Дрон опять прыгнул на стену, но на этот раз не отскочил вообще, а покатился по ней… наверх. Добрался до крыши разваленного здания, проехался по самой ее кромке и неожиданно поскользнулся, упал внутрь. Две‑три секунды все ждали, что будет дальше, кто‑то кашлянул. Дрон вылетел из окна, выбив при этом оконную раму. Как он пролез – непонятно, у меня возникло полное ощущение, что диаметр шара сантиметров на десять больше ширины окна.
Вылетел и упал на землю. Замер. Потом начал подпрыгивать, как обычный мячик, только не теряя амплитуды, а наоборот, лишь подлетая все выше и выше.
– Ну вот, – сказал техник, завершив демонстрацию в тот самый момент, когда машина оказалась в самой верхней точке. – В общем, шалун. Так он и заработал свое название.
«Шалун» не стал просто так падать обратно. Он растопырил куски своей поверхности и достаточно мягко спланировал, уменьшив ожидаемую от него скорость падения, наверное, раза в два.
– Динамический камуфляж, – продолжил техник, тыкая пальцем в пульт. «Шалун» исчез. Ну почти исчез. Зная, где он только что находился, увидеть его все же было можно. – Эффект достигается за счет специального покрытия, меняющего цвет в определенных пределах под действием слабых токов. Что важно – быстро меняющего.
Я видел, что «шалун» начал двигаться. И тут же его потерял. Двигался он быстро, но, судя по всему, система скрытности успевала перерисовать поверхность даже на большой скорости.
– Камуфляж полевой, рассчитывать, что дрон будет полностью невидим, не стоит. Производитель выжал максимум, что можно было, не утяжеляя конструкции. Так, что еще. Вооружение: пулемет, гранатомет, электрошокер и разрядник, возможна экипировка отравленными иглами, слезоточивым газом и прочими прелестями, но в ограниченном объеме. В режиме рукопашного боя пользуется кусками поверхности и как режущим, и как колющим оружием. Подзаряжается от любых источников энергии, в том числе и самостоятельно в боевой обстановке. Однако достаточно медленно, так что особо не полагайтесь. В активном режиме может находиться минут сорок, потом требуется дозарядка. Что еще… Покажу одну вещь, которая меня сильно впечатлила, когда я увидел, как дрон ее исполняет.
|
|
Техник взял со стола и показал нам автомат.
– Обычное оружие, достаточно распространенное. Теперь смотрите.
Он размахнулся и зашвырнул автомат на площадку ближе к «шалуну». Активировал дрон. Тот покатился, проскочил мимо оружия, потом резко развернулся, проехал прямо над ним и укатился за угол. Техник ткнул в экран, возвращая дрон в стартовую позицию.
Автомат все так же лежал на земле, но теперь без магазина.
– Функция пополнения боезапаса в боевых условиях. Пулемет дрона специально рассчитан на использование патронов наиболее распространенного калибра, даже в ущерб боевой мощи. Однако вкупе с динамичностью машины, возможностью быстро сократить расстояние до противника и так же быстро найти укрытие, тяжелое вооружение ей не так уж и необходимо.
Техник замолчал. Включил «шалуна» вновь – видимо, в тот самый режим шалостей, что запускал с самого начала. Потом сказал:
– Кстати, у них нет красного режима. «Корпорация роботизированных систем» отказалась его инсталлировать даже после нашей прямой просьбы. Они отказали даже военным. Дрон нельзя заслать расстрелять население небольшого городка. После пары грабежей, когда предыдущие модели оказались не в тех руках и наделали немало бед, корпорация с трудом разобралась с сотнями исков. Выложили немалые суммы, чтобы замять дело. Сейчас формально подразумевается, что дрон защищает владельца. На достаточно большом удалении, до двухсот метров. И может осуществлять даже превентивное убийство, но лишь вооруженных людей, не признанных своими, или людей, несущих подтвержденную непосредственную угрозу.
|
|
– Так это тот же красный режим, – сказал кто‑то.
– Юридически – нет, – ответил техник. – Хорошие машины. Быстрые, невидимые, смертоносные.
– И теперь они встают на защиту рубежей родины, мира и покоя ее граждан, – с пафосом произнес кто‑то. Среди наших наконец‑то раздались смешки. А то до этого все лишь молчали и смотрели.
– Готов ответить на один ваш вопрос, я знаю, он у вас есть. Остальное найдете в инструкциях и видеопособиях производителя.
