– Затмение сегодня, – равнодушно ответил Богослов, даже не поднимая головы. – Не обращай внимания. Мелочи. Солнце затмится на треть, как и полагается. Ибо время близко.
Выбитые стекла позволяли сквознякам беспрепятственно гулять вдоль полок, а полное отсутствие света превращало магазин в какие‑то катакомбы. Лишь редкие лампы аварийного освещения еще горели, но и им явно оставалось недолго.
Внутри заметно похолодало. Казалось, что здесь даже холоднее, чем на улице.
Витрины всех бутиков на углу теперь остались без стекол. Пространство расширилось, магазин возвращался в состояние, в котором, наверное, находился до дизайна и появления в нем арендаторов.
Пыль на месте гибели взвода осела, но лучше здесь от этого не стало.
Богослов, проходя мимо полок, заваленных шоколадками, мимоходом ухватил одну, сдернул обертку и, подняв забрало, запихнул в рот. Взял вторую и, не оборачиваясь, бросил назад мне.
Я поймал ее на лету, но есть не стал. Не хотелось. Засунул ее в один из свободных кармашков. Потом подумал и зацепил с полок еще несколько, распихав по карманам. Двухчасовая операция самотеком превратилась в многодневную осаду, так что нужно было подумать о еде.
Тоско стоял прямо в центре. Иногда он оглядывался назад, глядя, как «шалуны» перехватывают очередного бегущего бешеного. Но в основном он смотрел на нас, терпеливо ожидая, пока мы подойдем.
– Как на улице? – почти безразлично спросил он.
– Холодает, – в тон ему ответил Богослов.
– И темнеет, – добавил я, посмотрев наверх. Стекла балконов, большинство, тоже вылетели после взрывов. Мой «шалун» стоял неподвижно около входа в спорттовары. На самом деле он двигался – малозаметно, вокруг своей оси, лишь позволяя камере слегка менять обзор, непрерывно исследуя все пространство вокруг себя.
– У нас под семьдесят человек гражданских, – сообщил Тоско. – И на втором немного, несчитаные.
– Надо бы их вниз спустить, – предложил я.
– И зараженные прут и прут, уж вроде пора им успокоиться, – словно не услышав меня, продолжил Тоско.
– Кто же здесь их успокоит, кроме нас? – усмехнулся Богослов. – Сами они успокоятся только через неделю. Я думаю, что везде так, просто во всех остальных местах их давно уже никто не останавливает.
– Поэтому трупы копятся здесь. – Тоско качнул головой себе за спину. В проходе, особенно около злополучных эскалаторов, мертвые тела действительно лежали горкой.
Меня вновь замутило, но теперь я хотя бы сумел удержать содержимое желудка в себе. Хорошо хоть шоколадку не стал есть.
– Подкиньте меня, – попросил я, – чтобы до эскалаторов не переться.
– Давай, – легко согласился Тоско. И, показывая, что все он прекрасно слышал, добавил: – Собери всех, спусти вниз, мы пока отодвинем зону безопасности. Потом подумаем, как дальше.
– А что думать? – Богослов был прямолинеен. – Надо добивать, пока они не заползли в какую‑нибудь нору.
– Да с этими‑то как раз понятно. – Тоско вместе с Богословом подставил мне руки, так что отмахнуться он не мог, но интонации в его голосе были именно такие. – И просто. Дальше‑то вот что? Как нам гражданских обезопасить? Да еще на неделю, а то и две?
– Дай им палки и рюкзаки, – предложил Богослов. – Пусть пока еду собирают. Отсюда все равно надо будет валить. Ни согреться, ни как следует помочь раненым здесь мы не сможем.
Они подкинули меня вверх, так что я буквально взлетел и оказался как раз напротив магазина с джинсами.
Но как бы мне ни хотелось, внутрь я не пошел, решив начать со спортивного.
Охранник так и оставался у входа. Надо отдать ему должное, к вопросу охраны вверенного ему магазина он отнесся со всей серьезностью.
