ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Быков попытался вытереть потный лоб и с досадой отдернул руку. Вечнозабываешь про этот шлем! Иногда пальцы сами собой подбираются к затылку -почесать в трудную минуту, или в рассеянности пытаешься сунуть в роткусочек шоколада и натыкаешься на гладкую прозрачную преграду. Раньше,размышляя, он имел обыкновение теребить себя за нижнюю губу - пришлосьотвыкнуть. Дауге это отметил и не замедлил прочесть краткую лекцию натему "Роль астронавтических спецкостюмов в избавлении человечества отдурных привычек". Вторые сутки низкое небо роняло хлопья черной пыли. Черный снегкружился в порывах слабого ветра, покрывая обширную холмистую равнину, вцентре которой стоял "Мальчик". Быков огляделся. Повезло, повезло! Передним расстилался великолепный естественный ракетодром площадью около двухтысяч квадратных километров, вполне ровный, если не считать десятка скал,торчащих из смолянистого песка. С юга, со стороны пустыни, равнинуокаймляло полукольцо Венериных Зубов; вдали, на севере, за пеленойДымного моря, грохотала Голконда. До нее было около сорока километров -не слишком далеко и не слишком близко. Почва оказалась радиоактивна какраз в той мере, чтобы питать селено-цериевые батареи - источники энергиирадиомаяков. Радиомаяки надо было установить на вершинах огромного, повозможности равностороннего треугольника по краям посадочной площадки. Носначала следовало взорвать мешающие скалы. Вероятность того, чтопланетолет может сесть на них, была довольно велика: они торчали двумягруппами почти в самом центре будущего ракетодрома. Это была задача посилам. Быков с помощью геологов установил две мины в центре севернойгруппы скал - взрыв должен был выворотить из почвы каменные столбы,раскрошить их в пыль. Другую - южную - группу из шести скал решиливзрывать "сверху". Мина устанавливается на вершине одного из столбов, ивзрыв уничтожает их все - вгоняет в землю, как сказал Дауге. - На какую волну настраивать? - крикнул Юрковский. Он сидел на вершине обреченной скалы, куда только что не без трудабыла поднята мина. - Индекс восемь! - откликнулся Быков, задирая голову. - Ага... ясно... - Силуэт Юрковского зашевелился на фоне красных тучв струях черной метели. - Готово! Ну, все, кажется? - Слезайте! - крикнул Алексей Петрович. - Интересно, какая у тебя будет физиономия, если скалы устоят, -заметил Иоганыч, присевший рядом с Быковым на башенку транспортера. - Ничего... не устоят, - рассеянно ответил тот, с опаской следя заловкими движениями Юрковского, сползавшего по отвесной гладкой стене. -Какого черта он лезет без веревки?.. Ведь есть же трос... Но куда там!Без фокусов не может... Ну, что он - ни туда, ни сюда?.. Юрковский словно прилип к черному камню на высоте шести-семи метровот земли. Он казался неподвижным, и только неестественная поза дакороткое хриплое дыхание выдавали его страшное напряжение. Дауге обеспокоенно вскочил: - Владимир, что с тобой?.. Юрковский не ответил и вдруг, словно сорвавшийся камень скользнулвниз. Быков сделал падающее движение и невольно зажмурился, а когда сноваоткрыл глаза, увидел, что геолог висит на руках тремя метрами ниже,уцепившись за невидимый снизу выступ. - Володька!.. - Иоганыч спрыгнул на землю и подбежал к скале. - Спокойно, Дауге! - голос Юрковского только слегка прерывался отнапряжения. - Сколько до земли? - Метра четыре!.. - простонал Дауге. - Расшибешься, паршивец!.. - Отойди прочь! - сказал Юрковский и полетел вниз. Он упал классически, по всем правилам, упруго подскочил и повалилсяна бок. Быков соскочил с машины, но бесстрашный геолог уже сидел наземле. Тогда Быков обрел голос. - Что за хулиганство, товарищ Юрковский? - рявкнул он. - Как высмели так рисковать? Немедленно ступайте к командиру и доложите... - Ну, что вы в самом деле, Алексей Петрович!.. - Юрковский ловкоподнялся, встряхнулся всем телом, проверяя, все ли в порядке; голос унего был смиренный. - Четыре метра - это же ерунда! Посудите сами... Но Быков бушевал: - Вы прекрасно могли спуститься по тросу! Вы вели себя какмальчишка! Нашли время для спорта!.. Черт знает что!.. - Да брось ты, Алексей! - Дауге любовно обнял Юрковского за плечи. -Конечно же, мальчишка! Но что ты будешь с ним делать - смельчак!.. - "Смельчак"!.. - Быков остывал. Юрковский молчал и казалсясмущенным. Это было столь необычно, что, не получив сопротивления,водитель удивился и перестал орать. - Смельчак... Вот сломал бы шею, ивозись тут с ним... - Виноват, Алексей Петрович, - вдруг сказал Юрковский, и Быков сразуостыл. - Доложите командиру