ПЯТЬ ЖИЗНЕЙ
Адамов Леонид. ПЯТЬ ЖИЗНЕЙ (жизнь 5, жизнь 4, жизнь 3, жизнь 2, жизнь 1, снова жизнь 5). Роман.
Россия, Санкт-Петербург. Тридцатилетний журналист, выпивший вечером, идет за очередной бутылкой и попадает под машину, которая сильным ударом отбрасывает его в трансформаторную подстанцию. Он теряет сознание, а когда приходит в себя, ощущает в голове полную неразбериху, из которой понемногу выделяются четыре разных языка, совершенно до этого незнакомых.
С помощью врачей, экстрасенсов и ворожей герой понимает, что под влиянием тройного экстремального воздействия на мозг – алкогольного, физического и электрического - в его сознании неожиданно проявились одновременно все его предшествующие жизни, во всех из которых он погибал внезапно насильственной смертью, и эти последние мгновенья каждой жизни все время возникают у него в голове, как и языки, причем одновременно.
Он не может вернуться к своей работе и нормальной жизни и понимает, что если не наведет порядок в своей голове, ему просто не выжить.
И тогда он начинает объезд стран своих прежних жизней, в котором принимает участие его начальница, всегда, как ему казалось, недолюбливающая и придирающаяся...
ЖИЗНЬ ПЯТАЯ
Россия,
Санкт-Петербург,
Леонид
(шмуцтитул)
V-1
Блин!..
Что делает вечером исконно русский человек, что особенно важно - мужик, которому еще с утра испортили настроение, причем кто - его же собственный начальник, точнее начальница, то есть баба, что еще хуже, потому как намного обиднее?
Да и каким еще вечером – осенне-зимним, с мокрым снегом, холодным, сырым, промозглым до костей и мерзким до отвращения, каковые случаются достаточно часто в этом нашем благословенном городе, построенном Петром Великим на костях на Ингерманландских болотах со всеми вытекающими из этого последствиями?
|
|
Ну, так и что же он делает?
Этот русский человек, имеется в виду?
Правильно.
Пьет…
А что еще прикажете делать?
Конечно пить, проклиная всё и вся – эту б…скую работу, эту б…скую погоду, это б…ское правительство, эту б…скую судьбу в целом и в частности…
Ну и, разумеется, эту свою б…скую начальницу, которую по иронии судьбы назвали Надеждой.
Надеждой на что, спрашивается?..
Оттрахать бы эту гадскую Надежду каким-нибудь изощренным способом, достав до самого ее мозга, а еще лучше –до мозжечка, чтоб она сама не трахала мозги своим работникам - очень даже достойным людям в целом и в частности.
В моем лице, например.
А что?
Плохое лицо, что ли?..
Коренной петербуржец – в третьем поколении, с высшим филологическим образованием-журналист, извините за выражение, тридцать три года - в полном расцвете сил, можно сказать, не женат и не был - Бог миловал, детей тоже нет - между прочим.
Сто восемьдесят четыре сантиметра, восемьдесят два килограмма.
Группа крови вторая, резус-фактор положительный.
Прошу любить и жаловать…
В связях, порочащих его, то есть меня, замечен не был.
Ну ладно, будем считать, что здесь я немного погорячился, но с кем не бывает…
Практически без недостатков.
Ну,хорошо, есть один, да и то не недостаток вовсе – так, штришок небольшой.
Пью немного…
Да что там пью – так, выпиваюпо чуть-чуть,для плавности речи и легкости пера.
Как говорится - не корысти ради, а пользы для.
Не более того…
|
|
А потом,кто в нашей стране и, тем более, в нашем городене пьет?
Как совершенно правильно говорят в народе - или больной, или враж и на.
Ответственно заявляю - я не тот и не другой!
И потому пью.
Как все нормальные русские люди.
И сейчас тоже…
Правда, все что у меня в заначке было, я сегодня вечеромуже выпил.
Да и было-то там у меня совсем немного – так, остатки, грамм двести, не больше.
Ну хорошо, триста с хвостиком, но с закуской же...
А потому придется сейчас тащиться до ближайшего супермаркета и брать еще бутылку беленькой и пару банок консервов, стыдливо дыша на кассе в сторону, а то ведь носом потянут и не дадут, сволочи, тоже же бабы, кстати.
