Что такое праздник? Это нерабочий, то есть незанятой, праздный день. В старину в Устюженском крае основная часть праздников была связана с календарным циклом: Святки, Масленица, Великий пост, весенние, летние и осенние праздники. Существовали и, так называемые, «заветные» праздничные дни, характерные для определенной деревни или села. Их устанавливали решением общины в память о каких-либо местечковых событиях.
Святки. В народных традициях святки – это праздник, который оказался наиболее насыщен различными обрядовыми действиями. Специалисты отмечают, что особенностью устюженских святок было то, что «в разных деревнях они могли справляться не только с Рождества до Крещенья, как предписывали церковные установления, но и со дня зимнего Николы до Рождества»366. При этом, в одних селениях справляли «никольские святки», в других - «рождественско-крещенские».
В Устюжне проведение праздника проходило по церковным канонам. В эти дни численность населения города значительно увеличивалась за счет того, что на святки в уездный центр традиционно съезжались из своих имений местные помещики. Они прибывали целыми семьями и оставались в городе до самого Великого поста.
К сочельнику устюженские хозяйки готовили праздничный стол с обязательной обрядовой выпечкой. В деревнях Никифоровской волости это были тонко раскатанные и прожаренные на масле круглые лепешки «колобк и », в Моденско-Плотичьевской волости – вылепленные из теста и выпеченные в русских печках фигурки зверей и птиц «кор о вушки». В Перской волости – творожные ватрушки. Повсеместно пекли ржаные или картофельные сочни, лепешки из тертого картофеля «нат и рышы», пресные лепешки из пшеничной муки - «оп е кишки» или «оп е киши» и, конечно, разнообразные пироги.
Накануне Рождества в Устюжне и местных деревнях совершались традиционные обходы домов с калядованием. Колядовать, как правило, ходили дети, подростки и девушки. Как известно, со святками и сопутствующими им светлыми вечерами и посиделками-беседами связана традиция ряженья. Колядующие могли и не рядиться, но, видимо, в более поздней традиции ряжение все-таки присутствовало и у них.
В Устюженском крае ряженых называли по-разному – «срядухами», «рядихами», «вырядухами», «нарядихами», «ряжонками», «буками» и даже «святошниками». Одевались, кто во что мог, до неузнаваемости меняя свое обличье. Те, кто хотел принять вид какого-нибудь зверя, выворачивали наизнанку тулупы, лица мазали сажей с салом, в голову втыкали птичьи перья. В таком виде с песнями, шутками и смехом, ходили по Устюжне, по соседним деревням. Ряженые парни и девицы заходили в дома, чтобы погадать хозяевам, пожелать им счастья, за что получали в награду угощение, которое в Устюженском крае называлось словами «каледа», «коледа» или «калёдки». Собираясь ватагами, с раннего утра стучались в окошки домов и пели:
Коляда, коляда,
Не велика, не мала,
Чтобы сивая кобыла
Сытая была.
Коляда, коляда,
Кто не даст колобка,
У того сивая кобыла
Убежит со двора 367.
Основными «калёдками» было то самое обрядовое печение, которое местные хозяйки готовили накануне сочельника - «коровушки», «колобки», «натирышы», ватрушки и прочие яства. Исполнив припевку, колядующие спрашивали: «Отказ или приказ?» В редких случаях хозяева отказывали в угощении, либо могли подшутить, например, подав вместо пирога кусок сухого навоза или «дробину» - завернутые в блин остатки от домашнего пива. Однако, «обходчики», как правило, не оставались в долгу, бросая такое угощение хозяевам «в рожу» и награждая их «корильными» припевками:
Летел кувшин
Через Манькин дом,
Уронил кишку
Прямо Маньке на ляжку.
Сивая кобыла
По полу ходила,
На пол упала,
Ногу сломала,
П…у показала 368.
Наколедованное добро делили на всех, но чаще молодежь собиралась с полученными «калёдками» в одном доме и устраивала пиршество.
В период святок в устюженских деревнях парни и девицы собирались на беседы. Вообще, в деревнях девушки ходили на беседы по очереди друг к другу практически каждый вечер, примерно от Покрова и до начала Великого поста. На таких беседах не только пели, плясали, играли, но и обязательно пряли или вышивали. Беседы, которые проходили в святки назывались «светлыми вечерами» и отличались от повседневных тем, что «там уж не пряли, не работали, только пели да плясали»369. «Светлые вечера» проходили по очереди в каждой деревне, собирая молодежь со всей округи.
Святочный период был главным временем для гаданий. Устюжане утверждали, что «в любое-то время (т.е. не в святки - Е.В.) не чудитцы»370. Гаданием занимались, прежде всего, конечно, девушки, и оно было, прежде всего, связано с будущим замужеством.
Каких только святочных гаданий не существовало. Например, девицы украдкой стояли под окнами домов и по подслушанной фразе старались определить будущее, либо просто заходили к знакомым и просили хозяина назвать первое, пришедшее ему на ум мужское имя, которое, по поверьям, считалось именем будущего мужа. «Высматривали» жениха в обручальном кольце, опущенном в стакан с водой, либо в световом «коридоре», образованном огнями свечей, которые устанавливали между двумя зеркалами. Клали под подушку различные предметы – гребень, камушек, который специально доставали из проруби накануне Крещенья, веточку ели, сломанную в лесу «на Рождество», и даже чеснок. Все это делалось с необходимыми приговорами: «Суженой-ряженой, придите севодни ко мне», «Суженый-ряженый, приходи меня из леса выводить» 371, либо
Чоснок, чоснок,
У тебя сорок ног,
Сведи меня туда,
Где моя судьба… 372
В святки на ночь матери запирали дочерей на замки, приговаривая: «Суженый-ряженый, приходи ко мне за крючок, невесту отпереть» 373. По поверьям будущий зять должен был присниться будущей теще и попросить у нее ключ от комнаты девицы. Если девушка спала на печке, то на святки, гадая, она старалась лечь так, чтобы ее коса свисала с полатей. При этом говорила: «Суженый-ряженый, приходи мне косу заплетать» 374.
В деревнях Моденско-Плотичьевской волости было принято гадание с «подкатыванием», когда девушка ложилась в снег на улице и подкатывалась к дому понравившегося парня. Если удавалось подкатиться лицом, то считали, что свадьба состоится, если нет, то не судьба. В Никифорове «пололи» снег, забирая его на перекрестках дорог («на крестах») и перебрасывая через заднее полотнище сарафана. Потом прислушивались - откуда раздастся лай собаки – в ту сторону и замуж идти. В Залесье, Бородино и некоторых других устюженских деревнях на этот вопрос отвечал снятый с ноги (опять-таки «на крестах») и перекинутый за спину валенок или сапожок. В какую сторону обувка полетела – оттуда и жди жениха.
Повсеместно были распространены «слушания», о которых в местных краях сохранилось много страшных и невероятных историй. «Слушания» заключались в особом гадании – «призывании» нечистой силы, которая и должна была предсказать судьбу. Сначала девицы собирались в одной избе «на беседу», затем оставляли здесь нательные кресты и изображали из себя ведьм. Одна из них садилась на метлу, другая – на кочергу, третья – на ухват. В таком виде гадальщицы «ехали» на перекресток («на кресты») и там «зачуркивались». «Зачуркивание» состояло в том, что девушки обводили вокруг себя в левую сторону три раза круг и приговаривали, например, так:
Черти-чертенятка –
Маленьки робятка,
Сам Сотона,
Подымись с самово дна!
Чур, за меня! 375
После этого гадальщицы начинали истошно призывать: «Черти, дьяволы, лешие, водяные, русалки, домовые, банники и другие – приходите и покажитесь нам». Вопли девиц-ведьмарок не прекращались до тех пор, пока вдали не раздавался звон колокольчиков. Далее, по преданиям, начиналось самое жуткое.
Прямо на перекресток, где стояли гадальщицы, якобы, неведомо откуда выезжала тройка лошадей, запряженных в красивые богатые сани. В них сидели нарядно одетые кавалеры. На голове у каждого красовалась высокая белая, украшенная желтыми кистями шапка. Лошади во весь дух неслись на девиц. Нужно было не испугаться и угадать момент, когда уже можно было отскочить в сторону со спасительным возгласом: «Чур, пока полно!». Отскочишь раньше времени – судьбу не узнаешь. Опоздаешь – задавят насмерть. А вот если смелой девице удавалось сделать все, как требовалось, то один из нарядных кавалеров, не останавливая лошадей, звонил ей из саней колокольчиком. Сколько раз позвонит – через столько лет быть девице замужем.
Убежденность юных устюжанок в присутствии «на крестах» нечистой силы активно поддерживалась парнями, которые, как пишут специалисты, часто «брали на себя роль представителей потустороннего мира – не только предсказывали судьбу, но и нередко пугали гадающих, появляясь перед ними из темноты в самый напряженный момент ритуала»376.
О случаях, которые бывали во время святочных гаданий, в Устюженском уезде ходили разные «страшилки». Сохранился, например, такой рассказ. У одной устюжанки был жених. Молодые люди очень любили друг друга и надеялись осенью сыграть свадьбу. Однако судьба распорядилась иначе. Зимой, на святки, юноша тяжело заболел и умер. Невесту вместо веселых святочных бесед и гаданий ждали похороны и слезы. Девушка, помня о том, как хотел ее суженый поплясать с ней на беседе, решила, во что бы то ни стало, выполнить его желание, и пошла на страшное дело.
В ночь перед отпеванием гроб с покойником стоял в церкви. Выкрав у церковного сторожа ключи, девица пробралась в храм. Откуда у хрупкой устюжанки взялась такая смелость и появилась нечеловеческая сила, история умалчивает. Согласно старому преданию обезумевшая от горя невеста взяла тело покойного жениха, принесла его на святочную беседу, усадила на лавку и стала плясать. Когда кое-кто из собравшейся здесь молодежи смекнул, что в избе находится странный кавалер, было уже поздно. Покойника, якобы подняла с лавки неведомая сила, и он завертелся вокруг своей невесты в бешеной пляске. Помертвевшие от ужаса девицы, едва взвизгнув, зажимали ладошками рты, быстро осеняли себя крестным знамением и жались к не менее перепуганным парням.
Наконец, мертвец наплясался и заявил своей невесте: «Теперь неси меня назад». Девушка вдруг очнулась и хотела бежать, но не тут-то было. Покойник бросился на нее и утащил из избы. Больше их никто не видел.
В другой устюженской деревне рассказывали еще одну страшную легенду. Якобы случилось так, что на святки поссорились девицы с парнями, и те не стали ходить на беседы. Прошла неделя. Скучно стало девушкам одним, и решили они, сняв кресты, погадать и приворожить других кавалеров. Вдруг открылась дверь, и в избу вошла группа чужих парней. Все высокие, статные, нарядные, а на голове у каждого по высокой белой с желтыми кистями шапке. Может, какие купцы заезжие? Стали девицы с новыми кавалерами плясать, сладкими пряниками угощаться. А в беседной избе на печи сидела пятилетняя девчушка. Ее с собой старшая сестра из дому привела на игрища поглядеть. Девицы с кавалерами пляшут, а девчушка с печи старшую стала звать: «Варюшка, пойдем домой, спать хочу». Делать нечего. Ворча на маленькую капризницу, повела ее Варя домой, а подружкам пообещала: «Сейчас же и вернусь!»
Прибежали сестренки в родительский дом, а младшая и говорит: «Варюшка, не ходи на беседу. Ваши кавалеры страшные. У них огонь изо рта». Хотела старшая посмеяться и на беседу вернуться, но мать услышала их разговор и велела ей дома оставаться. А наутро по деревне прошла страшная весть. Всех девиц, что на беседе вечером гуляли, в избе мертвыми нашли, а заезжих кавалеров никто и не видел. Из ниоткуда пришли – в никуда и пропали! Мораль этой сказочной истории была такова: на святочных беседах деревенские девушки со своими парнями ссориться не должны.
Несмотря на страшные предания, устюженские девицы ежегодно на святки, сговорившись по две-три, тайком убегали в чистое поле, на «кресты», забирались в пустые гумна, риги, заброшенные овины или дома. Гадали, дрожа, призывали нечистую силу, предварительно «зачурившись». Стояла такая гадальщица «на крестах», либо в пустой риге и напряженно прислушивалась. Звон бубенчиков услышит – к свадьбе, волчий вой – сватов в этом году не жди. Существовало даже такое «слушание»: «Если у кого лежит свинья целая туша, то девки ходят под нее слушать, она им расскажет женихов»377.
Для того, чтобы определить, в богатую или бедную семью попадет девица после выданья, существовали свои гадания. Например, гадальщицы ходили вечером в баню, либо в амбар и, «зачурившись», с приговорами, по очереди выставляли в дверной проем оголенные руки, или даже голые ягодицы, прося нечистую силу подсказать - богатый или бедный жених им достанется. Судьбу в этом случае, как правило, указывал один из притаившихся парней, погладив девицу шерстяной рукавицей, либо голой рукой. «Волосяной» рукой схватил – к богатству, голой – к бедности.
Количество детей, которые родятся в замужестве, девушки считали по количеству сучков в полене, наугад вытащенном из поленницы. А еще брали пучок ржаной соломы и бросали ее в бревенчатый потолок дома. Сколько соломинок застрянет между бревнами – столько будет детей.
Существовали и гадания, в которых участвовали одновременно все члены семьи. Одно из них, например, описывают так: «Семья возьмет каждый по ложке, положат в решето, заденут снега, нальют ложки водой… которая ложка замерзнет ямой, тот человек умрет (в этом году – Е.В.), а которая ложка замерзнет бугром, тот человек проживет»378.
Гадания, колядования и ряжения были основными атрибутами святок. Однако кроме них существовали еще и различные молодежные святочные «шалости». Например, подпирали палками, либо «примораживали» водой двери в избах, воровали и стаскивали в одно место сани и дровни, разваливали поленницы и выстраивали из поленьев «дорожки» между домами влюбленных парней и девушек.
Крещенье. После святок, к Крещенью, устюжане вспоминали о том, что пора смыть свои грехи. Особенно это полагалось сделать тем, кто во время святок рядился, надевая одежду, вывороченную мехом наружу. Помня о том, что эта традиция связана со «скотьим богом», языческим Велесом (см. главу «Языческая мифология Устюженского края», раздел «Миф о Боге правды и Змее Велесе»), православные старались смыть свой языческий грех крещенской водой.
Проруби на Мологе готовили накануне. Рядом ставили вырубленный изо льда крест, который окрашивали свекольным соком. В крещенскую ночь здесь проходил молебен, после которого все желающие окунались в ледяную воду с головой. У проруби смельчаков ждали друзья и родные, которые угощали их водкой и тут же закутывали в тулупы.
Главным сакральным атрибутом Крещенья была освященная или, как ее чаще называют, святая вода. Освященную воду брали в храмах и «святили» ею дома и дворы, обрызгивая с березового веничка стены и подполья, двери и окна, а также скотину в хлеве и зерно в амбаре. Немного святой воды обязательно наливали в колодцы. При выполнении этих обрядов приговаривали:
Святый Боже,
Святый крепкий,
Святы бессмертный,
Помилуй нас 379.
В народе считалось, что крещенская вода обладает очищающими и лечебными свойствами. Например, было принято больному на голодный желудок давать кусочек церковной просвиры, размоченной в святой воде, а также «брызгать» ее за воротник рубашки при плохом самочувствии. «Избу моем, или полотенце меняем, или стеколышко (оконное – Е.В.) вымоем, или чего – иконку, - уж это всегда [надо освятить водой]» - говорили устюжане380.
В каждой местной семье небольшое количество святой воды держали про запас и использовали ее при надобности еще в течение года (а иногда и двух) до следующего праздника Крещенья. По поверьям, брать в руки склянку со святой водой, стоящей на божнице, лучше было «в очишшенье», то есть сразу после банных процедур. В противном случае вода могла стать «белой» и потерять свои лечебные качества.
Масленица. Если святки и Крещенье – праздники зимние, то Масленица (в Устюжне говорили Масленца) – праздник проводов зимы и встречи весны. Традиция устраивать Масленицу имеет языческие корни. Православная церковь включило Масленицу в число своих праздников, назвав его Сырной, или Сыропустной неделей. Как известно, масленица приходится на неделю, предшествующую Великому посту. Говорят, что название Масленица возникло потому, что, на этой неделе, по православной традиции, уже нельзя есть мясное, но молочные продукты, включая масло, еще можно употреблять.
Каждый день веселой масленичной недели в народе имел свои традиции. Понедельник – «встреча». Это начало праздника. По правилам, в этот день полагалось строить ледяные горки и наряжать соломенное чучело Зимы, которое так и называлось Масленица. День «встречи» в устюженских домах отмечали еще и печением первых масленичных блинов – главного блюда этого праздника. Кстати, в Верховско-Вольской волости Устюженского уезда в начале ХХ века было зафиксировано гадание на блинах. Его описывают так: «Когда пекут блины, то дочка должна украсть первый блин и выйти на улицу, вырвать на блине дырки – глаза и рот (в форме глаз и рта – Е.В.) и надеть на лицо… тут она и увидит кого-нибудь из семьи [будущего] жениха»381.
Любопытный обряд встречи Масленицы специалисты зафиксировали в устюженской деревне Ярцево, когда местная молодежь собирала в старое железное корыто деревянные палки, щепки и прочие «горючие материалы». После этого корыто ставили на санки, либо просто привязывали к нему длинную веревку. Затем его содержимое поджигали, а потом с криком, смехом и прибаутками тащили горящую поклажу по деревне и вокруг нее.
Второй день масленичной недели, вторник, назывался «заигрыш». В этот день горожане катались на горках. Парни присматривали себе невест, а девицы – будущих женихов.
В масленичную среду устюжане обильно угощались. И, конечно, ни один стол не обходился без блинов.
Четверг – «разгуляй». С четверга до воскресенья в Устюжне и местных деревнях было принято ходить в гости и устраивать катание на лошадях, недаром устюжане пели:
Девки, Масленца подходит,
Надо саночки делить.
Задушевную подруженьку
Не с чем не сговорить.
Мое любимое катаньицо
На серых лошадях,
Ище любимое гуляньицо
Как милой на глазах 382.
Катались «посолонь», то есть по солнышку, по часовой стрелке вокруг города и по его улицам. Старинная традиция кататься «посолонь» была призвана помочь весне прогнать зиму. Впрочем, в начале ХХ века правило кататься «на Масленцу» только «посолонь» было уже почти забыто. Например, в д.Дуброво молодежь устраивала конные гонки на легких санях. При этом у устюженских крестьян существовало поверье, что в масленицу «кто дальше прокатиться, у того лен вырастет длиннее»383. Один из очевидцев вспоминал: «В расписные легкие сани запрягали ретивых борзых коней. Сбруя была выездная, новая, дорого украшенная, шлея, хомут, уздечка в бронзовых бляхах, широкая дуга крашена в яркий цвет, либо разрисована. С ветерком катали парни своих возлюбленных, а то и молодой зять мчался со своей женой во весь опор к теще в гости»384.
Как правило, родители сами приезжали за зятем и дочкой в «масляной» четверг и часто оставляли их у себя ночевать, ведь на следующий день, в пятницу, проходили «тещины вечера». В этот день зятья обязательно должны были присутствовать «у тещи на блинах». А вот в субботу уже и теща могла порадовать своим присутствием дом зятя. В этот день ходили в гости ко всем родственникам, потому масленичная суббота называлась «золовкины посиделки».
В деревнях Устюженского уезда гуляли в течение всей масленичной недели, заранее уговорившись в какие дни у кого собираются гости. «Раньше Масленцу гуляли как, - вспоминали старожилы д.Дуброво, - вот сегодня в этой деревне Масленца – гуляют, завтра – в той деревне… В каждой деревне отдельно гуляли… Родственники приедут к нам в гости…, дак у нас погуляют, а наши отправляются (к ним- Е.В) гулять в другой день»385.
На «Масленцу» молодежь и ребятишки в Устюжне строили снежные городки, которые тут же брали штурмом. После этих развлечений выносили из домов на улицы скамейки, на которые усаживались нарядно одетые девицы. Начиналось веселье. Устюжанки пели, смеялись, шутили со стоящими рядом парнями. Один из очевидцев так описывал эти игрища: «Любо смотреть на этих певиц, которые, при двадцатиградусном морозе, три часа высиживают на одном месте, едва прикрытые коротенькими шубками, далеко не доходящими до колен! Как не позавидуешь здоровью наших устюженских красавиц»386.
Своей кульминации Масленица достигала в последний день недели – Прощеное воскресенье. Очевидец описывал это так: «Прилично одетые пожилые и молодые прихожане неторопливо шли в храмы к вечерней, радостно отстояв в храме молебен в честь праздника, расходились в благости и чинно поздравляли с наступающим праздником»387. В этот день все просили у всех прощение за нанесенные в течение года обиды, после чего с чистой совестью и легким сердцем устюжане начинали веселый праздник «проводов широкой Масленцы».
На большом костре символически сжигали зиму, которую устюжане также называли «Масленцой». Кстати, традиционное для других мест соломенное чучело Зимы в Устюжне и деревнях делали не всегда, а «пищу» для масленичного костра собирали по домам. Как правило, этим занимались молоденькие девушки, мальчишки-подростки и ребятишки накануне, либо даже в само Прощеное воскресенье. Они обходили дома, стучались под окнами и кричали: «Дай веничок!», «Дайте Масленцу жечь, провожать!», либо даже хулиганскую припевку:
Эх, масленица б…дь,
Не дала нам погулять,
На Великий пост
Оторвали хвост 388.
Заслышав такую припевку, устюжане торопились вынести «обходчикам» «все, что не г о дно» - старые веники, вышедшие из употребления колеса, ветхие кадушки и корзины, развалившуюся обувь и проч. Если они по какой-то причине вдруг замешкались, либо отказывали в «топливе», то рисковали остаться и без пригодного добра. Молодежь могла украсть веник, либо выломать колья и жерди из изгороди, а то и оторвать доску от забора.
Вечером в Прощеное воскресенье «жгли Масленцу» - все собранное сжигали на большом костре, который в разных деревнях на территории Устюженского уезда назывался по-разному - «пож о г», «пал и га», «т е плина», «оп а лиха». Масленичные костры в местных селениях тоже делали по-разному, например, в виде «шалашика»-снопа или «клетки»-поленницы, под которую подкладывали разнообразную, собранную по домам, растопку. В середину втыкали длинную жердь с надетым на нее соломенным снопом, колесом, старым деревянным ведром или бочкой. Это и была устюженская «Масленца». Кстати, городские власти, опасаясь пожаров, в 1876 году попытались запретить «обычай сожигания смоляных бочек»389 на улицах Устюжны и даже приняли соответствующее постановление, однако сооружению традиционных костров до конца воспрепятствовать так и не смогли.
В устюженских деревнях места под масленичные костры выбирали «по закону» на дорогах, ведущих на кладбища, так как, кроме прочего, «палиги» в народном сознании ассоциировались с умершими предками, например, родителями. Оттого и на масленичный костер старались дать хоть полено, ведь это было поминанием умерших. Даже когда вечером подходили к уже сложенному костру, то каждый, как правило, дополнительно приносил с собой хотя бы горсть соломы или льняной кудели. Уходя от прогоревшей «Масленцы», приговаривали: «Господи, родители праведные, простите меня, грешного».
В Устюжне, а также в ряде ближайших деревень, например, таких, как Никифорово и Даниловское, было принято мастерить соломенную куклу-«Масленцу» и наряжать ее в какую-то поношенную одежду. Куклу сначала возили по улицам, а затем ставили на «клетку» и поджигали. Пока она горела, люди пели, плясали, играли на гармошках и балалайках. Ребятишки бегали вокруг костра, мазали друг друга сажей, кидались снежками и угольками. Старики и больные кидали в «палигу» какую-нибудь свою поношенную одежду, прося «Масленцу» забрать с собой их «немочи». Самые ловкие парни показывали свое мастерство, прыгая через огонь.
Кстати, в старину считалось обязательным, уходя «с палиги» перепрыгнуть через догорающий костер с тем, чтобы очиститься перед Великим постом от масленичных гуляний. Затем молодежь зажигала от «Масленцы» насаженные на палки березовые веники и каталась на санках с гор почти до самого утра. В этот день, как на святках, молодому поколению разрешались различные шалости. Парни и девки заливали водой и примораживали, либо закладывали хозяевам двери, воровали и стаскивали в одну большую кучу чужие сани и проч.
До самой темноты в этот день в Устюжне и окрестных деревнях не смолкало веселье, недаром русская народная пословица, прославляя масленичную неделю, гласила: «На горах покататься, в блинах поваляться». С зимой прощались шутками, песнями, прибаутками, ругали ее за морозы и холод, и тут же благодарили за веселые зимние забавы.
Праздники Великого поста. Окончательноепрощание с Масленицей завершалось в первый день Великого поста. Его называли «чистый понедельник». В этот день устюжане обязательно мылись в банях, а хозяйки тщательно перемывали или даже обжигали в печках посуду, в которой раньше готовили «скоромное».
«Чистый понедельник» считался днем очищения от грехов. «С началом поста, - писал один из очевидцев масленичных гуляний в Устюжне, - тишина делается более обыкновенною и, после масленичного шума, она кажется так поразительна, что впечатление, производимое ею, и тяжело, и отрадно: как-будто что-то оторвалось от сердца, и будто в то же время эту потерянную часть заменила новая, исполненная торжественного благоговения… Колокола редко и уныло благовестят, толпы богомольцев спешат в церковь»390.
Великий пост длился семь недель и был заполнен у устюжан различными хозяйственными заботами. Местные женщины и девушки в это время «основывали» ткацкие станы-кросна, мужчины готовились к весенним полевым работам. Были запрещены молодежные посиделки, игры, пляски, пение песен и частушек. К домашнему столу допускались только постные блюда. Казалось, что праздников в Великий пост быть не может, однако и в этот период выделяли несколько дней, которые отмечались по-особому – Средокрестье, Вербное воскресенье, Великий четверг, Сретенье и Благовещенье.
В среду на четвертой неделе Великого поста устюжане отмечали его середину – Средокрестье. В этот день было положено печь караваи и «крестики». «Крестики» представляли собой небольшие кресты, изготовленные из пресного теста наподобие рождественских «коровушек». Их лепили по количеству членов семьи, а в один из «крестиков» запекали копейку. По поверьям, кому при раздаче попадался «крестик» с копейкой, тому сопутствовала удача в течение всего года, до следующего Средокрестья. Такую же задачу выполняли и куски средокрестенского каравая, в который тоже запекали «на счастье» копейку.
Один из «крестиков» хранили на божнице до весны. С началом посевной его брали с собой в поле, клали «в сетево» к зерну для того, чтобы родились хорошие хлеба.
За неделю до Пасхи православные отмечали Вербное воскресенье, сакральным символом которого были веточки вербы («в е рбушки»). Их ломали рано утром и относили в храмы для освещения. По народным поверьям, если с «вербушки» окропить стены дома святой водой, то это изгонит из него всякое зло. «Вербушками» также кропили бани и скотные дворы. Те, которыми освящали дом, клали к иконам на божницу и они стояли там до следующего Вербного воскресенья, после чего «кто под крышу ставит, кто в печку бросает, кто в реку относит»391.
По местным приметам, освященная веточка вербы, поставленная «под крышу», спасала дом от пожара. «Вербушки», которыми «святили» скотные дворы и хозяйственные постройки, втыкали между бревнами этих строений. В весенний праздник Егорьев день их использовали в обрядах первого выгона скотины в поле (см. ниже). Как правило, именно такие веточки и ставили «под крышу».
Еще одним значимым днем Великого поста являлся четверг «на Страстной», или, как говорили в народе, «на Страшн о й», последней неделе перед Пасхой. Его называли Великим четвергом. В этот день необходимо было встать пораньше, «до солнца», и сходить в лес за вереском. Делали это исключительно женщины и девушки. Вересковые веточки выбирали с ягодами, при этом аукались и обязательно, впервые в Великий пост, пели:
Вересовые кусточки,
Я вас буду поливать да,
Помогите, вересовые,
Залетку забывать.
А вересовый куст зеленый
По реке широко плыл.
Было трудно росставатцы -
Дролечка любимой был 392.
По народным приметам, чем громче девушка пела в лесу в Великий четверг, тем лучше и сильнее становился ее голос, необходимый при исполнении различных песен и припевок на беседах-посиделках, «светлых вечерах» и прочих праздничных мероприятиях, поэтому девицы, собирая вереск, кричали в лесу во весь голос: