ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ГОЛКОНДЫ

"Мальчик" шел не быстро. По экрану скользили очертания частых скал,каменного хаоса. Ермаков сидел, откинувшись на спинку кресла, положивруки на пульт управления. Свет в транспорте был погашен. Геологи спали.Юрковский тихонько посапывал, свернувшись клубочком; блики серебристогосвета, падающего с экрана, скользили по его спокойному лицу. Дауге,закинув голову, глухо стонал во сне, иногда принимался быстро-быстронеразборчиво бормотать что-то. Потом вдруг открыл глаза, сказал громко,внятно: - Знаю, все знаю... Но что делать? За что?.. Ответь - за что? Ермаков не обернулся. Быков долго смотрел на осунувшееся измученноелицо друга, потом спросил: - Анатолий Борисович, что с Дауге? Неужто это навсегда? Ермаков чуть пожал плечами: - Я не психиатр, Алексей Петрович. Мне трудно разобраться в этойболезни. Я не понимаю ее. "Змеиный психоз", галлюцинации, Богдан...Истощение организма - странное, необъяснимое... Гриппозная температура. Ивсе это без видимой причины. Смерть Богдана он перенес гораздо спокойнее,чем Юрковский, переутомлялся не больше остальных... Может, это та самаягорячка, о которой говорили чехи... Только бы, Алексей Петрович,вернуться: по опыту знаю - Земля, голубое небо лечат все небесные болезнилучше любого врача. - Если это какая-то особая местная болезнь, так почему мы здоровы?..Все должны были... Впрочем... Помните, Анатолий Борисович, Даугенесколько раз выходил из "Мальчика" без скафандра?.. - Скорей бы всем вернуться, Алексей Петрович. На Земле разобралисьбы во всем. Помолчали. Дауге снова заговорил. Поднялся, сел, упираясь руками,спросил удивленно: "Белее, чем алебастр? Ерунда!" и снова упал на спину,закинув лицо. Быков потер ладонями глаза - казалось, будто тысячи иголоквпиваются в веки. - Болят? - покосился на него Ермаков. - Так... Немножко побаливают. А вот, Анатолий Борисович... Почему мыне вызвали "Хиус" прямо сюда, на ракетодром? Зачем тащиться несколькосуток по плохим дорогам, если Михаил может привести планетолет сюда?.. Ермаков быстро взглянул на Быкова, лицо его потемнело. Ответил несразу, оглянулся на спящих, будто желая убедиться, что они не услышат: - Да, перед началом похода я договорился с Крутиковым именно так.Это было бы не только удобно для нас с вами, но и послужило бы испытаниемпосадочной площадки. Это было бы очень хорошо, Алексей Петрович. Но... - Но? - Я должен был отдать приказ на переброску "Хиуса" после установкипоследнего маяка. Но еще накануне... вы помните, связь с Михаиломпрервалась. Неожиданно прервалась. - Да, я помню это. Ермаков помолчал. - Это был очень странный перерыв: репродуктор вдруг загудел, и япочти перестал слышать Крутикова. Но мне показалось, что он окликнул менякак-то... взволновано, как-то возбужденно... И с тех пор мне не удаетсясвязаться с "Хиусом". - Что-нибудь случилось с Михаилом? - Да. Быков приподнялся. - Случилось? Что? Ермаков, не отрывая взгляд от экрана, проговорил: - Вы заметили две вспышки на горизонте? - З-заметил, конечно. Но... - Не волнуйтесь, Алексей Петрович. Оснований для беспокойства поканет. Пока. Во всяком случае Михаил Антонович жив и... здоров, разумеется.Значит, планетолет в порядке. - Ермаков снова оглянулся на геологов,понизил голос: - Я засек направление на вышки... Одним словом, вот что...- Он осторожно остановил транспортер, снял руки с пульта и вытащил изстола сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Бережно развернул ее. - Смотрите... Это была карта исследованной области. Быков разглядел почтиправильное кольцо огромного болота, грязевого кратера, и крестик внутринего - место посадки "Хиуса". Путь "Мальчика" через пустыню и гряду скалк ракетодрому "Голконда-1" был нанесен четким пунктиром. Резко бросалосьв глаза чернильно-черное пятно Голконды, окаймленное бледно-серым поясомДымного моря. Ермаков указал кончиком карандаша на маленький красный кружокюго-восточнее болота: - Вот эта точка. Вы видите, это в стороне от болота... Именно отсюдабыли выпущены ракеты, если, конечно, это были ракеты. Точностьопределения - пять-семь километров. - Но как и почему мог перескочить туда "Хиус"? - Я не говорил, что это "Хиус". Но... - Что? Ермаков ссутулился и погладил больную ногу. - Вот что, Быков. Сейчас мы идем к месту посадки "Хиуса". К болоту.Ракеты могли быть выпущены какой-нибудь экспедицией, знающей, что мыгде-то в этом районе. Возможно, это просто автоуправляемаяракета-грузовик с продовольствием. Или там вообще ничего нет. Мы могливидеть атмосферные вспышки... Однако они странно совпадают с нашимусловным сигналом. Во всяком случае, Алексей Петрович, все можетслучится. - Ровно в двадцать ноль-ноль? - спросил Быков. - В двадцать двенадцать, - холодно уточнил Ермаков. - А Михаил должен был в случае... должен был сигнализировать ровно вдвадцать? - Да. Быков отчетливо ощутил в груди холодок нехорошего предчувствия. - Очень странно оборвалась связь, - продолжал Ермаков, словноразмышляя вслух. - Репродуктор загудел, и я почти перестал слышатьКрутикова. Но мне показалось, что он окликнул меня как-то...взволнованно. Слишком взволнованно... Потом наступила тишина. И теперьтретьи сутки молчит. Он наклонился к уху Быкова. На мгновение его глаза засветились всумраке кабины, как у кошки. - Так или иначе, одну карту я отдаю вам. Спрячьте и держите присебе. Все время держите при себе. Вторая останется у меня, я кладу ее вотсюда, в столик. Геологам говорить ничего не надо. Очень может быть - всеэто ложная тревога. - Та-ак. Понятно. А не двинуть ли нам прямо туда? - глядя прямо вглаза Ермакову, предложил Быков. - Если это люди, зря подавать сигналыони не станут. - Да. Верно. Но сначала мы пойдем к "Хиусу". А дальше - посмотрим. Быков сложил карту, сунул ее во внутренний карман. - Ясно. От Михаила, значит, ничего? - Ничего, Алексей Петрович. Сейчас я подремлю немного и попытаюсьеще раз. Держите курс на проход в скалах, возвращаемся прежним путем.Идите прямо по карте. - Слушаюсь. Отдыхайте, Анатолий Борисович. А... А вдруг это все-такиМихаил?.. Ермаков спокойно пожал плечами, покачал головой: - Не будем делать поспешных выводов. Надолго настала тишина. Ермаков заснул, уронив голову на грудь.Покашливают двигатели, неторопливо тикают счетчики, товарищи дышат ровно.Даже Дауге успокоился и крепче заснул. Быков начинает подсчитывать. До"Хиуса" - сутки, ну, скажем, двое суток. Еще через сутки - на"Циолковском". Ну, там, туда-сюда, короче говоря, через полмесяца будемдома, на Земле-матушке. Прежде всего - в парикмахерскую, постричьсяпо-человечески, а то от Гришкиной стрижки весь экипаж стоном стонет: изДауге парикмахер, как из Быкова геолог. Потом - Ашхабад. Значит, так.Стучусь. Она, конечно, тетрадки проверяет, учительница моя... Милый тымой человек... А, черт, как глаза болят! Быков замедляет ход "Мальчика",осторожно трет веки - больно. Ну, ничего... Это верно - Земля быстровылечит все небесные болезни... Сзади шутливо-сердитый голос Дауге: - Ты что машину качаешь? Драть тебя некому!.. - Ладно, ладно, - улыбается Быков. - Спи себе, знай, не буди людей. Слышно, как Дауге ворочается на своем жестком ложе. - Все, теперь не засну... А ты чего бодрствуешь, полуночник? - Как так - чего? Машину ве... - Да я не тебе... Богдан, слышишь? Быков холодеет - вот оно, опять. За спиной звучит негромкий дикийразговор-монолог: - Тоже не спится? Ну, ясно - любовник пылкий, глаза сияют подобночему-то там и свету звезд... А? Нет, зачем же, я в этом смысле человекконченый... Ты лучше скажи, в Большой театр достанешь билетик, на"Фауста"? Ха-ха-ха!.. Да нет, серьезно... "Позвольте предложить,преле-естная, вам руку..." Что? Не верю... Но это же коллосально! Тыгений! Честное слово, молодец, Богдан! Ага... У меня другая заветнаямечта: отдохну на Земле, подлечусь немножко... Нет, вот волосы выпадают,видишь - прядями целыми... Ну, у тебя не так - такую гриву никакаярадиация не возьмет... Погоди, дай досказать... Быков не выдерживает, оглядывается. В бледном неровном свете экраналицо Дауге кажется черным. Он сидит, скрестив ноги, повернувшись к рации,глаза закрыты мечтательно. В голосе такое спокойствие, такаяубежденность, что Быков вздрагивает: ему кажется, что у рации, слегкапокачиваясь, по обыкновению, на стуле, сидит Богдан - темный силуэт нафоне поблескивающих металлом приборов. - Подлечусь немного и отпрошусь снова сюда. Космическаяпалеонтология! Новая замечательная наука! Жаль, я не специалист, но этодело поправимое, тем более что кое-какими знаниями я обладаю... А?