Оператор замолчал. Улыбаться не стал, хотя игра слов вызвала оживление во взводе.
Я посмотрел на Богослова. Он‑то знал продолжение, но даже не моргнул и не сделал ни единой попытки продолжить за командира.
– Задание у группы было тоже обыденное – разобраться на месте, поубивать всех, кого нужно, и обеспечить хотя бы минимальное спокойствие вокруг их завода. Группа не вернулась. Связь оказалась потеряна в самый разгар боестолкновения, так что есть все основания считать группу потерянной. Видео, материалы со спутников, последние переговоры группы посмотрите позже. Я и сам посмотрю. Теперь главный вопрос, который все хотят задать: при чем здесь мы? Отвечаю. В пятидесяти километрах восточнее и чуть южнее, на том же берегу есть еще один городок. А рядом с ним – автоматический заводской комплекс «Наноздоровья». Тридцать служащих, шестьдесят охранников. Наша разведка предполагает, что как только ребятишки подомнут под себя завод генетиков, они возьмутся за нас. Почему они так думают? Потому что эта группировка, по нашим данным, смешанная. Такое нынче редкость, но все же встречается. В ней есть и люди‑нано, и люди‑экзо, извините за мой французский. Я понимаю, что корпорация не поощряет употребление этих выражений, но мы тут, думаю, все понимаем, что от названий суть не меняется.
Это – официальная причина. Теперь – почему лично я взял именно это задание, а не какое‑то другое. Вы и сами догадаетесь – потому что мне очень хочется показать, что наши бойцы все‑таки лучше «генетиков». К тому же… – Оператор зевнул, прикрывая рот рукой. Речь явно заканчивалась. – Подлетное время меньше двух часов, и никаких карантинов. Хотя там сейчас такая клоака, что помыться по возвращении нам придется.
|
|
Сегодня – подготовка, изучение материалов, разработка плана операции. Вылетаем завтра, с самого утра. В кои‑то веки попробуем сделать все правильно, а не на бегу.
– Какие еще были задания? – спросил я у Богослова.
– Ничего интересного, – коротко ответил он. – Только учти на будущее: у «совести» об этом не спрашивают. И так тошно. Хоть просись в другое отделение. У нас не принято говорить, кому мы не помогли, у нас не принято об этом спрашивать.
Я кивнул. Мог и сам догадаться, но, как всегда, задал совершенно не тот вопрос, что стоило бы задать.
Богослов, похоже, решил, что я обиделся. Он посмотрел на меня как‑то странно и сказал:
– Хочешь почитать мои записи?
Вот те на. А я‑то думал, что как раз об этих записях вообще нельзя не то что спрашивать, а даже думать. И тут он сам предлагает мне их на растерзание.
– Конечно! – Ситуацией следовало пользоваться. – А о чем ты пишешь?
– Вот вернемся завтра – может, и дам. Если хорошо себя покажешь. Главное, когда будешь убивать, не начинай задумываться. Хочешь – подумай сейчас или ночь не поспи. Но главное – не в тот момент, когда будешь стрелять. Тогда думать не надо.
– Почему ты решил…
– Ладно, – остановил меня Богослов. – Я же тебя не в девственности обвинил. Тут‑то как раз ничего плохого и нет. То есть в твоей девственности тоже нет ничего плохого, конечно, но с ней можно спокойно расставаться. А вот убийство – это другое. Многие с удовольствием бы с тобой поменялись, хоть на минуту. Уж поверь.
Я вовремя понял, что тему с моей девственностью раздувать уж не стоит тем более, поэтому лишь кивнул.
|
|
– И ты знаешь, не лезь в рукопашную ни в коем случае. У этих шаек обычно бойцы еще крупнее, чем у нас в отряде. С ними в рукопашной или сразу с ножом, или точно зная, куда бить. Вряд ли вас этому учили.
– Ладно, – согласился я. – Буду стрелять издалека.
– Это как пойдет, – хмуро бросил Богослов.
– В этом месте федералка М7 пересекается с железной дорогой. Железнодорожная ветка давно заброшена, но по трассе регулярно идут конвои. Сейчас – только очень хорошо охраняемые. Фактически эта группировка захватила всю территорию в этом месте, от трассы до самой Волги. Внутри зоны, ближе к реке, у них нечто вроде штаба, куда нам и надо попасть. Смотрим карты, изучаем местность, готовимся к первой симуляции.
Оператор оставался в штабе, а мы расположились в казармах и рассматривали материалы на своих компьютерах. Кто‑то в это время занимался подготовкой снаряжения, другие были на пробежке по берегу острова. Наш взвод тупо валялся на кроватях.
Возможно, меня это и озадачило, но выяснять причины такой вольницы я не стал.
– Дело осложняется тем, что в зоне куча гражданских. С одной стороны, попадая внутрь, мы сразу оказываемся на вражеской территории. С другой – стрелять направо и налево не получится, потому что любой может быть как гражданским, так и целью. Иначе бы армия давно скинула на район бомбу и все остались довольны. Армия еще раз подтвердила свой отказ от участия в операции. Как и полиция. «Недостаточно ресурсов», – сказали они. Это может означать одно из двух – либо им заплатили очень много, чтобы они не влезали в это дело, либо, что тоже весьма вероятно, они просто не способны на решение этой задачи. Умеют бить только по площадям. Нам же предстоит точечная работа.
|
|
– Тут одни уже зашли туда с желанием слегка подшлифовать тему… – намекнул незнакомый голос кого‑то из взвода.
– Мы – не «генетики». Мы не полагаемся лишь на грубую силу. Не брезгуем пользоваться оборудованием, разведкой, мозгами, в конце концов. И еще, у нас есть один огромный плюс: мы знаем, что там очень, очень опасно. Так что будем настороже.
Я смотрел видеопоток с камер бойцов погибшей группы. Почти беззвучно, чтобы не мешать остальным. Бой как начался, так и закончился слишком быстро. Они дошли до самого «штаба», почти не встретив сопротивления. А через мгновения – враги оказались сразу со всех сторон, везде, на каждого бойца – десятки стрелков со всех сторон. Можно сказать, что они просто попали в западню, хотя я совершенно не понимал, как можно заманить так глубоко в ловушку столь хорошо подготовленную группу.
– Нас будет ждать конвой на трассе, километрах в десяти от точки. Пойдем в нем, высадимся у края территории. Проникнем внутрь, разведаем обстановку, поспрашиваем у местных, что да как. В нашу пользу играет то, что в этом городке в последние годы столько нового народу, что никто не знает друг друга в лицо. Мешанина из старожилов и приезжих.
– Ага, – буркнул в канал связи Богослов, – и поэтому лоси вроде нас не вызовут никаких подозрений.
– Это верно… – задумчиво сказал Оператор. – Надо подумать.
Кое‑где лежал снег. Немного – зима и тут не смогла пока одолеть глобального потепления.
Подтаявшие кучки за время, проведенное в городе, стали совершенно серыми и не сильно отличались по цвету от грязного асфальта, размякшей земли на давно забытых газонах, серой облицовки блочных домов.
Заброшенных домов, судя по всему. Отопление подавалось явно далеко не в каждый из них. В основном все обитаемое жилье сгрудилось вокруг котельных. Тех, что еще действовали. Остальные панельные пятиэтажки остались обесточенными и быстро приходили в упадок, как любое человеческое жилье, оставленное хозяевами.
На фоне этой серости мое внимание привлек земляничный трилистник, нарисованный широкими дерзкими мазками прямо на глухом торце пятиэтажки. Ярко‑зеленые листья, темно‑красные ягоды и даже неоново‑белый цветок, отставший и не успевший завязаться в еще одну земляничку.