– А как можно перебросить мозги наших автомобильчиков? Тут же совсем другая тема, – тут же спросил кто‑то.
– Вот! – Техник поднял палец. – Я чуть ли не ради этого вопроса сюда и летел. Конечно, программа движения и прочее у «шалунов» совершенно другие. Но специально для вас, зная, как трепетно вы относитесь к сохранению опыта ваших дронов, сообщаю, что мы уговорили производителя адаптировать модели для восточного рынка. Ваши «шалуны» снабжены дополнительной программой шлюзования, способной максимально утилизировать боевой опыт, накопленный предыдущими поколениями персональных дронов.
|
|
– Командиры отделений, Богослов, Тощий, ко мне, остальным отдыхать, – скомандовал Оператор, как только демонстрация закончилась.
Пока мы шли, я спросил вслух, ни к кому отдельно не обращаясь:
– Если есть такие машины, зачем мы вообще нужны?
– Так, в качестве талисманов для машин, – тут же, ни на мгновение не задумываясь, ответил Тоско. И за что его только прозвали Тоской, понять не могу.
– Машин мало, а нас много, – выдал свою версию Призрак. Тоже из шутников.
– Их модель поведения вводит тебя в заблуждение. Они по‑прежнему неразумны. Всего лишь расширенный набор реакций на определенные раздражители. – Все‑таки мой командир отделения выглядел умнее прочих.
– Ну да. А у нас еще душа есть, – тут же развил тему Тоско. – И абстрактное мышление. Именно поэтому мы тут пока за главных.
– Ну как‑то так, – неуверенно произнес Бронза.
– На самом деле в оперативной обстановке слишком много вопросов, – Гот. – Я читал. Автоматические отряды, полностью автоматические, пытались создавать. Так, чтобы только инженеры в бункере, и все. Не получалось. Они слишком быстро попадали в ситуацию, когда приходилось отходить от шаблона и действовать по‑новому. И их уничтожали.
– Но Призрак прав, – закончил разговор Оператор, открывая дверь в штаб. – Тоже прав. Людей много. И конечно, нас берегут, но не настолько. Пока все считают, что мы полезны в бою, нас будут посылать в бой. С дронами, кучей оружия, прикрытием, но будут. Никто не будет с нас пылинки смахивать. Заходим.
– Значит, мужчины, – сказал он, как только мы расселись. – Вы те из немногих, кто в курсе ситуации. Поэтому хочу, чтобы вы оставались в курсе. Сообщение пришло сегодня утром. Помните добытый нами чемоданчик? Его переправили для анализа в одну из немногих лабораторий, способных досконально изучить этот неизвестный бланк. Они смогли хотя бы подсказать СБ, откуда растут ноги. Так вот, ночью на лабораторию напали террористы. Живых не осталось, вся охрана перебита. Лаборатория уничтожена, полностью. Чемодан исчез, и неизвестно, то ли был уничтожен вместе с остальным имуществом, то ли нападавшие забрали его с собой. Но одно ясно – внутри корпорации, причем на самом верху, есть крот. Может, даже и не один. Об этом грузе и его местонахождении знали очень немногие.
– И что будет дальше? – спросил Гот. – Следов не осталось, так что теперь будет гадание на кофейной гуще.
– Я боюсь, как бы те, кто избавляется от улик, не решили избавиться заодно и от свидетелей. От нашего взвода, например. Так что поаккуратней, пожалуйста. Возможно все. От ракетного обстрела, конечно, осторожность не спасет, но все же. Нехорошая движуха, и сделать‑то ничего нельзя.
– Пойдем, покажу тебе кое‑что. – Напарник повел меня между казармами, на окраину базы.
Здание, к которому мы пришли, стояло на отшибе. Неприметный одноэтажный дом, который я бы принял за какой‑нибудь хозсклад.
Когда мы вошли внутрь, я понял, что это и был склад. Детали от старых моделей дронов, сваленные кучами вдоль стен. Выше, на вбитых гвоздях, – пучки проводов разной длины, в углу лишь один стол и стул. Все помещение освещалось только несколькими тусклыми лампами. Тут явно бывали нечасто, и никто не позаботился о комфорте. Хорошо хоть отопление работало.
Богослов подошел к столу. Сначала мне показалось, что он за него сядет, но он нажал кнопку на лампе, стоящей в самом углу. Лампа не загорелась, и я почему‑то даже не удивился.
