УДОВОЛЬСТВИЕ И
СЧАСТЬЕ
Счастье -- не награда задобродетель, а сама добродетель; не потому мы наслаждаемся счастьем, чтообуздали свои страсти, а наоборот, наслаждение счастьем делает насспособными обуздать их. Спиноза. "Этика".А. УДОВОЛЬСТВИЕ КАК
КРИТЕРИЙ ЦЕННОСТИ
Авторитарная этика обладает преимуществом простоты; ее критерии добра изла продиктованы авторитетом, и добродетель человека состоит в том, чтобподчиняться этому диктату. Гуманистическая же этика вынуждена справляться суже указанной трудностью: раз человек призван единственным судьей ценностей,то, видимо, удовольствие или страдание становится главным показателем добраи зла. Если бы эта альтернатива была единственной, тогда, в самом деле,гуманистический принцип не мог бы быть основой этических норм. Ведь мывидим, что одни находят удовольствие в выпивке, в обогащении, в славе, воскорблении людей, а другие находят его в том, чтоб любить, делиться сдрузьями тем, что имеют, мыслить, рисовать. Как нашей жизнью может управлятьмотив, общий и для животного и для человека, для человека хорошего иплохого, для здорового и больного? Даже если мы ограничим принципудовольствия, сведя его к тем удовольствиям, какие не вредят оправданныминтересам других, он едва ли будет уместен в качестве руководящего принципанаших действий. Но альтернатива между покорностью авторитету и реакцией наудовольствие, как руководящими принципами,-- ошибочна. Я попытаюсь показать,что эмпирический анализ природы удовольствия, удовлетворения, счастья ирадости свидетельствует, что они представляют собой различные и отчастипротивоположные феномены. Этот анализ указывает на тот факт, что счастье ирадость, будучи в определенном смысле субъективными переживаниями, являютсярезультатом взаимодействия с объективными условиями и зависят от них, и ихнельзя смешивать с простым субъективным переживанием удовольствия. Этиобъективные условия исчерпывающим образом можно суммировать какплодотворность. Значение качественного анализа удовольствия было понято уже в самомначале развития гуманистической этической мысли. Однако удовлетворительногорешения проблемы не было найдено ввиду того, что отсутствовало пониманиебессознательной динамики переживания удовольствия. Психоаналитическиеисследования предложили новые данные и дали новые ответы на эту старуюпроблему гуманистической этики. Для лучшего понимания этих открытий и ихприменения в этической теории желателен критический обзор некоторых самыхважных этических теорий удовольствия и счастья. Гедонизм признает удовольствие руководящим принципом человеческогоповедения, как фактически, так и нормативно. Аристипп, первый представительгедонистической теории, считал получение удовольствия и избегание страданияцелью жизни и критерием ценности. Удовольствие для него -- это удовольствиемомента. Такая радикальная -- и наивная -- гедонистическая точка зрения имела тузаслугу, что бескомпромиссно акцентировала внимание на значении индивида ина конкретном понятии удовольствия, отождествляя счастье с непосредственнымпереживанием. [99] Но ейпришлось столкнуться с уже упоминавшейся трудностью, которую гедонисты несумели разрешить удовлетворительным образом: проблемой всецело субъективногохарактера их принципа. Первая попытка пересмотреть гедонистическую позицию,вводя объективные критерии в концепцию удовольствия, была сделана Эпикуром,который, настаивая на удовольствии, как цели жизни, заявил, что "хотя всякоеудовольствие само по себе благо, но не всякое заслуживает предпочтения",поскольку некоторые из них вызывают позднее неприятности более значительные,чем само удовольствие; согласно Эпикуру, только разумное удовольствиеспособствует жизни разумной, хорошей и праведной. "Истинное" удовольствиесостоит в ясности ума и отсутствии страха, и доступно оно только человекублагоразумному и предусмотрительному, а, значит, и готовому отвергнутьнемедленное наслаждение ради удовлетворения постоянного и безмятежного.