вецами и как мне взяться за дело, чтобы снять их с кораб
ля. Он отвечал мне, что люди на корабле, вероятно, закол
дованы за какое-нибудь злодеяние относительно моря. Он
думает, что колдовство будет разрушено, если принести их
на землю, а это можно сделать только вырвав доски, на ко
торых они лежат. По всей правде и справедливости корабль
вместе со всеми товарами принадлежит мне, потому что я,
так сказать, нашел его, но я должен все держать в большой
тайне и сделать ему от своего избытка маленький подарок.
За это он своими рабами поможет мне убрать мертвецов.
Я обещал щедро наградить его, и с пятью рабами, снабжен
ными топорами и пилами, мы отправились в дорогу. По до
роге волшебник Мулей очень хвалил нашу счастливую вы
думку обертывать паруса изречениями Корана. Он сказал,
что это было единственным средством нашего спасения.
ЯЗильвельж ЗГаш)
Когда мы прибыли на корабль, было еще довольно рано.
Мы все тотчас же принялись за дело, и через час в челноке
уже леж али четыре трупа. Н екоторые из рабов должны
были отвезти их на землю, чтобы там зарыть их. Вернув
шись, они рассказали, что мертвецы избавили от труда по
гребать их, рассыпавшись в пыль, как только их положили
на землю. Мы продолжали отпиливать мертвецов, и до ве
чера все они были свезены на землю. Наконец на борту ни
кого больше не было, кроме пригвожденного к, мачте. Мы
напрасно старались вытащить из дерева гвоздь, никакая
сила не могла подвинуть его даже на волос. Я не знал, что
делать —нельзя же было срубить мачту, чтобы отвезти ее на
землю! Но в этом затруднении помог Мулей. Он быстро
велел рабу съездить на берег и привезти горшок земли. Ког
да горшок был привезен, волшебник произнес над ним та
инственные слова и высыпал землю на голову мертвеца.
Последний тотчас открыл глаза и глубоко вздохнул, а на лбу
из раны от гвоздя потекла кровь. Теперь мы легко вытащи
ли гвоздь, и раненый упал на руки одного из рабов.
— Кто привез меня сюда? —спросил он, немного придя,
по-видимому, в чувство.
Мулей указал на меня, и я подошел к нему.
— Благодарю тебя, неизвестный чужестранец, ты изба
вил меня от долгих мучений. Уже пятьдесят лет мое тело
плавает по этим волнам, а моя душа была осуждена каждую
ночь возвращаться в него. Но теперь моя голова коснулась
0 фасска? о корабле привидений
•ф*
земли, и я, примирившись, могу наконец пойти к своим от
цам.
Я попросил его сказать все-таки нам, как он дошел до
этого ужасного состояния, и он сказал:
— П ятьдесят лет тому назад я был могущественным,
знатным человеком и жил в Алжире; страсть к наживе за
ставила меня снарядить корабль и заняться морским разбо
ем. Я продолжал это занятие уже много времени, и вот од
нажды на острове Занте я взял на корабль дервиша, который
хотел ехать даром. Я и мои товарищи были грубыми людь
ми и не уважали святости этого человека; я даже насмехал
ся над ним. А когда он однажды, в святом рвении, упрекнул
меня моим грешным образом жизни, ночью в каюте, когда
я со своим штурманом много выпил,— мною овладел гнев.
Взбешенный тем, что сказал мне дервиш и чего я не по
зволил бы сказать мне ни одному султану, я бросился на
палубу И вонзил ему в грудь свой кинжал. Умирая, он про
клял меня и мой экипаж, чтобы нам не умирать и не жить,
до тех пор пока мы не положим своей головы на землю.
Дервиш умер, мы выбросили его в море и осмеяли его угро
зы. Но его слова исполнились еще в ту же ночь. Часть мое
го экипажа возмутилась против меня. Борьба шла со страш
ной яростью, пока мои приверженцы не полегли, а я не был
пригвожден к мачте. Но и мятежники погибли от ран, и ско
ро мой корабль был только большой могилой. У меня тоже
помутились глаза, остановилось дыхание. Я думал, что умру.
Но это было только оцепенение, которое сковало меня. На
следующую ночь, в тот самый час, когда мы бросили дерви
ша в море, я и все мои товарищи проснулись. Ж изнь возвра
тилась к нам, но мы могли делать и говорить только то, что
говорили и делали в ту ночь. Так мы плаваем уже пятьде
сят лет, не можем ни жить ни умереть; в самом деле, как мы
могли достигнуть земли? С безумной радостью мы всегда
плыли на всех парусах в бурю, надеясь разбиться наконец об
утес и сложить усталую голову на дне моря. Это нам не уда
валось. Но теперь я умру. Еще раз благодарю тебя, неведо
мый спаситель! Если сокровища могут наградить тебя, то в
знак благодарности возьми мой корабль!
Сказав это, капитан склонил свою голову и умер. И он,
как и его товарищи, тотчас же рассыпался в пыль. Мы собра
ли ее в ящичек и зарыли на берегу, а из города я взял работ
ников, которые привели мой корабль в хорошее состояние.
©иттьаелъж Гашп
С большой выгодой обменяв товары, бывшие у меня на ко
рабле, на другие, я нанял матросов, щедро одарил своего
друга Мулея и отплыл в свое отечество. Но я сделал крюк,
приставая ко многим островам и странам и вынося свои
товары на рынок. Пророк благословил мое предприятие.
Спустя три четверти года я приехал в Бальсору вдвое бога
че, чем сделал меня умерший капитан. Мои сограждане
были изумлены моими богатствами и моим счастьем и не
сомневались в том, что я нашел алмазную долину знамени
того путешественника Синдбада. Я оставил их в этой уве
ренности, но с этих пор молодые люди Бальсоры, едва до
стигнув восемнадцати лет, должны были отправляться по
свету, чтобы подобно мне составить свое счастье. А я живу
спокойно и мирно и каждые пять лет совершаю путешествие
в Мекку, чтобы в святом месте благодарить Аллаха за его
благословение и просить за капитана и его людей, чтобы Он
принял их в свой рай.
На другой день путь каравана продолжался без задерж
ки. Когда купцы отдохнули на привале, незнакомец Селим
заговорил с Мулеем, самым младшим из купцов:
— Вы, конечно, самый молодой из нас, но вы всегда ве
селы и наверно знаете какую-нибудь хорошую, забавную
повесть. Расскажите ее, чтобы после дневного зноя она ожи
вила нас!
— Я, пожалуй, рассказал бы вам что-нибудь,— отвечал
Мулей,— что могло бы позабавить вас, но юности во всем
ф ________________ ЗЗасска? о корабле npusufremtu_____________ ^
подобает скромность, поэтому мои старшие спутники долж
ны иметь преимущество. Цалейкос всегда так угрюм и замк
нут — не расскажет ли он нам, что сделало его жизнь такой
суровой? Может быть, мы в состоянии облегчить его горе,
если оно есть у него. Ведь мы охотно служим своему брату,
даже если он другой веры.
Названный Мулеем человек был греческим купцом сред
них лет, красивым и сильным, но очень угрюмым. Хотя он
был неверным, то есть не мусульманином, однако его спут
ники любили его, потому что он всем своим поведением
внушал им уважение и доверие. У него была, впрочем, толь
ко одна рука, и некоторые из его товарищей предполагали,
что, может быть, потеря руки делает его таким угрюмым.
На откровенный вопрос Мулея Цалейкос отвечал:
— Я очень польщен вашим доверием. У меня нет ника
кого горя, по крайней мере такого, в котором вы, даже при
лучшем желании, можете помочь мне. Но так как Мулей,
кажется, упрекает меня в угрюмости, то я кое-что расскажу
вам, что должно оправдать меня, если я кажусь угрюмее
других. Вы видите, что я потерял левую руку. Ее нет у меня
не от рождения, я лишился ее в самые ужасные дни своей
жизни. Есть ли у меня причина быть со времени тех дней
угрюмее, чем это следует в моем положении, или я не прав,—
вы можете судить.
фаадса$ об отруб/генной руке
одился я в Константинополе, мой отец был
драгоманом1при Порте и вел, кроме того,
довольно выгодную торговлю благовонны
ми эссенциями и шелковыми материями.
Он дал мне хорошее воспитание, частью
сам обучая меня, частью отдав меня для
обучения одному нашему свящ еннику.
Сначала он рассчитывал передать мне со
временем свою лавку, но когда я стал ока
зывать большие способности, чем он ожидал, то по совету
своих друзей он решил сделать меня лекарем, так как ле
карь, если он научился чему-нибудь большему, чем обыкно
венные шарлатаны, может в Константинополе составить
себе счастье. В наш дом ходили многие франки2. Один из
них уговорил моего отца отпустить меня в его отечество, в
город Париж, где таким вещам можно научиться даром и
всего лучше. Он обещал, что сам даром возьмет меня с со
бой, когда поедет туда. Мой отец, который в молодости тоже
путешествовал, согласился, и франк сказал мне, что я могу
в течение трех месяцев готовиться к отъезду. Я был вне себя
от радости, что увижу незнакомые страны, и не мог дождать
ся той минуты, когда мы сядем на корабль.
Наконец франк устроил свои дела и стал готовиться в
путь. Накануне отъезда отец повел меня в свою спальню.
Там я увидел прекрасные одежды и оружие, лежавшие на
1Драгоман — переводчик при посольстве.
2Так на Востоке называют французов, а иногда и вообще всех жителей
Западной Европы.
Йасска* об omrnri ленной
столе. Но что еще более привлекло мои взоры, это большая
куча золота, потому что я никогда еще не видал его так много.
Отец обнял меня и сказал:
— Вот, сынок, я приготовил тебе для путешествия одеж
ду. Это оружие твое; оно то самое, которое повесил на меня
твой дед, когда я уезжал на чужбину. Я знаю, что ты умеешь
владеть им, но никогда не употребляй его, кроме как при
нападении, а тогда уж бей сильно! Мое состояние невелико
и я разделил его на три части: одна из них — твоя, вторая
пусть будет моим содержанием и обеспечением на черный
день, а третья пусть будет священным и неприкосновенным
достоянием, пусть она послужит тебе в трудную минуту!
Так сказал мой старый отец, и на глазах у него повисли
слезы, может быть вследствие предчувствия, потому что я
его никогда уж не видал.
Путешествие прошло благополучно. Скоро мы прибыли
в страну франков и спустя шесть дней приехали в большой
город Париж. Здесь мой франкский друг нанял мне комна
ту и посоветовал мне осторожно тратить деньги; всего их
было две тысячи талеров. Я прожил в этом городе три года
и научился тому, что должен знать дельный лекарь, но мне
пришлось бы солгать, если сказать, что мне было приятно
там, потому что нравы этого народа мне не нравились. К то
му же у меня там было лишь немного хороших друзей, но
все это были благородные молодые люди.
Моя тоска по родине становилась все сильней. За все это
время я ничего не слыхал о своем отце и поэтому восполь
зовался благоприятным случаем приехать домой.
Из страны франков отправлялось к Высокой Порте по
сольство. Я нанялся лекарем в свиту посла и счастливо
опять приехал в Стамбул. Но отцовский дом я нашел запер
тым, а соседи, увидев меня, изумились и сказали мне, что
мой отец умер два месяца тому назад. Тот священник, кото
рый обучал меня в молодости, принес мне ключ. Я вступил
в опустевший дом одиноким и покинутым и все нашел еще
так, как оставил мой отец. Недоставало только золота, кото
рое он обещал оставить мне. Я спросил об этом священни
ка, и он поклонившись сказал:
— Ваш отец умер святым человеком, ведь свое золото он
завещал церкви!
Это было и осталось непонятным для меня, но что мне
было делать! Я не имел никаких свидетелей против священ-
ЗВияьнедьж ЗГарф ~
50 ------------------------------------- ------------------------------------- ►£
ника и должен был радоваться, что он не взглянул на отцов
ский дом и товары, как на завещанное. Это было первым
несчастьем, постигшим меня. Но с этих пор удар следовал
за ударом. Моя слава как лекаря совсем не распространя
лась, потому что я стыдился зазывать к себе и везде мне
недоставало рекомендации моего отца. Он ввел бы меня к
самым богатым и знатным, которые теперь уж не думали о
бедном Цалейкосе. Увы, товары моего отца не находили
сбыта, потому что покупатели после его смерти разбрелись,
а новые приобретаются только медленно.
Когда я однажды безутешно размышлял о своем положе
нии, мне приш ло в голову, что у франков я часто видал
людей нашего народа, которые проезжали по стране и на
городских рынках выставляли свои товары. Я вспомнил, что
у них охотно покупали, потому что они приезжали из чужих
краев, и что при такой торговле можно наживать во сто раз.
Тотчас же было принято решение. Я продал свой отцовский
дом, отдал часть вырученных денег испытанному другу на
сохранение, а на остальные купил то, что у франков редко
встречается: шали, шелковые материи, мази и масла. Я ку
пил на корабле место и таким образом предпринял второе
путешествие в страну франков.
Счастье, казалось, опять стало благосклонно ко мне,
лишь только дворцы Дарданелл остались позади меня. Наше
путешествие было коротко и благополучно. Я проехал боль
шие и малые города франков и везде находил усердных по
купателей на свои товары. Мой друг в Стамбуле снова при
сылал мне всегда свежие запасы, и я день ото дня становил
ся зажиточнее. Когда я наконец скопил столько, что счел
возможным решиться на большее предприятие, я поехал со
своими товарами в Италию. Но я должен еще кое в чем при
знаться, что приносило мне тоже немало денег: я помогал
себе и своим врачебным искусством. Когда я приезжал в
какой-нибудь город, я извещал объявлением, что прибыл
греческий врач, который уже многих исцелил. Действитель
но, мой бальзам и мои лекарства приносили мне много це
хинов.
Так я приехал наконец в город Флоренцию в Италии.
Я собирался остаться в этом городе подольше, частью пото
му что он мне очень понравился, частью также потому что
хотел отдохнуть от трудов своего скитания. В квартале Сан
та Кроче я нанял себе лавку, а недалеко от нее, в одной гос-
0 фасска? об отрубленной руке
------------------------------------------------------------------------------------------- 51
тинице, две прекрасные комнаты, выходившие на балкон, и
тотчас же велел разнести свои объявления, извещавшие обо
мне как о враче и купце. Едва я открыл лавку, как стали
стекаться многочисленные покупатели, и хотя у меня были
немного высокие цены, однако я продавал больше других,
потому что был услужлив и любезен с покупателями.
Я с удовольствием прожил во Ф лоренции уже четыре
дня, как однажды вечером, когда я уже хотел запирать лав
ку и только по обыкновению еще раз решил осмотреть за
пасы мази в банках, я в одной маленькой банке нашел запис
ку, которой, как припоминал, не клал туда. Я развернул за
писку и нашел в ней приглашение явиться в эту ночь, ровно
в двенадцать часов, на мост, который называется P onte
Vecchio1. Я долго раздумывал о том, кто же это мог быть, кто
приглашал меня туда. Но так как я не знал во Флоренции
ни одной души, то подумал, что меня хотят, может быть,
тайно привести к какому-нибудь больному, что уже часто
случалось. Поэтому я решил пойти туда, но из предосторож
ности надел саблю, которую мне некогда подарил отец.
Когда время подходило близко к полуночи, я отправил
ся в путь и скоро пришел на Ponte Vecchio. Я нашел мост
покинутым и пустынным и решил ждать, пока не явится тот,
кто звал меня. Ночь была холодная; светила ясная луна, и
я стал смотреть вниз на волны Арно, далеко блиставшие при
лунном свете. Вот на городских церквях пробило двенадцать
часов. Я выпрямился —передо мной стоял высокий человек,
совершенно закутанный в красный плащ, край которого он
держал перед лицом.
Я сначала немного испугался, потому что он так внезап
но возник передо мной, но тотчас же опять успокоился и
сказал:
— Если вы призывали меня сюда, то говорите, что вам
угодно!
Красный Плащ повернулся и медленно сказал:
— Следуй за мной!
Мне стало немного жутко одному идти с этим незнаком
цем. Я остановился и сказал:
— О нет, любезный, не угодно ли вам прежде сказать мне
куда; нельзя ли вам также немного показать мне свое лицо,
чтобы мне видеть —добро ли вы замышляете со мной.
1Старый Мост (ит.).
© ильаельж Гауф
Но Красный Плащ, по-видимому, не обратил на это вни
мания.
— Если ты не хочешь, Цалейкос, то оставайся! —отвечал
он и пошел дальше.
Тогда я вспыхнул и с гневом воскликнул:
— Вы думаете, что я позволю всякому дураку издевать
ся надо мной и буду напрасно ждать в эту холодную ночь!
В три прыжка я настиг его, схватил за плащ и закричал
еще громче, положив другую руку на саблю. Но плащ остал
ся у меня в руке, а незнакомец исчез за ближайшим углом.
Мой гнев мало-помалу улегся. У меня был плащ, и он уж
должен был дать мне ключ к этому удивительному приклю
чению. Я надел его и пошел своей дорогой домой. Едва я
^ $асска? об отрубленной руке
^ ------------------------------------------- ---------------------------------------------- 5^
отошел на сто шагов, как кто-то проскользнул близко от
меня и прошептал на франкском языке:
— Берегитесь, граф, сегодня ночью совсем ничего нельзя
сделать.