Богослов еще нажал на кнопку и на этот раз подержал подольше. Отпустил, потом нажал еще два раза, очень быстро.
– Запоминай, – сказал он, – короткий, длинный, два коротких.
Стол, стул и пол под ними начали сдвигаться в сторону, открывая проход вниз, в подвал.
– Мне тут выделили местечко, – просто объяснил Богослов. – Под мои личные нужды. Ну я его и оборудовал.
Он пошел вниз. Я, не задавая вопросов, полез за ним. Вопросы были, но я справедливо полагал, что Богослов для того меня сюда и привел, чтобы кое‑что прояснить. Может, и не все, но вопросы лучше задавать, когда хоть что‑то станет попонятней.
Вот внизу света оказалось вполне достаточно. Собственно, свободного места здесь было не так уж и много – все подвальное помещение занимало оборудование.
– Это моя типография, – сказал мне Богослов. – Здесь есть все. Аккумуляторы, способные продержать ее в автономном режиме несколько дней. Там, за домом, есть еще дизель‑генератор, способный обеспечить все это энергией и на более длительный срок. Здесь есть машины для печати, сшивания и все остальное. Все, что нужно. До двухсот пятидесяти экземпляров книги в сутки, если понадобится.
Я не выдержал:
– Какой книги? – спросил я.
– Ну моей, – пожал плечами Богослов. – Справочника, который я делаю.
Он продолжил, лишь когда мы вышли на свежий воздух, аккуратно закрыв все за собой, выключив свет и поставив на место стол.
– Что такое Библия? – спросил меня напарник.
– Хм… – Вопрос был неожиданный. – Это книга для религиозных людей… Там все написано… о том, кто такой Бог, кто такой его Сын на земле…
– Я не об этом, – прервал меня напарник. – Я вот вообще агностик. Но Библия существует тысячелетия. Кстати, знаешь, как много у нее было разных версий? Часть из них до сих пор припрятана в Ватикане, часть даже заклеймена как ересь. Чаще всего за всякие мелочи. Церковь, знаешь ли, тоже все время забавлялась междоусобицами. Хотя припрятана – это слишком громкое слово. Никто давно уже ничего не прячет. Зачем? Разные версии откровений святых интересуют лишь ученых той же церкви и мало кого еще. Их сейчас даже в Интернете найти можно, но это никому не надо. Но я не об этом тоже.
Для верующих Библия – это догма. Для меня – справочник. Если почитать ее внимательно, то на тот момент, когда писались отдельные ее части, в Библию вкладывали очень много полезной информации. По тем временам – много. Хотя сейчас она и кажется скудноватой. О том, как жить и чего опасаться. О том, что можно и чего нельзя. О причинах и следствиях. О наказании, что следует за преступлениями. О многом, что могло пригодиться тому, кто ее прочтет.
– Только не говори это священникам. Отлучат, – усмехнулся я. – Так все‑таки при чем здесь Библия? Что за справочник ты пишешь? И зачем тебе множительная техника?
– А ты подумай. – Богослов медленно шел в сторону нашей казармы, увлекая меня за собой. Судя по всему, разговор опять будет не очень длинный. Вот так всегда. Урывки информации, неполная картина, разговоры между другими делами.
– Подумай. Библия была справочником для сотен поколений. Но сейчас – приходит новое время. Может, даже последнее время для людей. Книги, написанной две тысячи лет назад, уже недостаточно, чтобы ответить на все вопросы.
Он поколебался, но мы уже подходили к казарме, поэтому он все же закончил:
– Я пишу новую.
Молчание длилось до самых коек.
Лишь когда Богослов завалился на свою ничком, тут же схватил планшет, готовясь продолжить свое занятие, я решился на вопрос. Прежде чем он полностью погрузится в работу.
– Хорошо. А с чего вдруг ты решил этим заняться? – спросил я, про себя пытаясь судорожно сообразить – он совсем свихнулся или это лишь временное помешательство. Судя по размаху мероприятия и длительности его увлечения, вывод напрашивался однозначный. Мой напарник болен, и, видимо, неизлечимо.
Богослов отложил в сторону компьютер и посмотрел на меня.
– Не могу сказать – почему. Могу сказать – когда. Я точно помню, когда эта мысль впервые пришла мне в голову. Я же раньше ближе к столице работал, еще в армии. Потом вышел в отставку, пошел в корпорацию, перевели сюда – тут и застрял. Ну и вот там, на одной операции, появился у нас советник. Мы должны были сервер захватить в каком‑то бункере, очень защищенный, очень важный. На нем, похоже, много чего интересного лежало. Хотя армия – не корпорация, обычно не рассказывают о конечной цели задания, считают, что бойцам это лишнее. Само по себе задание оказалось простым. Но важным. Вот нам и прислали этого парня. Таких я не видел ни до этого и ни разу после. Хотя тогда мне казалось, что именно за такими будущее в армии и в СБ. Уж не знаю, чем его накачали, но он натурально от пуль уклонялся. Мины видел. Мог точно сказать, откуда будет следующий выстрел, где засел снайпер. Он на том задании многим жизнь спас.
Но под конец у него кровь из носа буквально хлестала. Не даются, видать, такие вещи даром. Может, поэтому таких «советников» больше и не встречалось мне ни разу, даже близко ничего такого. Не совсем связанные события, я понимаю, но именно тогда я и начал подумывать о книге. Написать, что можно, чего нельзя. Какие бланки есть. Как их использовать. И стоит ли. Вообще написать о том, что происходит.
– Хорошо, а типография‑то тебе зачем? Раздавай свой справочник по Интернету.
– Грядут дни, когда… «люди будут искать смерти, но не найдут ее. Пожелают умереть, но смерть убежит от них»… Как ты думаешь, в те дни еще будет работать Сеть? Или централизованная подача электроэнергии?
Глава 5
Мне импонировало то, что эти увальни общались со мной на равных. Обычно, чтобы добиться такого отношения, приходилось долго доказывать, что ты не хуже остальных, пусть и слегка пониже.
Но здесь, на острове, я оказался на равных с остальными. После первых же операций меня признали. Среди этих мужчин действовали другие правила. Прошел бой, выжил – значит, ничем не хуже других. Многим покрупнее меня этого не удавалось. Многие, даже тщательно отобранные, отправлялись в резерв сразу, после одной‑единственной миссии.
А у меня их теперь насчитывалось несколько десятков.
И эти увальни знали, насколько важнее в бою не рост, и не вес, и не объем бицепсов, а реакция, сообразительность и способность прикрыть спину.
Поэтому теперь я жил здесь на равных.
Если бы не работа, которую нам приходилось делать, редко приятная, часто кровавая, я бы сказал, что здесь, на острове, я чувствовал счастье находиться дома, среди своих. То чувство, которого не мог даже вспомнить после смерти родителей.
Из Тощего я постепенно превратился в Шустряка, и новый позывной нравился мне значительно больше.
Наш островок спокойствия жил своей жизнью, пока весь остальной мир разваливался.
Но идиллия не могла продолжаться вечно.
На водохранилище наконец‑то встал лед. Честно говоря, никто уже и не ждал, что это произойдет, настолько теплой была зима. Но день за днем отрицательные температуры, пусть и совсем небольшие, делали свое дело.
Сначала на поверхности воды появилась ледяная кашица, долго не решающаяся сгуститься настолько, чтобы превратиться в сплошной панцирь. Потом кое‑где у берега начали появляться льдины, и незаметно, день за днем, зима все‑таки взяла свое, и лед встал везде.
Недостаточно толстый, чтобы совсем уж не бояться на него выходить. Но рискнуть можно.
Рыбаки наверняка бы рискнули. Но где они сейчас, эти рыбаки?
Рыбаков мы не опасались. Но изоляция острова формально оказалась нарушена, и это пришлось срочно исправлять.
Оператор решил помочь взводу охраны и, вместо того чтобы посылать на лед людей, решил отправить туда дронов.
Мы добрались до этой работы уже во второй половине дня. Темнело рано, и каждого «шалуна», бойко укатывающегося с тверди острова на лед, подсвечивал прожектор. Им это нужно было не очень, но нам спокойней, когда личные дроны остаются на виду.
Я отдал подскочившему «шалуну» из моей четверки очередную мину, и он тут же укатился обратно на лед, словно играя с прожектором, постоянно ускользая из его луча и тут же возвращаясь. Говоря, что не прочь поиграть еще, даже с таким медлительным лучом.
Богослов стоял рядом, заряжая мины своим питомцам. По одной, аккуратно. Каждый «шалун» по всему периметру острова укатывался далеко‑далеко на лед, закладывал там мину согласно плану, который изначально разрисовал компьютер в штабе «Локальной независимости». Постепенно они выставляли мины все ближе и ближе, вплоть до самого берега. Любой, кто попытается приблизиться к острову, рисковал после нашего субботника оказаться в воде. Мины должны были взломать в случае чего весь лед вокруг острова, вновь обеспечив его автономность, даже в самые глубокие морозы.
Которых этой зимой не обещали.
В какой‑то момент мне показалось, что небо, сегодня звездное, светлее обычного, и я поднял голову.
На небе полыхала новая звезда. Она светилась значительно ярче всех прочих, так что не было никаких сомнений, что это и не звезда вовсе. Может, астероид, летящий в нашу сторону.
Богослов поднял голову вслед за мной.
– Что‑нибудь было в новостях? – спросил он.
– Вроде нет, – пожал я плечами. Мне пришлось отвлечься, потому что один из моих «шалунов» подкатился за новой порцией. – Наверное, пролетит мимо, иначе бы об этом трубили по всем каналам.
– Ну да, – согласился Богослов, – наверняка. Надо будет посмотреть в Сети, что вообще прогнозируют. Упадет ли на Землю, и если упадет, то где.
Звезда не упала. Вернее, не долетела до поверхности. Но я видел, как она входила в плотные слои атмосферы двумя ночами позже. Она разлетелась на сотни мелких осколков, которые прорезали ночное небо. Минут пятнадцать было светло, как днем. А потом нежданный метеоритный дождь закончился, судя по всему, так и не добравшись до земли. По крайней мере, с той точки, откуда я смотрел, казалось, что все отдельные куски упавшего на нас астероида сгорели на подлете. Чуть‑чуть не долетев до нас.
Следующим утром нас ждало очередное задание, так что зрелище разламывающейся в ночном небе звезды быстро выветрилось у меня из головы.
Мне опять пришлось стать совестью. И только когда Оператор позвал меня с собой на утреннее совещание с руководством, я понял, что неоднократно пропустил свою очередь. Кто‑то, скорее всего тот же Оператор, берег меня от перегрузки. А остальные ему явно потворствовали. Иначе, я уверен, в казарме давно бы уже высказались по этому поводу.
Меня это слегка обидело, честно сказать. Это значило, что и напарник и другие бойцы отделения все еще относились ко мне как к новичку. Которому надо помогать, уберегать от беды. А я думал, что теперь на равных со всеми.
Но я взрослел. Быстро взрослел. И не стал сильно терзаться по этому поводу. Раз исключили меня из очереди – значит, так было надо. И все. Не стоит придумывать себе слишком многого на основе одного простого факта.
Оператор заговорил со мной на улице, еще до того, как мы дошли до штаба.
– Помнишь тот чемодан с бланками?
Еще бы не помнить. Я даже не стал отвечать. Такой вопрос мог быть лишь риторическим.
– Я тогда не все сказал. После утери груза я сообщил наверх еще кое‑что, но на этот раз наедине, лишь Петру Семеновичу.
Я молчал, давая командиру возможность продолжить.
– Как бы мелодраматично это ни звучало, но если со мной что‑нибудь случится, я хочу, чтобы хоть кто‑нибудь из наших об этом знал. Не хочу думать плохого, но он почему‑то тянет, не присылает никого…
– А что ты сообщил? – Командир явно пропустил самую суть. Так бывает: когда все время думаешь об одном и том же, начинает казаться, что все об этом знают. Начинаешь относиться к этому как к само собой разумеющемуся.
– Ну да, конечно, – сказал Оператор, приостанавливаясь перед дверьми в штаб. – Я не уничтожил бланк, который вводил на пробу. Он до сих пор со мной, на карантине, в бедре. Как знал, что что‑то нечисто. Так что теперь… ты понимаешь. Петр Семенович обещал прислать врачей, чтобы они взяли образец, как только сумеет это организовать. Но время идет, а врачей все нет. Если что, сообщишь остальным, и вы будете знать, что к чему. Никто не знает. Ты, я, он. Так что выводы будут очевидны.
– Да не‑э, – недоверчиво протянул я. – Быть не может. Он никак не может быть в этом.
– Надеюсь на это, – кивнул Оператор. – Если бы не надеялся, давно бы его слил. Хотя даже и не знаю кому. Все стало сложно. Непонятно вообще, кому тогда верить.
– Своим, – ответил я.
Он кивнул и распахнул дверь в штаб.
Петр Семенович вновь решил меня не узнавать. На экране связи, кроме него, нарисовалось еще несколько бюрократов. Никого из них я не знал, но мог догадаться, что это руководители СБ соседних секторов.
– Все, – с ходу заговорил он. – Столица пала. В новостях это придержат до завтра, по общей договоренности с армией и «Генной логикой».
– Это мало что меняет, – вступил в разговор один из незнакомцев на экране. – Правительство давно уже не исполняло функций централизованной власти.
– Вопрос в армии, – сказал еще один из тех, кто появился на связи. – Раньше они хотя бы формально подчинялись центру. Кому они будут подчиняться теперь?
– У нас с армейскими частями хорошие отношения, – ответил Петр Семенович. – Правда, им сейчас до нас мало дела. Они давно уже не обеспечивают безопасности. Все, что они успевают, – это охранять военные склады и технику от нападений.
– Да, но у нас‑то местный генерал‑майор в шаге от попытки объявить себя диктатором. И что нам теперь, вступать в открытый конфликт? Все‑таки это армия. У них и людей побольше и техники…
– Так что случилось? – прервал их «непринужденную» беседу Оператор. – Со столицей, имею в виду.
Все замолчали, неожиданно поняв, что разговаривают в присутствии людей, которым необязательно слушать их обсуждение.
– Что всегда, – буркнул наконец, отвечая на вопрос, Петр Семенович. – Что всегда… Эпидемия паназиатского гриппа, очередная волна со смертностью под двадцать процентов. «Генная логика» поставила на рынок модификаторы, но вся партия, что поступила в сектор, оказалась бракованной. Это добавило смертности по их клиентам, так что их выкосило под половину. Но они хотя бы попытались. Наши вообще даже не начали поставки. Бланк был разработан, готов к производству, но ни один завод не оказался способен произвести количества, даже близкого к необходимому. Так что смертность среди наших клиентов оказалась близка к естественной.
Потом кто‑то узнал, что на последнем заводе под столицей этот бланк производят. Это хотели удержать в тайне, выдавать бланк только на отдельные анклавы, раз уж всех не спасти. Не удержали. Кое‑кто грешит на руководство «Генной логики» в регионе. Когда они поняли, что обделались, решили отвлечь внимание народа и оставшихся властей от себя на нас.
Завод разгромили через сутки в попытке добраться до запасов бланков от гриппа. Только этих запасов там и не было – все сразу уходило в автономные поселки. Но зато вот завод был последним из действующих в секторе и вообще – самым мощным в стране.
Только грипп начал сходить на нет и все думали слегка передохнуть, хотя бы частично восстановить, что можно, пришел «зимородок». Чума‑74 экстра, мутировавший штамм. В принципе несильно отличается от обычного, лишь тем, что его не останавливают холод и зима. Раньше все думали, что в это время года чума не способна преодолеть эпидемиологический барьер. Оказалось, способна. И штамм‑то нестрашный – и у нас и у «Логики» есть от него средства. Только у нас не осталось мощностей в регионе, чтобы произвести их в нужном объеме. «Генная логика» сделала, что могла, по их клиентам смертность оказалась минимальна. Но у нано – до тридцати процентов.
Петр Семенович сделал паузу. Я видел, что он просто думает, имеет ли смысл продолжать. Но Оператор понял его по‑своему:
– Ну и что? Эту историю сейчас можно рассказать почти про каждый сектор.
Петр Семенович кивнул, словно говоря сам себе «значит, придется продолжить»:
– Правительство мы обеспечивали. И лекарствами, и бланками, и генными модификаторами. Кому что надо, то и доставляли. Но потом накрылись подстанции. Вслед за ними и сами электростанции, из тех, что еще хоть кое‑как, но обеспечивали город. Зима, конечно, теплая, но не настолько. Почти все котельные работали на электричестве. Правительство просто исчезло, с высокой вероятностью либо погибли, либо разбежались. Точно мы знаем лишь то, что президент умер еще от гриппа. Это просто скрывали. Вернее, даже и не скрывали, а не афишировали. Сейчас большинству неинтересно, жив там президент или нет. Не выборы же из‑за этого устраивать.
– О, как много нового, – усмехнулся Оператор. – Вот так случайно мимоходом узнаешь, что у нас в стране диктатура.
– У нас в стране бардак, – буркнул Петр Семенович. – Причем давно.
Он чуть повел головой, явно осматривая всех на своем экране, словно ожидая, что ему кто‑нибудь попытается возразить. Все молчали.
– Все, кто смог, постарались из города выбраться. Слишком умные дернулись было и из сектора, но соседние сектора уже объявили карантин, полный, так что там сейчас вдоль границ много трупов с пулевыми ранениями. Капля в море по сравнению с погибшими от болезней, но все равно. Такое всегда тяжелее. Света нет, отопления нет. Эпидемии продолжают гулять, судя по всему. Все линии снабжения перерезаны. В городе, по самым оптимистическим оценкам, осталось не более двухсот тысяч. Это если смотреть на снимки. Работает несколько частных радиостанций, но все, что они передают, это крики о помощи.
Все, кто не выберется из города до весны, считай, те же трупы. Ожидается полный букет, начиная с холеры. Несколько миллионов мертвых тел никто не в состоянии убрать. Некому организовать процесс, да теперь и некому его исполнять. Достаточно, или продолжить?
– Достаточно, – кивнул Оператор. – Да минет нас чаша сия.
– Поддерживаю, – сказал Петр Семенович. – Еще новость перед заданием. Она менее масштабна, зато касается непосредственно вас.
– Перед заданием? – переспросил Оператор. – У вас что, дела пошли так хорошо, что для нас даже нет вариантов?
– Сегодня у вас безальтернативка. Даже если не возьметесь сами, мне придется воспользоваться своим правом приказа. Хорошо, что я его сэкономил для этого случая. Так вот, тут у меня в городе дела совсем туго. Людей перестало хватать катастрофически. Нападения на магазины чуть не каждый день. Нам уже пришлось на треть сократить количество точек. В общем, мобилизуем все резервы.
– И что? – поторопил его Оператор.
– У вашего взвода охраны сегодня смена. Так вот, смена не приедет. Люди мне нужны в других местах. А у вас хотя бы «независимость» есть. Как‑нибудь справитесь.
– Не вопрос, – равнодушно пожал плечами Оператор. – Все равно они здесь больше жирок нагуливали. Без них даже проще. Так что за дело сегодня?
– Вот и хорошо. Тогда как‑то там позаботьтесь о дежурстве, караулах и прочем. Не надо надеяться только на машины.
– Кстати, о людях. У нас за это время двое ушло в резерв. Когда пополнение?
Петр Семенович замялся. Потом все же сказал:
– Не будет пополнения. Учебку накрыли. Всю. Почти без выживших. Так что его смена была последней.
Он показывал на меня, в очередной раз демонстрируя, что прекрасно меня помнит.
– Как? – не выдержал я. – Что случилось‑то?
Костя. Я‑то думал, что он остается продолжать службу в тепле и довольстве, с минимумом опасностей. Будет потихоньку гонять салаг и попивать светлое пиво темными вечерами. Может, даже вспоминать меня.
Теперь мне придется вспоминать его. Прибавить к родителям.
– Просто, – коротко ответил Петр Семенович. – До опупения просто. Поставили три миномета в нескольких километрах от базы. Настроили на автоматическую стрельбу. Новейшие дроны с подзарядкой, автоматической коррекцией точности стрельбы, даже с беспилотным самолетом‑наводчиком. И все. Их сумели заткнуть лишь через сорок минут, и то повезло, что армейский патруль мимо проезжал. Никто почти не выжил, и те по больницам все.
– Нашли ублюдков? – спросил Оператор.
– А кого искать? Работала только автоматика. Смотрим, данные мы сняли, что смогли, но по тому, что удалось опознать, – полный ноль. Этого ДНК не нашли ни в нашей базе, ни у «Генной логики». Про полицию я вообще молчу. Опять кто‑то из сектантов.
– А друг у меня там, Костей зовут, на сержанта остался, – вклинился я в разговор.
– Выжило шесть человек. Ни одного Кости. Извини.
– Когда отстроите новую базу? – спросил Оператор.
– Не знаю. Пока ни рук, ни времени не хватает. Точно до лета об этом даже разговора не идет. Может, тогда как‑то напряжемся. Не сейчас.
– И что нам теперь делать? Неполным‑то составом? – Оператор встал и начал ходить по штабу. Чувствовалось, что эта новость, о которой ему сообщили мимоходом, взволновала его больше всех предыдущих.