«…В нескольких регионах сразу вновь вспыхнула так называемая чума‑74, получившая название по имени ее возбудителя – модифицированной бактерии иерсиния пестис биовар‑74. До сих пор ходят споры, не является ли эта энтеробактерия результатом военных разработок. Однако, как сегодня заявил пресс‑секретарь „Генной логики“, компания находится в одном шаге от открытия генной модификации, которая полностью обезопасит людей от этой болезни. Представители „Наноздоровья“ на сегодня не столь оптимистичны. Более того, они сомневаются и в успешности любых вакцин или модификаций человека, которые существуют сегодня на рынке. Равно как и в возможности создания подобных в ближайшее время. По мнению „Наноздоровья“, для разработки нанокультуры против чумы‑74 понадобится еще не менее года. Более того, они заявляют, что и у их конкурентов не появится ничего стабильного раньше этого срока…» Чума – это плохо. Хуже, чем грипп. Я бы выключил телевизор, чтобы не слушать, но мне лень шевелиться. Да и все время надеешься, что скажут хоть что‑то хорошее.
«…Пока же рекомендация одна – не выезжать за пределы своего сектора. В случае объявления карантина снизить контакты с другими людьми до минимально допустимого уровня. Возможно, представители правительств и секторов в Манчестере предложат более эффективные меры. Об этом наш следующий репортаж, непосредственно с места конференции наш специальный…»
– А я раз пробовал «пушок» – так чуть копыта не откинул. Его какие‑то банды подпольные гонят. Когда брал, говорили, что эффект как от «экстази», только чище и без последствий. И боты сами погибают и вымываются через день‑два. Как же. Не знаю, что там у «экстази» с последствиями, но я неделю провалялся в бреду. Думал, все, откину копыта. Голова болела все время, никакие таблетки, конечно, не помогают: как они помогут против ботов у тебя в башке? Ну его на фиг, говорю я вам, все эти паленые бланки из подвалов. С той поры – ни‑ни. Лучше водка.
– Да сейчас и в магазине не всегда знаешь, что вкалываешь. Мне тут рассказывали…
«…Основные положения протокола, который со дня на день должен быть подписан в Манчестере, очень просты. Прежде всего, власть почти полностью передается в руки секторов. Хотя скорее на сегодняшний момент это лишь формализация того, что и так уже произошло. Но важно то, что впервые разработаны правила перемещения людей между секторами, порядок введения и отмены карантина и многие другие меры, которые, по общему мнению, позволят если и не излечиться от множества болезней поразивших современный мир, то хотя бы остановить их безудержное распространение…»
– Я к ней подхожу, говорю «привет‑цыпочка‑как‑дела», а она оборачивается, и я вижу, что она модифицированная. Представляете, при такой шикарной попе – мутант. Меня чуть не стошнило прямо на ее грудь, тоже, кстати, шикарную.
«…Один из самых спокойных вулканов Исландии вновь проснулся. Жители близлежащих островов эвакуированы, жертв на этот раз удалось избежать. Примечательно, что после того, как у горы, извергающей лаву, отломилась верхушка и каменная глыба упала в море, вода в нем окрасилась в красный цвет, видимо, из‑за высокого содержания в породе окислов железа. Однако зрелище получилось чрезвычайно колоритное. Действующий вулкан и море цвета крови вокруг него…»
Парни ржали даже над тупыми байками.
Под этот хохот я и уснул.
Думаю, сержант не случайно смотрел сквозь пальцы на нашу вечеринку. И не проморгал он бутылку водки в казарме, а сознательно оставил ее «незамеченной», в качестве наживки.
Разбудил он нас около половины пятого. Самое время, чтобы, с одной стороны, не пришлось морочиться с повторным укладыванием в постель, а с другой – достаточно рано, чтобы мы в полной мере осознали всю глубину нашего ничтожества.
– Бегом! Бегом, солдаты!
Ночи в сентябре прохладны, а бежали мы лишь в стандартных трусах и футболках. По моему мнению, бежать в такой ситуации было даже лучше. По крайней мере, не замерзнешь окончательно. Хорошо хоть он не выгнал нас на улицу босиком. Носки и ботинки существенно облегчали жизнь.
Даже и спать не хотелось. Холод заставил проснуться моментально, и все как‑то даже взбодрились. Слышал, как кто‑то сзади спросил у соседа:
– Так и чем тебе мутант‑то не угодила? Рожей не вышла?
