непонятно как державшейся на его лысом черепе.
- А вы, Эфраим, подождите у дверей снаружи, - кивнул он охраннику.
- Мне сказали, что вы ищете список пропавших без вести в Иерусалиме в 1945 году. Это так?.. – спросил директор, буравя нас колючим взглядом выцветших от возраста глаз.
- Да, - настороженно подтвердил я.
- Позвольте поинтересоваться, с какой целью вам нужен этот список и что вы надеетесь там найти?
- Имя одного… нашего родственника…
- Скажите мне его имя, и я скажу вам, есть ли он в этом списке,– насупился директор.
Мы с Надеждой переглянулись.
- Дело в том,.. что я сам… не знаю его точного имени… и надеюсь, что увидев список,.. смогу найти его…ну, интуитивно, что ли…
Директор опустил голову и забарабанил пальцами по столу.
- А вы, собственно кто?.. И кем приходится вам этот пропавший …родственник?..
Последнее слово директор произнес с явной издевкой.
Я вздохнул.
- Пошли отсюда, - сказал я Надежде и поднялся со стула.
- Не спешите, - с металлом в голосе сказал директор. – Вам придется дать некоторые объяснения…
- Я вовсе не обязан давать вам какие-то объяснения… - начал было я.
- Не мне, меня ваши объяснения не интересуют, – покачал лысой головой директор. – А вот полиция, наверняка вашими объяснениями заинтересуется… И по поводу списка, и по поводу того, откуда вы так хорошо знаете иврит…
- Какая полиция? – побледнел я.
- Которую я уже вызвал, - улыбнулся директор.
Приехали…
IV-12
Полиция, чьего приезда нам пришлось ждать недолго, прибыла в составе двух человек.
Первый был молодой сержант, видимо проходивший срочную службу, и по причине своего возраста и сверхсерьезного отношения к делу, буквально выпрыгивал из своих штанов.
Он сразу грозно потребовал у нас документы, чуть не обнюхал наши российские паспорта, ухитряясь буквально одним глазом просматривать их, а вторым – сверлить нас с Надеждой недоверчивым взглядом.
Второй, наоборот, был уже явно предпенсионного возраста – капитан, где-то под или за шестьдесят, уж не знаю я, в каком возрасте у них уходят на пенсию, и отличался философским спокойствием или безразличием, выработавшимся с годами, а потому все то же самое, что и молодой, делал флегматично и бесстрастно.
Они сразу хотели увезти нас в участок, но я попросил их задержаться с нами в архиве.
- Итак, Леонид …Адамов, - пожилой сверился с моим паспортом, - зачем вам список пропавших без вести в Иерусалиме в 1945 году?.. Кем приходится вам тот, кого вы ищете?.. И вообще, кого вы ищете?..
Сидя на стуле под пристальными взглядами обоих полицейских, я лихорадочно размышлял.
Сказать им правду – прямой путь в психушку.
Уйти в глухую несознанку – прямой путь в контрразведку.
Остается одно – сказать им красивую полуправду…
Я вздохнул и выразительно посмотрел на Надежду.
Надеюсь, у нее хватит ума просто молчать и не делать большие глаза, а тем более – не пытаться сказать что-то иное.
Хотя даже если бы она захотела – как бы она это сделала на своем русском языке?..
- Список пропавших без вести в Иерусалиме в 1945 году мне нужен, чтобы найти одного человека, который приходится мне…
Я быстро прикинул по годам.
- …дедом по матери, который в сороковых годах в числе первых переселенцев из Советского Союза уехал в Израиль.
Полицейские переглянулись.
- Ваш дед был еврей? – недоверчиво спросил молодой.
- Да, - кивнул головой я.
- А ваша бабушка? – вступил в беседу, точнее допрос, пожилой.
- Нет, - покачал головой я, - она была русская.
- А-а, - понимающе протянул молодой, - поэтому он и уехал сюда один…
- Нет, просто для того, чтобы подготовить условия для переезда всей семьи, - твердо сказал я.
- Но после 1945 года от него не было известий, вот я и приехал, чтобы что-нибудь узнать о нем…
- А почему же вы сказали директору архива, что не знаете его имени? – безразлично спросил пожилой.
- Я действительно его не знаю… - развел руками я. – Он ведь поехал не под своим именем, чтобы его семья в России не была репрессирована… Но я думаю, что он взял какие-то… похожие на те, что были у него в Советском Союзе, имя и фамилию…
- И даже его жена и ваша бабушка не знали фамилию, под которой он уехал? – недоверчиво спросил меня молодой.