Но прежде чем я мог оглянуться, этот неизвестный уже
пробежал, и я увидел только тень, скользившую по домам.
Я понял, что это восклицание относилось к плащу, а не ко
мне, однако и оно не объяснило мне дела.
На другое утро я стал обдумывать что делать. Сначала я
намеревался объявить о плаще, как будто я его нашел; но
незнакомец мог получить его через третье лицо, и дело тог
да не разъяснилось бы. Раздумывая об этом, я стал ближе
осматривать плащ. Он был из тяжелого генуэзского барха
та пурпурно-красного цвета, оторочен мехом и богато вышит
золотом. В еликолепный вид плаща навел меня на одну
мысль, которую я и решил исполнить.
Я принес его в лавку и выставил на продажу, но назна
чил за него очень высокую цену. Я был уверен, что не най
ду покупателя. При этом моею целью было пристально ог
лядывать каждого, кто спросит этот мех; ведь я среди тысяч
узнал бы наружность незнакомца, которую после потери
плаща видел хотя лишь мельком, но ясно. Находилось много
охотников купить плащ, необыкновенная красота которого
привлекала к себе все взоры, но ни один даже отдаленно не
походил на незнакомца и ни один не хотел заплатить за
плащ высокую цену в двести цехинов. При этом меня пора
жало, что на мои вопросы тому или другому покупателю,
неужели во Флоренции нет другого такого плаща, все отве
чали «нет» и уверяли, что никогда не видели такой дорогой
и со вкусом сделанной работы.
Наступил уже вечер, когда наконец пришел молодой че
ловек, уже часто бывавший у меня и даже сегодня много
предлагавший за плащ. Он бросил на стол кошелек с цехи
нами и воскликнул:
— Ей-богу, Цалейкос, я должен иметь твой плащ, хотя
бы из-за этого мне пришлось сделаться нищим!
В то же время он начал пересчитывать свои золотые.
Я был в большом затруднении, ведь я вывесил плащ толь
ко затем, чтобы, может быть, привлечь к нему взоры своего
незнакомца, а теперь явился молодой глупец, чтобы запла
тить огромную цену. Но что мне оставалось делать? Я усту
пил, потому что, с другой стороны, мне была приятна мысль
Ш льаель/и Гарф ^
54 ------------------------------------- ------------------------------------- ф
так хорошо вознаградить себя за ночное приключение.
Юноша надел плащ и пошел, но на пороге он опять обернул
ся, сорвал бумагу, прикрепленную к плащу, бросил ее мне
и сказал:
— Здесь, Цалейкос, что-то висит, что, вероятно, не отно
сится к плащу.
Я равнодушно взял записку, но в ней было написано:
«Сегодня ночью, в известный час, принеси плащ на Ponte
Vecchio. Тебя ожидают четыреста цехинов!»
Я стоял как пораженный громом. Итак, я сам потерял
свое счастье и совсем не достиг своей цели! Недолго разду
мывая я быстро схватил двести цехинов, бросился за тем,
кто купил плащ, и сказал:
— Возьмите свои цехины назад, любезный друг, и ос
тавьте мне плащ, мне никак нельзя отдать его.
Сначала он счел это за шутку. Когда же он заметил, что
это серьезно, то возмутился моим требованием, обругал
меня дураком, и вот дело дошло наконец до драки. Но я был
так счастлив, что в драке сорвал с него плащ и уже хотел
убежать с ним, когда молодой человек позвал на помощь
полицию и потащил меня с собою в суд. Судья был очень
изумлен его жалобой и присудил плащ моему противнику.
Но я стал предлагать юноше двадцать, пятьдесят, восемьде
сят, даже сто цехинов сверх его двухсот, если он отдаст мне
плащ. Чего не могли сделать мои просьбы, то сделало мое
золото. Он взял мои цехины, а я торжествуя ушел с плащом
и должен был допустить, чтобы меня во всей Флоренции
сочли за помешанного. Но мнение людей мне было совер
шенно безразлично, ведь я лучше их знал, что еще наживу
на этой торговле.
Я с нетерпением ожидал ночи. В то же самое время, как
вчера, я пошел, с плащом под мышкой, на Ponte Vecchio.
С последним ударом колокола ко мне из мрака подошла ка
кая-то фигура. Это, несомненно, был вчерашний человек.