Эпикур пытается показать, что его понятие удовольствия, как цели жизни,согласуется с добродетелями умеренности, мужества, справедливости идружелюбия. Но признание "ощущения мерилом, посредством которого мы измеряемвсякое благо", не позволило ему преодолеть исходное теоретическоезатруднение: совместить субъективное переживание удовольствия с объективнымкритерием "правильности" или "неправильности" удовольствия. Его попыткагармонизировать субъективный и объективный критерии не вышла за пределы допущения, что такая гармония существует. Гуманистические философы не-гедонисты пытались справиться с той жепроблемой путем сохранения критериев истинности и всеобщности, не теряя извиду счастье индивида, как высшую цель жизни. Первым, кто приложил критерий истинности и ложности к желаниям иудовольствиям, был Платон. Удовольствие, подобно мысли, может быть истинным и ложным. Платон не отрицает реальности субъективного ощущения удовольствия,но указывает, что ощущение удовольствия может быть "ошибочным" и чтоудовольствие, как и мышление, имеет познавательную функцию. Платонобосновывает эту точку зрения теорией, что удовольствие порождается некакой-то обособленной, чувственной частью человека, а всей его личностью. Изэтого он делает вывод, что хорошим людям свойственны истинные удовольствия,а плохим -- ложные. Аристотель, как и Платон, утверждает, что субъективное переживаниеудовольствия не может быть критерием правильности действий, а,следовательно, и их ценности. Он говорит, что "если людям с порочныминаклонностями что-то доставляет удовольствие, не надо думать, что этодоставляет удовольствие кому-либо кроме них, подобно тому как не являетсяздоровым, сладким и горьким то, что таково для недужных, и не бело то, чтокажется белым больным глазам".[100] Порочные удовольствия не являются насамом деле удовольствиями "кроме как для растленных людей", в то время какудовольствия, объективно заслуживающие этого названия, сопутствуют тем"деятельностям, которые свойственны человеку".[101] По Аристотелю, существует два видаполноправных удовольствий: те, что связаны с процессом удовлетворенияпотребностей и обретения сил; и те, что связаны с использованием сил, ужевполне обретенных. Последние представляют собой удовольствия высшегопорядка. Удовольствие -- это деятельность (энергия) существа в егоестественном состоянии. Наиболее удовлетворительное и полное удовольствие --это качество, возникающее от использования уже обретенных и ставшихреальными сил. Оно предполагает радость и спонтанность, илибеспрепятственную деятельность, где "беспрепятственная" означает "незаблокированная" или "не фрустированная". Таким образом, удовольствиесовершенствует деятельность, а, значит, совершенствует и жизнь. Удовольствиеи жизнь связаны воедино и их нельзя разделить. Величайшее и самоепродолжительное счастье проистекает из высшей человеческой деятельности,которая сродни божественному, т. е. деятельности разума, и в той мере, вкакой человек имеет в себе некий божественный элемент, он будет осуществлятьтакую деятельность.[102]Следовательно, и Аристотель приходит к понятию истинного удовольствия,идентичного субъективному переживанию удовольствия здоровым и зрелымчеловеком. Теория удовольствия у Спинозы в известном смысле сходна с теориямиПлатона и Аристотеля. Но он идет дальше, чем они. Он также считает, чтоудовольствие -- результат разумной и добродетельной жизни, а несвидетельство грешности, как гласят учения, выступающие против удовольствия.Он совершенствует теорию, предлагая в большей степени основанное на опыте иконкретное определение удовольствия, опирающееся на его антропологическуюконцепцию. Понятие удовольствия у Спинозы связано с понятием потенции(силы). "Удовольствие есть переход человека от меньшего совершенства кбольшему; неудовольствие есть переход человека от большего совершенства кменьшему".[103] Большееили меньшее совершенство это то же, что большая или меньшая сила дляреализации возможностей и, следовательно, для приближения к "образцучеловеческой природы". Удовольствие -- не цель жизни, но оно неизбежносопутствует плодотворной деятельности. "Блаженство (или счастье) -- ненаграда за добродетель, а сама добродетель".