Всё, пошёл!..
V-2
- Следующий!
Старательно дыша в сторону, я с непринужденным видом поставил на транспортерную ленту бутылку водки, две банки тушенки и батон хлеба.
Изрядно потрепанная жизнью увесистая блондинистая кассирша помедлила, испытывающе глядя на меня, ноздри ее раздувались как у охотничьей собаки, взявшей след.
- А ты, часом, не пьян? – осведомилась она, заранее уже ожидая грубого ответа и с затаенным злорадством предвкушая перспективную перебранку, в которой она, без сомнения, вышла бы победителем за явным преимуществом – особенно учитывая близость охранника супермаркета в униформе.
- Ну что ты, красавица, - подхалимски улыбнувшись, великосветски махнул я рукой, о чем сразу же пожалел в связи с превращением своего устойчивого равновесия в неустойчивое. – Так, согрелся немного в связи с погодой. А вообще собираюсь, конечно, ну ты же сама видишь…
- Я-то вижу, - угрожающе сказала кассирша, на всякий случай оглянувшись на охранника. – А вот ты-то не очень-то…
|
|
Чего именно я не очень-то - она не договорила, возможно потому, что сама не знала или не могла выразить.
Но как бы то ни было, поколебавшись немного, она все же пробила мои нехитрые покупки, хотя и забрала деньги жестом, не оставлявшим ни малейшего сомнения в ее отношении ко мне лично и ко всем, мне подобным. - Спасибо, красавица, - с деланной благодарностью наклонил голову я.
- Да иди уже…- отмахнулась кассирша, явно уже сожалея об упущенном поводе публично поскандалить и осадить этих проклятых алкашей в моем лице.
Я вышел из супермаркета, сразу же подскользнувшисьи чуть не грохнувшись на заснеженном асфальте, неловко взмахнув пакетом с покупками.
Чёрт, как же скользко…
Осторожно переступая ногами и всячески оберегая драгоценный свой пакет, я добрался до перекрестка, обогнув по пути старую трансформаторную будку с сохранившейся на ее поржавевшей двери еще с советских времен табличкой «Не влезай, убьет!».
Помнится, такую же табличку еще в студенческие годы мы с приятелем незаметно прикрепили сзади к дубленке одной из самых красивых девушек нашего факультета, всегда держащейся гордо и неприступно.
Вот смеху-то было!
Да, золотые годы…
Тогда - бесконечные разговоры о творчестве, вылизываемые до запятой материалы, интересные темы, интеллигентные и умные люди, дискотеки с красивыми девушками и классными напитками, элитный статус студента факультета журналистики – как же будущий представитель «четвертой власти».
Сейчас же – бесконечная пахота в редакции, материалы в номер с пылу с жару, практически без правки, темы –любые какие поручат, люди - о которых не то что писать,с…тьна одном квадратном километре не хочется, из напитков только водка и то недорогая, а о статусе и говорить нечего – обычный рядовой корреспондент ежедневной городской газеты.
Что же касается «четвертой власти», токак её в целом, так и всех насв частности - как ее представителей - имеют не только первые три, что было бы еще не так уж обидно, но и вообщевсе, кто платит.
Причем как платит - так и имеет.
Много – много.
Мало – мало.
Но все равно имеет…
Так что не зря нашу профессию именуют «второй древнейшей» после первой, известной всем и каждому.
А продаваться ох как невесело…
Наверное, все же лучше быть представителем первой древнейшей – там продаешь хоть только тело, а у нас, во второй древнейшей – все остальное.
Тьфу, чёрт, накликал…
Окинув меня оценивающим взглядом и с ходу отбраковав как возможного клиента, подошла и остановилась сбоку от меня, пахнув ароматом дешевых духов, как раз именно она – представительница её самой, первой древнейшей профессии, ни с кем её не спутаешь – в яркой боевой раскраске и, несмотря на пронизывающую сырость, в расстегнутоймеховой курточке выше пояса, надетой на красное короткое платьишко с большим декольте, и в сапогах на шпильке сантиметров этак в пятнадцать - восемнадцать.
Бедняга, да холодно же.
Ладно, лучше себя пожалей, дурак…
Отвернувшись от дороги и засмотревшись на броско выглядевшую, можно сказать, свою коллегу, я вдруг увидел, как у нее испуганно округляются глаза, смотрящие куда-то мимо меня, и услышал пронзительный скрежет тормозов сзади.