о своем проступке, - буркнул он и отошел кскале, чтобы смотать трос. Геологи принялись помогать ему. - Жалко ее взрывать, - сказал Дауге, указывая на скалу, окутаннуюкрутящейся поземкой, когда, кончив работу, они собрались у открытоголюка. - Варварство - уничтожать памятник в честь великого подвигаВ. Юрковского... И он так хлопнул ладонью по спине друга, вползавшего в люк, что тотмгновенно исчез в темноте кессона. Ермаков повел транспортер на юг и остановил его только у самой грядыВенериных Зубов. Обреченные скалы исчезли из виду, скрывшись загоризонтом, за черной метелью. - Начинать, Анатолий Борисович? - спросил Быков. - Давайте... Быков положил руку на рубильник радиодистанционного взрывателя,нажал. Экран озарился ярким белым светом, потом сразу потемнел - вдаливстали, тяжело покачиваясь под ветром, три кроваво-красных столбаогнистого дыма, расплылись грибовидными облаками. Из-за горизонта,покрывая гул далекой Голконды, долетел громовой удар, пронесся над"Мальчиком" и, рокоча, покатился дальше. В тот же день черный снегопад прекратился, и вдруг наступиланепонятная тьма. Неожиданно погасли багровые тучи. Над пустыней повислаглухая ночь. Поля смолянистого песка вокруг слабо фосфоресцировали, изтрещин поднимался и плыл по ветру голубой светящийся дымок. Начались работы по установке радиомаяков. Работали в темноте,подсвечивая фонариками, закрепленными на шлемах, или в лучах прожекторов"Мальчика". Собрать и установить радиомаяк было нетрудно - сказываласьтщательная тренировка на Седьмом полигоне, - но укладка огромных полотнищселено-цериевых элементов занимала много времени. В общей сложности надобыло распаковать, вытащить из транспортера, уложить и присыпать сверхупеском сотни квадратных метров упругой тонкой пленки. Работа была скучнаяи утомительная. К концу дня люди изматывались и валились спать, черезсилу проглотив по чашке бульона с хлебом. Работали геологи и Быков. Ермаков почти не мог передвигаться и помногу часов подряд сидел в транспортере, поддерживая связь с "Хиусом",пытаясь наладить телеустановку; вел дневник, снимал показанияэкспресс-лаборатории, работал над картой окрестностей Голконды, аккуратнонанося на нейлон штрихи и условные значки черной и цветной тушью; поджавсерые губы, ощупывал одряблевшие бурдюки с водой и что-то считал просебя, прикрыв глаза красноватыми веками. По-прежнему через каждыедвадцать четыре часа, за пять минут до двадцати ноль-ноль по времени"Хиуса", он гасил в транспортере свет, забирался в командирскую башенку,приникал к окулярам дальномера и подолгу не отрываясь смотрел на юг.Когда заканчивалась укладка "одеяла" вокруг очередного маяка, он спомощью Быкова выползал наружу, проверял установку и сам приводил ее вдействие. По поводу поведения Юрковского во время подрывных работ у негос геологом произошел короткий, но содержательный разговор без свидетелей,суть которого уязвленный "пижон" передал весьма лаконично - "потрясающийразнос". После этого Юрковский работал как бешеный, с натугой острословяи в туманных выражениях жалуясь на начальство. Связь с "Хиусом" временами держалась удивительно хорошо - очереднойкаприз венерианского эфира. В такие периоды Ермаков разговаривал сМихаилом Антоновичем через каждые три-четыре часа. Крутиков расспрашивал,слал приветы. Он говорил, что чувствует себя отлично, что все в полномпорядке, но в голосе его зачастую звучала такая тоска по Земле, потоварищам, что у Быкова становилось нехорошо на душе, А ведь штурман ещеничего не знал о Богдане... И все-таки это были замечательные, самые лучшие минуты. Сидеть,развалившись на тюках, расслабив ноющее, измученное тело, и слушать - какслушают музыку - далекий сипловатый голос штурмана. И думать, чтоосталось совсем немного, что добрый Михаил Антонович жив, здоров, что"Хиус" скоро придет сюда, на новый ракетодром, чтобы взять их и унестиотсюда. Здоровье экипажа снова стало сдавать. Каждый тщательно старалсяскрыть свое недомогание, но это удавалось плохо. Быков, просыпаясь поночам от боли в глазах, часто видел, как Ермаков, разувшись,рассматривает распухшую щиколотку и тихонько стонет сквозь стиснутыезубы. Юрковский втайне от других бинтовал нарывы на руках и ногах. Даугебыл особенно плох. Он казался почти здоровым, но непонятная скрытаяболезнь пожирала его. Геолог похудел, упорно держалась высокаятемпература. Ермаков делал что мог - давал успокоительное, применялэлектротерапию, но все это помогало мало. Болезнь не прекращалась,вызывая иногда припадки странного бреда, когда геолог с воплями бежал отвоображаемых змей, по четверть