[104] Значение спинозовского представленияо счастье состоит в динамической концепции силы. Гете, Гюйо, Ницше, есливспомнить только несколько самых значительных имен, строили свои этическиетеории на той же идее, что удовольствие -- не первоначальный мотив поступка,а спутник плодотворной деятельности. В "Этике" Спенсера мы находим исчерпывающее и систематическоерассмотрение принципа удовольствия, которое мы можем использовать в качествеотличной отправной точки дальнейшего рассмотрения. Ключом к спенсеровской идее удовольствия-страдания служит понятиеэволюции. Он предполагает, что удовольствие и страдание выполняютбиологическую функцию стимуляции человека к деятельности, согласующейся стем, что благодетельно и для него, как индивида, и для человеческого рода;поэтому они являются совершенно необходимыми факторами в эволюционномпроцессе. "Страдания -- это корреляты действий, вредных организму, аудовольствия -- корреляты действий, способствующих его благополучию".[105] "Индивид и род изодня в день поддерживает свою жизнь тем, что отыскивает приятное и избегаетнеприятного".[106]Удовольствие, хотя это и субъективное переживание, не может оцениваться лишьпо субъективному элементу; оно имеет и объективную сторону -- физическое идушевное благополучие человека. Спенсер признает, что в нашей нынешнейкультуре встречается много случаев "извращенного" удовольствия и страдания,и объясняет это явление противоречиями и несовершенствами общества. Онзаявляет, что "когда социальная жизнь станет вполне гуманной, придетпонимание тех истин, что наши действия совершаются правильно только тогда,когда, кроме того, чтобы способствовать будущему счастью, частному ивсеобщему, они доставляют еще и непосредственное удовольствие, а страдание,не отдаленное во времени, а ближайшее, сопутствует действиямнеправильным".[107] Онговорит, что те, кто считает страдание благодетельным, а удовольствиевредным, виновны в искажении истины, заставляющем исключение принимать заправило. Спенсер совмещает свою теорию биологической функции удовольствия ссоциологической теорией. Он предполагает, что "полное приспособлениечеловеческой природы к требованиям социальной жизни, в конечном счете,должно сделать всякую полезную деятельность доставляющей удовольствие, адеятельность, не согласующуюся с этими требованиями,-- лишенной всякогоудовольствия".[108] Ипродолжает, "что удовольствие, сопровождающее пользование средствами длядостижения цели, само становится целью".[109] Концепции Платона, Аристотеля, Спинозы и Спенсера содержат такие общиеидеи: 1) субъективное переживание удовольствия само по себе не являетсядостаточным критерием ценности; 2) счастье сопутствует добродетели; 3) можнонайти объективный критерий оценки удовольствия. Платон считает критериемистинного удовольствия "хорошего человека"; Аристотель -- "назначениечеловека"; Спиноза, как и Аристотель,-- реализацию человеком своей природыпутем использования своих сил; Спенсер -- биологическую и социальнуюэволюцию человека. Указанные теории удовольствия и его роли в этике страдают отсутствием вих построениях достаточных проверенных данных, полученных при помощи четкойтехники исследования и наблюдения. Психоанализ своим детальным исследованиембессознательной мотивации и динамики характера заложил основу для такойчеткой техники исследования и наблюдения и тем самым позволил нам анализудовольствия как нормы жизни вывести далеко за традиционные пределы. Психоанализ поддерживает идею, разделяемую оппонентами гедонистическойэтики, что субъективное переживание удовлетворения само по себе являетсяобманчивым и недостаточным критерием ценности. Психоаналитическоепроникновение в природу мазохистских устремлений подтвердило правильностьантигедонистической позиции. Все мазохистские желания можно считать влечениями к тому, что вредит всей личности. В своих наиболее очевидныхформах мазохизм представляет собой жажду физической боли и последующеенаслаждение ею. Как извращение мазохизм связан с сексуальным возбуждением иего удовлетворением при сознательном желании боли. "Моральный мазохизм" --это влечение к психическому вреду, униженному, подвластному состоянию;обычно такое желание не осознается, но оно рационализируется какпреданность, любовь и самоотверженность, или как покорство законам природы,судьбе, другим трансцендентным человеку силам. Психоанализ показывает, какглубоко могут быть подавлены и благопристойно рационализированы мазохистскиевлечения. Но мазохистские феномены -- это лишь наиболее заметный примербессознательных желаний, являющихся объективно вредными; все неврозы следуетпонимать как результат бессознательных влечений, имеющих тенденцию наноситьвред и препятствовать развитию личности. Жажда того, что вредно,-- вот в чемсущность душевного заболевания. Всякий невроз, таким образом, подтверждает,что удовольствие может противоречить действительным интересам человека. Удовольствие, возникающее от удовлетворения невротических влеченийможет быть, но не обязательно бывает бессознательным. Мазохистскоеизвращение дает пример сознательного наслаждения невротическим влечением.