Я только успел повернуться, как почувствовал удар, от которого не сумел удержать в руках свой драгоценный пакет.
Что–то пахнущее горячим металлом с двумя ярко сияющими огнями ударило в бедро и подбросило меня в воздух, пронесло над землей несколько метров, потом ударило в ноги снова, от чего я даже перевернулся в воздухе и совсем уже близко от себя опять увидел все ту же табличку «Не влезай, убьет!», стремительно летящую мне навстречу.
Потом опять удар, теперь уже в голову, я оказался в центре какого-то снопа искр, который был, казалось, повсюду – слева, справа, сверху, снизу от меня, затем короткое судорожное и острое подергивание всего тела и снова удар по голове, погасившие мое сознание.
И весь мир…
V-3
Темнота.
Серость.
Белизна.
Расплывчатые пятна лиц.
Невнятные звуки голосов.
Неспешное течение времени.
Голос, сначала тихий, монотонный и непонятно что говорящий.
Потом, наоборот, слишком громкий, эмоциональный и чересчур отчетливый.
Наконец, почти нормальный по всем показателям.
Женский…
-… а этот подлец, каких свет не видел, еще так это нагло заявляет мне: «А ты, мол, сама во всем виновата!.. Нечего было меня со своей подругой знакомить!.. Да и какая она тебе подруга, если сама на меня как голодная набросилась?..». Нет, ты представляешь, а?..
Я с трудом открыл глаза.
Белый потолок, белые стены, белые кровати слева и справа от меня с кем-то на них, укрытых белыми же простынями и одеялами.
Справа от меня прямо перед глазами большая, слегка свесившаяся набок женская грудь с огромным фиолетовым соском.
И её хозяйка, укрытая до пояса опять же белой простыней.
Слева…
Ой, нет-нет, слева что-то очень сильно впилось мне в бок, да так, что даже вздохнуть больно.
Что же это такое?
Может, я умер и нахожусь в раю?..
Хотя вряд ли, я – и вдруг в раю…
А, может, я в аду?..
Но почему тогда вокруг всё в белом?
Я вообще-то считал, что там прямо противоположная цветовая гамма...
И потом, раз мне больно, значит я, все-таки жив!
Или все-таки нет?..
Ну-ка, что там у нас вокруг, только осторожненько, одними глазками…
Аппаратура, центральный пульт, женщина средних лет.
Почему же всё вокруг в белом?
Реанимация, что ли?
Или морг?..
Я осторожно, как хрустальную, повернул голову по направлению к голосу.
- Погоди, моя хорошая, что-то тут у моих коматозников какое-то движение наблюдается…
Надо мной наклонилось женское лицо, заслонившее все поле зрения.
- Никак очнулся, милок? Ну-ка, голос-то подай…
Я издал слабый нечленораздельный хрип, на большее сил просто не было.
- Понятно… Ты давай, милок, не волнуйся и не напрягайся сразу,не надо, силы у тебя не те, да и ночь сейчас на дворе… Ты вот что, поспи немного, а утром все врачи придут, назначения сделают и жизнь, глядишь, потихоньку и наладится… А пока я тебе укольчик маленький сделаю, витаминно-успокоительный… Ну, вот и молодец…
Что-то кольнуло в бедро справа.
Веки потяжелели.
Опять спать?
Да…
V-4
Утро разбудило меня совсем не по-питерски ярким солнцем.
Пока я сонно промаргивался слипшимися веками, ко мне подскочила моя ночная знакомая и, быстро протерев мое лицо мокрой марлей, скороговоркой сказала:
- Вот и умылись, вот и хорошо, сейчас обход идет, будь умницей.
Я попытался было сказать ей что-то благодарное в ответ, но изо рта вырвалось что-то настолько нечленораздельное, что я сам испугался.
- Сейчас-сейчас, на вот попей немного, - моя ночная знакомая, уж не знаю - сестра или врач, всунула мне в рот носик чайника, из которого полилась струйка освежающей живительной жидкости.
- Все-все, хватит, сразу много нельзя.
Я пошевелил языком во рту и убедился, что могу двигать им свободно.
И вообще мне было явно получше.