Краски явно использовались новейшие, не те, что могут потускнеть. Кто‑то попытался замазать нижний угол рисунка черным символом, отдаленно напоминающим свастику, но земляничный куст рос слишком высоко на стене. Видимо, художник специально подгонял машину, чтобы забраться повыше. Черная краска свастики потускнела, и сквозь нее вновь проступил зеленый листок.
Я шел один.
При этом меня не отпускало ощущение, что за мной следят буквально из каждого оконного проема домов, давно лишившихся стекол, из‑за каждого угла.
Возможно, так и было. А может, это сказывались просмотренное видео с провалившейся миссии. Там тоже было так же – тихо и безлюдно, ровно до последнего мгновения.
– Направо за угол и притормози, – тихо произнес голос Богослова у меня в наушнике. – Чтобы мы сумели выйти на позиции прикрытия. Потом не спеши, изображай безразличие. Не кидайся сразу с вопросами.
Лучшим из возможных разведчиков оказался я. Конечно же. Самый маленький и соответственно имеющий хотя бы минимальные шансы сойти за обычного местного бедолагу. Мое отделение шло где‑то сзади, а я чувствовал себя практически голым. Особенно после учебки и последних дней, когда мне постоянно приходилось заниматься при полном параде и таскать с собой кучу оружия. Сейчас – лишь «грач» под мышкой и АКС‑У, нарочито небрежно брошенный в сумку. С отстегнутой обоймой, так что толку от него в случае немедленной опасности было бы ноль.
– Направо, иди по дороге, ты сейчас гражданский, – повторил Богослов.
Про направо мог и не повторять. Я несколько раз быстро моргнул, чтобы прибавить глазам влажности. Контактные линзы с непривычки – вещь довольно… нельзя сказать что неприятная, но раздражающая. Все время кажется, что сохнут глаза, все время хочется их почесать. Меня их даже не научили как следует носить. Богослов только и делал, что учил их снимать.
– Ты пойми, – говорил он. – Вся эта техника может в любой момент сбойнуть. Так что тебе главное, если что, быстро стянуть линзу с глаза, и тогда все в порядке.
Конечно, успокоил. Мало того что глаза пересыхают, так еще только и думаешь, как бы чего не вышло.
Со зрением ведь у меня все было в совершенном порядке. На линзы выводился тактический дисплей, при необходимости даже в несколько слоев. Хорошо еще, что сейчас Оператор ограничился лишь одним, который услужливо показывал: меня в виде бледной красной точки – и мой маршрут на карте. Эффект, хочу сказать, просто потрясающий. Я не знаю, как корпорация это делала, но, куда бы я ни смотрел, передо мной расстилалась схема того места, где я находился, и на ней – мой предполагаемый путь.
Успокаивало только, что все эти навороты можно при необходимости выключить, и я собирался воспользоваться этой возможностью при первой же заварушке.
Где‑то позади меня, в сотне метров, шло мое отделение. Чуть дальше – остальные три плюс небольшой фургончик‑каблучок, специально задрипанный. Никто из них не держал оружия на виду, а вся тяжелая артиллерия вообще ехала в фургончике. Мы пытались, в отличие от предыдущей группы, зайти в зону тихо, зайти как можно глубже до того, как нас вычислят. Это оставляло противнику меньше шансов на подготовку. Так мы надеялись.
Я вышел за угол, делая вид, что иду по делам. Даже начал помахивать сумкой, за счет чего ее настоящий вес визуально слегка снижался. Вряд ли это кого‑то смогло бы обмануть при внимательном наблюдении, но сейчас мне важнее было первое впечатление.
Метров через пятьдесят от поворота, как мы и ожидали, располагалась закусочная. Забегаловка с высокими столиками прямо на улице. Ни стульев, ни хоть какого‑то укрытия от непогоды – ничего. Лишь крошечное зарешеченное окошко, через которое можно было заказать и получить еду.