– Да не, ну просто не по‑людски это. Я ж не знаю, какую дрянь ей намодифицировали. Может, у нее крокодильи гены уже. Как я могу?
– Ну и зря, – сказал кто‑то еще. Похоже, с другой стороны от горе‑любовника. – Я бы попользовался.
К сожалению, разговор услышал не только я, но и сержант.
– Что, чувствую, дыхание вы восстановили? Тогда давайте наконец побегаем! Вперед. Не отставать.
Мне показалось, что сержант ускорился раза в два, не меньше.
Теперь о том, чтобы согреться, заботиться больше не приходилось. Мне было жарко, несмотря на холодный воздух, рвущийся навстречу.
– Значит, на пьянки‑гулянки у вас силы есть? – неожиданно остановился сержант. – А отжаться пару раз – нет? Упор лежа принять. Двадцать раз, на счет раз‑два.
– Да ты что? – гнул свое ловелас. Хотя говорил он потише, делая паузы в момент очередного отжимания. – А если она вообще… все эти сиськи‑карданы себе… просто мутациями навела?.. Или вообще мужчина?.. Этих из «Генной логики»… ведь не разберешь… Такое иногда услышишь – блевать тянет.
– Встать. Бегом… марш, – словно в такт рядовому, произнес сержант.
Мы вновь побежали. Что‑что, а разогревать взвод сержант умел. Ну хоть никто не простудится, не заболеет.
Я ошибался, думая, что сержант ограничится банальной пробежкой. В принципе можно было и догадаться, что столь коварно разработанный план, включающий в себя смотрение сквозь пальцы на нашу вечернюю попойку и посиделки, тщательно рассчитанный подъем «по тревоге» в строго выверенное время – все это не могло закончиться так просто.
В конце пробежки нас ждало обмундирование под стать полицейскому, тому, в котором они разгоняли демонстрации. Тогда, когда кто‑то еще ходил на демонстрации. А может, даже и потяжелее. Бронекостюм нам показывали. Модифицированный кевлар, усиленная модель для ведения боевых действий в городских условиях. То есть, в теории, может выдержать прямую очередь калибра 5.45 почти в упор. А может и не выдержать. Не верил я всем этим утяжелителям. Ложное чувство спокойствия. Щит вообще выглядел смешно. Какой щит против подствольного гранатомета? Шлем сильно сужал обзор и вдобавок мешал вертеть шеей. Штаны казались чуть полегче, но их создатели тоже явно исходили из того, чтобы передать владельцу чувство безопасности. Особенно – за детородные органы.
И все это весило адски много. Не для меня.
Такое ощущение, что все это представление сержант подготовил только для того, чтобы в итоге унизить меня одного. Понятно, что я во взводе был самым щуплым, и не только во взводе, а вполне возможно, и на всей базе. Но вроде бы до сих пор никак и никому не показал, что делаю что‑то хуже или медленней. Но если на тебя повесить этот клоунский костюм килограммов в пятьдесят, то понятно, что будет. С учетом, что мой вес был немногим больше.
Остальные‑то шли в структуру безопасности корпорации, зная, куда идут. Возможно, даже желая этого. И абсолютное большинство из них, даже те, кто не сильно увлекался бланками, весило от ста и больше. Для этого большинства надетое на них обмундирование оказалось лишь довеском. Может, и неприятным, но вполне терпимым.
Я же еле стоял.
– Что, солдат? – язвительно спросил сержант. – Ты думал, что у нас не нужна сила? Или мышцы? Так нужно и то и другое! Выпрямиться, солдат! Поднять щит! Если не поднимешь щит, дам тебе пулемет, а он еще тяжелее. Что ты хочешь нести? Щит или пулемет?
Я молча поднял щит. Почему‑то мне показалось, что возражать сержанту бесполезно. Я, кстати, предпочел бы тащить пулемет – его хоть можно было, в теории, забросить на плечо. А щит приходилось держать на весу, еще и на приподнятых руках, потому что для меня он был явно великоват.
– Вы – бойцы корпорации! Гордитесь этим. Щиты поднять! Шаг вперед. Щиты опустить. Щиты поднять! Три быстрых шага вперед. Щиты опустить. Сомкнуть крепче, мимо вас не должна проскользнуть какая‑нибудь смазливая девчонка, чтобы в лучшем случае взорвать прямо внутри взвода пояс, а в худшем – упасть и забиться в истерике, чтобы попасть в новости! Плотнее щиты!