Хотелось потянуться, подвигаться, размять затекшие мышцы.
Что я и сделал – сначала очень осторожно, а потом уже более смело – пока не убедился, что весь левый бок – от плеча до пояса - болит и сильно, особенно при глубоком вздохе - значит, вроде бы что-то там сломано.
Ну, еще бы, машина-то неслась будьте-нате.
А может, как-то можно еще и слупить что-нибудь с этого лихого водилы, наверняка ведь пьяного, не просто же так он на тротуар влетел и меня зацепил так это не слабо.
Хотя это вряд ли, машина-то вроде какая-то крутая была, тут не то, что что-то слупить, тут самому бы не встрять в историю, а то сейчас зарядят всех кого надо и выяснится, что еще я и виноват, не дай Бог!
Так что мне надо быть тише воды, ниже травы…
А интересно, сколько же времени я был в отключке?
Ой, я же на работу опоздал!..
Представляю, как там бесится Надежда, черт бы ее побрал!
Почему-то она из всех сотрудников своего отдела – а нас, грешных, в нем больше десятка мужчин и штук пять женщин – выбрала именно меня и именно меня достает с жестокостью и изуверством, свойственным только бабам.
Других нет, что ли?..
Ну, если по половому признаку, это-то понятно, женщина она незамужняя и молодая - лет вроде около тридцати, мужики в курилке говорили, но я-то в отделе же не один, есть ведь и другие, кого можно ругать и ругать, к кому цепляться и цепляться и намного больше, ибо есть за что!
Я-то ей на что сдался?..
Нет, материалы мои она печатает исправно, хоть и до сих пор терпеть не может, что я ей сразу после опубликования все свои материалы на стол кладу со своей собственной правкой, от ее правки отличающейся, и порой очень сильно.
А я все равно это делаю после каждой своей публикации.
Пусть не думает, что она – истина в последней инстанции!
Тоже мне, сопля зеленая, на три года позже меня окончила тот же факультет того же университета, и на тебе – уже начальник.
Причем мой собственный!..
И это еще при том, что я совсем не помню ее в университете, хотя, правда, старшие младших почти никогда не помнят, а вот наоборот – почти всегда!
Наверное, была себе там неприметной серой мышкой – и по внешности, и по способностям.
Зато теперь распустилась махровым цветом.
Зараза!..
Из-за нее же, можно сказать, все и случилось, что я сюда загремел.
Ну, почти…
И потом, где мой пакет?
Хотя какой там пакет - если меня за малым не размазало по этой трансформаторной будке, то он уж точно разлетелся в клочки, а моя бутылка – на маленькие осколки.
Может, хоть консервы уцелели, да куда там – уж давно, поди, разобрали их наши родные питерские бомжи.
Ну ладно, и хрен с ними!
Мне бы вот поскорее отсюда выбраться.
А там, глядишь, и жизнь снова наладится…
V-5
Дождался!
В палату вальяжно, но тихо – как-никак реанимация – в сопровождении моей ночной знакомой вошла группка из трех врачей, один их которых явно был главным среди них-скорее всего заведующим отделением, направившаяся сразу ко мне.
Ну, это-то и понятно – остальные же в нашей палате, были тихи и благостны, извините за выражение, ибо пребывали еще в коме.
- Ну что, терминатор Бентли и трансформаторных будок, как мы себя чувствуем? – начальственно осведомился главный, быстрым испытывающим взглядом окинув меня.
Ага, понятно, значит, это был Бентли.
Ну, конечно, что же еще, на меньшее мы не размениваемся…
- Даבאופןכלליbé, whatठीकहै?– ответил я.
Исампораженно вытаращил глаза.
Эт-то что еще такое?..
Я же просто сказал: «Да в целом неплохо, а что случилось?».
То естьтакя хотел сказать
А что же этакое же я сказал?..
Завотделением нахмурился, переглянулся со своими спутниками и наклонился ко мне.
- А ну-ка, еще раз и поотчетливей ответьте нам, как вы себя чувствуете…
Я напрягся и, стараясь четко выговаривать слова, сказал:
- Я מרגישmiquiteरहाहै.
Черт, да что же это такое, я же совершенно ясно мыслю и стараюсь говорить отчетливо и просто: «Я чувствую себя вполне нормально», но почему же получается такая тарабарщина?..
