Странно. Глупо и странно. Непрофессионально.
Тоско вздыхает. Тоскливо так, словно показывая, что кличку получил заслуженно.
– Богослов, тебе придется остаться.
Мы знаем зачем. Но Тоско решает все же проговорить это вслух:
– Возьми все анализы. Хоть на запчасти его разбери. Он умер пару часов назад, не больше. Считай, что мы заражены. И те, кто шел впереди, тоже. Если не хотим остаться здесь, выясни, как этот парень получил иммунитет.
– Лучше бы он был жив, – говорит Богослов. – Если он все‑таки глотнул какой‑нибудь бланк… который спас его от вируса…
– Он мертв, – напоминает Тоско.
Я принюхиваюсь. Запах пота. В этом помещении, в коридоре с парой комнат на разных его концах, кто‑то провел много времени, чтобы забить все пространство этим запахом. Может, в обычном состоянии я бы этого и не почувствовал, но сейчас действуют «Освежитель» и «Хрусталь», сейчас я чувствую, вижу и слышу многое из того, чего раньше мог и не замечать.
– Есть еще, – тихо говорю я. – Этот солдат был тут не один, когда они пришли.
Тоско задумывается. Смотрит на труп, поднимает голову, смотрит на лампу в коридоре наверху. Оглядывается. Может, его нюх слабее, но, видимо, он приходит к тем же выводам, пользуясь другими подсказками.
– «Шалуны», – тихо говорит он.
Мы все понимаем, что делать. «Шалуны», все, что не остались снаружи, начинают скакать по помещениям входного блока, ища второй труп. Или малейшие щели, куда бы мог забиться второй солдат, если он сумел выжить.
– Заходите внутрь, – приказывает Тоско гражданским. Теперь снаружи базы останутся только несколько дронов, чтобы обеспечить безопасность нашего тыла.
Мы углубляемся, но не спешим, давая «шалунам» возможность полностью исследовать предбанник. Проверить, насколько наши схемы соответствуют реальности. Найти забившуюся в щель больную крысу.
|
|
Даже хуже – здоровую крысу, переносящую инфекцию. Которая может идти куда угодно и передавать вирус дальше, оставаясь при этом живой. Фактически мы мертвы с того момента, как переступили порог, как только почувствовали тепло.
Но тот, кто несет в себе яд, содержит в себе и противоядие. Все как всегда.
Лично я не верю, что Богослов справится. Я не в том состоянии, чтобы питать себя иллюзорными надеждами. Инстинкт самосохранения слегка подавлен, а вместе с ним – и желание себя обманывать. Там, где не справились целые лаборатории, ничего не сделает и полевой медик.
Шанс есть, раз уж иммунные так удачно оказались под рукой. Но шанс небольшой.
Богослов, похоже, тоже это понимает, поэтому не тратит времени даром. Пока наши «шалуны» прочесывают бункер, а мы следим за тем, насколько тщательно они это делают, напарник уже развертывает мини‑лабораторию. Зачерпывает, почти что соскабливает с пола подсохшую кровь и кладет образец в анализатор.
Его аптечка не предназначена для серьезных исследований. А мертвая кровь – не предназначена для переливания. Она даже для анализа‑то почти не годится.
Но Богослов цепляется за каждый шанс. Мы не из тех, кто опускает руки. Никогда.
Вот если найдем живого, то надежда появится. Шансы увеличатся в несколько раз. С одного процента, скажем, до пяти.
– Плохие ребята, – говорит Тюжок. – Плохие, но имеющие ключи от всех дверей. Они прошли вниз. Судя по трупу – часа два как. Судя по времени последнего открытия бронешлюза – тоже. Мы слегка опаздываем, если они хотят нажать на кнопку.
|
|
– Зачем? – спокойно отвечает Тоско. – Тем самым они уничтожат и себя.