Конечно, можно и так, но это времени много отберет. Я лучше во времяотпуска займусь... Конечно! Притом заметь, специалистов по венерианскойпалеонтологии... Да-да-да-да! Дауге приглушенно смеется. Быков закусывает губу: - Слушайте... Тише! Люди спят. Богдан... то есть... это... Гришка!Не спится - займись чем-нибудь. - Слушаюсь, водитель! - Дауге зловещим шепотом сообщает своемунезримому собеседнику. - Видал? Стро-о-гий!.. Зашуршало - Дауге улегся опять, замолчал. И снова - шумят моторы,поскрипывает песок под гусеницами, возникают и исчезают беззвучно наэкране очертания обломков камня... "Мальчик" шел не быстро. По экрану скользили очертания частых скал,каменного хаоса. Отсветы далекого зарева Голконды плясали на белыхпотрескавшихся плечах огромных валунов. Даже на такой дороге водитель "Мальчика" мог бы развить вдвоебольшую скорость, но каждый раз, когда транспортер встряхивало наочередной рытвине, Юрковский в темноте кабины громко стонал, непросыпаясь, и водитель стискивал зубы, словно у него самого мучительногорело тело, усыпанное нарывами. Сквозь ровный шум двигателя прорывалось приглушенное хрипениеприемника; командир не выключал его теперь ни на минуту. За откиднымстоликом он шуршал бумагами. Толчки должны были сильно мешать ему, но онмолчал. Как все это странно, не похоже на ту картину, которую так частопредставлял себе Быков! Закончена разведка, построен ракетодром,торжественно опускается на расчищенную равнину "Хиус", великолепная,замечательная встреча, уютные каюты, добрый, славный Михаил Антонович и -наконец! - домой... И вместо этого: странные вспышки на юге, бешенаягонка по изрытой земле и странно холодное, напряженное лицо командира.Никогда еще Быков не видел его таким... Ну, понятно, рискованно былождать возобновления связи с "Хиусом", имея на борту тяжело больного Даугеи запас воды всего на трое-четверо суток. Понятно, почему Ермаков решилвернуться к "Хиусу". Но почему такая спешка? Почему такое значение придалкомандир вспышкам на юге? Ведь ясно - он ждал их. Неужели это Михаил?Неужели... - Алексей Петрович, я должен с вами поговорить, - негромко сказалЕрмаков. Быков ответил, не оборачиваясь, - все внимание его поглощала дорога: - Слушаю вас, Анатолий Борисович. Рытвина. Толчок. Громко стонет спящий Юрковский. - Остановите машину. - Слушаюсь... Ермаков сидел без шлема за откидным столиком. Голубой мягкий светпадал на карту, на тонкие белые пальцы командира, играющие карандашом. - Слушайте меня внимательно, Быков. Это очень важно. Две вспышки наюге - вы помните? - Да. - Я определил их координаты в предположении, что это сигнальныеракеты... - "Хиус"?! - Этого я не знаю. Смотрите... Это была карта исследованной области. Быков разглядел почтиправильное кольцо огромного болота, грязевого кратера, и крестик внутринего - место посадки "Хиуса". Путь "Мальчика" через пустыню и гряду скалк ракетодрому "Голконда" был нанесен четким пунктиром. Резко бросалось вглаза чернильно-черное пятно Голконды, окаймленное бледно-серым поясомДымного моря. Ермаков указал кончиком карандаша на маленький красный кружокюго-восточнее болота: - Вот эта точка. Вы видите, это в стороне от болота... Именно отсюдабыли выпущены ракеты, если, конечно, это были ракеты. Точностьопределения - пять-семь километров. - Но как и почему мог перескочить туда "Хиус"? - Я не говорил, что это "Хиус". Но... - Что? Ермаков ссутулился и погладил больную ногу. - Вот что, Быков. Сейчас мы идем к месту посадки "Хиуса". К болоту.Ракеты могли быть выпущены какой-нибудь экспедицией, знающей, что мыгде-то в этом районе. Возможно, это просто автоуправляемаяракета-грузовик с продовольствием. Или там вообще ничего нет. Мы могливидеть атмосферные вспышки... Однако они странно совпадают с нашимусловным сигналом. - Ровно в двадцать ноль-ноль? - спросил Быков. - В двадцать двенадцать, - холодно уточнил Ермаков. - А Михаил должен был в случае... должен был сигнализировать ровно вдвадцать? - Да. Быков отчетливо ощутил в груди холодок нехорошего предчувствия. - Очень странно оборвалась связь, - продолжал Ермаков, словноразмышляя вслух. - Репродуктор загудел, и я почти перестал слышатьКрутикова. Но мне показалось, что он окликнул меня как-то...взволнованно. Слишком взволнованно... Потом наступила тишина. И теперьтретьи сутки молчит. Он наклонился к уху Быкова. На мгновение его глаза засветились всумраке кабины, как у кошки. - Так или иначе, одну карту я отдаю вам. Спрячьте и держите присебе. Все время держите при себе. Вторая останется у меня, я кладу ее вотсюда, в столик. Что бы ни случилось, держите курс на болото. Не ищитеновой дороги. Нам незачем терять время. Держите курс на "Хиус". И толькоесли "Хиуса" на болоте не окажется... Быков затаил дыхание. - Впрочем, я надеюсь на лучшее, - закончил Ермаков таким тоном, чтоБыков понял: командир почти не надеется на лучшее. Несколько секунд они молчали. - Вот и все, что я хотел вам сказать. Держите курс на болото! -Ермаков негромко кашлянул и повернулся к приемнику. "Мальчик", подминая под себя каменное крошево, снова двинулся сместа. Быков уже не обращал внимания на стоны Юрковского. Стрелкаспидометра поползла за тридцать. Транспортер набирал скорость. "Хиус", - думал Быков. - Михаил Антонович... Неужели беда? Неужелипланетолет погиб?" Хрипит несчастный Дауге, запрокинув осунувшееся лицо в пятнахнездорового румянца. Жуткая, непостижимая болезнь. Что это? Не помогаютникакие средства, "Горячка, которая загубила экипаж чешского корабля", -сказал Юрковский. Песчаная горячка. Но почему ею заболел только Иоганыч?Здесь, в "Мальчике", все они были в равных условиях. Правда, там, вскалах, когда они искали пропавшего Богдана, Дауге однажды вылез наружубез скафандра и наглотался пыли... Но... если это песчаная горячка, тасамая, то Иоганычу, славному, честному Дауге, будет очень плохо. Ермаковсказал: "Голубое небо лечит все болезни лучше любого врача". Ну, а еслиони еще не скоро, очень не скоро увидят голубое небо?.. Бедный Иоганыч! Разболелись глаза. Быков оторвал левую руку от клавиш, осторожнопотер набухшие веки. - Болят? - спросил неожиданно Ермаков. - Да. Беспокоят... Ермаков осторожно перебрался на сиденье рядом, глянул на спидометр.Сорок пять километров в час. Мало. Транспортер подпрыгнул, дробя камень,лязгнул гусеницами. "О черт!" - простонал сзади Юрковский. Стрелкаспидометра дрожала уже около семидесяти... "Мальчик" был недалеко от скалистой гряды, когда Быков заметилвпереди на пути движения красные пятна и полосы с мерцающим над нимитяжелым лиловатым паром. Необычайный огненный поток преграждал "Мальчику"дорогу. Быков остановил транспортер и вполголоса позвал Ермакова.Некоторое время они оба, склонившись над смотровым люком, молчавглядывались в странное явление. - Попробуем пройти? - спросил наконец Быков. Ермаков неопределенно помотал головой: - Нет... Не стоит. Лучше попытаться миновать стороной. - Что это может быть? - Не знаю... Подведите машину поближе. "Мальчик" тихонько прополз метров двести и остановился. На чернойпочве ярко-красным светом мерцали извилистые полосы. Вдали, за пеленойлиловой дымки, они сливались в сплошное малиновое пятно. Казалось,откуда-то выливается, покрывая пустыню, раскаленная лава. Быков заметил,как медленно, почти неуловимо для глаза, красное поле приближалось кбольшому черному валуну. У его подножия оно поднималось, вспучивалось,наползая на камень... - Оно движется, - пробормотал Ермаков. Валун исчез под красным шевелящимся тестом. - Что за черт! - Выйдем, посмотрим, - решительно предложил Ермаков. Он быстроподнялся и, невольно застонав, снова рухнул в кресло. - Нет, я неходок... Будите геологов, Алексей Петрович. Они не сразу покинули транспортер. Чем-то зловещим веяло от этоймалиново-красной светящейся массы. Даже Юрковский промолчал, когда Быковпроговорил осторожно: - Можно подойти и исследовать эту штуку манипуляторами... - Можно, - неуверенно подтвердил Дауге. - По-моему, это не лава... Ермаков нагнулся и, морщась, пощупал ногу. - Будьте осторожны. При малейшей опасности возвращайтесь втранспортер. Вы всегда успеете уйти. Оно движется медленно. Перед дверцей в кессон Быков оглянулся. Ермаков, ссутулясь, сидел запультом, не отрывая глаз от багровой полосы за смотровым люком. Он ненадел спецкостюма, и Быков видел в розоватом свете экрана его пальцы,крепко стиснутые в кулаки... Трепещущая масса двигалась сторонами, охватывая транспортер огромнымполукольцом. Длинные рукава, выброшенные вперед, словно ощупывали почву.Мерцающий лиловый туман поднимался над всем этим шевелящимся краснымковром. В наушниках гудела далекая Голконда, раздавался ровный скрипящийшорох: багровый поток волочил за собой камни, осколки валунов. - Удивительно похоже на живое существо - пробормотал Дауге. - Не говори ерунды, Григорий... - сказал Юрковский. - Это живое существо - посмотри на щупальца: они ищут дорогу средискал... - Ничего они не ищут.., Дауге наклонился, поднял булыжник и, сказав: "А ну, была не была! -швырнул его в красную массу. Быков, не успевший его остановить, весьсобрался, готовый к любым неприятностям. Но ничего не произошло. Каменьупал на красную поверхность, подпрыгнул, прокатился немного иостановился, чернея. Вокруг него поднялись струйки розоватого дыма. Потомкамень исчез, словно растаял, - красная масса всосала его. - Температура нормальная, - сообщил Юрковский, рассматривая ручнойтермометр, - пятьдесят четыре и три. Для этих мест - вполне нормальная.Это не лава. Они подошли совсем близко. Стена лилового тумана поднималась прямоперед их глазами; еще несколько шагов - и они ступили бы на поразительныймалиновый ковер. - Не стоит дальше, - сказал Быков, - у меня в шлеме счетчик радиациис ума сходит. - Н-да-а. - протянул Иоганыч останавливаясь. - Радиация усиливается.Эта штука излучает, Володя... - Вижу, - буркнул Юрковский, опускаясь на корточки и внимательнорассматривая край багрового потока. Почву покрывала толстая светящаяся пленка - очень тугая на вид,ноздреватая, как губка. Она медленно ползла по земле, местамивспучиваясь, выворачивая камни из песка. - Толщина - сантиметров пятнадцать, - определил Юрковский, наблюдая,как пленка наползает на острый осколок камня. - Это не живое существо,Гриша! Оно совершенно равнодушно к внешним раздражениям. - Чудак! - Дауге пожал плечами. - Губка тоже совершенно равнодушна квнешним раздражениям... Это наверняка колония каких-то микросуществ. - Микросущества... При таком уровне радиации в этом районе? -Юрковский будто думал вслух. - Хотя, конечно, живое может приспособитьсяк любым условиям. Тем более, эта штука сама излучает... В этом ты прав,Иоганыч. Но как ты докажешь... Давай возьмем пробу - дома рассмотрим. - Значит, вы думаете, что через это красное поле на "Мальчике" идтиможно? - спросил Быков. Геологи помолчали; потом Дауге сказал: - Скорее да, чем нет. Во всяком случае, это не лава. - Так пошли в машину. Ермаков ждет. - Сейчас, Алексей. Надо только взять образец этой штуки. Транспортер стоял метрах в ста от них, поблескивая в красном свете.Чернело отверстие распахнутого люка. Малиновая пленка словно обтекаламашину - вдали во тьме уже виднелись ее полосы, окутанные лиловатымпаром. Пленка охватила "Мальчика" с трех сторон. Быкову стало не по себе. - Давайте-ка побыстрее, товарищи, - сказал он. - Что-то мне ненравится поведение этого любопытного явления природы. - Почему она не подползает поближе? - задумчиво проговорилЮрковский. - Почему она вообще подползает? - возразил Иоганыч. - Это, по-моему,и важнее, и интереснее... Короче, я сейчас сбегаю за контейнером,подождите минутку... - пробормотал Дауге и шаткой рысцой направился к"Мальчику". Быков проводил его глазами и, повернувшись к Юрковскому, увидел, чтотот старается финским ножом отхватить кусок пленки. - Не надо, Владимир Сергеевич, зачем? Возьмем эту штукуманипулятором. Юрковский сердито пыхтел, орудуя клинком. Нож легко входил в упругуюмассу, но она сразу смыкалась за ним. Геолог, рассвирепев, рвал и кромсалплотный трепещущий студень. Наконец ему удалось отделить толстый красныйкусок. Густо повалил светящийся газ. Юрковский выпрямился, откатил кусокногой подальше - на черном песке ярко засветилось красное пятно. Сзадизагремело. Они оглянулись и увидели Дауге, свалившегося с "Мальчика". Онсидел на земле в нелепой позе. - Эк его... - с досадой произнес Юрковский. Дауге быстро поднялся и, согнувшись, принялся шарить под ногами -искал что-то. Быков успел заметить, что огненные щупальца уже окружилитранспортер, сомкнувшись метрах в трехстах от него. Они образовали почтиправильное кольцо. "Кольцо... - вдруг подумал Быков. - Огненное кольцо... Где я слыхало кольце?" Дауге уже шел, волоча по земле за ремень металлическийбачок-контейнер для радиоактивных образцов. Под мышкой он держал тяжелыйщиток. - Вот дьявол! - изумленно сказал Юрковский. Быков поглядел под ноги и увидел, что отрубленный кусок пленкирасплылся звездой, выбросив длинные тонкие отростки в сторону красногоковра. И вдруг он вспомнил: "Красное кольцо! Берегись Красного кольца!Загадка Тахмасиба..." В это мгновение почва содрогнулась. Быков потерял равновесие и чутьне упал. Он увидел, как, роняя все из рук, повалился на землю Дауге, какЮрковский, пытаясь подняться, встал на четвереньки. В черном небе вспыхнула ослепительная бело-синяя зарница. Второйтолчок швырнул Быкова на землю. Под ногами оглушительно треснуло. Кругомзагрохотало. - А-а-а! - еле слышно среди ужасного шума закричал Юрковский. Быков, судорожно цепляясь за неровности почвы, увидел, какраскрылась земля рядом с "Мальчиком", и взметнулся столб огня. В пылающеммареве видно было, как бешено закрутились гусеницы вздыбленноготранспортера, как поднялся и снова упал ничком Иоганыч. Нестерпимый жарохватил Быкова, проник сквозь силикетовую ткань костюма. Почти теряясознание. Быков поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие, сделалнесколько неверных шагов к перекошенному транспортеру и снова упал -почва ушла из-под ног. Грохот мгновенно стих. Сквозь пот, заливающийглаза. Быков увидел, как медленно наливается тускло-красным,пепельно-красным светом дрожащая потрескавшаяся земля, как оседает вплавящийся песок раскаленный докрасна транспортер. - А-а-а! - кричал сзади Юрковский. Стиснув зубы, превозмогая нахлынувшую слабость, Быков заставил себяпоползти на этот жалобный крик. Он увидел черные, словно обугленные рукиЮрковского, тянущиеся к нему. И он нашел еще в себе силы, чтобы вцепитьсяв них, упереться в землю и оттащить геолога подальше от малиновойтрясины. Потом он все-таки потерял сознание, но, видимо, ненадолго, потомучто, придя в себя, обнаружил, что Юрковский лежит рядом с ним, неловкоподогнув под себя руки, что раскаленная почва вокруг "Мальчика" еще неуспела потемнеть и транспортер стоит, сильно накренившись, глубоко уйдя воплавленную землю, и пластмассовая броня на нем дымится, становясь серойи быстро темнея. Ослепительные сине-белые полосы в небе погасли. В ушах стоялнепрерывный пронзительный звон, и Быков не сразу понял, что это - счетчикизлучения. "Десятки, сотни рентген", - мелькнула в мозгу и исчезламимолетная мысль. Он поднялся на ноги, подхватил под мышки неподвижногоЮрковского (тот бессильно обвис в его руках) и потащил его к "Мальчику",подальше от пузырящейся, окутанной розовым паром красной пленки. Шаговчерез сорок он наткнулся на Дауге. Иоганыч лежал на спине, вцепившисьскрюченными пальцами в ткань спецкостюма на груди. Положив Юрковскогорядом. Быков нагнулся к другу. Дауге был без сознания, дышал часто, схрипом. Нижняя часть его спецкостюма висела лохмотьями. Алексейторопливо, трясущимися пальцами открутил кислородный кран, снял ремень савтомата, туго перетянул неподвижное тело вокруг пояса, чтобы прекратитьдоступ раскаленного, бедного кислородом и насыщенного активной пыльювоздуха извне. Дауге застонал, со всхлипом втянул в себя живительный газ.