Врач помрачнел.
- Теперь наоборот, расслабьтесь, и постарайтесь сказать снова…
Я глубоко вздохнул, расслабился и, глядя прямо ему в глаза, отчетливо сказал:
- Немогуלהביelquehappensहैं.
Блин, да что же это такое?..
Это же так просто сказать: «Не могу понять, что со мной происходит».
А у меня получается невесть что…
- Интересно, - протянул врач. – Может кто-нибудь понял, что он хотел сказать?.. Лично я понял не более чем по одному слову из каждой фразы…
Один из сопровождающих замялся.
- Борис Евгеньевич, я как будто понял еще несколько отдельных слов, но, по-моему, это по-английски.
- А мне кажется, что я вообще иврит слышал, - неуверенно сказал второй. – Может, он еврей?
- Какой еврей в десять вечера попрется в магазин за водкой? – проворчал завотделением. – Русский он, вон и в истории болезни написано – Леонид Адамов, журналист, удостоверение при нем было, так что он стопроцентно русский.
- Кто знает? – дипломатично вздохнул второй врач. – Но то,что пара-тройкаслов сказано им на иврите, это и в синагогу не ходи.
- Натан Донатович, ваши слова я сомнению не подвергаю, - хмыкнул Борис Евгеньевич. - Хотя то, что вы знаете иврит – это для меня сюрприз.
- Почему это? – обиделся второй врач.
- Да потому что, сколько я вас знаю, а знаю я вас больше двадцати лет, вы дальше Ленинградской области не выезжали, - ухмыльнулся завотделением. – Не говоря уже о вашей исторической родине. Ну, да ладно, коллеги, это мы с вами отвлеклись…
- Хорошо, английский ваш еще понятно, а вот иврит… Вы что, знаете иврит? – спросил меня завотделением, наклонившись ко мне.
- Откуда אניsaberHebrewहो?
Какой иврит, что за чертовщина?..
Я же просто хотел сказать:
- Откуда мне знать еще иврит?
Я в отчаянии охватил свою голову ладонями и отрицательно затряс ею.
- А вы вообще понимаете, о чем мы говорим? – артикулируя с преувеличенной отчетливостью, произнес врач.
Я в той же позе точно также отчаянно утвердительно закивал головой.
- Ага, значит, он нас прекрасно понимает, а сам не может сказать, то есть говорит что-то, что ему вполне понятно, а нам – вообще нет… - подытожил врач. - Паршиво…
Мне пришла в голову мысль, но я, уже боясь сказать опять что-то не так, осторожно, чтобы не было больно, замахал правой рукой, пытаясь знаками показать, что мне нужно.
- По-моему, он просит бумагу и ручку, - неуверенно сказал первый врач из свиты.
- Дайте ему бумагу и карандаш, - распорядился завотделением.
Принесли бумагу и карандаш, в которые я вцепился как утопающий в спасательный круг.
Правда, ненадолго…
Потому что на бумаге получилось написанное относительно ровным почерком нечто нечитаемое даже мной, не говоря уже о врачах.
Теперь уже они все втроем вцепились в мои каракули.
- Смотрите, Борис Евгеньевич, это слово на русском, вот это слово, похоже, на английском, а вот это уже явно на иврите – одни согласные, видите? – победоносно сказал второй врач. – Я же говорил…
- Я тоже говорил, что не подвергаю ваши слова сомнению, Натан Донатыч, - проворчал завотделением. - Ну, хорошо, а этивотслова, это-то что?
- Эти вообще непонятно, что - на чем или на каком…
- Хорошо, - заключил Борис Евгеньевич. – А теперь закройте глаза, расслабьте руку и распишитесь своей обычной подписью.
Я закрыл глаза, представил себе, что я расписываюсь в ведомости на премию и расписался без единой мысли в голове.
- Так, откройте глаза и посмотрите на подпись, - скомандовал завотделением. – Это ваша подпись?
Я посмотрел на бумагу и энергично кивнул.
- Слава Богу, хоть это-то осталось без изменения, - сказал первый врач.
- Не торопитесь с выводами, Борис Иванович,- скептически сказал завотделением. – А вы теперь опять закройте глаза и распишитесь десять раз подряд.
Я снова закрыл глаза и выполнил требуемое.
- А теперь откройте глаза и посмотрите…
Я открыл глаза и ахнул.
Из десяти подписей на листе бумаги только три были мои – одна из первой попытки и еще две – из десяти подписей во второй попытке, которые я бездумно ставил подряд.
Остальные восемь подписей были совершенно иными, не похожими ни на мою, ни друг на друга, доходя до каких-тоиероглифов, а то и просто каракуль.
Объединяло эти подписи только одно – в десяти подписях, которые я сделал подряд, каждая подпись повторялась снова через четыре других.
Другими словами, всего вариантов подписей было пять – по две на вариант, из них один вариант – моя собственная родная подпись - был на русском языке
- Так… - протянул завотделением. – Похоже, мы с вами имеем дело с очень интересным случаем, хотя пока и не вполне понятным… Но до всяких там наших выводов надо сделать МРТ головного мозга - Натан Донатович, это за вами, и посмотрите там повнимательней… И еще пока побольше сна – пусть его мозг сам расслабится и найдет для себя правильный путь.
- А вы не беспокойтесь, голубчик, - обратился он ко мне. – У вас небольшой, так скажем, перелом ключицы, ну и парочки ребер слева, с пневмотораксом, конечно… А это, при всём том, что с вами случилось – просто ерунда, могли бы и на месте остаться…
А вот что касается вашей головы… Знаете, мозг любого человека, и ваш в том числе – как чердак, забитый старой ненужной рухлядью, которая вроде бы никогда не понадобится и не используется. А используем мы всего-то процентов десять – пятнадцать своего мозга, остальные так и остаются без своего применения.
Но в медицине столько уже описано случаев, когда у человека просыпались его скрытые возможности – не просто так, конечно, а под влиянием каких-нибудь экстремальных воздействий.А у вас ведь, если я не ошибаюсь, и механический удар сильный был, и удар электрическим током немаленький. Да и вы сами, как я понимаю, прилично нагрузили себя алкоголем, не так ли?
При такой адской смеси сразу трех экстремальных воздействий какой-нибудь другой человек вообще бы не выжил, а у вас – видите – вроде бы даже какие-то новые способности открылись. Хотя это еще не наверняка.
Правду говорят, что Бог любит детей и пьяных… Не обижайтесь, конечно…
А потому сейчас ваша задача беречь свои поломанные косточки, просто лежать, просто отдыхать, просто спать, расслаблять свой мозг… В общем перейти на растительный образ жизни… Помните, в каком-то мультике двое уже не помню точно кто – то ли мышек, то ли бурундуков говорили: «Поели – теперь можно и поспать! Поспали – теперь можно и поесть!»… Вот и вам сейчас так надо…
Чудесная перспектива, ей Богу… Если бы мне кто-нибудь позволил бы так… - мечтательно вздохнул главный.
- Ой, не надо, Борис Евгеньевич, я сейчас расплачусь, - проворчал первый врач.
- Поимейте совесть, Борис Евгеньевич, мы же тоже люди, - одновременно всплеснул руками второй.
Все это было похоже на хорошо отрепетированный и множество раз исполненный за много лет номер, каковым, похоже, в действительности и являлось, но выглядело так забавно, что я не выдержал и расхохотался.
Правда, сразу об этом пожалел, поскольку боль слева сразу дала о себе знать.
- Ну, вот и хорошо, - подытожил завотделением. – Так, отсюда мы вас, конечно, переведем - вам теперь нужны не молчаливые, а наоборот, разговорчивые компаньоны… В редакцию вашу сообщим… Что еще я забыл, коллеги?..
Первый и второй дипломатично молчали, один – уставившись в потолок, другой – в пол, и оба выразительно поглядывали на главного.
- Да, точно,- вздохнул завотделением. – Совсем забыл… Вам еще надо будет, уж не знаю как, но дать показания полиции…
Здесьвот какое дело. Вас-то этот бравый м о лодец сбил, конечно, на тротуаре, тут спору нет. Но дорога была скользкой, мокрый снег все-таки. И опять же, если этот м о лодец на вас наедет, на этот раз не в прямом смысле, конечно, мол, ты мне машину загубил, а машина-то его ремонту после… встречи с вами не подлежит, да еще м о лодец-то этот не из простых, сами понимаете, простые на Бентлиу нас не ездят, то у вас с ним хлопот будет полон рот, поверьте мне.
