МОРАЛЬНЫЕ СИЛЫ
ЧЕЛОВЕКА
Много в природе дивных сил, но сильней человека -- нет.* Софокл. Антигона.А. ЧЕЛОВЕК, ДОБР ОН
ИЛИ ЗОЛ?
Позиция, занятая гуманистической этикой, что человек способен познать,что есть добро, и действовать в согласии со своими естественнымивозможностями и своим разумом, оказалась бы неприемлемой, если бы верна быладогма о врожденном человеку от природы зле. Оппоненты гуманистической этикизаявляют, что природа человека такова, что делает его склонным квраждебности к ближним, завистливым, ревнивым, ленивым, пока его необуздаешь посредством страха. Многие представители гуманистической этикиотвечали на этот вызов настойчивым утверждением, что человек от природыдобр, и деструктивность не является неотъемлемой частью его природы. Действительно, спор между двумя этими конфликтующими позициямисоставляет одну из основных тем в западной мысли. Согласно Сократу,незнание, а не естественная предрасположенность человека, было источникомзла; порок он считал заблуждением. Ветхий Завет, напротив, говорит нам, чточеловеческая история начинается с акта греха, и человек "стремится к злу ужес самого детства". В раннем Средневековье борьба двух противостоящих позицийсосредоточилась на вопросе об истолковании библейского мифа о грехопаденииАдама. Августин считал, что человеческая природа испорчена с грехопадения,каждое поколение проклято от рождения из-за непослушания первого человека, итолько милость Божья, переданная через церковь и ее таинства, может спастичеловека. Пелагий, великий соперник Августина, утверждал, что грех Адама быллишь его личным грехом и не повредил никому кроме него самого; каждыйчеловек, следовательно, рождается с такой же непорочной природой, какая былау Адама до грехопадения, а грех является результатом искушения и злогопримера. В споре победил Августин, и этой победе суждено было на векаопределить и омрачить человеческую мысль. Позднее Средневековье выступило в защиту все возрастающей веры вдостоинство человека, в его силу и природную доброту. Мыслители Ренессанса,как и теологи вроде Фомы Аквинского в тринадцатом веке, придали форму этойвере, хотя их представления о человеке и были различны по многимсущественным причинам, и Аквинат никогда не доходил до радикализмапелагианской "ереси". Антитезис, идея врожденного человеку зла, нашлавыражение в учениях Лютера и Кальвина, возродивших августиновскую позицию.Хотя и настаивая на духовной свободе человека и его праве -- и обязанности-- смотреть прямо в лицо Богу без посредничества священника, они, тем неменее, объявляли человека от природы злым и слабым. По их мнению, величайшимпрепятствием человеку на пути к спасению является его гордость; и он можетпобедить ее только чувством вины, покаянием, безоговорочной покорностью Богуи верой в Божью милость. Обе эти нити переплелись в мыслительной ткани Нового времени. Идеячеловеческого достоинства и силы провозглашались философией восемнадцатоговека, прогрессивной либеральной мыслью девятнадцатого столетия и наиболеерадикально Ницше. Идея человеческой никчемности и ничтожества нашла новое, ина этот раз вполне светское выражение в авторитарных системах, в которыхгосударство или "общество" стали высшими правящими силами, а индивид,признав свою собственную незначительность, должен был удовлетворитьсяпокорностью и подчиненностью. Обе эти идеи, будучи четко разделены нафилософию демократии и авторитаризм, смешиваются в не столь радикальныхформах мышления, а еще более в формах чувствования нашей культуры. Теперь мыприверженцы Августина и Пелагия, Лютера и Пико делла Мирандоллы, Гоббса иДжефферсона. На уровне сознания мы верим в силу и достоинство человека, ночасто бессознательно -- мы также верим в человеческое, и особенно своесобственное, бессилие и негодность, и объясняем это ссылкой на "человеческуюприроду".[122] В сочинениях Фрейда обе эти противоположные идеи нашли выражение наязыке психологической теории. Фрейд был во многих отношениях типичнымпредставителем духа Просвещения, верящим в разум и право человека защититьсвои естественные потребности от социальных условий и давления культуры. Нов то же время он придерживался идеи, что человек от природы ленив и склоненпотворствовать себе, и его нужно принуждать к социально полезнойдеятельности.[123] Самоерадикальное выражение идеи врожденной деструктивности человека можно найтиво фрейдовской теории "инстинкта смерти". После первой мировой войны он былтак поражен силой необузданной разрушительности, что пересмотрел своюпрежнюю теорию, согласно которой существует два типа инстинктов, секс исамосохранение, и отвел преобладающее место иррациональной деструктивности.Он считал, что человек есть поле битвы, на котором встречаются две равномощные силы: влечение к жизни и влечение к смерти. Их он считалбиологическими силами, присущими всем организмам, включая человека. Есливлечение к смерти обращено на внешние предметы, оно проявляет себя каквлечение к разрушению; если оно остается внутри организма, оно направлено насаморазрушение человека. Фрейдовская теория дуалистична. Он рассматривает человека не как посуществу доброго или по существу злого, а как влекомого двумя равно мощнымипротивоположными силами. Эта же дуалистическая идея была выражена многимирелигиозными и философскими системами. Жизнь и смерть, любовь и борьба, деньи ночь, белое и черное, Ормузд и Ариман представляют собой только некоторыеиз множества символических формулировок этой полярности. Такаядуалистическая теория в самом деле очень привлекательна для изучающихчеловеческую природу. Она оставляет место идее доброты человека, но онатакже принимает в расчет и огромную способность человека к деструктивности,не замечать которую может только поверхностное мышление, принимающеежелаемое за действительное. Однако эта дуалистическая позиция являетсятолько исходной точкой, а не ответом на нашу психологическую и этическуюпроблему. Должны ли мы понимать этот дуализм в том смысле, что и влечение кжизни, и влечение к разрушению являются врожденными и одинаково сильнымисвойствами человека? В таком случае перед гуманистической этикой должен былбы встать вопрос о том, как разрушительную сторону человеческой природыможно обуздать, не прибегая к запретам и авторитарным приказам. Можем ли мы прийти к ответу, более согласующемуся с принципамигуманистической этики, и можно ли полярность между влечением к жизни ивлечением к разрушению понять иначе? Как мы ответим на эти вопросы, зависитот нашей способности постичь природу враждебности и деструктивности. Нопрежде чем приступить к рассмотрению, нам следовало бы постараться осознать,как много для этической проблемы зависит от этого ответа. Выбор между жизнью и смертью, конечно, составляет основную альтернативуэтики. Это альтернатива между плодотворностью и деструктивностью, силой ибессилием, добродетелью и пороком. Согласно гуманистической этике, все злыестремления направлены против жизни, а все доброе служит сохранению иутверждению жизни. На пути к проблеме деструктивности первым шагом является различениедвух видов ненависти: рациональной, "реактивной" -- и иррациональной,"обусловленной характером". Реактивная, рациональная ненависть -- этореакция человека на угрозу его собственной, или другого человека, свободе,жизни, идее. Ее предпосылкой служит уважение к жизни. Рациональная ненавистьвыполняет важную биологическую функцию: она является эмоциональнымэквивалентом действия, служащего защите жизни; она возникает как реакция нажизненную угрозу, и исчезает, когда угроза устранена; она не противостоит, асопутствует стремлению к жизни. Обусловленная характером ненависть -- качественно иная. Это чертахарактера, непрерывная готовность ненавидеть, живущая внутри человека,скорее враждебного, чем реагирующего с ненавистью на внешние раздражители.Иррациональная ненависть может порождаться той же реальной угрозой, чтовызывает и реактивную ненависть; но зачастую это беспричинная ненависть,использующая каждый удобный случай, чтоб обнаружить себя, рационализируемаякак реактивная ненависть. Ненавидящий человек, кажется, испытывает чувствооблегчения, и как бы счастлив, когда ему удается найти удобный случайпроявить свою затаенную враждебность. На его лице можно увидеть почтинаслаждение, испытываемое от удовлетворения ненависти. Этика имеет дело в первую очередь с проблемой иррациональной ненависти,страсти к разрушению или уродованию жизни. Иррациональная ненавистькоренится в характере человека, а уж какой предмет она избирает -- это деловторостепенное. Она обращена как на других людей, так и на самого носителяненависти, хотя мы чаще осознаем ненависть к другим, чем ненависть к самимсебе. Ненависть к самим себе обычно рационализируется как жертвенность,бескорыстие, аскетизм или как самообвинение и чувство неполноценности. Реактивная ненависть распространена намного шире, чем может показаться,поскольку человек часто реагирует с ненавистью на угрозы своей целостности исвободе, на угрозы не очевидные и явные, а скрытые и выступающие под маскойлюбви и заботы. Пусть так, но ненавидящий характер все же остается феноменомтакой важности, что дуалистическая теория любви и ненависти, как двухглавных сил, похоже, соответствует действительности. Значит, я долженпризнать правильность дуалистической теории? Чтобы ответить на этот вопрос,нам нужно продолжить исследование природы этого дуализма. Равносильны лидобро и зло? Врождены ли они человеку или между ними возможна какая-тодругая связь? Согласно Фрейду, деструктивность свойственна всем человеческимсуществам; различие касается, главным образом, ее предметов: другие это людиили сам носитель деструктивности. Из этого следует, что деструктивностьчеловека по отношению к самому себе обратно пропорциональна деструктивностипо отношению к другим. Это положение однако противоречит тому факту, чтолюди различаются по уровню деструктивности независимо от того, направленаона, главным образом, на самого человека или на других людей. Мы необнаруживаем глубокой деструктивности по отношению к другим у тех, у когомало враждебности по отношению к самим себе; и наоборот, мы видим, чтовраждебность к себе и враждебность к другим взаимосвязаны. Далее, мыобнаруживаем, что жизнеотрицающие силы в человеке обратно пропорциональныжизнеутверждающим силам; чем сильнее одни, тем слабее другие, и наоборот.Этот факт дает ключ к пониманию жизнеотрицающей энергии; по-видимому,уровень деструктивности человека пропорционален уровню задержки развития егоспособностей. Я здесь имею в виду не временные фрустрации тех или иныхжеланий, а задержку спонтанного проявления сенсорных, эмоциональных,физических и интеллектуальных способностей человека, торможение развития егоплодотворных возможностей. Если жизненному стремлению к развитию, ксамоосуществлению препятствуют, то энергия, не получающая выхода,подвергается подмене и трансформируется в жизнеотрицающую энергию. Деструктивность -- это результат неизжитой жизни. Индивидуальные исоциальные условия, блокирующие жизнеутверждающую энергию, порождаютдеструктивность, которая в свою очередь становится источником, где берутначало разнообразные проявления зла. Если верно, что деструктивность развивается в результате блокировкиплодотворной энергии, то ее, по-видимому, вполне можно назвать некоейпотенциальностью в человеческой природе. Следует ли из этого, что и добро изло являются равносильными потенциальностями в человеке? Чтобы ответить наэтот вопрос, мы должны исследовать значение потенциальности. Признать, чтонечто существует "потенциально",-- значит признать не только то, что онобудет существовать в будущем, но и то, что такое будущее существование ужезаложено в настоящем. Эту взаимосвязь настоящей и будущей стадий развитияможно определить следующим образом: будущее виртуально существует внастоящем. Означает ли это, что будущая стадия с необходимостью наступит,раз стадия настоящего уже существует? Ясно, что нет. Если мы говорим, чтодерево потенциально существует в семени, это не означает, что из каждогосемени должно вырасти дерево. Актуализация потенциальности зависит отналичия определенных условий, как, например, в случае с семенем, наличиенадлежащей почвы, влаги и солнечного света. Фактически, понятиепотенциальности имеет смысл лишь в сочетании с определенными условиями дляее актуализации. Утверждение, что дерево потенциально заключено в семени,требует уточнения, что некое дерево вырастет из данного семени при условии,что данное семя помещено в специальные условия, необходимые для его роста.Если такие надлежащие условия отсутствуют, например, если почва слишкомвлажная и, следовательно, неблагоприятна для роста семени, семя сгниет и изнего не прорастет дерево. Таким образом, можно сказать, что семя илиживотное обладают потенциальностью двух видов, каждая из которых приводит копределенным результатам на поздней стадии развития; одна, первичнаяпотенциальность, актуализируется при наличии надлежащих условий; другая, вторичная потенциальность, актуализируется, если условия противоположныжизненным потребностям. И первичная, и вторичная потенциальности являютсячастью природы организма. Вторичные потенциальности проявляются с той женеобходимостью, что и первичные. Термины "первичная" и "вторичная"используются для указания на то, что развитие потенциальности, названной"первичной", происходит при нормальных условиях, а "вторичная"потенциальность проявляется только в случае ненормальных, патогенныхусловий. Если мы правы, считая деструктивность вторичной потенциальностью вчеловеке, проявляющейся только когда человеку не удается реализовать своипервичные потенциальности, то мы ответили только на одно из возраженийпротив гуманистической этики. Мы показали, что человек не обязательно зол, астановится злым только тогда, когда отсутствуют надлежащие условия для егороста и развития. Зло не обладает независимым существованием само по себе,оно есть отсутствие добра, результат неудачи в реализации жизни. Нам предстоит разобраться с еще одним возражением противгуманистической этики: что надлежащие условия для развития добра должнывключать награду и наказание, поскольку человек не имеет в самом себекакого-либо побудительного стимула к развитию своих сил. Я попробую показатьна следующих страницах, что нормальный индивид обладает стремлением кразвитию, росту, плодотворности, а паралич этого стремления сам являетсясимптомом душевного заболевания. Душевное здоровье, как и здоровьефизическое, является не такой целью, к которой человека нужно подталкиватьизвне, а целью, побудительный стимул к которой заключен в самом человеке, идля подавления стремления к которой требуется мощное воздействие среды.[124] Предполагая, что человеку присуще стремление к развитию и цельности, яне имею в виду некое стремление к совершенству, как особый дар, какимнаделен человек. Это предположение вытекает из самой природы человека, изпринципа, что способность к действию порождает потребность в применении этойспособности, а невозможность ее применения ведет к расстройству нормальнойдеятельности и несчастью. В справедливости этого принципа можно убедиться напримере физиологической деятельности человека. Человек обладает способностьюходить и двигаться; если ему не удается использовать эту способность, этоможет привести к тяжелому физическому недомоганию или заболеванию. Женщинаобладает способностью рожать детей и вскармливать их; если эта способностьостается нереализованной, если женщина не становится матерью, если ей неудается родить ребенка и отдать ему свою любовь, она ощущает фрустрацию,средством от которой может стать только достаточная реализация способностейженщины в других сферах жизни. Фрейд обратил внимание на другой виднерастраченности, приносящей страдание: нерастраченность сексуальнойэнергии,-- указав, что задержка сексуальной энергии может быть причинойневротических расстройств. Хотя Фрейд переоценил значение сексуальногоудовлетворения, его теория является глубоким символическим отражением тогофакта, что если человеку не удается использовать и израсходовать имеющиеся унего силы, это становится причиной болезни и несчастья. Справедливость этогопринципа очевидна в отношении как психических, так и физических сил. Человекнаделен способностями мыслить и выражать свои мысли. Если эти способностизаблокированы, человеку будет нанесен серьезный ущерб. Человек обладаетспособностью любить, и если он не может найти применения этой способности,если он не способен любить, он страдает от этой беды, даже если и пытаетсяне обращать внимания на свое страдание, прибегая к разного родарационализациям или к принятым в его культуре способам бегства от боли,вызванной неудачей. Причину данного феномена, когда нерастраченность сил ведет человека кнесчастью, следует искать в самих условиях человеческого существования.Существование человека характеризуется экзистенциальными дихотомиями,которые я уже рассматривал в предыдущей главе. У него нет другого пути кединству с миром и в то же время к ощущению единства с самим собой, ксоединению с другими и сохранению себя, как уникальной сущности, кроме путиплодотворного использования своих сил. Если он терпит крах на этом пути, тоне может достичь внутренней гармонии и цельности; он раздвоен и раздерган,стремится убежать от самого себя, от ощущения бессилия, скуки ибеспомощности, являющихся непременными результатами его неудачи. Человек,пока он жив, не может не хотеть жить, и единственный способ достичь успехана этом пути -- использовать свои силы, растратить то, что имеешь. Вероятно, нет другого феномена, столь ясно демонстрирующего результатынеудачи человека на пути плодотворной и цельной жизни, как невроз. Каждыйневроз представляет собой результат конфликта между присущими человекуспособностями и теми силами, которые мешают их развитию. Невротическиесимптомы, как и симптомы физических заболеваний, служат проявлением борьбы,какую здоровая часть личности ведет с вредными влияниями, препятствующими ееразвитию. Однако недостаток цельности и плодотворности не всегда ведет к неврозу.В сущности, если бы дело было так, то нам пришлось бы считать невротикамибольшинство людей. Каковы же в таком случае те особые причины, которыеприводят к невротическому исходу? Некоторые из этих причин я могу толькобегло упомянуть. Например, один ребенок может оказаться более ранимым, чемдругие, и потому у него конфликт между тревожностью и исконнымичеловеческими желаниями будет более острым и непереносимым; или у ребенкаможет развиться чувство свободы и оригинальности больше, чем у обычногочеловека, и ему будет тяжелее пережить поражение. Но вместо перечисления других причин, вызывающих невроз, я предпочитаюпоставить вопрос иначе и спросить, какие причины приводят к тому, что такмного людей не становятся невротиками, несмотря на то, что их жизньнеплодотворна и раздвоена. Здесь представляется уместным ввестиразграничение двух понятий: дефекта и невроза.[125] Если человеку не удается достичьзрелости, непосредственности, искреннего самовосприятия, его можно считатьчеловеком с серьезным дефектом, при условии, что мы считаем свободу инепосредственность объективными целями, достижимыми для любого человека.Если такой цели не достигает большинство членов общества, мы имеем дело сфеноменом социально смоделированного дефекта. Индивид делит его вместе сомногими другими индивидами; он не осознает его как дефект, и его чувствубезопасности не угрожает ощущение непохожести на других, ощущениеотверженности, так сказать. То, что он может потерять в смысле богатства иискреннего ощущения счастья, восполнится чувством безопасности, какое ониспытывает от сходства с остальным человечеством -- насколько он знает его. В сущности, сам его дефект может оказаться вознесенным в рангдобродетели той культурой, в какой он живет, и таким образом дать емуповышенное чувство успеха. Примером может служить чувство вины и тревоги, ккоторому людей склоняли догмы Кальвина. Можно сказать, что человек,охваченный чувством своего бессилия и ничтожества, беспрерывнымбеспокойством о том, спасен ли он или обречен на вечную кару, человек, едвали способный к какой-нибудь искренней радости и превративший себя в винтикмашины, которой он должен служить, такой человек, в самом деле, имеетсерьезный дефект. Но сам этот дефект был смоделирован культурой; его считаличем-то особенно ценным, и, таким образом, индивид был защищен от невроза,какой получил бы в такой культуре, где этот дефект давал бы ему ощущениеполной несостоятельности и изоляции. Спиноза сформулировал проблему социально смоделированного дефекта оченьчетко. Он говорит: "В самом деле, мы видим, что иногда какой-либо одинобъект действует на людей таким образом, что хотя он и не существует вналичности, однако они бывают уверены, что имеют его перед собой, и когдаэто случается с человеком бодрствующим, то мы говорим, что он сумасшествуетили безумствует. Не менее безумными считаются и те, которые пылают любовью идни и ночи мечтают только о своей любовнице или наложнице, так как ониобыкновенно возбуждают смех. Но когда скупой ни о чем не думает, кроменаживы и денег, честолюбец -- ни о чем, кроме славы и т. д., то мы непризнаем их безумными, так как они обыкновенно тягостны для нас и считаютсядостойными ненависти. На самом же деле скупость, честолюбие, разврат и т. д.составляют виды сумасшествий, хотя и не причисляются к болезням".[126] Эти слова былинаписаны несколько столетий назад; они все еще верны, хотя этотсмоделированный культурой дефект достиг такого распространения в наше время,что его уже не принято более считать ни чем-то достойным ненависти, ни дажетягостным. Сегодня мы можем встретить человека, который ведет себя ичувствует, как автомат; мы обнаруживаем, что он никогда ничего не считаетдействительно своим; он и себя воспринимает именно таким, каким, каксчитается, он должен быть; улыбки заменили смех, бессмысленная болтовнязаменила содержательную беседу, и скучное отчаяние заняло место искреннейпечали. О человеке такого типа можно высказать два утверждения. Первое, чтоон страдает от дефекта спонтанности и индивидуальности, и этот дефект можетоказаться неизлечимым. В то же время можно сказать, что он по существу неотличается от тысяч других, пребывающих в таком же положении. Большинство изних культурная модель, приведшая к дефекту, охраняет от вспышки невроза. Нанекоторых культурная модель не оказывает воздействия, и дефект проявляетсякак более или менее тяжелый невроз. Тот факт, что в данном случае культурнаямодель оказывается недостаточной, чтобы предотвратить вспышку явногоневроза, является результатом или большей интенсивности патологическихфакторов, или большего влияния здоровых сил, оказывающих сопротивление,вопреки тому, что культурная модель позволяет им бездействовать. Нет ситуации, дающей лучшую возможность наблюдать прочность иустойчивость сил, борющихся за здоровье, чем психоаналитическая терапия.Конечно, психоаналитик сталкивается с устойчивостью сил, противодействующихсамоосуществлению и счастью человека, но когда ему удается понять гнет техусловий,-- особенно детского периода,-- которые привели к подавлениюплодотворности, его не может не поражать тот факт, что большинство егопациентов давно бы отказались от борьбы, если бы ими не двигало стремлениедостичь психического здоровья и счастья. Само это стремление служитнеобходимым условием излечения невроза. Хотя процесс психоанализа состоит вдостижении более полного понимания диссоциированных чувств и идей человека,интеллектуального понимания, как такового, не достаточно для изменения. Этотвид понимания дает человеку возможность осознать, в какие тупики он попал, ипонять, почему его попытки разрешить свои проблемы были обречены на неудачу;но оно лишь расчищает путь тем силам в человеке, какие служат достижению исохранению физического здоровья и счастья. Да, одного лишь интеллектуальногопонимания недостаточно; терапевтически действенно эмпирическое понимание, вкотором интеллектуальное знание себя дополнено эмоциональным. Такоеэмпирическое понимание зависит от силы присущего человеку стремления кздоровью и счастью. Проблема психического здоровья и невроза нераздельно связана сэтической проблемой. Можно сказать, что во всяком неврозе заключенаморальная проблема. Неудача в достижении личной зрелости и цельности с точкизрения гуманистической этики является моральной неудачей. В более строгомсмысле многие неврозы являются выражением моральных проблем, а невротическиесимптомы проистекают из неразрешенных моральных конфликтов. Например,человек может страдать приступами головокружения, для которого неторганической причины. Рассказывая о своем симптоме, он случайно упоминает отом, как ему удается справляться с определенными трудностями в своей работе.Он преуспевающий преподаватель, которому приходится выражать идеи, идущиевразрез с его собственными убеждениями. Однако он считает, что разрешилпроблему, сохранив и положение преуспевающего человека, и свою моральнуючистоту. И он "доказывает" самому себе правильность своего убеждениямножеством усложненных рационализаций. Его приводит в раздражение указаниепсихоаналитика, что его симптом может иметь что-то общее с его моральнойпроблемой. Но последующий анализ показывает, что он заблуждался насчет себясамого, приступы головокружения были реакцией лучшей части его Я, его воснове своей моральной личности на тот образ жизни, который заставлял егопоступаться своей честностью и подавлять свою искренность. Даже если человек по видимости деструктивен только по отношению кдругим, он попирает закон жизни в себе так же, как и в других. Нарелигиозном языке этот закон был выражен следующим образом: человек сотворенпо образу Божьему, и любое насилие над человеком есть грех против Бога. Насветском языке мы бы сказали, что все, что мы делаем,-- доброго или злого,--другому человеку, мы также делаем и себе. "Не делай другим то, что ты нехотел бы, чтоб они делали тебе" -- это один из самых главных принциповэтики. Но этот принцип справедлив и в таком выражении: "Все, что ты делаешьдругим, ты также делаешь и себе". Если мы противодействуем силам, питающимжизнь любого другого человека, это неминуемо оборачивается против нас самих.Наше собственное развитие, счастье и жизнестойкость основываются на уважениик этим силам, и никто не может отнимать их у других, сам оставаясь при этомневредимым. Уважение к жизни, жизни других и своей собственной -- этосоставной элемент самого процесса жизни и условие психического здоровья. Визвестном смысле деструктивность по отношению к другим представляет собойпатологическое явление, сравнимое со стремлением к самоубийству. Хотячеловек может успешно игнорировать или рационализировать разрушительныеимпульсы, он,-- его организм, так сказать,-- не может не реагировать и неотзываться на действия, противоречащие тому самому закону, благодарякоторому поддерживается и его жизнь, и всякая жизнь. Мы обнаруживаем, чтодеструктивная личность несчастна, даже если ей удается достичь целей еедеструктивности, подрывающей ее собственное существование. И наоборот,здоровая личность не может не восхищаться и не приходить в волнение отпроявлений благородства, любви и мужества; ибо это те качества, на которыхпокоится ее собственная жизнь.Б. ВЫТЕСНЕНИЕ И
ПЛОДОТВОРНОСТЬ
Представление о том, что человек по сути своей деструктивен иэгоистичен, ведет к концепции, усматривающей нравственное поведение вподавлении тех злых стремлений, которые человек позволил бы себе безпостоянного самоконтроля. Согласно этому принципу, человек должен быть самсебе сторожевым псом; в первую очередь, он должен признать, что его природазла, и, во-вторых, он должен направить свою силу воли на борьбу с присущимиему злыми склонностями. Подавлять зло или потворствовать ему -- вот чтотогда составляло бы для человека альтернативу. Психоаналитическое исследование предлагает множество данныхотносительно природы подавления, различных его видов и их последствий. Мыможемразграничить (1) подавление исполнения злого побуждения, (2) подавлениеосознания такого побуждения и (3) конструктивную борьбу с побуждением. В первом случае подавляется не само побуждение, а действие, котороемогло бы из него последовать. Подходящий пример -- человек с сильнымисадистскими устремлениями, которому доставляет удовлетворение и наслаждениемучить других или властвовать над ними. Допустим, страх осуждения иусвоенные им моральные правила не позволяют ему привести в исполнение своепобуждение; поэтому он воздерживается от такого исполнения и не делает то,что ему хотелось бы сделать. Хотя нельзя отрицать, что этот человек добилсяпобеды над собой, но в действительности он не изменился; его характеростался тем же; и чем мы можем восхищаться в нем, так это его "силой воли".Но если отвлечься от моральной оценки такого подавления, то егодейственность как предохранительной меры против деструктивных склонностейчеловека неудовлетворительна. Потребовались бы такие чрезвычайные меры как"сила воли" или страх перед строгими санкциями, чтобы удержать такогочеловека от исполнения его побуждения. Так как всякое решение было бырезультатом внутренней борьбы с упорно противодействующими добру силами,шансы на победу добра были бы столь сомнительны, что с точки зренияинтересов общества этот тип подавления слишком ненадежен. Гораздо более эффективный способ борьбы со злыми устремлениями состоит,кажется, в том, чтобы не допустить их в сознание во избежание сознательногоискушения. Этот вид подавления Фрейд назвал "вытеснением". Вытеснениеозначает, что побуждению, хотя оно и существует, не позволяется вступать вобласть сознания, или оно быстро устраняется из него. Используем тот жепример: садистская личность, как правило, не осознает своего желанияразрушать или властвовать; нет ни искушения, ни борьбы. Вытеснение злых устремлений -- это вид подавления, на которыйавторитарная этика тайно и явно полагается как на самый надежный путь кдобродетели. Но хотя и верно, что вытеснение является мерой, предупреждающейдействие, оно намного менее эффективно, чем полагают его защитники. Вытеснить побуждение -- значит удалить его из сферы сознания, но это незначит вычеркнуть его из жизни. Фрейд показал, что вытесненное побуждениепродолжает оказывать свое действие и глубоко влиять на человека, хотя он ине осознает его. Воздействие на человека вытесненного побуждения даже необязательно слабее, чем если бы оно было осознано; основное различие в том,что вытесненное побуждение действует не открыто, а скрыто, так что человекизбавлен от знания того, что он делает. Наш садист, например, не осознаваясвоего садизма, может считать, что распоряжаются другими людьми, как ондумает, для их же пользы, или потому, что у него развитое чувство долга. Но, как показал Фрейд, вытесненные влечения находят выход не только втаких рационализациях. Например, у человека может сформироваться "реактивноеобразование", прямо противоположное вытесненному влечению, как, например,сверхзаботливость или сверхдоброта. И тем не менее, сила вытесненноговлечения находит косвенное проявление, и этот феномен Фрейд назвал"возвратом вытесненного". В данном случае человек, чья сверхзаботливостьвозникла как реактивное образование против его садизма, может употреблятьэту "добродетель" с тем же эффектом, как если бы он поступал явнопо-садистски: тираня и контролируя. Хотя он считает себя добродетельным ивозвышенным, его воздействие на других зачастую даже еще разрушительнее,потому что ведь трудно защититься от столь высокой "добродетели". Совершенно отличен от подавления и вытеснения третий вид реакции наразрушительные влечения. В то время как при подавлении влечение продолжаетсохраняться, и запрещено только его исполнение, а при вытеснении самовлечение устраняется из сознания и действует (до некоторой степени) скрытымобразом, при третьем виде реакции жизнеутверждающие силы в человеке вступаютв борьбу с разрушительными и злыми влечениями. Чем лучше человек осознаетих, тем в большей степени он способен сопротивляться им. Участвуют не толькоего воля и разум, но и те эмоциональные силы, на которые посягает егодеструктивность. У садиста, например, такая борьба с садизмом разовьетподлинную доброту, которая становится чертой его характера и освобождает егоот задачи быть для самого себя сторожевым псом и постоянно употреблять своюсилу воли на "самоконтроль". При такой реакции главное вниманиесосредотачивается не на ощущении собственной негодности и раскаянии, а насобственных плодотворных силах. Итак, в результате плодотворного конфликтамежду добром и злом само зло становится источником добродетели. С точки зрения гуманистической этики нравственная альтернатива не междуподавлением зла и потворством ему. И вытеснение, и потворство представляютсобой только две стороны рабства, и реальная нравственная альтернатива нездесь, а между вытеснением-потворством, с одной стороны, и плодотворностью-- с другой. Цель гуманистической этики не вытеснение человеческого зла (чтопоощряется пагубным воздействием авторитарного духа), а плодотворноеиспользование присущих человеку первичных потенциальностей. Добродетельпропорциональна уровню плодотворности, достигнутой человеком. Если обществозаинтересовано в том, чтоб сделать людей добродетельными, оно должно бытьзаинтересовано в том, чтоб сделать их плодотворными, а значит и создатьусловия для развития плодотворности. Первое и самое важное из этих условий-- это чтобы развитие и становление каждого человека было целью всякойсоциальной и политической деятельности, чтобы человек был только ближайшей иконечной целью, но не средством для кого-то или чего-то вне себя самого. Плодотворная ориентация составляет основу свободы, добродетели исчастья. Бдительность -- вот цена добродетели, но не бдительность стражника,который должен стрелять в злого заключенного; скорее бдительностьрационального существа, которое должно осознать и создать условия для своейплодотворности и устранить факторы, мешающие ему и тем самым творящие зло,проявлению которого прежде можно было воспрепятствовать лишь посредствомвнешней или внутренней силы. Авторитарная этика внушает людям идею, что чтобы быть хорошими,требуется огромное и беспрерывное усилие; что человек должен постояннобороться с собой; и каждый его ложный шаг может оказаться роковым. Эта идеявытекает из авторитарной предпосылки. Если бы человек был таким злымсуществом и если бы добродетелью была только его победа над самим собой,тогда, в самом деле, задача была бы чрезвычайно трудна. Но если добродетель-- это то же, что и плодотворность, то достичь ее -- хотя и не простое, но ине такое уж непосильное и трудное дело. Как мы уже показали, желаниеплодотворно применить свои силы присуще человеку, а усилий требует, главнымобразом, устранение препятствий в самом себе и в окружающей обстановке,мешающей ему следовать своим склонностям. Как человек, ставший бесплодным идеструктивным, все больше теряет силы и оказывается как бы в порочном кругу,так человек, осознающий свои силы и плодотворно их использующий, обретаетновые силы, веру, счастье, и ему все меньше грозит отчуждение от самогосебя; он создал, можно сказать, "счастливый круг". Переживание радости исчастья является, как мы уже показали, не только результатом плодотворнойжизни, но и стимулом к ней. Вытеснение зла может иметь в качестве истокасамобичевание и тяжелые переживания, но ничто так не способствуетдобродетели в гуманистическом понимании, как переживание радости и счастья,которые сопутствуют всякой плодотворной де