Юрковский очнулся сам. Он затрепетал, приходя в себя, быстрым движениемподнялся, сел. Дауге продолжал тяжело хрипеть. - "Мальчик"... Анатолий Борисович... - пробормотал Юрковский. -Скорее... Быков помог ему подняться, и они оба, шатаясь, направились костывающей в сотне метров от них громаде транспортера. Перебрались черезширокую чернеющую трещину, побежали. Юрковский первым полез в люк, носорвался и остановился рядом с машиной, держась за броню и тяжело дыша. Быков оттолкнул его и полез сам. Люк сильно оплавился, стал овальным. Броня была еще раскалена, жарпроникал под спецкостюм, нестерпимо обжигая. В темном кессоне Быковнапрасно шарил выключатель и, не найдя зажег фонарик на шлеме. Кессоннуюдверь открыть не удавалось. - Анатолий Борисович! Товарищ Ермаков! - в отчаянии позвал он ивдруг понял: бесполезно. Командир погиб. Температура взрыва была слишком высока, все оплавилось. "Мальчик"некоторое время был раскален добела, а Ермаков, когда они уходили, былбез шлема. Там, внутри транспортера, все сгорело. Все - и командиртоже... Конец... - Люк, люк, скорее, какого черта! - Юрковский вполз в кессон,кинулся к внутреннему люку, толкнул. Он навалился всем телом, и Быков присоединился к нему. Напрасно!Юрковский яростно забарабанил кулаками. - Резать надо... - прохрипел Быков. - Чем, Петрович? Давай в запасной люк, давай!.. Быков выпрыгнул наружу. Второй запасной люк, которым никогда непользовались, находился в корме транспортера. Но, обогнув машину, онпонял, что все погибло. "Мальчик" сильно осел в размякшую от температурыпочву и вплавился в нее. Люк оказался ниже уровня твердой, спекшейсякорки, и добраться к нему было невозможно. "Мальчик" превратился вмертвую крепость, неприступную для оставшихся в живых. Ермаков отрезан отмира и мертв. Мертв! Командир мертв! Быков устало опустился на пышущую жаром, исковерканную землю, поднесруки к лицу. Пальцы его уткнулись в гладкий колпак шлема... Иоганыча подтащили к "Мальчику", уложили поудобнее. Быкову пришлосьпрежде потратить несколько минут на то, чтобы привести Юрковского в себя.Геолог ходил вокруг мертвого транспортера, ничего не слыша, не отвечая,не замечая. Быков схватил его, за плечи, сильно встряхнул, и тогда тотопомнился и послушно пошел за ним, всхлипывая и бормоча. Дауге все еще не приходил в сознание. Не было лекарств, бинтов.Нечем было закрыть обожженные ноги друга. Нельзя было даже снять с негошлем и напоить водой - температура воздуха после взрыва была еще слишкомвысока, более 80 градусов. Юрковский и Алексей Петрович молчаперекладывали Иоганыча, рылись в вещевых мешках, обматывая израненныеноги тряпками. Они пытались делать ему искусственное дыхание, сами незная зачем, лохмотьями костюма укрывали от обжигающего ветра обнаженноетело. Быков поминутно смотрел на ручной термометр, но температурапонижалась медленно. - Умрет, - проговорил Юрковский. - Ожог второй степени. Плохо... - Молчи! - взревел Быков, приходя в ярость. - Алексей! Она ползет, - пробормотал Юрковский, как в бреду. -Смотри, ползет... - Что? - Алексей Петрович оглянулся и сразу понял. Вокруг "Мальчика" медленно, но заметно смыкалось кольцо краснойпленки. Багровая масса наползала со всех сторон, подбираясь к центрустрашного подземного взрыва, который сжег "Мальчика", и где сейчасгромоздились глыбы вывороченного оплавившегося камня. Над глубокой чернойворонкой поднимались клубы дыма. - Захлестнет, - продолжал Юрковский. - Сомнет, раздавит... Уходитьнадо. - Куда? - Быков обвел глазами горизонт: со всех сторон наползаламалиновая пелена. Юрковский тяжело поднялся, склонился к Дауге, взял его осторожно подплечи: - Берись, Алексей... Запремся в "Мальчике". Может быть, отсидимся... Иоганыч