А с другой стороны, если вы полиции скажете всего-то, что претензий к нему не имеете, то тот же м о лодец не то, что не наедет на вас, даже и лечение ваше у нас оплатит по высшему классу, включая все лекарства импортные и дорогостоящие, а они ведь вашим полисом-то не покрываются.
Да и нам, что греха таить, вашим случаем интереснее будет подольше позаниматься, не косточками, конечно, а головой вашей, уж очень интересный у вас случай, когда еще такой выпадет.
Так что вы тут подумайте, что и как вам делать и говорить… Чтобы и вам, и ему, и нам было… как лучше… А все условия мы вам обеспечим, не сомневайтесь… Ну вот, в таком разрезе… Все, мы пошли, а вас сейчас к МРТ готовить будут… До завтра…
- До завтра, - хотел автоматически сказать я, но вовремя остановился.
Неизвестно, что бы у меня получилось на этот раз…
V-6
Ну, с монологом главного, то есть заведующим отделением, все было понятно.
Понятно было, что ему, конечно, заплатили и заплатят еще, если я скажу то, что надо этому моему «м о лодцу», чтобы его не трогала полиция.
Хотя даже если я скажу не то, что ему надо, он ведь все равно решит свою проблему – только уже непосредственно с полицией.
И тогда я остаюсь, как говорится, при пиковом интересе – с моим жалким медицинским полисом, с минимальным лечением дешевыми отечественными лекарствами и с микроскопическим вниманием врачей, обиженных моим отказом и не получивших себе ничего.
С другой стороны, если я сделаю все, как мне сказали – все будут довольны, хотя черт с ними, со всеми, главное, что доволен буду я.
Надеюсь…
Потому что пока неясно, чем все это для меня кончится.
Ясно одно – что может кончиться очень плохо, а может кончиться и нормально, но хорошо –уже точно не получится.
Голова все-таки.
Причем моя…
Ладно, что делать и что говорить полиции - с этим вопросом все ясно.
Неясно главное – что все-таки со мной такое?
Какой там иврит или даже просто английский?
Никогда - ни в школе, ни в институте - больше с трудом натягиваемой четверки я по нему не получал.
С чего бы это я вдруг заговорил английскими словами?
Тем более –ивритскими, если так можно сказать?
И почему в уме я свободно думаю на русском, то есть мысленно говорю, а губами и языком у меня не получается?
А может это и не на русском, а сам мозг внутри себя как-то разбирается?
Может там какая-нибудь гематома или, не приведи Господь, опухоль?
Ладно, МРТ покажет.
Дай Бог, чтоб не вскрытие.
Типун тебе на язык.
То есть мне…
V-7
Не прошло и получаса как меня повезли на МРТ.
Сам аппарат МРТ, который я до сего раза в жизни не видел, был похож – по моему гуманитарному разумению, конечно – на маленький синхрофазотрон – как, во всяком случае, представлял себе его я.
Примерно полутораметрового диаметра и двухметровой длины горизонтальная шахта, куда на лежанке на медленно перемещающихся салазках должны были закатывать клиента – в данном случае меня.
Все было бы ничего, но этот агрегат довольно мерзко жужжал, хотя я еще не только был снаружи, но даже не лег еще на эту мобильную лежанку, что навевало невольные мысли о том, как же еще более мерзко он будет жужжать, когда я буду на этой же лежанке внутри него, и что он там будет делать со мной.
Неприятных ощущений добавила табличка из черной жести, прикрученная на агрегате, как положено, сбоку, четырьмя винтами, на которой значилось «Новолипецкий завод медицинского оборудования».
Ну что же, тоскливо рассуждал я, Липецк – хороший город, был я там как-то по заданию редакции, значит, и Новолипецк должен быть, по определению, тоже неплохим, даже поновее..
Но память по-гадски услужливо все подсовывала мне анекдот еще студенческих лет: «Что это такое – жужжит, а в ж…пу не вставляется? – Отечественная жужжалочка для вставлянияв ж…пу!».
Тогда было очень смешно.
Теперь – очень нет…
- Не переживайте, молодой человек, это он просто так разогревается для работы, - неслышно возник рядом со мной тот самый второй врач – Натан Донатович. – А вам так вообще не туда, а совсем вот сюда.