Тюжок молчит. Он занят. Ему нужно открыть шлюз вновь, и никто, кроме него, не способен сделать это быстро. Поэтому он молчит. Все, что нужно, уже сказано.
А вариантов пока слишком много, чтобы их перечислять.
Парень обнаруживается в таком месте, что неудивительно, почему предыдущая команда его не обнаружила.
И, что меня просто выбивает из равновесия, он спит.
Это небольшая щель между кучей коробок с консервами. Их здесь быть не должно – а значит, они сами принесли их сюда, уже тогда, когда остались вдвоем. Принесли, сложили, чтобы еда была под рукой. Тут же стоят двадцатилитровые пластиковые бутыли с водой.
Они могли бы здесь и выжить. Еда, вода, никого вокруг. Лишь два «но» – планетарная ядерная катастрофа, которую мог организовать компьютер у них буквально под попой, и люди, желающие наложить на него лапу.
Плохо они спрятались. Предпочли место, в котором осталось электричество и отопление, забыв о том, что дополнительные линии снабжения здесь не просто так. А потому, что это место на пути к машине Судного дня.
На таких тропах не следует устраивать привалов.
Раз парня обнаруживает мой «шалун», то и бужу его я. Он пролез в щель между ящиками, потом свернул в другую. Если смотреть снаружи, то первая щель кажется пустой. Но «шалун» просчитал пространство, размеры ящиков, определил, что внутри еще вполне остается место для укрытия.
Я отодвигаю ящик за ящиком. Солдат так и не просыпается. Зачем – служба все равно идет.
|
|
Я трогаю его за плечо, внимательно следя за его руками. Вроде бы оружия, кроме того автомата, что я уже отодвинул, при нем нет, но кто знает.
Парень открывает глаза. Вскакивает, судорожно шаря по полу, не находя ничего.
Поднимает руки. В его глазах – обреченность. Он готов умереть, как умер его приятель два часа назад. Может, и не готов, но именно смерти он сейчас и ожидает.
Мы – не предыдущая группа. Мы не такие кровожадные, а еще мы умнее. Живой носитель значительнее полезней мертвого.
Говорят, что в разоренных городах появились банды, вылавливающие богатеев и разбирающие их на отдельные детали, выкачивая из них кровь, пытаясь выделить из нее остатки бланков, которые можно было бы использовать. И даже вычленить генные модификации, что еще сложнее.
Не знаю, насколько это правда, потому что слишком жестоко. Но поверить можно – достаточно оглядеться вокруг.
Мир погибает, и каждый, кто держится за жизнь, цепляется за нее по‑своему.
Наверное, я был бы для них удачным клиентом. Новейшие бланки, высокое качество и немалое количество. И зубы. Я тоже хочу побороться за свою жизнь, поэтому я был бы клиентом не только удачным, но и крайне опасным.
Неизвестно, кто бы из кого выкачал в финале всю кровь.
Парень выдерживает паузу и, лишь понимая, что в него не собираются стрелять, говорит:
– Заснул, представляете?
Смотрит на часы.
– Они прошли здесь два часа и десять минут назад. Вы же здесь для того, чтобы остановить этих террористов?
– Почему их не остановил ты? – спрашиваю я. Я спокойно отношусь к слабовольным. Но только не в том случае, если они пропускают исчадия ада ближе к кнопке, запускающей Судный день.
– У них боевые дроны. Четырехногие такие, с пулеметами, на собак смахивают. Где‑то человек двадцать боевиков. Обвешанных оружием и быстрых. Их командира я не видел, но когда он приказывал искать меня, я его слышал. Он сумасшедший, достаточно услышать его голос.
Я отхожу, подпуская к нему Богослова. Шлюз открыт, и надо двигаться дальше. Солдат продолжает говорить, словно не замечая подмены:
– Костик просто не ожидал, что они начнут стрелять. Я тоже не ожидал. Думал, за нами наконец прислали помощь. Я успел спрятаться, и они в конце концов решили, что Костик был здесь один. Мы же рядовые. У нас ни одного кода доступа, ничего. Мы даже в конце, когда все офицеры умерли, наружу выйти не могли, потому что пулеметы на нас сразу начинали коситься. Сидели здесь и ждали, когда придет помощь.
Тоско задумчиво смотрит на Изолятора. Нет, тот не собирается оставаться здесь, хотя вроде как это его работа – обеспечивать в таких случаях карантин. Изолятор отрицательно мотает головой, говоря Тоско – «даже и не надейтесь». Потом поворачивается и коротко бросает в сторону Богослова:
– Не уходите никуда.
У него своя рация и постоянный выделенный канал на спутнике. Он что‑то говорит, общается со своими, но мы не слышим. Возможно, он приказывает уничтожить здесь все после нашей операции? Или убить только нас? Хотелось бы мне послушать, что именно он передает, какую информацию, какие приказы.
Видимо, Богослов воткнул в выжившего иглу, потому что солдат ойкнул.
– Ты ведь нано? Какими бланками пользовался? Перечисляй все. Чем тебя лечили, когда началась эпидемия? Рассказывай подробно, ничего не пропускай…
Без напарника идти дальше мне не хочется.
Но это никогда не касалось моих желаний. Будь так – меня бы вообще здесь не было.
Коридор, лифт, коридор, лифт, коридор, лифт. Ровно три раза.
После каждого лифта – еще один пункт контроля и еще один шлюз. Простенько и со вкусом. В принципе здесь это было оправданно. Зачем мудрить, когда бункер охраняет такое количество солдат.
Думается, создатели бункера никак не рассчитывали, что из живой силы в охране останется лишь двое рядовых. Хотя в принципе это мало что меняет. Автоматические пулеметные турели значительно более эффективны, чем простые часовые. А бронированные шлюзы не открыть и тонной взрывчатки, если только не иметь набора экстренных кодов.
Команда, идущая перед нами, аккуратно закрывала за собой все двери.
И не отключила ни один из пулеметов, что мы успели пройти, или переподключила их обратно.
Кто бы они ни были, они забирались в эту берлогу надолго. Если мы хотели лишь заскочить, сделать дело и выскочить обратно, на свежий воздух, то опередившие нас планировали здесь задержаться.
Тюжок останавливается почти у лифта. Очевидно, мы не будем им пользоваться – лестница рядом, но это не повод для остановки.
Что‑то его смущает.
Я слишком далеко, чтобы увидеть, что послужило причиной. Тюжок идет первым из людей, напарником у него сейчас Ыть. Его имплантат в глазу еще не вполне прижился, поэтому Ыть все время жмется к Тюжку, немало его этим раздражая.
Я даже не пытаюсь подойти ближе, потому что знаю, что этим рассержу Тюжка еще больше. Да и плюху от Тоско за нарушение дистанции тоже можно получить.
Тоско идет с Зулло. Я замыкаю нашу группу – за мной лишь четверо гражданских. Они все время держатся в отдалении, и это меня успокаивает. Никак не могу привыкнуть, что за мной идут неподготовленные бойцы. Лучше я буду считать, что за мной нет никого.
Охранники, может, хороши как вышибалы, но нам здесь нужны несколько иные качества. Зомбовед вроде как достаточно шустрый, но сумеет ли он выстрелить в нужный момент? Темная лошадка Изолятор мне вообще непонятен. Экипирован он неплохо, почти ничего и не взял из нашего обмундирования, но я не видел его в деле. Может, это лишь камуфляж, все это молчание и напускная строгость? Возможно, он полная размазня и не умеет вообще ничего.
Нет, лучше я буду считать эту тройку сзади бесполезным балластом. Максимум, что они могут, – это поднять шум, если почему‑то противник окажется сзади, а не спереди.
Тюжок качает головой, поворачивается и машет второй паре, предлагая им отступить подальше. Отходит и сам, натыкается на Ыть, который не вовремя замешкался, тоже желая рассмотреть, чего же такого страшного увидел его напарник. Тюжок сердится, но что он говорит – не слышно.
Они уходят назад.
Тюжок приседает за одним из своих «шалунов», используя его в качестве прикрытия. Дрон услужливо растопыривает свою поверхность, превращаясь в некое подобие щита.
Этот коридор прямой и пустой, как ствол автомата. В нем не спрячешь мину, слишком заметно. Но ощущение складывается именно такое – что Тюжок боится мины.
Он посылает второго дрона вперед, к лифтовому холлу, до которого оставалось так недалеко.
«Шалун» весело прыгает по коридору, следуя своему собственному алгоритму движения. Он то ускоряется, рвется вперед, то совершенно неожиданно замирает, словно осматриваясь.
Но мы отчетливо видим, когда ловушка срабатывает. Видно, что «шалун» останавливается не сам. Наоборот, он даже катится дальше, уже по инерции, впрочем, быстро остановившись. Некоторые из кусков его обшивки теряют свою монолитность и безвольно провисают. Из блестящего шара дрон моментально превращается в груду мертвого железа.
– Электромагнитная мина, – тихо говорит Тюжок в эфире. – Только слышал о таких.
– Как ты ее вычислил? – спрашивает Тоско.
– Лампа, – показывает Тюжок. – Лампа на месте ловушки не горит. И за ней тоже. Разбиты. Специально разбили, чтобы они не фонили. Нам тут не пройти. Мина, наверное, прямо за поворотом, в холле. Бьет метров на десять, выбивает всю электронику, вообще все, у чего есть хоть какие‑то электронные мозги. Она не для дронов стоит. Для нано. С высокой вероятностью удар такой силы сожжет ботам в наших бланках все.
– Да какая там электроника, – хмыкает Ыть. – Две‑три базовые операции на бот.
– Думаю, мина как раз и настроена на такой тип. Она же не взорвалась. И пожара не было. Мы даже не умрем. Просто будем лежать и пускать слюни. Особенно сейчас, когда накачались одноразовиками. Ты же не знаешь, что сделает каждый из твоих ботов, когда останется без базовой прошивки.
– И что делать? – нетерпеливо встревает в их разговор Тоско.
Тюжок оборачивается назад. Смотрит мимо Тоско, мимо меня, туда, где стоят гражданские.
Ну конечно, вот они и пригодились.
Я поворачиваюсь, уже понимая, что он хочет предложить. Спрашиваю, обращаясь к охраннику:
– Имплантаты есть?
Тот мотает головой.
– Металлические коронки? Механические протезы с процессорами? Кардиоводитель? Кремлевские таблетки с программируемым модулем?
– Нет. – Охранника слегка передергивает. Странные они, экзо. Сильно, видать, ему промыли мозги, если его начинает тошнить от одного упоминания о механических штуках у него внутри.
– Вроде чист, – киваю я и машу охраннику рукой.
Пока он идет, Тюжок его инструктирует:
– Шлем снимешь, отдашь мне. Выйдешь к лифтам. Осмотришься. Там должен стоять стационар этой мины. Наверное, что‑то типа чемоданчика. Посмотри, ничего не трогай, даже не подходи. Потом кричи сюда, что увидишь, я скажу, что делать дальше.
Охранник лишь молча кивает и на ходу снимает шлем.
Дальнейшие инструкции по рации бесполезны, но Тюжок поднимается и продолжает ему что‑то говорить, подходя чуть ближе к зоне удара. Я бы не стал на его месте так рисковать: место срабатывания мины и дальность пусть даже локализованного удара – это разные вещи.
Но думается, Тюжок знает лучше.
Охранник выходит, осматривается. Поворачивается налево. Там что‑то есть, но он не может показать нам что.
– Рюкзак! – кричит он назад. – Темно‑синий.
«Цвет рюкзака точно не нужен», – думаю я.
– Верхний клапан откинут, – продолжает охранник. – Видна панель. Чуть подойду? Отсюда не рассмотреть.
– Только не спеши! – кричит Тюжок ему в ответ. – Один шаг, и все.
Охранник кивает. Шагает вперед.
– Панель такая… активная. Сейчас на ней только ладонь нарисована. Видимо, доступ по отпечаткам пальцев или ладони. – Охранник отступает назад. – Могу попробовать распороть рюкзак сбоку, посмотреть.
– Не надо, – отзывается Тюжок. И тут же говорит в эфир: – Думаю, там еще и обычная мина в рюкзаке. На всякий. Если бы добраться до него, я бы вскрыл управление. Но как добраться, если он всю электронику сжигает?
– Подрываем, – решает Тоско.
Иногда не надо играть по чужим правилам. Можно просто их менять.
– Нашумим? – сомневается Тюжок.
– Промедлим – они могут нашуметь, – отвечает Тоско. – Так сказать, на всю планету.
Тюжок кивает.
Охраннику требуется почти пять минут, чтобы забрать мину, установить ее и отступить на безопасное расстояние.
Пока они возятся, я думаю о том, что опередившая нас группа явно считает врагами всех. И лениво решаю логическую задачу: можно ли при таком подходе мне тоже считать их безусловными врагами? Или, может быть, они хорошие? Просто не стремятся этого показывать.
Взрыв оказывается не таким уж и громким, зря Тюжок опасался. Он быстро глохнет в бетонном коридоре. Тут нет эха, и, наверное, ширина и высота помещений не дают звуку резонировать.
Тюжок посылает еще одного «шалуна» вперед, на проверку. На этот раз дрон преспокойно добирается до лифтовой, показывая нам картинку развороченного рюкзака. Действительно – темно‑синего.
Проходя мимо погибшего «шалуна», я жалостливо глажу его по обвисшей обшивке.
– Не огорчайся, – говорит заметивший это Тюжок. – Судя по документации, у них встроенные ремонтные блоки. Целая колония наноботов, способная починить все, что угодно. И они, скорее всего, были выключены в момент удара. К тому же эта мина не способна уничтожить всю электронику. Лишь часть. Вполне возможно, что через часок‑другой он сам себя починит.
Я решаю заговорить:
– Как только эти ребята доберутся до рубки, или как у них здесь это называется, они нас все равно засекут, если уже этого не сделали. Но судя по их настроению, как только они туда доберутся, они точно обозначат нас как враждебные цели. А тут еще очень много охранных систем.
– Значит, поспешим, – говорит Тоско, открывая шахту лифта. – Точку усиления сигнала зацепи над шахтой. Нам понадобится контакт с Богословом.
Мы игнорируем лестницу. Теперь, когда есть вероятность того, что проходы заминированы, идти банальными путями – это долго.
Мы спускаемся по лифтовой шахте, оставляя без внимания и лифты. Тонкие нити способны опустить нас на несколько километров, так что здесь, можно сказать, невысоко.
По лестнице весело скачет лишь один «шалун» – просто чтобы отвлечь внимание и дать нам возможность все‑таки понять, насколько серьезно настроены эти парни.
Лестница оказывается чистой. Но «шалун» все равно едва успевает. Мы оказываемся на следующем уровне почти одновременно с ним.
Я толкаю Тюжка в плечо и молча показываю на множество нашлепок на стенах коридора, которым нам надо бы пройти.
Он кивает и кидает по полу дымовую гранату. Она катится вперед, забивая коридор серым дымом.
В этом холле слегка тесновато. «Шалуны» топчутся между нами, следуя инструкции не рваться вперед. Я оборачиваюсь и движением руки загоняю гражданских на лестницу. Пусть постоят пока там. Сказано же – держаться на максимальном удалении.
Если здесь что‑нибудь взорвется, то лягут сразу все.
Мне хватило того месива в магазине.
Воспоминания о продуктовом заставляют меня подвинуться ближе к стене. В коридоре, в дыму, начинают проступать лучи сенсоров, тянущиеся от нашлепок. Их много, этих нашлепок и лучей, наверное, с полсотни. Они растянулись метров на десять, их разместили хаотично, и нет никакой очевидной возможности их обойти.
– Не, ну… – говорит Тюжок. – Если вы мне дадите часов пять, то я постепенно их все отключу… А так…
– Это явно мины. – Тоско подходит чуть ли не к самому лучу, к тому, что ближе остальных, и смотрит на нашлепку. – Маломощные, но в этом коридоре много и не надо. Тоже будем подрывать?
Ыть, моргая глазом с имплантатом, говорит:
– Пусть сами себя взорвут.
«Шалун» начинает разгоняться от самого проема шахты лифта.
Теперь никаких сложных движений, лишь максимальная скорость.
Мины взрываются одна за другой, но ни одна из них так и не успевает остановить дрона. Он проскакивает в глубь коридора, и лишь копоть и пыль на его поверхности доказывают, что он действительно побывал в переделке.
Мы ползем. «Шалун» слишком небольшой, чтобы расчистить нам весь коридор, а у нас слишком мало времени, чтобы устраивать несколько заходов, со сложными акробатическими маневрами. «Шалун» сможет, мы верим, но времени нет.
– Убедитесь, что на передовых дронах включены газоанализаторы, – говорит Тоско. – И подготовьте все шлемы к режиму противогаза. Что‑то больная у этих ребят фантазия.
Он как в воду смотрит.
Проблема с возможным отравлением заключается в том, что приходится искать даже не мину, а датчики.
Очень повезет, если боевое отравляющее вещество просто распылят в воздухе заранее, тогда его сразу зацепят газоанализаторы дронов.
Но это может быть самоделка с ядом. Ни одна страна не выпускала таких мин. Для армейских операций с ними больше мороки по хранению, транспортировке и обеспечению безопасности, чем «пользы». Может, они и применялись какими‑нибудь шпионами во всяких спецоперациях, но там, скорее, тоже делали штучные образцы.
Яда может быть совсем немного, и контейнер может оказаться слишком маленьким, чтобы его заметить.
Поэтому «шалун», тот, что в авангарде, ищет датчики. Непрерывно сканирует все пространство, постоянно выделяет то один, то другой необычный выступ на поверхности стен, на полу, даже на потолке, и предлагает рассмотреть его поближе своему владельцу.
Тюжок смотрит на каждый, но в конце концов все это оказывается лишь неровностями покрытия.
Они расположили датчик у самой лифтовой, прямо над входом из коридора в холл. Это не луч, а датчик объема. Нам везет только в том, что это не специальный биосканер. Такой бы пропустил механический дрон мимо, сработав только на живое.
Но доза, видимо, убойная. Датчик «шалуна» срабатывает сразу, и я моментально хлопаю по шлему, затягивая под подбородком кольцо уплотнителя. У нас нет баллонов с кислородом и настоящих противогазов – тоже нет. Лишь пятиминутный запас воздуха, подающегося под шлем, прямо ко рту, под давлением. Пять минут давление под стеклом бронешлема продержится чуть выше, чем снаружи, не позволяя отраве пробраться в мои легкие.
Мы отступаем назад, как можно дальше, проползаем за пять минут обратно под оставшимися минами, уходим на лестницу и еще успеваем пробежать пару пролетов вверх, прежде чем запас воздуха заканчивается. Не самый надежный способ обезопасить бойца от отравления. Но создатели этой модели шлема явно рассчитывали на возможность газовой атаки, как на очень маловероятную.
Все равно пригодилось.
– Глаза слезятся, – жалуется Ыть.
Тюжок принюхивается, как будто рассчитывает унюхать боевое отравляющее вещество.
– Быть не может, – заключает он. – Они у тебя все время слезятся после вживления. Сейчас будет анализ. Богослов, ты на связи?
– Антидота пока нет, вакцины нет, но я работаю, – бодро рапортует напарник.
– Мы тут слегка встряли, – просвещает его Тюжок. – С высокой вероятностью, «зоман», и мы его хапнули.
Богослов присвистнул:
– А у вас там весело! Ну и как? Затруднение дыхания есть у кого? Он может медленно проникать через кожу, так что быстренько все закусите атропином из личных аптечек. Больше там ничего подходящего нет.
– А как пройти? – спрашиваю я.
– Не знаю. – Богослову явно весело. – Если у вас нет с собой спецсредств, то только выжечь. Огнемет, может, прихватили?
– Ну а серьезно? – помогает мне Тоско.
– А серьезно – просто подождите. Это же военный объект. Тут воздух не стоит, вытяжки работают постоянно. Две‑три минуты – и можете двигаться.
Через две минуты концентрация падает до неуловимой. Хотя мне и хочется верить анализатору «шалуна», но когда я вновь иду по коридору, то невольно пытаюсь задержать дыхание.
Во мне растет желание в кого‑нибудь пострелять. Я бы даже сказал, вышибить из кого‑нибудь мозги вместе со всей дурью, что в них накопилась.
Это плохо, я знаю. Тактические операции предполагают хладнокровие.
Но наболело.
Глава 5
Возможно, мы двигались вперед очень быстро, на грани безрассудства. Может, это они спускались медленно. Или слишком долго разбирались с системами управления внизу.
Но ни одна пулеметная точка в проходах не повернулась в нашу сторону.
И все же они знали о том, что мы здесь. Успели подготовиться.
Первого «шалуна», выпрыгнувшего из лифтовой, раскромсали сразу. Плотность огня снаружи была слишком велика даже для него. «Шалун» не успел зацепиться, закрепиться на уровне, откусить хотя бы кусок площади, чтобы мы могли спуститься вслед за ним. Его откинуло назад, в шахту лифта, и он свалился ниже, в технический просвет между дверьми на уровень и полом.
Мы висели в шахте, на разных высотах, не имея возможности выбраться.
– Гранаты пошли, – буднично заявил Тюжок, словно он ежедневно только и занимался, что пробивал брешь в чужих линиях обороны.
Хотя если подумать, частично так оно и было. Задания в последние месяцы валились одно за другим. Жаль лишь, что мы тушили пожар, бегая с решетом.
Сразу, как только раздались первые взрывы, на этаж выпрыгнул еще один «шалун». Потом еще.
Один из моих все еще оставался на предыдущем уровне – прикрывал нас сзади. Другой скакал по лестнице перед гражданскими, которых в этот раз мы отправили «легкой» дорогой. Последний из трех висел рядом, и я увеличил его активность, поощряя его последовать за своими собратьями.
Как только он выпрыгнул на этаж, у меня появилась картинка.
Здесь все было слегка сложнее, чем на промежуточных уровнях. Здесь располагалась сама машина Судного дня, в физической оболочке явленная нам в виде набитой суперкомпьютерами, изолированной серверной комнаты. Здесь был центральный пульт управления всей безопасностью базы. Пульт контроля за запуском ракет. Здесь было все, а еще множество складских помещений, спален, кухонь, оружейных комнат, туалетов и комнат отдыха.
Целый городок, рассчитанный на пару сотен военных, с несколькими отдельными зонами, в каждую из которых доступ ограничивался независимо.
Потенциально эти ребята могли бы здесь запереться и прекрасно просуществовать десяток лет.
Возможно, те, кто сейчас обижал наших «шалунов», именно это и планировали сделать. Просто слегка не успели. Запереться, закрыть створки броневых шлюзов, поменять коды у систем охраны на уровнях выше.
Был шанс, что они не разобрались еще и со всем остальным. Например, с тем, где здесь большая красная кнопка.
Я бы на их месте не спешил. Зачем торопиться с самоубийством?
Мой «шалун» выпустил ракету вдоль одного из коридоров, на какое‑то время заставив стрельбу в нем прекратиться. Двигаясь зигзагами, приблизился к углу комнаты. Я не знаю, почему мне показалось, что там стоит горшок с цветами. Наверное, потому, что в этом месте логично смотрелся бы именно он.
Но вместо цветка из угла стрелял дрон. Тот самый, четвероногий, с пулеметом, торчащим из рыла, и действительно слегка напоминающий собаку. Дога. Модель так и называлась, я видел ее в каталоге, хотя впервые имел возможность понаблюдать за ней воочию.
У «шалунов» явно была своя база с досье на все известные модели дронов. Мой парень даже стрелять не стал. Лишь подкатился поближе, зигзаг за зигзагом сокращая расстояние до своего механического врага, а потом сделал что‑то непонятное. Вроде как резанул «догу» где‑то под туловищем, около нескольких ног, и прямо под дулом пулемета.
Вражеский дрон упал и просто перестал шевелиться, полностью выведенный из строя.
Мой второй «шалун» крайне неудачно ворвался на уровень с лестницы. Чистая случайность – как раз в этот момент откуда‑то из глубины по лифту начали лупить из гранатомета. Лишь одна граната из шести попала в шахту лифта, зато остальные пять кучно легли рядом с «шалуном».
– Я ранен слегка, – спокойно заявил Тюжок. – Поднимусь чуток, подлатаюсь.
Слегка – это, конечно, он приврал. Кровь хлестала из посеченной осколками ноги, собиралась на ботинке и капала вниз. Но он был в сознании и уже начал себя перевязывать.
Я не стал ему помогать. Примерно прикинув, откуда лупили из гранатомета, я перевернулся на своей нитке и отправил туда гранату в ответ. Тут же поднялся обратно и зарядил в подствольник следующую.
Кто‑то начал стрелять с лестницы. Не дрон. Видимо, гражданские все же не послушались.
– Вашу мать, засуньте свои головы обратно в… и не высовывайте их больше! – крикнул Тоско. – Пойдете, когда будет приказ.
«Шалуны» наконец сумели оттеснить обороняющихся вглубь, давая нам возможность выбраться и закрепиться. Выстрелов меньше не становилось, но они стали звучать глуше, бой переместился куда‑то в глубину.
Они бы не стали отводить дронов от столь удобного места для обороны. Значит, дронов у них больше не осталось. Неплохо. А еще на этом уровне не было, как наверху, автоматических точек обороны, так что теперь наши конкуренты могли не торопиться с захватом управления. Здесь мы начинали играть на равных.
Я выбираюсь из лифтовой, тут же беру под контроль назначенный мне коридор и осматриваюсь. Минимум четырех «шалунов» все же расколошматили. Обидно. Собачек у них было не так и много, по крайней мере, здесь. Труп боевика лежит только один, но, думаю, что в глубине их должно быть больше.
С лестницы вывалились гражданские. Охранник, мой любимчик, явно получил смертельное ранение. Зомбоведа посекло, но несильно. Ведь говорили же – не высовываться. Зомбовед пытается пристроить к ране на груди умирающего хоть какую‑то повязку, зажать, остановить кровь. Но я и отсюда вижу, что рана слишком близко к сердцу. Экзо остаются секунды, не больше. Когда ведешь бой из‑за укрытия, получить ранение в грудь – большая глупость или большая редкость.
Охранник был дилетант, но мне его жаль. Пройти через город, заполненный бешенством, и сгинуть в каком‑то банальном бункере.
Я отворачиваюсь. Мой коридор тих, лишь где‑то впереди лютует «шалун».