Они ругали его, что он насмехается над несчастьем бедной 1 глава




ББК 84(4Гер)

© ООО «РИ Ц Литература»,

состав, макет, 2006

© О ОО «Престиж Бук»,

ISBN 5-371-00017-8 оформление, 2006

 


ВИЛЬГЕЛЬМ ГАУФ

Вильгельм Гауф (W ilhelm Hauff, 1802—1827) родился в Штут­

гарте в культурной бюргерской семье. Он рано обнаружил необык­

новенные способности рассказчика, увлекавшего как своих сверст­

ников, так и взрослых.

В Тюбингенском университете, где Гауф изучал теологию, он

стал продолжателем университетской литературной традиции, за­

ложенной Уландом и его друзьями. Вскоре студенты полюбили его

песни, написанные в духе «швабской школы».

В 1824 г. Гауф принял место гувернера в семье крупного воен­

ного чиновника, служивш его когда-то в армии Наполеона. Для

своих воспитанников юный учитель и начал писать свои «сказки».

Ближайшие годы его жизни были наполнены работой над осуще­

ствлением новых творческих замыслов.

В середине 20-х годов Гауф стал одним из наиболее популяр­

ных молодых немецких писателей. Вместе с известностью пришла

и возможность целиком отдаться литературному труду, а также

осуществить заветную мечту — отправиться в путешествие по Ев­

ропе. 1826 год прошел в странствиях по Германии и Франции; от­

голоски этих путешествий звучат во многих его произведениях,

которые были написаны или начаты в это время.

Знакомясь с разными уголками родной земли, Гауф расширял

и круг своих личных знакомств. Теперь среди друзей начинающе­

го писателя были не только участники тюбингенского и штутгарт­

ского литературного мирка, поэты и писатели «швабской школы»,

но и несколько берлинских литераторов. Талантливый берлинский

прозаик Виллибальд Алексис и известный литературный критик

Фарнгаген фон Энзе тепло отнеслись к Гауфу. Завязалась искрен­

няя дружба с замечательным поэтом-песенником В. Мюллером.

Немало обещала Гауфу и деятельность в качестве редактора лите­

ратурного отдела журнала «Morgenblatt» (должность им была при­

нята но предложению известного штутгартского издателя Котта).

В 1827 г., вернувшись из странствований, Гауф женился на де­

вушке, которую давно любил. Тяжелая болезнь внезапно скосила

Гауфа в расцвете его творческой деятельности. Скончался он 18 но­

ября 1827 г. По семейному преданию, незадолго до кончины, в

полубреду, он узнал о славной победе, которую соединенный флот

европейских государств одержал над турецким флотом при Нава-

рине. Гауф, как и многие другие либерально настроенные немец­

кие писатели, искренне сочувствовал борьбе греческого народа за

 


6 --------------------------------------------------------------------------------------------- ф

свободу. П обеда при Наварине означала приближение полного

поражения Турции, торжество греческих патриотов. «Я должен

рассказать об этом Мюллеру»,— пробормотал смертельно больной

писатель; его родные пришли в смятение от этих слов, так как

Мюллер умер незадолго до этого.

Похороны Гауфа показали, что его любила молодежь Вюртем­

берга. Молодого писателя провожали в последний путь его собра­

тья по литературе. Над его могилой говорили Г. Шваб, Уланд и

другие писатели «швабской школы». Уланд оплакал поэта в выра­

зительном стихотворении, назвав его «прекрасной весной, у кото­

рой не было осени». Г. Шваб стал первым издателем полного со­

брания сочинений Гауфа, вышедшего в 1830 г.

Литературная деятельность Гауфа развернулась в 20-е годы,

когда вопрос о необходимости социальных преобразований в Гер­

мании продолжал оставаться на повестке дня. Освободительная

война всколыхнула народные массы, способствовала укреплению

национального самосознания, хотя и не разрешила важнейших со­

циальных проблем. В солдатских песнях, литературной сказке и от­

части в романах Гауфа читатель сталкивался с патриотическими

настроениями 1813 г.