Меня затерли в середину взвода, и в какой‑то момент мне даже показалось, что парни справа и слева прижимаются ко мне так плотно не только потому, что так требует сержант, но и незаметно придерживая меня в стоячем положении. Помогая удержать щит за счет того, что прижимают свои плотно, с обеих сторон.
Может, показалось. Может, просто парни лучше сержанта знали, кто и чего стоит в настоящем бою. Это ведь я открыл счет.
На две недели это был мой взвод. Мне даже показалось, что любимый мой взвод, потому что я просто не верил, что такое сможет повториться.
Сержант остановил нас лишь через полчаса. Когда мы начинали эту утреннюю пробежку, я радовался, что бег поможет мне разогреться. Потом я просто забыл о холоде и думал лишь о струящемся по всему телу поте и дыхании. После упражнения со щитами я перестал думать о таких мелочах. Я вообще перестал думать. Может, только о «поднять щит, шаг вперед, опустить щит». «Опустить щит» – это такая голубая мечта, которая сбывалась каждые десять секунд, но так ненадолго, что оттого что она сбылась, становилось только тяжелее.
Сержант остановил нас словами:
– Все, разминка закончена.
Дождался, когда облегченный вздох пронесся по взводу, и лишь после этого, с широкой улыбкой на лице, продолжил:
– Теперь перейдем к основным занятиям. Сегодня у нас тренировка действий штурмового отряда в полной боевой выкладке. Так что подняли щиты – и бегом вон к тому макету дома. Будете его штурмовать.
Дальше я помнил плохо. Утро, с выбиванием щитами дверей, а иногда и не щитами, а просто тараном из взвода в двенадцать человек, запрыгиванием (заползанием) в окно и множеством других полезных упражнений в полной экипировке совершенно не отложилось в моем помутненном сознании.
Я плохо помнил то утро. Да и день, что последовал, тоже.
– Что, вколете нам свежачок? – ухмыльнулся один из парней.
– Кто там захотел поговорить? – тут же спросил сержант. – Как раз не хватает одного человека для вечерней пробежки. Попросили выбрать из разговорчивых. Тишина, не мешаем врачам работать.
Взвод проходил «медосмотр». Возможно, когда‑то раньше это означало бы, что у нас померят вес, давление, постучат по коленкам и похолодят стетоскопом. Раз в год.
На базе осмотры проводились еженедельно, к тому же дело не обходилось чисто косметическим обследованием. Кровь из вены на анализ. Томограф. УЗИ. Кардиосканирование. Оценка состояния мышечных тканей, чуть ли не каждой в отдельности. Кремлевская таблетка, в современном уменьшенном варианте. Мы глотали ее в начале осмотра, а через пару часов, к концу осмотра, она должна была добраться до прямой кишки. И все это время она успешно передавала данные на медицинский компьютер, выдавая всю конфиденциальную информацию о желудочно‑кишечном тракте.
Вроде бы на этих осмотрах уже никого не отсеивали. Я о таком не слышал, хоть и все равно волновался. Если кто и мог попасть под жернова врачей, так это именно я. Слишком маленький, слишком щуплый, слишком не похожий на солдата. Даже частной армии.
Но врачи меня любили. Может, именно из‑за всех тех качеств, за которые могли меня и турнуть. Так сказать, срабатывал материнско‑отцовский инстинкт.
А может, им просто было все равно.
Отсев после медкомиссии не предполагался, зато предполагалось другое – рекомендации по введению новых бланков. Официально они оставались лишь именно рекомендациями, каждый мог отказаться.
И вот каждого, кто отказался, могли турнуть.
Но пока что врачи вели себя очень консервативно. Мне на этой базе не предложили еще вообще ничего. Особенно после тех процедур, что проделали со мной перед введением «Ходока». Да и другим, насколько я слышал, тоже не слишком везло с новыми бланками.
Это считали именно везением. Как я неожиданно для себя выяснил, многие появились на базе не для того, чтобы заработать денег или влиться в дружную семью корпорации, или стать настоящими солдатами. Достаточно много людей записались в СБ корпорации в тайной надежде на то, что получат здесь пакет новейших бланков, защищающих, спасающих, укрепляющих и предотвращающих.
