Психотерапевт принял меня как родного, быстренько выставив за дверь сидящего у него больного и попросив того прийти позднее.
А потом, плотно прикрыв дверь своего кабинета и явно сгорая от любопытства, с большим интересом выслушал мой подробный рассказ о визите ворожеи, ее выводах и рекомендациях.
Он был, конечно, сильно поражен, узнав о главном ее выводе - что все эти пять личностей, населяющих меня, включая собственно меня сегодняшнего, по сути, представляют собой одного-единственного человека - меня самого в моих же собственных предшествующих жизнях.
Но, против моих ожиданий, это не только не вызвало у него никаких возражений, а совсем наоборот – бурный интерес и желание покопаться в моем мозгу как-нибудь и сколько-нибудь еще, чего я уже не собирался ему позволять.
Точно также, к моему удивлению, он горячо поддержал рекомендации ворожеи посетить места моего бывшего проживания – в надежде, что у меня проснутся еще какие-нибудь запрятанные глубоко вовнутрь моего мозга воспоминания.
Надо было только видеть, как его просто-таки распирало от и профессионального, и личного, да и просто человеческого интереса к развитию моей истории, как он сожалел, что никак не может быть моим спутником, хотя за это он готов бы был многое отдать.
Он то вскакивал с места, то снова садился, то взволнованно бегал по своему кабинету как заведенный, то взъерошивал свою, прямо скажем, не слишком густую шевелюру, которой такое обхождение было явно не на пользу.
А как он просил – почти умолял меня – потом прийти и рассказать ему все в подробностях и вообще держать его в курсе всех событий…
- Вы вообще понимаете, что означает происшедшее и происходящее сейчас с вами? – буквально с пеной у рта вопрошал он.
|
|
Понимая, что это риторический вопрос, я благоразумно отмалчивался.
- Да то и только то, что мы действительно живем не одну жизнь… - почти шепотом сам себе и мне отвечал он с горевшими лихорадочным огнем глазами. – И вы – практически единственное в мире доказательство этого…
Да если это подтвердится, а я печенкой чувствую, что подтвердится, то вас с руками и ногами оторвут представители любой религии, любой, понимаете, а то и всех сразу и одновременно…
Хотя представители науки, опять же любой, наоборот, оторвут вам голову.
Вы хоть представляете, как может измениться жизнь на Земле?..
Когда все поймут, что смертью жизнь не заканчивается!..
И что предыдущая жизнь может повлиять на последующую…
Глядя в его горящие почти фанатичным блеском глаза, я уж было ощутил себя почти пророком, могущим повести за собой народ.
Только куда?..
И зачем?..
Или за чем?..
Так, спокойно, Лёнечка!
Ты не народный вождь, и не лидер международного пролетариата, или наоборот буржуазии…
Ты самый обычный человек, который только-то и хочет того, чтобы его голова опять стала только его головой - и ничьей больше, хочет говорить только на своем родном языке - без посторонних включений и спать спокойно - без ужасных сновидений, а еще лучше – вообще без любых сновидений…
Всего-то…
Неужели я хочу слишком много?
Господи, помоги!..
Клянусь, что я больше не буду.
Чего конкретно я не буду, обещаю обсудить в дальнейшем…
V-23
Через недельку непрерывных вливаний в вены - от врачей и в голову – от полковника, с которым мы необыкновенно быстро помирились по причине просто полной безысходности – по моей версии, и по причине просто полной правоты – по его версии, меня выписали.
|
|
До выписки я еще трижды съездил с полковником в спасенный им институт на процедуру штопания дыр в моей ауре и еще пару раз побывал у психотерапевта, в один их которых попросил его обновить блок, позволяющий мне говорить только на русском языке.
По совету Веры Ивановны Надежда привела ко мне и Зарину, хотя та, как говорила Надежда, узнав обо мне от ворожеи, буквально напросилась на эту встречу сама и была от нее под таким впечатлением, что ее, пребывающую в бурных эмоциях и в счастливых слезах, полковнику пришлось потом выводить почти силой.
Чувствовал я себя уже несравнимо лучше.
Ключица и ребра уже практически не болели, гипс на моем торсе заменили фиксирующим бинтом.
Головные боли уже не мучили, сновидения превратились в цветные художественные фильмы со мной в главной роли, температура не подскакивала.
А главное - говорил я теперь на чистом русском языке, перескакивая на другие только когда резко возвращался к действительности из глубокой задумчивости.
Завотделением и два его верных рыцаря – Борис Иванович и Натан Донатович провожали меня из больницы как родного, взяв с меня честное благородное слово обязательно вернуться через некоторое время на совершенно бесплатное обследование – видимо, их научные статьи о моем, с позволения сказать, «феномене» оставались еще незаконченными.
Расставались мы с полковником и психотерапевтом тяжело.
Но если первый по-военному старался быть краток и лапидарен в своих пожеланиях, и жестко держал себя в руках, несмотря на свой сильный, хоть и скрытый интерес к дальнейшему развитию событий, то второй – гражданский - наоборот, не только не пытался его скрыть, но даже буквально требовал от меня обещаний, что я буду непременно держать его в курсе, причем с подробностями, и вился вокруг меня ужом практически до тех пор, пока я не вышел за пределы больницы.
|
|
Из больницы, как это ни смешно, меня встречала Надежда.
Самое смешное состояло в том, что мне это смешным уже не казалось.
Еще менее смешным, чтоб не сказать – ужаснувшим меня, оказалось то, что приехав вместе с ней к себедомой, я нашел свою квартиру прибранной, холодильник – заполненным, а пустые бутылки – выкинутыми.
Если добавить к этому, что на кухонном столе лежали электронные авиабилеты до Тель-Авива на ближайшие выходные на двоих – на меня и на неё – а также полное отсутствие у меня наличных денег, которые по совету полковника теперь были только у Надежды, надежды, уж простите за тавтологию, на положительное дальнейшее развитие событий у меня просто больше не было.
Как там говорилось в известном анекдоте?
«…Если насилие неизбежно, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие…»
Ну, я и расслабился.
А что мне еще оставалось делать?..
* * *
ЖИЗНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Израиль,
Иерусалим,
Лео
(шмуцтитул)
IV-1
- Цель приезда в Израиль? – миловидная рыжеволосая еврейка в пограничной форме с офицерскими погонами выжидательно смотрела на меня.
Ну и что мне ей ответить?
Что я объезжаю места своих прошлых жизней?
Так меня тогда сразу отправят либо назад в Россию, либо в местную психушку.
И даже если допустить, что она наверняка будет существенно получше российской, мне туда не надо, как впрочем и в российскую тоже.
- Туризм, - нехотя буркнул я.
- А поконкретнее? – спросила девушка.
Я пожал плечами.
- Посмотреть на Храм Гроба Господня, Голгофу, ну и все такое…
- И все?..
Я начал медленно закипать.
Да что же это такое, все им расскажи и покажи, может еще свою биографию рассказать, начиная с детсадовского возраста?
Мало им того, что свои кровные в их экономику, можно сказать, вкладываю самим фактом своего посещения, так они еще хотят знать зачем…
Ну, хорошо же…
Надежда за спиной предостерегающе кашлянула.
Поздно!
Сейчас я им устрою показательные выступления.
Я перегнулся через разделительный барьер и доверительным шепотом сказал:
- Ну, наверное, здесь уже можно говорить откровенно, не правда ли?
- Разумеется, - насторожиласьпограничница.
- Всю жизнь мечтал побывать на своей исторической родине, - так же доверительно поведал ей я, значительно глядя на нее.
- Вы еврей? – удивилась офицер.
- По матери, - еле слышно сказал я, выразительно прикрыв глаза,и,с преувеличенным страхом, едва заметно показав головой назад.
Пограничница помедлила, испытывающе поглядывая на меня то с одного, то с другого бока, потом решительно шлепнула печатью в моем паспорте и протянула его мне.
- Добро пожаловать на землю предков! – впервые улыбнувшись, кивнула мне она и совершенно другим голосом, в котором явно зазвучали стальные нотки, произнесла:
- Следующий!
Я забрал свой паспорт, вскинул на плечо свой рюкзак и, повернувшись полубоком, успел весело подмигнуть негодующе сопевшей Надежде, занявшей мое место.