Правда, либеральные принципы Гауфа не распространялись на

многие вопросы современной жизни, и его критика официальных

учреждений, феодальной и мещанской морали носила весьма уме­

ренный характер. Бюргерская идеология оказала и на него свое

влияние, что иногда приводило писателя к компромиссам. И все

же именно неудовлетворенность гнетущей обстановкой феодаль­

ной Германии порождала в творчестве Гауфа настроения протеста.

Талант Гауфа сказался раньше всего в поэзии. Его песни — сту­

денческие и солдатские — быстро завоевали широкую популяр­

ность.

В поэзии Гауфа нашли отражение многие стороны современной

поэту действительности, но и сказались свойственные ему проти­

воречия. Во многих стихах он отчетливо высказывает свои симпа­

тии к простым людям (солдатам, крестьянам), довольно резко кри­

тикует феодальные порядки. В своих лучших социальных стихо­

творениях Гауф близок к антифеодальной поэзии Бюргера.

Не случайны поэтому в его стихах («Страстное желание») при­

зывы к свободе, хотя понимание свободы у поэта еще абстрактно.

Гауф много говорит о нравственной чистоте человека, об идеале,

о сердечных и братских отношениях между людьми, высказывает

наивную веру в возможность примирения социальных противоре­

чий. Поэт напоминает о силе народа, выражает надежду на пробуж­

дение его самосознания. Особенно ясно эти тенденции сказывают­

ся в стихах, рассказывающих о простых людях и их тяготах («С ол­

датская верность», «Солдатская любовь», «Больная», «Надгробная

песня» и др.). Всем этим его лирика родственна социальной поэзии

Ш амиссо и Гейне.

 


® и л т л ь ж ЗГарф ^

Как собственные, так и народные стихи, включенные Гауфом в

сборник «Военных и солдатских песен», свидетельствовали об

определенных социальных симпатиях и демократизме его как по­

эта и собирателя песенного фольклора. Лирический герой Гауфа —

это человек труда и мужества, верящий в справедливость, готовый

к выполнению патриотического долга. Мягко, с большой теплотой

поэт говорит о солдате, крестьянском парне, одиноко стоящем на

часах в глухую ночь, разлученном с домом и возлюбленной. М но­

гие стихи самого Гауфа выдержаны в стиле народных песен с ха­

рактерными для них рефренами, мужественной интонацией, раз­

нообразием поэтических размеров, звучностью рифм и богатством

сравнений1.

Но не поэзия была основной областью творчества Гауфа. Уже

в начале 20-х годов он работает над жанром сказки, одновременно

пробуя свои силы и в жанре сатиры в прозе. В этом отношении

представляли интерес его «Мемуары Сатаны» — сборник сатири­

ческих очерков, объединенных образом рассказчика — насмешли­

вым Сатаною.

«Мемуары Сатаны» («M itteilungen aus den Memoiren des Sa-

tans», 1826—1827) выдержаны, как на то указывает сам Гауф, в

традиции «Фауста» Гете. М ифологические образы и аллегории

помогают уяснить ничтожество «реального» существования фили­

стеров. В сатире запечатлены яркие социальные типы университет­

ских фразеров-демагогов, буршей и «ресторанных политиков»,

против которых автор и направляет острие своей сатиры. Им пи­

сатель противопоставляет образ Гете, которого характеризует как

подлинного патриота и крупнейш его писателя современности.

Гауф остроумно пародирует не только бессмыслицу, алогичность

поступков персонажей типа героев Гофмана (роман Гофмана

«Эликсир дьявола»), но и пестроту, клочкообразность стиля неко­

торых писателей романтической школы; он прерывает повествова­

ние вставными новеллами, воспоминаниями, комментариями,

юмористическими очерками, стихами и т. д.