жалобно застонал, когда они протискивали его через узкийлюк. В кессоне было еще очень жарко, гораздо жарче, чем снаружи. - Господи! - сказал с отчаянием Алексей Петрович, глянув натермометр. - Девяносто! Он лег на раскаленный пол, втащил Дауге на себя. Юрковский торопливозадраивал люк. Ничего не получалось: и отверстие люка и крышка потерялисвою первоначальную форму. Он кое-как закрепил тяжелый горячий кусокпластмассовой брони, выглянул в щель: - Сейчас полезет на танк... Оно не обходит препятствий -перебирается поверху... Посмотрим. Он отошел от щели, присел где-то в темноте. Алексей Петрович молчал,прислушиваясь к шорохам снаружи, к хрипению Дауге, чувствуя, какнестерпимый жар гложет спину. Они обречены. "Мальчик" погиб, нет еды,кислорода, воды... Иоганыч плох, очень плох. Что сделать для него? Хотьчто-нибудь хоть бесполезное, если ничего другого не остается... "Мальчик" дрогнул, красный свет, пробивающийся сквозь щели люка,стал ярче. Раздался скрип, скрежет - красная пленка наползала наизувеченный транспортер... Через полчаса температура упала до шестидесяти градусов, и АлексейПетрович, осторожно стащив с Дауге гладкий колпак, влил ему вполуоткрытый рот глоток апельсинового сока. Иоганыч поперхнулся, открылглаза, полные страдания. Быков погладил его по небритой щеке и снованадел шлем. - Где мы? - В "Мальчике", Иоганыч, дружок... Ты ранен. - Больно как... Ноги... Что случилось, почему темно? Почему недвигаемся?.. - Был взрыв, Иоганыч, - ответил Юрковский и замолчал: не хватило силсказать все до конца. - Да... взрыв... Помню. Меня бросило на землю и обожгло... Владимир,ты понимаешь, что это?.. Под землей взорвался атомный котел... Помнишь,мы... спорили... об этом... Не повезло... Как раз под нами... Дауге быстро, прерывисто задышал. Алексей Петрович до отказаповернул кран подачи кислорода. - Хорошо, хорошо... Еще... - Дауге дышал глубоко, жадно. - ГдеЕрмаков? Что вы молчите? Алексей! Что случилось?.. - "Мальчик" погиб, Гриша... - Юрковский помолчал, затем медленнодоговорил все: - Ермаков погиб... Дауге всхлипнул и снова потерял сознание. "Мальчик" вздрагивал,скрипело что-то по броне, щели неплотно закрытого люка светились красным.Юрковский вдруг заговорил негромко: - Гриша, Гришка, очнись... Мы уйдем отсюда... Понесем тебя наруках... Гриша! Дауге вздрагивал, в бреду звал Машу, плакал: - Маша, Маша... Не уходи. Я все для тебя... Все... Жизнь, честь...Маша... Никто тебя больше меня любить не будет... Все пройдет, все ложь,кроме любви моей... Богдан... "Мальчик" жалко... Один я... Страшно...Смерть... Бо-о-ольно!.. И вдруг, помолчав, - ласково, радостно: - Вот так... Да-да... Какая у тебя ладонь нежная, прохладная... Мнеочень больно, Машенька... Ты моя радость, моя чудная... Не надо, неговори, я все понимаю, все - ерунда... Еще, еще... Милая ты моя... А янебритый... Больно очень, Машенькя... Ма-ша! Юрковский вскочил, заметался в лучах фонарика: - Убью!.. Сволочь! Подлая баба!.. Он длинно, мерзко выругался. Быков стащив с Дауге колпак, прижимал кего рту кислородную трубку, не отрываясь глядел в лицо друга. Жизньуходила с лица, проваливались щеки, тускнели глаза. Губы едва ужешевелились. - Ма-ша... - разобрал Быков. И еще: - Холодно... Боль-но... Ма-ша... Дрожь била небольшое жилистое тело, крупная дрожь, как от сильногопронизывающего холода. Быков взял в ладони его бессильную голову в шлеме, прижал к себе.Дауге умолк. - Умер? - чужим голосом спросил Юрковский. - Не знаю. - Умер, умер. Григорий Иоганович Дауге - известный советскийгеолог-космонавт - погиб при штурме Венеры. Иоганыч умер. - Он не умер, - сказал Быков, прислушиваясь к слабому редкомудыханию. Юрковский подошел к люку, прижался к нему и еле слышно проговорил: - Шесть лет вместе... Луна, марсианские пустыни... Шесть лет... Он распахнул люк резким, неожиданно сильным движением. Вокруг быланочь, тьма... Далеко-далеко, содрогаясь от собственной мощи, грохоталаУрановая Голконда, поднимая над горизонтом дымное, пронизанное огнемвспышек зарево...