IV-2
Ждать Надежду мне пришлось больше получаса.
Когда же она, раскрасневшаяся и кипевшая от возмущения, наконец, появилась в дверях, ее остаточной энергии хватило лишь на ручеек обиды, но уже не на вулкан ярости.
- Ну ты и скотина! – только и сказала она мне.
- Почему это? – невинно вскинул брови я.
Ответом мне был ее негодующий взгляд, на большее у Надежды сил уже просто не было – видно сильно потрепала ее своими вопросами израильскаяпограничница.
Путь в Нетанию, где нас разместили, занял примерно пару с лишним часов с учетом развозки других туристов по их отелям и потому, когда мы, наконец, добрались до своего номера, была уже глубокая ночь.
- Так уж и быть, право первой помывки за тобой, - великодушно сказал я и с наслаждением повалился на большую кровать поверх покрывала, закрыв глаза.
- Да ты что, с ума сошел, что ли? – услышал я возмущенный голос Надежды и с удивлением воззрился на нее, все еще стоявшую в коридореномера.
- А в чем дело?
- Ты что, всерьез считаешь, что я буду спать с тобой в одной кровати? Да даже и не думай!
Я вздохнул.
Ну, полковник, и где то самое обещанное тобой ее «неровное дыхание» по отношению ко мне?
Попался бы ты мне сейчас!
- Ты же сама заказала один номер на двоих, - вяло сказал я.
- Да, я заказала один номер на двоих, - чеканным голосом произнесла Надежда, – поскольку на два номера твоих отпускных уже не хватало даже с моей добавкой - но с двумя отдельными же кроватями!
- И что теперь мне прикажешь делать?.. Распилить кровать, что ли?..
- Ну хоть раздвинь их по крайней мере!..
Пришлось встать с кровати, на которой я так уже удобно расположился и, кряхтя, потрудиться, что после нашего длительного перелета и переезда, было равносильно тринадцатому подвигу Геракла.
По моему мнению, конечно…
В конце концов, после последовательной помывки под душем в ванной и облачения в свежую одежду - если так можно было назвать глухую, под горло, пижаму Надежды и трусы меня - нас обоих хватило только на то, чтоб повалиться каждому как сноп на свою кровать, которые я по настоятельному и безапелляционному требованию Надежды раздвинул как можно дальше друг от друга.
Господи, какое счастье, что можно сомкнуть усталые веки и забыться сном праведника, тем более – на Святой земле обетованной…
Ну как-то так.
Или что-то в этом роде.
Надеюсь, что она не храпит…
Я имею в виду, Надежда, конечно…
IV-3
- Доброе утро!
- Доброе…
В дополнение к давно устоявшемуся у меня мнению, что утро добрым не бывает в принципе, добавилось еще и смутное ощущение своей вины, правда, неизвестно за что.
А все почему?
Да потому что давненько мне не желали доброго утра таким похоронным тоном.
Последний раз это случилось пару лет назад, когда после серьезного возлияния в баре я притащил оттуда к себе домой подружку, и в ожидании ее выхода из душа сладко вздремнул в кресле.
До того самого «доброго» утра.
Но сейчас-то мне это за что?..
Я с трудом приоткрыл один глаз.
Надежда, полностью экипированная – одетая, умытая и накрашенная – являла собой образцовый экземпляр российского туриста, готового на все ради достижения собственно туристических целей, ради которых он, собственно, и пустился в далекий путь.
- До окончания завтрака полчаса, - тоном, не терпящим возражений, произнесла она. – Поторопись!
Я торопливо поднялся, в темпе вальса проследовал в ванную, где исполнил свой излюбленный номер не для слабонервных–чистя зубы одной рукой, бреясь станком другой рукой и все это одновременно стоя в полностью намыленном состоянии под душем.
Одна из моих случайных утренних подружек, как-то застукав меня за исполнением этого номера, обычного для меня когда я опаздываю на работу, то есть достаточно часто, сказала, что Цирк дю Солей – просто сопляки по сравнению со мной и что мне следует самому заснять все это на видео, а потом выставить это в Ютюбе или в каких-нибудь еще общемировых сетях, после чего ждать либо лавины предложений работы, либо гарантированной до конца жизни нежной заботы обо мне с бесплатным проживанием и питанием в психбольнице.