Садист, находящий удовлетворение в унижении людей или в ничтожномнаслаждении накопленными деньгами, может осознавать или не осознаватьудовольствие, получаемое им от удовлетворения этого влечения. Будет этоудовольствие осознано или подавлено, зависит от двух факторов: от величинытех сил в человеке, какие противостоят его иррациональным влечениям; и оттого, до какой степени нравы общества позволяют или запрещают наслаждатьсятаким удовольствием. Подавление удовольствия может иметь два различныхзначения; менее полная и более распространенная форма подавления -- та, прикоторой удовольствие воспринимается на уровне сознания, но не в связи сиррациональным влечением как таковым, а скорее в связи с рационализированнымего выражением. Скряга, например, может думать, что ему приноситудовлетворение его благоразумная забота о семье; садист может считать, чтоему доставляет удовольствие его чувство морального возмущения. Болеерадикальный тип представляет собой то подавление, где отсутствует осознаниекакого бы то ни было удовольствия. Многие садисты будут искренне отрицать,что вид униженных ими людей доставляет им какое-то чувство удовольствия.Однако анализ их снов и свободных ассоциаций вскрывает существование такогобессознательного удовольствия. Страдание и несчастье также могут быть бессознательными, и подавлениеможет облекаться в те же формы, какие только что были указаны относительноудовольствия. Человек может чувствовать себя несчастным или потому, что унего нет такого успеха, какой он хотел бы иметь, или потому, что егоздоровье подорвано, или из-за каких-то других внешних жизненныхобстоятельств; однако основной причиной его несчастья может быть отсутствиеплодотворности, пустота его жизни, неспособность любить или какие-товнутренние дефекты, делающие его несчастным. Он, так сказать,рационализирует свое несчастье, и вследствие этого не понимает его реальнойпричины. Самый тяжелый случай подавления несчастности имеет место тогда,когда отсутствует всякое ее осознание. В этом случае человек считает, что онвполне счастлив, в действительности будучи неудовлетворенным и несчастным. Концепция бессознательного счастья и несчастья наталкивается на односерьезное возражение, состоящее в том, что счастье и несчастье тождественнынашему осознанному чувству счастливости или несчастности, и наслаждаться илистрадать, не зная об этом, все равно, что не наслаждаться или не страдать.Этот аргумент имеет не только теоретическое значение. Это аргументвеличайшей социальной и этической важности. Если рабы не осознают страдания,причиняемого им их хозяином, как может посторонний человек выступать противрабства во имя счастья человека? Если современный человек такой счастливый,каким мнит себя, не доказывает ли это, что мы создали лучший из всехвозможных миров? Достаточно ли иллюзии счастья, или, точнее сказать, неявляется ли "иллюзия счастья" самопротиворечивым понятием? Приведенное возражение игнорирует тот факт, что счастье, как инесчастье, это не просто состояние ума. Фактически, счастье и несчастье --это проявления состояния всего организма, всей личности. Счастьесоответствует увеличению жизнеспособности, силы чувств и мышления,плодотворности; несчастье способствует ослаблению этих способностей ифункций. Счастье и несчастье настолько являются состоянием всей нашейличности, что телесные реакции зачастую в большей степени выражают нашусчастливость или несчастность, чем сознательные чувства. Изможденное лицо,апатичность, вялость, физические симптомы вроде головной боли, или дажеболее серьезные формы заболевания часто являются проявлениями несчастности,а физическое ощущение здоровья может быть одним из "симптомов" счастья. Да,наше тело менее, чем наш ум, способно обманываться насчет того, счастливы мыили нет, и можно надеяться, что с течением времени в будущем появитсявозможность судить о наличии и степени счастья человека по результатаманализа химических процессов, происходящих в теле. Более того, нашиумственные и эмоциональные способности зависят от того, счастливы мы илинет. От этого зависит острота нашего ума и сила чувств. Несчастье ослабляети даже парализует все наши психические функции. Счастье усиливает их.Субъективное ощущение счастья, если оно не выражает состояния здоровья всейличности, это не что иное, как иллюзорная мысль об ощущении и не имеетникакого отношения к подлинному счастью. Удовольствие и счастье, существующие только в голове человека, но неявляющиеся состоянием его личности, я предлагаю называтьпсевдо-удовольствием и псевдо-счастьем. Например, человек предпринимаетпутешествие и на уровне сознания он счастлив; он может испытывать эточувство уже потому, что именно счастья-то он и ждал от приятногопутешествия; а на деле он бессознательно разочарован и несчастлив. Сон можетоткрыть ему истину; или, возможно, позднее он осознает, что его счастье небыло настоящим. Во многих ситуациях, где печаль или несчастье предполагаютсясамой ситуацией и потому испытываются людьми, можно наблюдатьпсевдо-страдание. Псевдо-удовольствие и псевдо-страдание -- это вдействительности лишь вымышленные чувства, они являются скорее мыслями очувствах, чем подлинными эмоциональными переживаниями.Б. ТИПЫ
УДОВОЛЬСТВИЯ
Анализ качественного различия между теми или иными видами удовольствия,как уже отмечалось, дает ключ к проблеме связи удовольствия с этическимиценностями.[110] Первый тип удовольствия, какое Фрейд и другие ученые считали основойвсякого удовольствия, составляет чувство, сопровождающее избавление отболезненного напряжения. Голод, жажда, потребность в сексуальномудовлетворении, сне и физическом движении имеет своим источникоморганические химические процессы. Объективная физиологическая потребность вудовлетворении этих нужд ощущается субъективно как желание, и если какое-товремя они остаются неудовлетворенными, человек чувствует болезненноенапряжение. Когда напряжение спадает, освобождение от него воспринимается,как удовольствие, или как я предлагаю это называть,-- удовлетворение (satisfaction). Этот термин, происходящий от латинского satis-facere, чтозначит удовлетворять, кажется наиболее подходящим для этого видаудовольствия. Сама природа всех таких физиологических потребностей состоит втом, что их удовлетворение избавляет от напряжения благодаря физиологическимизменениям, происходящим в организме. Когда мы, проголодавшись, едим, нашорганизм (и мы) насыщается до некоей определенной степени, а если продолжатьесть, то это уже будет болезненно. Удовлетворение избавлением отболезненного напряжения дает удовольствие самое обычное и самое легкодостижимое в психологическом плане; оно также может быть одним из самыхсильных удовольствий, если напряжение длилось довольно долго и само сталопоэтому достаточно сильным. Значение этого типа удовольствия несомненно;несомненно и то, что в жизни многих людей оно составляет едва ли неединственную форму удовольствия, какое им удалось испытать. Следующий вид удовольствия, вызываемого освобождением от напряжения, нокачественно отличающегося от уже описанного, имеет своим источникомпсихическое напряжение. Человеку может казаться, что некое желание вызванотелесными нуждами, в то время как в действительности оно обусловленоиррациональными психическими потребностями. Человек может испытывать сильныйголод, вызванный не нормальной физиологической потребностью организма, а психической потребностью заглушить тревогу или депрессию (хотя этимпотребностям могут сопутствовать неправильные физико-химические процессы).Хорошо известно, что потребность в питье часто бывает вызвана не жаждой, асостоянием психики. Сильное сексуальное желание также может быть обусловлено нефизиологическими, а психическими потребностями. Неуверенный в себе человек,обладающий настойчивой потребностью уверить самого себя в собственнойценности, показать другим, какой он неотразимый, или подчинить себе другихлюдей, "завоевывая" их сексуально, легко будет испытывать сильныесексуальные желания и болезненное напряжение в случае их неудовлетворения.