часа просиживал где-нибудь в углутранспортера, бессмысленно глядя в пространство перед собой, иразговаривал с Богданом. Это было страшно, и никто не знал, что делать. Внапряженную тишину падали дикие страшные слова. Геолог говорил о Вере,убеждал мертвого друга любить его всегда, потом начинал вспоминать МашуЮрковскую - слезы текли по его небритому осунувшемуся лицу. В такиеминуты он не замечал никого, а очнувшись, не помнил, что с ним было... Установка второго радиомаяка близилась к концу. Остались считанныечасы работы, когда, натрудив руки, Быков забежал в транспортер вытеретьпот со лба и немного передохнуть. Геологи остались снаружи укладыватьпоследнюю сотню килограммов селено-цериевого "одеяла". У рации возилсяЕрмаков с нахмуренным, недовольным лицом. Быков, выждав с минуту, спросилосторожно: - Серьезные неполадки? Ермаков вздрогнул и обернулся. - А, вы здесь, Алексей Петрович... Да, перерыв связи. Неожиданныйи... довольно странный... Он выпрямился, обтирая испачканные руки губкой. Быков выжидательносмотрел на него. - Я беседовал с Михаилом... и... - командир колебался, - и вдругпрервалась связь. - Что-нибудь с аппаратурой? - Нет, рация в порядке. Очевидно, просто не повезло. До этого связьбыла на редкость хорошей. Что-то в тоне командира показалось Быкову необычным. Некоторое времяони молча смотрели друг на друге, потом Ермаков спросил: - Много еще осталось? - Нет. Часа два работы. Не больше... - Хорошо. - Командир взглянул на ручные часы, спросил небрежно: - Выне замечали, Алексей Петрович, когда-либо вспышек на юге? - На юге? В стороне "Хиуса"? Нет, Анатолий Борисович. Ведь на юге, врайоне болота, никогда не бывает зарниц. По крайней мере, до сих пор небывало. - Да-да, вы правы... - Ермаков говорил уже спокойное - Давайтезаканчивать - и на отдых. Осталось немного. Быков снова нацепил шлем и поднялся. Он вдруг почувствовал себяотдохнувшим и бодрым. У выхода задержался: - Я скоро вернусь, Анатолий Борисович, помогу вам выбраться наружу. Ермаков поднял голову, снова взглянул на часы и сказал непонятно: - Надо следить за горизонтом, Алексей Петрович. - За горизонтом? - Да, на юге, в стороне болота... - Х-хорошо... Проснувшись ночью. Быков увидел, что Ермаков сидит за приемником.Связи не было. "Хиус" молчал всю ночь. Всю ночь и весь следующий день...Третий, последний маяк установили очень быстро, меньше чем за десятьчасов. Ермаков выбрался из "Мальчика"; сильно хромая, прошел по упругой,присыпанной песком и гравием поверхности селено-цериевой ткани, проверилсхему подключения и привел установку в действие. Межпланетники стояли около тускло поблескивающей башенки и молчали.Ничего не изменилось. Там, где с клокотанием кипел взрывами урановыйкотел Голконды, снова подымалась, как и прежде, багровая стена света.Вздрагивала почва под ногами. Порывами налетал несильный ветер, вздымалоблачка пыли в лучах прожекторов. На юге в непроглядной тьме неслисьсмерчи над черной пустыней, низкие клубящиеся тучи цеплялись за вершиныторчащих скал. Едва слышно посвистывал маяк, и невидимый тонкий радиолучначал свой стремительный бег кругами по небу - от горизонта к зениту, отзенита к горизонту, - словно разматывая бесконечную огромную спираль. Дело завершено. Уйдет "Мальчик", снимется с гигантского болота ивернется на Землю "Хиус". Много-много раз черное небо озарится багровымсветом, прилетят и улетят десятки планетолетов, а три невысокие крепкиебашенки будут упорно слать в эфир свои призывные сигналы: "Здесьпосадочная площадка, здесь Голконда, здесь цель ваша, скитальцы безводныхокеанов Космоса!" Дело сделано, окончено, совсем, совершенно окончено!"Хиус", Михаил Антонович, Земля - все стало удивительно близким, подошло,остановилось рядом в белом свете прожекторов "Мальчика". Это чувствоваливсе. И Ермаков, напряженно вглядывающийся в черную завесу на юге, изадумавшийся Юрковский, скрестивший руки на груди. И Быков, и беднягаДауге, ищущий плечо Богдана в рассеянном недоумении, почему это ему никакне удается опереться на друга-радиста. - Так... Ракетодром "Урановая Голконда номер один" готов к приемупервых планетолетов, - сказал высоким, звенящим голосом Ермаков. -Семнадцать сорок пять, шестнадцатого сентября, 19.. года... Все молчали. Ермаков поднял руку и торжественно, громко и яснопровозгласил: - Мы, экипаж советского планетолета "Хиус", именем Союза СоветскихКоммунистических Республик объявляем Урановую Голконду со всеми еесокровищами собственностью человечества! Быков подошел к маяку и прикрепил к шестигранному шесту маякаширокое полотнище. Ветер