Их надежды пока что не сбывались. Главврач, подождав, пока сержант закончит воспитание своих подопечных, все же ответил:
– Любой новый бланк – это всегда опасность. На одной стороне весов опасность от его использования. На другой – опасность не использовать его или использовать не вовремя. У нас здесь очень хороший штат и очень хорошие врачи. Они умеют принимать взвешенные решения. Поверьте мне, то, что будет для вас жизненно необходимо или обеспечит ваше выживание в бою, будет вам предложено. Но не более. От излишеств, знаете ли, умирают. Что бланки, что обжорство – все равно. Все хорошо в меру.
Взвод молчал.
Даже если кто и был не согласен, все помнили предупреждение сержанта. И, похоже, это молчание врача вполне устраивало.
Устал он, видимо, от диспутов с коллегами.
Так что я не ожидал ничего необычного от этого осмотра. Всего лишь еще одна формальность. Приятная, надо сказать. Всегда очень приятно знать, что за тобой кто‑то присматривает, заботится, пусть и просто по долгу службы.
Сегодня меня решили удивить.
Главврач подошел к сержанту в самом конце осмотра и сказал:
– Скажите, а не оставите ли вы мне вот этого юного бойца? Мне нужно провести еще кое‑какие проверки, но не хотелось бы задерживать остальных. Пришлю в расположение взвода, как только он освободится, в лучшем виде.
– Конечно, – тут же отозвался сержант. – Юрий, поступаешь под командование врачей. Чтобы все приказы выполнялись беспрекословно!
– Так точно! – только и ответил я. Вскочить навытяжку не представлялось возможным – с меня, лежащего на кушетке, сняли еще не все присоски с проводами, которыми я оставался опутанным последние пятнадцать минут.
Врач завел меня к себе в кабинет и молча указал на кресло для посетителей.
Хороший такой кабинет, уютный. Лучше, допустим, чем тот, в котором сидел Петр Семенович. Чувствовалась разница – безопасник в своем кабинете только «бывал», а главврач здесь работал. Проводил очень много времени. И чувствуется, этот кабинет в табели о рангах стоял даже выше дома. Хотя кто знает, как у него обставлен дом.
Может, это просто врожденная тяга к облагораживанию мест обитания. Не самое худшее качество.
– Так вот… Почему я вас позвал, – заговорил врач, как только уселся в свое кресло за столом. – Вы недотягиваете до стандартов нашей службы по размеру, сами это знаете. Это, конечно, ничего страшного, так как упомянутых стандартов, как таковых, нет. Вернее, они не формализованы. Скажем так – все просто ожидают, что бойцы, разгоняющие хулиганов у нашего магазина или охраняющие трейлер с грузом корпорации, или… да что угодно, что эти бойцы будут покрупнее. Повыше, потяжелее. Но одновременно я понимаю, что специфика нашей службы многогранна, и в ней наверняка найдется место и для вас. К чему я это… Я посмотрел ваши данные, отзывы, первые оценки, результаты промежуточных тестирований. Может, вы и не вышли ростом, но, похоже, у вас отличная реакция и умение быстро принимать решения. Так вот, хочу вам предложить заостриться на этих качествах. Есть один экспериментальный препарат…
Похоже, я застонал, сам того не заметив. Врач замолчал и посмотрел на меня чуть ли не с жалостью.
– Да‑да, – сказал он. – Я видел отчеты о том, насколько тяжело ассимилировался «Ходок». Кстати, хочу вам сообщить – я сегодня специально на это посмотрел, – что почти все боты «Ходока» уже отработали свой ресурс и постепенно выводятся из организма. Так что вы ходите сами, без чей‑либо помощи. «Боты сделали свое дело – боты могут уходить».
Врач усмехнулся.
– Разве это не на всю жизнь? – удивился я. – Мне казалось, что это «вечный» бланк.
– Как раз этот – нет, – ответил врач. – Стимуляция восстановления нервных тканей – вот за что отвечает «Ходок». Это нюансы, но мне казалось, что вы обрадуетесь. Вы не зависите от того, будут эти боты работать или нет. Вы все равно будете ходить, бегать и прыгать.
– Я рад, конечно, – согласился я. – Просто удивлен.
– Да‑да. Так вот, не думаю, что наш препарат будет столь же болезненным. Не думаю, что он будет болезненным вообще. Но опасность все равно есть, просто другого рода…
– Какого? – влез я, даже не дослушав.
– Чем вы мне нравитесь, так это тем, что вы – один из немногих, кто, как и я, очень консервативно относится к введению новых бланков. Вокруг все как с ума посходили. Колют себе все, без разбора. Нужно, не нужно, опасно, вредно – никто и не смотрит. Так раньше к еде относились – лишь бы набить брюхо, а там уж будь что будет. Теперь вместо еды появились бланки. А старое неуемное желание получить сразу побольше и ничем себя не ограничивать – осталось.
– Так об опасности… – Вся эта философия меня мало волновала. Кто там что любит, не любит, ест и пьет. А вот реальность новой боли волновала, и весьма.
– Да, – моментально успокоился врач. – Но чтобы о ней рассказать, нужно чуть поподробней описать суть процесса.
Он поднялся с кресла и подошел к белой доске, классической офисной панели, на которой пишут фломастерами. Выбрал черный, консервативный и написал сверху доски заголовок: «Реакция».
– Первое, что следует учитывать, – это фактор возбуждения, или фактор инициации, если хотите. Некое событие во внешней среде, на которое вам нужно среагировать. Для нас это – точка отсчета. – Врач положил фломастер, хлопнул в ладоши и добавил: – Например, хлопок.
Он взял фломастер обратно и написал: «1. Событие».
– Второе – это, конечно, достижение информации об этом событии ваших органов чувств. Вы услышите хлопок чуть позже, чем он реально произойдет. Скорость звука, как вы знаете, имеет пределы. То же самое для вспышки света. Или для жара, возникшего рядом с пламенем. Наверное, это основные примеры – звук, изображение и то, что можно лишь осязать. Ну или комбинация, как и бывает в большинстве случаев.
Пока он говорил, на доске появилась следующая запись: «2. Движение информации о соб.».
– К сожалению, здесь кроется первая проблема. Допустим, если вам выстрелят в спину, то пуля долетит до вас чуть ли не в три раза быстрее, чем звук от выстрела. И нашими методами как раз с этим поделать почти ничего нельзя. В рамках такой постановки задачи, конечно. Можно нарастить броню или усилить регенерацию, но когда мы говорим о реакции, то это – первый ограничивающий нас фактор. После этого информация попадает на наши органы чувств и от них передается в мозг.
Он аккуратно написал «3. От органа чувств к мозгу».
– Давайте ограничим пример так называемым акустическим восприятием, просто для того чтобы не занимать ваш мозг множеством медицинских деталей. Просто поверьте мне, что во всех остальных случаях идея остается той же самой. Так вот, скорость пункта три – это примерно сто метров в секунду. Маловато, конечно, но с учетом того, что мы существа некрупные, вполне сойдет. Вот динозаврам было тяжело. Наверное, не берусь судить. Одна‑две сотые секунды – некритично для принятия большинства оперативных решений.
– Дальше идет самое интересное. Обработка сигнала мозгом. – Он выводил на доске «4. Обработка, оценка, выбор реакции». – Вообще‑то это не совсем верно. Доказано, что в ряде случаев реакция идет, минуя собственно мозговую деятельность. Но это относится, конечно, к микрокомандам обратно тем же органам чувств, к примеру. В нашем случае мы можем сказать, что почти любое действие с нашей стороны требует работы мозга. Пример – вы услышали за спиной, как кто‑то передернул затвор. Хороший пример, просто отличный. Чуть позже мы к нему вернемся. Допишу, дальше понятно.
На доске появилось: «5. Передача команды на ответное действие. 6. Действие».
– Сразу оговорюсь, что при моделировании ситуации для нашей темы нам неинтересно, как качественно вы сумеете провести действие, которое вам приказал сделать мозг. Это вопрос тренировки, ваших возможностей – как физических, так и умственных. Тоже интересная тема, но не для сегодняшнего разговора. Так вот, у вас за спиной кто‑то передернул затвор. Первые две фазы проскочили почти мгновенно, и пришла пора действовать мозгу. Дальше возникает сложность. Насколько хорошо вы знаете этот звук? Как часто вы его слышали? Насколько уверенно ваш мозг сумеет выделить его из ряда схожих звуков? И множество других подобных вопросов. Например, можно сразу предугадать, что сделает среднестатистический нормальный человек. Мозг даст однозначную команду – повернуться и посмотреть, что происходит. Правильно ли распознан звуковой сигнал. И если да, насколько существует угроза и существует ли вообще. В этом случае тоже остается вопрос – как быстро он повернется, кстати, но лучше мы рассмотрим ситуацию, что ближе к нам. Как вы считаете, что должен сделать профессиональный боец в этом случае?
