Если бы мы могли понимать всю жизнь целиком, мы смогли бы тогда вынести всё в этой жизни — это очевидная истина. Кроме того (и это больше связано с темой способности), если бы кто-либо мог занимать то же положение, что и любая часть жизни, он чувствовал бы к жизни достаточно сильное аффинити, чтобы быть способным сливаться с нею или отделяться от неё по своему желанию.
Когда мы говорим «жизнь», каждый из нас более или менее знает, о чём идёт речь, но когда мы используем слово жизнь в практическом смысле, мы должны исследовать её цели, поведение и в особенности формулы, которые она вывела для того, чтобы иметь игру под названием «жизнь».
Когда мы говорим «жизнь», мы имеем в виду понимание, а когда говорим «понимание», то имеем в виду аффинити, реальность и общение. Понимать всё значило бы жить на высочайшем уровне потенциала действий и способностей. Качество жизни существует там, где есть понимание, то есть там, где есть аффинити, реальность и общение. На уровнях непонимания, непостижимости, психосоматических заболеваний, отсутствия физических и умственных способностей жизнь гораздо менее активна. Поскольку жизнь есть понимание, она пытается понимать: Когда она вдруг сталкивается лицом к лицу с чем-то, что недоступно её пониманию, она чувствует перед собой преграду и испытывает недоумение, она чувствует, что тут есть какая-то тайна и что эта тайна является угрозой существованию.
Тайна внушает жизни отвращение, и поэтому жизнь ищет то, что привело бы к видимому уменьшению тайны, и в этом поиске она натыкается на различные тайны, которые она должна раскрывать. Основная тайна заключается в том, что тайна является отсутствием жизни, а полная тайна была бы полным отсутствием жизненности[52]
|
|
Давайте теперь взглянем на формулу общения, и мы увидим, что точка-следствие должна воспроизводить то, что исходит из точки-причины. Классический пример этого — телеграмма со словами: «Я тебя люблю», посланная из Нью-Йорка в. Сан- Франциско. Когда она доходит до Сан-Франциско, машины, находящиеся на коммуникационной линии, извращают её до такого вида: «Я тебя убью». Это не воспроизведение считается ошибкой, и оно может привести к значительным проблемам и серьёзным неприятностям. Следовательно, такое общение нельзя считать очень хорошим. В данном случае всё было в порядке с исходным намерением. Всё было в порядке со вниманием, которое уделяют телеграфной линии в Сан-Франциско. Единственное, что было не в порядке: в точке-следствии не было воспроизведено то, что исходило из точки-причины.
Итак, раз жизнь — это понимание, ей было бы чрезвычайно трудно общаться с чем-то, что является непониманием. Другими словами, жизнь, столкнувшись с непониманием, почувствовала бы перед собой преграду, потому что она, являясь пониманием, не может стать непониманием, не приняв на себя роль чего-то непостижимого. Таким образом, охотник за тайнами — если только он не прокладывает путь очень осторожно — попадает в ловушку: он сам становится тайной.