На что я ей ответил, что,во-первых, для самостоятельной съемки этого аттракциона мне бы потребовалась еще одна рука, а во-вторых, это вообще мое ноу-хау, с полным правом могущее быть отнесенным к интеллектуальной собственности, как бы это не выглядело со стороны.
Чуть позже, сидя уже за завтраком, точнее за его скудными остатками, поскольку мы минут на десять на него все-таки опоздали, а евреи – они и в Израиле евреи, я все же рискнул спросить у Надежды, в чем причина ее дурного с утра настроения и в связи с этим я-тов чем виноват?
От возмущения у Надежды едва не выскользнул кусок кошерной сосиски изо рта.
- В чем ты виноват? Да хотя бы в том, что заснул как пень, как только твоя голова только коснулась подушки, а я всю первую половину ночи не смогла глаз сомкнуть вообще, а вторую ее половину едва вздремывала, так сразу и просыпалась.
- От чего?
- От твоего храпа!
Я не удержался и захохотал во все горло.
Оскорбленная в своих лучших чувствах Надежда привстала из-за стола с твердым намерением гордо уйти, интересно только – куда, но я успел перехватить ее и силой усадить обратно.
- Извини меня, Надюша, - все еще продолжая смеяться, сказал я. – Я смеюсь не над тобой, а над собой…
- Почему это?
- Потому что перед тем, как заснуть, я надеялся, чтоэто ты не храпишь…
- Я?.. – Надежда, казалось, была готова лопнуть от возмущения.
- Ну не я же, - торопливо дожевывая, развел я руками. – Тем более что до тебя никто не жаловался. Но ты не переживай, я-то знаю в чем дело…
- И в чем же?
- Да в том что, что ты спала на своей отдельной, а не на общей со мной кровати, - заговорщицки подмигнул я ей и с этими словами, закончив свой завтрак, гордо удалился от стола, лишив еще не доевшую Надежду возможности сделать всё то же самое самой.
Причем с большим удовольствием…
IV-4
- Экскьюз ми, плииз, уэриззе бас стоп ту Иерусалим? – смущаясь и краснея, на ломаном английском с чудовищным акцентом произнесла Надежда.
Мы стояли в холле нашей маленькой гостиницы и выжидательно смотрели на ее хозяйку, портье и администратора в одном лице.
Огромная двухобъемная еврейка с большой черной бородавкой на подбородке обиженно посмотрела на нас и насупилась:
- Я таки не понимаю, вишо, на мине, тренируетесь, шо ли?
Я согнулся в приступе непреодолимого хохота, пока Надежда, покраснев уже до невозможности, сбивчиво объясняла хозяйке, что она всего лишь хотела узнать …
- Да п о няла я, п о няла шови хотели узнать, не переживайте, - остановила ее хозяйка. – Автобусная остановка до Иерусалима за углом, он где-то через полчаса будет туда идти…
Через пять минут мы, отоваренные билетами до Иерусалима, стояли на автобусной остановке, а уже не красная, но все еще розовая Надежда шепотом орала на меня, если можно так выразиться.
- Ну и куда там твой иврит запропастился, полиглот хренов?
- Не шелести, - гордо сказал я. – Щас появится, куда же ему, родимому деться, послушать только надо еще немного и настроиться, так сказать, на родной местный колорит.
Наверное… - прибавил я неуверенно, и на всякий случай отодвинулся от нее подальше.
На остановке рядом с нами стояло еще человек пять-шесть.
Молча.
Я с тоской стал озираться по сторонам, вытягивая шею и напрягая слух.
Тщетно.
Да что же они все здесь, блин, такие молчаливые?
Что-то я представлял их себе значительно иными.
Еще через минут двадцать моей безуспешной работы в качестве акустического радара или сонара, уж не знаю, как там поточнее,слава Богу, подкатил автобус.
Мы с Надеждой расположились на сиденьях позади молодой парочки, по-видимому, студентов, перемежающих свои непрерывные разговоры жаркими поцелуями.
Господи, наконец-то!
Я закрыл глаза, расслабился и превратился в одно большое ухо.