Осенью 1825 г. был начат изданием роман Гауфа «Человек с

Луны» («D er Mann im M onde oder der Zug des Herzens ist des

Schicksals Stim m e») — произведение, вызвавшее оживленную и

довольно острую дискуссию. Гауф опубликовал этот роман под

фамилией Г. Клаурена — псевдонимом, за которым обычно скры­

вался берлинский советник Карл Гейн — известный автор сенти­

ментальных, пошлых и бессодержательных романов из светской

жизни, пользовавшихся широчайшим успехом в немецкой мещан­

ской среде. «Человек с Луны» — история молодого аристократа

графа Эмиля де Мартинис — выглядит как талантливая пародия

на жалкий и претенциозный стиль Клаурена. Пародийная направ-

1 F. Dtisel. W ilhelm Hauff. In: Hauffs sam tliche W erke in vier Banden.

Leipzig Bibliographisches Institut, o. J., S. XII.

 


s

ленность романа ясна уже в самом названии его, передававшем ха­

рактерную для Клаурена страсть к неожиданным внешним эффек­

там: «Человеком с Луны» Эмиля зовут потому, что он некоторое

время живет в отеле, который называется «Луна».

Раздраженный Клаурен в печати оповестил читателей о подло­

ге. Гауф недолго скрывал свое авторство и ответил Клаурену яр­

кой статьей «Спор с Клауреном».

Среди немецких критиков и литературоведов в течение неко­

торого времени считался спорным вопрос о том, с самого ли нача­

ла «Человек с Луны» был задуман как пародия на Клаурена. Н е­

которые писатели, близкие к Гауфу,— среди них, например, Гуц-

ков,— полагали, что первоначально это произведение было просто

написано в духе Клаурена, а уже потом автор романа придал ему

характер пародии.

Внимательное изучение и «Спора с Клауреном», и всего твор­

ческого развития Гауфа отвергает эти и подобные предположения.

Нет, молодой писатель смело вступил в бой с пошлой «светской»

беллетристикой, в которой видел явление вредное, портящее вкус

и нравы немецкой читательской среды. Имея в виду роман Клау­

рена «Мимили» («M imili»), Гауф в романе «Человек с Луны» ве­

ликолепно передает все оттенки той манерности и пустоты, кото­

рые так возмущали его в писаниях Клаурена.

Издеваясь над мнимой «приятной, натуральной, трогательной

и прелестной манерой» Клаурена1, Гауф имеет в виду далеко не

только этого писателя. По сути он говорит о целом направлении в

немецкой литературе — о романах и повестях Шгтиса, Крамера,

А. Лафонтена, Мейснера — дельцов от литературы, наводнявших

немецкий книжный рынок макулатурой. Гауфа возмущает, что эти

писатели претендуют на звание «писателей для народа». «Эти яко­

бы народные писатели занимаются постыдным и вредным д е ­

лом»,— утверждал он.

Подобной литературе, далекой от подлинного искусства, про­

пагандирующ ей филистерскую мораль, Гауф противопоставил

свою программу литературного воспитания. Он считал возможным

осуществить ее посредством издания книг, которые воспитывали

бы немецкого читателя в лучших традициях немецкой и иностран­

ной литературы2. Выражению же естественных чувств сам Гауф, по

его признанию, учился у Лессинга, Гете, Жана-Поля и особенно у

своего земляка Шиллера.

И в своем критическом выступлении, и в вере в лучшее буду­

щее немецкой литературы Гауф объективно сближался с лучши-

1 «Kontrovers — Predigt Ober Н. Clauren und den Mann im Monde...» —

Hauffs samtliche W erke in vier Banden. Bd. II, S. 651.

2 Еще в выступлениях («Reden») в студенческом кружке весной и ле­

том 1822 г. Гауф настойчиво проводил мысль о том, что подлинное искус­

ство переживает свою эпоху, будит в людях высокие чувства (см. в кн.

Н. Hoffmann. W ilhelm Hauff. Frankfurt a.M., 1902, S. 212 ff.).