подхватил и развернул алое, казавшееся вбагровых сумерках почти черным, знамя с золотой звездой и великойстаринной эмблемой - серпом и молотом, - знамя Родины. - Ура! - крикнул Юрковский, а Дауге захлопал в ладоши. На этом торжественная церемония окончилась. Вернувшись в транспортер, Ермаков сразу же присел к приемнику, аЮрковский снял шлем, потянулся и, отчаянно зевнув, повалился на своюпостель. - Итак, Иоганыч, чем станешь угощать? - осведомился он. И тут Быков вспомнил: сегодня день рождения Иоганыча. Еще когдаустанавливали первый маяк, Дауге говорил об этом и торжественно приглашал"отпраздновать сию знаменательную дату посредством посильного поглощенияпития и закусок с произнесением соответствующих речей". Приглашал встихах: На вечер, данный в честь мою, Я вас прошу явиться. Прошу вас также не забыть Одеться и умыться. Быков весело улыбнулся и спросил: - А где же обещанные яства? Дауге засуетился, принялся копаться в своем мешке - извлекстарательно обернутую в бумагу бутылку, две коробки роль-мопса и толстыйломоть копченого латышского сала. Все эти прелести не входили в обычныйрацион межпланетников. Дауге ухитрился протащить их сюда контрабандой.Быков расстелил салфетку, вынул из буфетного шкафчика стаканчики, вилки,хлеб в полиэтиленовой упаковке. Юрковский крякнул, произнес значительно:"Однако!" - и придвинулся поближе к импровизированному пиршественномустолу. Внутренность бронированной машины сразу приобрела праздничный вид.Стало хорошо и необычно. Дауге развернул бутылку, поставил ее в центресалфетки и с вожделением потер руки. Юрковский причесался. Быков подумали повязал галстук поверх спецкостюма, чем поверг именинника в радостноеизумление. Пока длились эти многообещающие приготовления. Ермаков, не снимаяшлема, сидел у рации. Кончив какие-то расчеты, он принялся вызывать"Хиус". Но эфир молчал. В репродукторе хрипело, выло, каркало. МихаилАнтонович не откликался. Ермаков выключил аппаратуру, устало стащилколпак и аккуратно повесил его на стену. Быков с удивлением заметил, какпотемнело и посуровело лицо командира. Ермаков был чем-то очень сильнообеспокоен. Обеспокоен сейчас, когда пройден такой тяжелый и многотрудныйпуть, когда осталось только отдать Крутикову приказ и ждать прибытия"Хиуса" на новый ракетодром? Странно... Алексей Петрович ухватился занижнюю губу. - Товарищи, предлагаю всем отдыхать и... - Ермаков замолчал, судивлением рассматривая веселых друзей; брови его поднялись. - Что это вызатеяли? - На вечер, данный в честь мою... - упавшим голосом начал Дауге.Выражение лица командира поразило его. - Анатолий Борисович! Ведь сегодняпраздник... в известном смысле - завершение... - Он - новорожденный, Анатолий Борисович! - весело сказал Юрковский,трудясь над бутылкой. - Выпьем по глотку коньяку, поболтаем. Ермаков посмотрел на него, на смущенного Иоганыча, на бравого Быкова(тот торопливо прикрыл ладонью глупый галстук). Глаза его потеплели. - Давайте, - сказал он и сложил карту, расстеленную на столике околорации. Все чинно расселись вокруг салфетки. - Будет тост? - осведомился Ермаков, принимая из рук Юрковскогожелтый стаканчик. - Обязательно, - ответил тот и торжественно произнес: - Сегодня мыпразднуем двойное событие! Сегодня родился большой Г. И. Дауге ималенький ракетодром "Урановая Голконда". У обоих большое будущее, обадороги нашему сердцу. Живите, растите и размножайтесь! Ура-ура-ура! За стеной посвистывал раскаленный ветер, темный песок намело вокруг"Мальчика". Чужая черная ночь обступила со всех сторон маленький уютныйуголок жизни и света. - Хороший роль-мопс, - сказал Юрковский, сосредоточенно наматывая навилку аппетитную рыбью тушку. - Очень люблю роль-мопс... Иоганыч покачал головой и, обратившись к Ермакову, сказал: - Между прочим, с роль-мопсом у меня произошла любопытнейшаяистория. Вернее, не с роль-мопсом, а... Представьте Гоби, пустыня,несколько палаток - геологическая экспедиция. На триста километров ниодного жилья, дичь, прелесть. И была у нас, молодых практикантов,бутылочка коньяку и заветная баночка роль-мопса. Ждали мы какого-либовысокоторжественного события, чтобы, значит... - Дауге выразительнощелкнул пальцами. - Ну-с, дождались. Вот как теперь, день рожденияодной... одного товарища. Собрались мы у нашей палатки, все практиканты,шесть человек. Откупорили коньяк, нарезали хлеб, помыли руки. Положиливсе это на футляр для теодолита, и, как сейчас помню, я принялся поджадными взорами ребят вскрывать вожделенный роль-мопс. Понимаете, всебаранина, ветчина... Остренького хотелось - сил нет! И вот, едва