– Если он знает, что за спиной не кто‑то из своих? Развернуться и выстрелить, наверное. Или, как в ковбойских фильмах, выстрелить на звук, за спину. Не знаю.
– Хорошо, пусть будет развернуться и выстрелить. Жестоко, но если вы знаете, что вокруг только враги, возможно, оправданно. На самом деле даже для людей, очень хорошо знающих звук передергиваемого затвора, существует набор разных реакций. То, что называют трусостью: впадение в ступор, попытка замереть и не шевелиться. На самом деле это атавистическая реакция мозга, которую он всегда может выбрать в случае опасности. От нее можно попробовать избавиться, если считать, что она вредна.
– А она может быть невредна? – Я усмехнулся. – Когда сзади на тебя наведен ствол, тяжело считать позицию неподвижной мишени наилучшей.
– Не буду с вами спорить, – пожал плечами врач. – Хотя можно представить ситуацию, что передернутый за спиной затвор, с позиции чистой логики, не связан непосредственно с вами. Что условный противник вас еще не видит. И именно ваше движение, ваш поворот или что‑то еще спровоцирует ваше обнаружение и дальнейший выстрел с его стороны. Это всегда вопрос, выбор одной из трех базовых реакций. Ступор, побег или ответная атака.
– От пули не убежишь, – отметил я.
– Но зато можно, например, упасть. – Врач механически рисовал много стрелочек в разные стороны около пункта четыре, словно делая узелки на память. – Опять же выбор реакции – это вопрос сложный. Важна и так называемая ясность сознания, и есть ли у вас вообще набор предопределенных, отработанных реакций на определенный раздражитель. Уверяю вас, сколько бы мы ни говорили на эту тему, но вы не сумеете ни упасть, ни выстрелить за спину, если у тела и мозга нет отработанного навыка по этому вопросу. Ваш мозг так не работает. Не с той скоростью. Если действие уникальное, то на его первичное выполнение все равно понадобится несравнимо больше времени. Вот, к примеру, представьте, висите вы на веревке, спущенной с крыши здания. Что вы сделаете, если веревка порвется?
– Попытаюсь схватиться за что‑нибудь. За окно, подоконник, балкон, если есть.
– Нет. Мы проверяли. В десяти случаях из десяти люди замирают и не делают ничего. Конечно, в начальных условиях резкий обрыв веревки, большая высота и никакой информации о возможной подставе.
– Вы угробили десять человек, чтобы это выяснить? – ошалел я.
– На самом деле двадцать три. Не мы, и не угробили, конечно. Данные публиковались в специализированной прессе. Они не знали о том, что это не обрыв, а лишь сброс пятиметрового люфта. Уже достаточно, чтобы двое наложили в штаны и одного пришлось откачивать в предынфарктном состоянии. А ведь молодой был парень. Кстати, вот наложить в штаны времени оказалось достаточно. К вопросу о безусловных рефлексах. На второй стадии эксперимента их всех предупредили, дали отсчет времени до сброса и заставили тренироваться. Конечно же – тренироваться цепляться за выступы при наступлении события. Потом исключили отсчет времени. К концу эксперимента, где‑то через месяц и шестьсот – семьсот повторений, большинство из оставшихся научились уверенно цепляться за все, что можно. Им удавалось это сделать в четырех случаях из пяти, но это уже вопрос опять же к общей подготовке. Выработка соответствующего условного рефлекса произошла, но, так как это не самое обычное для человека мероприятие, такой рефлекс испытуемые получали очень тяжело и долго. Сложнее всего оказалось перебороть, именно переключить их с состояния ступора в состояние действия, активной реакции.
– Понятно, – кивнул я. – А бланк? Позволяет мне думать быстрее? Или не входить в ступор?