Когда кто-то находится в точке-причине и общается с непостижимой точкой-следствием, то для того, чтобы вообще донести до неё хоть какое-нибудь сообщение, ему необходимо тем или иным образом снизить своё понимание, двигаясь в направлении непостижимости. Эту уловку хорошо знают продавцы. Продавец, глядя на своего очередного покупателя, замечает, что тот интересуется футболом, а затем, чтобы этот покупатель воспринял его уговоры купить товар, продавец притворяется, будто и сам интересуется футболом. Этот продавец устанавливает точки согласия и потенциального воспроизведения, а затем переходит к общению. Таким образом охотники за истиной часто забредали лишь в лабиринты лжи — в тайны — и сами становились непостижимыми и приходили к непостижимым заключениям. Таким образом мы получаем то состояние, в котором находятся философские учебники Земли. Замечательным примером этого является Иммануил Кант[53], Великий китаец из Кёнигсберга. Немецкие причастные обороты и обстоятельственные придаточные предложения, которые он использовал, и перемена его мнения на 180 градусов во второй его книге по сравнению с первой полностью препятствуют нашему пониманию — так же, как с конца XVIII века это препятствовало пониманию студентов, изучавших философию. Но сам факт непостижимости этой философии придал ей долговечность, потому что жизнь чувствует, что ей брошен вызов, когда что-то притворяется пониманием, но тем не менее является непостижимостью. Это и есть та могила, в которую сходит так много философов. Это тот гроб, в который в конце концов вгоняет себя математик, стремящийся раскрыть тайны вселенной с помощью своей науки. Однако нет никаких оснований страдать лишь из-за того, что перед тобой несколько тайн. Критерий здесь таков; обладает ли человек способностью действовать по собственному детерминизму. Если человек сам, по своему желанию, может принять решение быть неспособным понимать, тогда, конечно, он может сам принять решение снова стать способным понимать. Но если он навязчиво[54]и без понимания находится в таком состоянии, когда за него принимают решение о его неспособности понимать, тогда, конечно, он пропал. Таким образом, мы обнаруживаем, что единственная ловушка, в которую может попасть жизнь, — это делать что-то, не зная, что она это делает. Так мы приходим к более точному описанию тайны и обнаруживаем, что тайна (или любые тайны) может существовать только тогда, когда жизнь решила встретиться с ней, не зная и не понимая того, что она сама приняла такое решение. Тогда тайной высшего сорта было бы что-то, что поставило бы жизнь на путь забывания того, что она смотрит на тайну.
|
|
|
|
Человек всегда в состоянии понять, что его способность может возрасти, потому что в направлении возрастания способности лежит и большее понимание. Способность всецело зависит от большего и лучшего понимания той сферы деятельности, в которой человек хочет стать более способным. Когда человек пытается понять, что такое меньшая способность, он, конечно же, смотрит на меньшую постижимость, меньшее понимание, и поэтому понимание им снижения способности намного хуже, чем понимание возрастания способности. Когда понимание способности отсутствует, возникает страх её утраты, который просто является страхом перед неизвестным или же страхом перед тем, что считается непознаваемым, потому что в меньшей способности меньшее понимание и меньшая известность.
Поскольку жизнь не хочет встречаться с тем, что в меньшей степени похоже на жизнь, у человека есть склонность удерживать себя от встречи лицом к лицу с менее понятным и сопротивляться этому. Именно это сопротивление само по себе приводит к возникновению нисходящей спирали[55]скатыванию к меньшей способности. Жизнь не выбирает сама это скатывание к меньшей способности (если только она не знает связанных с этим принципов). Жизнь сопротивляется и тем самым приводит себя к меньшей способности. Тут действует основополагающий закон: чего боишься, тем и становишься. Когда человек отказывается воспроизводить что-то, но тем не менее остаётся вблизи этого, то само его сопротивление той вещи, которую он отказывается воспроизводить, приведёт в конце концов к наличию у него такого количества энергетических картинок этой вещи, что он, для того чтобы иметь хоть какую-то массу, станет обладателем этих картинок; и в действительности не замечая того, что. произошло, он, скорее всего, примет (на уровне этих картинок) те вещи, которые он раньше отказывался воспроизводить. Таким образом, мы получим загадку инграммы, факсимиле, если одновременно с вышесказанным мы поймём, что жизнь не видит ничего плохого в том, чтобы иметь вокруг себя энергетические массы, и, что самое интересное, она несчастна, если у неё нет какой-либо энергии. Ибо если нет энергии, то нет игры. У жизни есть девиз: любая игра лучше, чем никакой игры. У неё есть и другой девиз: любое обладание[56]лучше, чем никакого обладания. Поэтому есть люди, которые цепляются за наиболее запутанные и разрушительные факсимиле и механизмы. Им не обязательно нужны эти хитросплетения, но им всё же нужна та энергия или игра, которую эти хитросплетения, как им кажется, предлагают.
Если вы хотите привести кого-нибудь в хорошее состояние, вы должны сосредоточиться на повышении уровня способности и понимания. Единственная причина, по которой что-то плохое оживает, заключается в том, что понимание вдохнуло в это дополнительную жизнь. Когда индивидуум находится лицом к лицу с какой-то тайной, то уже сам факт того, что он находится лицом к лицу с этой тайной и наделяет её жизнью, является причиной того, что тайна приводится в действие и обретает силу. Плохая ситуация может продолжать «жить» лишь в том случае, если она черпает жизнь у близлежащих источников общения. Таким образом, всё плохое в жизни «живёт» лишь в той степени, в которой в него вкладывается понимание. Примером этого может служить полиомиелит[57]который когда-то был совершенно второстепенной и никому не известной болезнью. Различные публикации, массовая реклама, множество призывов к борьбе с этой болезнью способствовали тому, что она вышла на передний план и проявила себя в обществе. В действительности полиомиелит жив лишь в той степени, в которой в него можно вложить жизнь. Можно предположить, однако, что полиомиелит будет существовать и продолжать развиваться, даже если его игнорировать. Да, если игнорировать полиомиелит теперь, уже зная о нём, то так оно и случится. Эта болезнь будет продолжать существовать, даже если бы все старательно её игнорировали. Фактически она бы усугубилась. Но если бы она была полностью понята и если бы люди могли находиться с ней лицом к лицу без необходимости сопротивляться ей, то эта проблема была бы разрешена.
У кого-то может возникнуть вопрос: почему это медсёстры и врачи инфекционных отделений не заражаются сразу же от больных? Здесь перед нами ещё один фактор, аналогичный пониманию, но сформулированный иначе. Люди не приобретают навязчиво того, чего они не боятся. Человек должен сопротивляться чему-то, бояться чего-то или бояться последствий этого, прежде Чем это что-то сможет заставить его навязчиво испытывать какое-либо Неблагоприятное воздействие. Он мог бы в любое время воспроизвести это «что-то» на основе селф-детерминйзма[58]но это, разумеется, не вызвало бы каких-либо проявлений болезни (они могли бы иметь место лишь в установленный им самим отрезок времени), поскольку это не было бы навязчивым, это не происходило бы против его воли.
Компонентом понимания и способности является контроль. Конечно, если человек всё полностью понимает, нет необходимости контролировать всё и повсюду. Однако при меньшем понимании вещей — и конечно, когда есть настрой на то, чтобы поиграть в игру, — контроль становится необходимым фактором. Анатомия контроля — начать, изменить, остановить, и это настолько же важно знать, насколько важно знать, что представляет собой понимание, а также треугольник, составляющий понимание (аффинити, реальность, общение).
У врачей и медсестёр в инфекционных отделениях есть определённое чувство контроля над болезнями, которые они видят перед собой. И сами они становятся жертвами болезней лишь тогда, когда начинают осознавать свою неспособность справиться с ними, неспособность вылечить своих пациентов. Ввиду того факта, что за последние несколько веков мы добились очень больших успехов в борьбе с инфекционными болезнями, врачи и медсёстры могут без каких-либо отрицательных последствий для себя разгуливать по инфекционным палатам.
Те, кто борются с болезнью, имеют некоторый контроль над ней, поэтому они больше не боятся болезни и она не может оказать на них вредное воздействие. Конечно, существует уровень «телесного понимания», на котором будет проявляться что-то наподобие страха, но и тут будет верным то же самое утверждение. Людям, которые способны что-либо контролировать, нет необходимости бояться этого, и это не оказывает на них вредного воздействия. Люди, которые не могут контролировать что-либо, могут подвергаться вредному воздействию со стороны этого.