 


®u/rьзельж ЗГа^ф

ми немецкими литераторами его поры — с Берне и молодым Гей­

не, хотя он был весьма далек от их политических взглядов.

Смелость и зрелость, сказавшиеся в выступлении Гауфа против

Клаурена, говорили о том, что молодой писатель движется вперед.

Об этом заявляют и его новые произведения, особенно его истори­

ческий роман «Лихтенштейн» («Lichtenstein»), появившийся вес­

ной 1826 г.

Как и в других странах Европы, в Германии эти годы были от­

мечены особенно широкой популярностью романов Ф. Купера и

В. Скотта. В них Гауф ценил живое изображение действительно­

сти, «картины жизни». В самое понятие «картины» он вкладывал

сложное содержание, имея в виду определенную манеру писать,

определенные жанровые особенности.

Ценя Купера и Скотта как летописцев, ожививших для чита­

телей славное и бурное прошлое, Гауф попытался создать — не

скрывая того, что он действует по образцу В. Скотта1,— немецкий

роман на тему из родной истории. Так возник «Лихтенштейн»,

«романтическое предание» (romantische Sage) из истории Вюртем­

берга, как назвал свой роман Гауф. «Поток Сусквеганны и живо­

писные высоты Бостона, зеленые берега Твида и горы Шотландии,

веселые нравы старой доброй Англии и романтическая нищета

гэлов, благодаря искусной кисти замечательных романистов, ши­

роко известны и у нас»,— писал не без иронии Гауф и приводил

своего читателя к выводу о том, что и у вюртембержцев «было свое

прошлое, богатое общественной борьбой и не менее интересное для

нас, чем прошлое шотландцев». Об этом прошлом, «богатом обще­

ственной борьбой», и хотел напомнить немецким читателям Гауф.

Действие его романа разыгрывается в 1519 г., в бурную эпоху

религиозных и династических войн, которые были прологом к тра­

гедии 1525 г.— к Великой Крестьянской войне в Германии. Гауф

отчетливо представлял себе все значение народных движений в

Германии этих лет: память о крестьянских восстаниях начала

XVI в. проходит красной нитью через его роман, ведет читателя к

будущему — к событиям 1525 г., которые, однако, уже не охваче­

ны романом Гауфа.

В центре повествования судьба молодого рыцаря Георга фон

Штурмфедера и его возлюбленной Мари из старого рода Лихтен­

штейнов. Их приключения даются на богатом историческом фоне.

Картина за картиной, как говорит сам Гауф, проходят перед глаза­

ми читателя сцены придворной жизни, герцог Вюртембергский и

1 Гауф оставил интересные заметки о ряде крупных романов В. Скот­

та. «Уэверли», «Гай Маннеринг», «Антикварий» и другие, по признанию

немецкого писателя, привлекали его своей «эпичностью», раскрытием «раз­

вития духа эпохи», характерами «обычных людей» (см. «Studie iiber zwolf

Romane W alter Scotts», 1826; см. также: H. Hoffmann. W ilhelm Hauff,

S. 229 ff.).

 


ю ------------------------------------------------------------------------------------------- ф

его окружение; сцены жизни бюргерской, медленно текущей в бо­

гатых и прочных домах Ульма; сцены жизни народной особенно

интересны тем, что Гауф прямо говорит о возбуждении, охватив­

шем широкие крестьянские массы в эти годы. Точным и ярким

рисунком отличаются портреты исторических лиц, о которых го­

ворит писатель, и среди них особенно удавшиеся образы старого

полководца Фрундсберга, вождя мятежных рыцарей Зикингена,

«ученого и мудрого» Гуттена, находившего «бранные слова» по

адресу герцога Ульриха.