явскрыл... Дауге сделал паузу. Быков нетерпеливо покашлял и сказал: - Вскрыл - и что? - Понимаете, я даже не помню, как это случилось. Я случайно взглянулповерх голов товарищей - они все, конечно, наклонились к банке - и вижу:по склону соседнего бархана ползет, извиваясь, преогромный сизыйчервяк... Настоящий удав, боа-констриктор... Весь в этаких кольцах... - Врешь! - убежденно сказал Юрковский. - Погодите, Владимир Сергеевич! - сердито остановил его Быков. -Дайте рассказать. - Не вру, Володя. Это был олгой-хорхой. - Олгой... кто? - спросил Быков. - Олгой-хорхой, - повторил Дауге. - Кажется, единственное сухопутноеживотное на Земле, вооруженное электричеством. Юрковский сдвинул брови, вспоминая. - Олгой-хорхой... Кажется, впервые описан в одном из тобийскихрассказов Ивана Ефремова полвека назад. Так? - Так, - согласился Дауге. - Потом выяснилось, что за эти полвека мыбыли не то третьей, не то четвертой экспедицией, которая видела его. - И что же случилось? - не утерпел Быков. Дауге вздохнул: - Ничего особенного, конечно. Я заорал и вскочил на ноги. Роль-мопсвывалился в песок. Мы побежали в палатку за ружьями, а когда вернулись...- Он развел руками. - Никаких шансов. Электрический червяк скрылся. - Досталось тебе, наверное, от ребят, - сказал Юрковский и сновапотянулся к роль-мопсу. - Ну нет! До самого конца экспедиции только и было разговоров, чтооб олгой-хорхое. - Я вот ничего подобного не видел в пустыней - заметил Быков. Дауге объяснил, что олгой-хорхой водится, вероятно, только в самыхжарких и пустынных областях монгольской Гоби. Быков, чувствуя себя почему-то не в своей тарелке, принялсярасспрашивать Ермакова о плане дальнейшего покорения Венеры. Ему хотелосьзаставить командира разговориться. Но тот отвечал сдержанно и скучновато.Готовился к вылету "Хиус-3", он перебросит на Голконду большую группуспециалистов. Начнется оборудование промышленного комбината попереработке ядерного горючего. Одновременно, конечно, будет происходитьрасширенное исследование поверхности планеты. - Да что там говорить, - легкомысленно помахивая рукой, вставилЮрковский, - с Венерой покончено. Дорога проложена, семафор открыт, какговорили наши предки в те времена, когда еще были семафоры. И новыедороги пройдут не здесь. - Межзвездная астронавтика, конечно? - сказал Ермаков, улыбаясьодними губами. - Именно! Перелет Земля - 61 Лебедя. Это - новая дорога! - Это сколько же времени туда лететь? - с сомнением спросил Быков. - Десять лет туда и десять обратно. Двадцать лет полета с нашимискоростями. - Двадцать лет! - ахнул Быков. - Это ж в команду надо набиратьюнцов, чтобы экипаж в дороге не вымер естественной смертью... - Э, брат! - засмеялся именинник. - А что ты скажешь о перелетеМосква - Большое Магелланово Облако? Расстояние - сорок тысяч световыхлет, то бишь четыреста миллионов миллиардов километров. Со скоростьюсвета лететь сорок тысяч лет, и это, заметь, ближайшая к нам звезднаясистема типа Галактики. Ну, как? - Кошмар! Абсолютно нереально... - А кто его знает! - Дауге хитро посматривал на потрясенноговодителя. - Наука, как известно, умеет много гитик. А по сравнению сдесятком тысяч лет двадцать кажутся мгновением! - Все равно, и двадцать - много, - проворчал Быков. - Совсем не много, говорю я тебе, - сказал Иоганыч. - Утром заснулна Земле, в полдень проснулся где-нибудь около 61 Лебедя. Как втрансконтинентальном самолете или чуть помедленнее. Поглядел, пощупал,набрал диковинок и - назад. - Ну, еще бы! Надо только уметь спать по десять лет сряду. Как разпо тебе, Иоганыч, перелет, - не удержался водитель. Юрковский засмеялся. - А про анабиоз слыхал? - наслаждался Дауге, нисколько не сердясь. -Анабиоз - это такое состояние организма, что-то среднее между жизнью исмертью, вроде обморока... - Ну-ну... популяризатор, не загибай, - заметил Юрковский. - Нет, я очень приближенно... В том смысле, что ощущения человека ванабиотическом сне такие же, как при обмороке... - То есть вообще никаких ощущений. - Ага... Так вот. При анабиозе все жизненные процессы протекаютзамедленно. Человек, так сказать, жив, но не живет: не стареет, неболеет, не растет... - Ну, дальше, - поторопил заинтересовавшийся Быков. - Вот и все. Поднимаешь звездолет над Землей, включаешьавтоматическое управление, погружаешься в анабиотический сон ипрекращаешь таким образом течене времени. Через десять лет тебя будитспециальное устройство. Протираешь глаза, моешься, делаешь свое дело -исследуешь, собираешь материал - и обратно тем же манером! - Здорово! - восхитился водитель. - Но это же фантастика все-таки!.. - Это уже не фантастика, - заметил Ермаков. - Но этот путь покамалоприемлем: у нас нет никакого опыта межзвездных полетов, риск слишкомвелик. Международный Конгресс никогда не даст согласие на подобнуюавантюру. Впрочем, есть еще одна дорога... - Теория относительности... - торжественно начал Юрковский. Дауге застонал. - Помогите! СОС! Сейчас начнется - лоренцево сокращение временныхинтервалов... Тензор кривизны Римана-Кристофеля!.. СОС! - При чем здесь тензор кривизны? - возмутился Юрковский. - Алоренцево сокращение... - Во-во! Начинается... Не надо, Володя, голубчик! - Ну и черт с тобой! Оставайся в серости да в невинности... -Юрковский был явно задет. - Нет, милый, ты не обижайся... - На богом обиженного грех обижаться. - Я имел в виду не теорию относительности, - вмешался Ермаков. - Яговорю об идее покойного Ллойда... - А, да-да! - воскликнул Юрковский, оживляясь. - Механическиеастронавты! - Это как? - спросил Быков. - Вместо живых пилотов - кибернетические устройства. Роботы, -пояснил Ермаков. - Вы, наверное, слыхали о таких, Алексей Петрович? - Д-да... Ну, еще бы! На Каракумской стройке работала целаямеханическая бригада!.. - Совершенно верно. Такие же роботы поведут звездолеты. Это,конечно, не люди, но они способны совершать целый ряд осмысленных - снашей точки зрения - операций. Они могут быть пилотами, и геологами, ибиологами, и физиками, и счетными машинами, и радиопередатчиками - и всеэто одновременно. В определенных пределах, конечно. Это будутвеликолепные разведчики, пролагатели новых трасс. Будущее звездоплаванияв значительной мере принадлежит таким киберпилотам. - Замечательно! - Быков в восторге крутил головой. - Просто здорово. - То-то же! - ткнул его в бок Дауге. - А ты говоришь - нереально,фантастично... - Нет, вы представляете, - блестя великолепными зубами,разглагольствовал Юрковский, - на какой-нибудь безвестной планетке всистеме Проксимы Центавра приземляется звездолет. Восхищенные обитателисбегаются к нему со всех концов в радостном ликовании - прибыли друзья изчужого мира! И вдруг из люков выползают этакие чудища о шести ногах,поблескивающие металлом, - перемигиваются разноцветными лампочками!Удивительно похожие на живых и в то же время мертвые, холодные,непонятные! Если на планетке идет 1901 год от рождества Христова, токакой это будет фурор!.. - Чудища улетают, - подхватил Дауге, - увозя с собой паруразобранных домов и местную корову в банке со спиртом. Жители остаются всмущении и ужасе... - Писатели сочиняют двадцать великолепных фантастических романов, -перебил восторженный Юрковский. - Двадцать ученых защищают двадцатьдокторских диссертаций на тему "Металлические формы жизни во Вселенной",и немедленно возникают двадцать религиозных сект, предающихся культужелезных богов. А потом... - А потом через двадцать лет прилетаем мы с Юрковским и объясняемистинное положение вещей. И начинается освоение под нашим руководствомместной Венеры. Мы строим "Хиусы"... - И все начинается снача-ала! - гнусаво пропел Юрковский. - Да, и все начинается сначала. Захолустная Венера освоена и...вообще все сначала. Вечное движение, - глубокомысленно заключил Дауге. Все засмеялись. У меня есть предложение... - сказал Юрковский. - Извините, - прервал его Ермаков. Он поднялся и включил приемник. Помещение сразу наполнилось свистом и скрежетом. Геологи переглянулись. - Связи нет? - тревожно спросил Дауге. - Вторые сутки нет, - тихо ответил Быков, косясь на командира. Ермаков повернул ручку приемника - скрежет сразу утих. - Мы отправимся к "Хиусу"... - он поглядел на часы, - через час слишним. Если, конечно, ничего не изменится... Межпланетники оторопело поглядели друг на друга. - Позвольте, - нахмурился Юрковский, - а Дымное море? - Разве мы не пойдем в Дымное море? - с изумлением спросил Дауге. Командир молчал. - Потом... ведь Михаил Антонович, как мы договорились, долженпривести "Хиус" сюда. Ракетодром готов к приему... Михаил ждет тольковашего приказа... - Нет связи... - глухо сказал Ермаков. - Подумаешь! - Юрковский пожал плечами. - Это бывало и раньше.Подождем... -...и тем временем исследуем Дымное море, - подхватил Дауге. - Этоназывается сочетать полезное с... Ермаков покачал головой: - Нет, мы пойдем к "Хиусу". Он сказал это совсем мягко, и в голосе зазвучали совершеннонезнакомые нотки: казалось, командир просит. - Связь может наладиться, а может и не возобновиться. Мы не должныждать. Мы обязаны немедленно вернуться к "Хиусу". Воды осталось меньшечем на четверо суток. С завтрашнего дня я сокращаю выдачу. Юрковский вскочил: - Уходить? Когда дело сделано только наполовину? Ограничиватьсяжалкими крохами, стоя в двух шагах от сокровищницы тайн и загадок? Намдоверили ответственнейшее дело... Быков понял, что это - решительный разговор. Он начинался уже не раз- геологи давно и отчаянно настаивали на глубокой разведке Дымного моря.Упускать такие возможности! Не сделать того, что так необходимо!Юрковский размахивал руками в благородном негодовании, Дауге возвышалголос. Но Ермаков либо отмалчивался, либо давал ответы настольконеопределенные, что геологи, не в силах преступить законов походнойдисциплины, начинали задыхаться от злости, распираемые громовыми словами. Правда, Быков не ожидал, что решительный разговор произойдет именносейчас, когда они так уютно собрались провести два-три часа. Вечериспорчен окончательно... Остается одно - смириться и слушать... И податьголос, если потребуется. А в том, что это потребуется, он был уверен:стоило только поглядеть на эти бледные, осунувшиеся лица. Каждый полонрешимости и каждый уверен в своей правоте... Ермаков прервал Юрковского: - Считаете ли вы достаточно полными данные о геологии окрестностейГолконды? - На дальних подступах?.. - Юрковский прищурился. - Да, на дальних. - Данные относительно полны, - осторожно проговорил Дауге, - но... - Вами закончено в первом приближении изучение качественного иколичественного состава полезных ископаемых окрестностей УрановойГолконды. - Теперь Ермаков говорил громко и резко. - Вы доказалипригодность окрестностей Голконды для разработок. Собрали основательныйматериал о природных условиях района. Определили режим радиоактивности.Составили карту местности - геологическую и топографическую. Провелигеофизическую разведку недр Венеры в этом районе... - Но данные расплывчаты и недостаточно полны, - ворвался в речькомандира Юрковский. - Имея возможность получить гораздо более точныеданные... - Мы не имеем такой возможности! - отчеканил Ермаков. - Как так - не имеем?! - Я уже сказал. Готов повторить. Воды осталось на четверо суток.Связи нет. Положение "Хиуса" на болоте небезопасно. Поход в Дымное море внаших условиях является авантюрой. Любая серьезная неисправностьтранспортера может привести к провалу всего дела. Кроме того... - При чем здесь авантюра, когда речь идет о задании правительства? -Юрковский вскочил. - Нам поручили ответственнейшее дело, а мы выполняемего только наполовину. Это же позор! Когда еще сюда придут люди!.. - Если мы вернемся, они придут скоро, а если останемся здесь -никогда... Или через двадцать лет! Дауге сказал негромко: - Ведь вы обещали... Вы дали согласие на этот поход послеоборудования ракетодрома... - Да, я собирался исследовать Дымное море, если будет на товозможность. Но этой возможности нет. Рисковать результатами экспедиции яне намерен. - Риск! Опять риск! - бушевал Юрковский. - Я не боюсь риска!Говорите что угодно, Анатолий Борисович, но вы не в силах сделать наструсами! (Ермаков невольно вздрогнул: это были его собственные слова.)Основная задача экспедиции не будет выполнена! - Не так, - вмешался в спор Быков. Он неожиданно вспомнил свой разговор с Ермаковым в самом началеперелета и сразу понял причины, заставлявшие командира быть осторожным.Геологи, привыкшие к тому, что Быков обычно не вмешивается в разговоры наэту тему, удивленно воззрились на него. Только Ермаков не шевельнулся. Быков продолжал: - Основная задача экспедиции не в этом. Вы плохо помните приказкомитета. Испытание "Хиуса" - вот основная задача. - Алексей Петрович прав. Наша основная задача - доказать, что толькоснаряды типа "Хиус" могут решить проблему овладения Венерой. Доказатьэто! Кроме того, доставить на Землю результаты предварительной разведки.Мы их добыли. Ракетодром создан. Остается главное - вернуться. Неудачливый именинник принялся с отвращением жевать роль-мопс -видно было, что он сдается. Юрковский воскликнул с горечью: - Бросать на полдороге такое дело! - Лучшее - враг хорошего, Владимир Сергеевич. И потом, мы сделалисвое дело... - Вы не специалист, - дерзко сказал Юрковский. - Я командир! - Ермаков заиграл желваками и проговорил, сдерживаясь:- Я отвечаю за исход всего дела. Я мог бы просто приказать, но я выслушалваши доводы и... считаю их неубедительными. Не будем больше об этом... И,кроме того, если Михаил в течение ближайшего часа свяжется с нами иприведет "Хиус" сюда, я дам вам еще два-три дня... - Утешение, - язвительно проговорил Юрковский. - Надеяться на связь - надеяться на бога, - криво усмехнулсяименинник. - К сожалению, вы правы, Григорий Иоганович, - холодно