— У тебя плащ? — спросил он меня.
— Да, господин,—отвечал я,—но он стоил мне сто цехи
нов наличными.
— Я знаю это,— спокойно сказал он,— смотри, здесь че
тыреста.
Он подошел со мной к широким перилам моста и стал
отсчитывать золотые. Их было четыреста, они великолепно
блестели при лунном свете, и их блеск радовал мое сердце.
^ #асска$ об отрубленной руке
-g*------------------------------------------- ---------------------------------------------- 5 5
Увы! Оно не предчувствовало, что это будет его последней
радостью. Я сунул деньги в карман и затем хотел хорошень
ко разглядеть и доброго незнакомца, но у него на лице была
маска, из-под которой на меня страшно сверкали темные
глаза.
— Благодарю вас, господин, за вашу доброту,— сказал я
ему,—чего вы теперь потребуете от меня? Но я вам заранее
говорю, что это не должно быть чем-нибудь незаконным.
— Излишняя забота,—отвечал он, накинув плащ на пле
чи.— Мне нужна ваша помощь как врача, но не для живого,
а для мертвого.
— Как это может быть? — воскликнул я с огромным
удивлением.
— Я с сестрой приехал из далеких стран,—начал он рас
сказывать и в то же время сделал мне знак следовать за
ним.— Здесь я жил с ней у одного друга моего дома. Вчера
моя сестра скоропостижно умерла от болезни, и родствен
ники хотят завтра похоронить ее. Но по старинному обычаю
нашей семьи все должны покоиться в могиле отцов; многие,
умершие в чужой стране, все-таки были забальзамированы
и покоятся там. Поэтому ее тело я отдаю своим родственни
кам, а отцу должен привезти по крайней мере голову его
дочери, чтобы ему еще раз взглянуть на нее.
Хотя этот обычай отрезать головы любимых родственни
ков показался мне немного ужасным, но из опасения оскор
бить незнакомца я ничего не реш ился возразить на это.
Поэтому я сказал ему, что хорошо знаком с бальзамирова
нием мертвых, и попросил его вести меня к умершей. Одна
ко я не мог удержаться, чтобы не спросить, почему же все
это должно произойти так таинственно и ночью. Он отвечал
мне, что его родственники, которые считают его намерение
ужасным, днем ни за что не допустили бы этого, но раз го
лова будет отнята, им ничего уж нельзя будет сказать. Он,
конечно, мог бы принести мне голову, но естественное чув
ство удерживает его самому отнять ее.
Между тем мы подошли к большому, великолепному
дому. Мой спутник указал мне на него, как на цель нашей
ночной прогулки. Мы прошли мимо главных ворот дома,
вошли в маленькую калитку, которую незнакомец тщатель
но затворил за собой, и затем в темноте стали подниматься
по узкой винтовой лестнице. Она вела в слабо освещенный
ЗВВилтльж Гауф
коридор; из него мы прошли в комнату, освещенную висев
шей на потолке лампой.
В этой комнате стояла кровать, на которой лежал труп.
Незнакомец отвернул лицо и хотел, по-видимому, скрыть
слезы. Он указал на кровать, велел мне хорошо и скоро ис
полнить свое дело и опять вышел за дверь.
Я вынул нож, который, как врач, всегда носил при себе,
и приблизился к кровати. От трупа была видна только голо
ва, но она была так прекрасна, что мною невольно овладело
искреннее сожаление. Темные волосы спускались длинны
ми косами, лицо было бледно, глаза закрыты. Сперва я сде
лал на коже надрез, как это делают врачи, когда отрезают
какой-нибудь член. Потом взял самый острый нож и одним
взмахом перерезал горло. Но какой ужас! Покойница откры
ла глаза и тотчас же опять закрыла — она, по-видимому,
только теперь с глубоким вздохом испустила дух. В то же
время на меня из раны брызнула струя теплой крови. Я убе
дился, что умертвил несчастную. Ведь было несомненно, что
она умерла, так как от этой раны нет спасения. Несколько
минут я стоял в страхе, смущенный происшедшим. Обманул
ли меня Красный Плащ или, может быть, сестра была толь
ко в летаргическом сне? Последнее казалось мне вероятнее.
Но я не смел сказать брату умершей, что, может быть, ме
нее быстрый надрез разбудил бы ее не умерщвляя, и поэто-
фассказ об отрубленной руке
му хотел совершенно отделить голову; но умирающая про