«Несколько лет назад о ней говорили, лишь как о несчастной талантливой маленькой жёнушке Фрэнка Фея, которая, похоже, так и не сможет начать сниматься в кино», — писал обозреватель одной из голливудских газет Томас Рэдди. — «Сегодня о ней говорят, как о полноправной звезде киноэкрана, которая приходит на сценическую площадку, чтобы быть «на побегушках» у своего саркастичного мужа-комедианта. Барбаре нечего беспокоиться о сочувствии к себе, которое она вызывала три-четыре года назад, и теперь, вместо этого, она энергично опровергает все слухи, утверждая, что их семья будет счастлива наперекор всем слухам».
Жизнь с Фрэнком напоминала катание на аттракционе «русские горы»: то хорошие времена, то боль, то веселье, то разочарование и отчаянные попытки наладить отношения. Такие отношения изматывали их обоих. Бывали такие моменты, когда она не могла верить своим собственным словам. Она заставляла себя поверить в то, что обязана заставить Фрэнка перестать пить, потому что они состоят в браке, а брак предполагает соединение жизней навсегда. Разозлившись на себя из-за того, что он не преуспел в продвижении своей карьеры, она подумала, что ребёнок в семье, возможно, будет решением их проблем.
Но с появлением ребёнка решение проблем оказалось совсем не таким, на какое она надеялась. Пока ей не исполнилось двадцати лет, и пока ей было немного за двадцать, она не появлялась на холостяцких вечеринках, но танцевала зажигательный шимми в барах, где незаконно продавали спиртное, и в кордебалете на Бродвее, ужинала в таверне Билли ЛаХиффа, очаровывала зрителей в шоу Уилларда Мака и Артура Хопкинса, была влюблена в Рекса Черримена, но ни разу не была беременной. Или была? Надёжные средства контрацепции в 1920-е годы было достать непросто. Барбара никогда никому не признавалась ни о своём аборте, ни о том, что носила в себе ребёнка. В то же время нежелательные беременности были просто проклятьем хора и кордебалета. Например, её подруга Кроуфорд призналась, что у неё было четыре аборта. Для Барбары и Рекса, радовавшихся первой волне своего успеха, её беременность была бы громом среди ясного неба. Можно не сомневаться в том, что в то время, в случае беременности, она пошла бы на аборт, даже, возможно, где-нибудь в тёмном переулке.
Фрэнк не хотел усыновлять ребёнка — для него отцовство обязательно должно было быть биологическим. Но Барбара настаивала. В 1932 году, за две недели до католического Рождества, они усыновили десятимесячного мальчика из детского приюта. В материалах судебного дела об усыновлении Джона Чарльза Грина подшито заявление об отказе от материнства, подписанное Вивьен Грин. Об отце ребёнка не упоминается.
Привезя ребёнка в свой новый дом на Бристоль авеню, Барбара и Фрэнк нарекли его Антонии Дион и счастливо отметили новоселье. Какое-то время они склонялись над детской кроваткой с благоговейным трепетом и поздравляли самих себя с новым членом семьи, но через несколько недель заботой о младенце стали заниматься то одни, то другие бабки-няньки. Стэнвик сказала корреспонденту журнала «Фотоплей», что с появлением в её семье маленького Диона у неё появилось чувство удовлетворения от того, что теперь её семья стала полноценной, напомнив, что ещё совсем недавно сама была как ребёнок. Она добавила, что была бы рада усыновить много малышей и окружить их своей любовью. Когда журналист спросил разрешение сфотографировать Диона у неё на руках, она отказалась, сказав: «Если ему будут уделять очень большое внимание, то он вырастет очень несчастным. Мы хотим, чтобы у него было нормальное, счастливое детство. Оставьте нас, пожалуйста, мы хотим побыть одни».
Всё это было показухой. По шесть дней в неделю с утра до вечера Барбара работала на киностудиях, а грустные размышления и пьяные разгулы её мужа не прекращались. Фрэнк плакался о том, что приносит свою карьеру в жертву ради неё. Она не могла видеть его таким несчастным и, подчиняясь его воле, слишком часто уступала ему. После того, как он однажды, в приступе пьяного гнева, бросил годовалого ребёнка в плавательный бассейн, нянечка стала запираться с малышом в детской, когда он был дома. Отцу Фрэнка было так не по себе, что он говорил, что собирается уехать от них.
В своих приступах гнева и жалости к себе Фрэнк как будто забывал о том, кто зарабатывал на содержание дома и прислуги и позволял ему сидеть дома и бузить. На президентских выборах 1933 года он голосовал за переизбрание действовавшего президента Герберта Гувера, но выборы выиграл Франклин Рузвельт, пообещавший крутой поворот в экономике для улучшения экономической ситуации. Сначала в Голливуде Великая депрессия ощущалась меньше, чем в других уголках страны. В 1930 году кассовые сборы в кинотеатрах составляли около ста миллионов долларов в неделю, причём хождение в кино стало самым дешёвым, а для многих американцев и единственным развлечением. Место в ночлежке для бездомных, где всю ночь крутили кинофильмы, стоило десять центов. Однако в то время многие люди не могли позволить себе потратить даже десять центов на развлечение и отдых, и посещаемость кинотеатров начала спадать. К 1932 году «Парамаунт», МГМ, УБ, «Фокс» и РКО стали терпеть убытки. Необходимость снимать яркие зрелищные фильмы, оправдывая при этом материальные затраты на переход к звуковому кино, заставляла даже таких законодателей моды, как МГМ (а также особо чувствительные к повышению расходов на оборудование УБ и «Юнивёрсл») зависеть от тех, у кого большие деньги. Руководителям кинобизнеса ничего не оставалось, кроме получения помощи банкиров, которые сначала делали предложения, затем налагали ограничения и, наконец, всем распоряжались.
И действительно, так оно и было. Через месяц после выигрыша Рузвельтом президентских выборов кредиторы вынудили корпорацию «Лоуз» и её дочернюю компанию МГМ временно урезать жалование всем, кто получал более полутора тысяч долларов в неделю. «Парамаунт», «Фокс» и РКО находились на грани банкротства. В кинобизнесе пришлось обложить налогом в размере пятидесяти процентов заработную плату всего персонала. Чтобы никто не возмущался, на киностудиях объявили, что такое решение приняли не они сами, а Академия искусств и наук о кино и финансирующая организация.
После съёмок в фильме «Дамы для досуга» Стэнвик снялась в четырёх фильмах на «Коламбиа» и в четырёх фильмах на УБ, в процессе чего превратила себя в «имущество, не возвращаемое прежнему владельцу». Сыграв роли девушки с прошлым, владелицы танцевального зала, евангелистки из балаганного шоу, неудачливой официантки, героини романа Энды Фербер и исполнительницы грустных сентиментальных песенок, из образа сомнительной скромной девушки она перешла в образ кажущейся очень правдоподобной женщины с хрипловатым гортанным голосом, которую так полюбили зрители времён Великой депрессии. В фильме «Горький чай генерала Йена» ей пришлось исполнять роль дерзкой и невинной в своей девственности миссионерки, искушаемой непристойной страстью к человеку другой расы. Это фильм стал самым эротичный фильмом Капры за всю его карьеру.
За основу сценария был взят рассказ Грейсы Заринг Стоун, скромного прозаика с космополитическими взглядами. После публикации рассказа «Горький чай генерала Йена» в 1930 году этот рассказ получил хорошие отзывы. «Это замечательное описание жизни белых людей в Китае, и что бы ни описывала в этом рассказе мисс Стоун, она написала всё это с экстраординарной эффективностью», писал еженедельный общеполитический журнал либерального направления «Нейшн». В рассказе повествуется история молодой американки, которая отправляется в Шанхай, чтобы там выйти замуж за медика-миссионера, и обнаруживает, что она здесь при сложившихся обстоятельствах и среди ужасов гражданской войны — незваный гость в кишащей шпионами резиденции генерала Йена, лидера Куоминтангского движения, борющегося с коммунистами. На третий день знакомства Меган Дэвис входит в близкий контакт с культурным и блестяще образованным генералом, вынужденным вести себя цинично. Она пытается спасти его наложницу от неизбежного штрафа за государственную измену и самого Йена — от попадания в плен к коммунистам. Американец по имени Джонс, — полная противоположность с Меган. Джонс — сторонник макиавеллизма, он избрал себе в качестве призвания финансирование гражданской войны и информирование генерала Йена.
Когда железнодорожный вагон со спрятанными там деньгами оказывается у врагов Йена, тот понимает, что теперь он не сможет ничего сделать. Он знает, что Меган влюблена в него, но всё равно совершает самоубийство, отравляя собственный чай. Меган и Джонс спасаются бегством, уплывая в Шанхай на шлюпке. Теперь Меган гораздо менее уверена в себе и в том, что христианская этика спасает мир. В конце фильма Джонс подбадривает её: «Йен был славный парень. Он говорил, что мы никогда не умираем, только переходим в другую форму. Возможно, он стал тем самым ветром, который сейчас раздувает наш парус и играет твоими волосами».
Капра не просто полюбил рассказ Стоуна о людях из различных культур, об их общении, о спорах между ними и об их влюблённости друг в друга, но увидел в его экранизации свой шанс наконец-то заработать награду «Лучший режиссёр года» Академии искусств и наук о кино. Первоначально на роль Меган планировали назначить Констанцию Беннетт, только что сыгравшую главную роль в предыдущем фильме Капры «Американское безумие», но Капра хотел видеть в роли внешне холодной, но внутренне горячей миссионерки из Новой Англии только Барбару Стэнвик. Подобное было и с кандидатом на роль Джонса. Увидев игру Уолтера Коннолли в нью-йоркском театре, Капра немедленно решил, что именно он должен играть толстого циника с хриплым голосом, продающему свои ужасные способности тому, кто больше заплатит.
С выбором исполнителя на роль Йена всё было иначе.
Реализм его высказываний наложил жёсткие требования на более строгую цензуру. Драматурги, авторы коротких рассказов и длинных романов, переехавшие в Голливуд писать сценарии для звуковых фильмов, привыкли к отсутствию цензуры перед публикацией своих литературных произведений и надеялись, что та же свобода будет у них при написании сценариев. Но сценарии звуковых фильмов попали под давление цензуры. Допускавшиеся в немом кино ясные и смутные намеки на что-либо запретное в звуковом кино оказались совершенно недопустимы. Уж слишком шокировал эффект от таких намёков, подкреплённых словами.
В «Кодексе кинопроизводства», содержавшем детально разработанный список того, «что нельзя показывать» и того, «при показывании чего следует соблюдать осторожность», упоминался запрет на показ в кино межрасовых браков. Точно так же, как студии заверяли, что они никогда не будут показывать «безнравственную или намекающую на секс наготу, ни фактически ни в силуэте, сексуальные извращения, белое рабство, сексуальную нечистоплотность, венерические болезни и голых детей», они согласились не показывать любовных отношений между людьми различных рас. И хотя этот Кодекс чаще нарушали, чем соблюдали, на межрасовой любви оставалось табу, которое никто не смел нарушать. Запрет на межрасовые браки действовал в тридцати штатах США, включая Калифорнию.
В 1916 году Сесиль Де Миль снял Фанни Вард и Сессу Хейакаву в главных ролях в фильме «Обман», истории женщины из общества, которая проигрывает деньги, доверенные ей фондом Красного Креста, затем берёт в долг десять тысяч долларов у богатого японца, и, в силу стечения обстоятельств, вынуждена вести себя, как женщина-вамп. Но это фильм снимался до потрясшего всю страну развода в штате Невада между Мэри Пикфорд с Оуэном Муром и ее поспешного брака с Дугласом Фэрбанксом, заключённого ранее, чем через год после развода, что противоречило калифорнийским законам. Это было прежде, чем Чарли Чаплин был пойман с несовершеннолетними девочками, и прежде, чем в 1924 году было заведено уголовное дело об убийстве во время сексуальной оргии. Теперь же всё это дало повод церковнослужителям, светским женщинам, школьным учителям и авторам статей яростно выступить против нового Содома на тихоокеанском побережье.
Пока Капра думал, как лучше поставить фильм «Горький чай генерала Йена», недавно организованный Католический легион благопристойности стремился ужесточить нравственный кодекс.
Во избежание неприятностей Капра не пробовал на роль Йена азиата, но просмотрел несколько кавказцев, загримированных под китайца. В результате он остановился на Нильсе Асторе. Это был высокий, голубоглазый шведский гомосексуалист, чья невозмутимость и симпатичность придавали ему некую экзотичность, что позволяло ему играть роли королей и романтиков.
Астер, уже почти высланный из страны шестью месяцами ранее за работу без прописки по туристской визе, успел жениться на Вивиан Дункан и развестись с ней несколькими месяцами позже. В свободное время он писал портреты, и к тому времени уже исполнил ведущую роль в фильме «Единственный стандарт» в паре с Гретой Гарбо. На съёмках того фильма, к восхищению съемочной группы, во время съёмок поцелуя Грета сказала ему: «Не целуй меня так крепко! Я — не один из ваших моряков!» Невозмутимая внешность Астера и его лёгкий акцент очень подошли Капре.
Поскольку фильм был чёрно-белым, голубые глаза Астера в кадре казались серыми, как сталь. Работая с гримёром, Капра и Джо Валкер закрыли верхние веки Астера гладкой и круглой искусственной «кожей» и подрезанный его ресницы до третьей части их естественной длины. Жесткие верхние веки постоянно хранили его глаза в полузакрытом положении. На экране он выглядел очень странным китайцем, но явно не кавказцем. Нося военную форму из гардероба Мандаринов, он приспособился к походке длинными, медленными шагами с размахиванием руками взад-вперёд при каждом шаге. В итоге красивый швед преобразился в культурного, таинственного и жестокого генерала Йена.
Однако Астер едва не ослеп при попадании в его обработанные глаза яркого света студийной аппаратуры. Врачи киностудии рекомендовали ему находиться в перерывах между съёмками в тёмной комнате и носить на репетициях тёмные очки. Несмотря на предосторожности, во время съёмки он испытывал острую боль. После каждого освещения его глаз врачи применяли компрессы, глазные капли и болеутоляющие средства. Капра и Кон радовались своей сообразительности. Кто сможет возразить, если Барбару Стэнвик будет целовать белый человек в гриме?
Образ Меган, созданный на экране Стэнвик и Капрой, беспокойно мечется между миссионерской нравственностью и непристойными сильными желаниями. Йен её отталкивает и притягивает одновременно, и в конце фильма, где Капра по-своему переписал сценарий, генерал совершает самоубийство, скорее всего, задетый за живое оскорблением о своих сексуальных отклонениях. «Если у Меган и возникало отвращение, то только к самой себе»,— сказала Барбара, — «По крайней мере, именно так я чувствовала: как могла я потянуться к нему? как могла я?».
Всего лишь за год до того Капра вернулся из Европы после того, как Барбара отказалась разводиться и выходить за него, и, в ответ, он женился на Люси. Чтобы показывать притяжение Меган генералу, Капра придумал выстроить в определённом порядке целый ряд таких волнующих эротических грёз, каких не было в романе. Чувствительная камера Джо Уолкера сняла Меган, мечтающую в кровати о приходе к ней красивого незнакомца в маске. Здесь Йен мало чем отличается от традиционного американского любовника. Через мгновение её эротические грёзы превращается в кошмар, когда она понимает, что этот когтистый незнакомец в образе дьявола — генерал Йен. Уж не прогонял ли Капра в этой сцене «изгнания дьявола» Капра свою собственную страсть к Барбаре? В таком случае эта сцена мечты-галлюцинации становится уникальной попыткой проиллюстрировать свои подсознательные желания.
«Горький чай генерала Йена» — единственный фильм Капры, съёмки которого прошли за пределами США до 1937 года. Премьера фильма состоялась в кинотеатре нью-йоркского Мюзик-холла 11 января 1933 года. В то время в США насчитывалось более десяти миллионов безработных, а в разгар лета без работы оставалось четырнадцать с половиной миллионов американцев. В своём обзоре газета «Нью-Йорк таймс» отмечала, что руководство Мюзик-холла было приятно удивлено большой толпой народа на премьере. «Уже к часу дня большинство дешёвых мест было заполнено, а позже возникла длинная очередь за билетами, протянувшиеся вдоль Пятидесятой улицы. Даже в ложах почти все места были раскуплены». Критики похвалили Капру за создание чувственной атмосферы, Стэнвик — за создание образа хорошенькой мисс Меган и Астера — за экзотичность Йена, но назвали всю эту историю запретной любви и самоубийства столь же курьёзной, сколь неправдоподобной. А газета «Вариети» предостерегала: «зрелище с китайцем, пытающимся крутить роман с симпатичной и, вроде бы, приличной молодой американской белой женщиной может вызвать негативную реакцию».
Фильм не имел успеха, и Капре пришлось ещё долго ждать до тех пор, пока его фильм «Это случилось однажды ночью» принёс ему его первый Оскар. А фильм «Горький чай», показ которого был рассчитан, по крайней мере, на две недели, протянул в Мюзик-холле лишь неделю.
«Эта история опередила своё время, в котором прибывающие на восток миссионеры стали с уважением относиться к местным «дикарям»», — сказала Барбара через сорок лет. Прежде, чем генерал выпивает свой отравленный чай, она обнимает его на прощание и, хуже того, фактически целует его руку. Его руку! Женские организации по все стране стали выражать свой протест и писать письма в кинопрокат о том, что мы потворствуем смешению рас». Барбара была под впечатлением от того, что«Горький чай генерала Йена» был запрещен в Англии и британском Содружестве наций, особенно в Австралии. Австралийские газеты писали, что этот фильм — «мерзкая» история об «отвратительном китайском бандите, лапающем белую женщину».
Занук назначил Стэнвик на роль в фильме о женщине, плетущей интриги в женской тюрьме, которая встаёт во главе организации искусительниц мужчин. В своём жёстком, чисто деловом стиле Барбара заигрывает с грабителем банков и с играемым Престоном Фостером реформатором-евангелистом, которого узнаёт очень близко. После того, как она обвиняет его в том, что он срывает её побег из тюрьмы, в ходе которого двое из ее друзей убиты, она теряет самообладание, достаёт из сумочки пистолет и стреляет в него.У фильма «Леди, о которых говорят» было два режиссёра: Ховард Бретертона и Уильям Кейли. С 1926 по 1952 год Бретертон снял более сотни фильмов и был настолько популярен, что стал любимым режиссёром Уильяма Бойда (Хопалонга Кассиди). Кейли был кропотливым мастером своего дела, и вся его двадцатилетняя карьера в кино была связана с компанией УБ. Вместе или отдельно, они окружили героиню Стэнвик пёстрой компанией передвигающихся скользящей походкой тщеславных и ревнивых сокамерниц и показали их тюремные разговоры в «Большом доме». Откровенное изображение находящихся в тюрьме женщин, скучающих без мужской любви, принесло фильму «Леди, о которых говорят» в неприятности в цензурном офисе Хейса.
Интересовавшиеся историей феминизма приходили посмотреть на Барбару Стэнвик в этом фильме, как на жертву Великой депрессии, а в следующем её фильме «Мордашка», нервирующем зрителей фильме Дэррила Занука, — лишь для того, чтобы снова увидеть всё то, что было присуще каждому фильму Стэнвик начала тридцатых годов. Однако, при всей аморальности сюжета, в «Мордашке» Барбара проявила изобретательность.
В своих записях писатель Ховард Смит в ноябре 1932 написал о том, как он, Занук и Стэнвик решили начинать снимать фильм «Мордашка» с пикантной сцены: отец «Мордашки» заставлял её заниматься сексом с разными людьми.
Смит писал Зануку:
«Пишу вам это письмо после пресс-конференции с участием звезды экрана Барбары Стэнвик, чтобы напомнить вам о том, что предложила она, и том, что вы сами предложили на этой конференции для усиления и усовершенствования нашего сценария.
Мысль о том, что именно отец[ так и написано, прим. автора ] «Мордашки» бьёт её и насильно заставляет её пройти в помещение, где, как он знает, находится парень, желающий провести с ней ночь, — заставляет её, войдя в ту комнату, запереть за собой дверь на ключ. Это запланировано для того, чтобы подготовить диалог в сцене, где молодой банкир просит, чтобы персонаж Барбары Стэнвик использовала те деньгами, которые он только что отдал ей, чтобы спасти его от тюрьмы».
Рузвельт занял свой пост 4 марта 1933, месяцем после того, как Адольф Гитлер стал рейхсканцлером Германии. На следующий день новый президент информировал нацию о том, что он созывает специальное заседание Конгресса, и что на следующие четыре дня во всех банках и финансовых учреждениях объявляется отпуск. 16 июня был принят Закон о восстановлении национальной промышленности, который помог Голливуду утвердить некоторые монополистические методы. Даррил Занук был уверен, что компания УБ уже пережила Великую депрессию. Однако когда Академия кино распорядилась, чтобы кинокомпании восстановили прежние жалования своим служащим, Гарри Уорнер отказался выполнять это распоряжение.
Занук был вне себя от ярости. Он обещал своим людям восстановить их жалованье со дня, обозначенного Академией, но, под нажимом Гарри Уорнера, был вынужден не сдержать свои обещания. Это был сильный удар. Занук уже считал себя почти наследным принцем. Теперь же Гарри показал ему, что он — всего лишь один из служащих компании «Уорнер бразерс».
Фильм «Мордашка» снимали в разгар борьбы Занука с братьями Уорнерами за восстановлению жалованья служащим компании. Стэнвик снова играла с Джорджем Брентом, а её режиссёром на этот раз стал Альфред Грин. Её персонаж Лили Пауэрс— честолюбивая работница нью-йоркского банка, пошедшая на хитрость, чтобы подняться по служебной лестнице. Брент играет президента банка, Дональд Кук — обаятельного молодого человека, вниманием которого Лили пренебрегает, а Роберт Баррат — ее отца, владельца подпольного бара. Для игры в этом фильме прибыл долговязый скромный начинающий актёр из города Уинтерсета, штат Айова, чьё имя только что был изменено с Мариона Моррисона на Джона Уэйна. Джон Уэйн исполнило роль помощника директора банка.
Лили использует молодого кассира, с которым помолвлена дочь первого вице-президента банка, чтобы привлечь к себе внимание вице-президента, а, позднее и самого президента банка. После того, как она угрожает выдать их тайны бульварным газетам, её отправляют в Париж работать в филиале их банка. Когда президент банка прибывает в Париж, Лили возбуждает в нём такую страсть к себе, что он женится на ней. Вернувшись в Нью-Йорк, он растрачивает деньги банка, снабжая её наличными и даря ей драгоценности и меха. Зная, чо она должна вернуть полмиллиона долларов наличными деньгами, чтобы избежать обвинений в адрес своего мужа по поводу присваивания себе собственности банка, она, тем не менее, решает снова ехать в Париж. В процессе кинопроизводства картины «Мордашка» возникли серьёзные трудности в связи с ужесточением цензуры.
Занук не закончил работу над этим фильмом, разорвав свой контракт с Гарри Уорнером в результате возникшего между ними спора. Боясь задеть спорящие стороны, разносящие сплетни комментаторы предположили, что Уорнер и Занук спорят по поводу «Мордашки». Сокращение сценария и изменение окончания «Мордашки» позволили этому фильму быстренько «проскочить» на экраны прежде, чем вступил в силу новый «Кодекс кинопроизводства».
Занук ушёл от Уорнера, недовольной своей зарплатой на УБ, составлявшей пять тысяч долларов в неделю. К нему стали проявлять интерес почти все другие киностудии. Луи Майер пригласил его присоединяться к МГМ. Гарри Кон озадачил его просьбой составить подборку отрывков из его кинофильмов. Но всех переплюнул Джо Шенк, предложивший Зануку такое, от чего тот не смог отказываться. «Вдвоём с вами мы создадим нашу новую кинокомпанию, — заявил Шенк несмотря на то, что всё ещё возглавлял кинокомпанию «Юнайтед артистс» в качестве президента. Они решили назвать свою новую компанию «Двадцатый век». При заключении сделки Шенк выписал Зануку чек на сто тысяч долларов. Барбара была бы рада последовать за Зануком, но, наученная горьким опытом своего спора с Коном, не позволила себе нарушить свой контракт с УБ. И хотя и с Зануком немало ругалась при съёмке фильмов «Недозволенное», «Такой большой!», «Закупочная цена» и «Леди, о которых говорят», с его уходам она потеряла свою лучшую поддержку и опору в дирекции киностудии.
Летом 1933 года Стэнвик сменила своего рекламного агента. Расставшись с Артуром Лайонзом, с которым Барбара сотрудничала четыре года, она остановила свой выбор на Зеппо Марксе, который, проработав несколько лет «мальчиком на побегушках» у своих знаменитых старших братьев, решил, что ему будет веселее работать агентом по рекламе больших талантов.
Пятеро братьев Марксов — Адольф (Гарпо), Леонард (Чико), Джулиус (Гручо), Милтон (Гуммо), и младший Герберт (Зеппо) — были известными авторами весёлых водевилей, в 1929 году переключились на кинодраматургию, написав умеренно успешные сценарии для пяти кинокомедий компании «Парамаунт», в том числе к таким фильмам, как «Обезьяний бизнес», «Лошадиные перья» и ставшему теперь классикой фильму «Утиный суп». Чико специализировался на италоязычных интермедиях, Гарпо играл в пантомимах и на арфе, а хитрый, остроумный и саркастичный Гручо с густыми бровями руководил ими, мало что оставив для Гуммо и Зеппо. Сжалившиеся над Гуммо братья сделали его своим генеральным менеджером.
В 1928 году Зеппо (далее — Зеп) женился на Марион Бенда, урождённой Бимберг. Хотя Зеп зарабатывал меньше всех своих братьев, он и Марион жили лучше, чем кто-либо из них. В отличие Гручо, у Зеппо не было необходимости постоянно гоняться в Нью-Йорку на встречи с интеллектуалами. Он не был таким бабником-распутником, как Чико, хотя был таким же азартным игроком. Агрессивная манера игры в карты сделала Зепа грозой карточной компании, в которую входили боссы всех киностудий. Однажды ночью он выиграл в покер двадцать две тысячи долларов у руководителя студии «Парамаунт» Би Пи Шульберга. Заявив, что ему наскучило быть марионеткой у своих братьев, младший сын Минни Маркс и Саймона Маркса по прозвищу «Французишка» ушёл от них после завершения работы над «Утиным супом».
Идея стать рекламным агентом больших талантов пришла к Зепу при наблюдении махинаций, совершаемых Майроном Селзником для раскрутки братьев Марксов. Клиентами Селзника были литераторы, режиссёры, актёры и даже художник по костюмам студии «Парамаунт» Травис Бантон. Продвигая их, он смело спекулировал на каждом их достоинстве, чтобы заключить сделку повыгоднее, чтобы он и его клиенты стали побогаче, а кинокомпании — победнее.
Льюис Селзник, отец Майрона и его младшего брата Дэвида — еврей, эмигрировавший из России, сколотивший себе шаткое состояние в хаотичные ранние годы зарождения кинобизнеса в Америке. Когда Льюис Селзник потерял всё, что заработал, его мальчики поклялось отомстить за своего папочку владельцам киностудий, внёсшим вклад в разорение их отца. Месть и желание доказать свою правоту и неправоту всех остальных стали движущими силами стремительных взлетов в карьере как суперагента Майрона, так и как киномагната Дэвида. Зеп не мог придумать себе более острого ощущения, чем стать агентом класса Майрона Селзника. В 1933 году Зеп выкупил партнёрство в агентстве «Брен-Орсатти». Там не было никакого Берна, были только братья Орсатти, Виктор и Фрэнк. Виктор весь рабочий день сидел у телефона, заключая контракты, инициируемые его смелым братом. Их отец, Моррис Орсатти, был приговорён к двадцати годам лишения свободы за попытку дать взятку федеральному агенту, а Фрэнк ранее работал бутлегером и агентом по недвижимости; ходили слухи, что у него были связи с мафией. Бадд Шульберг называл Фрэнка Орсатти «сводник с замашками маленького царька».
Зеп получил разрешение у Джорджеса Кауфмана и Мосса Харта рекламировать их, как своих клиентов, чтобы другие авторы рассмотрели предложение тоже заключить с ним контракт. Через два года Гуммо стал его представителем на Восточном побережье, когда открылось представительство агентства «Брен-Орсатти» в Нью-Йорке, и стал готовиться к работе представителя талантов театральной сцены. Переняв несколько уловок от Майрона Селзника, Зеппо и присоединившиеся к нему Чико, Харпо и Гручо стали угрожать неприятностями руководителю киностудии МГМ Ирвингу Тальбергу в том случае, если тот не пригласит одного из их клиентов для работы над фильмом «Ночь в опере». Неизвестно, что заставило Тальберга уступить: то ли репутация Зепа, как человека, выполняющего свои обещания, то ли крушение надежд на получение нового сценария от братьев Марксов, но эта угроза упрочила репутацию Зепа, агента талантов.
По сравнению со своими братьями, Зеп был красив. Барбара запомнила его, как энтузиаста бодибилдинга, хвастающегося своими выпирающими и слегка колеблющимися мускулами и своей женой, энергичной брюнеткой с изящным вкусом. Они оба были большие любители поиграть в теннис и выпить в дорогом ресторане, могли себе позволить купить яхту и, под наблюдением Марион, постоянно занимались художественной отделкой своего ранчо на дальней стороне долины Сан-Фернандо. «Никогда раньше не видела я такого симпатичного дома», — вспоминала их ранчо Максин, дочь Чико. — «Марион использовала при его благоустройстве элементы дизайна из виденных ей кинофильмов. Это не было показным хвастовством, но их дом был совершенно очарователен».
Обращение к Стэнвик было удачным ходом для Маркса и братьев Орсатти. Фрэнк Орсатти убедил Барбару, она должна постоянно производить благоприятное впечатление, и настаивал на том, чтобы киностудии давали обязательство использовали молодую актрису по имени Джеан Чатбурн в качестве дублёра Стэнвик при каждом контракте. Затем он женился на Чатбурн. Вскоре после подписания соглашения с Барбарой этот саксофонист тоже стал клиентом Маркса. Меньше чем за шесть лет Стэнвик и Фред МакМюррей стали самыми высокооплачиваемыми звездами Голливуда.
Без Занука и без всякой помощи от Фрэнка Фея Барбара снялась на УБ в течение следующих полутора лет в пяти фильмах. В фильме «Навеки в моём сердце» она сыграла патриотку, женатую на немецком шпионе. Этот фильм снят по сценарию Белы Мэри Дикса, историка и сценариста, который в 1916 году вместе с Уильямом Де Миллем и его братом Сесилем Блаунтом основал отдел сценариев в кинокомпании «Парамаунт». Главный персонаж этой тяжёлой романтической драмы режиссера Арчи Мейо — Отто Крюгер, профессор небольшого американского университета с немецкими корнями, высланный из США во время Первой мировой войны. Барбара играет роль его американской жены, которая, узнав, что он — шпион, убивает его, и, скрывая тайны от врагов, совершает самоубийство.
Восьмью годами позже, когда многосторонность Барбары полностью себя окупит, и Эдит Хед создаст двадцать пять платьев для игры Барбары в фильме «Леди Ева», Барбара будет уже совсем не такой, как в фильме «Навеки в моём сердце» и в прочих проходных фильмах последних лет Великой депрессии. «Когда я работала по контракту с «Уорнер бразерс», я, кажется, только однажды углубилась в роль», — скажет она в 1944 году, став в том году самой высокооплачиваемой женщиной в Соединенных Штатах. «В те годы я сыграл множество ролей, которые были очень похожи друг на друга: это были роли страдающих и бедных женщин, живущих в беспомощном окружении».
Она упустила возможность сыграть пару интересных ролей в экранизациях бродвейских пьес. В своём популярном шоу 1930 года «Только раз в жизни» Джордж Кауфман и Мосс Харт высмеяли Голливуд. И когда компания «Юнивёрал пикчерс» приобрела права на экранизацию этого бродвейского шлягера, Стэнвик пробовалась на роль в его киноверсию. Однако на УБ выбрали в партнёрши к Кэтрин Хепбёрн и Элен Хейес не её, а Алину МакМахон. Это была остросюжетная комедия абсурда о панике в Голливуда на заре звукового кино. Затем Кон объявил, что отправляет Стэнвик на студию «Парамаунт» играть в киноверсии пьесы Бермана «Краткое мгновенье». Главная роль певички в ночном клубе была бы для Барбары в самый раз. Однако эту роль получила Кэрол Ломбард, поражающая походкой и манерностью саркастичная героиня комедии абсурда.
Фей рисовал в своём воображении шикарный план своего возвращения на Бродвей, убедив себя в том, что ни его жена, ни весь окружающий её народ, одержимый кинематографом, не понимают его потребность в обращении к живой аудитории. Его комедийные приёмы строились на ответной реакции зрителей, его меткие красноречивые выражения, взгляды и паузы были рассчитаны на смех и аплодисменты. Его юмор был тонок. Хихикающий в десятом ряду зритель мог продлить его номер, хохот на балконе вдохновлял его на новые импровизации. В съёмочном павильоне его шутки, лишённые живого общения со зрителями, становились вялыми: вместо атмосферы зрительского восхищения здесь устанавливалась мертвая тишина, после чего режиссёр командовал: «Мотор!», или десятый раз просил повторить остроумное замечание. Чтобы поберечь психику мужа и свою психику, Барбара вложила крайне важные для неё самой деньги в шоу «Разнос сплетен», музыкальное ревю, в котором Фею предоставлялась возможность блеснуть во всей своей красе.
Выбор времени для показа этого шоу оказался неудачным. Те зрители, которые раньше тратили деньги на водевили, теперь предпочитали ходить в кино, где «все разговаривают, все поют, все танцуют». Но Фей был уверен, что, он, подобно Эдди Кантору и Софи Тукер, сможет вернуть своих зрителей на своё шоу.
Фей начал своё гастрольное турне с «Разносом сплетен», предваряющее показ этого спектакля на Бродвее, в апреле 1933 года. Фей и Ник Копеланд написали сценарии для двадцати девяти номеров, в некоторых из них принял участие не только Фей, но и Копеланд. В шоу было занято восемнадцать исполнителей, все пели песню-пародию на Голливуд «Я оставлю выбор за вами». В турне спектакль получил неплохие отзывы, и 11 июня состоялась премьера «Разноса сплетен» в нью-йоркском театре «Бродхёст». Для дополнительной рекламы премьеры, несмотря на ранее уже полученную критику за спекуляцию успеха своих фильмов, Барбара приняла участие в «Разносе сплетен», показав сцену из фильма «Чудесная девушка». Побывавшие на премьере зрители и театральные критики предположили, что «Разносу сплетен» обеспечен показ в Нью-Йорке в течение всего лета. Через две недели в нью-йоркском кинотеатре «Странд» состоялась премьера фильма «Мордашка». Фильм был воспринят критиками, как замечательная сенсация.
Июль 1933 года в Нью-Йорке оказался самым жарким месяцем за все годы наблюдения за погодой в этом городе, и «Разносы сплетен» быстро прекратились, поскольку высокая температура выгнала зрителей из театра «Бродхёрст», не оборудованного кондиционерами. Шоу Фрэнка Фея закрылось после двадцати восьми дней представления. Как ни унизительно для Фея было наблюдать столь быстрое сворачивание «Разноса сплетен», ещё больше его оскорбила показанная там же через три неделе очередная наспех выпущенная УБ халтура «Навеки в моём сердце» с его женой в главной роли. «Барбара Стэнвик продемонстрировала, что она — одна из первых — одна из самых первых — актрис среди более возвеличенных леди Голливуда», — писала газета «Нью-Йорк уорлд телеграм».
По соображениям Барбары, усыновление маленького Диона должно было спасти их брак, а «Разнос сплетен» должен был спасти карьеру Фрэнка и, опять же, их брак. Поскольку ни то ни другое не сработало, она решила, что с этого времени она останется в Калифорнии.
Достигнув высокого темпа и качества в работе, Стэнвик вошла в колею независимой бизнес-леди. Дисциплинированная и трудолюбивая, она была счастливым исключением из системы «штамповки талантов на фабрике кинозвёзд». К тому времени она ещё не стала тем свободным агентом, ко