Он будет склонен считать, что силой своих желаний обязан потребностям своеготела, тогда как на самом деле эти потребности являются проявлением егопсихических потребностей. Невротическая сонливость представляет собой другойпример желания, которое кажется вызванным телесными причинами вроденормальной усталости, а на самом деле бывает вызвано такими психическимипричинами, как подавленная тревожность, страх или раздражение. Эти желания похожи на нормальные физиологические потребности, посколькуи те, и другие берут начало в некоей нехватке или дефиците. В первом случаев основе дефицита лежат нормальные химические процессы внутри организма; вовтором случае желания являются результатом психической дисфункции. В обоихслучаях дефицит является причиной напряжения, а избавление от напряженияявляется причиной удовольствия. Все прочие иррациональные желания, такие,как жажда славы, власти, подчинения или зависть и ревность, не принимающиеформу телесных потребностей, также коренятся в складе характера человека ипорождены каким-нибудь искажением или деформацией личности. Удовольствие,испытываемое от удовлетворения этих страстей, также порождено избавлением отпсихического напряжения, как и в случае невротических физических желаний. Хотя освобождение от напряжения доставляет удовольствие как в случаеудовлетворения подлинных физиологических, так и в случае удовлетворенияиррациональных психических потребностей, по качеству эти удовольствиясущественно различны. Физиологические желания, такие как голод, жажда и томуподобное, удовлетворяются устранением физиологического напряжения ивозникают вновь только тогда, когда опять возникает физиологическаяпотребность; они ритмичны по природе своей. А вот иррациональные желанияненасытимы. Желания завистника, собственника, садиста не исчезают с ихудовлетворением, разве что на какой-то момент. По самой своей природе этииррациональные желания не могут быть "удовлетворены". Они вызваны внутреннейнеудовлетворенностью человека. Отсутствие плодотворности и порожденное имбессилие и страх -- вот источник этих страстных влечений и иррациональныхжеланий. Даже если б человек мог удовлетворить все свои желания власти иразрушения, это не избавило бы его от страха и одиночества, а, значит, и отнапряжения. Благо воображения оборачивается бедствием; будучи не в состоянииосвободиться от своих страхов, человек рисует в своем воображении все большеудовольствий, какие удовлетворят его алчность и восстановят его внутреннееравновесие. Но алчность -- бездонная пропасть, а идея освобождения оталчности путем ее удовлетворения -- мираж. Источник алчности -- конечно жене животная природа человека, как часто считают, этот источник -- его ум ивоображение. Мы убедились, что удовольствия, получаемые от удовлетворенияфизиологических потребностей и невротических желаний, являются результатомустранения болезненного напряжения. Но если удовольствия первого типадействительно удовлетворимы, нормальны и являются условием счастья, тоудовольствия второго типа в лучшем случае приносят временное избавление отпотребности и свидетельствуют о патологическом нарушении и глубиннойнесчастности. Я предлагаю удовольствие, получаемое от исполненияиррациональных желаний, называть "иррациональным удовольствием" впротивоположность "удовлетворению", представляющему собой исполнениенормальных физиологических желаний. Для проблем этики различие между иррациональным удовольствием исчастьем намного важнее различия между иррациональным удовольствием иудовлетворением. Для лучшего понимания этого разграничения полезно будетввести понятия психологического дефицита и психологического избытка. Неудовлетворенные физические потребности порождают напряжение,устранение которого приносит удовлетворение. Основу для удовлетворения даетсамо его отсутствие. Иррациональное желание также проистекает из дефицита,но из дефицита другого рода: из неуверенности и тревоги, которые заставляютчеловека ненавидеть, завидовать или покорствовать; удовольствия, получаемыеот исполнения этих страстных желаний, берут свое начало в исходномотсутствии плодотворности. И физиологические, и иррациональные психическиепотребности входят в систему дефицита. Но кроме сферы дефицита существуетеще сфера избытка. Хотя даже у животных наличествует излишек энергии ивыражается он в игре, сфера избытка -- это по существу человеческийфеномен.[111] Это сфераплодотворности, внутренней деятельности. Она возможна лишь там, где человекуне приходится трудиться только ради добывания средств к существованию иистощать таким образом большую часть своей энергии. Для эволюциичеловеческого рода характерно расширение сферы избытка, излишка энергии,расходуемой на достижение чего-то большего, чем простое выживание. Всеспецифически человеческие достижения имеют своим источником избыток. Во всех сферах жизнедеятельности существует различие между дефицитом иизбытком, а, значит, и между удовлетворением и счастьем, и это относится ктаким элементарным функциям, как голод и секс. Насыщение, когда человекочень голоден, приятно, потому что оно устраняет физиологическое напряжение.От удовлетворения голода отличается удовольствие, получаемое отудовлетворения аппетита. Аппетит -- это предчувствие приятного вкусовогоощущения, и в отличие от голода аппетит не создает напряжения. Вкус -- этопродукт культурного развития и утонченности, подобно музыкальному ихудожественному вкусу, и он может развиваться только в ситуации избытка, какв культурном, так и в психологическом значении этого слова. Голод -- феномендефицита; его удовлетворение -- необходимость. Аппетит -- феномен избытка;его удовлетворение -- не необходимость, а проявление свободы иплодотворности. Сопутствующее ему наслаждение можно назвать радостью.[112] Относительно секса можно провести такое же разграничение, какое былосделано относительно голода и аппетита. В концепции Фрейда секс -- этопотребность, вызванная исключительно физиологическим напряжением,устраняемым, как и голод, в результате удовлетворения. Но Фрейд не обратилвнимания на сексуальное желание и удовольствие, которое, как и аппетит,может существовать только в сфере избытка и является исключительночеловеческим феноменом. Сексуально "голодный" человек обретаетудовлетворение, когда избавляется от физиологического или психическогонапряжения, и это избавление доставляет ему удовольствие.[113] Но сексуальное удовольствие, какое мыназываем радостью, обретается в избытке и свободе и служит выражениемчувственной и эмоциональной плодотворности. Широко распространено убеждение, что радость и счастье идентичнысчастью в любви. Более того, многим людям любовь представляется единственнымисточником счастья. Однако в любви, как и во всех других сферах человеческойжизнедеятельности, мы можем различать плодотворную и неплодотворную формы.Неплодотворная, или иррациональная, любовь может быть, как я уже указывал,тем или иным видом мазохистского или садистского симбиоза, где отношенияоснованы не на взаимном уважении и единении, а на зависимости двух людейдруг от друга, потому что они неспособны зависеть от самих себя. Такаялюбовь, подобно всем прочим иррациональным влечениям, основывается надефиците, на отсутствии плодотворности и внутренней уверенности.Плодотворная любовь, форма глубочайшего родства между двумя людьми присохранении цельности каждого из них, является феноменом избытка, аспособность к такой любви служит свидетельством человеческой зрелости.Радость и счастье -- спутники плодотворной любви. Во всех сферах жизнедеятельности качество испытываемого удовольствияопределяется различием между дефицитом и избытком. Каждый человек испытываетудовлетворение, иррациональное удовольствие и радость. Что отличает одногочеловека от другого, так это удельный вес каждого из таких удовольствий в ихжизни. Удовлетворение и иррациональное удовольствие требуют не эмоциональныхусилий, а всего лишь способности производить действия, устраняющиенапряжение. Радость же -- это достижение; она предполагает внутреннееусилие, усилие плодотворной активности. Счастье -- не какой-то божий дар, а достижение, какого человекдобивается своей внутренней плодотворностью. Счастье и радость -- не вудовлетворении потребности, возникающей в результате физиологического илипсихологического дефицита; они являются не освобождением от напряжения, аспутниками всякой плодотворной активности -- в мысли, чувстве, поступке.