Ну-ка, ну-ка…
Сначала я воспринимал болтовню наших соседей как один сплошной неразборчивый звуковой фон с влажными чмоканьями.
Потом в нем стали щелчками выскакивать отдельные знакомые слова.
Затем эти слова стали складываться в словосочетания, смысл которых я уже понимал.
Наконец, эти словосочетания слились в целые предложения, а те - в единый текст, в котором мне было понятно каждое слово.
Уф-ф, получилось!..
Я перевел дух, открыл глаза и, встретив вопросительный взгляд Надежды, кивнул головой и улыбнулся.
Надежда пренебрежительно фыркнула и преувеличено благоговейно возвела очи к небу.
IV-5
До Иерусалима мы ехали около двух часов.
Автобус не спеша шуршал шинами по дороге, неторопливо останавливаясь не только на всех законных остановках, но и просто возле любого человека, поднявшего руку, и к прибытию в Иерусалим был набит людьми под завязку.
Я, щегольнув своим новообретенным ивритом, небрежно попросил водителя остановиться в центре города.
И вот мы с Надеждой стоим посередине небольшой площади, которую сплошным потоком слева и справа обтекают машины и мотоциклы.
- И куда теперь? – вопросительно взглянула на меня Надя.
- А куда бы ты хотела? – вопросом на вопрос ответил я.
Надя пожала плечами.
- Может, к Стене плача?.. Или к Храмовой площади?..
- Успеем ещё, - небрежно сказал я. – Давай-ка просто прогуляемся по улице.
Мы не спеша пошли по улице вниз от площади.
- Знаешь, я просто еще не могу поверить, что я здесь, в Иерусалиме, центре христианства, - восхищенно покачивая головой, сказала Надежда.
- Ага, - флегматично сказал я. – И еще со своим сотрудником, который к тому же совершенно случайно говорит на иврите…
- Ну, про это я вообще молчу, - махнула рукой моя начальница.
Хотя здесь – какая она мне начальница?..
Так, зануда мелкая, не более того…
- Нет, ты можешь себе представить, что по этим улочкам ходил Иисус?..
- Ну, по этим-то вряд ли, - хмыкнул я, глядя на проносящиеся автомобили.
- Фу, какой ты не романтичный человек! – возмутилась Надя.
- Ага, зато ты очень романтичный… - съязвил я. – Сейчас, я думаю, ты кинешься покупать щепку от креста, на котором распяли Христа, пузырек с каплей Его пота или Его волос… Вон, кстати, и киоск сувениров… Давай-давай скорей, пока не все раскупили…
- Прекрати, - одернула меня Надежда. – Я вовсе не такая романтическая дура, какой ты себе меня представляешь…
- Заметь, не я это сказал, - ухмыльнулся я.
- Да ну тебя!
Надежда надулась и замолчала.
- Ну, ладно, - примирительно сказал я. – Ну, хочешь, пойдем на какую-нибудь экскурсию?..
- Хочу! – решительно ответила мне Надя. – Хочу пройти по последнему пути Христа.
Я мысленно застонал.
Надеюсь, что для меня этот путь будет не последним…
IV-6
- Добрый день, уважаемый дамы и господа!
Я рад приветствовать вас в этот прекрасный день в этом замечательном городе – мировом центре пяти религий!..
Толстенький гид лет за пятьдесят, в легком белом пиджачке в белой же шляпе, с непременной бутылкой воды в руке, сияя профессиональной улыбкой и прочувствованно говоря по-русски с легким украинско-еврейским акцентом, ласково оглядывал нас как пастырь свою паству, или пастух своих овец.
- Сегодня мы пройдем с вами по последнему пути Иисус Христа - пути, который прошел наш Спаситель перед своей земной кончиной, предшествующей Его вознесению!..
Вы сами знаете, что ничто в жизни не волнует нас так, как то, что каждому из нас предстоит когда-то умереть.
Смерть делает всех нас равными - королей и шутов, богатых и бедных. Никто не властен над смертью – это неизбежность, настигающая всех и каждого…
Но всегда была, есть и будет смерть, которая должна волновать всех нас даже больше, чем своя собственная – это смерть Иисуса Христа, Господа нашего!..