Мы привели пример того, что может случиться в сфере деятельности, связанной с болезнями. А как насчёт человеческих аберраций? Мы обнаруживаем, что в лечебницах во всём мире слишком часто находятся не только обычные пациенты, но и бывшие работники этих учреждений. Это довольно поразительная вещь — обнаружить в палате номер девять медицинскую сестру, которая прежде работала в психиатрической больнице. В этой области отсутствовали контроль и понимание. Люди не понимали, что представляют собой душевные болезни, аберрации, умопомешательства, неврозы. Первым действительным усилием разобраться в этом, которое привело к сокращению данной статистики, был фрейдовский психоанализ[59], но он всё же требовал слишком много времени и поэтому не был эффективным оружием. Эти врачи и медсёстры клиник для душевнобольных, ставшие впоследствии пациентами тех же самых учреждений, определённо знали, что они не имеют никакого реального контроля над безумием. Таким образом, поскольку они не имели контроля над безумием, они стали подвержены безумию. Они не могли начать, остановить и изменить безумие. О дикости такого положения наглядно свидетельствуют те средневековые пытки, которые применяются в таких клиниках в качестве «лечения». Говоря «вылеченный», люди, ответственные за эти учреждения, просто подразумевают «более тихий». Естественный ход вещей привёл бы их к тому, что они стали бы смотреть на это с точки зрения эвтаназии[60](так оно и случилось): лучше умертвить пациента, чем позволить его безумию продолжаться. И они даже осуществили это; около двух тысяч душевнобольных пациентов в год умирает на электрошоковых машинах, а процент умерших при операциях на мозге очень высок. Единственное, в чём электрошок и операции на мозге эффективны, — это в том, что они делают пациента менее живым и более мёртвым, и конечный результат их применения — смерть, — который достигался так много раз, был бы в этом случае, конечно же, единственным способом прекратить душевную болезнь. Эти люди, конечно, не могли даже представить, что бессмертие человека в сочетании с безумием приведёт к возникновению проблемы в будущем поколении. Они, несомненно, считали, что если они убивают пациента или просто делают его гораздо более тихим, то в какой-то степени одерживают победу. Но тот факт, что, согласно закону, нельзя уничтожать людей — независимо от того, в здравом они рассудке или нет, говорит против этого «решения».
С появлением Дианетики (если говорить об относительно узкой области её применения) мы приобрели некоторый контроль над безумием, неврозами и аберрацией, и мы можем действительно начинать, останавливать и изменять аберрацию. В первой книге — «Дианетика: современная наука душевного здоровья» — были представлены методы, которые вызывают проявление практически каждого психического феномена, известного в области безумия и аберрации, а затем справляются с этим. А там, где одитор не смог ничего сделать для сумасшедшего или невротика, причина неудачи (если это действительно была неудача) чаще всего заключалась в том, что этот одитор в действительности испытывал страх. Его страх происходил исключительно из его неуверенности в том, как начать, остановить и изменить состояние душевнобольного человека.
Сейчас при обучении в академиях Саентологии не придаётся особого значения кейсу самого студента, и всё же по завершении обучения обнаруживается, что студент находится в очень высоком тоне. Обучение полностью сосредоточено на том, чтобы наделить студента способностью справляться со всевозможными видами кейсов. И его уверенность в своей способности (если он завершил обучение) становится достаточной для того, чтобы он мог бесстрашно и спокойно действовать, имея дело с психозами, неврозами и болезнями тела. Ему предоставили технологии, посредством которых можно взять под контроль эти формы «неправильного поведения» жизни. Принимая во внимание тот факт, что он умеет начинать, останавливать и изменять их, — ему больше не нужно их бояться, и он без каких-либо отрицательных последствий для себя смог бы работать в окружении безумцев, если бы в этом заключалась его задача.
Работа с психозами, неврозами и психосоматическими заболеваниями не является задачей одитора. В действительности всё это вылечивается лишь тогда, когда в той или иной степени игнорируется. При условии, что акцент будет делаться на способности, любое отклонение в конце концов исчезнет. Задача одитора — работать в направлении способности. Если Он повышает общий уровень способностей преклира во всех сферах и в каждой из них в отдельности, тогда, конечно, исчезнут любые неспособности, такие, как психозы, неврозы и психосоматические болезни. Однако одитор, даже втайне, не интересуется этими проявлениями. Он видит вокруг себя мир, который мог бы быть намного более способным. Сделать его таким — дело одитора. Хотя, в общем-то, деловой мир не признаёт, что с его способностями что-то не так, он может признать, что его способности могут стать лучше. Один хорошо обученный одитор, работая по технологии группового процессинга в военно- воздушных силах США, мог бы утроить количество лётчиков, успешно заканчивающих училища, и мог бы снизить число крушений высокоскоростных самолётов не менее чем на 75 процентов. Это не голословное заявление. Это просто использование уже имеющихся данных, полученных при исследованиях. Задача заключается в достижении больших способностей, а не в искоренении неспособности.
Можно сказать, что перед хорошо обученным одитором было бы достаточно поставить задачу просто повысить уровень понимания у окружающих, поскольку, делая это, он бы определёно увеличил их способности. Повышая способности, он смог бы вдохнуть в них больше жизни. Общая черта всех неврозов, психозов, аберраций и психосоматических болезней — «не могу работать». В любой стране, где это широко распространено, уровень производства снижается — и продолжительность существования этой страны сокращается.*
А что же делать с идеей, что «всё так плохо»? Что ж, если человек в течение долгого времени полагается на то, что внешние обстоятельства или другие люди сделают что-нибудь по этому поводу, или если он рассчитывает на силу, то он потерпит неудачу. Встав на точку зрения этого человека, можно сказать, что единственный, кто способен вдохнуть в окружающий мир больше жизни, понимания, терпимости и способности, — это он сам. И он добьётся этого, просто пребывая в состоянии большего понимания. Даже Не занимаясь активной деятельностью в сфере одитинга, а просто находясь на более высоком уровне способностей, человек может, разрешить множество проблем, которые имеются у его ближних, справиться со множеством трудностей, которые они испытывают.
Акцент делается на способности.
Кодекс одитора
В Саентологии и Дианетике существует несколько кодексов. Единственный из кодексов, которому необходимо следовать, чтобы добиться результатов в работе с преклиром, — это Кодекс одитора 1954 года. В первой книге — «Дианетика: современная наука душевного здоровья» — приводится Кодекс одитора, который был разработан скорее на основе представлений об идеале, нежели на основе практического опыта. В последующие годы было проведено очень много одитинга, и одиторы допустили огромное количество ошибок. И когда мы взяли те общие моменты, из-за которых преклиры достигали лишь незначительных успехов или не достигали их вовсе, мы обнаружили, что эти данные можно систематизировать в виде кодекса, чтобы дать одитору, желающему достичь результатов в работе с преклиром, информацию о том, чего ему следует избегать при проведении процессинга.
Когда Дианетику применяет психоаналитик или психолог, он в значительной степени склонен к тому, чтобы использовать в работе привычную для него схему поведения. А поведение человека, применяющего Дианетику, определяет эффективность
Дианетики почти в такой же степени, как и сами процессы. В психоанализе, например, мы обнаруживаем, что в основе провала практического использования работ Фрейда — в том виде, в котором их используют психоаналитики, — лежат главным образом два момента, присутствующие во время работы психоаналитиков со своими пациентами. Какой бы ни была ценность фрейдовской теории либидо[61], её эффективность снижается тем, что психоаналитик высказывает пациенту свои оценки. Пациенту не позволяют разбираться с собственными проблемами или приходить к собственным заключениям — он получает готовые толкования. В психологии нет действующего кодекса, потому что клиническую психологию[62]мало практикуют, и к тому же, она объявлена вне закона во многих штатах. Хотя психиатрия, может быть, и имеет какой-то модус операнди[63]ни один человек, знакомый с тем, как она выполняет свою функцию (работа с душевнобольными), не назвал бы это кодексом, направленным на улучшение состояния бытия пациента.
В образовании, которое само по себе является видом терапии, мы обнаруживаем практически полное отсутствие норм поведения, сведённых в какие-либо кодексы (за исключением предписаний местных комитетов по образованию, направленных на установление контроля за манерами преподавателей и на сдерживание возможных проявлений жестокости с их стороны). Хотя образование очень широко распространено и это тот вид деятельности, который в нашем обществе считается лучшим способом совершенствования людей, в нём, тем не менее, нет ни системы действий, ни кодекса поведения для передачи учащемуся информации, в отношении которых существовало бы твёрдое согласие. Традиции предписывают преподавателю придерживаться определённых норм вежливости. Общепринятым является мнение, что экзаменовать нужно строго и тщательно. Учащиеся не должны перешёптываться или жевать резинку. Тем не менее образование в целом не имеет кодекса, предназначенного для облегчения передачи потока информации от учительской кафедры к студенческой скамье. Напротив, огромное множество учащихся скажет, что любой из существующих кодексов был разработан для остановки какого бы то ни было потока.
Дианетика находится в интересном положении, поскольку Дианетика — это Дианетика. И хотя её могут попытаться отнести к психотерапии, всё же она, применительно к самому обществу, находится ближе к уровню образования. Её цель — совершенствование разума на основе селф-детерминизма, и она предназначена для применения к отдельным людям и группам. Поскольку Дианетика представляет собой совокупность данных, являющихся, очевидно, теми факторами, на которых построено существование и по поводу которых имеется согласие (и хотя очень часто даже просто чтение этих данных приводит к достижению человеком свободы) — Дианетика также распространяется отдельными людьми и группами непосредственно отдельным людям и группам, и она является формой самопознания.
Если бы вам нужно было побыстрее проехать по какому-нибудь шоссе, то было бы благоразумно руководствоваться указателями, имеющимися на нём.
Кодекс одитора 1954 года содержит множество указателей, и, если следовать этим предписаниям, будут достигнуты максимальные результаты. Если же им не следовать, то вы, скорее всего, обнаружите, что преклир находится в кювете, и ему нужен «тягач» — более хороший одитор. Одитор по книге[64]отличается от профессионального одитора не только степенью владения процессами. Отличие заключается также в соблюдении этого кодекса. В академиях Саентологии очень много времени отводится на то, чтобы продемонстрировать одитору последствия как несоблюдения, так и соблюдения этого кодекса, и на то, чтобы побудить его неукоснительно соблюдать кодекс. Осуществлять за этим контроль в академиях сравнительно просто. Вы оглядываете класс и обнаруживаете кого-нибудь, кто находится не в лучшей форме. Затем вы выясняете, кто его одитировал, и таким образом узнаёте, кто из одиторов не следует кодексу. Студента-нарушителя затем отдельно инструктируют ещё раз. Одитор — выпускник должен знать этот кодекс наизусть, и, что более важно, должен быть способен применять его с такой же лёгкостью, с какой лётчик управляет самолетом, то есть даже не осознав самого факта выполнения необходимых действий.
Кодекс одитора 1954 года
1. Не высказывайте преклиру своих оценок[65]
2. Не Не обесценивайте[66]и не исправляйте сообщаемую преклиром информацию.
3. Используйте процессы, которые улучшают кейс преклира.
4. Всегда соблюдайте договорённость с преклиром о времени и месте сессии[67].
5. Не проводите процессы преклиру после 22:00.
6. Не проводите процессы преклиру, который плохо поел.
7. Не допускайте частой смены одиторов.
8. Не сочувствуйте преклиру.
9. Никогда не позволяйте преклиру заканчивать сессию по его собственному независимому решению.
10. Никогда не отходите от преклира во время сессии.
11. Никогда не сердитесь на преклира.
12. Всегда сокращайте каждую задержку общения[68]с которой сталкиваетесь, продолжая использовать тот же вопрос или процесс.
13. Всегда продолжайте процесс до тех пор, пока он производит изменение, но не дольше.
14. С готовностью предоставляйте преклиру бытийность[69].
15. Никогда не смешивайте процессы Дианетики с процессами из различных иных практик.
16. Поддерживайте двустороннее общение с преклиром.
Фактически это усовершенствованный Кодекс одитора 1954 года, так как он имеет один добавочный пункт в сравнении с первоначальным выпуском этого кодекса — пункт номер 16: «Поддерживайте двустороннее общение с преклиром».