Радость и счастье -- это не различные по качеству состояния; они различаютсятолько в том смысле, что радость соответствует единичному акту, а счастье --это, можно сказать, непрерывное и полное переживание радости; мы можемговорить о "радостях" -- во множественном числе, а о "счастье" -- лишь вединственном. Счастье -- показатель того, что человек нашел ответ на проблемучеловеческого существования, а, значит, и единства с миром, и цельностисвоего Я. Счастье -- это критерий совершенства в искусстве жить, добродетели втом ее значении, какое она имеет в гуманистической этике. Счастье частосчитают прямой противоположностью горя или страдания. Физические и душевныестрадания -- часть человеческого существования, и их неизбежно приходитсяиспытывать. Уберечь себя от горя во что бы то ни стало можно только ценойполной отчужденности, исключающей возможность испытывать счастье. Такимобразом, противоположностью счастья является не горе и страдание, аподавленность, возникающая в результате внутренней бесплодности инеплодотворности. До сих пор мы имели дело с типами удовольствий, наиболее значимыми дляэтической теории: удовлетворением, иррациональным удовольствием, радостью исчастьем. Остается кратко рассмотреть два других, менее сложных, типаудовольствий. Один из них -- это удовольствие, сопутствующее разрешениюлюбой встающей перед человеком проблемы. Я предлагаю называть этот видудовольствия "наслаждением". Достижение чего бы то ни было из того, чегочеловек хотел достичь, воспринимается как наслаждение, притом, чтоактивность совсем не обязательно бывает плодотворной; но оно служитдоказательством силы человека и способности успешно контактировать с внешниммиром. Наслаждение не очень сильно зависит от той или иной формыдеятельности; человек может наслаждаться как игрой в теннис, так и успешнымпредпринимательством; дело лишь в том, чтобы наличествовала некая трудностьразрешения предстоящей проблемы, и результат приносил удовлетворение. Следующий тип удовольствия, какой нам осталось рассмотреть, этоудовольствие, основанное не на усилии, а наоборот, на расслаблении; оносопутствует не требующим напряжения, но приятным действиям. Важнойбиологической функцией расслабления является функция регуляции ритмоворганизма, не способного постоянно пребывать в активном состоянии. Слово"удовольствие", если не вдаваться в подробности, кажется самым подходящимдля определения приятного ощущения, возникающего в результате расслабления. Мы начали с рассмотрения проблематичного характера гедонистическойэтики, утверждающей, что цель жизни -- удовольствие, и потому удовольствиесамо по себе есть благо. В результате нашего анализа различных видовудовольствия мы получили возможность сформулировать нашу точку зрения наэтическую значимость удовольствия. Удовлетворение, как устранениефизиологического напряжения, ни хорошо, ни плохо; что касается этическойоценки, то оно так же этически нейтрально, как наслаждение и удовольствие отрасслабления. Иррациональное же удовольствие и счастье (радость) являютсяпереживаниями, обладающими этической значимостью. Иррациональноеудовольствие -- это показатель алчности, неспособности решить проблемучеловеческого существования. А счастье (радость) -- это, напротив,доказательство частичного или полного успеха в "искусстве жизни". Счастье --величайшее достижение человека, отклик всей его личности на плодотворнуюориентацию по отношению к самому себе и к внешнему миру. Гедонистическая этика не сумела достаточно полно проанализироватьприроду удовольствия; она представила дело так, как если бы самое легкое вжизни -- испытать какое-нибудь удовольствие,-- было в то же время и самымценным. Но ничто ценное не дается легко; потому гедонистическое заблуждениеоблегчило задачу тем, кто выступал против свободы и счастья и утверждал, чтоуже сам отказ от удовольствия служит доказательством добродетели.Гуманистическая этика очень хорошо может обосновать ценность счастья ирадости, как своих главных добродетелей, но при этом она знает, что требуетот человека решения не самой легкой, а самой трудной задачи: полногоразвития его плодотворности.