Однако наиболее существенной победой Гауфа был образ Во­

лынщика из Хардта. Эта запоминающаяся фигура немецкого кре­

стьянина, участника тайного союза Бедного Конрада, случайно

спасшегося во время расправы с восставшими крестьянами, высит­

ся над всеми другими образами романа. Волынщик из Хардта при­

влекает своей цельностью, духовной силой, честностью, обаянием

таланта и воли. Он воплощает в себе не только свободолю бие и

достоинства простого человека, но и его одаренность: Волынщиком

его зовут потому, что он искусный шпильман. Речь Волынщика и

его близких, переданная Гауфом на швабском диалекте, обогаща­

ла языковую ткань романа.

Волынщик и молодой рыцарь никогда не поймут друг друга,

таков вывод Гауфа. Но это не мешает Волынщику помогать Геор­

гу, когда у них оказываются общие враги — беспощадные и ковар­

ные хищники — князья, по разным причинам преследую щ ие и

мятежного крестьянина, и непокорного, не в меру гордого юношу

из старой знатной семьи; узнав Волынщика ближе, Георг проника­

ется к нему чувством глубокого уважения.

Ж изнь Германии XVI в. показана в романе в смене историче­

ских событий и событий вымышленных: Гауф отстаивал право пи­

сателя на вымысел в пределах исторической достоверности. «Лих­

тенштейн» — одно из первых произведений немецкой прозы, так

уверенно изображавшее исторический процесс в движении, в борь­

бе различных общественных сил. Полны поэтического вдохнове­

ния страницы, посвященные описанию родной природы — шваб­

ских Альп, бурлящих вод Неккара.

Но Гауф еще не умел раскрывать всю сложность душевных

переживаний своих героев. Он довольно слепо следовал своему

учителю В. Скотту в раскрытии характеров действующих лиц. Его

роман временами настолько близок к «образцам» шотландского

романиста, что приходится говорить о его несколько ученической

зависимости. Вместе с тем Гауф не смог в полную меру восполь­

зоваться методом Вальтера Скотта, объективного историка. Он

идеализировал герцога Ульриха —тирана и притеснителя, ненави­

димого народом Вюртемберга.

Многие слабые стороны своего исторического повествования

позднее осознал и сам Гауф. Значительную роль в этом сыграло

изучение писателем наследия немецких классиков — штюрмерской

драмы Гете («Гец фон Берлихинген») и исторической драматургии

 


ЛЗилтльж Гауф ^

Шиллера. И все же, каковы бы ни были недостатки «Лихтенштей­

на», этот роман, наряду с романами В. Алексиса и К. Иммермана,

знаменует собою поиски, ведущие немецкую литературу к путям

реализма.

«Лихтенштейн» способствовал укреплению известности Гауфа.

Но наибольшей популярностью пользовались его сказки, свиде­

тельствовавшие о том, что их автор был не только одним из талан­

тливых интерпретаторов национального сказочного фольклора, но

и создателем оригинальной литературной сказки.

Три тома сказок («M archen fur Sohne und Tochter gebildeter

Stande», 1826—1828) представляли собой значительное явление в

немецкой литературе.

В мудрости народных сказок писатель стремился найти отве­

ты на волнующие вопросы современности. Правда, как и у других

представителей романтической школы, его толкование фольклор­

ных образов и идей было ограниченным, нередко приспособлен­

ным к вкусам немецких бюргеров.

Но писатель ведет борьбу с аристократической литературной

«модой» на вычурную, салонную сказку, которая, по его словам,

является лицемерной и противостоит настоящей сказке. В проти­

вовес наиболее реакционным романтикам, вводившим в сказку

мистику и суеверие, Гауф ставит вопрос о необходимости реалис­

тического толкования сказочной фантастики. Сказочные «пестрые

картины», по мысли Гауфа, интересны не сами по себе, а в соотно­

шении с общественной жизнью человека, с процессом развития

природы. Эти тенденции характерны уже для первого цикла ска­

зок «Караван» («D ie Karawane»), в котором живописно разработан

восточный колорит: «Прекрасные кони, разряженные всадники;

бесчисленные шатры в песках пустыни; птицы и рыбы в бурных

морях; тихие леса и многолюдные площади и улицы; битвы и мир­

ные кочевья...»1.