Если бы мы разобрались с различными требованиями, выдвинутыми в этом кодексе, то увидели бы, что все они важны, но три из них важны для процессинга большей степени, чем остальные, и мы увидели бы, что если эти три пункта упускаются из виду, то это всегда неизбежно приводит к неудаче в кейсе. Является ли одитор хорошим или плохим, определяется тем, следует ли он этим трём пунктам кодекса. Это пункты 12, 13 и 16.
В пункте 12 мы видим, что каждую задержку общения, с которой сталкивается одитор, он должен сокращать, продолжая задавать тот же самый вопрос или применяя тот же процесс. Почти каждая неудача в кейсе в какой-то мере связана с несоблюдением этого пункта. Различие между профессиональным одитором и одитором по книге наиболее, очевидно проявляется в том, как они выполняют это и два других упомянутых требования. Хороший одитор понимает, чем является задержка общения (это интервал времени между моментом, когда был задан вопрос, и моментом, когда на этот вопрос был дан прямой ответ, независимо от того, что происходит в этом интервале), и он очень внимательно следит за тем, чтобы Проводить преклиру лишь те процессы, в отношении которых есть основания ожидать, что преклир на них откликнется, — и он ни в коем случае не проходит мимо задержки общения, возникающей во время сессии. Плохой же одитор, сталкиваясь с задержкой общения, полагает, что он просто зашёл в тупик, и поспешно оставляет данный вопрос, переходя к какому-нибудь другому.
Пункт 13. — «Всегда продолжайте процесс до тех пор, пока он возвышает изменение, но не дольше» — является самым слабым местом одиторов. Плохо обученный одитор или одитор, находящийся в плохой форме, будет вступать в «В-и-О»[70]с преклиром. Когда в преклире начинают происходить изменения, одитор меняет процесс. (Под, «В-и-0» мы подразумеваем;, что ответом на. вопрос, является вопрос, и следует отметить, что здесь имеет место воспроизведение). В этом случае одитор, возможно, до, такой степени находится под управлением преклира (а не наоборот), что он просто навязчиво воспроизводит его действия, В преклире начинают происходить изменения, и поэтому одитор тоже что-то изменяет. Процесс следует проводить до тех пор, пока он вызывает изменение. Если преклир меняется — это и есть то, что нужно одитору. Если бы одитор останавливал процесс и переходил к какому-нибудь другому процессу просто потому что у преклира произошло какое-то просто мы обнаружили бы, что некоторым преклирам стало очень плохо. Кроме этого, одиторы склонны продолжать процесс ещё долгое время после того, как он перестал вызывать изменения. При проведении «Открывающей процедуры посредством воспроизведения[71]» одитор и преклир начинают своего рода марафон, тягомотное занятие, к которому их побуждают умственные машины. Эта процедура, возможно, уже после 10 часов выполнения не вызывает дальнейших изменений в преклире. Тем не менее одитор с преклиром могли бы выполнять процесс в течение 50 часов, и они были бы весьма разочарованы тем, что за 40 часов ничего не произошло. Воздействие этого, однако, является гораздо менее вредным, чем при изменении процесса просто из-за того, что он вызывает изменения в преклире.
Поддержание двустороннего общения — это наиболее тонкий вид деятельности в одитинге. Одитор, в силу того что он одитор и в силу того что он сосредоточен на контролировании преклира, слишком часто забывает слушать преклира, когда тот что-то говорит. Многие одиторы настолько поглощены проведением процесса, что игнорируют преклира, когда тот считает, что должен сообщить об изменении, вызванном этим процессом. Игнорирование преклира в тот момент, когда он хочет сообщить какую-то очень важную информацию, как правило, приводит его прямо в состояние апатии. В то же время одитор не должен позволять преклиру бесконечно говорить и говорить, как было в случае с одной дамой (о котором недавно сообщили): одитор выслушивал её в течение трёх дней и трёх ночей.