Сейчас лишь один из столов окружили трое. Вряд ли они ели – скорее уж пили, и что‑то явно согревающее в такую непогоду. Тактический компьютер тут же аккуратно обвел контуры всех троих тонкими бледными линиями и выделил красными пятнами неестественные выпуклости. Как только он это показал, даже мне стало очевидно, что у всех троих оружие в наплечных кобурах, у одного еще кобура на поясе. Скорее всего, у второго граната в кармане куртки, это компьютер вычислил по неестественно оттянутому вниз карману. Конечно, можно предположить, что в кармане и не граната вовсе, а, например, бильярдный шар. Но компьютер в таких случаях показывал худший из возможных вариантов.
Раньше я видел такое только в игрушках, но никак не в реальной жизни. Указатели, прямо на линзах, аккуратно, как на хорошем чертеже, отступали в сторону от красных отметок, и компьютер давал графическое перечисление наиболее возможных вариантов оружия, что могло быть спрятано под одеждой. По полсекунды на вариант, а потом все эти предположения постепенно исчезали, развеивались, чтобы не мешать мне смотреть.
– Все вооружены, – сказал Богослов. Видимо, просто для протокола.
Это отходило от плана. По плану мне нужно подойти к кафе, что‑нибудь заказать, начать есть, возможно, заказать и выпить. Налить соседям, завязать разговор, узнать, что к чему в округе.
Понятно, что трое вооруженных выпивох вряд ли могут быть хорошими осведомителями. Выглядели они не как гражданские. А как боевики из банд, которые либо отошли выпить‑перекусить, либо, что еще хуже, изначально стояли здесь на импровизированном посту наблюдения.
Но и отступать назад вроде как было поздно. Подозрительно.
Я пошел вперед, надеясь по‑тихому взять что‑нибудь поесть с собой, словно так и предполагал с самого начала, и скрыться где‑нибудь в следующей подворотне.
– Тогда деньги не свети, – сказал Богослов, верно поняв мое намерение. В нашем изначальном плане я также должен был махнуть перед окружающими пачкой потолще, чтобы привлечь их внимание к возможному спонсору.
Деньги светить не пришлось.
– О, – разулыбался один из парней, стоящих у стола, – ты кто?
Это при том, что я еще даже не подошел к забегаловке, оставаясь от нее метрах в двадцати. Нет, точно не вариант «выпить‑закусить». Эти стояли здесь по делу. И я – как раз и был их делом.
– Поесть хотел взять, – ответил я. – Можно?
Я приостановился, словно ожидая разрешения, а на самом деле – просто оставляя между собой и противником расстояние побольше. Хоть и все равно слишком маленькое для того, чтобы успеть укрыться, если они начнут стрелять.
– Конечно, можно, – ответил второй. – Сумку опусти на землю. И курточку расстегни. Карманы выверни. Расскажи, кто ты есть, откуда, из какого дома, под кем ходишь. Кто разрешил тебе гулять по району.
– Вы чего? – испуганно ответил я. В принципе наигрывать испуг мне даже не пришлось, оставалось только его чуть‑чуть видоизменить. Потому что боялся я сейчас больше не именно их, а срыва своего задания. Для них же мне нужно было разыграть, что именно ужас перед ними заставляет меня отступать назад, вместо того чтобы исполнить все их требования.
Конечно же курточку я расстегнуть не мог. Под ней они бы сразу вычислили и легкий кевлар и уж тем более не пропустили бы ремней кобуры и пистолета под мышкой.
Я отступил назад, всего на шаг. Шаг погоды не делал, но шайка поняла, то добыча может от них и уйти. И, наверное, впервые пожалели, что слишком рано меня остановили.
– На месте стой, – сказал тот же, самый разговорчивый. Он пошел в мою сторону. Вслед за ним сразу двинулся второй. Потом, выдержав паузу, третий. Даже по тому, как они пошли, сразу стало ясно, что это не простая уличная банда. Может, и не профессионалы, но кое‑чему их явно учили. Второй шел за первым чуть левее от него и сзади, чтобы прикрывать, но при этом не попадать под гильзы, если начнется стрельба. Третий отстал метров на пять и, наоборот, начал забирать вправо, чтобы суметь прикрыть первых двоих и не оказаться с ними на одной линии огня. Шайки так не ходят.
– Да чего вы? – Я решил косить под дурачка до последнего.
На сей раз об отступлении аккуратно по дороге и речи не шло. Газон у опустевшего дома превратился в непролазную грязь, лишь слегка подмерзшую на холодном воздухе. Я ступил прямо на него. Мне нужно было успеть отступить за угол, прежде чем они потянутся за оружием. Пока не тянулись – значит, бежать было рано. Поторопишься – лишь спровоцируешь их на активные действия.
Отступить за угол. И еще мне нужно было увести их вслед за собой. С высокой вероятностью за этими наблюдателями могли следить откуда‑то еще. Хоть какой‑нибудь снайпер с крыши, хоть автоматическая камера на любом из домов, не столь важно. Улочка, из которой я вышел, была хотя бы узкой и не такой просматриваемой, чем та, на которой расположилась закусочная.
И еще там меня ждало прикрытие. Думаю, они уже сообразили, что к чему, и приближались к углу с другой стороны, рассредоточивались, готовились встретить эту тройку.
– Стоять, придурок! – повторил, как заводной, парень. После чего наконец‑то потянулся за оружием. Я сделал еще шаг назад, обогнув низко, прямо по стволу, обрезанный тополь. Как «гражданский», я мог и не догадаться, за чем он тянется, поэтому бежать было рано. Еще совсем чуть‑чуть.
– Пристрелю ведь, заморыш, лучше остановись, – крикнул он, вытащив наконец пистолет из кобуры. А вот теперь моя совесть могла быть чиста. Любой мог бы побежать в этой ситуации.
– Не убивайте, – воскликнул я, надеюсь, что достаточно жалко, и побежал.
До угла мне оставалось всего‑то десяток шагов, так что они даже не начали стрелять. Что тоже было хорошо.
Завернув за угол, я не остановился, побежал дальше, вытаскивая на ходу пистолет. Как бы мне ни хотелось встретить их тепленькими прямо за углом, нужно было, чтобы в проулок втянулись все трое, включая последнего, прежде чем начинать шум.
Так что я добежал до первого подъезда, давно оставшегося без входной двери, и нырнул внутрь.
– На позиции, – услышал я негромкий отчет Богослова.
– На позиции, – эхом откликнулся Бронза.
– И мы, – сказал Ыть.
– Постараемся без шума, – попросил Оператор. – Рано нам еще здесь шуметь.
Я чертыхнулся. Засунул пистолет, на котором не было глушителя, обратно в кобуру и достал нож. Будем надеяться, что ребята возьмут их раньше, чем кто‑то из них решит заскочить в подъезд. Я был полностью согласен с Богословом относительно моих способностей в рукопашной или ножевом бою. Тем более если придется переть с ножом против пистолета.
Два хлопка я услышал одновременно с тем, как проем в подъезд загородила чья‑то тень. Наверное, хлопки случились даже попозже. Точно, попозже, потому что вошедший в подъезд улыбчивый произнес:
– Где ты, малек? Да не бойся, мы тебя, может, и трогать не будем. Ответишь все правильно, да и иди себе дальше…
Судя по всему, он даже еще не понимал, что происходит.
– Второй лежит, – сказал вроде как Ыть.
– Третий лежит, – Богослов.
«Первый» не сразу увидел меня в темноте подъезда. А я лишь шагнул вперед и ударил ножом, как учили, развернув лезвие горизонтально и коротко ткнув вперед, без замаха.
Выдернул нож и отступил на шаг назад.
По идее я должен был попасть в сердце. Наверное, не попал. Кровь из раны брызнула прямо мне на грудь, залила руку с ножом. А значит, сердце еще работало.
«Первый», лицо которого я постепенно начал различать в сумраке, не произнес больше ни слова. Но начал поднимать пистолет, наводя его прямо на меня.
Проем сзади за ним загородил еще кто‑то. Явно покрупнее, потому что света не осталось почти совсем.
Я лишь услышал, как в тело врага еще несколько раз вошел нож.
– Никогда не надейся на один удар, – произнес Богослов, аккуратно придерживая тело и медленно опуская его на бетонный пол. – Раненый зверь даже опасней. Нож слишком непредсказуем, поэтому всегда добивай.
Я медленно пошел на вновь появившийся свет.
Похоже, кровь облила меня полностью. Что было хуже всего – так это липкая ладонь, в которой я по‑прежнему сжимал «катран».
– Бронза, притормози, начинайте облачаться, желтый уровень, – скомандовал Оператор. – Призрак, давай свое отделение вперед.
Бронза в этот момент как раз затаскивал один из трупов в подъезд, из которого я только что вышел, так что ответил он односложно, лишь подтвердив получение команды.
Я встал у самого угла и прислонился к стене. Это должно было выглядеть как охрана периметра. Я даже выглянул и посмотрел, что творится у того злополучного кафе, не появился ли кто‑то еще.
Забегаловка пустовала.
Самое время для того, чтобы осознать, что во мне изменилось после того, как я взглянул в глаза своей умирающей жертве. Вот только неожиданно я понял, что – ничего. Совсем ничего не изменилось. И глаза мои видели этот свет точно так же, как и раньше. И руки не сказать чтобы дрожали. И мысли оставались отчетливыми, незамутненными и спокойными.
– Нож вытри. Руку вытри. – Богослов подошел неслышно, вдоль самой стены, и дал мне какую‑то тряпку, похоже, срезанный кусок с одежды одного из убитых. – И нож спрячь потом.
Я механически взял материю и посмотрел на нож, который, как оказалось, все еще сжимал в руке. По нему медленно стекала кровь, капая и исчезая в грязи под моими ногами. Да еще рука, совсем липкая от крови.
Я успел вытереть нож. Потом меня вырвало и тошнило до тех пор, пока желудок не остался опустошенным. Интересно, как это стыковалось с «незамутненным разумом и твердыми, не дрожащими руками»?
– Обнимать‑успокаивать не буду, – сообщил Богослов, – хотя это помогает. Повернись лицом к стене, смотри прямо на стену, получишь почти то же самое, что и при объятии. Уменьшение информационного потока. Тошнота пройдет. Тошнота – это нормально. У тебя минута до прибытия машины.
Я стоял и смотрел на стену, разглядывая на ней крошечные камушки, которыми, видимо, в декоративных целях, когда‑то был покрыт блок. Это действительно помогало. Много камушков, маленьких белых камушков, делающих стену шероховатой. Их можно было посчитать. Или устроить сражение выдуманных воинов прямо между ними, лишь представив, что это не просто мелкий дешевый поделочный материал, а скалы, горы и ущелья между ними. При таком приближении, если слегка расфокусировать взгляд, это очень легко вообразить.
А можно разглядывать каждый камушек отдельно, стараясь запомнить его до мелочей, форму, размер, оттенки цвета, неровные грани. Можно было даже дотронуться до него, вжать его в палец, так что на коже останется глубокий след.
– Пора, – сказал Богослов, когда сзади послышался шум подъезжающей машины.
Я кивнул, протянул руку, отколупнул тот камушек, на который смотрел в этот момент, и развернулся, рассеянно выпустив его из пальцев.
Действительно стало легче.
Парни дали мне еще пару минут, начав облачаться первыми. Каждый, надев дополнительное снаряжение и забрав свое личное оружие, отходил в сторону, прикрывая один из секторов. Хотя остальные отделения были где‑то рядом, мы, вшестером, находились словно в состоянии полной изоляции. По крайней мере действовали, исходя именно из этого предположения.
Оператор делал в отделении все, словно рядовой, но при этом успевал отдавать команды. Так что в его паре главным ведущим считался Тюжок. А Оператор лишь его прикрывал. С Бронзой ходил Ыть.
Если разделить все триста шестьдесят градусов нашей круговой обороны на три условные части, то фронт сейчас закрепился за Бронзой и Ыть. Тюжок с Оператором прикрывали «правый тыл», направление, которое сейчас можно было считать наименее опасным. Весьма условно, конечно. В городе, между домами, но не в помещении, все вопросы, связанные с направлением угрозы и вероятной атаки, становились не более чем условностями. Предположениями. Кто знает, в каком из десятков окон увидишь снайпера? С какой из крыш в тебя зарядят из гранатомета? Из какого подъезда выбежит автоматчик? Или не выбежит, а начнет палить прямо из укрытия?
Богослов прикрывал «левый тыл». В одиночку, потому что сначала я приходил в себя, а потом пошел облачаться. Последним. Вместо легкой «кольчужки» я застегнул прямо поверх одежды, уже даже не пытаясь камуфлироваться, тяжелый бронежилет. Надел на левое предплечье панель управления моими машинками. Напялил шлем, опустил прозрачное забрало, предварительно отключив подачу на него изображения. Картинка на линзы все еще поступала, и не стоило ее дублировать более консервативным вариантом.
Высадил на землю из кузова «каблука» тактические модули. Теперь их ко мне приписали целых четыре. Только включившись, машинки разъехались в разные стороны, как‑то договорившись по секторам контроля и между собой, и с модулями моих соседей. Сейчас они действовали согласно алгоритмам желтого уровня. Прежде всего это означало, что они не будут стрелять во все, что движется. А лишь по целям, начавшим стрельбу в направлении любого из взвода, с приоритетом на мою скромную персону. Кроме этого, уровень угрозы влиял и на то, как далеко модули отходили от владельца, насколько быстро двигались (и соответственно расходовали ресурс батарей).
Мимо нас, словно тени, даже не оборачиваясь, чтобы поприветствовать или махнуть рукой, пробежало отделение Призрака. Теперь они должны были стать авангардом, разведкой, острием нашей команды.
Люди Призрака не стали останавливаться, сразу двинувшись мимо кафе. Лишь одна из трех двоек притормозила у продавца, скрытого решеткой. Видимо, чтобы убедиться, что он не является частью охраны группировки.
– Сивилла[7]дает нам от трех до семнадцати минут до того, как они хватятся охранников, – сообщил Оператор. – Я бы не рассчитывал на семнадцать. Сивилла что‑то на удивление оптимистична сегодня.
Богослов неподалеку от меня кивнул, соглашаясь. Он вообще не доверял программам, даже если они действовали на его стороне. И тактических модулей не любил. Но тактические модули хотя бы ездили, стреляли, их можно было пощупать или прибить в случае чего. Программы же для него были исчадиями, особенно те, что пытались им руководить.
Зато он спокойно относился к бронежилету. Чувствуется, вкусы у нас с ним были разные.
– Вперед, до конца дома, держим всю зону, – скомандовал Бронза.
Сначала двинулся он с напарником, затем, через короткую паузу, мы, с задержкой в пару секунд – последняя тройка. Работа в новой формации давалась мне легко: сказывалось наличие в мозгу ботов от «шеррингтона». Лишь несколько тренировок – и я двигался в такт с остальной группой, словно воевал с ними уже годами.
– Ощущение, ыть, такое, словно сам в болото лезешь. И еще ищешь место позыбче.
– Не засорять эфир, – одернул Бронза своего подчиненного. Строго по рангу. Оператор, хотя Ыть находился от него метрах в пяти, промолчал.
– Отчет, – вместо этого бросил он.
– Призрак. Тихо, никакого движения, все словно вымерло. Видим обжитой дом, но никого вокруг. Попрятались. Либо всех согнали на какую‑то сходку, либо нас уже засекли.
– Гот. Правый фланг – тихо. Подтверждаю отсутствие любого движения.
– Тоско. Левый фланг – тихо.
– Бронза – тихо.
– До цели километр.
По интонации, скользнувшей в голосе Оператора, у меня сложилось ощущение, что Оператор этот километр считает сейчас за десять. Вплавь. Возможно, мы уже засвечены. Но на спутнике тихо. Вокруг тихо. Либо здесь всегда так тихо, либо у них уровень оповещения даже лучше, чем мы предполагали. Сидят и ждут нас.
– Сравни со вчерашними снимками, – предложил кто‑то, вроде как Призрак.
После паузы Оператор отозвался:
– Сравнил. Вчера в это время на улицах можно было встретить людей. Позавчера – тоже. Сейчас нигде ни одного. Плохо, очень. Бронза, переходите наверх, Тоско, Гот, сходитесь кучнее, Призрак – попробуй их выдернуть. Вперед на один дом и сразу назад. Где‑то они нас ждут, понять бы еще – где.
– Предыдущие снимки? – клонил к своему Призрак. – Десять минут назад, час назад?
Оператор замолчал. Явно просматривая информацию по запросу Призрака.
– Да, все ушли с улиц через одну минуту после контакта. ОДНУ! Что у них здесь, банда или спецвойска? И как они сумели так организовать гражданских?
– Будем считать, что гражданских здесь просто нет, – предположил Призрак. – Кстати, хозяина в тошниловке не было. Тоже смылся. Я думал, просто отошел – заметить контакта он ведь не мог.
– Не мог, – подтвердил Бронза.
– Да камеры небось навешали на каждом углу, – лениво произнес Гот. – Вот и весь секрет. Спутника у них нет, зато этот район у них весь как на ладони.
– Берем за основу, – тут же сказал Оператор. – Призрак, отчет.
– Пусто. Качнулись вперед, двигаемся обратно. Тихо, никто не клюнул.
– Хотят нас всех затянуть, – подытожил Оператор. – Бронза, на крыше?
– Почти.
– Гот, занять дом справа. Крышу под контроль, подъезды соседних домов под контроль. Тоско – бери дом с кафе. То же самое. Призрак, маячьте между нами, контроль улицы. Бронза – три гранаты по цели, огонь по готовности.
– Ветрено сегодня, – заметил Бронза.
– Не суть. Мы же исходим из того, что гражданских здесь нет. Куда бы ни попал – все равно попадешь.
– Три гранаты навесом, огонь по готовности, – подтвердил Бронза.
Мы с Богословом не стали подниматься высоко, заняв угловую комнату в квартире на втором этаже.
Тут не жил никто уже давным‑давно. В квартире не осталось ни мебели, ни вещей, ни стекол в окнах. Лишь пыль, да к одной из стен кто‑то прислонил разбитую плазменную панель. Видимо, сначала пытались достать из нее что‑нибудь полезное, но мародерам это быстро надоело, и они ограничились лишь уничтожением.
Так даже лучше. Мне сейчас только еще и не хватало, что чужих воспоминаний, связанных с обитателями этой квартиры, воспоминаний, которые источают оставленные, забытые хозяевами вещи. Не хотел я тут трогательных забытых кукол или медвежат с оторванными лапами.
Сверху хлопнул гранатомет.
– Попадание, – через несколько секунд сообщил Оператор. – Давай еще.
Хлопнуло «еще». Потом третий раз.
– Есть активность, – удовлетворенно сообщил Оператор. – Множественные цели у объекта, множественные цели… с правого фланга, до тридцати целей с левого. Есть движение позади. Дьявол, очень они слаженно работают. Очень.