Он опустил рольставни ровно так, как я и просил, так чтобы пришлось сильно наклониться, прежде чем попасть внутрь. Но этим дело не ограничилось. Сам или с чьей‑то помощью он развернул тумбу, на которой раньше стояли кассы, поперек входа, метрах в пяти от него. Теперь, как только я оказался внутри, – сразу попал на открытую, хорошо простреливаемую площадку.
Рисковать не хотелось, и я тут же крикнул внутрь, в почти полную темноту:
– Свои! – «Шалун», за это время подкатившийся ко вновь созданным укреплениям, нашел где‑то внутри себя фонарик, осветив охранника с моим пистолетом в руках.
Охранник заслонился рукой от света. Не той, в которой держал оружие, что опять же говорило в его пользу.
– Сколько вас внутри? – спросил я.
– Девять человек здесь, – ответил он. – Еще один убежал. Не смог его удержать. Психанул и убежал наружу. Давно уже.
– Никто не ранен?
Охранник отрицательно мотнул головой. Потом, подумав, что я могу и не увидеть его жеста в сумраке, сказал:
– Нет.
– Хорошо. Делаем так. Найдите в магазине рюкзаки и сбрасывайте их вниз. Может, какое‑нибудь оружие, вроде лыжных палок. Что‑нибудь, чтобы не подпускать зараженных к себе. Как только распотрошите магазин, скажете, будем спускаться. Отсюда скоро надо будет валить. И одежду посмотрите, кому надо. Потеплее.
Только подумав об одежде, я неожиданно вспомнил, что девушка прибежала сюда лишь в фирменном платье. Да еще и босиком. Быстро оглядел товары, что лежали у входа.
– Поторопитесь, я соберу остальных.
Словно чего‑то боясь, я опять не зашел в джинсовый, сначала вытащив двух продавщиц из ювелирного и отправив их на помощь спортсменам.
Лишь после всего этого девушка, оставшаяся без туфель, удостоилась моего посещения.
Первые рюкзаки уже летели вниз, когда я заглянул внутрь. Лишь одна витрина осталась цела, вторая рассыпалась тысячами осколков. Температура опустилась градусов до трех. Совершенно не то место, где стоит находиться девушке в одном лишь платье рекламной куклы. Или какую должность им присваивают, когда предлагают работу? Лицо магазина? Менеджер по работе с клиентами? Управляющий санитарной безопасностью посетителей?
Мне неожиданно ярко нарисовалась картина. Замерзшая девушка, босая и дрожащая от холода, и специалист по зомби, заботливо отдающий ей свою куртку, обнимающий ее за плечи, согревающий от холода и обещающий уберечь от ужасов этого дня.
Ревность. Как интересно. Я стал совсем взрослым. Дорос до ревности. Ну что же, давно пора. А то как в той старой притче про армию – убивать им уже можно, а вот пить – еще нет.
Несмотря на то что это чувство можно было смело причислить к «взрослым», все равно оно выглядело глупо в данной ситуации. Ревновать девушку, с которой перемолвился лишь двумя словами, имени которой даже не знал, к парню, который случайно оказался с ней рядом. Ах да, чуть не забыл – и все это на фоне валяющихся кругом трупов, холода и полной неизвестности.
Они не обнимались.
Они даже рядом не были. Удивительно, насколько деятельным становится народ, когда его оставляют в полутемных помещениях и заставляют ждать. В другое время этот парень, я уверен, смог бы спокойнехонько просидеть у телевизора (или компьютера) те тридцать – сорок минут, что здесь находился. Но сейчас, видимо, его обуяла жажда деятельности.
У прохода валялись снятые со стен полки, какие‑то тумбочки и куча всякого хлама, в совокупности создающая нечто вроде баррикады. Сам парень, видимо, разобрал одну из напольных вешалок и сейчас держал в руках никелированную палку, которой в принципе действительно можно было защищаться. Они здесь даже фонарик где‑то нашли.
Мне не пришлось увидеть ожидаемого образа замерзшей и измученной девушки, которую рыцарю типа меня только что и останется, как спасать. Она успела подобрать себе джинсы, футболку с животрепещущей надписью «Мисс Недотрога» и даже джинсовую куртку с овчиной внутри. Да она сейчас одета теплее, чем даже я.
Я протянул ей кроссовки, что спер с полки спортивного.
– Выходите. Помогите рядом с рюкзаками. Есть хотите?
Парень помотал головой. Девушка кивнула. Она, наверное, голодная была уже тогда, когда я пробегал мимо нее у входа.
Я протянул по шоколадке каждому. Мистер Знаток зомби съел свою первым.
– Меня Лена зовут, – вдруг решила представиться девушка.
– А меня Александр, – повернулся к ней парень. О как. Да они тут даже и познакомиться не успели, не то что пообниматься. Зато я успел все. И представить, и вжиться в роль отверженного. Отелло, блин.
– Шустряк, – представился я. Чего‑то мне становилось только хуже от этого общения. Выдать кличку вместо имени – просто еще одна защитная реакция на ситуацию, в которой я оказался не способен угомонить эмоции. – Выходите, время не ждет.
Выйдя из магазина, я выбил металлические остатки от балконного ограждения и сказал охраннику:
– Как только будете готовы, спускайтесь прямо здесь. Потихоньку. У эскалатора… сами видите.
– У нас стремянка в подсобке есть, – тут же вклинилась одна из продавщиц. До сих пор в тренировочных штанах. Хорошо хоть надела дутую куртку. Достаточно теплую, надо полагать. Она должна лучше разбираться в товарах из своего магазина. – Высокая, специально чтобы на верхние полки товары раскладывать.
– Хорошо, – кивнул я. – Только поторопитесь.
Я спрыгнул вниз, даже не попытавшись хотя бы сначала слезть, зацепиться руками за пол второго уровня. Пижон. Нет, с этими шекспировскими страстями точно пора заканчивать. А если бы я сейчас очень вовремя подвернул ногу?
– Гражданским раздали лишнее оружие. Призрак вроде чуть очухался, стрелять сможет. Оставим им еще десяток «шалунов» в стационарном периметре, – сообщил Тоско. – Готовимся. Выходим через три минуты.
– Командирский модуль где? – Богослов подошел к нему поближе.
– Отогнал к главному входу. Если придется отступать, чтобы был наготове. Сейчас он нам не нужен.
– Связь есть?
Тоско мотнул головой:
– Молчат. Может, им просто нечего сказать?
Я уже начал отходить в сторону, чтобы присесть хотя бы на оставшиеся пару минут, но тут Тоско сказал:
– Погоди. Есть. Петр Семенович на связи.
– Где вы? – спросил эсбэшник.
– Там же, – тут же ответил Тоско. Картинка из штаба шла, но плохонькая, так что я лишь посмотрел, как выглядит наш главный подозреваемый. Неплохо он выглядел. Может, чуть уставшим.
– А Оператор где? – недоуменно спросил Петр Семенович.
– В резерве, – спокойно ответил Тоско. – Половина теперь в резерве. Накрыли нас, с одного залпа.
Сначала эсбэшник кинулся задавать вопросы, но тут же остановился.
– Ладно, потом. Не суть. Убирайтесь оттуда, быстро убирайтесь. Сверху решили, что ситуация с заражением неуправляема. Кто‑то надавил на военных. Подлетное время – меньше восьми минут.
– По собственному городу – тактикой? – поразился Тоско.
– Не тактикой, – ответил эсбэшник. – Но не лучше. Радиус сплошного поражения – четыре километра, и еще восемь – зона отчуждения. Все будет гореть, сильно и долго.
– У нас гражданские, – сообщил Тоско, – человек восемьдесят.
– У вас теперь семь с половиной минут, чтобы удалиться. Догадайтесь, где будет эпицентр?
Тоско посмотрел на все еще стоящего рядом Богослова. Тот понял его без слов, побежал, крича на ходу:
– Схватили все, что успеваете, и БЕГОМ!!! Быстрее. Парни, «шалунов» вперед. Быстро, убираемся отсюда.
– Понял, – сказал Тоско эсбэшнику. – Уходим. Еще что‑нибудь скажете?
– Это… Олега… – Петр Семенович задумался на мгновение. – Нет, ничего. Бегите, быстро бегите.
– Дай мне его на секунду, – попросил я.
Если Тоско и удивился, то показывать этого не стал. Лишь пожал плечами и начал говорить, уже на волне взвода:
– Желаемая точка – на карте. Двухэтажное здание больницы «скорой помощи». Семь километров. Там может быть запас вакцины от бешенства, хоть какой‑нибудь. Всем, кто прибудет первым, – зачистить здание, укрыться и держать оборону.
– Петр Семенович, по поводу Оператора… – начал я.
– Пусть он хоть после смерти Олегом станет, а? – попросил он. – И вообще потом. Вернешься – договорим. Главное, вернитесь. Сделайте все, как надо, и вернитесь.
Я его понял. И, похоже, он понял меня.
Надеюсь, что нас не поняли остальные, что слушали этот канал. Ведь кто‑то из них, слишком хорошо посвященных в дела взвода тактических операций, но не знающих о смене наших дронов, без сомнения, был кротом.
Я шагнул вперед, к выходу.
Слева от меня здоровенный парень в форме охранника «Генной логики» пытался упаковать станковый рюкзак, доверху набитый контейнерами биокорпорации. Хороший куш он отсюда вынесет. Если сможет.
Лена помогала Александру надеть такой же станковый рюкзак.
– Бегом! – повторил я. – Все, чего не взяли, бросайте.
Народ валом валил из магазинов.
Куча тел у эскалаторов задержала их лишь на мгновения. Кто‑то запнулся, но ему помогли подняться. Достаточно дружно бежали, надо сказать. Все‑таки преимущественно выжили те, кто менее склонен к панике.
Богослов опять встал рядом со мной, ожидая, когда гражданские убегут немного вперед и можно будет двинуться за ними.
– Ищите машины на стоянке, что сможете завести, – кричал вдогонку гражданским Тоско. И тут же добавил по нашей связи: – Каждой паре из оставшихся, попробуйте взять на себя группу гражданских. Ищите грузовики, микроавтобусы, грузите кого успеете и добирайтесь до точки.
Четверо мужчин из тех, что покрупнее, на плечах тащили с собой двоих наших бойцов. Они по‑прежнему были без сознания. Другие помогали Призраку. Задача у них оказалась та еще. Один из минусов большого веса – как только ты оказываешься ранен, то становишься практически нетранспортабелен в полевых условиях.
Но Призрак хотя бы пытался бежать сам, поэтому тройка, вышедшая в конце, сразу обогнала остальных.
– Мы их прикроем, – сообщил Богослов. Тоско кивнул и побежал вперед сам.
– «Шалунов» жалко оставлять, – сказал я.
Два приписанных мне недавно дрона все еще крутились вокруг гнезда сектантов, изредка постреливая в тех кто пытался выбраться.
– Жалко, – кивнул Богослов. – Но оставь. Через шесть минут пусть прячутся. Может, как‑нибудь и выкарабкаются. Пошли.
Мы двинулись сразу следом за охранником «Генной логики» и сладкой джинсовой парочкой.
Я помнил этого мужчину, одного из немногих, что подчинился приказу и лег на пол, видимо, зная, что укушен.
Наверное, он даже честно ждал обещанной помощи. Именно тот, кого держал в прицеле Богослов, когда нас накрыли из гранатометов. Очевидно, потом стало не до него.
Одного не пойму. Почему он пролежал так долго.
Он вскочил, когда мимо проходил главный специалист по зомби и охранник. Вот скажите мне, почему их он просто оттолкнул в разные стороны и кинулся именно на девушку, представлявшую наименьшую угрозу?
Он укусил ее раньше, чем я успел двинуться. Чем кто‑нибудь вообще понял, что происходит. В ступор попали все, но все‑таки я начал двигаться раньше остальных.
Я боялся, что он вырвет кусок мяса из ее шеи, если я его ударю. Но вариантов было немного, и я пнул бешеного ногой. Не чтобы сделать больно – чтобы отшвырнуть его в сторону. Собственно, он и не пытался держаться за девушку. Как верно заметил Александр, – не зомби. Не вампир. Простой зараженный бешенством мужчина, глупо послушавшийся нашего же приказа и теперь мстящий мне за наше вранье практически с того света.
Короткая очередь помогла ему туда поспешить. Пули легли кучно, все в голову.
– Вакцину, – протянул я руку назад, к Богослову.
Напарник не мешкал.
– Все будет хорошо, солнышко, – тихо, успокаивающе сказал я, глядя ей в глаза.
Она смотрела прямо на меня, но зрачки не были расширены, как можно было предположить при этом освещении и после испуга. Наоборот, они превратились в точки, булавочные головки. Верный призрак того, что организм отправил себя в шок. На всякий случай.
А глаза красивые. Изумительный карий цвет. Век бы любовался.
Я воткнул иглу прямо в шею.
Кровь шла не сильно, ничего серьезного он не прокусил. Хотя даже не знаю, что бы сейчас стало лучше.
– Еще? – сказал я, отбрасывая первый шприц.
– Ты уверен? – спросил Богослов, одновременно давая мне порцию. – Тут от количества мало что зависит. Либо поможет, либо нет.
Я молча откинул край джинсовой куртки и выдавил содержимое второго шприца в плечо, прямо сквозь футболку. Не глядя – куда попал, туда попал.
– Бежим. – Богослов подхватил все еще едва шевелящуюся девушку с другой от меня стороны и крикнул остальным, что стояли, наблюдая за нами: – БЕГОМ!!!
Я не знаю, как во всей суматохе Богослов сумел выбрать нужную нам машину, но он привел нас точно к ней. Небольшой фургон с распахнутой дверцей со стороны водителя. Под передними колесами валялся труп.
Несложно было представить, что здесь произошло. Один из взбесившихся бросился прямо под машину. В самом начале, когда еще вообще никто не понимал, что происходит. Водитель затормозил, даже еще успел механически выключить зажигание. Бросился наружу смотреть, что случилось, наверное, уже представлял себе суды и штрафы. Мечтал, чтобы сбитый им остался жив. Не подозревая, что его жизнь круто поменяется в тот момент, когда он выйдет из машины.
Дальше угадать было сложнее. Водителя явно здесь не было. Значит, вряд ли он остался жив. Если бы сообразил быстро – спрятался обратно в машину.
Пока мы бежали, Лена вроде как пришла в себя и даже слабо улыбнулась, когда я попытался ее подбодрить.
Но когда Богослов отпустил ее, чтобы сесть за руль, она неожиданно обвисла у меня на плече. Мне нужны были свободные руки, и я положил ее на капот машины неподалеку.
– Как ты? – спросил я.
Лена молчала. Теперь вот действительно начинало темнеть, без всякого затмения. Я включил фонарь и посветил на ее лицо. Девушка резко зажмурилась и отвернулась.
Из уголка ее рта медленно потекла вязкая слюна.
– Богослов, – окликнул я. – Не помогло.
Он завел машину, вышел и встал рядом со мной.
– Конечно, эту дрянь я на ходу соображал. Будем возиться? – спросил он. Мы были напарниками достаточно, и он знал ответ.
– «Протокол Милуоки» тоже помогает редко. Тем более когда я эту шнягу на глазок смешивал.
Я посмотрел в самый уголок своего экрана‑стекла, на котором услужливо тикал обратный отсчет. Пять с половиной минут.
– Ладно, – сказал Богослов и, распахнув на ней куртку, воткнул толстенную иглу прямо в сердце. Он выдавил содержимое раньше, чем девушка даже успела дернуться. Выдернул шприц и отбросил его в сторону. – Грузимся. Я за рулем.
Лену выгнуло дугой через мгновение после того, как препарат попал внутрь. Ненадолго, я надеялся, что какие‑то ощущения она испытывала очень недолго. Потом она замерла. Я даже не мог услышать ее дыхания.
Александр, сбросивший свой рюкзак около задней двери, кинулся мне помогать.
– Дверь багажную открой, – через плечо попросил он Богослова. – Там кнопка есть, слева от…
– Открыл, – прервал его мой напарник.
Мы затащили девушку в фургон, охранник, так и удержавшийся за нами, принял ее внутри.
Я забросил им вслед рюкзак Александра и бросился к пассажирскому сиденью, оставляя им возможность самостоятельно захлопнуть дверь.
– Если начнет шевелиться – выбросьте ее наружу, – сказал Богослов, чуть повернув голову назад. Потом, видимо разглядев выражение моего лица, поправился: – Ну или попробуйте ее связать и заклеить чем‑нибудь рот. Если зашевелится, конечно.
Я продолжал смотреть на напарника.
– …Что вряд ли, – решил добавить он. Я смотрел. – Ну ладно, вы там с ней побережней. Но если зашевелится, дайте нам знать.
Когда мы вырулили со стоянки, уголок моего бронестекла показывал 5:15. Вокруг нас, с трудом поспевая за машиной, скакали «шалуны».
О том, чтобы успеть до взрыва к больнице или хотя бы выйти из зоны поражения, не могло быть и речи.
Я понял это сразу, как только мы оказались на дороге.
Машины стояли везде. Брошенные, иногда еще припаркованные к обочине, но чаще оставленные прямо посреди дороги.
Нам еще повезло, что на выбранном нами маршруте не оказалось мертвых заторов. Так или иначе, Богослов упорно вел машину вперед.
Бешеные кое‑где встречались, но машина их привлекала мало. Только один раз окровавленная женщина в разодранном пуховике бросилась прямо под колеса. Богослов даже не притормозил. Нас лишь тряхнуло два раза.
Я все время оборачивался назад, но девушка не шевелилась. Я хотел спросить, дышит ли она вообще, но все время сдерживался. Сейчас мои вопросы и их ответы мало что меняли. Были дела поважнее.
«Шалуны», болтающиеся по окрестностям, наконец сумели предложить нам более или менее пустую дорогу. Тут было пошире, почти шоссе. И главное, оно было огорожено от пешеходов небольшими заборчиками. А может, наоборот, ограждение предназначалось для машин.
Как бы то ни было, здесь было почти пусто, и мы прибавили.
– Десять секунд, – сказал я в последний момент. Надо было прятаться. Мы все еще были слишком близко, не думаю, что мы сумели выехать даже за пределы четырехкилометрового радиуса. Ну может, и выехали, но весьма недалеко.
Через сотню метров Богослов резко свернул в сторону, уходя под укрытие невысокого старого здания. Два этажа с мансардой. Старая кирпичная кладка. Верный выбор. Если что и выдержит ударную волну, то именно такие здания. А если и не выдержит, то лучше оказаться заваленным двумя этажами, чем небоскребом.
Нас накрыло, когда таймер на стекле показывал «0:03». Неплохая точность. Собственно, надо было радоваться тому, что ошибка оказалась всего на три секунды, а не на тридцать.
В боковое зеркало я увидел, как по шоссе, с которого мы только что съехали, взрывная волна протащила легковушку. Потом машина за что‑то зацепилась, но это не удержало ее на месте, она просто перевернулась и дальше двигалась уже кувырком.
Хорошо, что фургон был глухим, без малейших окон по бокам или на задней двери. Мне не хотелось, чтобы девушка подвергалась дополнительной опасности. Ей и так досталось сегодня сполна.
Затихло лишь секунд через десять. Я только успевал отмечать, как со связи исчезают «шалуны», один за другим. В какой‑то момент погасли иконки вообще всех. Пропала не просто картинка с каждого из них, пропали даже сигналы, которые должны были подаваться даже в случае нарушения видеосвязи. Типа «я свой, я здесь».
Своих здесь не осталось.
Потом, когда я уже начал думать, что потерял все дроны, включая любимцев, три вернулись на линию. Два из моих старичков и один из тех, что приписали мне по наследству. Один из них даже передавал изображение, хотя толку от этой картинки было мало. Не знаю, где он оказался в момент взрыва, но пыль там сейчас стояла столбом. Картинка показывала лишь густую взвесь в воздухе, и больше ничего.
Неподалеку, дальше по улице, рухнуло целое здание. Пятиэтажный жилой дом сложился как картонка, добавив еще пыли в атмосферу.
– Выйдем, осмотримся? – предложил Богослов.
– Нет, – возразил я, посмотрев назад, где девушка так и не пошевелилась ни разу. – Поехали. Надо ее подключить к чему‑нибудь. Она же так не продержится. И вакцину вколоть.
– Осмотримся, – настойчиво повторил Богослов. – Прекрати дрожать по поводу девчонки. Ничего не изменится за минуту. А осмотреться надо.
– Сидите тихо, – кинул Богослов назад и открыл дверь. Чуть задержавшись, я вздохнул и открыл свою.
Здание, под которым мы спрятались, обрушилось за мгновение до того, как мы вышли.
Богослова посекло так, что впору было менять его оперативный псевдоним на Великомученик.
Меня почти не задело. То ли сыграло то, что я выходил с дальней от дома стороны, то ли просто повезло. Камень, упавший на лобовое стекло, пробил его ровно посредине и застрял между сиденьем и торпедо. Лишь один острый осколок вонзился мне в ногу, которую я выставил наружу. Вонзился коварно, чуть выше колена, но ниже бронещитка.
– Приехали, блин, – прошипел Богослов.
– Царапины, – неуверенно сказал я.
Нога, которую он тоже крайне неудачно выставил, чтобы выйти наружу, явно была сломана. И хорошо, если только сломана. Судя по тому куску кирпичной кладки, который по ней ударил, могла оказаться и оторванной. Стекло тактического шлема превратилось в несколько торчащих осколков. Левая рука неестественно вывернулась, и думаю, что минимум вывих он получил, возможно, и еще один перелом.
– Ребра болят, – сообщил напарник.
Я выпрыгнул наружу, перескочил на его сторону, мельком отмечая, что нам еще дико повезло. Встань Богослов на пару метров подальше – и нас бы вообще закопало. А здесь большая часть стены еще держалась.
Неизвестно, надолго ли.
Я с трудом приподнял слепленные намертво кирпичи и откинул кусок в сторону от ноги напарника. Да, перелом, кость торчала наружу. Может, сейчас это и хорошо. Проще разобраться.
– Выпрыгивайте, поможете, – скомандовал я, наклонившись чуть вперед.
– Погоди, – сказал Богослов. – Не жилец я, видишь же. Возьми планшет у меня. Ты знаешь, что с ним делать.
– Да ты еще всех нас переживешь, – бодро парировал я. Нарочито бодро. Если он жаловался на ребра, значит, его садануло чем‑то еще и в грудь. И я понятия не имел, насколько это может быть серьезно. – Сейчас пару укольчиков – и ты в порядке.
– Планшет возьми, – Богослов закашлялся, – тогда поговорим об укольчиках. Ты знаешь, как поступить. Считай это завещанием.
Я пожал плечами. Спорить сейчас явно не стоило. Вытащил из его плоского спинного рюкзака планшет и переложил в свой.
– Скажи, – кашлянул Богослов, – что ты знаешь, что делать.
Я кивнул, глядя ему в глаза:
– Я знаю, что делать, Богослов. У меня даже есть пара идей, как сделать эту книгу лучше.
В его глазах появилось сомнение. Похоже, он уже начинал жалеть, что передал мне труд своей жизни. Но тут уж ничего не попишешь. Оставляя наследство, не стоит надеяться, что наследники будут распоряжаться им именно так, как хотелось бы тебе.
– Взяли, – сказал я и выдернул его наружу.
Охнул, присел, едва не рухнув вместе с ним. Нет, меня бы точно было легче таскать. Нога, боли в которой до этого я просто не чувствовал или не обращал на нее внимания, неожиданно просто взорвалась. Похоже, моя рана тоже была не из приятных.
Когда мы уложили его рядом с девчонкой, Богослов открыл глаза. Вдохнул, выдохнул, вдохнул вновь, выдохнул, и на его губах появилась кровавая пена.
– Я вырублюсь, как только ты вколешь мне бланк. Разовые – они без компромиссов. Либо усиленная регенерация поможет, либо она меня и добьет. Так что можем больше и не поговорить. Девчонке, если не найдете врачей, физраствор капельницей и вакцину, если найдете, по прилагаемым инструкциям. Давай. Болит, не могу. Прощай, Шустряк.
– До встречи, Богослов.
Больше мы не разговаривали.
Интерлюдия
Часовня
Этот город разрушен. Этот сектор под карантином. Этот мир обречен.
Люди, изредка появляющиеся в окрестностях часовни, мертвы или заражены и на пути к смерти.
Управление, организация, закон, порядок – остались пустыми символами ушедшей эпохи.
Похоже, в рану попала какая‑то зараза, но теперь она подживает. Придется все‑таки кольнуть еще один локальный бланк с ботами‑медиками. Я не надеюсь, что они ускорят заживление – куда уж теперь быстрее, – но хотя бы снимут боль.
Нельзя закрывать глаза. Не сейчас. Наш бой еще не закончен, мое задание – не завершено, пусть и война, на которую я попал, проиграна еще до меня.
Винтовка Богослова очень удобна здесь, наверху часовни. Можно даже рассматривать лица, хоть и не хочется. Я не стреляю во всех, по привычке стараясь без нужды не засвечивать позицию. Отстреливаю лишь особо буйных. Или тех, кто рвется внутрь больницы.
Вот она, передо мной, всего в паре сотен метров. Удачная позиция для того, чтобы контролировать вход. С этой часовни удобно следить за окрестностями. Не зря Тоско отправил меня именно сюда.
Почему меня? Я почти единственный, кто остался в строю.
Тоско до сих пор харкает кровью, это слышно даже во время наших коротких сеансов связи. Ыть остался без одного глаза. Зато довез до больницы целый гарем, в котором, кстати, оказались обе продавщицы из ювелирного. Тюжок посечен осколками, но без сильных последствий. Призрак добрался, но от Призрака с одной рукой толку было мало еще до взрыва. Он несколько раз терял сознание, и пока что никто не мог назвать причины. Кроме Богослова, который так и лежал в отключке. Из оставшихся двоих один обгорел так, что вообще непонятно, как его довезли. Гражданские довезли, он обжег себе сетчатку и до сих пор не видит. Второй – с несколькими переломами.
Нас семеро, и разница между нами лишь в том, до какой степени каждый из нас в резерве.
Четыре десятка гражданских. Остальные не добрались. Может, и выжили, но не добрались.
В больнице сейчас калеки помогают убогим. Неудивительно, что я стал королем в этом царстве слепых. Я от ухода в резерв дальше остальных.
Лена лежит под капельницей, и Тоско взял в привычку докладывать мне о ее состоянии. Оно не меняется.
В английском есть два разных слова – одно для настоящего заката, другое – для упадка. У нас здесь тот закат, который упадок, не обольщайтесь.
Я не хочу, но должен писать. Когда еще придется. Я обещал своему напарнику, который по‑прежнему не приходит в сознание, что сделаю эту работу.