согласилсяЕрмаков и поглядел на часы. Вечер был испорчен несомненно. Геологи сели бок о бок и понурилиголовы. Ермаков снова занялся приемником. Репродуктор выл и надсаднокаркал. Бежали минуты. Связи не было. Забытая бутылка одиноко стоялапосреди белой салфетки. "Кр-ра, кр-ра, ти-иу-у, фюи-и..." - затянул приемник. Индикаторы настене медленно налились красным. Заверещали счетчики радиации. - Венера приветствует тебя, Иоганыч, - деревянным голосом сообщилЮрковский. - Ах, боже мой, боже мой!.. - проговорил именинник с невыразимойтоской и принялся ругаться вполголоса по-латышски. "Фюи-и-и-у-у", - неслось из репродуктора. Ты слышишь печальный напев кабестана? Не слышишь? Ну что ж - не беда... Уходят из гавани Дети Тумана, Уходят. Надолго? Куда? - вдруг негромко пропел Юрковский на мотив знакомой лирическойпесенки. - А, это что-то новое! - оживился Дауге. А дальше? - Подпевать будешь? - спросил Юрковский немного смущенно. - Конечно! Давай! Юрковский повторил, и Дауге ужасным голосом подхватил: Уходят из гавани Дети Тумана, Уходят. Надолго? Куда? Ты слышишь, как чайка рыдает и плачет, Свинцовую зыбь бороздя, - Скрываются строгие черные мачты За серой завесой дождя... В предутренний ветер, в ненастное море, Где белая пена бурлит, Спокойные люди в неясные зори Уводят свои корабли, Их ждут штормовые часы у штурвала, Прибой у неведомых скал, И бешеный грохот девятого вала, И рифов голодный оскал, И жаркие ночи, и влажные сети, И шелест сухих парусов, И ласковый теплый, целующий ветер Далеких прибрежных лесов. Их ждут берега четырех океанов, Там плещет чужая вода... Уходят из гавани Дети Тумана... Вернутся не скоро... Когда? "Вернутся не скоро... Когда?" - задумчиво повторил Дауге. - Молодец,Володя, хорошо... Разлили и выпили по одной. Юрковский, приуныв, склонил на рукикрасивую, чуть седую голову. Ермаков о чем-то напряженно думал,ежеминутно механически взглядывая на часы. Быкову стало совсем грустно,он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. В памяти вставали милыесердцу, страшно далекие образы - синее глубокое небо, легкий ласковыйтеплый ветерок, белые клочки облаков в темной дрожащей лужице... Земля... - Хватит, Иоганыч, - раздался голос Юрковского. Быков поднял веки. Дауге наливал в стаканчик. Руки его дрожали,янтарные капли, весело сверкая в электрическом свете, падали на салфетку,разбегаясь по ней маленькими цветными шариками. - Это не мне, - строго сказал Иоганыч, - и не тебе... Он потянулся через закуски: - Выпей, Богдан... Ну, знаю, что не терпишь, но ради меня - должен! Юрковский отшатнулся. Держа стаканчик в вытянутой руке, Даугеговорил убеждающе: - В Дымное море нас все равно не пустят. Эрго - поход окончен. Радиэтого абсолютно нельзя не выпить... Ермаков вдруг поднялся.. Совершенно спокойно, не отрывая глаз отциферблата часов, он сказал: - Извините, я выключу свет. Надо осмотреть окрестности. - П-пожалуйста, с трудом проговорил Быков, не отрывая глаз от белыхщек Дауге. - Помогите мне, Алексей Петрович, - проговорил Ермаков. Он словноничего не замечал. - П-пожалуйста, - повторил Быков. Они поднялись в командирскую башенку. Ермаков погасил свет,развернул дальномер в сторону юга и прильнул к окулярам. Быков нагнулсяко второму дальномеру. Он не понимал, что делает. Он слышал только резкийсмех за спиной, непонятные слова (Дауге начал громко говоритьпо-латышски), шепот Юрковского: - Григорий... Гриша... Успокойся... Гриша... А потом перед его глазами в свинцово-черном круге, расчерченномфосфоресцирующими штрихами, вдруг вспыхнули одна за другой две яркиекроваво-красные звездочки - невысоко над черной бездонной полосойгоризонта. - Отсчет, - неожиданно хриплым голосом проговорил над ухом Ермаков.- Отсчет, Быков! Не зевайте, черт... Не думая, машинально и торопливо. Быков засек направление настранные вспышки. Красные звездочки потускнели и погасли. -...Анатолий Борисович! Ну, скажите же вы ему, пусть выпьет! -негодующе крикнул Дауге. - Выпейте. Выпейте, Богдан Богданыч, - проговорил Ермаков. Он зажегсвет в башенке и с лихорадочной поспешностью принялся снимать отсчеты сбарабанов своего дальномера. - Вот так, - с удовлетворением говорил Дауге. - Умница - командираслушаешься. А теперь еще одну... - Сколько у вас? - быстро спросил Ермаков. - Высота - десять градусов ноль восемь минут, азимут тринадцатьградусов двадцать шесть минут... Но что... - Молчите, Алексей Петрович... - Ермаков записал числа в блокнот. -Молчите. Об этом после... Быков взялся пальцами за нижнюю губу. - Свет! - закричал вдруг Юрковский. - Зажгите свет! Дауге