И поскольку вы считаете себя христианами, смерть Учителя не может не волновать вас - потому и эта его смерть, как и этот его крестный путь должны стать частью вашей личной судьбы!..
Последние этапы земного пути, пройденного Иисусом и события, происходившие на Его пути к месту, где Он был распят, запечатлены на всех четырнадцать остановках крестного пути, девять из которых находятся здесь, где мы с вами стоим, на улице ВиаДолороса, которую еще называют Скорбный Путь, остальные – в Храме Гроба Господня.
Некоторые из этих событий, о которых я сегодня буду рассказывать вам, описаны в Евангелии, о других повествуют церковные предания…
Пожалуйста, следуйте за мной, не отставайте, и не забывайте пить свою воду – здесь возможно обезвоживание организма...
Наша группа, примерно человек из двадцати пяти-тридцати, нестройно потянулась за гидом.
Надеждас сияющими глазами, разумеется, держалась поближе к гиду, заглядывая ему буквально в рот и ловя каждое его слово.
Я же, наоборот, держался поближе к хвосту группы и подальше от своей восторженной спутницы – мне и отсюда было хорошо видно и слышно.
Да и должен же я был хоть немного от нее отдохнуть…
- Первый раз мы с вами остановимся там, где был вынесен приговор Сыну Человеческому. Это событие отражено в Евангелии от Луки 23:1–4: «И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату, и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать п о дать кесарю, называя Себя Христом Царем»…
Осужденный на казнь иудейским народом и Понтием Пилатом, Иисус с этого места направился к месту своей гибели на кресте, который Он должен был нести до места казни на своих плечах. «Тогда наконец он предал Его им на распятие. И взяли Иисуса и повели» (Евангелие от Иоанна, 19:16)…
Пройдемте дальше, пожалуйста…
- Наша вторая остановка посвящена несению креста - на этом месте Ему возложили орудие казни на плечи. Сегодня здесь находится церковь, которая называется Церковью Приговора…
Не отставайте, пожалуйста, девушки, потом вам трудно будет догнать нас…
- Здесь третья остановка: измученный пытками и допросами, Иисус упал тут под тяжестью креста. В наше время на этом месте часовня…
Я не слишком быстро иду?.. Если кому-то тяжело, я могу замедлить движение, но не слишком…
- На этой, четвертой, остановке, как повествует предание, Иисус встретился со своей Матерью, о чем вам напомнит этот каменный барельеф.
Измученный пытками и допросами, Иисус здесь упал и не смог дальше нести тяжелый крест. «И когда повели Его, то, захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом» (Евангелие от Луки, 23:26). Это место сейчас отмечено часовней.
- О шестой остановке ничего не сказано в Писании: о том, как Вероника отерла лицо Иисуса, при этом отпечаток Его лица остался на платке. На этом месте сегодня стоит церковь…
Солнце нещадно напекало мне голову.
Хотелось пить, а свою бутылку воды я отдал Наде.
Черт, как же Он шел здесь, бедный, под солнцем, без воды, да еще с крестом на плечах?..
- Рядом с местом, где произошла седьмая остановка, как утверждают авторитетные историки, стояли Судные ворота. Здесь установлен столб в память о втором падении Спасителя.
Иисус обратился здесь к женщинам Иерусалима, следовавшим вслед за Ним на Голгофу: «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших»(Евангелие от Луки, 23:27–31).
В память об этомтутустановлен крест, рядом с которым – надпись: «Иисус Христос - победитель»…
Озираясь в поисках, где бы попить или купить воды, я вдруг увидел неподалеку лоток с горячей вареной кукурузой – одной из двух моих самых больших гастрономических слабостей, наряду с жареными каштанами.
Вот это здорово!..
Воровато оглядываясь, я незаметно, как мне показалось, проскользнул к лотку и купил себе два больших початка горячей золотистой кукурузы, источающей поистине божественный аромат, щедро посыпал ее солью и впился в нее зубами.
Хрум-хрум-хрум…
Боже, какой кайф!..
Спасибо тебе, Господи!..
- Следующая остановка отмечена памятным обелиском, ставшим впоследствии частью стены церкви, и установленным в память о третьем падении Иисуса…
Хрум-хрум-хрум…
Меня кто-то толкнул в бок.
Сосед по группе-веськрасный, обливающийся потом толстяк с банкой пива в руке.
- Ты где кукурузу взял?..
- Полквартала назад и налево, лоток…
Сосед исчез со скоростью звука и вернулся через пару минут, вооруженный, как и я, двумя початками кукурузы.
Хрум-хрум-хрум…
Хрум-хрум-хрум…
- Десятая остановка напоминает всем нам о ссоре стражников, которые не могли поделить одежду Иисуса. «Итак сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет,- да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий. Так поступили воины» (Евангелие от Иоанна, 19:24). Здесь расположена часовня…
- Эй, мальчики, вы где кукурузу купили?
Не переставая жевать, я скосил глаза вправо.
Две худосочные девицы - соседки по нашей группе.
У меня рот был занят, потому за меня, перемежая слова сочным чавканьем, ответил толстяк.
Через минуту ряды жевавших кукурузу удвоились.
Хрум-хрум-хрум…
Хрум-хрум-хрум…
Хрум-хрум-хрум…
Хрум-хрум-хрум…
- Одиннадцатая остановка, о которой напоминает рака в романском стиле, свидетельствует о Распятии. Во время распятия произошло несколько удивительных событий – одно из них – землетрясение. «И вот, завеса в храме разодралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись» (Евангелие от Матфея, 27:51)…
В голосе гида появились нотки обиды.
Он выразительно посмотрел на нас, энергично жующих початки.
Мы стыдливо опустили глаза, тем не менее, не прекращая процесс.
Вместе с тем, в поход за кукурузой по наводке девиц отправились еще человек пять-шесть из нашей группы.
- Я не делаю паузу и никого не жду! – повысил голос гид.
И уже с новыми, раздраженными нотками в голосе, продолжил:
- Там, где умер Спаситель - в память о двенадцатой остановке – Смерти Господа – возвышается церковь, в основании алтаря которой виден кусок скалы с Голгофы. В ней видна большая трещина, возникшая в результате землетрясения…
Члены группы вернулись с кукурузой и хруст жующих челюстей усилился.
- После того, как Иосиф Аримафейский снял Иисуса с креста, - упавшим голосом сказал гид, - Его положили на камень умащения, который находится у входа в церковь – это тринадцатая остановка…
Он остановился и с ненавистью посмотрел на наше жующее стадо.
- Четырнадцатая остановка – это память о погребении и Воскресении Иисуса Христа… Здесь стоит церковь Гроба Господня. Священная гробница отделана мрамором, над ней живописные полотна, изображающие Воскресение.
Стадо стрельнуло глазами и кивнуло головами, продолжая жевать.
Гид сокрушенно развел руками и повысил голос, добавив в него проповеднические нотки:
- Четырнадцать остановок, которые не смогли остановить смерть!.. Четырнадцать остановок Христа –это четырнадцать остановок нашего сердца, которое должно замирать от присутствия Христа!..
Так будьте же со Христом, дорогие братья и сестры, проходите Его путем снова и снова, пусть Его судьба станет вашей судьбой!..
Он перевел взгляд на жующую часть группы, заморгал и беспомощно добавил:
- Будьте же детьми не Адама, будьте детьми Христа!.. И пусть никакие прелести земные не отвлекут вас от следования путем Христовым…
Да, на этом пути нас ждет каждого своя Голгофа, но если мы пройдем свою ВиаДолороса так, как прошел ее Христос, то впереди нас ждет Воскресение!..
Спасибо за внимание…
Мы дружно зааплодировали.
Экскурсия безусловно удалась!
А что – было и интересно, и вкусно…
IV-7
Если можно орать шепотом, то сейчас происходило именно это.
Орала, как вы понимаете, Надежда, и на меня, что тоже понятно…
- Как ты мог?.. Ну как ты мог?.. Ты же практически чуть не сорвал экскурсию… Иещёкакую экскурсию!..
- Да причем здесь я? – вяло отбивался я. – Просто захотелось кукурузы и всё… Я же не виноват, что другие тоже захотели…
- Какой стыд!.. – продолжала кипятиться Надежда. – И это интеллигентный человек, петербуржец… Господи, срам-то какой…