– Нет, до таких высот нам еще далеко. Все проще. Бланк позволяет носителю уменьшать количество повторений для появления сложных боевых и приближенных к боевым рефлексам. В нашем первом примере достаточно будет отрепетировать цепочку «щелчок затвора – оборот – подтверждение цели – ответный выстрел», скажем, десять – пятнадцать раз – и вы в дамках. Не буду забивать вам голову научной болтовней об ускорении создания новых синапсов и прочими мудреностями. Но факт остается фактом – единожды встретившись с какой‑нибудь ситуацией, во второй раз вы уже будете иметь значительно больше шансов отреагировать на нее максимально быстро и оптимальнейшим образом. Конечно, это все очень условно и может рассматриваться лишь в сравнении с контрольными примерами…
– А побочные эффекты, которые вы упоминали? – поинтересовался я.
За всей этой длинной лекцией врачу не удалось спрятать от меня главного. То, что меня волновало значительно больше, чем возможность изобразить из себя ковбоя.
– Быстрая деградация мозга, если бланки не приживутся. Причины непонятны, как и противопоказания. Слишком маленький срок для клинических испытаний.
– Фактор какой?
– Небольшой, к счастью. Шестнадцать. Овчинка стоит выделки, я вас уверяю.
– А что будет, если все‑таки произойдет деградация? Я стану городским дурачком?
– Нет, ну что вы, – возмутился врач. – Такой судьбы я бы никому не желал. Вы умрете. Очень быстро и, можно сказать, безболезненно.
Я работал хвостом. Не всем хвостом, конечно, – так, началом хвоста.
Занятие оказалось не из легких. Тактический модуль ехал не сказать чтобы быстро, но достаточно для того, чтобы через какое‑то время я взмок от пота. Тем более что, как и предыдущие сержанты, нынешний любил на занятия одевать нас «потеплее». А лишние тридцать килограммов брони никак не облегчали задачу.
Электромотор модуля работал почти бесшумно, издавая лишь тихое жужжание в моменты, когда машинка разгонялась или тормозила. По стандартной процедуре, которой мы сейчас следовали, модуль приостанавливался у каждого поворота или развилки, словно давая мне возможность его догнать.
Моя задача выглядела просто – следовать за модулем на расстоянии ровно семи метров и следить за полупрозрачным тактическим дисплеем, который навесили мне прямо над левым глазом.
Когда модуль выруливал из‑за поворота, предполагалось, что я должен увидеть любую опасность, не высовываясь при этом сам. Ну а дальше, как всегда, по обстановке. Мой ведомый, второй в двойке, прикрывал наше «наступление» сзади. Он и был самым кончиком хвоста.
Модуль вырулил из‑за очередного угла, повернув камеру в сторону нового коридора.
– Три цели, двадцать метров, – шепнул я в микрофон, реагируя на то, что показал мне экранчик.
– Уничтожить, – тут же ответил сержант, находящийся где‑то снаружи полигона.
Я нажал кнопку на пульте, прикрепленном к левому предплечью. Уничтожить так уничтожить.
Модуль начал действовать. Длинная очередь, две коротких, маневр уклонения – модуль просто нырнул обратно, за угол. Но надолго он здесь не задержался, словно просто выманивая потенциальных противников, которые остались в строю. Тут же выехал вперед, показал мне на дисплее, что ни одной цели больше нет. Подъехал к картонным мишеням, которые сегодня были нашими целями, и расстрелял в них еще несколько патронов, зачищая коридор.
Лишь после этого в правом углу дисплея крохотный огонек сменил цвет с красного на желтый.
Сегодня мы шли по самой банальной программе из возможных. Хотя, насколько я успел повозиться с этими машинками, их возможности были значительно богаче. Тактический модуль ограничивали только маленькие габариты и соответственно небольшой боезапас.
Хотя три гранаты его гранатомета я сберег. Все надеялся, что сержант приготовил нам сюрпризы.
Но, похоже, сержант просто решил погонять взвод. Мы так и бегали по разным секторам полигона, шестью двойками, как привязанные следуя за тактическими модулями, доводя работу с ними в связке до автоматизма. И обливались потом.
Скучный попался сержант. Скучный взвод. Пятый, самый скучный из всех, что у меня были. Хотя именно с этим взводом на третий месяц подготовки мы начали уверенно выигрывать схватки в закрытых помещениях. На открытых площадках показатель оставался похуже, но ненамного. Скучные повторения одних и тех же приемов. Скучное изучение новых. Скучные победы.
«Шеррингтон‑8», можно сказать, убрал из моей текущей жизни ее насыщенность. Это замечали даже товарищи по взводу. Не только по этому, но и по предыдущим. Тесты вместе с врачом также это подтверждали – бланк действительно работал.