Для Гауфа восточные темы представляли нечто большее, чем

экзотику. Он не только отбирает сказки, наиболее интересные в со­

циальном отношении, имеющие большой познавательный смысл,

но в целом ряде случаев в «восточных» картинках раскрывает свое

отнош ение к окружающ ему. В «Рассказе о М аленьком Муке»

(«D ie Geschichte von dem kleinen Muck») имеется прозрачный на­

мек на карликовое государство, которое можно пройти от одной

границы до другой за восемь часов. В финале сказки, где говорит­

ся о необходимости воздаяния заслуженной кары «вероломному

королю», автор вспоминает, что эту историю ему рассказал отец,

проведший больше года в тюрьме «без суда и следствия». В «Рас­

сказе о калифе аисте» («D ie Geschichte von Kalif Storch») Гауф с

1 Об источниках «восточных» и собственно немецких сказок Гауфа см.

J. Arnaudoff. W ilhelm Hauffs M archen und Novellen. Quellenforschungen

und stilistische Untersuchungen. Miinchen, 1915, S. 9—36.

 


12 --------------------------------------------------------------------------- ф

негодованием пишет о чопорном и невежественном феодале, вы­

зывающем страх и ненависть.

В поздних сказочных циклах Гауфа романтическая «восточная»

тема весьма явственно вытесняется. Пестрые краски «Каравана»

почти целиком сменяются сказками с немецким сюжетом. Лишь во

втором цикле сохраняется внешняя восточная рамка, да в третьем

цикле ио мотивам арабских сказок 1001 ночи рассказываются

«Приключения Саида» («Saids Schicksale»). Последняя сказка, по­

вествующая о легендарном «правдивом и честном» калифе Гару­

не аль-Рашиде, ухо которого «открыто для всех», имела в идейном

плане особое значение. Конкретным картинам жестокостей и ф е­

одального произвола в Германии в «Предании о гульдене» («D ie

Sage vom Hirschgulden») и развращающей роли денег в «Холодном

сердце» («D as kalte Herz») писатель противопоставляет легендар­

ные «времена Гаруна», когда можно было искать управу на безза­

кония и неправый суд. Конечно, в этом сказалась и идейная сла­

бость Гауфа, ограничивавшегося в борьбе с феодальной реакцией

лишь ссылкой на «пример» Гаруна и возможное перевоспитание

хищника (финал второй части «Холодного сердца»).

Гауф почти повсюду дает реалистический подтекст сказочной

фантастики. Он часто переплетает таинственные истории сказок с

биографией самих рассказчиков. Цалейкос, Орбазан и купцы «ка­

равана» в сущности рассказывают истории из своей жизни. Таков

характер и «Рассказы Альмансора» («D ie Geschichte Almansors»)

во втором «Альманахе» и др. Иногда автор вводит в «сказочное»

романтическое повествование исторические события и лица, дела­

ет смелые обобщения. Трогательная и наивная история о Карли­

ке Носе («D er Zwerg Nase») не только гротеск. Как бы мимоходом

в ней разоблачается военная политика тех монархов, которые, по

остроумному замечанию писателя, привыкли есть «датский суп с

красными гамбургскими клецками»1 и «паштет Сюзерен», являю­

щийся «королем паштетов». Но если в сказке дан робкий намек на

войну с Наполеоном как «войну из-за травки», то в новеллистичес­

ком вступлении ко второму «Альманаху» открыто говорится о «го­

лодных волках» — франках, «идущих на все, когда дело касается

денег»2. Там же, хотя и туманно, упоминается о событиях, изменив­

ших многое в общественной жизни Европы.

В сказке «Человек-обезьяна» Гауф создал сатирическое изоб­

раж ение современной ему филистерской Германии. Писателю

больно, что его родиной владеют знать и бюргерство, далекие от

1Намек на сложное переплетение интересов и военную политику в на­

чале XIX в., когда Англия упорно боролась с Наполеоном из-за влияния в

Северной Германии и Скандинавии.