- О, моя бабушка… - махнул рукой я. – Она всюсвою жизнь прожила в страхе, и даже нам мало что говорила о деде…Сталинские времена, сами понимаете… И умерла, так и не рассказав нам очень многого…
Молодой полицейский вопросительно осмотрел напожилого, тот ответил ему усталой насмешливой усмешкой и пожатием плеч.
- У вас есть такой список? – повернулся пожилой полицейский к директору архива.
- Есть, конечно, - сказал тот, - но мне кажется, что этот гой врет…
- Посмотрим, - безразлично сказал пожилой полицейский. - Принесите список.
- Да вот он у меня, - директор архива протянул ему распечатку на нескольких листах.
Тот бегло просмотрел ее и передал мне.
Я посмотрел вверх, закрыл глаза, вздохнул, а потом впился глазами в напечатанный на десяти с лишним страницах список.
Так, что тут у нас…
Слава Богу, тут все разложено по месяцам, где тут сентябрь, ага, вот он…
Ну, помоги, Господи!
Я медленно скользил взглядом сверху вниз по строчкам, чувствуя, как у меня начинает стучать в висках и кружиться голова…
А потом вдруг резкая боль пронзила мою голову, разорвала ее на кусочки и наступила темнота…
-…Ленечка, дорогой, ну, очнись, пожалуйста,.. ты слышишь меня?.. – откуда-то издалека доносился до меня голос Надежды.
Я открыл глаза.
Какое-то темное пятно совало мне под нос какое-то белое пятно, пахнущее резко и отвратительно.
Еще какое-то светлое пятно теребило мою левую руку.
Я моргнул несколько раз, прежде чем установился фокус и я понял, что темное пятно – это перепуганный насмерть молодой полицейский, белое пятно – это вата, наверное, с нашатырем, а светлое пятно – это Надежда, стоящая на коленях около меня.
- Господи, как это приятно,.. – слабым голосом сказал я.
- Что тебе приятно, Ленечка? – почему-то шепотом спросила Надежда.
- Как это приятно – видеть свою начальницу перед собой на коленях, - улыбнулся я.
- Дурак! – Надежда вскочила на ноги. – Я его тут, понимаешь, почти оплакиваю, а он еще издевается…
- Да я не издеваюсь вовсе, а восхищаюсь просто, - понемногу крепчающим голосом сказал я. – В том числе видом, который открывается мне с пола снизу на твою нижнюю часть…
- Ещё и пошляк к тому же! – Надежда запахнула низ платья, до этого момента открывающий действительно прекрасный вид на ее ноги до самой, ну вы понимаете…
Кстати, ножки ее тоже …оказались очень даже прекрасны.
Совершенно неожиданно…
Интересно, сколько еще раз мне надо потерять сознание, чтобы заметить все остальное?
Нет, лучше не надо, уж очень больно…
- Если вам уже лучше, я попросил бы вас встать и перейти на иврит, – обратился ко мне пожилой полицейский.
Да, хорошего не бывает слишком много…
IV-12
- Вам нужна медицинская помощь? –пожилой полицейский смотрел мне прямо в глаза.
Куда девались его усталость, безразличие, флегматичность?
Передо мной был пусть в возрасте, но собранный и энергичный человек, зацепивший самый кончик ниточки, но намеренный размотать весь запутанный клубок в этой непонятной пока, но явно неординарной истории.
- Нет, - качнул головой я.
- Отмените вызов скорой, - полицейский посмотрел на директора архива и тот протянул руку к телефону.
Я поднялся, сел на стул и огляделся.
Ну что – всё те же и всё там же, в общем, все свои на своих местах - директор, пожилой полицейский, Надежда и собственно я, за исключением отсутствующего молодого полицейского.
- Мы здесь уже все закончили? – повернулся ко мне пожилой полицейский.
- Нет еще,.. - сказал я.
- Что ещё надо сделать?..
- Пожалуйста, если это возможно,..пусть ещё посмотрят и найдут…один адрес в 1945 году.
- Какой, то есть кого? – подался вперед полицейский.
Я помолчал, собираясь с силами.
- Лео Форшмана, 1910 года рождения…
Я поймал потрясенный взгляд Надежды, беззвучно шевелящей губами и повторяющей сказанное мной.
Моё прежнее имя и фамилия…
Пожилой полицейский повернулся к директору.
- Сию минуту, - закивал тот головой как китайский болванчик, стараясь не смотреть на меня, и дал по интеркому кому-то распоряжение.
Видно, на него, да и на всех остальных мой обморок произвел впечатление.
А уж какое впечатление он произвел на меня!
Ну, хорошо, что хоть какой-то результат он дал…
- Вот, господин директор, пожалуйста, - в кабинет впорхнула девушка, не та, что мы с Надеждой видели в начале визита в архив, а другая.