2 Политическая тенденциозность сказок Гауфа отмечалась критикой.

См. R. Нбгег. D er Kampf gegen A bsolutism us in den M archen W ilhelm

Hauffs.— «Neue Literature, TemeSvar, 1957, Jg. 8, H. 3, S. 102—109.

 


JBuльаеттьж ЗГарф

народа, привыкшие слепо подражать всему иностранному. Доста­

точно было в маленьком городке (а они в Германии «все на одно

лицо») появиться шарлатану, выдававшему дрессированную обе­

зьяну за английского джентльмена, как грюнвизельские юнцы

объявили, что они не меньше англичанина имеют право «быть не­

воспитанными на гениальный манер»: ведь богатому англичанину

«приходится прощать грубость».

Многие сказки Гауфа были общественно актуальными именно

вследствие своей близости к фольклору. Наиболее правдивыми

рассказчиками сказок писатель считал крестьян и ремесленников,

которые хорошо знают жизнь. Автор и сам подчеркивал связь сво­

их сказок с народными (преимущественно швабскими) предания­

ми, со свойственными им особенностями — ясностью композиции,

остротой диалога, гибкой системой метафор, антитез, гипербол.

Своей литературной сказкой Гауф нанес чувствительные удары

принципам реакционного романтизма.

Литературные сказки Вильгельма Гауфа, как и произведения

его в других жанрах, чрезвычайно ярки, насыщены народными

поговорками и образной речью. И хотя некоторые из этих сказок

были ограничены бюргерской моралью, однако в своем основном

составе они явились ценным вкладом в национальную литературу,

примером острой критики и боевого отношения писателя к совре­

менной действительности. Для сказок Гауфа характерна особая

моральная атмосфера; мужественная гуманность, убедительная

разумность связывают их с лучшими традициями немецкой и ев­

ропейской просветительской литературы.

В последние годы своей короткой ж изни Гауф обратился к

жанру новеллы.

В отличие от сказки, в новелле он разрабатывает не только

новую, более глубокую манеру характеристики, иную манеру по­

вествования, тонко и сложно передающую настроения его героев.

Новеллы Гауфа — отмеченный Белинским «Отелло» («O thello»),

«Нищенка с Pont des Arts» («D ie Bettlerin vom Pont des Arts»),

«Еврей Зюсс» («Jud Stiss»), «Портрет императора» («D as Bild des

Kaisers»), «Певица» («D ie Sangerin») и другие — важные вехи в

«развитии немецкой прозы начала XIX в. В них легко можно про­

следить движение романтика Гауфа к реализму, овладение мето­

дом прямого (уж е не иронически иносказательного, как в сказках)

изображения немецкой действительности.

Наиболее зрелая и глубокая новелла «Портрет императора»

ярко и правдиво освещает немецкую жизнь начала века. Гауф по­

вествует о судьбе одной из копий, сделанных с известного портре­

та, написанного Давидом. Это портрет Наполеона в Италии, моло­

дого генерала Французской революции, попавший в Вюртемберг.

Юный вольнодумец Роберт Вилли, жертва полицейского произво­

ла, бесчинствующего в Германии 20-х годов, дарит эту копию сво­

ему отцу. Старик Вилли, хотя и вюртембержец по происхождению,

 


и ------------------------------------------------------------------------------------------- ф

беззаветно предан памяти Наполеона, в гвардии которого он ког­

да-то служил, так как Вюртемберг входил в немецкие территории,

захваченные Францией.

Перед этим портретом старый генерал Вилли примиряется со

своим противником, помещиком Тирбергом, ярым врагом Наполе­

она. Тирберг не мог простить императору Наполеону преследова­

ний, из-за которых он потерял богатство и положение. Однако он

знает, что не все французы — разбойники и воры: когда-то в юно­

сти, путешествуя по Италии, охваченной войной, он был спасен от

мародеров молодым французским офицером, который произвел на



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-05-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: